Глава 28 (окончание)
Есть только миг.
Хрупкая грань. Тонкая нить. Зыбкая гладь. Колкая власть. Скалистая пропасть, в которой так легко пропасть. Рухнуть вниз, позабыв об отсутствии крыльев. Вознестись и сгореть, не коснувшись небес.
Дольше не выйдет. Оборвется, сломается. Взвоет, взорвется, исчерпается. Нельзя удержать целый мир на сгорбленных плечах. Захватит и закружит, накроет обломками.
А потом уже поздно.
Возвращаться. Забирать слова назад. Падать на колени, униженно умолять. Исправлять ошибки, вычеркивать лишние строки. Замаливать грехи. Гнаться за несбыточной мечтой. Жадно ловить ртом стремительно ускользающий кислород.
Слишком поздно.
И выход только один.
По выжженной земле, по окровавленным осколкам. По тлеющим углям, по битому стеклу. Ползти, не сдаваться. Вслепую, наощупь. Сцепив зубы, чтоб даже челюсти свело.
Recitar. (Играть.)
Прятать истинное обличье под несмываемым слоем актерского грима. Рисовать улыбку на губах, что намертво скованы горечью. Имитировать настоящие эмоции.
- Плачь, детка, - издевательски шепчет внутренний голос. – Плачь.
- Сгинь, - бросаю беззлобно. – Проваливай подальше, не порти праздник.
Волнение охватывает меня от макушки до пяток. Ведь мы с фон Вейгандом редко выбираемся в свет. Особенно на столь торжественное мероприятие.
Премьера «Паяцы» Руджеро Леонкавалло.
Кстати, основано на реальных событиях. Определяю это, быстро забивая запрос в поисковике. Лихорадочно открываю новые вкладки, пробегаю взглядом по экрану мобильного. Пишут: автор стремился изобразить жизнь и вдохновлялся правдой.
Мило, оригинально.
В опере разбираюсь приблизительно как в балете. Хм, никак. Вот только не хотелось бы опозориться. Шеф-монтажник тут явно не в первый раз, известный эстет и ценитель, а я традиционно не дотягиваю.
Постоянно возникает ощущение будто не вписываюсь в общую картину, выбиваюсь из ритма. Представляю собой абсолютно инородный элемент.
Автомобиль тормозит, прячу телефон в миниатюрную сумку. Уже не пытаюсь вникнуть в либретто, разобрать тонкости сюжета.
Смотрю на здание прямо по курсу. Самое обычное, ничем не примечательное. Наш старый драматический театр и то выглядел гораздо более впечатляюще.
Немного приободряюсь.
Всего три этажа, скромный фасад. На контрасте с Дуомо выглядит словно нищенка в жалких лохмотьях.
Может, справимся? Совладаем с растрепанными чувствами?
Покидаю уютный салон, очень стараюсь не споткнуться, не ударить в грязь лицом. Отвыкла от каблуков. Колени невольно подгибаются.
Фон Вейганд подает мне руку, помогает изгнать страх.
Моя заледеневшая ладонь тонет в капкане обжигающих пальцев. Невольно вздрагиваю. Вспыхиваю, однако не согреваюсь.
Проклятье.
Этот мужчина отнимает способность дышать.
Сопротивление бесполезно, капитуляция неизбежна.
Он такой высокий и огромный, а я маленькая. Не нужно ничего представлять, от одной мысли о его тотальном превосходстве становится жарко.
Выпрямляюсь, двигаюсь вперед. Пробую сосредоточить внимание на архитектуре. Голодным взором впиваюсь в Teatro alla Scala.
Строгие линии, четкие контуры. Мягкая подсветка. Снаружи достаточно демократично и не чопорно. Зато внутри царит невероятная роскошь. Отделка в светлых тонах, позолота, утонченный декор. Множество зеркал.
Не сдерживаю возглас удивления, оглядываюсь по сторонам.
Соглашусь, встречала и покруче. Однако здесь живет совершенно особенный дух. Витает неуловимая магия искусства.
- А ты знала, что «Ла Скала» построили на месте церкви? – вдруг спрашивает фон Вейганд.
- Нет, - нервно сглатываю.
Ожидаю продолжения, однако напрасно. Меня не удостаивают ни единой фразой, просто ведут дальше.
Пытаюсь отвлечься, рассматриваю публику вокруг.
Не все присутствующие облачены в идеальные костюмы и вечерние платья. Кто-то одет повседневно. А кто-то дефелирует в бриллиантах и норковых манто.
Замечаю мужчин и женщин в длинных черных мантиях. Служащие театра. Карабинеры? Капельдинеры? Не помню как правильно.
Мы поднимаемся по лестнице, а я не чувствую ног.
На горизонте маячит буфет.
Столы ломятся от изысканных явств. В основном закуски. Разные виды сыра. Креветки. Жюльены и тарталетки. Шампанское. Вино. Найдется апперетив на любой вкус.
Сюда пускают не всех, только избранных посетителей из VIP-лож.
Самое время забыться в еде и алкоголе, однако кусок в горло не лезет. Раскаленный ком застывает в районе гортани. С трудом перевожу дыхание.
Какого черта играю в партизана?
Надо рассказать, хотя бы про Гая. Начать с малого. Да и Стаса беречь незачем. Стоит опасаться лишь за собственную задницу, которая вновь нарывается на приключения и неприятности.
Открываю рот, но не успеваю вымолвить ни слова.
- Good to see you, Wallenberg (Приятно вас видеть, Валленберг), – раздается бархатный баритон.
Поворачиваюсь на звук и вижу довольно привлекательного мужчину средних лет. Блондин с голубыми глазами. По росту не уступает фон Вейганду. Широкоплечий, атлетического телосложения.
- Senator Waker (Сенатор Уокер), – шеф-монтажник ограничивается легким кивком.
Вот это люди, практически в Голливуде.
Единственный Уокер, что мне отлично известен, – Уокер, который техасский рейнджер. Не спорю, отдает нафталином. Однако под сердцем все равно клубится ностальгия.
- Small world (Мир тесен), – губы политика змеятся в коварной ухмылке.
Вроде красивый, обаятельный, тем не менее очень отталкивающий. Мутный и скользкий тип, не внушает ни капли доверия.
- I bet you remember my wife (Бьюсь об заклад, помните мою супругу), – заявляет ледяным тоном.
Только теперь замечаю его спутницу.
- He surely does (Разумеется, он помнит), – дама расплывается в многозначительной усмешке.
Стерва, не иначе как клинья подбивает.
Еще и стройная. С гигантской грудью и осиной талией. Почти без морщин. Да она нарывается. Зараза. Кошка драная.
Пусть поумерит аппетит, не то патлы ей повыдергиваю.
- But I have never seen this young lady before (Но я никогда прежде не встречал эту юную леди), – заключает сенатор.
- Баронесса Бадовская, - заявляю с лучезарной улыбкой. – I am pleased to meet you(Рада познакомиться).
- Are you just friends or more? (Вы просто друзья или нечто большее?) – осведомляется нахальная сенаторша, пожирает фон Вейганда голодным взором. – Would you like me to remind you about our cooking lessons? (Хотите, напомню о наших уроках готовки?)
- Darling (Дорогая), – резко обрывает ее супруг, грубо гасит запал: - Go and get some drinks (Сходи за напитками).
- That is all you need me for (Я только для этого тебе и нужна), – брезгливо кривится, не спешит взбунтоваться, лишь напоследок отпускает колкость: - What can I say? There are men who knows how to use a rolling pin six ways from Sunday. Don’t be jealous, sweetheart. (Что сказать? Существуют мужчины, которые пользуются скалкой долго и умеючи. Не ревнуй, милый.)
Тянет врезать ей в торец.
Какая на хрен скалка? Какие уроки готовки?
Сжимаю и разжимаю кулаки.
- Excuse her behavior (Простите ее поведение), – равнодушно замечает сенатор. - She is on antidepressants (Она на антидепрессантах).
По ходу таблетки не помогают, смените лечащего врача.
- Never mind (Ничего страшного), – отмахивается фон Вейганд.
Что?!
А если бы посреди зала возник Гай Мортон и поведал про то, как мы вдохновенно лепили вареники? Пекли пирожки в интимной обстановке? Нарезали салат «Айсберг» тет-а-тет?
Понаблюдала бы я за твоей реакцией.
- Baroness, I should confess I owe everything I have to this person (Баронесса, я должен признаться, что обязан этому человеку всем, чем владею), – говорит Уокер, изучая меня немигающим, рыбьим взором. - He helped me a lot during the election campaign (Он очень помог мне во время предвыборной кампании).
- You overestimate my contribution (Вы переоцениваете мой вклад), – холодно произносит шеф-монтажник.
- No, I am very realistic (Нет, яоченьреалистичен), – отрицательнокачаетголовой. – I hope we could discuss the new case as soon as possible (Надеюсь, мы можем обсудить новое дело поскорее).
- We could do it after the performance (Можем обсудить после спектакля), – отвечает ровно.
- It is better to start now (Лучше начать сейчас), – бросает настойчиво, для верности прибавляет: -Believe me (Поверьте).
Ну, хорошо, не кипишуй.
Давай поболтаем прямо тут, все равно народ вокруг сплетничает преимущественно на итальянском. Заведение приличное, никто не посмеет подслушать. Поэтому не стесняйся, смело обнажай истину.
Главное, чтоб твоя прибабахнутая женушка не вернулась.
- Жди здесь, - вкрадчиво сообщает фон Вейганд, отпускает мою руку.
- Нет, - вырывается непроизвольно, интинктивно устремляюсь за ним.
Не уходи, не оставляй одну в темноте.
- Не смей, - бормочу сдавленно.
Пусть повсюду ярко горят люстры и задорно хохочут чужаки. Без тебя только мрак и одиночество. Без тебя ничего нет.
- Успокойся, - отрезвляет суровым тоном.
Тяну его за локоть, заставляю наклониться.
- Kocham cie (Люблю), – жарким шепотом выдаю на ухо. – Не беспокойся, не чокнулась. Это по-польски.
После памятного провала с лордом Мортоном я решила подстраховаться. Выучила несколько колыбельных и еще пару фраз по мелочи.
- Jestes moim powietrzem (Ты мой воздух), – выдыхаю судорожно, резко повышаю градус розово-сахарной сопливости: - Moje slonce, moj kwiatuszku. (Мое солнце, мой цветочек.)
- Знаю, - роняет лаконично.
- В смысле?
- Знаю польский, - охотно уточняет. – Не в идеале, но суть понимаю.
Любопытно.
А есть на свете хоть что-нибудь тебе неведомое?
- Не скучай, - мягко отстраняет и удаляется для приватной беседы.
Да, пожалуй.
Ты не догадываешься как быть нормальным человеком.
Обычным. Среднестатистическим. Заурядным. Уязвимым. Слабым. В принципе просто разным. С правом на ошибку, на смену планов.
Беру бокал шампанского, делаю глоток.
Значит, он спал с этой отвратительной бабой? Ладно, если судить объективно, она очень даже ничего. Сойдет.
Боже, ощущение такое, будто пуля входит в шейный позвонок.
Зря себя накручиваю, нужно расслабиться.
Пью до дна, залпом. Поворачиваюсь за добавкой и почти наталкиваюсь на неизвестного паренька.
Темная мантия, сверкающая цепь. Кар... Стоп, погоди. Карабинеры снаружи, а внутри капельдинеры. Вроде не путаю. Иногда могу блеснуть интеллектом. Учителя должны мною гордиться.
- В'язень Азкабану чекає на вас (Узник Азкабана ждет вас), – заявляет незнакомец на чистейшем украинском.
Часто моргаю, стараюсь изгнать морок.
- У таємнiй кiмнатi (В тайной комнате), – добавляет парень, протягивает программку и двигается дальше.
Чудесно. Доигралась с языками, дошутилась и довыделывалась. Теперь мерещиться полная бредятина. Жена сенатора обязана поделиться транквилизаторами.
- А? – вопрошаю не слишком подробно. – Кто?
Капельдинер не реагирует, с учтивым видом проходит мимо.
- That is not funny (Не смешно), – ступаю следом. – What do you mean? (Что вы имеете ввиду?)
Он замирает, колеблется лишь мгновение.
- Stas is waiting for you(Стас ждет вас), – поясняет тихо. – You know where (Вы знаете где).
Быстро исчезает, ловко скрывается за фигурами, которые расплываются перед моими глазами.
Что за дерьмо?
Узник Азкабана. Стас. Тайная комната. Ждет вас.
Комкаю программку, швыряю в ближайшую урну. Отрывистый речитатив стрекочет в агонизирующем сознании.
Либо окончательно теряю рассудок, либо обретаю свет в конце тунеля.
Как мой бывший жених оказался в Милане? Может это подстава? Очередная ловушка или проверка на вшивость?
Плотно смежив веки, перематываю назад. Стараюсь не замечать, как нервно дергается уголок рта. Вверх-вниз, точно стрелка часов, у которых безнадежно села батарейка.
Возвращаюсь обратно в тошнотворно благополучное прошлое. Еще не отправлена на съедение бандитам, еще не брошена накануне свадьбы.
Сидим за семейным столом, бабушка приготовила фирменный плов. Папа хохочет, рассказывает жуткую историю о том, как я застряла в сельском туалете, когда там сломался замок.
- Прямо узник Азкабана, - отец привычно глумится над моей нежной любовью ко Вселенной Гарри Поттера, подмигивает: – В тайной комнате.
- Прекращай, - фыркаю сердито. – Азкабан – это тюрьма, а тайная комната расположена в Хогвартсе. Не надо издеваться над святым.
Никто не слушает, все ржут.
Компромат озвучен не раз и не два. Позорную байку слышали многие родственники и знакомые. Но в тот конкретный раз с нами был Стас.
Гребаный мошенник запомнил каждое слово.
Завербовал помощника в «Ла Скала», принудил обратиться ко мне на языке, который вряд ли известен широкой общественности. Забросил крючок и терпеливо ждет. Старательно забивает гвозди в мой гроб.
Неужели реально считает, что опять поведусь? Брошусь прямо в огонь? Напрочь позабуду об осторожности?
Бл*ть.
Ублюдок слишком хорошо изучил меня. Шило не позволяет сидеть спокойно, вечно толкает на суицидальные подвиги.
- Kochanie (Любимая), - хриплый шепот вынуждает содрогнуться.
Сильные руки обвиваются вокруг талии, прижимают к мощному телу.
- Вот откуда нахватался, - сетую с плохо маскируемой досадой. – Так, забей. Не хочешь просветить насчет кулинарных уроков?
- Посмотрим, - бросает елейно.
- Когда? – мигом оживляюсь.
- В обозримом будущем, - отвечает вкрадчиво. – Пойдем, иначе пропустим самое интересное.
Официальные источники сообщат, что данный оперный театр славится непревзойденной акустикой. Коварные слухи тут же опорочат репутацию, типа после ремонта волшебство испарилось.
Но вы не читайте постную фигню и не слушайте всякие глупости.
Здесь охренительно. Честное пионерское, не вру. Как почетный завсегдатай королевской ложи говорю.
Покупайте билет, а лучше добывайте на халяву, и вперед.
Уверяю, не разочаруетесь.
- I always keep my promises (Я всегда выполняю обещания), – заявляет Гай Мортон и широко улыбается.
Берет мою руку, целует, проявляет завидную галантность.
Теперь ясно почему обещал скорую встречу, знал, что посетим «Ла Скала» вместе. Еще и сядем по соседству. Радужная перспектива, ничего не попишешь.
Смотрю на прекрасную спутницу юного лорда. Модельная внешность, аристократическая утонченность. Икона стиля с глянцевой обложки. Она определенно не в восторге. А к фон Вейганду даже страшно поворачиваться. И без того мороз по коже.
Нажмем на паузу? Вынуждена признать у меня передозировка от вихря крышесносных впечатлений. Жажду остановиться и передохнуть. У кого-нибудь найдется «Твикс»?
Так, отставить панику.
- What a fabulous surprise (Какой великолепный сюрприз), - рядом слышится радостный визг. - We're very close to each other (Мы очень близко друг к другу).
- Darling, slow down (Дорогая, угомонись), - чеканит сенатор.
- I'm trying to be polite (Я стараюсь быть вежливой), - недоумевающе пожимает плечами его супруга, ступает вперед и оккупирует нашу королевскую ложу.
- You're trying too hard (Ты слишком стараешься), - хмуро произносит Уокер.
Не спорю, я действительно просила о «Твиксе», но имела ввиду совсем другую сладкую парочку. И вообще. Королевская ложа не резиновая. Как и Милан. Понаехали тут.
Происходит стандартный обмен любезностями, все представляются и занимают места согласно купленным билетам. Однако напряжение зашкаливает. Мы с фон Вейгандом в самом центре. Около меня присаживаются юный Мортон и его очаровательная невеста, около моего мужчины располагаются назойливые американцы.
Тянет отгородиться от общества, выстроить стену и остаться наедине, избавиться от лишних свидетелей.
- Congratulate me (Поздравьте меня), - пальцы Гая как бы невзначай касаются локтя, поглаживают сквозь ткань и устремляются к запястью, нежно обводят и замыкаются вокруг, сдавливают. - That is the first time when I am at the opera and have no desire to fall asleep (Впервые нахожусь в опере и не испытываю желания уснуть).
Нервно усмехаюсь, затрудняюсь подобрать достойный ответ.
Конечно, он классный парень. Но зачем пристал? Подводит под монастырь или сразу на плаху. Болтать с ним легко, даже весело. Только не хочу нарываться.
Для него это мимолетная забава, а мне огребать.
- Don’t worry, it will stay between us (Не волнуйтесь, это останется между нами), - шепчет на ухо. - Our secret (Наш секрет).
Чего он добивается? Медленной и мучительной смерти? Показательной казни? Кровавой бани?
Палача не придется долго упрашивать, с удовольствием воплотит в реальность любые фантазии.
- There is no secret (Нет никакого секрета), - бормочу с возмущением.
- How could you be so sure? (Как вы можете быть настолько уверены?) – его губы почти касаются моей щеки, а пальцы смело скользят по внутренней стороне ладони.
Задыхаюсь от вопиющей наглости.
Нужно собраться и очнуться от предательского оцепенения. Вздрогнуть, дернуться, вырваться. Моментально разорвать затянувшийся контакт.
Но шевельнуться не выходит.
- I am sure you have already seen the performance (Я уверен, вы уже видели спектакль), - в хриплом голосе фон Вейганда слышится неприкрытая угроза.
Поздно. Хотя нет. Еще успею провалиться под землю.
- You are right (Вы правы), - спокойно подтверждает Гай, не спешит ретироваться, не отпускает мою руку.
Проклятье. У него тоже атрофировано чувство самосохранения? Не завидую бедняге.
- And I am also sure that you have no desire to become a part of it (И я также уверен, у вас нет желания становиться частью представления), - холодно продолжает фон Вейганд.
Между строк таится недобрый подтекст.
- I am always interested in getting new experience (Я всегда заинтересован в получении нового опыта), - насмешливо парирует Мортон.
- I thought you had enough (Я полагал, вы получили достаточно), - припечатывает мрачно.
Намек на эпизод в массажном кабинете или стоит копнуть глубже?
- I am young and I am eager to learn (Я молод и жажду учиться), - не изменяет ироничной манере, однако отстраняется.
Возможно, ситуация устаканится.
- I will give you a lesson (Я преподам вам урок), - криво улыбается фон Вейганд.
Нет, едва ли.
- I look forward to it (Жду с нетерпением), - хмыкает Гай.
Звери метят территорию, лучше не встревать, не лезть между двух огней.
- And will you give a lesson to me? (А мне преподашь?) – бесцеремонно врывается в беседу треклятая сенаторша. - I would love to break at least one more table. (Я бы с удовольствием сломала по крайней мере еще один стол).
Теперь и мне очень хочется что-нибудь пометить.
- Do you remember? (Помнишь?) – дрянь подается вперед, фамильярно кладет ладонь на бедро фон Вейганда.
Мои глаза округляются помимо воли.
Охр*неть.
Что это за мода лапать чужое?
- I remember (Помню), - он перехватывает ее запястье, ледяным тоном произносит: - How to break (Как ломать).
Гадина затыкается.
А я не сдерживаю эмоции.
- Kurwa (С*ка), - выдаю практически беззвучно, стискиваю сумку изо всех сил.
- Не ругайся, - бросает фон Вейганд с обманчивой мягкостью. – Иначе придется вырвать тебе язык.
Горячая рука накрывает мои враз заледеневшие пальцы.
Свет гаснет. Ядовито-бордовый занавес раскрывается, взлетает вверх, собираясь идеальными складками. Раздается игривая мелодия.
- Я случайно встретила Гая Мортона в соборе, - признаюсь скороговоркой.
- Ты не обязана оправдываться, - отвечает ровно.
Легкий и забавный ритм наполняется тревожными нотами. На мгновение музыка исчезает, затихает почти полностью, а после возвращается, робко и осторожно, будто крадучись. В ней открываются новые грани.
Когда начинают петь, не понимаю ни слова. Хоть прежде и учила итальянский, далеко не продвинулась.
Тогда почему пробирает? До костей, до дрожи. Подступают непрошеные слезы, срываются вниз с трепещущих ресниц.
Черт, требую перевод.
Впиваюсь взглядом в сцену, жадно пытаюсь уловить суть.
- Это пролог, - заявляет фон Вейганд, вновь проникая в мои мысли. – Рассуждения о театре. Правдивы ли страдания актеров? Где истина, а где ложь?
Закусываю губу, стараюсь не завопить в голос.
- Мы живем и любим как люди, - цитирует он, склоняется ниже и опаляет жарким шепотом. – Загляните в наши души, забудьте, что перед вами комедианты.
Просто совпадение, извечная тема.
Грустные клоуны, вынужденная необходимость притворяться, примерять разные образы. Ничего принципиально нового. Заурядная банальщина.
- Складно поют, - киваю. – И костюмы интересные.
Воцаряется тишина.
Мое сердце бьется слишком громко. Мигом выдает волнение. Тягучие удары крови во взмокших висках оглушают.
Однако пауза длится недолго. Слышится вой труб, раздается бой барабанов. Издалека доносится смех, после – свист и детские крики. На сцене возникает галдящая толпа, быстро затапливает подмостки.
- Первое действие, - поясняет фон Вейганд. – Бродячие актеры приехали в деревню, крестьяне жаждут увидеть представление, посмеяться и развлечься. Хозяин труппы приглашает всех на вечерний спектакль.
- Значит, это комедия? – оборачиваюсь, тщетно пытаюсь поймать его взгляд.
- Узнаешь, - бросает иронично, взирает мимо. – Смотри.
- Нет, лучше ты посмотри, - требую настойчиво. – На меня.
- Баронесса, не отвлекайтесь, - посмеивается, одаривает тяжелым взором, нежно берет за подбородок и мягко, но твердо вынуждает повернуться в сторону сцены.
Впереди возникает повозка с обворожительной примадонной. Один мужчина подает даме руку. А другой резко отстраняет его, сам помогает женщине спуститься.
- Ревнивый муж никому не позволит посягнуть на то, что принадлежит только ему. Быстро пресечет любые вольности, - облегчает понимание фон Вейганд. – В театре он паяц, но в жизни с ним лучше не шутить и не играть.
Я с трудом воспринимаю смысл, напрасно пробую побороть безотчетный ужас. Отвлечься не удается. Не спасает ни пение, ни музыка. Блеск и красота нарядов больше не трогают, ни капли не впечатляют.
Абстрагироваться не выходит, нахожу у себя все симптомы панической атаки. Тошнота, головокружение, учащенное серцебиение. Боль в груди, дезориентация. Четкое ощущение абсолютной нереальности происходящего.
Меня нельзя брать в разведку, сразу сдамся с повинной.
- Его жена испугана, - сухо продолжает фон Вейганд. – Переживает, вдруг он догадается о ее тайне.
Хватит.
Нервы искрят.
- Прости, - выдыхаю судорожно, сдавленно бормочу: - Н-нужно в-выйти, от-тойти в туалет. Скоро вернусь.
- Иди, - бросает равнодушно. – Тебя проведут.
Капельдинеры заботятся о комфорте посетителей. Не оставляют гостей ни на миг, рады предоставить сопровождение и ответить на вопросы. Всегда помогут и поддержат.
Разглядываю парня в мантии, пытаюсь вспомнить, не он ли передал послание от Стаса. И вообще, было ли это послание. Может, просто выдумка? Сон наяву? Очередная вспышка бурного воображения?
Делаю глубокий вдох и не менее глубокий выдох. Шагаю дальше, стараюсь наплевать на липкую панику.
Еще немного и коротнет, будет сбой в программе.
Какого хр*на вытворяю? Зачем лезу на рожон? Ради чего подставляюсь? Стоит замереть, остановиться и посудить логически.
Я трясусь от страха, но не меняю план. Только усугубляю. Направляюсь прямо в ловушку. Достаточно поманить пальцем, пробудить любопытство – и брошусь в пропасть. Сигану вниз без лишних раздумий.
Кому даю шанс? Стас уже однажды предал. Что ожидаю от него услышать? Виртуозные оправдания, новые признания.
Дурацкая затея.
Следует перемотать, возвратиться, пока не поздно. Ладно, можно не доносить фон Вейганду. Поморозиться, промолчать в стандартной манере. Забыть, вытеснить на задворки сознания.
Однако я уперто двигаюсь к намеченной цели. Плюю на технику безопасности, не замечаю, как лед трещит под каблуками. Голову выше, плечи ровнее.
Вдруг повезет? Никто не застукает на горячем, получу ценную информацию. А тысячи предупреждающих знаков единогласно ошибаются.
Надеюсь на удачу.
В «Ла Скала» несколько туалетов, не факт, что тайное свидание назначено именно в этом. Проверим опытным путем.
Благодарю капельдинера, прохожу вперед и оказываюсь в одиночестве. Расстегиваю сумку, ищу успокоительное.
Данная комната предназначена для VIP, сюда пускают только самые важные задницы.
Вот он успех. Пальцы трепещут, перед глазами все плывет, психика искалечена. Зато элитный толчок в моем полном распоряжении.
- Убогий интерьерчик, - критично резюмирует внутренний голос.
- Обычный, - не настроена придираться.
Зеркала, умывальник, сверкающий кафель. Мальчики налево, девочки направо. Минимум изысков. Скупо и без вывертов, в классическом стиле.
Выуживаю сигарету, секретную заначку на крайний случай.
- Черт, - истерично посмеиваюсь. – Поджечь нечем.
У кого-нибудь найдутся спички?
- Держи, - рядом щелкает зажигалка.
Вздрагиваю и отшатываюсь.
- Ты, - выдаю с горечью. – Чего хочешь? Зачем преследуешь?
Стас возникает словно из ниоткуда. Призрак прошлого, тень прерванной жизни. Эхо несбывшегося, бесплотный фантом.
Хотя наверное он стоял сзади, у входной двери. Просто я не заметила, не обратила внимания.
В его появлении нет ничего инфернального.
- Опять вырядился, - фыркаю. – К чему эта клоунада?
На сей раз он в костюме капельдинера.
- Я должен тебе помочь, - произносит тихо.
- Отлично, тогда давай зажигалку и проваливай, - нервно тереблю сигарету.
Подчиняется лишь частично, не спешит удалиться.
- Я знаю, что поступил неправильно, - нарушает молчание.
- Почему же, гениально, - протягиваю издевательски. – Кинул бандитов на пятсот штук, свинтил прямо перед свадьбой. Сплошные ништяки. Свобода и куча бабла.
- Иногда правильного выбора нет, - бросает глухо.
Закуриваю, ничего не говорю, боюсь сорваться.
- Я могу исправить положение, - продолжает он. – Ты пришла. Значит, доверяешь, а это дает надежду.
- Я пришла, потому что я идиотка, - отмахиваюсь. – Не стоит делать выводы на основе моей безграничной тупости.
Дым сигарет с ментолом застилает сознание. Расслабляет и дарит умиротворение, окутывает призрачной пеленой.
- Советую убираться и поскорее, - заявляю настойчиво. – Не дразни того, с кем не сумеешь тягаться. И я сейчас не о себе.
- Понимаю, - согласно кивает.
- Вряд ли, - криво усмехаюсь, делаю несколько коротких затяжек. – Хочешь стать мертвым по-настоящему? Не только в газетах? Даже не буду тратить время, объяснять детали. Вали, пока есть такая возможность.
- Я не брошу тебя, - говорит твердо.
- Уже бросил, - закашливаюсь. – Эй, тормози. Поезд ушел, мы не обручены. Предательство избавило ото всех обязательств.
Он подходит ко мне. Не вплотную, сохраняет дистанцию. Заправляет выбившуюся прядь моих волос за ухо.
Знакомое движение. Повторялось множество раз. Срабатывает точно якорь в НЛП, отбрасывает назад, погружает в беззаботное время.
Мы засыпали и просыпались вместе. Никакого секса, только поцелуи и невинный сон. Иллюзия близости.
- Хватит, - отстраняюсь, отступаю. – Конечно, ты помнишь разные милые мелочи, вроде истории про тайную комнату и узника Азкабана. Только слишком поздно что-то менять, простим друг друга и попрощаемся.
- Я помогу, - опять приближается, не касается, замирает рядом. – Верь мне.
- Не нуждаюсь в твоей помощи, - затягиваюсь и выдыхаю дым в потолок. – Бред.
- Нам необходимо встретиться снова, - сбивает с ног единственной фразой.
- Что? Издеваешься? – раздражение вырывается на волю. – Достаточно встреч и пустых бесед.
- Я не успею все объяснить здесь, - бросает взор на часы. – Завтра ты возвращаешься в Германию. Уверен, предоставится удобная возможность. Запомни отель в Мюнхене.
Тупо моргаю.
Он оглашает координаты.
- Окончательно спятил? – спрашиваю пораженно. – Я не приду.
- А я все равно буду ждать тебя там, - улыбается. – Каждый день.
- Стоп, - шумно сглатываю. – Откуда тебе известно расписание? Когда и куда поеду, прочие детали. Вообще как ты тут оказался?
- Долгая история, - отвечает уклончиво. – Расскажу позже.
- Не катит, - тушу сигарету об умывальник. – Выкладывай хотя бы что-нибудь. Сначала клялся в любви, потом сбежал. Назови уважительную причину для подобного вранья.
- Я не врал, - ловит мой взгляд.
Убедительно играет.
Гребаный аферист.
- Ну да, втрескался по уши, - презрительно хмыкаю. – Влюбился в потное чудище, скачущее по беговой дорожке. Прямо вот сразу, посмотрел и пропал.
- Не совсем так, - выдерживает паузу. – Сперва это была работа. Заказ.
- В смысле? – сжимаю фильтр в кулаке.
- Меня наняли, - отворачивается. – Поступило задание войти в контакт и соблазнить, довести дело до свадьбы.
- Что? – еле двигаю губами, не въезжаю. – Кто?
Открываю сумку, лихорадочно ищу новую сигарету.
- Кому такое нужно? – дышу через раз, с огромным трудом.
- Не знаю, еще не выяснил.
- За деньги? – голос срывается, звучит непривычно хрипло.
- Нет, ставка гораздо выше.
Шумно сглатываю, пробую восстановить контроль над собственным телом. Удается с трудом.
- Ты альфонс? – взираю в упор.
- Я не горжусь своими поступками.
- Ладно, не важно, - оборачиваюсь к зеркалу, оцениваю внешний вид. – Пора завязывать.
Нельзя курить, запах слишком явный и подозрительный.
Беру жвачку, тщательно вымываю руки. Уничтожаю улики преступления, заметаю следы. Постепенно замедляю обезумевший пульс.
- Просто любопытно, - поворачиваюсь обратно к Стасу. – Во сколько меня оценили? Сколько стоили твои старания?
Он ничего не говорит, и я понимаю, что не добьюсь ответа. Не сейчас, не в данный момент.
- Надеюсь, это было что-то хорошее, - нервно веду плечами. – Роскошный особняк, вилла на Мальдивах, персональный Боинг.
Молчит, не старается оправдаться.
Ухожу.
Закрываю дверь, прислоняюсь спиной, чтобы не упасть. Требуется пара секунд дабы обрести равновесие.
Неужели фон Вейганд? У меня и прежде возникали похожие мысли. Но зачем ему в таком мараться? Проверял и развлекался? Отдал приказ, теперь ищет исполнителя. Почему? Или Стас накосячил? Не выполнил распоряжение.
Проклятье, суть ускользает. Разберу ситуацию позже, надо быстро вернуться в ложу.
Жмурюсь, мотаю головой, пытаюсь разогнать гнетущий туман. Оглядываюсь, тщетно ищу капельдинера. Паренька нигде нет.
Смотрю вперед и содрогаюсь изнутри, вжимаюсь в дверь, напрасно стараюсь слиться с окружающим пейзажем.
Цепенею, застываю на пределе.
- Moja kochanie (Моя любимая).
Неверящим взглядом упираюсь в мрачную высокую фигуру. Фон Вейганд приближается с пугающей неотвратимостью. Не хватает только жуткого музыкального сопровождения.
- Как ты? – вкрадчиво спрашивает он. – Все в порядке?
Полный fuck-up. Провал, неудача, роковая ошибка. Короче, задница.
- Нормально, - вымученно улыбаюсь. – Стало плохо, но уже лучше.
- Точно? – останавливается напротив.
- Точнее некуда, - заверяю поспешно. – Я много пропустила? Пришло время антракта? Может перекусим?
- Может, - склоняется ниже, шумно вдыхает аромат волос.
Похоже перекусывать здесь будут исключительно мной.
- Курила, - заключает ледяным тоном.
- Нет, - отрицаю очевидное. – Просто в туалете жутко надымили.
И в следующий миг очень сожалею о неосторожных словах.
Он поворачивает ручку, толкает дверь и меня вместе с ней. Даже не хочу представлять дальнейшее развитие событий. Плотно смежаю веки, обращаюсь в комок нервов.
Если Стас не спрятался, если...
- Снова лжешь, - бросает холодно.
- Ну прости, - отступаю к умывальнику, украдкой осматриваю пространство. – Дни выдались напряженные. Не удержалась. Сигареты с ментолом очень освежают.
Отлично, ублюдок успел скрыться.
Интересно – в мужской или в женской кабине?
- Не парься, - посмеиваюсь. – Это же мелочь.
- Вот именно, - подступает ближе. – Мелочь.
- И что? – выдаю вызывающе. – Отшлепаешь? Или сразу на расстрел? Какие развлечения входят в нашу сегодняшнюю программу?
Ускользаю, уворачиваюсь, прислоняюсь к стене. Случайно нажимаю на выключатель и погружаю комнату в изящный полумрак. Вздрагиваю, не тороплюсь исправиться.
- Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, - заявляю с дебильным смешком.
Роюсь в сумке, извлекаю сигарету и зажигалку. Медлю лишь мгновение. Стараюсь скрыть волнение за показной бравадой. Щелкаю, словно спускаю курок. Затягиваюсь настолько сильно, что губы немеют, фильтр нагревается, обжигает пальцы, а дым выедает глаза.
Запрокидываю голову назад, обнажаю беззащитную шею. Чуть поежившись, выдыхаю и обдаю исступленным шепотом:
- Хочешь?
Хочу.
Так отвечает горящий взгляд фон Вейганда.
Хочу вырвать эту мерзкую сигарету и потушить о твой дерзкий язык. Хочу сдавить горло, навсегда перекрыть кислород, переломать все до единой кости. Хочу впечатать в ледяной кафель и трахать, пока не забьешься в конвульсиях, пока не сдохнешь.
- Давай, - продолжаю нарываться. – Расслабься, отпусти контроль.
Он подходит ближе, неторопливо проводит ладонью по моей щеке, нежно заправляет выбившийся локон за ухо.
И я начинаю дрожать.
Совпадение. Случайность. Стечение обстоятельств.
- Поверь, ты действительно многое пропустила, - усмехается. – Но ничего, легко помогу наверстать.
Трепещу, не слышу собственные мысли.
- Появляется тайный любовник, предлагает жене бросить законного супруга, оставить актерское мастерство, - сообщает ровно. – Она умоляет не искушать, не губить, а потом уступает, обещает бежать ночью. Вдруг на сцене возникает муж. Не успевает поймать соперника, однако требует назвать его имя.
Растворяюсь в пылающем взоре.
- Il nome, il nome, non tardare, o donna (Его имя, имя, сейчас же, немедля скажи мне, о женщина), - нараспев произносит фон Вейганд.
Теперь перевод не нужен.
- Разумеется, она хранит молчание, - наклоняется ниже, трется щетиной о голую шею. – А у него нет времени выбить правду. Вскоре начнется представление, народ собирается.
Тщетно пытаюсь сглотнуть.
- Recitar (Играть), - хриплый голос разливается по стынущим жилам тягучей вибрацией, вынуждая снова содрогаться. - Mentre presso dal delirio, non so piu quel che dico e quel che faccio. Eppur e d’uopo sforzati (Когда точно в бреду я, не понимаю ни слов, ни поступков своих. И все же должен я играть).
Не замечаю, как огонь подбирается вплотную, лижет пальцы.
- Ridi, Pagliaccio, suo tuo amore in franto (Смейся, Паяц, над разбитой любовью), - хлестко заявляет фон Вейганд. - Ridi del duol t’avvelena il cor (Смейся ты над горем своим).
Взвиваюсь будто ужаленная, отбрасываю практически догоревшую сигарету. Прижимаю ладонь к губам, очень стараюсь не заорать.
- Боюсь, я не все поняла, - складываю руки на груди, словно закрываюсь, пробую унять лихорадочный озноб. – Что-то про игру, любовь и безумие. Опять подчеркиваешь мою лингвистическую неполноценность.
- А здесь не нужно понимать, - отвечает невозмутимо. – Просто ощущай. Опера обнажает истинные эмоции.
- Тогда что за намеки? – восклицаю запальчиво. – Подозреваешь в измене или как?
- Всего лишь пересказываю сюжет, - остается непроницаемым. – Под маской актера всегда скрываются настоящие чувства. Вся суть в этом.
- Чудненько, - нервно киваю, прибавляю: – Между мной и Гаем Мортоном ничего нет. Кроме пары бесед.
Он не спешит отреагировать, совершенно не ценит признание. Отбирает зажигалку, рассматривает.
Блин, надеюсь, Стас не додумался выгравировать там личные инициалы? Вроде обычная штука, не на заказ, похожие продаются повсюду.
- Не напрягайся так, - мягко советует фон Вейганд, нагло открывает мою сумочку, извлекает оставшиеся сигареты. – Я в тебе не сомневаюсь.
А зря.
Действительно серьезен? Издевается? Грань чересчур тонка.
Не сопротивляюсь обыску, не протестую. Наблюдаю за неторопливыми действиями шефа-монтажника. Завершив осмотр, он отступает и заставляет меня испытать микроинфаркт.
- Стой, не надо, - бормочу враз осипшим голосом. – Прошу, пожалуйста.
Но он даже не оборачивается, идет в сторону дамской кабины, небрежно пинает дверь ногой.
Бросаюсь вперед, цепляюсь за дорогой пиджак, крепко сжимаю ткань. Прижимаюсь сзади, плотно обвиваю руками. Не пускаю, пытаюсь удержать.
Только бы он не убил Стаса, только бы сжалился.
- Вижу, ты успела пристраститься, - насмешливо хмыкает фон Вейганд. – Нужно бороться с зависимостью.
Отправляет сигареты и зажигалку в унитаз, нажимает на спуск воды.
К моему великому облегчению, туалет абсолютно пуст. Значит, мой бывший скрылся в соседнем. Такими темпами на хр*н поседею.
- Какого черта творишь? – кашляю, стараюсь протянуть время, изобрести логичное оправдание для подозрительного поведения. – Зачем портишь имущество?
- Не порчу, а сохраняю, - резко оборачивается, берет за горло, слегка сдавливает, вынуждая запрокинуть голову. – Курить вредно. Не хочу, чтобы ты умерла раньше, чем мне надоест тебя тр*хать.
- Супер, - выдаю хрипло. – Умеешь польстить самолюбию.
Фон Вейганд отстраняется, отпускает на свободу.
Вольно, солдат, вольно.
- Звучит обидно, - растираю шею. – Очень обидно, если честно. Да и сигареты жалко, привезла из Украины, из родного города.
- Я привык избавляться от лишнего, - произносит без эмоций.
- Правда? – уточняюю удивленно, прислоняюсь к дверному косяку. – Почему бы тебе не смыть здесь сенаторшу?
Ограничивается кривой ухмылкой.
- Думаешь, кайфово наблюдать за этим спектаклем? – интересуюсь раздраженно. – Она пялится, лапает и виснет, напоминает про старые добрые деньки. Хвастает разломанным столом, щеголяет уроками готовки. Оху*тельный концерт. Закачаешься.
- Сбавь обороты, - бросает мрачно.
- Ладно, я могу без мата, - виновато поднимаю руки. – Я могу как угодно. Как поставишь. Боком. Раком. Хоть вниз головой из положения в мостике.
- Сомневаюсь, - протягивает с показной ленцой. – Для последнего необходима природная гибкость.
- Прости – что? – задыхаюсь. – Я типа недостаточно гибкая?
Ответом служит снисходительный взор.
Больше не хочу ждать, не хочу размышлять. Не хочу обтекать молча. У моего терпения истекает срок годности.
Закипаю и взрываюсь.
- Знаешь, а тебе реально не привыкать, - начинаю медленно. – Спускать в унитаз все лишнее. Сигареты, зажигалки. Чужую жизнь. Пускать под откос.
В глазах собираются слезы, но я не ощущаю желания расплакаться. Вообще ничего не ощущаю помимо безумной ярости.
- Ты же делаешь это со мной. Регулярно. Ты мою семью отправил в канализацию. Отсек ненужное, выбросил и нажал на слив.
Окончательно срываюсь.
- Зачем мне близкие люди? Друзья? Увлечения? Карьера? Ведь есть ты. Самый оху*нный парень во Вселенной. Такая честь выпала. Обслуживать в постели. Прямо подфартило. Открывать рот, раздвигать ноги, подставлять задницу. Практически мечта сбылась.
Посмеиваюсь.
- Пофиг, что нет никаких прав, что я никто, пустое место. Рядовая шлюха. Пофиг на жизнь в постоянном пизд*це. Одно неверное слово и сразу конец. Пофиг на одиночество. Только зазубри текст про баронессу, мило улыбайся и особо не отсвечивай. Играй роль, получай роскошь, шоппинг, послабление контроля.
Сжимаю кулаки.
- Да пошел ты.
Швыряю сумку через всю комнату, выплескиваю гнев. Отворачиваюсь, глухо взываю.
- Ты и твои хр*новы деньги, - впиваюсь зубами в костяшку указательного пальца.
- Тише, - холодно произносит фон Вейганд.
- А не то что? – заявляю с вызовом, оборачиваюсь. – Изобьешь?
Под горящим взглядом черных глаз раздражение вмиг испаряется. Гнев сменяется на милость. Даже становится стыдно.
Проклятье. Он любит меня. Гребаный ублюдок. И все озвученные претензии выглядят мелочно и глупо. Набор дурацких придирок.
Да, текущая ситуация слабо вписывается в идеальную картину мира, где мы скрепляем отношения узами брака, плодим детишек и ездим на романтические пикники. Но это не значит, что ради меня не выкладываются на все сто. Или даже на тысячу. На миллион.
Вернуть бы фразы назад. Какую чушь я несла. К чему придиралась? Каждый садистский поступок защищал в первую очередь мои интересы.
Однако момент упущен. Повторного дубля не будет.
- У тебя довольно скучные представления о наказании, - полные губы фон Вейганда складываются в пугающий оскал.
- Извини, перегнула, - судорожно выдыхаю. – Слишком сильно драматизирую.
- Ты права, я многое смыл в канализацию, - заявляет без тени насмешки. – И смою туда абсолютно все, что мешает.
- Я совсем не...
- Ты не пустое место и не очередная шлюха, - неспешно проводит тыльной стороной ладони по щеке. – Ты моя вещь. Собственность. Ценное вложение.
- Ценное? – переспрашиваю, инстинктивно облизываю губы и опять впадаю в неистовое бешенство: – Так может пометишь? Фамильным тавром как мебель. Давай, выжги вензель на лбу. Пусть все видят и знают. Или еще лучше – просто помочись сверху. Точно. Пометь территорию.
- А это идея, - ухмыляется.
Опускает крышку унитаза, хватает меня за талию и усаживает. Резко поднимаюсь, но он не позволяет вырваться, возвращает обратно. Преграждает путь.
- Некоторым женщинам очень нравится, - расстегивает брюки.
- Чего?! – снова вскакиваю.
- Сидеть, - грубо толкает, буквально впечатывает спиной в бачок.
- Ты же не станешь, - осекаюсь. – Тебя же такое не возбуждает.
В моих глазах плещется надежда пополам с мольбой. И шок. Дикий, неприкрытый, на грани истерики.
- Не посмеешь, - запинаюсь. – Нам ведь нужно вернуться в ложу.
Фон Вейганд ничего не говорит, но то, что читаю в его взгляде, пугает до колючей дрожи. Вынуждает простонать от ужаса, сжаться в комок.
- Пожалуйста, - дыхание сбивается.
Адское пламя подступает все ближе, подбирается вплотную. Плотоядный взор блуждает по мне, изучает изломанные контуры лица.
- Прошу, - кожа леденеет, пульс теряется. – Хватит.
Господи.
Хочу упасть в обморок.
- Ты что, - слабо дергаюсь, поджимаю ноги к животу в рефлекторной попытке выстроить линию защиты. – Неужели ты делал такое с кем-то?
Мой дьявол широко ухмыляется.
Ответ очевиден.
Делал. И не раз, и не только это. Задай вопрос пооригинальнее.
- Не вороши прошлое, - елейно произносит фон Вейганд. – Беспокойся о настоящем.
Наклоняется, заставляет разогнуться, бесцеремонно вырывает из позы эмбриона. Давит на мои бедра своим коленом. Грубо и жестко ломает сопротивление.
- Пора заканчивать шутку, - стараюсь выдавить улыбку. – Уже не смешно.
- Куда? – сухо спрашивает он.
- Не понимаю, - лгу, опять стараюсь освободиться.
- Выберу сам, - бросает холодно и встряхивает точно куклу.
Больно ударяюсь спиной. Стараюсь закричать, а не выходит. Не удается издать ни единого звука. Способна лишь сипло хрипеть. Парализована будто во сне.
- Предпочитаю мочиться на лицо, но ты верно подметила, нам еще возвращаться в ложу и досматривать спектакль, - заключает сладко. – Поэтому облегчусь тебе в рот.
Одной рукой крепко держит за плечо, а другой высвобождает член из брюк.
- Заметь, я всегда готов уступить, - крупная ладонь ложится на макушку, осторожно поглаживает. – Приму к сведению твои пожелания.
Бряцает пряжка ремня, слышится шорох ткани.
А в следующий миг я вздрагиваю от развратного прикосновения, ощущаю щекой всю мощь возбуждения.
- Не хнычь, - фон Вейганд чуть отстраняется. – Испортишь макияж.
Шлепает членом по подбородку, утыкается в плотно сомкнутые губы.
- Открой рот, - приказывает ледяным тоном, сдавливает челюсть, вынуждая разомкнуть уста и взвизгнуть.
Оцепенение спадает.
- Хватит, не надо, - бормочу почти беззвучно. – Прошу, прекрати.
- Зачем? – насмешливо хмыкает. – Что предложишь взамен?
- В-все, - обещаю сбивчиво.
- Очень соблазнительно, - протягивает издевательски, отступает. – Полагаешь, я жажду помочиться на тебя?
- Н-не знаю, - шмыгаю носом. – Н-не надо.
- Никогда бы не стал вытворять подобное с тобой, - склоняется ниже, нежно сцеловывает слезы. – Хочу совсем другое.
Вздрагиваю раз за разом, зуб на зуб не попадает.
- Скажи, - не выдерживаю напряжения.
- Я покажу, - отвечает скупо.
Резко выпрямляется и вставляет член в мой рот. Сперва наполовину, после давит пальцами на челюсти, вбивается глубже. Вынуждает задыхаться, проникает до упора.
Упираюсь руками в его бедра, тщетно пробую оттолкнуть.
Фон Вейганд никак не реагирует на сопротивление, увеличивает напор, усиливает толчки. Входит грубо и мощно, заставляет извиваться и трепетать.
Он трахает размеренно, наслаждается каждым движением. Меняет ритм, упивается действом. Кайфует. Отстраняется, позволяет жадно вдохнуть воздух, а после опять вколачивается вглубь на всю длину.
Будто гигантский стальной поршень терзает глотку.
Закрываю глаза, приглушенно постанываю. Выгибаю спину, крепче сжимаю бедра, проклинаю собственную похоть.
Это ненормально и противоестественно. Однако давно пора привыкнуть – когда шеф-монтажник оказывается рядом, я схожу с ума.
Кончу, даже если он убьет меня.
- Так дело не пойдет, - холодно произносит фон Вейганд, отступает, раздвигает мои ноги, не разрешает заниматься самоудовлетворением.
- Пожалуйста, - бесстыдно трусь о него.
- Я же плохой, - скептически цокает. – Принуждаю играть роль, ограждаю от общения с близкими.
Отрицательно мотаю головой, кусаю распухшие губы.
- Недавно отстаивала права, а теперь просишься на член, - заявляет иронично. – Занятное зрелище.
Уязвленная гордость не успевает подать голос.
- Трахни меня, - требую хрипло.
- Сначала отсоси, - ухмыляется.
Покорно подчиняюсь. Облизываю, провожу по набухшим венам. Кладу ладонь на основание, крепко сжимаю пульсирующую твердость.
Гортанное рычание служит наградой.
Начинаю легонько посасывать. Дразню, специально нарываюсь. Тяжелая рука ложится на затылок, властно притягивает ближе, задает необходимый ритм.
Давлюсь, слюна размазана по лицу. Внутри пульсирует желание, обдает жаром, наливается силой. Заглатываю еще глубже, стараюсь расслабиться.
В низу живота бьется раскаленный шар. Нетерпеливо ерзаю на сиденье, пытаюсь достичь призрачного облегчения.
- Покажи язык, - повелевает фон Вейганд.
Послушно выполняю распоряжение.
- Отлично, - хвалит. – Может, если чаще трахать тебя, перестанешь выносить мозг?
Не успеваю ответить, он опять затыкает мой рот членом, входит целиком и полностью, выбивает кислород из легких.
- Облизывай, - бросает коротко.
Инстиктивно вырываюсь, всхлипываю. Отчаянно не хватает воздуха, по щекам вновь струятся слезы.
- Ну как пожелаешь, - произносит саркастически, слегка отстраняется.
Едва удается перевести дыхание.
Фон Вейганд снова вонзается вглубь, вырывает из груди надсадный хрип. Методично насилует горло. Притягивает мою голову вплотную к своим бедрам.
Задыхаюсь, слабо дергаюсь.
Он уже не толкается вперед. Избивает. Уничтожает огромным членом. Удар за ударом. Не спеша, со вкусом. Пытка длится недолго, но кажется минует вечность.
Палач кончает, а я глотаю. Спермы настолько много, что почти захлебываюсь. Начинаю кашлять.
- Ублюдок, - шепчу севшим голосом. – Ненавижу.
- Ненавидишь, но течешь, - усмехается.
Подхватывает за плечи, усаживает повыше, на прохладный бачок. Задирает юбку, скользит ладонью по животу.
- Пусти, - вздрагиваю. – Скотина.
Его пальцы ловко проникают между ног, поглаживают и обводят. Несколько уверенных движений, – и по моему телу пробегает электрический ток. Судорожная дрожь охватывает разгоряченную плоть.
- Сдохни, сдохни, - повторяю будто заведенная, яростно молочу кулаками по широкой груди. – Какая же ты сволочь.
- Ожидания редко совпадают с реальностью, - чмокает в лоб и отстраняется.
Точно.
Это совсем не то, чего я ожидала.
Подобная разрядка хуже пощечины. Не приносит облегчения, не дарит насыщения. Лишь растравляет голод и пробуждает жажду.
Безвольно сползаю вниз, свожу бедра, пытаюсь унять преступный трепет.
Хочется большего. Гораздо большего. Хочется продолжения. Новой дозы. Быстро, резко и жестко. Немедленно.
- Умойся, - бросает фон Вейганд. – Если поторопишься, успеем на второе действие.
С трудом поднимаюсь, одариваю мрачным взглядом.
- Чем ты недовольна? – интересуется с притворным удивлением.
Выхожу, открываю воду, тщательно вымываю руки, привожу в порядок лицо, стараюсь спасти поплывший макияж, поправляю растрепавшуюся прическу.
- Наверное, тем, что это туалет? – не выдерживаю. – Сюда в любой момент могут зайти. А еще мой рот изнасиловали. Ощущение, словно в горле побывала железная кочерга.
- Не волнуйся, - небрежно произносит он.
Подходит к мужской кабине, открывает дверь.
Бл*ть.
Стас.
Бл*ть. Бл*ть. Бл*ть.
Резко разворачиваюсь на каблуках, цепляюсь за умывальник и чувствую, что сейчас действительно отключусь. Бухнусь на пол рядом со своей сумкой.
Черт, как я могла забыть про Стаса?! Он же все слышал. Разговор и не только.
Еб*ть. Хотя не об этом стоит переживать.
- Смотри, - говорит фон Вейганд, выразительно кивает. – Пусто, здесь никого нет.
Делаю несколько осторожных шагов. Ноги не гнутся, мелкая дрожь охватывает руки. Заглядываю за дверь. И правда – ни души.
Выдыхаю с явным облегчением.
Любопытно, когда он успел смыться.
***
Держу спину прямо, соблюдаю правила маскарада.
Сенаторская чета хранит молчание, и я им за это очень благодарна. Юный лорд Мортон не посягает на чужое, что тоже не может не радовать.
Если напряжение хоть немного увеличится – взорвусь.
Остаток представления обращается в настоящую экзекуцию. Кажется, все вокруг знают, где мы с фон Вейгандом были и чем именно занимались. Мои распухшие губы мигом выдают постыдный секрет.
Хотя не стоит судить о других людях, исходя из собственной испорченности.
Вновь пробую обратить внимание на оперу, получить эстетическое удовольствие, раз телесного не светит. Только ничего не выходит. Уже наплевать на постановку, даже скрытые намеки не цепляют.
Муж застает жену на горячем, требует назвать имя любовника. Назревает конфликт. Актеры исполняют роли, однако реальность начинает перекликаться с игрой.
Все переплетено.
Есть нити, которые лучше не задевать, не пытаться распутать. Порой надо пройти мимо, но разве любопытство позволит?
- E aborre dal mentir quel labbro pio, - хрипло шепчет фон Вейганд мне на ухо, повторяя речь одного из героев и услужливо переводит: - Солгать не сумеет ротик невинный.
Горячие пальцы едва касаются моей ладони, слегка сжимают, неспешно исследуют, движутся от запястья до сгиба локтя.
Скользящая ласка вынуждает вздрогнуть, плотнее свести бедра. Раскаленная стрела пронзает насквозь, низ живота наливается свинцовой тяжестью. Мыщцы невольно сокращаются, порождают болезненную судорогу.
Хочется взвыть от неудовлетворенности, застонать в голос.
- Не переживай так, - насмешливо продолжает мучитель. – Никто не догадывается о том, где побывали твои губы.
И правда.
Люди не отправляются на премьеру в «Ла Скала», чтобы закрыться в туалете и делать минет. Это явный моветон.
Я смотрю прямо перед собой, исключительно на сцену. Не рискую повернуться, не решаюсь встретить пылающий взор черных глаз.
Краснею.
Воспоминания слишком свежи, моментально оживают в памяти. Развратные картины распаляют воображение.
Впереди разворачивается трагедия, но мне плевать на перепитии чужого сюжета. Пусть проблемы похожи, у нас другой расклад. Не изменяю, не предаю. Просто утаиваю долю информации.
Там муж допрашивает жену с пристрастием, тут я сгораю от низменного желания. Вот и все. Нет ничего общего.
- Il nome, o la tua vita (Его имя, или твоя жизнь), - тихо произносит фон Вейганд, дразнит жарким дыханием. - Il nome (Его имя).
После смерти точно окажусь в аду.
На подмостках гибнут люди. Хозяин труппы закалывает неверную супругу, потом убивает ее любовника. А меня волнует оргазм.
Ноль сопереживания. Музыка не пробирает, пение не трогает.
Думаю только об огромном раскаленном члене внутри. О безумных, яростных движениях, сотрясающих тело. О сладостных спазмах пьянящего наслаждения.
Я обращаюсь в сгусток токсического возбуждения.
- La commedia e finita (Комедия окончена), - заявляет главный герой.
Однако моя пытка продолжается.
Настает черед оваций, по залу проносится ураган аплодисментов. Публика щедра на эмоции, благодарит за доставленное наслаждение. Хлопаю с энтузиазмом, мысленно предвкушаю возвращение в отель.
Обломись, грядет добавка.
Cavalleria rusticana, прошу любить и жаловать. «Паяцы» отгремели, теперь на горизонте «Сельская честь». Приятное дополнение, неожиданный бонус. Выясняется, эту прелесть играют либо для затравки, либо ради послевкусия. Придется терпеть.
Твою ж мать, сколько здесь опер?!
Начинаю понимать Машу. Красиво поют, пляшут тоже прекрасно. И тем не менее пора завязывать. Сушите весла, ребята.
Нервно стискиваю сумку, стараюсь забыть, что ненароком вытерла ею пол в туалете.
Боже, раньше я ничего не ведала о страданиях.
- Великолепно, - заключает фон Вейганд, небрежно дотрагивается до моего бедра, вроде бы случайно скользит ладонью выше, к животу.
Судорожно выдыхаю.
- Потрясающее выступление, не находишь? – спрашивает елейным тоном.
Откашливаюсь.
Заехать бы ему в челюсть. Кулаком или с ноги. Рассмотрю любые опции.
Где эта чугунная сковорода, когда так нужна?
Считаю секунды, надеюсь умерить похоть. Но пламя лишь разгорается сильнее. Чувствую себя чокнутой извращенкой. Напрасно пробую протрезветь. Возбуждение не отпускает.
Под аккомпанемент классической музыки я медленно теряю рассудок.
Ненавижу оперу. Ненавижу зрительный зал. Ненавижу «Ла Скала». Звучит кощунственно, понимаю. Однако состояние аффекта меня оправдывает.
Жажду секса. Сейчас же. Иначе убью кого-нибудь. Берегитесь. Неудовлетворенная женщина страшна и беспощадна в гневе.
Будто услышав мои мольбы, занавес опускается.
Ура.
Ура, бл*ть, ура.
Это определенно лучшая часть выступления.
Далее следует очередной обмен вежливыми фразами с соседями по ложе. Сенаторша стреляет глазками, ее супруг остается холоден. Лорд Мортон нагло подмигивает, его невеста выглядит сердитой.
А я воспринимаю всех фоном. Белый шум, не более. Прощание длится недолго, вскоре попадаем в уютный салон авто.
Дождь барабанит по стеклам, крупные капли ударяются о прозрачную поверхность, расползаются рваными кляксами. Вглядываюсь в размытый пейзаж, подсвеченный вечерней иллюминацией, ищу знакомое здание отеля. С трудом сдерживаю возглас радости.
Отлично, мы на месте.
По роскошным коридорам проходим к стильному лифту, поднимаемся на несколько этажей выше, оказываемся в крутом номере.
Супер, можно выдохнуть.
Избавляюсь от сумки, нервно веду плечами, сбрасываю лишнее напряжение. Уверенно располагаюсь на кожаном диване, смело забрасываю ногу на ногу, не спешу поправить задравшуюся юбку.
Но фон Вейганд игнорирует намек. Невозмутимо следует мимо, оставляет соблазн без внимания. Направляется в кабинет и закрывает дверь.
WTF?!
В чем проблема. Какого черта. Всех смайликов мира не хватит для выражения моей злобы и глубочайшего удивления.
С х*я ли?!
Я чрезвычайно опечалена.
Тупо взираю на запертую дверь, хлопаю ресницами. Отказываюсь верить в реальность происходящего.
Опять мороз? После всего что между нами было?
Ну разумеется. Тр*х в рот – еще не повод для знакомства. Хм, для помилования. Для серьезных отношений. Для снижения конфронтации.
Окей, предлагаю временное перемирие. На ночь.
Послушно глотаю обиду. Не привыкать. Шагаю вперед, размазываю остатки гордости по идеальному ламинату. Отправляю самоуважение в нокаут и вламываюсь в кабинет.
- Не помешала? – широко улыбаюсь.
Стараюсь выглядеть эротично, однако в глазах полыхает отчаяние. Не тяну на коварную хищницу, смотрюсь жалко.
- Нет, - коротко бросает фон Вейганд, собирает необходимые документы и закрывает папку. – Я уже ухожу.
Не удостаивает взглядом, идет к выходу.
- Что? – бормочу пораженно. – В смысле?
- Важная встреча, - выдает небрежно.
- Эй, - бросаюсь наперерез, преграждаю путь. – Не так быстро.
Он замирает, склоняет голову набок и криво ухмыляется. Впечатлен наглостью, дарит шанс продолжить речь.
- Куда собрался? – интересуюсь вкрадчиво.
- Всерьез рассчитываешь на ответ? – его брови насмешливо изгибаются.
- Конечно, - энергично киваю. – Мы вместе осквернили оперный театр, теперь самое время осквернить отель, а ты вдруг решил заняться работой. Подозрительно.
- Сенатор Уокер ожидает внизу, и я не намерен откладывать нашу беседу, - произносит ровно.
- Да вы с ним прямо оббеседовались, - вновь закипаю, мстительно щурюсь. – Перед спектаклем. После. Круглые сутки болтаете. А нашу значит можно отложить? Ничего, перебьюсь, да?
- Мы все обсудили, - парирует спокойно.
- Не скажи, - цежу сквозь зубы.
Надо срочно изобрести креативную тему для разговора. Или отвлечь противника спонтанной активностью. Сбить с толку, ввести в заблуждение.
Лихорадочно перебираю варианты.
А фон Вейганд по традиции действует на опережение. Откладывает папку в сторону, подступает ближе, пронизывает взглядом насквозь, обнажает до костей.
- Угомонись, - обхватывает за талию, склоняется ниже, хрипло выдыхает: - Обещаю, я вернусь и дам тебе отсосать.
Дергаюсь, точно ошпаренная, извиваюсь, пытаюсь влепить ублюдку звонкую пощечину.
- Разве не хочешь? – продолжает издевательским тоном, стискивает крепче, не позволяет освободиться. – Пусть хнычешь и давишься, но ты бы не выпускала мой член изо рта.
Тщетно стараюсь ударить его коленом в пах.
- Еще увидимся, - гад поднимает меня над землей и легко переставляет на другое место, убирает с дороги. – Сильно не тоскуй.
Звукоизоляция надежно заглушает грозу, разбушевавшуюся за окном. Однако то, что назревает внутри невозможно заглушить.
Срываюсь с цепи.
- Я лучше сдохну, чем хоть раз лягу с тобой по доброй воле, - заявляю гневно, не регулирую громкость: - Трахай своего сраного сенатора! Пусть он тебе сосет.
Фон Вейганд только хохочет в ответ.
Вот подонок.
Поднимаюсь, спешно скрываюсь, не желаю опять демонстрировать постыдную слабость. Запираюсь в ванной комнате, поворачиваю кран и отпускаю чувства на волю. Начинаю рыдать. Сгибаюсь пополам, захожусь в истерике.
Что это за мерзкий лязг? Мое персональное кораблекрушение.
Хотя нет. Я не на дне. Не тону и не задыхаюсь. Я просто выпотрошена. Ржавые крючья забираются под кожу и разрывают плоть на куски.
Bon appetit (Приятного аппетита).
Раздраженно сбрасываю туфли. Сдавленно всхлипываю, закусываю губу. Тонкая ткань чулок не ограждает босые ступни от ледяного кафеля. Наклоняюсь вперед, набираю холодную воду в сомкнутые ладони, смываю безнадежно испорченный макияж.
Жаль, весь этот вечер смыть нельзя.
Позорище. Ниже падать некуда. Пускаем титры.
Господи, где же он?
Свет в конце тоннеля. Выигрышный билет. Гребаный хэппи-энд.
Не слышу ничего, однако улавливаю движение за спиной. Хочу обернуться, повинуюсь инстинкту. Не успеваю.
Мощное тело прижимается сзади, опаляет жаром, вбивает меня в умывальник. Чужие пальцы уверенно скользят по рукам. От запястья до сгиба локтя. Сжимаются на нервно трепещущих плечах.
Сердце выходит из игры, пропускает удар. Еще и еще. Капитулирует.
Замираю, разом утратив дыхание. Голодным взглядом вгрызаюсь в зеркало напротив. Жадно изучаю.
Не издевка и не шутка.
Правда? Пожалуй. Все по-настоящему. Без обмана. В режиме реального времени. Вполне натурально.
- Проваливай, - еле шевелю губами.
В ответ получаю кривую усмешку.
- Давай, уматывай поскорее, - борзею. – Сенатор истосковался.
Фон Вейганд молча распускает мои волосы, медленно перебирает спутанные пряди, пропускает между пальцами, наматывает на кулак.
- Совсем охренел? – восклицаю возмущенно. – Неужели непонятно? Я тебя игнорирую. Нечего липнуть. И прощение не вымаливай. Убирайся.
Он смеется.
Тихо и страшно. Надтреснуто, точно сдерживает ярость.
А потом резко дергает назад, вынуждает запрокинуть голову, завопить от дикой боли.
- Прости, родная, - шепчет на ухо, нежно трется щетиной о щеку. – Сенатору придется занять очередь.
Грубо толкает вперед.
Кричу, зажмурившись от ужаса. Доля секунды – и мое лицо впечатают в зеркало. Лишь миг до фатального исхода. Миг до непоправимого.
Почти ощущаю боль от миллиона жалящих укусов, почти чувствую, как кровь струится вниз, окропляет стерильно чистую поверхность умывальника.
Но ничего не происходит.
Выжидаю. Долго, невыносимо долго. Осторожно открываю глаза, изучаю собственный взгляд.
- Не помешал? – вкрадчиво спрашивает фон Вейганд.
- Ч-чему? – бормочу сбивчиво.
- Игнорированию, - обдает льдом.
Встряхивает, будто нашкодившего щенка, заставляет жалобно взвизгнуть. Отпускает, однако не отступает.
- Тебя достаточно трудно игнорировать, - отвечаю с горькой усмешкой.
Хм.
Если честно, тебя нельзя игнорировать.
Только какой смысл озвучивать очевидные вещи?
Мы не в дурацкой сказке. Не в сопливом фильме. Не в чертовой книге. Сила любви не растопит ледяное сердце. Поцелуй не снимет жуткое проклятье, не обратит монстра в прекрасного принца.
Я не проснусь, не очнусь от бесконечного ночного кошмара.
Глупо искать свет надежды там, где все давно сожрано темнотой. Наивно верить в чудеса, уповать на везение, гнаться за бесплотной тенью.
Зло царит абсолютно повсюду, не встречает никакого сопротивления. Порок торжествует, расцветает, покоряя новые души. Чудовища не жмутся во мраке, не скрываются во тьме. Им нечего бояться, их везде приветствуют.
А впрочем – наплевать.
Ощупываю макушку, морщусь от болезненной вспышки, на автомате поправляю волосы, стараюсь придать лицу вменяемое выражение.
Фон Вейганд стоит за моей спиной. Чуть склонив голову, взирает исподлобья, держит свою собственность под контролем, исследует немигающим взором.
Почему бы миру не взорваться? Не расколоться на части?
Отчетливо представляю, как зеркало реальности покрывается паутиной трещин, рушится водночасье, погребает нас под осколками.
Завораживающее зрелище.
Наше общее отражение уничтожено.
Пепел к пеплу, прах к праху. Невеселое выходит пророчество, но иного не дано. Мы знали на что шли, изначально обречены.
Отворачиваюсь, не желаю смотреть вперед. Не хочу видеть будущее.
- Лгунья, - говорит фон Вейганд, хватает за плечи, разворачивает лицом к себе. – Никак не наиграешься.
- Нет, - роняю тихо.
Под безжалостным напором становлюсь совсем маленькой и ничтожной, теряю всякое превосходство, невольно сгибаюсь, сутулюсь сильнее, сжимаюсь от животного ужаса.
- Сука, - буквально выплевывает.
- Прекрати, - выдаю неожиданно твердо. – Ты причиняешь боль.
- Серьезно? – его брови удивленно изгибаются, а рот кривится в пугающем оскале. – Так может я облегчу страдания?
Крупные ладони ложатся на талию, сминают, вынуждая заорать.
Он поднимает меня. Резко, без особого труда. Раздвигает бедра. Грубо, без лишних церемоний. Впечатывает в стену, вбивает в ледяной кафель.
Уже не кричу, задыхаюсь.
- Разрядить бы в тебя всю обойму, - произносит елейно. - Пристрелить, чтоб больше не мучалась.
Его ухмыляющиеся губы прижимаются к моему покрытому испариной лбу.
- Хотя это слишком быстро и скучно, - неодобрительно цокает языком. – Я придумаю особенное развлечение.
Обжигающе горячие пальцы забираются под платье, с легкостью уничтожают кружевное белье, скользят по животу, проникают внутрь, заставляя дернуться и глухо простонать.
- А пока просто трахну, - мрачно заявляет фон Вейганд.
И выполняет обещание.
Расстегивает брюки, совершает мощный толчок. Единственным движением умудряется заполнить зияющую пустоту.
Содрогаюсь, мышцы рефлекторно напрягаются. Ничего не могу контролировать, теряю связь с реальностью, практически отключаюсь.
- Кто ты? – раздается скупой вопрос.
- Твоя... - запинаюсь.
- Твоя – кто?
- Шлюха, - всхлипываю. – Игрушка. Вещь.
- Нет, - притягивает за бедра. – Ты моя девочка.
Выгибаю спину, льну к источнику наслаждения.
Огромный член вонзается вглубь, врезается в пылающее лоно, возносит на самый пик, погружает в блаженый экстаз. Вспарывает по живому, прошивает насквозь, движется жестко и размеренно.
Захлебываюсь криком. Бьюсь, будто раненная птица в стальных тисках. Из судорожно вздымающейся груди вырываются надсадные стоны.
- Маленькая девочка, - продолжает фон Вейганд, покусывает шею. – Девочка, которую я отымел в глотку. Прямо на месте, где прежде была церковь.
Обмираю, отказываюсь воспринимать услышанное.
- Или посреди туалета? – спрашивает насмешливо. – В монашеском наряде.
Инстинктивно стараюсь освободиться, рвусь из железных объятий.
Только напрасно. Спасения не светит. Прощения тоже.
Ангелы плачут, ядовито-алые слезы стекают по дрожащим ресницам, крупными каплями падают на грешную землю. А дьявол смеется, упивается представлением.
- Хватит, - умоляю сдавленно.
- Что такое? – бросает с издевкой. – Тебе не нравится?
Открываю рот, но не решаюсь заговорить. Судорожно шарю руками по стене, царапаю гладкую поверхность. Ищу избавление, однако натыкаюсь на равнодушный холод.
- Ты пугаешь меня, - бормочу сквозь очередной стон.
И это чистая правда.
- Вряд ли, - саркастически заявляет фон Вейганд. – Иначе бы не нарывалась.
- Я просто, - замолкаю, не способна сформулировать мысль.
Просто идиотка.
Чокнутая. Безмозглая. Истеричная.
Самоубица, напрочь лишенная тормозов.
- Просто любишь злить? – он медленно обводит мои губы горячим языком.
- Просто люблю, - признаюсь честно.
Он ничего не отвечает.
Целует нежно и страстно, с благоговением, точно святыню. Едва касается, не дразнит, а дарит тепло. Щемящая ласка совсем не сочетается с его сокрушительными движениями, ибо яростные толчки безжалостно сотрясают распятое тело.
Невольно подаюсь вперед. Бесконтрольная дрожь охватывает каждый позвонок. Пальцы сжимаются, впиваются в широкие плечи.
Огненные нити сплетаются внизу живота, раскаленная сфера нарастает и взрывается пылающими искрами. Растекается внутри тягучим, кипящим возбуждением, однако не приносит удовлетворения. Вынуждает извиваться, взмолиться о продолжении.
Твердая плоть пульсирует во мне, движется, не ведая усталости, умело растягивает изощренную пытку, достигает бешеного ритма. Мышцы конвульсивно сокращаются вокруг огромного члена. Опять и опять. Грешница возносится к небесам.
По венам струится запретный кайф, разум обесточен.
Больше нет никаких слов.
Только я и фон Вейганд.
Маленькая девочка и ее голодный зверь.
Мы уже не говорим, не выясняем отношения. Наслаждаемся тишиной, разрываем реальность и сливаемся воедино.
Сползаем на пол, будто срываемся в пропасть. Утоляем жажду, распаляем похоть. Здесь нет людей, лишь дикие животные. Запреты рушатся, табу уничтожены. Идем ко дну, без шанса выбраться на поверхность.
Свет сменяется темнотой.
Не сразу осознаю, где оказалась. Требуется время, дабы сосредоточиться и оценить обстановку.
Невольно морщусь, дергаюсь.
Яркие лампы исчезают, прохладный кафель остается в прошлом. Теперь вокруг клубится густой морок.
Часто моргаю, пробую навести фокус, развеять сгустившуюся тьму. Тщетно. Провожу пальцами по гладкой шелковистой ткани. Очень смахивает на покрывало.
- Алекс, - шепчу, вглядываясь во мрак.
Понимаю, что лежу на животе. Осторожно приподнимаюсь. Становлюсь на колени, осматриваюсь.
Когда успела отключиться? Не помню, не отдаю отчета в происходящем. Растираю взмокшие виски, пытаюсь изгнать дурман из мыслей.
Помятое платье пропитано липким потом, тонкие чулки беспощадно изорваны.
- Алекс, - повторяю с долей волнения.
Черт.
Воспоминания отрывочные, пульс приходит в неистовство.
- Алекс! - восклицаю надрывно.
До боли знакомые пальцы накрывают мой рот, призывают заткнуться. После этого с меня стягивают одежду. Неспешно, постепенно, наслаждаясь процессом. Раздевают со вкусом, будто избавляют лакомство от упаковки.
Еще мгновение – и кровать пружинит, прогибается под тяжестью мощного тела.
Замираю в предвкушении, затаив дыхание.
- Ты знаешь, что я собираюсь сделать? – спрашивает фон Вейганд, прижимается сзади.
Господи.
Моя душа навечно заточена в адском пекле.
Изнываю от желания. Гигантский член упирается чуть ниже поясницы, но это совсем не страшит. Скорее заводит и подстегивает.
- Да, - уста трепещут. – Давай.
Я действительно хочу, чтобы он взял свое именно так.
Хочу, чтобы побывал везде.
Подчини. Покори. Уничтожь. Отметь несмываемой печатью. Выжги клеймо. Под кожей. На ребрах.
- Уверена? – уточняет вкрадчиво.
- Если скажу «нет», передумаешь? – возвращаю вопрос.
- Я не меняю решения, - его ладонь лениво скользит по враз напрягшейся спине. – И не прощаю предательство.
- Опять странные намеки, - нервно сглатываю. – Действительно считаешь, будто я способна на измену? Тебе? После всего? Реально подозреваешь? Сомневаешься в искренности чувств?
- Иногда достаточно молчания, - произносит с расстановкой.
Подталкивает вперед, давит между лопаток, принуждая выгнуться.
- Ну тогда накажи, - бросаю хлестко. – Заставь пожалеть.
Фон Вейганд шлепает меня по заднице, вынуждает приглушенно взвизгнуть. Намеренно не контролирует силу удара.
Восставший член трется о лоно, не спешит скользнуть выше.
- Пожалуйста, - кусаю губы. – Прошу.
Хнычу, комкаю простыни, пытаюсь плотнее прижаться к своему палачу.
Жар раскаленной плоти медленно проникает внутрь. Убивает и возрождает вновь. Овладевает, порабощая целиком и полностью.
Нет ничего.
Только ночь. Мощь мускулистого тела. Податливая дрожь. Кровожадный хищник и его законная добыча. Яркие маски, горящие под пылкими ласками.
Мир гаснет, меркнет, теряя краски.
Мы на пределе.
Занавес.
_____________________________________________________________________________________________
Ну как вам продолжение??? Очень жду впечатления, они всегда помогают творческому процессу))
По традиции - комменты лучше писать сразу в тему или копировать из блога в тему, это облегчает процесс моих ответов)) Если продолжение понравилось, то жмем на "мне нравится"! И не забываем отметиться, ну, или остаемся анонимами))
Мне понравилось!