28.12.11 г. Дамиану 2 недели

– О боже! Скажи, что я не была такой противной!

– Ты не была такой. Ты вообще не была такой. Папин аист принес тебя уже большой девочкой, чуть не рухнув по дороге. (Подробнее об этом)

– Не напоминай мне о нем, – тут же помрачнела Авария.

Я еле расслышала ее из-за сереноподобного рева Дамиана, но отвечать не стала –  принялась укачивать сына. Хотя на душе кошки скребли. Какой бы ни был, но он ее отец, и рано или поздно им придется встретиться – не на разных полюсах обитаем.

Пока я пыталась внушить сыну, что у него совершенно нет повода для криков, зазвонил телефон, и Рия выскочила из детской.

– Бабушка звонила.

– Что хотела?

– Спрашивала, ждать ли нас на Новый год.

Мне хватило одного мгновения на раздумья, чтобы дать положительный ответ.

Сумки собраны, газ-свет-вода выключены. В одной руке люлька, в которой лежит и любознательно смотрит на меня сын, в другой – ладонь дочери. У обеих на плечах по увесистой сумке.

– Готова?

– Да, – кивнула Рия, присела на корточки, обняла за шею Багиру – и вот мы уже всей компанией материализовались на крыльце загородного дома моих родителей в далеко не по-зимнему сырой Одессе.

Приветственные возгласы и крепкие объятия прекратились в ту же секунду, как в поле зрения счастливых бабушки с дедушкой попал новоиспеченный внучок. С того самого момента их внимание было приковано к сопящему и кряхтящему свертку, который неустанно кочевал с одних рук на другие, пока мы с Рией наблюдали за всем этим действом со стороны и украдкой посмеивались. Ну, кто посмеивался, а кто откровенно закатывал глаза при очередном «Боже, ну какой же он ангелочек!».

На календаре  29 декабря, а в доме в связи с этим даже конь не валялся. Закрутивший меня вихрь новогодних приготовлений задвинул на самый задний план насущные проблемы личного характера. Сейчас меня волновало лишь несколько вещей: расписание кормления, сон и куда мы подевали мою любимую гирлянду с лампочками-фруктами, которую всегда вешали на карниз над окном, когда я была маленькой.

Отправив папу гулять с внуками в соседний парк, мы с мамой обосновались на кухне и принялись ваять кулинарные шедевры к праздничному столу.

Такого Нового года у меня уже давно не было. Вся семья собралась за накрытым столом, звон бокалов, взрывы смеха, теплые воспоминания давно минувших дней, старые добрые семейные истории и море шуток – среди всего этого веселья не было места грусти и печали.

Ближе к двум часам ночи праздничный шум поутих, мы стали потихоньку собирать со стола. Первым откланялся папа, за ним последовала Рия, точнее, ее последовала я. Дамиан же, судя по мерному посапыванию, исходившему из динамика радио-няни, видел десятый красочный сон.

– Давай мне. – Мама протянула руку за свежевымытой мною тарелкой, держа в другой вафельное полотенце. – Что так задумалась? У тебя все хорошо?

– Все в порядке, мамуль. Просто немножко устала. Младенцы, они такие, с ними не расслабишься толком.

– Ты будешь мне рассказывать! Сама двоих вырастила. Заметь, без посторонней помощи. Но у тебя ситуация другая, поэтому, я надеюсь, ты мне скажешь, если понадобится поддержка. А то я тебя знаю: как в детстве, так и сейчас – «я сама!»

– Обязательно скажу, будь уверена, – улыбнулась я. – Но пока я действительно справляюсь, спасибо.

– Одна?

– Что?

– Говорю, справляешься одна, или есть кто? Да не смотри ты на меня так. Катюша, я все понимаю, года не прошло, и ты... с твоей чувствительностью...

– Мам, не надо.

– Хорошо, не буду, – вздохнула мама. – Но ведь всякое бывает. Просто хочу, чтоб ты знала – я не стану осуждать. Ты у меня девочка видная...

– Ма-а-ам! – Я закатила глаза.

– Ну что такое? Я ж тебя знаю! Вобьешь себе в голову, что женщину с двумя детьми на руках никто не полюбит.

– Не вобью. Вокруг полно примеров обратного.

– Слава богу, соображаешь. Ну все, я спокойна.

– Рада слышать, – усмехнулась я в ответ.

С минуту мы обменивались молчаливыми взглядами, затем я отложила губку, обняла маму и расцеловала в обе щеки.

– Девочка моя, ты не сердись на мать, я же тебе добра желаю. – Она крепче прижала меня к груди.

Дальше по традиции последовали взаимные признания в любви, ахи-вздохи и слезы на ровном месте, как это обычно бывает в подобных ситуациях.

Была уже глубокая ночь, когда я зашла в свою спальню и стала готовиться ко сну. Но не успела отвернуть край одеяла, как заворочался Дамиан. Я подхватилась и поспешила к сыну, на ходу ослабляя пояс халата, уже зная, что за этим последует требовательный ор, который перебудит всех домочадцев.

Дамиан, получив желаемое, тут же затих, издавая лишь причмокивающие звуки. Вскоре, оторвав сына от груди и уложив его в колыбель, я подтянула поближе кресло и стала укачивать малыша, который никак не хотел засыпать. У меня уже началась резь в глазах – так хотелось спать, но сынуля, напротив, был бодр и весел: сучил ножками, кряхтел и чавкал беззубым ротиком, уставившись в потолок, на котором рассыпалось звездное небо (когда-то давно моему отцу на глаза попались фосфорицирующие наклейки, и он не смог пройти мимо). Я улыбнулась, глядя на сына. Была ли я счастлива? Да, я была уставшей, но счастливой. И ничто, казалось, не сможет нарушить этого благостного состояния.

***

Меня разбудили странные звуки. Ощущение такое, словно это было легкое шуршание палой листвы, подхваченной порывом осеннего ветра. Я разлепила веки, привыкая к тусклому освещению комнаты. За окном уже явно было утро, но плотно задернутые шторы из темной ткани продолжали удерживать спальню в полумраке. Над кроваткой Дамиана склонилась мужская фигура и тихим голосом нашептывала слова, которые мне не удавалось разобрать.

– Папа? Дамиан разбудил тебя? Я не слышала, когда он проснулся.

Я зевнула и огляделась. По всему выходило, что я проспала всю ночь сидя в кресле подле колыбели сына.

– Доброе утро, Кики, – ворвался в сознание голос, явно не принадлежавший моему отцу.

– Дэррок?! – Сон как рукой сняло. Я вскочила на ноги, запахивая плотнее халат. – Что ты здесь делаешь? Как ты вошел?

– Меня любезно впустила Татьяна и напоила превосходным кофе.

– Мама? Но она же тебя не знает... В смысле, как Дрейка... Как?..

Дэррок выгнул бровь.

– Ах, ну да, без промывания мозгов не обошлось. – Кривая улыбка, больше похожая на нервный тик, исказила мое лицо. – Зачем ты здесь?

– Ты исчезла, не сказав ни слова, вместе с моими детьми. Сейчас Новый год...

– И давно ты чтишь человеческие традиции?

– Ты могла бы предупредить, что едешь к родителям. – Он оставил вопрос без ответа.

– Так уж повелось, что последний год мне не перед кем отчитываться в своих действиях, знаешь ли.

– Раум предоставил тебе полную свободу действий? Удивительно. Не ожидал.

– Ты еще смеешь шутить на эту тему?

– Не вижу повода плакать. Все живы и здоровы, своей цели я достиг, хотя в первоначальный план ты все же внесла свои коррективы, но тут есть и моя вина...

– Твоя вина? – Я задохнулась. – Ну ты и сволочь! Да ты вообще имеешь хоть малейшее представление, что со мной творилось после твоей так называемой смерти «по плану»? Твой адский подельничек рассказал, что я чуть не последовала за тобой, только на самом деле, а не как ты – «понарошку»?.. Что? Нет? Вижу по лицу, что нет. Не знаю, какие там у вас с Раумом были уговоры, вот только видать условия «дарственной» он не особо соблюдал.

– Что произошло? – Дэррок стоял напротив меня мрачнее тучи. Глаза потемнели от сдерживаемого гнева, ноздри трепетали, а по скулам заходили желваки. Будь они с Раумом в одной «весовой категории», последний огреб бы по полной программе, в этом я не сомневалась.

– Ничего особенного, кроме того, что тоска по почившему мужу – который повел себя, как оказалось, как последняя бездушная тварь, – активировала всю имевшуюся в моем арсенале магию, и та чуть не сожгла меня изнутри. – Я перевела дыхание, сбившееся от переполнявшего меня негодования. – И говоря «бездушная», Дэррок, я выражаюсь метафорически.

– Все сказала?

– О, только не уподобляйся Рауму, тебе это не идет. Или вы, ребятки, так сблизились, что уже наследуете замашки друг друга?

Дэррок дождался протяжного выдоха под его пристальным взглядом, ознаменовавшего конец тирады... пока, и заговорил:

– Я действительно не знал об этом, но не собираюсь оправдываться перед тобой, Катерина. Я поступил так, как считал наиболее целесообразным, чтобы мои личные проблемы не обратились бедой для тебя и Рии... и Дамиана. Принимать все как есть или изводить себя напрасными терзаниями – это только твой выбор. К слову сказать, все должно было открыться намного позже. Если бы ты тогда сама случайно не нашла меня в том кафе...

– Ты мог и не подойти.

– Знаки, знаешь ли. Раз уж из множества заведений Дублина ты выбрала именно то, где находился я, значит, все должно было случиться именно так.

– И это говорит мне тот, кто утверждал, что сам является властелином своей – и не только – судьбы и не намерен подчиняться ее прихотям?

– Не путай убеждения с реальными фактами, – отозвался Дэррок и, выдержав паузу, продолжил: – Значит, так. Я больше не намерен уговаривать тебя. Если тебе по душе играть в кошки-мышки – воля твоя. Я заберу детей, а ты... дай знать, когда наиграешься.

– Ты не посмеешь! Я тебе не позволю! – вскричала я с расширившимися от ужаса глазами: в том, что он посмеет и не спросит, сомневаться не приходилось.

Дамиан тут же среагировал на повышенные тона, недовольно закряхтев.

– Можешь обратиться в суд, – издевательски бросил муж, – если сочтешь это целесообразным.

– Ты... ты... Чудовище!

– Как тебе будет угодно. Сути дела это не меняет.

С моих губ готовы были сорваться еще тысячи обвинений и упреков, но в этот момент сын уже зашелся пронзительным плачем, и я кинулась к нему.

– Ш-ш-ш, тише, мой хороший, мама больше не будет кричать, только не плачь, – принялась я укачивать кроху.

Дэррок какое-то время стоял рядом не шелохнувшись, затем подошел ближе, склонился к сыну и поцеловал в лобик.

– Я тебя предупредил, – бросил он на меня быстрый взгляд и вышел из комнаты.

Я прижала к губам маленькие пальчики, крепко обхватившие мой палец; на глаза навернулись слезы, но я постаралась их сдержать, ведь моя кроха все чувствует.

Две недели спустя

– Капец с вариациями! Ма-ам!!! Нас, кажется, грабанули! – крикнула Рия со второго этажа.

Мы только что вернулись домой, и дочь сразу понесла сумки наверх.

– Что значит «кажется, грабанули»?! – Я остолбенела.

Рия сбежала вниз по лестнице.

– Пропала кроватка Дамиана и все его примочки, шкафы пусты, трюмо тоже.

Я поставила люльку с сыном на пол и вошла в гостиную. Здесь все осталось нетронутым, вся бытовая техника, сувениры и прочие дорогостоящие побрякушки были на месте. С протяжным вздохом я опустилась в кресло, уронив голову на руки.

– Мам, чего ты расселась? Надо звонить в полицию!

– Успокойся, это не ограбление. – Я пропустила волосы сквозь пальцы и уставилась перед собой.

– Мать, ты чего? Ты меня слышала? Все наши шмотки пропали!

– Рия, это не ограбление, еще раз тебе говорю. Сядь и успокойся.

– Нифигашеньки не понимаю. А что же тогда? – Дочь плюхнулась на диван, выжидающе глядя на меня.

– Это все дело рук твоего отца.

– У меня нет отца!

В ответ на это я лишь тяжело вздохнула.

– Рия, хочешь ты того или нет, но игнорировать факт его существования ты не можешь. Как мне еще его называть?

– Как угодно!

– Хорошо. Дрейк приходил несколько дней назад, когда мы гостили у бабушки.

– Что?!

– Послушай! Он настаивал, чтобы мы переехали к нему...

– Ага, щас! Слизня ему за пазуху! Вот только пятки намылю и побегу! – взвилась Авария. – Вообще охренел! Я хочу свои шмотки назад и никуда я отсюда не поеду, так ему и скажи!

– Боюсь, от нас с тобой уже ничего не зависит.

– Вот пусть сам придет и попытается меня заставить! Хочу на это посмотреть.

– Уверена?

В ответ лишь молчаливая ярость малолетней фурии.

– Мне самой все это не очень нравится, но...

– Ты его боишься? – вдруг спросила дочь.

– Я боюсь не его, а его решимости в своих действиях. Но не в этом дело. Как мне ни неприятно это признавать, но в чем-то сейчас он прав. Он ваш отец, и будет лучше, чтобы вы были с ним.

– Лучше? Да после всего, что он сделал, я быстрее смирюсь с Раумом в качестве отчима. Он хотя бы нас не бросал. Кстати, где это его носит так долго? Прям удивительно.

Я шумно втянула носом воздух и медленно выдохнула, сжав губы. Сказать сейчас дочери о далеко не последней роли демона во всем этом представлении показалось мне не самой удачной идеей. Результаты могли бы быть плачевными: злость на весь мир и клеймо на всем роде мужском, которому отныне она бы перестала доверять вовсе. Нет, достаточно того, что правда о Дэрроке была выплеснута на нее столь импульсивно.

– Уверена, Раум был бы польщен. После того как отсмеялся б вдоволь.

– Н-да уж... Слушай, мам, а почему это мы обязаны к нему переезжать? Хочет видеться с Дамианом – пожалуйста, пусть сам приезжает сюда. Я же с ним общаться не намерена. Мне уже 18 скоро и я в праве сама решать, где мне жить. Между прочим, когда родители разводятся, мнение ребенка учитывается, а тем более взрослого.

Я не особо весело усмехнулась:

– С такими как твой отец не разводятся, родная.

– Пофиг. Мой отец умер, а Дрейк Мортон мне официально вообще никто.

– Рия. – Я запнулась, подбирая более удачные слова для того, что собиралась сказать, чтобы не усугубить ситуацию еще больше. – Понимаешь... если мы не поедем добровольно, вас поедут насильно.

– Что значит «вас поедут»?

– Твой отец четко дал понять, что желает видеть своих детей рядом с собой. А я слишком хорошо его знаю, чтобы разуметь, что может произойти в случае неповиновения.

– Мам, я тебя не узнаю. Да ты с ним чуть ли не до крови дралась, отстаивая свои позиции, даже по пустякам.

– Вот именно, по пустякам, которые для меня имели принципиальное значение, ему же они были безразличны, просто так было удобно. Вот тогда я могла качать права сколько угодно. Но все это было ограничено определенными рамками. Тебе, возможно, пока этого не понять, но я всегда знала границы дозволенного и четко осознавала, до каких пор могу давить на твоего отца и проявлять норов, а когда следовало заткнуться и подчиниться его требованиям.

Рия притихла, но все еще пыталась сопротивляться.

– Все равно. Если я откажусь, что он сделает?

– Не знаю, – честно ответила я. – Но, думаю, мне нет необходимости напоминать, чья ты дочь. Не следует недооценивать его возможностей. Временное лишение меня магических сил – это лишь цветочки по сравнению с тем, на что способен твой отец. И ты прекрасно помнишь, чем все тогда кончилось.

Авария окончательно скисла. Лицо выражало осознание полной безысходности, и от этого мне становилось вдвойне больнее, поэтому я сделала попытку хоть как-то подсластить пилюлю:

– И еще. Твой отец не бросал нас. Ну, не совсем так. Да, его не было какое-то время, но ведь потом, пусть даже в качестве Дрейка Мортона, но он был с нами...

– Мам, – Рия подняла на меня хмурый взгляд, – не пытайся его оправдать, ничего не выйдет.

С этими словами она поднялась с дивана и вышла из гостиной.

Подозреваю, что за домом следили, так как уже спустя два часа после нашего возвращения Дэрроку о нем было известно. А может, он установил какой-то магический маяк? Хотя, какой, к черту, маяк: у меня на пояснице имелся отличный GPS-навигатор – его татуировка.

За окном раздался троекратный сигнал клаксона. Отдернув штору, я выглянула на улицу: у калитки припарковался автомобиль, из которого вышли «двое из ларца». Один из них направился к дому, второй же остался стоять у машины.

– Не скажу, что рада видеть тебя в живых, Бивер[1]. – Я распахнула входную дверь до того, как «невидимка» успел нажать на звонок.

Когда-то давно я прозвала его Бивером, потому что своим внешним видом – истинным внешним видом – он напоминал бобра, претерпевшего жутчайшие чернобыльские мутации. Напарник его именовался не иначе как Баттхед[2], и совсем не по косвенной аналогии с популярной в свое время мультяшной парочкой[3], а именно потому, что морда его напоминала то самое седалище. Но для невооруженного взгляда простого смертного это были вполне обычные быки-телохранители, приставленные ко мне мужем.

– Добрый день, миссис Морриган. Вы готовы ехать? – Бивер благополучно пропустил мое радушие мимо ушей. Оно и не удивительно – в его обязанности входило отвечать на прямые вопросы и следовать данным указаниям, причем, чем четче, тем лучше.

– Не готова, но это ничего не меняет. Рия! – крикнула я через плечо, а затем вновь повернулась к Невидимому. – Забирай эти сумки, – кивок на вещи, что остались стоять в коридоре с момента возвращения, – мы выйдем через десять минут.

Собрав Дамиана, я закрыла двери на ключ и направилась к машине. Следом за мной шагала дочь, не проронившая за последний час ни слова. Пройдя мимо Бивера, на котором раньше всякий раз оттачивала мастерство злословия, Рия не удостоила его и взглядом и молча села в машину.

Так мы и ехали до самого моста – в полной тишине, глядя каждая в свое окно. Я периодически поглядывала на дочь, но не пыталась с ней заговорить.

– Притормози за поворотом.

– Не положено, – отозвался Баттхед.

– Испражняться сыну хозяина тоже не положено? Останови, говорю, мне надо памперсы ребенку купить.

Баттхед посмотрел на Бивера, заблуждаясь, что у напарника мозг больше. Не знаю, чей интеллект победил в этой негласной схватке века, но машина остановилась у обочины, я вышла и направилась в супермаркет. 

К моменту моего возвращения Рия успела приобрести стакан латте в передвижной кофейне и теперь сидела на заднем сидении, раздражая «невидимок» впереди сербающими звуками. Я с облегчением усмехнулась: дочь опустила железный занавес и стала понемногу сливать накопившийся негатив.

– Надо бы тут прибраться.

Я с удивлением посмотрела на Рию, которая придирчивым взглядом окидывала унылый фасад некогда очень даже красивого дома.

– У меня скоро день рождения, и я планирую устроить вечеринку, а в такое захолустье стыдно приводить друзей. Пусть даже внутри оно и конкурирует с Версалем.

– Сообщи об этом отцу, пусть порадуется, – не удержалась я от сарказма. – Я о вечеринке.

– Естественно! Вот прям сегодня и скажу. ...Ты ведь не против?

– Ни в коем случае. Я только «за». Готовь праздник и ни в чем себе не отказывай.

– Спасибо, мамуля! Я всегда знала, что ты у меня самая лучшая! – Рия звонко чмокнула меня в щеку и направилась к дому, куда уже унесли наши вещи.

Наш переезд обещал начаться нескучно.

– Ваши вещи уже наверху, – встретил нас в холле Дэррок. – Я приказал Клерии позаботиться обо всем необходимом для Дамиана, так что ты ни в чем не будешь нуждаться. Если что-то еще понадобится, можешь смело обращаться к ней, она все выполнит.

– Клерия?

– Она будет помогать тебе с Дамианом.

– Человек?

– Эльфийка.

– Дэррок, я пошла на твои условия и приехала сюда добровольно. Но запомни раз и навсегда: я не потерплю кого-либо из твоих упырей рядом с моим сыном. Так им и передай.

– Если ты этого хочешь.

– Я этого требую.

– Где моя комната? – прервала нас Рия.

– Второй этаж, правое крыло, вторая дверь по левой стороне, – ответил Дэррок, переведя взгляд на дочь, которая в свою очередь избегала встречаться с ним взглядом.

– Отлично. До нескорого.

– Увидимся за ужином.

– Я буду ужинать у себя, – заявила Рия, направившись к лестнице.

Дэррок посмотрел на меня суровым взглядом. В ответ я лишь повела бровью, мол, а чего ты ожидал.

– Позже обсудим.

– А что тут обсуждать? Ты хотел, чтобы мы жили с тобой под одной крышей, и ты этого добился. Развлекать тебя своим круглосуточным присутствием никто не подписывался. Куда мне идти?

– Наша спальня напротив комнаты Рии, чуть дальше по коридору.

– Наша? Нет, Дэррок, нашей спальни не будет. Есть твоя спальня и моя спальня.

– Нет, дорогая. Есть наша спальня – моя, твоя и нашего сына. И там уже все готово к вашему приезду.

Я сделала вдох, собираясь возразить, но тут в голове промелькнула шальная мысль, и, многозначительно усмехнувшись, я безропотно выдохнула:

– Хорошо.

Дэррок ответил мне недоверчивым взглядом прищуренных глаз, пытаясь сообразить, что я задумала. Затем его голова чуть отклонилась, он посмотрел на меня сверху вниз с легкой надменностью в глазах, словно говорил: «Ну-ну, посмотрим, сколько ты продержишься!»

Ничего больше не сказав, я направилась к лестнице на второй этаж.

Не так давно я получила один очень мудрый совет от подруги и теперь собиралась неукоснительно ему последовать.

***

– Кики, Дамиан проснулся, – разбудил меня посреди ночи Дэррок.

– И что?

– Кажется, он сейчас заплачет.

– Ну так иди и проверь, что он хочет. Это ведь твой сын, – пробормотала в подушку, даже не открывая глаз.

Байковая пижама, раздельные одеяла и приличная ширина кровати позволяли свести вынужденный дележ постели с супружником к минимуму дискомфорта. А машинальный удар локтем по ребрам, когда Дэррок в первую же ночь полез обниматься, свели к нулю его дальнейшие попытки это повторить. Надолго ли – не известно.

Невнятное ворчание, шорох отбрасываемого одеяла и едва различимые шаги в сторону детской кроватки.

– Он мокрый, – констатировал новоиспеченный папаша.

– Памперсы в тумбочке слева, верхний ящик. Удачи. – И я перевернулась на другой бок, устраиваясь поудобней и с нескрываемым удовольствием наблюдая в приглушенном свете ночника за неуклюжими действиями скривившегося Дэррока, который сосредоточенно пытался переодеть сына на пеленальном столике – эх, была бы видеокамера! Когда борьба с памперсом была окончена в пользу человека, он взял Дамиана на руки и стал тихо с ним разговаривать, слегка покачивая. При этом взгляд Дэррока, обращенный на сына, излучал столько света, что его без труда можно было заметить даже в тускло освещенной комнате.

Я закусила губу и судорожно вздохнула.

***

– Если хочешь что-то переделать в доме по своему вкусу, я не буду возражать, – сообщил Дэррок за завтраком, впервые нарушив молчание, начавшееся сразу после фразы «Доброе утро». – Теперь ты в этом доме хозяйка.

Какой широкий жест. И чего, интересно, он этим хочет добиться?

– Я бы сменила дом, но, боюсь, это не входит в перечень дозволенных переделок.

– Естественно.

– Кто бы сомневался, – отозвалась в ответ, отправив в рот очередной кусочек омлета.

Дэррок отложил вилку и уставился на меня.

– Я подумаю над твоим предложением, – примирительно добавила, прожевав.

– Рия, тебя это тоже касается. Рия, я к тебе обращаюсь.

– Мгм, – промычала та, даже не оторвав глаз от содержимого тарелки.

А уже через пять минут, разделавшись с завтраком, дочь, бросив дежурное «спасибо», удалилась из-за стола.

– И сколько это будет продолжаться? – обратился ко мне Дэррок.

Я неопределенно повела плечом.

Он в задумчивости покрутил в руках ножку бокала.

– Ты слишком многого ожидаешь на второй день пребывания в твоем доме.

– В нашем доме.

– Как скажешь, – не стала спорить.

Остаток дня прошел спокойно, общение ограничивалось короткими фразами в крайней необходимости, максимально сводясь к нулю.

Зубная щетка упала в стаканчик, когда в ванную вошел Дэррок. Я бросила на него быстрый взгляд, вытерла лицо, повесила полотенце на место и уже практически проскользнула мимо Дэррока к двери, когда он взял меня за запястье и, притянув к себе, обхватил за талию. Первичное замешательство с моей стороны позволило ему завладеть моими губами. В борьбе за первенство во мне схлестнулись противоречивые чувства: поддаться и ответить на неожиданный выпад, получив в дальнейшем то, по чему так давно тосковало мое тело; и вырваться, оттолкнуть, пнув напоследок побольней, чтоб неповадно было, чего так отчаянно требовал мой разум.

С характерным шипением из баллончика вырвалась пена для бритья – первое, на что натолкнулась в беспорядочном поиске моя рука, – обильно покрывая собой мужнину шевелюру.

– Ведьма ненормальная! – отпрянул Дэррок, тряся головой, как промокший пес.

– Сам дурак, – бросила в ответ и спокойно ушла в спальню.

***

На следующий день Дэррок попытался пристроиться сзади, когда я «колдовала» на кухне над отбивными к ужину.

– Ты уверен? – Не поворачиваясь, я демонстративно подняла руку с зажатым в кулаке железным молоточком с шипами.

– Ну тебя к черту, Кики!

– Так и сделаю, пусть только объявится.

Дэррок не ответил, только нечленораздельное бормотание раздалось у меня за спиной, по мере того как на моем лице расцветала самодовольная ухмылка.

К концу недели совместного проживания Дэррок крепко усвоил мою тактику и больше даже не пытался будить меня по ночам, если дело не касалось кормления. Естественно, я и сама просыпалась, едва Дамиан подавал признаки беспокойства, но наш папочка так наловчился управляться с «вечно писающим и какающим» чадом, что я могла спокойно продолжать сопеть в подушку.

Рия все так же продолжала усердно избегать встреч с новообретенным отцом. И если того и бесило подобное положение дел, то виду он не подавал и стойко лелеял такую важную добродетель как терпение.

***

Я вошла в спальню и замерла на пороге. В кресле у окна сидел Раум и держал на руках Дамиана. Сын молчал, сосредоточенно изучая незнакомого дядю, пока тот не мене сосредоточенно взирал на него самого. Затаив дыхание, я вглядывалась в лицо Раума, пытаясь определить его выражение. Глаза демона, обращенные на младенца, горели каким-то... предвосхищающим светом, ноздри чуть подрагивали, а губы тронула едва различимая улыбка.

Со временем, мыслями возвращаясь к этому моменту снова и снова, я пришла к выводу, что такой взгляд бывает у человека, которого внезапно посетила гениальная идея, и перед своим внутренним взором он видит, как его грандиозные планы претворяются в жизнь. Но тогда эта ситуация вызвала у меня лишь недоумение.

– Не стой столбом, словно призрака увидела, – произнес Раум вместо приветствия, поднимая на меня взгляд.

– Не ожидала тебя здесь увидеть, – совладала я, наконец, со ступором.

– А может, просто не ожидала?

Раум поднялся, положил Дамиана в кроватку и подошел ко мне, прикипев кошачьим взглядом.

– Может и так. – Я уставилась на впадинку между ключицами, видневшуюся в расстегнутом вороте его рубашки. – А что, есть повод думать иначе?

– А ты быстро вернулась в форму, – отметил Раум, пробежав по моему телу вверх-вниз, и добавил грудным голосом: – Хотя беременность была тебе к лицу.

Я не ответила на комплимент, заведомо зная, что за ним последует, и не ошиблась.

Демон приблизился вплотную – отступать было некуда, за спиной лишь закрытая дверь – медленно поднял руку и потянулся к моему затылку. Заколка-палочка выскользнула из волос, позволив им свободно рассыпаться по плечам. Раум пропустил между пальцев один локон, после чего зарылся в них всей пятерней, поглаживая основание шеи.

Я знала, он ждал определенной реакции, но я не собиралась проявлять таковой и продолжала стоять соляным столбом, вперив взгляд все в ту же впадинку над его грудной клеткой.

Тогда он сжал второй рукой мою грудь и принялся выводить большим пальцем окружности вокруг постепенно твердеющего соска. Мое тело бесспорно отвечало на его ласки, иначе и быть не могло, но сегодня провокатор решительно не получит того, за чем пришел. В этом я себе поклялась и намерена была сдержать данное слово, чего бы мне это ни стоило. Не заслужил.

– Так и будешь изображать изваяние? – проговорил Раум. Его губы находились всего в паре сантиметров от кончика моего носа.

Я сглотнула, пытаясь сохранить самообладание и ровное дыхание.

– Ты рассчитывал на горячий прием?

– Ну хотя бы на теплый.

– Зря.

– Что так? – Его ладонь стала оглаживать изгибы моего тела, плавно перемещаясь от груди вниз.

– Я мужу отказываю в близости. Думаешь, для тебя сделаю исключение?

– Мужу? Какому мужу? Ты вдова, детка.

– Не юродствуй, не поможет.

По мере движения его ладони мой голос становился все тише и тише.

Внезапно Раум опустил руки и отстранился.

– Ладно. Как хочешь. Насиловать не стану.

– Что так? – удивилась неожиданному отступлению.

– Не привык умолять.

– Вот так просто?

Он окинул меня долгим пристальным взглядом.

– Потом отработаешь.

Молниеносно и грубо Раум сорвал с моих губ поцелуй и был таков.

С минуту постояв неподвижно, я тряхнула головой, сбрасывая оцепенение, и подошла к колыбели.

Дамиан протянул ко мне ручки. Хватая ладошками воздух, сын улыбался мне. Я дала ему возможность ухватиться за мой палец, улыбаясь в ответ, и погладила крохотные пальчики. Затем, поцеловав свою ненаглядную кроху в сладкий лобик, включила над кроваткой музыкальную вертушку с подвесками, нажала на кнопку радио-няни и вышла из комнаты.

Как же тяжело было «отказывать мужу в близости», ловила я себя на мысли каждый раз, когда он засыпал рядом, а я, делая вид, что давно сплю, украдкой изучала его профиль. В такие моменты я как никогда остро ощущала истину слов: «Брак – единственная война, во время которой вы спите с врагом». Сейчас Дэррок был для меня именно врагом, и перевести его в иной статус я была пока не готова.

Но глядя на глаза, которые смотрят с таким вожделением, на губы, которые целуют так нежно и страстно, что все остальное теряет смысл, я задавалась вопросом: а кто в этой войне терпит большие потери? Ответ напрашивался сам собой.

***

«Да сколько ж можно?!» – пронеслось в голове, когда кухни достигли голоса Дэррока и Рии, общавшихся на повышенных тонах. Правда, общением это можно было назвать с натяжкой. Дэррок апеллировал к ней тем фактом, что он ее отец и она обязана проявлять уважение, а Рия... Хм, с таким же успехом он апеллировал ко мне фактом нашего супружества. Результат был тем же. А именно – никаким.

– Я скоро вернусь, – обратилась я к миссис Трэмблин, вытирая руки полотенцем.

– Конечно, – кивнула та, провожая меня понимающим взглядом.

Миссис Трэмблин – наша приходящая повариха. Она была человеком. Мало того, очень приятным человеком. Миловидная женщина слегка за пятьдесят, с пышными формами, мягкими чертами лица, добрыми глазами и веселым нравом, она составляла мне невероятно приятную компанию, когда я выкраивала свободную минутку и вторгалась на ее территорию, чтобы поддерживать свои кулинарные способности.

Бросив передник на стул у входа в кухню, я направилась на второй этаж, следуя за не стихающими переругиваниями дочери и мужа.

Когда я поднималась по лестнице, возмущенные крики Рии и вкрадчивый, настойчивый, едва сдерживаемый голос Дэррока все еще достигали моих ушей, но стоило мне приблизиться к комнате Рии, как все стихло. Я замерла в двух шагах от двери и прислушалась. Тишина. Затем вдруг – хотя, возможно, мне показалось – всхлипы и едва различимое бормотание. Нет, все действительно так. Что же случилось?

Дверь в спальню дочери осталась приоткрыта. Стараясь не издавать ни звука, я подошла ближе и заглянула в комнату. С легким свистом воздух наполнил легкие, когда я увидела их и тут же затаила дыхание.

Спрятав лицо на груди отца, Рия прижалась к нему всем телом, крепко обхватив за талию. Плечи ее слегка подрагивали. Дэррок же обнимал дочь за плечи, ласково поглаживая по волосам и бормоча что-то успокаивающее – слов мне было не разобрать.

Невольно из глаз моих брызнули слезы, я зажала рот ладонью, чтобы не дай бог не выдать своего присутствия. В этот момент словно гора свалилась с моих плеч. Да, я все еще не простила Дэрроку его поступок, но прекрасно осознавала, что рано или поздно наши отношения вернутся в привычную колею – этого не изменят ни мои обиды, ни его упрямство. Но то, как категорично была настроена по отношению к отцу Рия, терзало меня день ото дня, а факт, что в том в известной мере была и моя вина, лишь все усугублял. Теперь же мое сердце словно отпустили невидимые тиски.

Я не услышала, как Дэррок подошел к двери, – увидела его, когда он уже вышел в коридор и окинул меня, прижавшуюся спиной к стене, взглядом, излучавшим тепло. Удовлетворение и плохо маскируемая под триумф радость – вот то, что я успела прочесть в его глазах, перед тем как он развернулся и зашагал в сторону кабинета.

Приведя чувства в порядок, я вошла в комнату дочери.

– А, это ты, мам. Я думала, папа что-то забыл.

Дочь сидела на полу в окружении эскизов, рисованием которых увлеклась с недавних пор.

– Я не ослышалась – папа? Не «этот», не Мортон?

– Ой, мам, вот только давай не будем прикидываться, что это не ты стояла за дверью,  судорожно хватая воздух и шмыгая носом.

– Хорошо, не будем, – рассмеялась я, опускаясь на колени рядом с дочерью и обнимая ее. – Я так рада, что вы помирились!

– Ну, я, в принципе, тоже. Долго злиться, оказывается, очень трудно. Особенно на такого прущего напролом, как папа.

– Рия!

– Что, скажешь, я не права? Короче, дело теперь только за тобой. Я с ним помирилась, Дамиану вообще по барабану, кого одаривать беззубой улыбкой, – повезло малому, весь хипеш мимо него прошел.

– Еще не вечер, – пробормотала я себе под нос, но Рия все же услышала.

– А, ну да, это я погорячилась.

– Рия, ты невозможная!

– Вся в тебя, – мило улыбнулась дочь, склонив голову на бок.

– Тьфу на тебя! – Я поднялась на ноги. – Не опаздывай к обеду. Сегодня впервые поедим как нормальная семья.

– А как же десерт из язвительных комментариев?

– Рия!!!

– Все, все, молчу! Нормальная семья, нормальней просто не сыщешь! – Чертовка примирительно вскинула руки, вжав голову в плечи, и уже через секунду взяла карандаш и вернулась к своим занятиям.

***

Ароматная ванна после долгого дня неизменно помогала мне снять усталость и почувствовать себя человеком. Особенно сейчас, когда Дамиан вдруг ни с того ни с сего начал хандрить и капризничать. Легкая простуда, ничего особенного для конца зимы в Дублине, но, как любая мать, я все принимала близко к сердцу.

Но сейчас, вдыхая аромат липового цвета, обласканная теплыми объятиями пенной воды, под монотонно барабанящий дождь за окном, я погрузилась в сладкую дрему, оставив всю суету за порогом ванной комнаты. Оттого еще более неожиданным было, открыв глаза, обнаружить нависшего надо мной кого-то, в ком я не сразу признала мужа, все еще пребывая в расслабленном полусонном состоянии. От испуга я резко дернулась, мыльная вода сделала свое дело, и я соскользнула под ее поверхность. Барахтаясь и расплескивая воду за бортик, ухватилась за края ванной, вынырнула и, фыркая и отплевываясь, метнула в Дэррока испепеляющий взгляд.

– Какого черта?! – выкрикнула я, скрестив руки на груди, прикрывая наготу.

– Как мило – ты меня стыдишься?

– Выйди вон из ванной, Дэррок! Не видишь – она занята!

– Вижу. Но, в отличие от тебя, меня это не смущает.

– А меня смущает, как ты верно заметил. Так что, будь добр, дождись своей очереди.

– За кем мне занять?

Не сразу уловив подтекст в его вопросе, я замешкалась, а когда уже собралась дать достойный отпор, то обнаружила, что он стоит на коленях у бортика ванной и пристально смотрит на меня. Ненадолго задержавшись на глазах, его взгляд опустился на губы, затем переместился на руки, прикрывавшие грудь. Дэррок сжал челюсти и снова вернулся взглядом к моему лицу. Глаза его, подернутые поволокой вожделения, лихорадочно горели.

Мне сделалось дурно, ком застрял в горле. Мне бы съязвить что-то и сбить его с толку, получив возможность ретироваться, но нет. Слова не шли, тело оцепенело, словно у кролика перед удавом.

Тихий плеск воды, едва уловимое движение, и горячая ладонь заскользила по моей лодыжке, миновала колено, целеустремленно направляясь туда, где без моего на то дозволения уже разгоралось пламя желания. Я что есть мочи сжала колени, плотно прижимая бедра друг к другу.

– Дэррок! – одернула я его и не узнала собственного голоса – настолько неестественно сипло он прозвучал. Я откашлялась.

Муж только усмехнулся, но улыбка тут же сошла с его лица. Рука замерла где-то на подступе, цепкий взгляд светлых глаз гипнотизировал, не давая возможности шелохнуться.

В следующий момент его руки взметнулись к моему лицу, нежно обхватив ладонями.

– Катенок... Если бы ты только знала, как тяжело мне было находиться рядом, – раздался в ушах его бархатный низкий голос, – видеть тебя, и не иметь возможности лишний раз прикоснуться, открыть правду о том, кто я есть. Смотреть в смеющиеся глаза, на улыбающиеся губы и не иметь права поцеловать, боясь, что спугну. Как хотелось обнять и прижать крепко-крепко, каждый раз, когда видел боль в твоих глазах при случайном напоминании обо мне, сказать, что я жив, я рядом...

Он беспрестанно гладил пальцами мои щеки, губы, проводил подушечками по контуру глаз, не отрываясь глядя в них с такой страстью и тоской, что только каменная могла бы не обращать на это внимания.

– Дэррок, – прошептала одними губами, и по щекам заструились горячие слезы. Резь в глазах стала такой невыносимой, что я рискнула моргнуть. А когда открыла их вновь, он уже был совсем рядом, легкими поцелуями ловил скатывающиеся по щекам слезинки, целовал ресницы...

Не в силах больше держать глупую оборону, я разомкнула руки и обвила его шею, притягивая ближе, прижимаясь мокрым телом к его груди и давая понять, что больше не нужно сдерживаться. Призыв был услышан, и Дэррок смял мои губы в таком долгожданном неистовом поцелуе, отметая всякую нежность и деликатность, словно изголодавшись за вечность ожидания. Да, собственно, так и было. Мы оба ждали этого момента целую вечность.

Так бы мы и не отлипали друг от друга, забывая дышать, если бы не проклятая пена, попавшая мне в глаз в самый неподходящий момент.

Я взвыла от резанувшей боли, обжигавшей слизистую.

– Никогда не следует забывать о мерах безопасности, – рассмеялся Дэррок и переключил воду на душ.

– Умный, да? – обиженно отозвалась я.

Отмыв меня до скрипа – с этим он не спешил, растягивая удовольствие и скользя по моему телу руками в который раз даже там, где в том уже не было необходимости, – Дэррок обернул меня в огромное пушистое полотенце, вынес из ванной и уложил на кровать, умащиваясь рядом.

– Так на чем мы остановились?

– Ты рассказывал мне, как сильно скучал.

– Давай я лучше тебе это продемонстрирую. – И без лишних слов он сдернул с меня полотенце, открывая взору распаренное порозовевшее тело.

Я выгнулась дугой на кровати, когда его губы накрыли сосок, и язык принялся дразнить затвердевшую вершинку. Внизу живота снова стало тепло и влажно, кожа вибрировала от каждого прикосновения умелых рук, и стон вожделения уже готов был сорваться с моих припухших губ, но вместо этого я проскулила:

– Дэррок, постой!

– Что? – Он вскинул голову и уставился на меня с упреком.

– Мне еще нельзя.

– Что нельзя? Хотеть нельзя? У тебя по плану финальная битва за оборону крепости? Ну так считай, что ты ее с треском проиграла.

– Да нет, глупый, хотеть можно, – плаксиво рассмеялась я. – Ты даже представить не можешь, как я хочу. Но доктор сказал, что месяца полтора-два надо воздержаться.

– Какой доктор? Я сам тебе доктор! Так полечу, что забудешь, как тебя звать.

Продолжая смеяться, я обхватила мужа за шею и притянула к себе, уткнувшись носом в его плечо.

– Дэрушка, ты самый лучший доктор в мире! Но не в этом случае.

– Ничего не понимаю. Но почему?

– Ну так ты посмотри, какого богатыря тебе родила. Думаешь, это так просто? Мало того что роды у меня были первые, так еще и далеко не самые легкие. Если бы не Зидекиил, боюсь, все могло закончиться не так хорошо.

Дэррок посмотрел на колыбельку, где мирно спал наш сын, и с тяжелым протяжным вздохом перекатился на спину, упав на подушку.

– Кики, ты меня без ножа режешь! Так же нельзя! Надо было сразу сказать...

– Не реви!

– Я и не реву. – Муж недоуменно уставился на меня.

– Вот и не реви.

– Прекрати провоцировать. Смерти моей хочешь?– спросил Дэррок, когда я нависла над ним с озорным блеском в глазах.

– Одной с меня вполне хватит.

– Что ты делаешь?

– То, что мне нельзя заниматься сексом в прямом его понимании, не значит, что мы должны отказаться от любых его проявлений.

С этими словами я стала прокладывать дорожку легких поцелуев, начиная с его шеи и продвигаясь все ниже и ниже. Когда же достигла конечного пункта назначения, меня там уже ждали во всеоружии.

Судорожно сжимающиеся пальцы, запутавшиеся в моих волосах, и утробный протяжный стон наслаждения, убедили меня в том, что я верно расставила приоритеты.

Заснули мы только под утро, посвятив всю ночь взаимным ласкам, которыми не могли насытиться, и разговорам, которым не было места все то время, пока я упорно держала дистанцию.

Но если я и засыпала с блаженными надеждами отоспаться в объятиях мужа, то все эти надежды пустил прахом по ветру наш сынуля своим требовательным ревом, что в переводе на народный означало «Есть хочу!!!».

Разлепив свинцовые веки, я вылезла из-под руки мужа и как была – «не в глиже» – пошлепала к колыбели. Взяла Дамиана на руки, приложила к груди и, чтобы не отключиться под его монотонное чмоканье, подошла к окну.

Дублин окутывал предрассветный туман. Редкая машина проносилась по пустынным улицам, кое-где в дымке виднелись фигуры дворников, но через стеклопакеты в спальню не доносилось ни звука.

К моей спине прижалось что-то теплое и такое же голое. Я усмехнулась. Адам и Ева со своим отпрыском! Пока я додумывала эту мысль, «Адам» укутал нас всех мягким пледом, заключив в объятия, и потерся носом об мою шею.

– Выходи за меня, – тихо раздалось над ухом.

Я замерла, а потом извернулась, как могла, чтобы заглянуть ему в глаза и удостовериться, что не ослышалась.

Дэррок посмотрел на меня лучистым взглядом и повторил «для тех, кто в танке»:

– Выходи за меня.

– Но мы же... ты... я... Ох! – Язык меня не слушался, словно после изрядной пьянки.

– Мы же не же, – передразнил Дэррок. – Выходи за Дрейка Мортона. И теперь уже не в Вегасе, одурманенная, а по всем вашим дурацким традициям, «о которых каждая девушка мечтает с раннего детства», в здравом уме и твердой памяти.

Глядя в голубые глаза немигающим взглядом, я, чтобы не разреветься, потянулась к его губам и приникла долгим поцелуем.

– Это значит «да»? – Дэррок выжидающе посмотрел на меня, словно ожидал чего-то другого.

– Конечно да, глупенький! – тихо засмеялась я, не сдержалась и все же пустила слезу.

***

Наступили первые дни марта. И хотя погода еще не особо отличалась от февральской, предвкушение скорой весны вселяло позитив и надежду на скорое тепло.

Моя жизнь постепенно входила в привычное русло, вернее, я туда ее загоняла, давая себе жесткие установки. Поразмыслив над реальными перспективами, я пришла к выводу, что с меня хватит пустой траты нервов на те вещи и события, которые не в моей власти изменить. Да, в моей жизни присутствовали два альфа-самца (один, правда, куда-то запропастился), каждый из которых считал, что вправе подчинять ее себе. Вот только одного момента они не учли: жизнь эта моя и принадлежит она мне. И в данный момент времени в ней главенствует только один мужчина, тягаться с которым им обоим не по зубам, пусть даже это всего лишь крохотный малыш.

Я не камень в чужой стене. Пусть сколько угодно строят на меня планы, вывешивают графики по недельке, а я посмотрю и подумаю, вписываются ли их графики в мои графики: кормления, сна и предоставления времени на себя любимую. Радужные наивные планы? Пусть так. Но они есть, и я буду делать все, что в моих силах, чтобы их придерживаться. В конце концов я только человек и мои дети, здоровье и душевное равновесие мне дороже.

Одно только не давало покоя: Раум действительно куда-то запропастился и уже давно не давал о себе знать. С тех самых пор как я застала его с Дамианом на руках, от него не было никаких вестей. Не то чтобы я переживала за его сохранность, но это наталкивало на весьма невеселые мысли и переживания...