Часть 1 Научи меня любитьГлава 2 Первый брак |
Утром у меня коллоквиум, который нельзя пропустить, и я убегаю в университет, на прощание чмокнув Колю в щеку. А через несколько дней, вечером, у меня свидание с Сергеем, и он приглашает меня домой - знакомиться с родителями. Я понимаю, что наш роман вступает в новую фазу. Их дом и их семья производят на меня сильнейшее впечатление. Когда я вхожу в квартиру, пропитанную ароматом прошлого, в которой три поколения университетской профессуры внесли свою лепту в создание атмосферы интеллигентного жилища, где вместо гостиной - как положено, столовая, где кабинет, полный книг - центр всей семейной жизни, где старинная мебель соседствует с собранными на протяжении столетия восточными редкостями, я испытываю смешанные чувства. Мне все это невероятно нравится и я боюсь, что это повлияет на мое решение. И еще я смущена и боюсь допустить какую-нибудь неловкость. Но родители Сергея - милейшие люди и, даже если я и сделала что-нибудь не так, не показывают вида. Меня приглашают пить чай с магазинным печеньем и простыми бутербродами, но все это разложено на китайском фарфоре, а чай великолепен. Сережиному отцу привозят его из Китая ученики. Мать, этнограф-востоковед, очаровательная женщина, и я понимаю, что с ней мы найдем общий язык. Чувствуется, что в силу своей занятости, она - плохая хозяйка и не будет в претензии к молодой невестке. Моя мама меня многому научила, но мне жалко тратить время на домашние дела. То, что это не будет никого шокировать, мне нравится. После чая Сергей, усадив меня в своей комнате, так же заставленной книгами, со столом, заваленным конспектами и магнитофонными кассетами, с развешанными по стенам иероглифами (так легче запоминать), просит меня выйти за него замуж. Я бросаюсь ему на шею и тут выясняется, что его робость как рукой снимает. Его поцелуй - о, он почти такой же, как Колин. Я уверена, что мы будем счастливы. Сережа выводит меня и сообщает родителям, что я дала согласие стать его женой.
-Я разве дала? Ты сделал мне предложение, но сказать в ответ ничего не дал!
Его отец начинает хохотать:
-Я сам не сделал даже предложения, я забыл. Я просто поймал Елену на лекциях и спросил, когда же мы пойдем расписываться, а она решила, что я тоже с ней вместе должен расписаться за выданные учебные пособия, и спокойно так говорит: можно после лекции забежать. Тут уж я ошалел и спрашиваю - а родители твои согласны? А она мне так удивленно: а зачем? Расписались мы, правда, только через неделю. А вы как хотите? Если, конечно, Лиза согласна.
-Я конечно согласна, но думаю, что так спешить мы не будем? Моих родителей все-таки придется поставить в известность.
Мы решаем, что самое подходящее время для свадьбы - конец августа. Жить мы, безусловно, будем у них.
Когда, вернувшись домой, я рассказываю Наташе, что выхожу замуж, она смотрит на меня, как на чудовище.
-А как же Коля? Ты его разлюбила?
-Наверное, он меня не любит, - я и забыла, что когда-то придумала это, - Я выхожу за того, кто сделал мне предложение.
Наташа в недоумении, но она обожает любовные истории и начинает с жадностью меня расспрашивать.
О том, что я выхожу замуж, Коле сообщает сестра и он ко мне не приходит. Встречаемся мы несколько раз в филармонии и ведем себя как друзья. В это время я уже вся полна Сергеем. Мы редко видимся, настолько заняты перед сессией, иногда встречаемся лишь по дороге домой, но каждая минута, проведенная вместе, очень важна для меня. Я пытаюсь понять его и узнать как можно больше. Мне трудно судить. Я только понимаю, что он одержим Японией. Все разговоры сводятся к ней. Я лишь надеюсь, что он впитал от своих родителей все, что мне так нравится в них. С Иваном Семеновичем и Еленой я подружилась. Они всегда спрашивают о моих делах и проблемах, Елена рассказывает мне смешные истории о своих студентах.
Сдав сессию в самый разгар белых ночей, мы бросаемся друг к другу в полном изнеможении и опять начинаем бродить по городу, по музеям, ездим в Комарово на дачу. Лежа на пляже, я все время приглядываюсь к Сергею, пока он играет в волейбол с друзьями с соседних дач. Я влюблена и он мне кажется лучше всех: небольшого роста, чуть выше меня, изящный и подвижный, с темно-каштановой челкой, все время падающей на глаза, светло-карие, как густой янтарь. Его взгляд словно греет меня. В Комарово мы предоставлены сами себе. Я веду хозяйство, готовя попеременно яичницу или сосиски с зеленым горошком, что не вызывает никаких нареканий, валяюсь в саду с книжкой, подкладывая под Монтеня Сименона на французском. Детективы, если они не японские, вызывают у Сергея глубокое презрение. Вечером мы бродим по побережью в призрачном свете белой ночи или сидим у камина. Я обожаю живой огонь и могу часами смотреть в него, как загипнотизированная. Оторвать от этого меня могут только его поцелуи. Наконец, я соблазняю Сергея прямо на полу у камина. Получается нечто среднее между моим теоретическим описанием и добропорядочными супружескими объятьями. Сергей счастлив, а я, лежа ночью в своей комнате, не знаю, радоваться мне или печалиться полученной возможностью сравнивать. Я сделала свой выбор до этого и теперь пытаюсь себя убедить, что не в этом счастье и, возможно, все еще наладится. Оно и налаживается потихоньку, наши в меру страстные любовные объятия доставляют мне большое эмоциональное удовлетворение. Сергей все-таки умеет так все обставить, что я чувствую себя принцессой. А с принцессой ведь не ведут себя, как с девкой. Так я убеждаю себя, что я счастлива совершенно.
В июле с сестрой и мамой я уезжаю на море. Месяц в Крыму с сестрой, которая понимает меня с полуслова - месяц отдохновения. Мы читаем вслух друг другу Цветаеву, Булгакова и найденный в Сережиной библиотеке роман Олдингтона "Все люди - враги", изданный до войны. Эта история приводит нас в восторг, мы перечитываем понравившиеся места и обсуждаем щемящую любовную историю без конца. О моей любовной истории сестра деликатно молчит, а мне тоже не хочется обсуждать подробности, я просто люблю Сергея и все. О том же, что тогда произошло у нас с Колей, мы никогда не заводили разговор, хотя она и догадывалась, что я все-таки добилась своего. Я чувствовала, что она меня осуждает: она всегда любила Колю и была на его стороне, подозревая, что для меня это всего лишь каприз.
Свадьбу я плохо запомнила. Помню только бестолковую церемонию во Дворце, когда мы перепутали кольца: Сережа одел мне большое, и я потом безуспешно пыталась одеть ему свое маленькое колечко. После этого меня разбирал смех все время речей и поздравлений до завершающего поцелуя. Помню еще, как позднее Толя жаловался моему мужу, что не успел меня перехватить, хоть и был влюблен еще со школы. От Коли с букетом белых лилий я получила отличную репродукцию Ван Донгена с подписью "Бетси".
Наша супружеская жизнь никак не меняет наш образ жизни, а образ жизни у нас слегка разный. Сережа занимается с утра и до позднего вечера, на кафедре и дома, я же могу себе позволить часа два-три уделять семье и развлечениям, но моя семья в это время в отсутствии, даже если и дома. Хозяйством мне не позволяют заниматься, Елена бурно протестует против варварского разбазаривания времени. Раз в неделю приходят из "Невских зорь" и убирают квартиру, постельное белье и рубашки сдаются в прачечную, обслуживают все себя сами вплоть до стирки носок. Обедаем мы все в столовой в университете. Я удивлена, но мне-то что! На завтрак и ужин я пытаюсь все-таки что-нибудь приготовить, но это не ценится. Вернее, мне говорится масса комплиментов, но все они сводятся к тому, что я пожертвовала своим бесценным временем и т.д. и т.п...
Но в первый же день после свадьбы я получаю урок. Утром, выйдя из ванной, я в халатике сажусь за стол и вдруг замечаю, что все одеты безукоризненно. Я извиняюсь и вскакиваю бежать одеваться, меня конечно удерживают, уверяя, что ничего не случилось, но больше я себе такого не позволяю. К ужину все переодеваются, мужчины в пиджаках. Вскоре я уже не представляю, что можно перехватить кусочек на кухне. Этот кусочек надо положить на тарелку, отнести в столовую, сервировать старинным столовым прибором и льняной салфеткой и съесть.
Второй урок я получаю от любимого мужа. Когда я, позавтракав и поработав над переводом, собираюсь к третьей лекции, подкрашивая ресницы у зеркала, Сергей подходит ко мне, обнимает сзади и, глядя на меня в зеркало, спрашивает:
-Лиза, почему ты думаешь, что твоим однокурсникам важнее видеть тебя хорошо причесанной и накрашенной, чем твоему мужу? В Японии есть даже закон, по которому муж может развестись с женой, если она некрасиво спит. То, что он днем видит ее безукоризненной - само собой.
Я поворачиваюсь к нему и чмокаю в нос.
-Хорошо, дорогой, я не дам тебе повода к разводу!
Теперь я встаю на 15 минут раньше и успеваю привести себя в порядок.
С развлечениями в этой семье сложнее. После ужина мы какое-то время сидим в столовой, беседуя, и это великолепно. Я очень люблю такие беседы. Иван Семенович прекрасный рассказчик и ему есть что рассказать. Елена, остроумная и очень доброжелательная, заводит со мной легкие пикировки о современной молодежи и всегда интересуется моими успехами. Она одна может увлеченно обсуждать со мной французскую и итальянскую литературу. Сережу это совершенно не интересует. Несколько раз я пытаюсь вытащить мужа в театр или филармонию, но он наотрез отказывается так бездарно тратить время.
-Лизочка, сходи с сестрой или с кем-нибудь еще.
Я начинаю ходить в филармонию, как и раньше, два-три раза в неделю с сестрой или с подругами. В перерыве ко мне часто подходит Коля. Мы разговариваем, сначала несколько натянуто, как не очень хорошие знакомые, потом все более и более похоже на наши детские разговоры - увлеченно и откровенно.
-Ты как будто молчала сто лет! - замечает Коля.
-Мы еще не совсем притерлись, в наличии некоторое несовпадение интересов. Я думаю - это временно.
-Бетси, вы что, совсем не разговариваете?!
-Да нет, почему. О Японии мы можем говорить с утра и до вечера. И с Еленой - обо всем остальном.
-О, господи!
-Коко, не расстраивайся, это все - пока мы учимся. Я ведь тоже могу часами говорить о стилистических особенностях эпистолярного языка отдельных героев "Опасных связей" де Лакло. Как твой диплом, хватит сил написать?
-Да, с этим все в порядке. Бетси, у тебя все хорошо ? Ты ни о чем не жалеешь?
Я не знаю, что сказать, поэтому пожимаю плечами.
-Коко, давай об этом никогда больше не говорить, хорошо?
В вестибюле уже никого нет, второе отделение началось. Коля обнимает меня, как ребенка, и замирает, поглаживая по спине.
-Без тебя иногда бывает так пусто!
-А как было мне, когда ты уехал учиться? Мы ведь с тобой так связаны.
-Да, тогда пять лет казались непреодолимой разницей и ты была моей любимой девочкой.
-А сейчас разве я не твоя девочка?
-Ты чужая жена.
-Но и твоя девочка! - упрямо говорю я.
Вечером я рассказываю Сереже, что в филармонии встречаю иногда друга детства, мы много разговариваем и он провожает меня домой.
-Ну, вот и хорошо. Ты в него не влюблена, случайно?
-Нет, я знаю его с тринадцати лет, он тогда кончал школу, а сейчас заканчивает матмех. А что было бы, если я влюблена в него? - с любопытством спросила я.
-Ничего. Мне было бы неприятно.
-Неприятно?! Первый раз слышу, чтобы так говорили!
-Лиза, не придирайся к словам. Я хочу сказать, что это мне не понравилось бы, но убивать вас из ревности я бы не стал.
-Вот и отлично, - жизнерадостно подвожу я итог, - Делать то, что тебе неприятно, я не собираюсь!
Так идут месяц за месяцем. Замужем я или нет - я не могу понять. Семьи никакой у меня нет, скорее я получила новых родственников, которые меня полюбили, и у меня есть мужчина, с которым я каждую ночь ложусь в постель и иногда занимаюсь любовью, больше он никакого влияния на мою жизнь не оказывает, а тем более, я - на него. Его привычки, целенаправленность, планы дальнейшей жизни и работы - все давно запрограммировано. Я удивляюсь, как он в этом не похож на своих родителей. Иван Семенович милейший человек и при своей необыкновенной занятости очень отзывчив. Он может бросить все и заняться только моими делами, если бы я осмелилась попросить его об этом. Елена вообще моя любовь. Мы обожаем друг друга и разговариваем, как подруги. Но и она не подозревает, что я чувствую голод по простым человеческим отношениям.
Однажды Коля провожает меня с концерта домой и мы уже прощаемся у двери, как к нам подходит Елена, которая тоже откуда-то возвращается. Она тут же приглашает его зайти выпить чаю. Когда Елена просит что-то сделать, отказать ей в этом невозможно. Мы сидим в столовой и разговариваем вчетвером, потом входит Сергей и, рассеянно поздоровавшись, пьет чай, поглядывая на нас, наконец спрашивает:
-Ты и есть тот самый друг детства?
-Да, - спокойно отвечает Коля, - я знаю Бетси больше семи лет.
-А почему Бетси?
-Ну, во-первых, она - пушкинская барышня-крестьянка.
-А еще была такая песенка, - поясняю я, - они с братом заменили Пегги на Бетси и пели мне ее на день рождения, когда мне исполнилось... Сколько же?
-Четырнадцать лет, - подсказывает Коля.
-Коко, спой мне ее сейчас! Ну, пожалуйста!
Коля присаживается к пианино и поет:
- У Бетси был веселый гусь...
Иван Семенович вдруг подхватывает меня и начинает кружить по комнате, подпевая громко и несколько фальшивя, а потом добавляет в конце еще один куплет:
У Бетси был и крокодил, Он по-японски говорил. Ах, какой умный крокодил! Спляшем, Бетси, спляшем! |
Елена смеется взахлеб и хлопает в ладоши.
-Ах, вы так! - делает вид, что обиделся, Сережа, - я тогда пошел переводить дальше.
И он действительно уходит в кабинет, а Елена втягивает Колю в разговор и они увлеченно перескакивают с философии на политику, с проблемы милитаризации точных наук на этнографию и историю искусства. Я иногда вставляю свое мнение, Иван Семенович комментирует их резкие высказывания, особенно по поводу политики и, когда Коля собирается уходить уже почти в двенадцать часов, Елена просит:
-Коля, приходите ко мне почаще, вы мне так понравились! Я впервые так много общалась с молодым собеседником и мне не было скучно, как бывает с собственным сыном. Я люблю разносторонних людей. Лизочке повезло в детстве. Мои мужчины, как дятлы, бьют в одну точку.
Когда мы встречаемся в следующий раз, Коля говорит мне, что влюбился в мою свекровь, но злоупотреблять гостеприимством не хочет.
-Ты живешь в чудесном доме, Бетси. Это несколько примиряет меня с твоим замужеством.
Елена в свою очередь спрашивает меня, почему я не вышла замуж за Колю.
-Но мы не любим друг друга!
-Вы очень связаны. Когда мы разговаривали, вы все время смотрели друг на друга, ища поддержку или одобрение. Я никогда не видела такой внутренней связи между тобой и Сережей.
-Ну, мы с Сережей ведь вместе всего полтора года, а с Колей знакомы всю мою сознательную жизнь.
-И ты никогда не была влюблена в него?
Я качаю головой:
- В шестом и седьмом классе я была влюблена в его брата. Нет, я никогда не была влюблена в Колю. Он вообще был для меня как старший брат. Зато он доверял свои личные переживания, представляете, пятнадцатилетней девчонке он рассказывал, что он чувствует и как! Он ведь был уже взрослым.
-Лиза, как ты живешь с Сережкой? - внезапно переводит разговор Елена, - Вы ведь такие разные. Я наблюдала за тобой, ты совсем преобразилась, когда здесь был Коля, такая стала жизнерадостная, я тебя такой не видела. Может быть, тебе плохо с Сергеем?
-Нет, что вы! Но я все-таки надеюсь что когда он кончит учиться, он будет уделять мне больше времени.
-Времени он будет уделять столько же, все дело в качестве, правда? И за полчаса можно получить более чем достаточно... - Елена задумчиво посмотрела на меня.
Летом Елена отослала нас отдыхать в Крым. Ах, как чудесно это было! Мы жили полтора месяца в Гурзуфе, уходя каждый день в сторону Артека и находя крохотные бухточки среди скал, где купаться можно было только сползая с камней прямо в воду. Особенно мне нравилось одно место, широкой дугой открывавшееся в море, и там, среди сверкающей лазури воды и неба, поднимался каменный островок, похожий на голубовато-серый зуб акулы. Когда я видела его, у меня замирало сердце. Я представляла, что таким и может быть недоступный и желанный остров Фрези Грант* . Хотелось встать на воду и побежать к нему, и верилось, что получится! Когда я рассказала об этом Сереже, он засмеялся и снисходительно потрепал по плечу. В укромных местечках на берегу мы любили друг друга, и доля безумия, навеянная югом и волшебством места, делала наши объятия восхитительными и страстными. Я была счастлива. Потом к нам приехали сестра с мужем, и мы вчетвером совершали дальние прогулки в горы, ездили в Никитский ботанический сад и в Алупку.
Приехав домой, я сообщаю Сереже, что беременна. Я, конечно, сознаю, что ребенок мне сейчас затруднит учебу, но что-нибудь придумать можно. Я надеюсь, что с ребенком втроем мы все-таки будем семьей, объединенной хоть чем-то в единое целое. Реакция мужа меня потрясает.
-Ты с ума сошла, Лиза! - говорит он раздраженно, - У меня диплом на носу и мне столько придется приложить усилий, чтобы получить работу, которую я хочу! Как это можно сделать с ребенком? Да и тебе нужно думать сейчас об учебе. Нет, дорогая, рано еще. Давай устроимся, и тогда, лет через пять, я буду счастлив, если ты родишь мне ребенка.
Я ничего не отвечаю ему. Я иду к Елене и все ей выкладываю. Она долго молчит, обняв меня. Чувствуется, что она даже не знает, что сказать, потом говорит осторожно:
-Лизочка, если ты очень хочешь этого ребенка, я буду на твоей стороне и помогу тебе. Но только имей в виду, что мой чертов сын во всех своих карьерных неудачах будет винить вас. Может, не надо портить себе жизнь? Я очень тебя люблю и мне хочется, чтобы ты - ты сама - была счастлива, вне зависимости от того, будет ли это счастье вдвоем с Сергеем. У меня хорошие связи в Институте акушерства и гинекологии. Выбери, что хочешь. Боюсь только, что если ты выберешь ребенка, это даст трещину в ваших отношениях. А ведь у вас сейчас все хорошо?
Через три дня тяжелых раздумий я прошу Елену помочь мне. Сергей все это время относится ко мне как ни в чем ни бывало, словно один наш разговор решил все мои проблемы и беспокоиться больше не о чем. Но потом я замечаю за столом натянутые отношения и понимаю, что Иван Семенович, узнав все от Елены, поговорил с сыном. Накануне дня, когда меня брали в клинику, Иван Семенович подходит ко мне и просит прощения за сына.
-Притом, что я уважаю твое решение, каким бы оно не было, я опечален тем, что лишаюсь внука. Это жестоко по отношению ко всем нам и виноват в этом только Сергей.
Я не выдержала и расплакалась, он долго утешал меня, как мог - неуклюже и нежно.
Но все проходит и забывается. Вскоре эта рана зарубцевалась.
Новый учебный год начинается так же, как кончился предыдущий. У Сергея это последний год, он весь, как натянутая струна. В этом году решается вопрос с распределением и это очень важно для него: или работа в Институте востоковедения, или, возможно, работа в Японии. Поэтому все разговоры, все интересы сосредоточены вокруг этого. О том, что я в этом году наравне с французским сдаю еще и итальянский язык по полной программе, знает только Елена, она всегда интересуется моими делами. Сергей же перестает даже подсовывать мне японские книжки.
Коля теперь работает в Этнографическом музее, куда его, оказывается, устроила Елена, и учится по вечерам. Встречаемся мы теперь редко и только по воскресеньям. Изредка после концерта Коля заходит к нам и мы пьем чай втроем с Еленой, иногда к нам присоединяется и Иван Семенович. С Колей я уже не могу быть полностью откровенной. Я чувствую, что о том, что со мной произошло по решению моего мужа, ему не надо знать. Я уже не его девочка Бетси, хотя так хочется уткнуться иногда ему в плечо и поплакать.
Так проходит зима, и наконец Сережа защищает диплом - блестяще конечно. Ему намекают на возможность работы в Японии в ближайшем будущем. Он ужасно доволен. Почти полгода, пока он работает в Институте востоковедения и ждет назначения - самые счастливые за всю нашу супружескую жизнь. Гонка окончена и Сережа больше времени проводит со мной. По вечерам я отрываюсь от переводов и книг, и мы очень весело проводим время, собираясь все вместе за чайным столом. Опять Сережа ведет себя со мной так, как в пору жениховства. Зовет вечером погулять и мы обходим по набережным Стрелку Васильевского острова и мимо университета возвращаемся домой. Иногда, спустившись к Неве, где нас не видно сверху, с набережной, мы целуемся, и мне это так нравится! По воскресеньям к нам приходят сестра с мужем, моя подруга Лёля с итальянской кафедры и Коля. Получаются настоящие вечеринки с музыкой и танцами.
Так мы отмечаем наступление нового 1972 года. Я договариваюсь с сестрой и Лёлей. Мы заранее готовим всякие вкусности, печем пироги и торт, накрываем стол в закрытой от посторонних глаз столовой, где Сережа, тоже потихоньку, установил уже елку и я украсила ее старыми, еще нашими с сестрой игрушками. В десять часов, когда гости собираются перед закрытыми дверями, Иван Семенович распахивает их и вскрикивает восхищенно, словно маленький мальчик.
-Ну, сегодня дети сделали нам сюрприз, который раньше делали родители. Помню, мама с бабушкой так же тайно наряжали елку и нас с сестрой впускали в столовую. Мы сразу бежали под елку искать подарки!
Я предусмотрела это, и мы решили заранее подготовить каждому по подарку, красиво завернув их. У меня их оказалось больше всех: французские духи, колготки, билеты на премьеру в театр и - французское издание начала 19 века "Опасных связей" де Лакло! По тому, как улыбается Коля, я понимаю, что это он каким-то образом разыскал книгу в "Букинисте".
-Ну, Бетси, прочитай нам что-нибудь, докажи, что ты выучила французский!
Я открываю наугад книгу и читаю французский текст: "Настоящий способ побеждать сомнения - это постараться сделать так, чтобы тем, у кого они имеются, больше нечего было терять." Жестокий цинизм этих слов, напомнивший мне о своих сомнениях по поводу ребенка, вызывает краску на моем лице. Я, не переведя их, переворачиваю несколько страниц и читаю другое: "После того, как идя каждый своим путем, мы отведали всех удовольствий, насладимся теперь счастьем сознавать, что ни одно из них не сравниться с теми, которые мы испытали друг с другом, и которые покажутся нам еще более сладостными!" В шоке я захлопываю книгу и кладу ее на столик.
-Ну, Лиза, переведи же нам! Или это так непристойно? - интересуется Елена.
Я молча киваю головой, но Лёля уже переводит и ту и другую цитату. Я непроизвольно смотрю на Колю. Он стоит, опустив глаза.
-Книга всех времен и народов! - смеется Иван Семенович и предлагает, - давайте садиться за стол.
Новый год проходит очень весело, с танцами, потом мы поем под аккомпанемент Ивана Семеновича и Коли, играем в фанты, после двенадцати идем на улицу провожать всю компанию, и Лёля изъявляет желание погадать. Она снимает с ноги сапог и, поддерживаемая Колей, покрутившись на одной ноге и зажмурившись, бросает его наугад. Мы все смеемся, потому что он падает в сторону, где кроме доков за Невой и заводов, ничего нет. Но Лёля очень серьезно говорит:
-Глупые, там же Швеция за заливом! Может, я выйду замуж за шведа?
Что самое интересное, она действительно через три года выходит замуж и уезжает в Финляндию, почти в ту сторону!
Тогда, вдохновленный примером, решает гадать Коля. Его ботинок летит прямиком к нашему подъезду. Тут уж все хохочут до упаду, а я сочувственно говорю:
-Коля, бедный, Иван Семенович ни за что не даст Елене развод.
Новый взрыв хохота заглушает мои слова. Наконец, мы ловим такси и усаживаем гостей, а сами в обнимку возвращаемся домой. И тут я получаю свой новогодний "подарок".
-Лиза, я через неделю уезжаю в Москву и еще через две - в Токио. Ты поедешь со мной?
-Как же я поеду, Сережа? Мне ведь нужно учиться?
-Но ты можешь закончить и потом, - предлагает Сергей, словно в этом нет ничего особенного, но я аж задыхаюсь от неожиданности, а потом предлагаю в тон ему:
-И ты ведь можешь уехать позже?
-Ты что, с ума сошла?! Как я могу упустить свой шанс! - смотрит на меня, как на ненормальную, мой муж.
Я молчу, но вопрос, как же я могу бросить свою учебу, так и просится на язык.
-Ах, как было бы хорошо, если бы ты учила тоже японский. Кому нужна твоя французская литература?
Я иду, сжав зубы.
В Москву я уезжаю вместе с Сережей. Елена с Иваном Семеновичем сунули мне перед отъездом денег, чтобы мы на прощание устроили себе роскошную жизнь. Мы обедаем в ресторанах и две недели живем в отдельном двухкомнатном номере-люкс гостиницы "Россия"с окнами на Васильевский спуск. Но это не очень весело, я чувствую, что Сергей уже в пути всеми мыслями. Накануне отъезда мы ссоримся. Вернее, ссорится он. Я молчу, думая, что если ему так легче - пусть.
-Если бы ты меня любила, - упрекает он меня, - ты бы бросила все и поехала со мной.
Мне очень хочется сказать, что если бы я его не так сильно любила, то у нас был бы уже ребенок, и тогда точно мы поехали с ним. Но на эту тему я никогда не заговариваю. Возвращаюсь я в лихорадочной обиде, тем большей, чем счастливее мы жили последние полгода.
Когда я утром приезжаю с вокзала домой, Елена говорит, что вчера меня искал Коля, у него несчастье с матерью. Я бросаюсь звонить ему, потом сестре, и выясняю, что он вчера срочно улетел домой. Толя, который уже год после окончания университета жил с матерью, сообщил, что она может не дожить до утра. Овдовев, мать их жила только сыновьями и приложила все усилия, чтобы они получили образование. Коля ее очень сильно любил. Коля позвонил мне через неделю, он вернулся сразу после похорон и просил приехать. Елена тут же отослала меня к нему и бровью не повела, когда я предупредила, что возможно, поеду утром прямо в университет.
-Конечно, Лизочка, побудь с ним и передай наши соболезнования.
Он открыл мне дверь непривычно тихий, какой-то отрешенный, сказал: "Заходи" бесцветным голосом и отодвинулся, давая пройти. Мы сели на кухне на табуретки перед столом, на котором стояла початая бутылка коньяка, еще одна, уже пустая, задвинута была под раковину. Я налила себе и ему чуть-чуть, и мы молча выпили. Потом сварила кофе и заставила его проглотить полную чашку. Он пил, обжигаясь, не чувствуя вкуса. Я отвела его в комнату и мы долго сидели молча на диване. Потом он рассказал таким же бесцветным голосом, как он опоздал и приехал, когда она была уже мертва: второй инфаркт. Я подсела ближе и гладила его по волосам, шепча всякую ерунду, пока он не разрыдался у меня на плече. Я поняла, что до этого он не плакал. Мы сидели в обнимку в темной уже комнате, не зажигая свет, и я утешала его, как могла. Потом я за руку привела его в ванную и заставила умыться холодной водой, умылась сама, принесла из кухни остатки кофе и коньяк. Мы выпили все, но не были пьяны, наоборот, Коля стал приходить в себя и заметив, что уже стемнело, сказал, что мне пора домой.
-Я останусь. Елена велела быть с тобой. Они тебе очень сочувствуют.
Мы легли на диван и, обнявшись, разговаривали, вспоминая его мать. Коля рассказывал всякие смешные детские эпизоды. Она их очень любила и гордилась, что они с Толей оба учились в университете, оба стали физиками. В детстве она настояла, чтобы они закончили музыкальную школу. Она дала им отличное воспитание.
-Знаешь, она одна знала про тебя. Бетси! Бетси!
Он крепче меня обнял и я поглаживала его по волосам, пока он не стал искать мои губы. Я послушно подставила их. Обида на Сергея не прошла еще, но даже если бы он ждал меня дома, я все равно была бы здесь и с Колей, потому что только я сейчас могла утешить, помочь справиться с утратой. Мы любили друг друга отчаянно и нежно, иногда засыпая, потом просыпаясь опять в объятьях. Коля словно боялся выпустить меня из рук. Утром я проспала и уехала только ко второй лекции, мы договорились встретиться в университете и пообедать вместе.
В студенческой столовой, как всегда, не протолкнуться. Я заняла очередь, взяла себе салат и стакан сметаны, а Коле суп и шницель, а вместо чая - два стакана сока и оглянулась в поисках свободного места. Подошедший Коля взял из моих рук поднос и, уверенно огибая очередь, повел в угол, где занял столик.
-Бетси, спасибо, ты спасла меня! - говорит он мне, рассеянно ковыряя вилкой шницель.
-Не преувеличивай, если мне нужна будет помощь, ты ведь поможешь?
-Я все для тебя сделаю, - проникновенно говорит он и добавляет: - Даже забуду тебя.
Он всегда понимал меня без слов. Я благодарно пожала лежащую на столе руку.
-Коля, ты самый близкий для меня человек.
-Ближе Сергея? - ( я киваю головой) - Ты все еще любишь его?
-Да.
Сказав это, я понимаю вдруг, что происходит что-то непоправимое, но соврать не могу. Коля ободряюще мне улыбнулся и заторопился на работу.
Мы опять встречаемся только в филармонии или в театрах. Елена спрашивает, почему не приходит Коля. Не зная, как ей объяснить, пожимаю плечами. Меня вдруг охватывает внезапный страх: я страшусь узнать что он меня любит. Боюсь, потому что не знаю, что в таком случае произойдет со мной. Поэтому раз и навсегда убеждаю себя, что никакой любви у нас нет и не может быть, просто нежная дружба. Потом, через много лет, я узнаю о разговоре, который произошел у Коли с Еленой. Она прямо спросила, любит ли он меня.
-Да, - говорит он ей, - Больше жизни.
-Так в чем дело?
-Бетси любит вашего сына.
-Ты уверен?
-Она сама мне сказала недавно.
-Коля, я дам тебе совет. Ты должен попробовать завтра же умыкнуть ее, даже если она будет сначала сопротивляться. С тобой она будет счастливее.
-Нет, я этого не сделаю. Она любит Сергея. Я не буду с ней встречаться.
Я всего этого не знаю и до лета мы просто все реже и реже видимся, лишь разговариваем по телефону, да иногда сталкиваемся в университетском коридоре.
Летом, после окончания сессии, я вдруг узнаю, что меня посылают на следующий семестр во Францию, в Сорбонну. Перед этим я должна на десять дней приехать к Сереже в Токио. Все лето я в каком-то сумасшедшем состоянии оформляю документы, потом, словно на чемоданах, сижу в Комарово и жду долгожданного свидания с мужем, как ждут его, наверное, заключенные. Только теперь, накануне скорой встречи, я осознаю, как сильно люблю его и скучаю. Наконец, я в Москве сажусь в самолет, ко мне жмутся три жены, тоже летящие к мужьям, среди них только я говорю по-английски. Самолет японской авиакомпании, летящий из Брюсселя, поднимается в воздух, и я блаженно закрываю глаза, в лихорадке сборов почти сутки не спала. Мои спутницы то и дело будят меня для общения со стюардессой. Когда самолет приземляется в Токийском аэропорту, проведя изнурительные переговоры с таможенниками по поводу багажа моих спутниц, я, наконец, бросаюсь в объятья своего мужа и мы едем в крохотную квартирку, в которой он живет с еще одним сотрудником консульской службы. Я висну у Сережи на шее и, потихоньку расстегивая рубашку, шепчу ему на ухо, чем бы мне хотелось заняться в первую очередь. Он смеется.
-Лиза, ты с ума сошла, сейчас придет Юрий Петрович, что он подумает?
-Ну, мы ведь будем заниматься этим не у него в кровати. Он подумает, что встретились супруги после семимесячной разлуки! - я тяну его прямо на пол.
-Почему бы нам ни дойти до дивана? - еще сопротивляется Сережа.
-Помнишь, как это было в Гурзуфе на берегу, прямо на камнях? - напоминаю я, и мы со стоном нетерпения сжимаем друг друга в объятьях...
-Лиза, ты стала такой страстной и ненасытной! - замечает позже муж.
-Тебе это не понравилось? - притворно огорчаюсь я, продолжая удерживать его в объятиях.
-Нет, отчего же, но что я буду делать через десять дней? - Сергея начинает забавлять разговор.
-Тебе надо пресытиться мной, тогда ты выдержишь еще полгода до отпуска. А теперь, может, перейдем на диван? - и это предложение уже не вызывает ничего, кроме одобрительного поцелуя.
Все десять дней в первую очередь мы занимаемся любовью, потом Сергей показывает мне Токио, водит в маленькие ресторанчики и учит есть палочками. Меня восхищает еда, которая подается на красивых черных и красных лаковых подносиках и выглядит, как произведение искусства. Тонкие ломтики рыбы, овощи, соевый сыр тофу, креветки и шарики риса, - все хочется попробовать. Мы бродим по старым кварталам Токио, останавливаясь у витрин, задерживаемся у тележек торговцев, которые продают все: бумажные фонарики, деревянные палочки для еды, талисманы, фрукты, магнитофонные кассеты, зонтики, предсказания, написанные на рисовой бумаге. Художник каллиграф пишет изречения на рисунках с цветком хризантемы, склоненным бамбуком, стрекозой или плывущей уткой. Мы подходим поближе, я наблюдаю, как легко и безупречно точно скользит кисть по белой бумаге. Сергей о чем-то говорит с художником, он кивает и берет чистый лист. Красные иероглифы ложатся на бумагу, он скатывает ее трубочкой, перевязывает шнурком с кисточками и подает мне.
-Что там написано? - интересуюсь я.
-Это хокку Басё :
Туман и осенний дождь, но пусть невидима Фудзи, как радует сердце она! |
Я благодарно целую Сережу прямо на улице. Мне хочется продлить каждое мгновение, проведенное с мужем. За полгода я так соскучилась по близости, что даже когда мы выходим из дома, я все время должна касаться его, пожимать руку, чувствовать рядом.
-Лиза, может ты останешься? - предлагает он, - Это можно оформить.
-Что ты, как я могу отказаться от Сорбонны?! - даже пугаюсь я.
-Я не могу так жить, - начинает раздражаться Сережа, - Я начинаю забывать, что я женат.
-А сейчас тоже? - прижимаюсь я к нему, тихонько засовывая руки под рубашку.
-Ты сейчас не жена, а любовница.
-А я разве была женой? - внезапно взрываюсь я, - Что нас связывало, кроме постели? Может, ты интересовался моей жизнью, может, мои вкусы и пристрастия стали твоими? Может, ты был счастлив, когда у нас была возможность завести ребенка? Нет, мой милый, - я обличающе тычу в него пальцем, - Мы всегда были только любовниками, причем тогда, когда этого хотелось тебе! Так что теперь жди еще год, пока я не получу диплом.
Меня понесло, я не хотела всего этого говорить, но и остановиться не могла. Сергей молча выслушивает меня, по-моему он ошеломлен. Я ведь никогда не высказывала ему обиду. Он, наверное, и не подозревал, что я могу быть чем-то недовольна, он знал только о своих желаниях и проблемах. Да, лучше бы мне промолчать, особенно сейчас, когда мы опять расставались на полгода. Мне стало стыдно.
-Прости меня, Сережа, я нервничаю перед разлукой.
Он молча похлопывает меня по плечу. А ведь похоже, что его не очень задело то, что я наговорила! Назавтра утром я улетаю в Париж.
Мне хотелось бы сказать небрежно, что Париж не произвел на меня впечатления, но я не могу покривить душой. Париж затмил мою маленькую семейную трагедию или, по крайней мере, притупил боль от острого коготка тоски, скребущего мне сердце. Группа, в которой я проходила стажировку, была разношерстной и состояла из студентов разных стран и разного уровня подготовки. Я не знала, какие семинары посещать, - мне хотелось все! Наконец, я определилась, выбрав то, что я не могла получить дома: современную французскую литературу. И конечно же то, чем я занималась с первого курса, галантную литературу 18 века. А кроме того, современный французский язык, который так же отличается от литературного, как наша речь от языка Толстого. Я бегала из аудитории в аудиторию, стараясь успеть везде. Со мной посещал почти все только студент из Швейцарии Ив Ферри. Скоро мы стали помогать друг другу, делая конспекты, если кто-то из нас был в это время на другой лекции. Однажды он восторженно зашептал мне посреди лекции:
-Лиза (он единственный звал меня так, остальные - Лиз), на следующей неделе приезжает профессор Монтечелли из Болонского университета читать курс итальянской литературы. Как мне хочется!
-Ой, и мне тоже! А ты разве занимаешься и итальянским?
-Итальянский - мой родной, я ведь из Лугано, у нас итало-язычный кантон.
Я и забыла, что Швейцария говорит на четырех языках. Теперь мы болтаем иногда по-итальянски. Мы вообще очень подружились. Ив напоминает мне чем-то Колю, хотя они внешне не очень похожи. Надо сказать, что он единственный, кто сразу же не предложил мне развлечься.
-Твоя фигура не дает спокойно спать нашим студентам, - говорит он мне однажды, - ты самая красивая девушка, какую я знаю. И самая неприступная. В чем дело, тебе никто не нравится?
-Мне нравится мой муж. Я действительно неприступная.
-И ты никогда не изменяла ему?
-Нет, - говорю я и вдруг вспоминаю, как приходила к Коле после смерти матери.
-Расскажи! - сразу заметив заминку, требует Ив, - пожалуйста, мне очень интересно!
Мы сидим в кафе в Латинском квартале, куда обычно заходим выпить кофе. Я беру только кофе и рогалик. Ив знает, что у меня напряженно с деньгами, поэтому часто угощает бокалом вина и второй чашкой кофе. Я рассказываю ему историю своего замужества и дружбы с Колей.
-Так все запутано и сложно может быть только у русских. Как у Достоевского. (Ив читал только Достоевского и думает, что познал русскую психологию) Ты любишь мужа, но в постели тебе лучше с другим, - и все-таки ты верна мужу. А кстати, тот второй, Николя, он тебя любит?
-Я не знаю!
-Наверное, любит, я даже уверен. Знаешь, я напишу о вас роман. Нужно только придумать эффектный конец. Например, что вы расходитесь с мужем, а твой Николя не может на тебе жениться.
-Почему? - засмеялась я.
-Ну, какая-то очень уважительная причина. Например, он знает, что смертельно болен, и не хочет портить тебе жизнь. Или он женат на женщине, ставшей инвалидом, и не может ее бросить.
-Ну, у тебя и фантазия! Достоевскому до тебя далеко!
-Не смейся, я написал уже два романа, их очень просто писать и можно немного заработать. Знаешь, их печатают в еженедельных журналах с продолжениями. Слушай, давай напишем вместе?
-Давай, - смеюсь я, - Я тебе такого насочиняю - читатели будут обливаться слезами! Мыльную оперу.
-Это то, что надо!
И действительно, уже через неделю Ив дает мне прочитать начало, где описывается мое детство и юность, все, что я ему рассказала, но как описывается! Я умираю со смеху:
-Ив, ты представил героиню сексуально-озабоченной идиоткой!
-Дорогая, я же не могу позволить ей вести философские споры. Те, кто их поймут и оценят, читают Кафку или Фриша. Надо следовать законам жанра.
-Тогда я добавлю тебе одну пикантную подробность! - и я рассказываю, как я лишилась невинности.
-Это потрясающе! - разгораются глаза Ива, - Так вот откуда все пошло! Бедный Николя, да ты просто садистка! Я сделаю из этого сюжета конфетку!
-Ив, ты так и будешь зарабатывать на жизнь бульварными романами?
-Нет, конечно, это на карманные расходы. Рано или поздно мне придется взять на себя управление отелем. Мой отец дает мне сроку до тридцати лет - перебеситься.
-Отель?! - поражена я, - Ты - управляющий отелем!
-А что? Неплохой доход. Лугано - лыжная столица. Отели всегда полны. Кстати, ты катаешься на лыжах?
-Да, и неплохо. Я северянка, у нас все катаются.
-Так поехали на рождество к нам?
-Как это, а виза?
-Глупости, у тебя же есть паспорт? Так поедем? Все равно здесь пять дней делать нечего.
-Ну, если это можно, то я с восторгом. Я так давно не каталась.
Утром в сочельник я, нагруженная сумкой с книгами и конспектами, сажусь с Ивом в самолет.
-Что у тебя такое тяжелое в сумке? - удивляется он, беря у меня из рук вещи.
-Книги.
-Ненормальная! - в сердцах восклицает Ив, - В Рождество ты будешь заниматься?!
-Обязательно! Ив, это тебе так просто - побалуешься филологией и займешься отелем. А у нас пробиться в жизни можно только головой, если у тебя нет протекции. Мой муж учился, как проклятый, чтобы получить хорошую работу.
-И разрушить тебе жизнь.
-Ты преувеличиваешь. Он просто такой, какой есть, я знала, на что иду, когда выходила за него замуж. И потом, все не так плохо: я скоро кончу учиться и уеду к нему в Токио. У нас еще будет все хорошо!
-Ты мне напишешь? Я ведь должен узнать, что с тобой будет на самом деле. Вдруг то, что я придумал, сбудется.
-О, нет! Пусть уж лучше не сбудется. Твои фантазии меня не вдохновляют. Они хороши только в газете за утренним кофе.
Из аэропорта мы едем в прозаическом такси, хотя многие садятся в покрытые коврами сани с бубенчиками.
-Как здорово! - с завистью поглядываю я на них.
-Это только для богатых туристов. Мы потом обязательно покатаемся, у отца в отеле тоже есть лошади.
Отель представляет целый комплекс двухэтажных домов-шале под черепичными крышами на поросшем елями склоне горы прямо над городом. От отеля на верхнюю площадку с рестораном проложена канатная дорога, и от нее еще выше, к вершине. Ив ведет меня в квартиру отца, где все семейство радостно бросается ему на шею: две младшие сестры, Симона и Франческа, младший брат и мать, которой должно быть лет сорок пять, но выглядит она очень молодо. Ив рассказывал, что она была чемпионкой Италии по скоростному спуску, до сих пор отлично катается и тренирует дочерей. Ив тоже подрабатывал у отца лыжным инструктором. Девочки быстро экипируют меня всем необходимым, одеваются сами, и мы все гурьбой идем к подъемнику. Вид, открывающийся с площадки перед рестораном - изумителен. Панорама гор, между которых в долине разбросан город, склоны, поросшие лесом, сверкающий на солнце снег с синими тенями, яркое небо - я ошеломлена этим праздником красок. Ив предлагает выпить кофе в баре ресторана, но я решаю сначала хоть один раз съехать вниз. Мы поднимаемся выше, и девочки с победным кличем уносятся по самой крутизне вниз.
-Ив, я боюсь, что так не способна. Я переоценила свои силы.
-Конечно, девчонки гоняют почти по отвесному склону. Не бойся, мы поедем с другой стороны, и потом, я ведь с тобой!
Он дает мне несколько советов и мы, оттолкнувшись, скользим вниз, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, сворачивая перед несущимися навстречу елями. Когда мы достигаем площадки, он хвалит меня, замечая, что я хорошо держалась на лыжах.
-Я лучше себя чувствую на равнине, как привыкла. Давай наперегонки!
Я стукаю его легонько палкой по спине и бегу по большому кругу вокруг шале. Замешкавшись на старте, Ив догоняет уже на половине круга, но никак не может вырваться вперед. Я кричу на бегу:
-Ив, не поддавайся, давай, давай!
Он начинает бежать в полную силу и чуть вырывается вперед, но я догоняю его на небольшом подъеме, и мы подлетаем к шале одновременно.
-Отлично! - восхищается Ив, - ты меня загоняла!
Его сестры хлопают нам, стоя у двери, и мы, сбросив лыжи, идем в бар. Ив просит принести всем кофе и булочки и по бокалу вина (Маме мы не скажем!). Оказывается, в сочельник пить нельзя до заката. Я, запыхавшаяся и разрумянившаяся на легком морозце, наслаждаюсь отличным вином и кофе.
-Как чудесно, Ив! Как ты, наверное, счастлив здесь жить!
-Ну, здесь довольно скучно, в Париже, конечно, веселей, но я люблю это место. Мы живем здесь уже три поколения.
-Это здорово!
-А нам пора возвращаться. Или скатимся еще разок?
-Давай!
Мы поднимаемся на вершину еще раз и съезжаем вниз.
Вечером все садятся за праздничный стол. Ужин в сочельник - особенный, это семейное торжество. Меня расспрашивают, как он проходит у нас. Мне неудобно сознаться, что у нас совсем не отмечают рождество. Я рассказываю, как у нас встречают Новый год, не уточняя дат, рассказываю про наш обычай гадать, и как мы гадали в прошлом году. Девушкам это очень нравится, они расспрашивают подробности. Я объясняю, как гадают у зеркала, как подвешивают гребень, как кидают сапожок. Они тут же решают испробовать все. После ужина мы идем по узкой деревянной лестнице в глубине дома на чердак, где Симона и Франческа вешают на ниточках свои расчески. Потом выходим на улицу и они по очереди кидают туфли, хихикая и комментируя направление броска друг у друга. Они очень довольны, видимо и у одной и у другой есть знакомые молодые люди, которые живут в той же стороне, куда удачно падает обувь. Ив заявляет, что тоже хочет попробовать. Пока он прыгает на одной ноге, мы смеемся и подшучиваем над ним, Ив, сориентировавшись на наши голоса, бросает свой сапог прямо к моим ногам.
-Ив, так не честно, ты мошенничал!
-Важен результат! - поднимает палец Ив, - я готов быть претендентом номер один, когда ты бросишь своего мужа.
-Спасибо Ив, я не забуду! Это прекрасно, как рождественская сказка.
-Я говорю серьезно! - девочки уже зашли в дом, но Ив чуть задерживает меня, - Лиза, я был бы счастлив! У нас так много общего.
-Да, мы ведь друзья! И я тебе очень благодарна, особенно за прекрасное Рождество, - я, привстав на цыпочки, потому что Ив очень высок, целую его в щеку.
-Это не настоящий рождественский поцелуй! - заявляет Ив, - если не поцеловаться по-настоящему, у тебя не будет счастья весь год! - и он целует меня в губы.
-Ну, за счастье можно еще - и от души! - я притягиваю его к себе и мы целуемся долго-долго. Вдруг первый звук колокола поднимается вверх из долины и начинают распахиваться окна. Мы быстро входим в дом. Окна гостиной тоже распахнуты, все звонят в маленькие колокольчики, в дом должно войти Рождество. Вот тут и начинается настоящий праздник. Отец Ива разливает всем глинтвейн, начинаются всеобщие поцелуи и поздравления, все вместе мы поем рождественские гимны, потом молодежь бросается к столику, на котором стоит елка, там сложены подарки. К моему изумлению, для меня тоже есть пакеты. Симона и Франческа подарили мне пестрый шарф и перчатки для лыж, а Ив - замечательные пластинки, органную и клавесинную музыку. Я еще в Париже говорила ему, что люблю слушать классическую музыку.
-Спасибо всем! Ив, когда ты успел купить это?!
-Я купил еще в Париже.
-Это то, что я хотела! - боюсь, что из благодарности я смотрю на него нежнее, чем следовало. Ну да ладно! Ведь это единственное мое Рождество за границей!
На другой день, после утренней лыжной пробежки и катания с гор - Рождественский обед. Мы едим фондю, национальное швейцарское блюдо. На середину стола на специальной подставке с электроподогревом ставятся горшочки, в одном кипит смесь расплавленного сыра, соусов, специй и вина, в другом - масло. Каждый берет специальной вилкой кусочек сырого мяса или булки и опускает в горшочек. Через пару минут это можно есть и брать следующую порцию. Смех и шутки, если у кого-то кусочек падает в соус, придают обеду очень домашнюю, интимную атмосферу. Это намного интересней, чем есть традиционного рождественского гуся, уткнувшись в свою тарелку. Когда я роняю свой кусочек мяса с вилки в горшок, все начинают хохотать и заставляют меня всех поцеловать. Такова традиция.
Вечером в отеле костюмированный бал. Пока мы собираемся, Франческа вспоминает, что еще не посмотрела висящий на чердаке гребень, и мы гурьбой бежим по лестнице. Ив и их младший брат Мартин увязываются за нами. Когда девушки снимают гребни, братья начинают хохотать: в обеих расческах белая с черным шерсть их чудесного сенбернара Дигги. Симона набрасывается на Мартина с кулаками. Я рассказываю им о сказке Бажова, где мальчишки, подшутив над сестрой, расчесали ее гребнем лошадь.
-Братья все таковы. Просто в этом году вы точно не выйдете замуж.
Мы идем одеваться на бал. Симона и Франческа приносят мне на выбор несколько костюмов: маркизы, гейши, Шехерезады. Я хочу одеть японский костюм, но они уговаривают одеть арабский. Шаровары и блузка из тонкого шелка дополнены парчовым жилетом и золотым поясом и оставляют открытой полоску тела выше талии. На голову они мне одевают алый тюрбан и собирают все блестящие украшения, одевая на каждый палец по два кольца. Лицо мое прикрыто тонкой вуалью. Симона одевается маркизой, Франческа - гейшей. Мы сообща белим ей лицо и делаем румянец и черные брови дугами. Выйдя из комнаты, мы видим великолепного шейха в белой с золотом одежде и пирата. Понимаю теперь, почему девочки так настаивали, чтобы я одела арабский костюм.
-Это заговор?! - грозно поворачиваюсь к ним и грожу кулаком.
Они рассмеялись и повели меня в главное здание отеля, в котором уже играла музыка. Бал был великолепен, мы веселились до двенадцати. Я танцевала со множеством гостей, все наперебой угощали меня вином. Наконец, Ив увел меня от группы англичан, приехавших, как и мы, накануне, с которыми я делилась впечатлениями от первых лыжных прогулок.
-Ты говоришь и по-английски? - удивился Ив, - Ты само совершенство. Потанцуй со мной.
Он прижал меня к себе, я чувствовала его теплую руку на талии.
-Как хорошо, что я привез тебя сюда, где бы еще я мог вот так обнимать тебя? - он нежно погладил по обнаженной спине выше талии, - Лиза, я говорил правду, я был бы счастлив жениться на тебе. Имей это в виду. Если вдруг захочешь сменить мужа и страну - я к твоим услугам.
-Спасибо, Ив. Вряд ли это когда-нибудь случится, но я тебе очень благодарна. Ты мне нравишься! - я ласково провожу по его щеке и он прижимается губами к моей ладони.
В полночь Ив зовет меня кататься. Мы выходим на крыльцо, Симона и Франческа уже садятся со своими кавалерами в сани, мы одни устраиваемся во вторых. Ив закутывает меня в пледы, накрывает ноги мехом и мы уносимся вслед за первыми санями. Оттуда доносятся шутки и смех, наши сани догоняют их и мы летим наперегонки, пока позволяет дорога. На крутом повороте нас заносит и прижимает друг к другу. Ив крепко обнимает меня и целует. Мы едем по синему, сверкающему в лунном свете снегу, звенят колокольчики в упряжи, раздается визг и смех с саней, где едет молодежь. Ах, эта ночь настолько волшебна, что я без зазрения совести отвечаю на поцелуи. В крепких мужских объятьях, по которым так истосковалась, я впадаю в блаженное состояние, когда разум молчит, а чувства отвечают на ласку рук и губ.
-Лиза, какая ты!.. - потрясенно шепчет Ив.
-О, не обращай внимания, мы пьяны и романтичны. Поцелуй меня еще...
Голова моя кружится и только усилием воли можно сохранить контроль над собой. Сани подкатывают к отелю, мы все заходим в бар выпить с мороза глинтвейна, но нам жарко, я вижу чуть подрагивающую руку Ива, крепко сжимающую стакан, и прихожу в себя. Мучить его я не собираюсь.
-Рождество проходит, - говорю я, - завтра все будет по-прежнему. Утром идем кататься?
-А ты не... - Ив испытующе смотрит мне в лицо.
-Нет, я не..! Пора спать. И мы хорошие друзья. Не надо все портить муками совести и сожалениями. Я сегодня была счастлива благодаря тебе - пусть этот день так и запомнится.
-Хорошо, Лиза! - Ив целует мне руку и провожает к моей комнате.
Все три дня мы катаемся на лыжах, Ив учит меня слалому. Когда я кубарем скатываюсь с середины трассы, он, поднимая меня, позволяет себе поцелуй. В самолете, летящем обратно в Париж, Ив с грустью замечает:
-Мне теперь очень трудно будет вести себя как прежде. У меня такое ощущение, что между нами что-то произошло. И родителям ты понравилась...
-Ив, ты мне очень нравишься, но я люблю своего мужа. Если ты не будешь питать иллюзий на этот счет, наши отношения останутся такими же дружескими, как и раньше. Через два месяца я уеду. Вряд ли мы когда-нибудь увидимся. Впрочем, ты можешь приехать к нам в гости. Правда, приезжай, я пришлю тебе вызов.
Все время до моего отъезда мы встречались в Сорбонне. Я была очень занята, мне надо было написать две работы по французской литературе 18 и 20 века. Ив за это время умудрился закончить "мой" роман.
-Лиза, ты - соавтор, когда он будет выходить, я буду тебе присылать газеты.
-А я могу придумывать тебе еще другие сюжеты, хорошо?
Моя стажировка закончена, мне дали отличные характеристики, и я прощаюсь с Парижем и с Ивом, который остается еще на один семестр. Я лечу домой, по которому так соскучилась! Скоро у Сережи отпуск. Дома я бросаюсь в объятья сестры и Елены, радостно приветствует "француженку" Иван Семенович. Мы сидим и болтаем до позднего вечера. Я до хрипоты описываю парижскую жизнь, магазины, достопримечательности. На звонок Елена вскакивает и восклицает: "Сюрприз!" Я иду открывать дверь и висну на шее у Коли.
- Ах, Коко, как я соскучилась! Пол года я думала, чего же мне не хватает "в большом и радостном Париже"* ? Правда, наметилась там одна кандидатура, я расскажу сейчас.
Я отстраняюсь и вижу в дверях молодую женщину с веселыми глазами, которая с интересом наблюдает за происходящим. Коля замечает мой взгляд и говорит:
-Бетси, познакомься, это моя невеста Светлана.
Она мне так нравится, что я бросаюсь обнимать и ее. Мы опять идем в столовую и я снова начинаю рассказывать о Париже, о лекциях, которые я слушала в Сорбонне, о студенческой жизни, которая сильно отличается от нашей, наконец, я рассказываю о знакомстве с Ивом Ферри и о Рождестве в Лугано. Я достаю фотографии, которые Симона сделала на горе, запечатлев мои попытки пройти слаломную трассу, наши катания на санях, наши с Ивом соревнования в беге на лыжах.
-Я выиграла! Представляешь, Коко, я пришла одновременно с лыжным инструктором, посмотри, какие у него длинные ноги. И еще очень приятное открытие: я там общалась с англичанами, они наговорили мне массу комплиментов по поводу моего английского.
-Бетси, признайся, - спрашивает Коля, рассматривая фотографии, - ты вскружила голову парню? Смотрит он тут на тебя с обожанием.
-Есть немного, - смеюсь я, - Он написал про меня роман и решил, что влюбился. Он сказал, что будет претендентом номер один. Надо будет найти ему тут девушку, он неравнодушен к загадочной русской душе, начитался Достоевского и все такое.
-Он что, писатель?
-Ну, это громко сказано. Он пишет любовные романы, надо сказать, очень прилично, в смысле - хорошо, хотя и не очень прилично. Но у них это в порядке вещей. Вы бы прочли, что он там про меня написал - африканские страсти! Как он говорит, это все на карманные расходы, а вообще, он будущий владелец этого отеля, - я указываю на фотографии, - Вот кому-то достанется муж!
Мы сидим допоздна, все рассматривают фотографии и требуют все новых подробностей. Я рассказываю, где бывала в Париже.
-Чаще всего я ходила в Лувр, там есть дни бесплатных посещений. А вообще-то, культура в Париже принадлежит богатым: концерты очень дорогое удовольствие, в театр я могла попасть только на галерку, зато зайдешь в воскресенье в собор - орган, хор - мессы чуть ли не Баха - для простых смертных. Я уж стала подумывать, не перейти ли мне в католичество. Театр у них очень странный сейчас, в моде абсурд: ничего не понять и нет души. Вообще у французов с душой туго. Господи, как я соскучилась по нашей жизни! Там в магазины зайдешь, - все есть, денег нет, и делается плохо. У нас - ничего нет, бежишь в филармонию - и пир души!
Пока я рассказываю, я посматриваю на Светлану. Первое впечатление даже усиливается, она мне ужасно нравится. Очень милое личико, светлые волосы чуть вьются вокруг лица, улыбка - просто прелесть, с ямочками на щеках, и безмятежная уверенность в себе. Она сидит и наслаждается разговором. Елена обращается к ней, как к знакомой.
-Ну, а теперь рассказывайте вы о своей новости номер один!
-Вот, Бетси, женимся, - улыбаясь, разводит руками Коля, - Тебя ждали.
-Так, теперь помолчи, пусть Светлана расскажет. Как вы познакомились?
-В филармонии. Мы с Сашкой пошли на концерт. Сашка - это мой сын. Я не рассчитала, ему Бетховена рано еще в больших количествах давать. Он стал шуметь к концу первого отделения. А мне очень хочется послушать. Мой сосед берет его за руку и ведет из зала. Когда я вышла, они сидели в фойе и Коля рассказывал ему, как работает двигатель внутреннего сгорания. Сашка развесил уши, я ведь в технике ничего не понимаю, и пообещал сидеть тихо до конца, а потом еще узнать что-нибудь про автомобили.
-Сколько ему лет? - спрашиваю я с легкой завистью.
-Пять лет. С того дня он только о Коле и говорит.
-Да, Коля всегда любил общаться с маленькими, я ведь в детстве тоже только с ним и говорила. И когда же свадьба?
-Через две недели, - отвечает за Свету Коля и смотрит на меня вопросительно, словно все зависит от моего решения.
-Ну, что ж, тебе повезло, Коко. Я одобряю! Правда, Елена?
Расходимся мы уже около двенадцати, но я еще остаюсь в столовой поговорить с Еленой, показываю письма, которые мне писал Сергей. Под конец я рассказываю о ссоре, которая у нас произошла в Токио.
-Я все ждала, когда же ты взбунтуешься и скажешь ему все, - кивает Елена и обнимает меня за плечи, - Ты самая терпеливая и покладистая женщина, какую я знаю. Не переживай, Лизочка, Сережке полезно иногда узнать, что об этом думают другие.
-Нет, я очень переживаю. Уже в Париже я жалела, что не осталась. Понимаете, я отложила бы диплом на год, если бы не стажировка. Такое дважды не предлагают. Я променяла мужа на Сорбонну! Но уже там я начала сомневаться, стоит ли Париж мессы.
-Глупости, девочка, в вашем браке если ты не подумаешь о себе - никто не подумает, - успокаивает она.
-Да я о себе и думаю. Я так стоически отказывалась от жизни с любимым человеком ради диплома, который сам по себе не даст мне ни капли счастья. После нашей недели в Токио я еще острее переживала одиночество. Знаете, в Лугано в Рождество так и хотелось закрыть глаза и отдаться порыву, да и обстановка очень располагала. Меня это ошеломило и сразу привело в чувство. Я ведь сначала даже не задумалась, что рядом не Сережа!
-Но ведь он тебе нравится, этот Ив?
-Ах, это совсем другое. Мы друзья, ну, как с Колей. Нет, не так, конечно. Но главное, все больше убеждаюсь, что только Сережу вижу рядом с собой и только его люблю. Сейчас месяц отпуска с ним, а потом, через три месяца - навсегда!
-Ну вот и хорошо, моя дорогая!
Через неделю мы встречаем Сережу. Я висну на нем, не отпуская ни на минуту. Откладываю даже дела в университете. По счастью, моя парижская работа - почти законченная дипломная. Мы ведем светскую жизнь, наносим визиты нужным людям, с которыми теперь связан Сергей. Среди них оказывается случайно человек, книги которого я превозносила тогда и читала запоем все, что удавалось достать, в основном самиздат. Даже не мечтала с ним познакомиться, хотя знала, что он тоже из Института востоковедения. Сережа разыскивает нас на кухне, среди стопок грязной посуды перед пепельницей, полной окурков. Мы так увлечены разговором, что я не обращаю внимания на мужа, он силой уводит меня в гостиную.
Через неделю после Сережиного приезда у Коли со Светланой свадьба. Поздравляя их, я говорю: «Я желаю вам такого же счастья, как у нас!», и лучезарно улыбаясь, оглядываюсь на мужа. Я действительно очень счастлива.
При прощании - всего через двадцать дней! - я говорю Сергею:
-Я буду теперь считать дни. Всего семьдесят восемь дней, и мы будем вместе. Сережа, а вдруг я уже беременна? Мне так хочется! Теперь ты будешь доволен?
Он обнимает меня за плечи и говорит каким-то сдавленным голосом:
-Посмотрим. Дай мне телеграмму, если что.
-Ах, - говорю я Елене вечером, - я сказала утром Сережке, а вдруг я уже беременна? Вот было бы здорово! По-моему, он обрадовался такой перспективе, у него даже голос перехватило.
-Вот и славно, девочка! - улыбается мне Елена, - Пора!
Мы ближе знакомимся со Светланой и вскоре становимся близкими подругами. Ее легкий характер, спокойная жизнерадостность так мне нравятся, так вызывают на откровенность, что вскоре мы делимся всеми секретами. Я рассказываю Светлане все: и про нашу жизнь с Сережей, и про мои колебания весь этот год, про надежды на будущее. Светлана рассказывает о своем первом увлечении, об отце Саши. Она на два года старше Коли, ей уже тридцать, в жизни у нее бывало всякое. Я со своей единственной любовью и единственным мужчиной, как младенец перед ней. Светлана художник и очень хороший. Живут они чаще в центре, у нее в мастерской, которая просторней, чем Колина квартира. Светлана признается мне, что ждет ребенка и очень боится, потому что у нее отрицательный резус-фактор, да и возраст уже не юный.
-Но все равно, так хочется родить, девочку, - мечтательно говорит она, - Коля и Сашку-то любит, а от девочки просто сойдет с ума!
Я не выдерживаю и рассказываю, как решала судьбу своего ребенка три года назад.
-Он был бы уже большой, ну, не такой, как Саша, но все-таки... Ой, ты только не рассказывай Коле, он не знает. Он вообще моего Сережу недолюбливает.
-Лиза, я все про вас знаю. Коля мне все рассказал.
Я теряюсь: - Ты только не подумай чего-нибудь. Мы просто друзья детства.
-Да уж! Не бойся я не ревную. Пока. Лиза, ты такая наивная и невинная девочка! Ты что, и мужу ни разу не изменяла?
-Бог уберег, хотя я была близка к этому, - смеюсь я и рассказываю, как мы целовались с Ивом, - Ах, да, был еще один случай, когда у Коли умерла мама. Но ведь это не измена, это акт милосердия?!
Светлана задумчиво смотрит на меня.
-Ты думаешь, он тебя не любит?
-Кто, Коля? Я думаю, он меня очень любит, как сестру. И я его - тоже. Это не такая любовь, как к Сергею. Коля всегда был и всегда будет. Поможет, утешит, посоветует. Но любит он - тебя, а я - мужа.
-Ты - блаженная! В смысле - верующая. Ну - блажен, кто верует! - смеется Светлана, - Лиза, я в тебя влюбилась!
Тут пулей влетает Сашка, разрумянившийся на холодном ветру, а вслед за ним идет Коля.
-Bonjour, mseu! - приветствую я мальчика. Он кидается меня обнимать и кричит:
- Bonjour, madame Бетси!
-Да почему же Бетси, Саша? Это же по-английски. Тогда нужно сказать: good evening, missis Бетси. Нет, не так, missis Серж.
Сашка начинает хохотать.
-Почему же ты Серж, ты же девочка?!
-Потому что я жена Сержа, missis Серж. По-французски все-таки лучше, правда?
Мы начинаем вспоминать все слова, которые он уже выучил. Саша забирается ко мне на колени и я прижимаю его к себе, уткнувшись в его макушку, которая пахнет так по особенному, маленьким ребенком.
-Бетси, ты так смотришься с Сашей на руках, - замечает, разглядывая меня, Коля, - Тебе надо завести ребенка!
-Не знаю, не знаю - может быть, может быть, - весело напеваю я.
-Так что, уже?
-Кто знает? - смеюсь я, и по моему довольному виду он решает, что я жду ребенка.
Видимся мы теперь очень часто, ходим вчетвером с Сашей в филармонию или на утренники в театр. Я прихожу регулярно заниматься с Сашей французским и английским. Иногда пораньше захожу за ним в садик и мы идем вдвоем в кафе "кутить". Мальчик очень восприимчив и быстро учит слова, скоро мы будем разговаривать только по-французски. Ему понравилось, как я называю Колю, и он теперь тоже называет его: мсье Коко. Сидя в кафе и поглощая эклеры, мы ведем беседы о его жизни в детском саду, о девочке, которая ему нравится, о манной каше, которую он терпеть не может, но его заставляют есть почти каждый день, и какие автомобили я видела во Франции. Разговариваем мы совершенно как взрослые, я даже забываю, что передо мной ребенок. Ему я рассказываю, как побывала в Японии и хочу поехать туда жить, рассказываю, как скучаю по мужу и как хочу родить ребенка.
-Роди девочку, когда я выросту, женюсь на ней, - заявляет Сашка, - А почему Коко на тебе не женится?
-Потому что он женат на твоей маме.
-Но ведь он тебя любит? Так мама сказала, - доверчиво сообщает он, - И вы дружите с детства?
-Mon cher, я многих люблю: и Коко, и тебя, и Ивана Семеновича, но больше всех я люблю Сережу, потому я и вышла за него замуж, - я обожаю Сашкины вопросы и стараюсь отвечать как можно правдивей.
-Разве женятся только на тех, кого больше всех любят?
-Так лучше всего, это большое счастье.
-А что такое счастье? – тут же спрашивает Саша.
-А ты как думаешь?
-Это когда мама смеется все время, и не варит манную кашу, и целуется с Коко, и он рассказывает мне, как все устроено. И когда много конфет, и
-И от них болят зубы! – подсказываю весело.
-А вот и нет!
-Ты все правильно понимаешь. Я тоже счастлива, когда все время смеюсь и целуюсь с Сережей, и много конфет и не надо есть яичницу. И у меня родится дочка, и ты женишься на ней. (Я уже знаю, что это откладывается на неопределенное время).
В конце мая, когда я готовлюсь к защите диплома, и почти все уже готово, я получаю письмо от Сережи. Я должна бежать в университет, а потом к машинистке, но решаю все-таки прочесть его сначала. Когда я читаю, смысл написанного не сразу доходит до меня. Я читаю и перечитываю, читаю и перечитываю, я скоро выучу это наизусть, но я не понимаю, что он от меня хочет. Приходит Елена и, увидев у меня в руке письмо, спрашивает:
-Это от Сережи? Какие новости? Он ждет не дождется?
Я молча протягиваю ей листок, а сама остаюсь сидеть, вопросительно глядя на нее. Она быстро читает, багровеет и раздраженно спрашивает:
-Что ты так смотришь?
-Я не поняла, что он хочет?
- Что ты не поняла, что твой муж негодяй?
- Елена, не кричите, пожалуйста на меня. Я не поняла, что он хочет, у меня все перепуталось. Он не хочет, чтобы я приезжала? А почему два года? И что потом?
Она смотрит на меня с жалостью.
- Лизочка, ты посиди, сейчас я дам тебе капли, и не думай об этом. Это какая-то путаница.
Елена приходит с каплями в стакане, заставляет меня выпить и идет звонить по телефону. Письмо она уносит с собой, но я недаром прочитала его не меньше двадцати раз. Эти строки стоят у меня перед глазами:
«Лиза, я хотел поговорить с тобой во время отпуска, но не собрался с духом, поэтому решил написать, тем более, что не получил от тебя никакого подтверждения, что может быть ребенок. Ты, конечно, понимаешь, что наша супружеская жизнь не сложилась. Я ждал от тебя большего понимания моих интересов, но ты слишком легкомысленно отнеслась к своим обязанностям. Твои увлечения музыкой и французской литературой не дают тебе возможности посвятить себя семье и интересам мужа. Я надеюсь найти все это у другой женщины, которая уже сейчас много значит для меня. Тебе же я даю полную свободу, но надеюсь, что у тебя хватит благородства и великодушия не портить мне карьеру и не требовать развод сейчас. Года через два, когда положение мое упрочится, мы спокойно разведемся. Давай поступим, как цивилизованные люди, и не будем портить друг другу жизнь скандалами и упреками. Я уверен в твоем благоразумии. Сергей»
Я сижу и повторяю письмо еще и еще раз, шевеля губами, пока смысл не становится ясен. От меня ускользает оскорбительный тон, надуманность и глупость обвинений. На меня находит затмение, понимаю только, что он встретил другую, которая будет ему лучшей женой. Выходит, что я виновата перед ним: я должна была отказаться от себя или потерять его. Я плохая жена и я потеряла его. Закономерный финал. Елена снова смотрит на меня испуганно, оказывается, все это я говорила вслух. Когда приходит Коля, которого Елена вызвала по телефону, разыскав на лекции по истории искусства, я сижу, уставившись на стену, где висит лист хокку, привезенный мной из Токио. Красные иероглифы расплываются перед глазами, мне кажется, что они шевелятся, как неведомые красные звери, и сейчас убегут с листа, перебирая множеством лапок. Я показываю на них Коле с Еленой:
-Я думала, что это про меня, а это про нее! Вот когда он это сказал: «Но пусть невидима Фудзи, как радует сердце она!». А я-то, дурочка, не поняла! Я ведь никогда не радовала ему сердце, - вместо смеха губы мои кривит судорожная улыбка.
-Пойдем, Бетси, тебе нужно отсюда уйти, - Коля поднимает меня за руки с дивана.
-Коля, я плохая жена? - спрашиваю я.
-Бетси, ты самая лучшая!
Тут я, видимо, отключаюсь, потому что не помню, что было дальше. Отчетливо я понимаю только, как позже он спрашивает у Елены:
-Вы уверены, что она не беременна? Мне показалось...
Тут я начинаю хохотать, пока Елена не дает мне пощечину.
-Да я не могу забеременеть, даже если буду спать с ним год без перерыва! Я ведь плохая жена!
-Лиза, что ты говоришь! - кричит Елена в испуге.
-Мне так сказали недавно, - поясняю я отчетливо, как малым детям, - Я ведь приняла тогда, три года назад, неверное решение. Я легкомысленная и... какая еще?
Коля сидит, закрыв лицо руками, потом вскакивает и подхватывает меня под руки.
-Поехали отсюда. Елена Николаевна, завтра утром я должен быть на работе, ее нельзя оставлять одну. Может, Света с ней посидит, или вы? Я привезу ее.
Коля везет меня на такси в мастерскую к Светлане, я, как кукла, даю себя усадить на диван, послушно беру стакан с коньяком, делаю несколько глотков. Светлана идет варить кофе. Сашка вбегает в комнату и с разбега бросается ко мне на колени, я машинально прижимаю его к себе. Он говорит:
- Good evening, missis Серж!
Дальше опять провал в памяти, я не теряю сознания, но впадаю в какое-то странное оцепенение без мыслей и чувств. Коля отправляет Светлану с Сашей домой. Я помню, что мы сидим рядом на диване, и он уговаривает меня еще выпить. Я пью коньяк, как воду, и опять сижу, вся сжавшись внутри и думаю о том, что сама разбила себе жизнь, я не сумела сохранить чувства любимого человека, не смогла стать для него единственной и необходимой. Если бы мне дали вторую попытку, смогла бы я жить по-другому, любить еще больше? Что я не сделала, чтобы он любил меня по-прежнему? Так, как перед отъездом в Японию? Я сижу, уставившись в одну точку и думаю, думаю. Коля встряхивает меня за плечи и повторяет:
-Бетси, не молчи! Говори что-нибудь, поплачь. Бетси! Бетси!! Лизочка!
Я киваю ему и говорю:
-Не волнуйся, со мной все в порядке. Сейчас я посижу немного и все будет хорошо.
Я сижу, как в трансе, пока Коля не раздевает меня, как ребенка, и не укладывает в постель. Он укачивает меня, пока я не засыпаю тяжелым сном, все время просыпаясь. Он словно не спит, сразу начинает успокаивать меня, шептать всякие глупости про то, как я в детстве была влюблена в Толю, и еще в кого-то, и еще...
-Бетси, тебе тогда, наверное, тоже казалось, что мир рушится, но ты продолжала жить и опять влюблялась. Ты так молода. Лиза, ты пугаешь меня! Я так тебя люблю, ты сейчас разрываешь мне сердце!
Он покрывает меня поцелуями, но я как мертвая - ничего не чувствую сейчас, кроме тупого оцепенения в мозгу и в сердце. Наконец, я проваливаюсь в черную яму сна, как в обморок.
Неделю он, Светлана, моя сестра, которой нельзя волноваться, потому что она скоро должна родить ребенка, и Елена сидят со мной по очереди день и ночь. Я не понимаю, что они от меня хотят. Со мной все в порядке. Я машинально хожу, ем, пью, сплю, даже сделала корректуру диплома, и Елена отнесла его в перепечатку. Светлана потихоньку выпытала, что у меня за проблема с детьми, Елена сходила к моему университетскому врачу, проконсультировалась у знакомого профессора, и они немного успокоились: их обнадежили, что после лечения у меня есть шанс все-таки иметь детей.
-Светлана, я не понимаю, почему это вызывает такой ажиотаж. Мне не от кого теперь иметь ребенка. Или вы думаете, что я опять должна бежать к Коле? Он добренький, он мне поможет? Коля, ты мой друг, сделай меня женщиной! – передразниваю я, - Коля, сделай мне ребенка!?
Тут я вижу, как впервые искажается лицо Светланы.
-Ты думаешь, что он тебе откажет? Да если ты прикажешь: Коля, выпрыгни в окно, он и то будет счастлив выполнить! Он ради меня не сделает того, что с радостью - для тебя! А уж ребенка!! Но я тебе его не отдам, так и знай, - яростным шепотом обещает она, - Пока он мне нужен - он мой!
-Светочка, успокойся, тебе вредно волноваться, - испугавшись страсти в ее голосе, я бросаюсь к ней и прижимаю, обнимая за плечи, - Я никогда не сделаю ничего, чтобы вы пострадали - ты, Сашка и ваш ребенок. И потом, ты преувеличиваешь его чувства ко мне, мы близкие друзья и только.
-Ты что, прикидываешься, или правда такая наивная дурочка? Да он на мне женился потому, что у вас была такая счастливая на первый взгляд семья. Я устала жить.
-Света, хочешь, мы никогда не увидимся больше?
-Чтобы он ходил, как лунатик? Когда ты вернулась из Парижа, я поняла, какая это большая разница - он без тебя и он, когда ты здесь. Он весь засветился и ожил, я-то не знала раньше, каким он может быть.
-Что же нам делать? Светлана, как скажешь.
-А, пусть идет, как идет!
Я вдруг вспоминаю Ива и его роман, и какой конец он придумал отношениям героини с Николя. Я не говорю об этом Светлане, но все-таки замечаю:
-Надо написать Иву. Сюжет для очередного романа.
-О, господи! - вскрикивает Светлана и мы вдруг начинаем смеяться.
Так нас и застает Иван Семенович. Он всю эту историю переживает тяжело. Со мной он обращается, как с больной, но боится даже заговорить на эту тему. Однажды только он, покраснев, говорит мне:
-Лизочка, мы с Еленой любим тебя и считаем дочерью. Я надеюсь, что ты и дальше будешь жить с нами?
Теперь он, видя такое веселье, радостно говорит нам, потирая руки:
-А что, девицы, не выпить ли нам по рюмочке за ужином?
Внешне я быстро прихожу в себя, но чувствую себя ужасно, словно из-под ног выбита почва. Даже диплом защищаю, не осознавая важности происходящего. Я становлюсь нервной и слезливой, меня мучают головные боли, ночами лежу и думаю о своей жизни, вспоминая прошлое, которое становится теперь необыкновенно притягательным, как всякая утраченная вещь. Защита, несмотря ни на что, проходит отлично. Мне предлагают на выбор работу на кафедре или в Институте языкознания. Я советуюсь с Еленой, и она говорит: «Оставайся в университете, тут хоть лица молодые вокруг, в институте ты закиснешь. В следующем году пойдешь в аспирантуру».
Следующая глава 3 Развод и первый любовник см. здесь