Глава 28 (середина)
В Милане реально нечем заняться.
Вы не подумайте, будто я быдло какое. Напротив. Я элита. Для родного района. Могу выговорить «превентивный» с первого раза и написать данное слово практически без ошибок.
Но тут действительно суровый минимум достопримечательностей. Если только ты не жертва моды. Не бьешься в экстазе при виде шоппинг молла и не рвешься на крутые показы. Не готов расталкивать конкурентов локтями на важной распродаже.
Хотя есть место, куда безотчетно стремится моя пропащая душа. Буду банальной, пойду проторенной дорогой. Когда становится совсем тяжело, невольно тянешься к Богу.
Ладонь касается шеи, пальцы скользят вокруг горла. Инстинктивное движение, никак не отвыкну.
Хочется сжать крестик, а я сжимаю пустоту. Кадуцей холоден, не согревает заледеневшую кожу. Чужой, неизвестный символ, который так к себе и не подпустила. Не часть меня, не часть моего мира.
Вырваться бы. Хоть на час, хоть на миг. Не знаю как, но знаю, что должна.
Прогулки разрешены исключительно под бдительным надзором охраны. Вот засада. Желаю сохранить анонимность, не собираюсь светиться.
Где же выход? Нельзя обмануть сутенера-зануду и здоровенных амбалов. После побега в Лондоне все начеку, ждут подвоха в любой момент.
- Опять грустишь, - небрежно роняет фон Вейганд.
Ничего не отвечаю, ограничиваюсь выразительным взглядом.
Не спим, не трахаемся. Зато исправно завтракаем вместе. Просто идеальная картина маслом.
Стискиваю столовые приборы, молча нарезаю еду на мелкие кусочки.
Сволочь.
Бросил одну посреди ночи. Вырвал из когтистых лап ночного кошмара, обнял и успокоил. А потом вонзил нож по самую рукоять. Завел, возбудил и свалил. Напугал до полусмерти. Справился, молодец.
- Может свежий воздух поднимет настроение, - заявляет невозмутимо. – Пройдись, не сиди взаперти, изучи город.
Обалдеть.
Отличная идея.
- Точно, - энергично киваю. – Это же такой кайф, гулять в компании левых мужиков и Андрея. Нет, они классные ребята, настоящие профессионалы своего дела. Но иногда возникает потребность уединиться, скрыться от посторонних глаз. Расслабиться, выдохнуть, пробежаться по магазинам без пристального наблюдения.
- Хорошо, - заключает с обезоруживающей простотой. – Больше никакого сопровождения.
- Шутишь? – восклицаю пораженно.
- Отнюдь, - парирует спокойно.
- А меры безопасности? Коварные происки лорда Мортона? – лихорадочно перечисляю основные причины для беспокойства. – Моя неистребимая тяга к скандалам, интригам, расследованиям?
- Я предоставлю тебе некоторую свободу, - говорит ровно. – Разрешу прогуляться по центру города.
- И в чем подстава? – шумно сглатываю, прикусываю губу, пытаюсь сдержаться, однако все равно срываюсь на допрос: – Мы на нейтральной территории? Милан – особенное место для вашего долбанутого ордена? С чего вдруг столько спонтанной милости?
Фон Вейганд поднимается, обходит стол и останавливается за моей спиной. Склоняется, обнимает. Крупные ладони медленно обводят плечи, слегка сдавливают.
- С того, что я соскучился по улыбке на твоем лице.
Поцелуй в макушку ощущается будто контрольный выстрел.
Болезненная судорога скручивает внутренности, гнетущий ужас сковывает тело, крадется вдоль позвоночника.
Лучше бы наорал. Оскорбил. Лучше бы ударил. Зверски избил. Все лучше обманчивой нежности.
- Реально позволишь? – уточняю глухо. – Пройтись в одиночестве?
- Недолго, - отвечает мягко. – Без злоупотребления.
- Ущипни, иначе не поверю, - посмеиваюсь нервно.
- Я не стану намеренно причинять боль, - отстраняется. – Мне действительно стоит многое пересмотреть. Клянусь, наши отношения изменятся.
Ага, конечно.
Поздравляю, Подольская.
Тебе п*здец.
- Спасибо, - выдаю еле слышно.
- Я слишком сильно давил и ограничивал, - продолжает вкрадчиво. – Прости.
Его доброта пугает до морозного озноба под кожей. Но не остается ничего иного кроме как покорно принять новые правила игры.
Собрался ловить на живца? Решил приманить Стаса? Или же проверяет границы моей наглости? Насколько далеко посмею зайти?
Эй, полегче, не рассчитывай на успех. С рискованными авантюрами покончено. Теперь я тише воды, ниже травы. Умело мимикрирую, послушно затыкаюсь и не отсвечиваю.
Дожидаюсь завершения трапезы, провожаю жестокого господина. С трудом перевожу дыхание, начинаю наряжаться. Надеваю скромное черное платье, закрытое, чуть ниже колена. Обуваю балетки на низком ходу. Набрасываю короткую куртку.
Настал черед отправиться в прошлое, коснуться вечности, побывать в излюбленном месте всех приезжающих сюда туристов.
***
Застывшая музыка. Кружево из мрамора. Пламенеющая готика. Как только не называют DuomodiMilano. И все это правда. Миланский собор впечатляет даже самое искушенное воображение.
Обычные здания отступают, послушно расступаются перед торжеством архитектурного искусства. Рядовые постройки теряются, обращаются в безликую серую массу, оттеняют великолепие ажурного фасада.
Сказочная иллюстрация вдруг оживает посреди современного города.
Башни и колонны сотканы из белого мрамора, парящие опоры едва касаются земли. Изящные шпили устремляются к небесам. Никакой мрачности, лишь свет и легкость. Царственная невесомость.
Бронзовые врата распахнуты, приглашают в чарующий мир на границе веков, туда, где любой смертный способен погрузиться в бесконечность.
Разные эпохи сливаются в единое целое.
Статуи пророков и апостолов, сцены из библейских сюжетов, фигуры атлантов. Все продумано до мелочей, дышит, пульсирует изнутри. Приковывает взор, не отпускает внимание.
Хочется податься вперед, дотронуться до гладкой поверхности камня, впитать и ощутить каждую из тысячи историй, о которых не прочтешь в летописях.
Если бы я разбиралась в тонкостях, рассказала бы вам подробности. Но с трудом отличаю горельеф от барельефа, поэтому скромно храню молчание.
Присоединяюсь к потоку туристов, ступаю дальше.
Впрочем, сегодня здесь не слишком многолюдно. Наплыв приезжих случится через пару месяцев.
Покидаю залитую солнцем улицу, проникаю в собор. Яркие витражи не позволяют сумраку сгуститься надо мной.
Высоченные потолки, узорчатые арки. Невольно поднимаю голову, запрокидываю назад. Взгляд скользит выше и выше, дыхание перехватывает.
Потрясающий вид.
Бесцельно брожу по периметру, рассеянно изучаю декорации. Мастерски украшенные стены, мощные колонны, резные алтари. Отключаюсь от реальности, совсем не замечаю массовку вокруг.
Интересно, когда начнется служба и вообще начнется ли.
Замираю у деревянной скамьи, наблюдаю за пылающими свечами. Тягучая усталость разливается по телу. Огонь трепещет в такт биению сердца, пространство охвачено невидимой рябью.
Наверное, стоило найти православную церковь. С другой стороны – к Богу можно обратиться везде.
Опускаюсь на сиденье, стараюсь унять алкоголическую дрожь в руках, переплетаю пальцы, сжимаю покрепче. Опять давлюсь слезами, преодолеваю немую истерику.
Тревога бьется под ребрами, не желает затихнуть ни на миг.
Едва шевелю губами, несколько раз повторяю «отче наш», единственную молитву, что ведома мне наизусть.
Становится легче, тяжесть меньше давит на плечи. Только горечь не исчезает, липкие щупальца страха обвивают горло.
Выторговываю временную передышку, живу взаймы, не надеюсь выкарабкаться на поверхность.
Продолжаю разглядывать горящие свечи, тупо уставившись перед собой.
Где я? Где моя смелость? Ирония? Воля к победе?
Морщусь, плотно смежив веки. Вспоминаю дедушку. Его лучистые глаза и громкий смех. Он был высоким и смуглым, походил на известного индийского актера. Подчиненные относились к нему с уважением, побаивались.
Разве этот сильный и стойкий человек мог умереть?
Каждый день вставал на работу в четыре утра, заваривал крепкий черный чай, собирался на автобус. Давно купил личное авто, но на работу ездил как прежде, вместе со всеми. Всю жизнь отдал заводу. Без преувеличения. Трудился там с юных лет. Днем учился, вечером шел в ночную смену. Строил цех, получал горячий стаж. Большую часть заработанных денег тратил на книги, занимался самообразованием. Когда понадобилось ехать заграницу, экстерном выучил английский. Подал кучу рацпредложений, они до сих пор хранятся дома, в кладовке, в пухлом портфеле.
А потом какой-то гад его уволил. Вызвал на ковер, отчитал и отправил в отставку, мол, постарел, утратил хватку, не тянешь обязанности.
Мой дед умер в собственном кабинете. Вернулся туда после встречи с директором, сел в свое кресло и больше не встал. Сердце не выдержало, врачи не успели спасти.
Хотела ли я отмщения? Пожалуй. Тот подонок заслужил сдохнуть в муках. Отличился не раз и не два. Свел в могилу прошлого руководителя предприятия, сократил множество людей, постоянно орал, унижал всех, кто попадался под горячую руку.
Но люди не имеют права вершить самосуд.
Вновь взираю на неровно полыхающее пламя свечей.
- Почему? – раздается свистящий шепот над ухом. – Порой иного выхода не существует, закон оказывается слаб и ничтожен. Требуется помощь.
Передергиваю плечами, осеняю себя крестным знамением. Лихорадочно оглядываюсь, проклинаю богатую фантазию.
Вдох-выдох. Все хорошо. Вдох-выдох. Я абсолютно спокойна и не нуждаюсь в помощи специалистов. Это не шизофрения, а результат эмоционального перенапряжения.
Бывает желаешь справедливого возмездия. Красивого, книжного. На деле же расклад паршивый.
Рассматриваю ладони, поворачиваю, придирчиво изучаю. Пальцы подрагивают, леденеют, покрываются прозрачным инеем. Крови не видно, только синюшная бледность.
Надо поставить свечку. Пусть в чужом храме, не важно. Изгнать холод, обрести источник тепла. Пусть призрачный, иллюзорный. Не суть. Ухватиться бы хоть за что-нибудь.
Резко поднимаюсь, шарю по карманам в поисках мелочи.
Чудесно.
Ни копейки. Вернее – ни единого евроцента. Натыкаюсь на бездушный пластик, исследую карту с долей раздражения.
Надеюсь, терминал тут найдется.
- May I help you? (Разрешите помочь?) – приятный мужской голос буквально обволакивает меня.
- There is no need, (Нет необходимости,) – отвечаю на автомате, оборачиваюсь и обмираю от неожиданности.
Вот это сюрприз.
Инстинктивно облизываю губы, моментально сожалею о содеянном, ибо во взгляде давнего знакомого проскальзывает опасная тень.
- You can get mine, (Возьмите мою,) – протягивает свечу.
- Thank you, (Благодарю,) – выдаю чуть слышно.
Тянет отшатнуться, отпрянуть, но не удается сдвинуться ни на миллиметр. Примерзаю к мраморному полу, не шевелюсь.
- It belongs to you, (Она принадлежит вам,) – продолжаю тихо.
- Not at all, (Вовсе нет,) – дарит ослепительную улыбку. - You can get anything you want. Just tell me. (Вы можете получить все, что пожелаете. Просто скажите мне.)
Из его уст подобная фраза звучит особенно пугающе.
Лорд Мортон.
Старший или младший? Какая разница. Сын наверняка в курсе поступков родного отца. Либо принимает активное участие, либо довольствуется ролью в зрительном зале. Не слишком принципиально.
Раньше я не осознавала серьезность происходящего, очертя голову неслась прямо на пламя. Теперь отчетливо понимаю, по приказу этого очаровательного парня любого человека заживо похоронят в сырой земле.
Что если у него есть своя Диана? Сломленная и запуганная, изувеченная игрушка. Личная рабыня, выдресированная для извращенных развлечений.
- I don’t wish to owe you, (Не хочу остаться в долгу,) – шумно сглатываю.
Безжалостный демон скрывается под ликом прекрасного ангела.
- Then let’s have a romantic dinner, (Тогда предлагаю романтический ужин,) – он ловко сбивает с толку, мигом использует преимущество.
- Nice joke, (Милая шутка,) – мой голос предательски срывается.
- Wade your cares away, (Прогоните дурные мысли,) – советует вкрадчиво. - It’s a candle, not an engagement ring. (Это свеча, а не обручальное кольцо.)
- Oh, yes, now I am relaxed, (О, да, теперь я расслаблена,) – судорожно выдыхаю.
Гай подбирается вплотную, спокойно и уверенно, поступью хищника, который никогда не сомневается в своем превосходстве.
- What would you prefer? (Что бы вы предпочли?) – не выпускает из-под прицела. - VeniceorVerona? (Венецию или Верону?)
- In what way? (В качестве чего?)
- As a place for our honey moon, (В качестве места для нашего медового месяца,) – поясняет невозмутимым тоном, после вкладывает свечу в мою руку, накрывает ладонью, вынуждая сжать пальцы.
- You should stop, (Вам следует прекратить,) – требую глухо.
- Don’t you notice? (Неужели не замечаете?) – наклоняется ниже, обжигает кожу горячим шепотом: - That’s our destiny. Young lovers, feuding families. We’re like Romeo and Juliet. (Это наша судьба. Юные любовники, враждующие семьи. Мы точно Ромео и Джульетта.)
- I doubt it, (Сомневаюсь,) – отступаю на шаг назад, сбрасываю оцепенение.
Очередной удар отражен.
Очередной, но явно не последний.
- Damn it, (Черт возьми,) – насмешливо хмыкает юноша. – Wallenberg is a lucky bastard, I confess I envy him. (Валленберг – везучий ублюдок, признаюсь, я завидую ему.)
- Watch what you say, (Осторожнее с выражениями,) – замечаю сухо.
Карие глаза искрятся весельем, однако легкий прищур выглядит угрожающе. Полные, идеально-очерченные губы складываются в ироничной ухмылке.
- Do you believe in God? (Верите в Бога?) – окидывает пространство выразительным взором. – Lots of suffering expressed here. Death and tortures are all around. (Множество страданий изображено здесь. Повсюду смерть и пытки.)
Совсем как на острове твоего чокнутого папаши.
Верно? Ничего не путаю? Поправь, если ошибаюсь.
Отступаю еще дальше.
- Have you seen the statue of Saint Bartholomew? He was skinned alive. (Видели статую святого Варфоломея? С него живьем содрали кожу.)
Скульптура не для слабонервных.
Каждая вена отображена, каждая мышца прорисована. Сначала создается впечатление, будто мужчина прикрывает наготу обычной тканью. А позже становится ясно, на плечо наброшена его собственная кожа.
- Why is your God so cruel? (Почему ваш Бог настолько жесток?) – юноша стремительно сокращает расстояние, вынуждает меня вжаться в стену. - How could he let it happen? (Как он мог позволить этому произойти?)
Улавливаю подозрительный подтекст.
- One shouldn’t blame God for what humans do, (Не стоит винить Бога за то, что творят люди,) – произношу мягко, но твердо.
- Right, (Верно,) – кивает и отстраняется, возвращает мне свободу.
Некоторое время медлю, выжидаю, мысленно анализирую ситуацию, прикидываю вероятное наказание за несанкционированную беседу с Гаем.
Не к добру свеча, ох, не к добру.
Мрачное знамение, не сулит ничего хорошего. Поди объясни, будто не виновата, юный лорд сам подстерег и завел непринужденный разговор. Опять подставляюсь по полной, шагаю прямо в огонь.
Господи, помоги.
Поворачиваюсь спиной к врагу, обращаюсь к неведомым силам, взываю о милости. Застываю в безотчетном поиске поддержки свыше.
Боже, не отпускай мою руку.
Спаси и сохрани, не дай сбиться с пути. Позволь черпать первобытную мощь из источника, сокрытого глубоко внутри.
Склоняю голову, медленно веду ладонью над пламенем.
- I didn’t expect to meet you, (Не ожидал вас встретить,) – нарушает тишину Мортон. – At least not here. (По крайней мере, не здесь.)
Несносный тип.
Не разрешает предаться унынию и рефлексии, отнимает столь удачную возможность разрыдаться и с упоением пожалеть себя. Принуждает сражаться, быстро соображать, занимать оборонительную позицию.
Удивительно смахивает на фон Вейганда.
- Well, I am sorry, (Ну, простите,) – бросаю равнодушно. - I didn’t mean to disappoint you. (Не хотела разочаровывать.)
- I bet there is no chance for you to disappoint me, (Спорим, у вас нет ни единого шанса меня разочаровать,) – парирует насмешливо. - Let’s have a walk? (Прогуляемся?)
Берет под локоть, увлекает за собой.
Наглости ему не занимать. Привык действовать, не тратит слова попусту. Хватает добычу и тащит в берлогу.
Неужели не боится?
- I don’t think... (Я не думаю) – мямлю на автопилоте.
Да, действительно не думаю.
Ничего не соображаю, регулярно лажаю, загоняю себя в угол. Будто загипнотизированная следую за Гаем Мортоном. Поднимаюсь по старинной лестнице на крышу собора.
Стоит взбунтоваться, вырваться, хотя бы ради приличия запротестовать. Однако покорно иду на заклание, усугубляю неизбежное наказание.
Это лорду нечего бояться. И терять нечего. Максимум получит в челюсть или по печени. Для меня же действуют иные законы, куда более суровые. Грубой физической расправой не отделаюсь.
Тогда какого хр*на торможу?
Пораженно выдыхаю, замираю и любуюсь открывшейся картиной. Круто, аж дыхание вышибает из легких.
Прислоняюсь к резному бортику, жадно исследую горизонт.
- Don’t worry, (Не волнуйтесь,) – заявляет Гай. – Wallenberg will not be jealous. (Валленберг не станет ревновать.)
Однозначно.
Пожурит и сжалится. Запрет в подвале до конца дней, испробует все пыточные агрегаты по очереди, затем обязательно успокоится.
Никакой агрессии, лишь садисткая изобретательность.
- He knows that I am going to get married, (Ему известно, я собираюсь жениться,) – заявляет небрежно.
Замечательные новости.
- My congratulations and best wishes, (Мои поздравления и наилучшие пожелания,) – роняю с неподдельной радостью.
Авось сойдет за смягчающие обстоятельства? Юноша занят, не претендую. У нас вполне невинные, чисто платонические отношения.
- Though marriage would never be an obstacle for me, (Хотя брак никогда не окажется преградой для меня,) – саркастически прибавляет он.
Блин, досадно.
Ни стыда, ни совести. Вот вам и цвет аристократического общества. Свадьба никому не мешает и никого не останавливает.
- If you fall in love you’ll change your mind, (Если влюбитесь, поменяете мнение), - замечаю холодно, пытаюсь остудить пыл оппонента.
Однако добиваюсь противоположного эффекта.
Гай безразлично относится к окружающим, не беспокоится о том, что любой прохожий может оказаться шпионом фон Вейганда. Он беззастенчиво скользит ладонями по моим плечам, обнимает за талию и подталкивает к стене. Грубо впечатывает в архитектурный шедевр.
Идеально-очерченные губы оказываются слишком близко, пухлые и манящие, невероятно искушающие.
- Do you really love him? (Правда, любишь его?) – спрашивает, опаляя уста прерывистым дыханием.
Однажды мы целовались.
Давно, в совершенно другой реальности. Дико, чудовищно, неправильно. Памятный момент отчетливо всплывает в сознании. Ярко и отчетливо, до мельчайших деталей.
Горю от желания. Только не к этому парню.
Он читает ответ по моим глазам и отступает, отдергивает руки, словно обжигается. Резко отстраняется.
- You remind me a woman I met many years ago. I don’t remember the colour of her eyes, I don’t remember her face. All the details faded away. There is only a vague image. (Ты похожа на женщину, которую я встретил много лет назад. Не помню цвет ее глаз, не помню лицо. Все детали постепенно исчезли. Остался лишь размытый образ.)
Склоняется, опирается о мраморные перила, взирает вдаль.
- My father was busy with his work as usual, some servant brought me to this cathedral, (Отец как всегда был занят работой, какой-то слуга привел меня в этот собор,) – вздыхает, криво усмехается. - The lecture about sights was rather boring but suddenly I saw her. Such a beauty. As if an angel came down to earth full of sin. She approached me and she touched my cheek softly. I am not sure but I guess she smiled. (Лекция о достопримечательностях оказалась довольно скучной, но вдруг я увидел ее. Такая красавица. Точно ангел спустилась на грешную землю. Она подошла ближе и нежно дотронулась до моей щеки. Не уверен, однако полагаю, она улыбнулась.)
Неожиданно умолкает и хмурится.
Солнечный свет меркнет, на прежде безоблачном небе собираются грозовые тучи. Поднимается ветер, срываются капли дождя.
- And then? (А потом?) – не выдерживаю паузы.
Кажется, лорд Мортон уже сожалеет о внезапной откровенности. Сам не понимает, зачем обнажает душу перед практически незнакомым человеком.
Выпрямляется, не спешит повернуться, изучает пейзаж.
- And then her husband showed up, (А потом появился ее муж,) – посмеивается. - He took her away. I was seven years old and could do nothing to change it. (Увел прочь. Мне было семь лет и я ничего не мог изменить.)
Выходит, даже для Гая существуют определенные ограничения.
- It’s stupid but every time I come to Milan I visit this place. I hope to see her again. (Глупость, тем не менее, посещаю это место всякий раз когда приезжаю в Милан. Надеюсь встретить ее вновь.)
Странное чувство зарождается внутри.
Словно пытаюсь ухватиться за горящую нить.
- Or maybe I hope to see her daughter, (А может надеюсь встретить ее дочь,) – пристально изучает меня. - She is too old now. (Она слишком стара сейчас.)
Что-то щелкает, но я не способна уловить что именно.
Момент безнадежно упущен.
- You’re hopeless, (Вы неисправимы,) – заявляю осуждающе.
- And you’re the first person whom I’ve ever told this story, (А вы первая, кому я когда-либо рассказывал эту историю,) – обезоруживает искренностью.
- It is a great honor for me, (Большая честь для меня,) – произношу ровно. - But I have to leave. (Но я вынуждена удалиться.)
Хотя куда теперь спешить? На собственную казнь?
- We’ll meet again sooner than you expect, (Мы увидимся скорее, чем вы ожидаете,) – игриво подмигивает юноша.
Только если романтичный шеф-монтажник не узнает о нынешней встрече. Не посадит меня под замок, не прибьет на месте без суда и следствия.
Молчу. Ничего не говорю вслух. Киваю с многозначительным видом, быстро направляюсь к выходу.
Любопытно.
Считаю ступеньки, спускаюсь вниз по лестнице, размышляю о превратностях судьбы.
В чем секрет? В чем загвоздка?
Не ощущаю никакой страсти, ни малейшего физического притяжения к этому парню. Не могу испытывать ненависть. Оцениваю угрозу, но не боюсь. Наше общение складывается просто, легко и приятно.
Почему так?..
И как объяснить все фон Вейганду.
***
Город засыпает, просыпается мафия.
Моя кожа бледна, не спасают румяна. Глаза густо подведены темным карандашом, ресницы дрожат, отбрасывают неровные тени на слегка припудренные щеки. Губы приоткрыты в затянувшемся вздохе.
Гигантское алое пятно контрастно выделяется на золотистом покрывале. Рваные края мерцают в полумраке. Это не кровь. Это платье из тончайшей, нежной ткани.
Мои волосы собраны в аккуратный пучок на затылке, несколько прядей выбиваются, создают изящный творческий беспорядок.
Не проклинай, не умоляй. Не надейся разжалобить. Грядет расплата за грехи. Кто не спрятался, сам виноват.
Слуги покидают комнату, и мне приходится приложить огромные усилия, чтобы не броситься следом за ними. Молюсь и матерюсь, приближаю рандеву в аду. Стараюсь держать марку.
I don’t give a fuck. (Поеб*ть.)
Повторяю раз за разом, пока на зубах не навязнет. Нервно тереблю пояс халата, изучаю собственный затравленный взгляд в зеркале. Вздрагиваю всем телом, когда отворяется дверь.
- Осторожно, я голая, - решаю по привычке припугнуть Андрея.
- Не страшно, - хриплый голос проникает в плоть и в кровь. – Я тоже.
Петля затягивается вокруг горла. Зрачки невольно расширяются, кожа враз покрывается мурашками.
Оборачиваюсь, реагирую рефлекторно.
- Лжешь, - бросаю разочарованно.
- Мы оба в этом преуспели, - парирует с издевательским смешком.
Черт.
Меня трясет, колотит точно в лихорадке, так, что зуб на зуб не попадает.
То ли от резкого перепада температуры, то ли от тяжелого взора, который не предвещает ничего хорошего.
- Готова поразвлечься? – ухмыляется фон Вейганд. – Нас ждет увлекательный вечер.
Инстинктивно оглядываюсь в поисках инструментов для зажигательной экзекуции. Не замечаю ни дыбы, ни тисков для дробления пальцев.
Реальный повод запереживать и напрячься.
- Подвал вроде далековато, - протягиваю неуверенно. – Если только не воспользуемся частным самолетом и не вернемся на родину, в Германию.
Заткнись, идиотка.
Не подсказывай ему варианты.
- Я собирался предложить оперу, - произносит задумчиво. – Не каждый день получаешь билеты на премьеру. Но твоя идея интригует гораздо больше.
- Шучу, - заявляю поспешно, истерично хихикаю. – Не могу себя контролировать. Юмор рвется наружу.
Ага, давай, поведай несколько увлекательных историй. Про Стаса, про Гая Мортона. Докажи мазохизм опытным путем. Опять. Молодец, так держать.
- Слушай, ты обязан вывести меня в свет, - поспешно развиваю тему. – Я же никогда не была в приличных местах. Балет не считается. Не досмотрела. Маша постоянно дергала, толкала в бок и тянула к выходу. Типа пляшут красиво, но как-то скучновато. Не позволила прикоснуться к прекрасному. Черствая натура, вполне логично, что потом она с легкостью запрыгнула на чужого жениха.
Он не торопится прокомментировать крик души, подходит к постели, изучает развратное платье. Никаких вырезов или разрезов. Скромная длина. Однако цвет бьет по глазам.
Неужели недоволен? Странно, ведь лично выбирал и одобрил.
- Одевайся, - произносит ровно.
Отступает, усаживается в кресло, широко расставив ноги.
Абсолютно трезвый и спокойный. Ни тени ярости, ни единого намека на скрытую агрессию. Безразличный наблюдатель.
Медленно поднимаюсь, делаю пару шагов.
От гулких ударов сердца становится физически больно. Язык примерзает к небу. Вся смелость вмиг выветривается.
Господи, как холодно. Не замечаю пламени под льдистым покровом.
В черных глазах клубится мрак. Беспросветная темнота. Возникает ощущение, будто бреду по туннелю без начала и конца.
Развязываю пояс, сбрасываю халат.
- Как твоя прогулка? – вкрадчивый вопрос стальной иглой врезается в мозг.
- Неплохо, - отвечаю уклончиво.
- Достучалась до небес? – спрашивает саркастически.
Замираю, не способна даже сглотнуть.
- Ты следил за мной? – бормочу надтреснутым голосом. – Обещал дать немного свободы, но снова контролировал каждый шаг.
- Надевай белье, - заявляет мрачно.
Покрываюсь испариной, послушно подчиняюсь, не смею опротестовать столь четкий приказ. Подступаю ближе к кровати, наклоняюсь, осторожно дотрагиваюсь до ажурного кружева. Сперва все выходит достаточно просто. Бюстгальтер и трусики приятно ласкают кожу. С чулками труднее. Пальцы дрожат, движения скованны, действую точно во сне. Хожу прямо по лезвию ножа.
- Нет, это не подходит, - чеканит фон Вейганд, когда я тянусь за платьем.
- Разве не ты... - замолкаю под недобрым взглядом, тут же отступаю на безопасное расстояние.
Мой палач лишь усмехается шире, приближается к огромному шкафу, распахивает настежь, методично перебирает содержимое.
- Лови, - бросает мне новый наряд.
Очень мило.
Крепко сжимаю мягкую стеганную ткань, украдкой рассматриваю очередной вердикт хозяина. Надеваю и оборачиваюсь, желаю внимательно разглядеть себя в зеркале. Не рискую провоцировать, благоразумно прикрываю наготу.
Целомудренное черное платье. Вырез лодочкой, рукав три четверти, длина до середины бедра. Вверху тонкая белая полоса, внизу полоса потолще.
Чистота и невинность.
В подобном выборе явно сквозит ирония.
Особенно если вспомнить про откровенное ярко-красное белье, которое скрывается под просторной рясой.
Стоп, наряд действительно навевает определенные ассоциации. Не успеваю раскрутить мысль до логического конца.
- Какая соблазнительная монашка, - нарочито елейно произносит фон Вейганд, подходит сзади, обнимает за талию, притягивает, впечатывая в собственное тело.
- Немного отдает богохульством, - замечаю нервно, дергаюсь, совершаю робкую попытку освободиться. – Прекрати.
- Боишься кары свыше? - склоняется, трется щекой о мою шею, вынуждая трепетать. – Не стоит, я сегодня в отличном расположении духа.
- Не гневи судьбу, - ощущаю приближение острого сердечного приступа.
- Еще не поняла? – запечатлевает жаркий поцелуй там, где неистово пульсирует яремная вена. – Я и есть твоя судьба.
And I’d walk through Hell for you. (И я пройду сквозь Ад ради тебя.)
Ты все, что есть у меня.
- Знаю, - шепчу одними губами.
- Тогда зачем сопротивляешься? – спрашивает насмешливо.
Иначе не умею.
Одержимая. Чокнутая. Абсолютно ненормальная и неадекватная. Давно разломана на части и перекроена. Безнадежно потеряна, однако борюсь.
_____________________________________________________________________________________________
Следующая выкладка будет гораздо больше и появится на следующих выходных (очень постараюсь!)
А пока... ну как вам?? Очень жду любые впечатления!
По традиции - комменты лучше писать сразу в тему или копировать из блога в тему, это облегчает процесс моих ответов)) Если продолжение понравилось, то жмем на "мне нравится"! И не забываем отметиться, ну, или остаемся анонимами))
Мне понравилось!