Мой самый лютый враг
Этот закат придет холодной вспышкой, Расколет небо колокольный звон, И ляжет пепел траурной манишкой На грудь мою, и оборвется сон. Я вновь и вновь, не веря в колдовство, Заклятьем дом свой ветхий оплетаю, От гостя позднего молитвой затворяю Надежной, точно кованный засов. Так каждый раз, как только минет день, Сквозь сумерки неслышно возникает Неясная тревожащая тень, И двери отворить вновь умоляет. А я дрожу, зажав в ладони крест, А я гляжу на хладное сиянье Голодных глаз того, кто не воскрес, Кто смерть принял, отринув покаянье. - Впусти меня, - он просит в тишине, Призывом страстным голос в дом стучится, И лаской грешной, жаром по спине, На плоть мою истомную ложится. - Уйди, мертвец! — кричу я в злую ночь, - Ты всех забрал, кого я так любила, Иль сгинь в аду, но больше не проси, Чтоб в сердце я тебя свое пустила. Но он все ближе, тонкое стекло Меж нами крепостной стеной застыло. Он смотрит мне в глаза, он шепчет имя, И я уже не ведаю, где зло.
|
|
Его ладонь на призрачную грань Легко легла, как будто умоляя, И вот уже, забыв саму себя, Рукой ее я контур повторяю.
Скользят перста, рисуя свой узор, Вздыхает ночь, над крышей ветер веет. Незримо этот странный разговор Меж нами на мгновенье все изменит. Раскрыв окно и отложивши крест, Я губ его коснусь дыханьем жарким, И этот поцелуй горячий, сладкий, Разрушит многовековой запрет. - Закрой окно, - вдруг скажет мой палач. - Зажги свечу перед святой иконой, Я больше никогда в ночи безмолвной Не разбужу в тебе надрывный плач. - Земля мне дом, земля - моя тюрьма, Пуская судьба сия тебя минует. Прощай дитя... прощай, прости меня, Пусть зов тебя мой больше не волнует. И он ушел, мой самый лютый враг. Ночь ожила, запели песнь цикады... В след сотворив охранный древний знак, - Прощай, - шепнула я, захлопнув ставни. Этот рассвет придет холодной вспышкой, Расколет небо колокольный звон, И ляжет пепел траурной манишкой, Но не прерву я свой тревожный сон.
|