Глава 41. Bonjour France!
Эдвард
Белла так и не смогла уснуть, поэтому к концу перелета она еле стояла на ногах. В аэропорту она еще как-то держалась, но стоило ей сесть на сидение снятого мной автомобиля, как ее глаза закрылись, и она погрузилась в глубокий спокойный сон.
Расстояние до маленькой деревушки под самым Парижем мы преодолели меньше чем за час, Белла даже не успела проснуться.
Тихо шурша шинами, машина въехала на тщательно расчищенную от снега подъездную дорожку. Я заглушил мотор и вышел из машины, осторожно прикрыв за собой дверь. Открывшаяся моему взору картина была настолько сказочна, что я замер в немом восхищении.
Маленький, двухэтажный домик буквально утопал среди вечнозеленых елей. Приветливо распахнутые ставни украшал причудливый узор. На окнах сверкали белоснежные кружевные занавески, а на подоконниках стояли цветущие даже зимой цветы. Я мог ощущать тепло, исходящее от трубы на крыше, а нечеловеческий взгляд позволял мне разглядеть места, где темно-бордовая черепица немного потемнела от жара дымохода. На крыльце горел фонарь. Снег, попадавший в мягкий круг его света, искрился и переливался всеми оттенками белого.
Все было так, как я хотел. Вокруг не было ни души. Гостеприимная хозяйка не выбегала нам на встречу с распростертыми объятиями, нарушая нашу персональную сказку. Ключ был под кадкой с цветами, стоявшей возле двери. Зажав его в руке, словно талисман, я вернулся к машине и, подхватив Беллу на руки, понес в дом, мысленно умоляя снег не скрипеть под моими ногами.
Она обвила мою шею руками и, не открывая глаз, прошептала: "конечно, сегодня". Я мысленно улыбнулся. Похоже, мне так и не удалось убедить ее в том, что я совершенно не намерен торопить события.
Стоило мне шагнуть за порог, как меня тут же окутал мягкий запах дерева, которым был обшит дом изнутри, терпкий запах свежевытопленного камина и легкий лесной аромат, вызывавший почему-то воспоминания о празднике.
Миновав небольшой коридор, я вышел в уютно обставленный холл и остановился в нерешительности, размышляя, куда бы опустить свою девушку. Мягкий диванчик стоявший у стены возле окна тут же привлек мое внимание. Аккуратно уложив на него Беллу, я оглянулся в поисках какого-нибудь одеяла. Долго искать не пришлось. На кресле лежал оставленный заботливыми хозяевами плед. Бережно укутав в него Беллу, я огляделся.
Внутри дом был так же сказочен как и снаружи. На небольшом возвышении темнел камин. Я опустился возле него на одно колено, и через несколько минут языки пламени осветили все вокруг мягким светом.
Я медленно обвел глазами комнату. Большой книжный шкаф, дубовый обеденный стол, кресло-качалка, укрытое покрывалом ручной вязки. Все убранство дышало спокойствием и уютом. В углу, распространяя вокруг себя легкий хвойный запах, стояла рождественская елка, а под ней... Неужели... Я шагнул в ее сторону и нагнулся к небольшой картонной коробке. Мягко зашелестела рисовая бумага, и в моих руках оказался темно-синий елочный шар. Через несколько секунд я убедился, вся коробка, снизу доверху была заполнена елочными игрушками. Здесь были и стеклянные шары, и пластмассовые ветки вишни и омелы,и даже серебряная мишура.
В камине тихонько треснуло занявшееся огнем большое полено, и на шаре в моей руке блеснул всполох огня. Игрушка была сделана из тончайшего стекла. Одно неверное движение пальцами, и в моей руке останется лишь алмазная пыль, - подумалось мне, - какой же он хрупкий. Как и она, шепнул голос внутри меня, заставив меня вздрогнуть.
Словно в ответ на мои мысли, я услышал, как изменилось Беллино дыхание, и понял, что она проснулась.
Я не оборачивался, давая ей возможность решить самой, что делать дальше. Медленно спустившись с дивана, она подошла ко мне и, обняв меня сзади за талию, прижалась лицом к моей спине. По моей коже прошлась приятная волна тепла. Ее запах со сна был восхитительно терпким.
- Эдвард, где мы, - прошептала она.
- В сказке, - ответил я, разворачиваясь к ней и прижимаясь губами к ее лбу.
- И это все... - она обвела комнату рукой.
- Только для нас, - закончил я за нее.
- Только для нас, - как эхо произнесла она, медленно опускаясь на ковер возле елки. Я присел рядом с ней. Пока она разглядывала убранство комнаты, я притянул ее к себе и опустил лицо в ее волосы, наслаждаясь божественным ароматом.
- А где хозяева? - наконец нарушила она тишину.
- Вон, - я указал на зеркало на стене, в котором отражались мы оба.
- Да нет, - рассмеялась она, - кому принадлежит этот дом?
- Пожилой паре, я их ни разу не видел, только разговаривал по телефону. Ключ они оставили в заранее оговоренном месте.
- Ничего себе, - удивилась она, - как тебе это удалось?
- Это Элис постаралась.
- Действительно, какая я недогадливая, - я легонько прикоснулся к ее губам. Ничего не требуя, ничего не обещая.
- Чем займёмся? - с нарочитым спокойствием спросила Белла.
Прекрасный вопрос. Как бы мне еще найти для него прекрасный ответ. Она словно спрашивала, что я хочу делать. Я хотел только одного, унести ее наверх и целовать... целовать... целовать... и не важно, что случится или не случится потом. Я так долго ждал этого момента, что мне казалось невозможным отодвинуть его даже хотя бы на несколько часов. Это было так трудно, скрывать клокочущие во мне желания за маской невозмутимости и спокойствия. Трудно... и совершенно необходимо. Я обещал Белле, что все произойдет только тогда, когда она сама будет к этому готова.
- А чем ты хочешь заняться? - спросил я ровным голосом, прикрывая глаза, опасаясь, что их блеск выдаст меня с головой. И все же, как я не старался, не смог отказать себе в удовольствии притянуть ее к себе еще чуть-чуть ближе...
Жар ее тела опалил меня, заставляя стиснуть зубы, почти застонать от переполнявших меня чувств. Она здесь, со мной. Мы прошли сквозь одиночество, недоверие и непонимание. Мы были созданы друг для друга. Она была создана для того, чтобы быть моей. И вот мы здесь. Вдали ото всех. В доме, где стоит елка - только для нас, горит камин - только для нас, и наверху в спальне тикают часы - тоже только для нас. Вот она, твоя женщина. К ней можно прикоснуться рукой, ее аромат можно вдохнуть, ее теплом согреться. Надо только подождать... чуть-чуть подождать...
Я медленно раскрыл глаза и почти задохнулся, наткнувшись на ее золотистый взгляд. В нем не было сомнений, не было страха, не было неуверенности. В нем было одно лишь слово "да". Я мог причитать его в изгибе ее губ, в трепете ресниц, в румянце на щеках. И в аромате... В аромате, заполнившем все пространство вокруг нас.
- С тобой чем угодно, - наконец, прозвучало в тишине.
- Можем... нарядить ёлку, - предложил я, лукаво улыбаясь в ожидании её ответа.
- Можем... чуть позже, - ее ладони прожгли мою грудь сквозь тонкую ткань рубашки.
- Уверенна?
- Абсолютно, - ответила она, не отводя от меня янтарного взгляда.
- Ты вся дрожишь, - прошептал я, притягивая ее к себе. Бешеный стук ее сердца эхом отдавался у меня в груди.
- Мне не холодно, - выдохнула она.
- А мне холодно, Белла, согрей меня, - и ее руки заскользили по моей коже. Она ласкала мои плечи и грудь, не открывая глаз. Я видел, как она закусила нижнюю губку, и чувствовал волны возбуждения, исходившие от нее, подвергавшие мою выдержку нешуточному испытанию. Внутри меня рождалось тепло, о существовании которого я никогда не подозревал, полагая, что холоден внутри, так же как и снаружи. Желание кружило голову и скручивало нервы в тугой комок, туманя разум мучительно-сладким дурманом. Наконец, я не вы держал. Склонившись над ней, я зашептал прямо в ее губы...
- Белла, - мои руки заскользили по ее талии на самой грани джинсов и, наконец, сомкнулись на металлической пряжке, - сегодня я буду ласкать тебя всю: от макушки до кончиков пальцев, пока ты не ослабеешь в моих руках. - Ее ресницы взметнулись вверх. Взгляд задрожал и расплавился. - А когда в твоих жилах закипит кровь, я исполню то, о чём мечтал с тех самых пор, как только увидел тебя, растерянную и смущённую, и в то же время самую прекрасную, самую желанную...- Глаза из темно-коричневых превратились в янтарно желтые. - Я войду в тебя... глубоко... заполняя тебя всю... - У неё вырвался стон... - и буду любить так нежно и так страстно, как только ты позволишь мне..., - ее губы изогнулись. - И я покажу тебе, как сильно я тебя люблю и хочу, а ты научишь меня, что такое - быть действительно одним целым... абсолютным и бесконечным... - тело сотрясала крупная дрожь, словно она уже ощущала меня внутри себя... - И я буду любить тебя всю ночь, и весь день, который придёт за этой ночью. И, когда ты усталая заснёшь в моих объятьях, я буду наблюдать за тобой, охранять твой сон и ждать пробуждения, чтобы снова заняться любовью... показывая, что не просто весь мир заключён в одной тебе, а то, что ты и есть мой мир... моя жизнь...
Подхватив Беллу на руки, я направился к подножию лестницы, что вела в нашу спальню.
Белла
Приземлившись в Париже ближе к ночи, мы, покинув аэропорт, вышли на свежий, слегка морозной воздух. Поначалу я немного растерялась, не чувствуя в атмосфере привычной тягучей влажности Форкса; ясное небо над головой, лёгкое покалывание кожи от еле ощутимого прохладного ветра были приятны.
Когда мы вышли из основного терминала с его толпой людей, снующих по аэропорту, я вздохнула с облегчением, чувствуя себя свободной, счастливой и влюблённой. Эдвард, казалось, точно знал, куда идёт. Он уверенно вёл меня, держа за руку, и через наше прикосновение мне передавалась убеждённость в том, что совершенно не важно, станем ли мы близки сегодня или завтра, или в любой другой из дней. Я чувствовала определённую гордость за этого мужчину, шагающего рядом со мной - уверенного, сильного, любящего, заполнившего собой весь мир для меня и ставшим его центром.
Мы подошли к ближайшей стоянке, где, как оказалось, нас уже ждал арендованный автомобиль. Эдвард сказал, что поблагодарить за предупредительность мы можем Элис, она как всегда чётко распланировала каждую деталь нашего путешествия.
Плавные, обтекаемы формы блестящего серебристого авто, создавали ощущения, что мы находимся в каком-то далёком будущем. Я поделилась своими мыслями с Эдвардом, но он просто пожал плечами, сказав, что любовь Элис к дорогим отчасти футуристическим машинам ничего не изменит.
Разговор с Чарли перед нашим отъездом, на удивление прошёл гладко. Все мои опасения, безусловно, оказались не напрасными. Но он отпустил меня. Нехотя, но отпустил. Возможно, нужный шоковый эффект был достигнут за счёт того, что мы сообщили ему о нашем отъезде всего за пару дней до вылета, и, надо отдать должное, Эдвард заверил отца, что позаботится обо мне, а за последнюю неделю и он, и часть его семейства в лице Элис, просто поселились в нашей гостиной. Вероятно, его рассуждения о настоящем снежном Рождестве упали на благодатную почву. Плюс ко всему, предполагалось, что Элис с Джаспером полетят с нами. И мы действительно поехали в аэропорт вчетвером. Только парочка села совершенно на другой рейс и отправилась встречать Рождество совершенно в другом направлении.
Эдвард завёл машину и занялся багажом, а я нырнула в тёплый, уже прогревшийся салон и сама не заметила, как задремала.
***
Незнакомые приятные запахи проникали в моё сознание сквозь дымку сна. Что конкретно мне снилось, я не помню, но последнее, что мне удалось выхватить из своего подсознания - лицо Эдварда, ласкового улыбающегося мне и заключающего меня в свои объятья.
Проснувшись, я, как это обычно бывает, не спешила открывать глаза, позволяя себе ознакомиться с окружающей обстановкой на уровне чувств. Еле слышное потрескивание древесины, гул, от взметнувшегося и разгоревшегося огня, а затем аромат, разлившийся по комнате - говорили о том, что в помещении затоплен камин.
Пошевелившись, я поняла, что лежу на мягком диване, куртки на мне не было, зато оказалось, что я укутана в шерстяной плед, тепло согревающий меня. Невольная улыбка тронула губы. Эдвард, как всегда, заботлив и предупредителен.
Я нехотя раскрыла глаза и оказалась в сказке.
Первым делом я отыскала Эдварда, он был возле камина, слева от которого стояла дивная, пушистая ель. Эдвард задумчиво крутил в руках хрупкий стеклянный шар, на котором отражались блики от языков пламени, рвущихся в дымоход.
Комната в мягких, тёплых тонах оказалась необычайно уютной. Не загромождённая мебелью или другими предметами интерьера, она, однако была по-домашнему привычной и располагающей, и какой-то... французской. Я могла бы подумать, что Эдвард привезёт меня в гостиницу, но я проснулась в этом доме, искусно и с любовью украшенным к Рождеству.
Повернув голову, я посмотрела сквозь прозрачное стекло окна на темноту улицы. Карниз на несколько сантиметров засыпало снегом, который продолжал медленно оседать, словно вознамериваясь огородить нас с Эдвардом от внешнего мира.
Я медленно села и, откинув плед в сторону, ступила на мягкий, густой ворс ковра. Эдвард не подал вида, что заметил моих движений, предоставляя мне свободу действий, хотя, наверняка знал, когда именно я проснулась. Он как всегда оставлял мне путь к отступлению, но всё, чего я желала - это обнять его, прижать крепче и, наконец, почувствовать всепоглощающее счастье от этой абсолютной завершённости. Мы одни, только он и я.
Мои руки скользнули ему на талию, и я крепко прижалась к спине Эдварда, потеревшись щекой о его рубашку.
- Эдвард, где мы? - тихо, не желая нарушать волшебства, произнесла я.
- В сказке, - обернувшись, он прижался губами к моему лбу.
- И это все...
- Только для нас, - я скорее почувствовала, чем увидела, что он улыбается.
Я аккуратно высвободилась из его объятий и опустилась на колени рядом с елкой, бережно потрогав пушистую ветку и слегка потерев иголки, отчего по комнате поплыл лёгкий шлейф хвойного аромата.
- А где хозяева? - спросила я, понимая, что мы находимся в частном доме.
- Вон, - я проследила за его взглядом и уткнулась в зеркало, где отражались мы оба.
Эдвард притянул меня к себе, зарываясь лицом в мои волосы и целуя в макушку.
Тихо рассмеявшись, я возразила. - Да нет, кому принадлежит этот дом?
- Пожилой паре, - объяснил он. - Я их ни разу не видел, только разговаривал по телефону. Ключ они оставили в заранее оговоренном месте.
- Ничего себе, как тебе это удалось?
- Это Элис постаралась.
- Действительно, какая я недогадливая, - наши губы встретились, легко соприкоснувшись, и мне показалось, что в этом простом касании было обещание чего-то большего, для этой ночи, которая почти наступила или для другой - неважно. - Чем займёмся?
Эдвард долго смотрел на меня, прежде чем ответить, словно проверяя какие-то свои догадки.
- А чем ты хочешь заняться? - его руки обняли меня чуть крепче, притянули ближе.
Теперь настала моя очередь смотреть в его глаза и временить с ответом, пытаясь отыскать наилучший вариант для скрытого подтекста, который Эдвард вложил в свой вопрос.
Он ждал моего ответа. Янтарные глаза медленно темнели. Атмосфера вокруг нас еле заметно изменилась, слегка накаляясь, и я уже в который раз подумала, что мы совершенно одни в этом доме, в этой гостиной и что наверху нас ждёт приготовленная к нашему приезду спальня. Я улыбнулась, сомнений не осталось, они все исчезли, испарились, оставляя меня один на один с моим будущим, которое я выбрала сама.
- С тобой чем угодно, - наконец, выдохнула я, немного наклоняя голову, пытаясь вложить в свой взгляд всю ту гамму чувств, что переворачивала мой внутренний мир в этот момент.
- Можем... нарядить ёлку, - по лицу Эдварда расплылась невинная улыбка.
- Можем... чуть позже, - я подвинулась к нему ближе, положила раскрытые ладони на его грудь.
- Уверенна? - он приподнял бровь.
- Абсолютно, - я ответила ему тем же.
Мы поднялись с ковра, не размыкая объятий, не разрывая взгляда.
- Ты вся дрожишь, - раздался тихий вкрадчивый голос.
- Мне не холодно, - прошептала я, не отводя взгляда от двух тёмных омутов его глаз из которых исчезла вся их янтарная глубина, и почувствовала, как его сильные руки обхватывают меня и крепче прижимают к груди. Я потеряла дар речи, способная лишь на беззвучный вздох.
- А мне холодно, Белла, согрей меня, - и я обняла его крепче, пытаясь согреть, бессмысленно и бесцельно скользя раскрытыми ладонями по его груди, плечам, спине, словно тепло моих рук, могло проникнуть сквозь преграду одежды, согреть холодный гранит его кожи.
- Белла, - медленно начал он, проводя руками по моей спине, - сегодня я буду ласкать тебя всю: от макушки до кончиков пальцев, пока ты не взмолишься о пощаде, ослабев в моих руках. А когда ты уже не сможешь умолять, я исполню то, о чём мечтал с тех самых пор, как только увидел тебя, растерянную и смущённую, и в то же время самую прекрасную, самую желанную... Я дам тебе наслаждение... Я войду в тебя... глубоко... заполняя тебя всю... и буду любить так нежно и так страстно, как только ты позволишь мне..., - я почувствовала, как его пальцы проникли под мою одежду, коснулись обнажённой кожи. - И я покажу тебе, как сильно я тебя люблю и хочу, а ты научишь меня, что такое - быть действительно одним целым... абсолютным и бесконечным... И я буду любить тебя всю ночь, и весь день, который придёт за этой ночью, - он наклонился ближе к моим губам, почти выдыхая в них свои последние слова, отдающиеся многократным эхом не только в разуме, а во всём моём теле, моментально среагировавшим, на его искусные обещания. - И, когда ты усталая заснёшь в моих объятьях, я буду наблюдать за тобой, охранять твой сон и ждать пробуждения, чтобы снова заняться любовью... показывая, что не просто весь мир заключён в одной тебе, а то, что ты и есть мой мир... моя жизнь... Ты пойдёшь со мной наверх? - он поцеловал меня в основание шеи, прокладывая дорожку из поцелуев чуть выше.
- Да, - это единственное, что я была способна произнести перед тем, как он поднял меня на руки и направился вверх по лестнице, к спальне.
Глава 42. Even though I try I can't let go
Белла
Мы не стали зажигать верхний свет. Комната встретила нас погружённой в приятный полумрак, бледного сияния луны и звёзд, отражающегося от белого снега, было достаточно для нас. Аккуратно застеленная кровать приковывала к себе взгляд, и я знала, что уже через несколько минут от этого почти идеального порядка не останется и следа.
Когда моя спина коснулась прохладного стеганого покрывала, на которое меня опустил Эдвард, я раскинула руки в стороны, словно бы пытаясь достать до краёв, однако, всем своим видом показывая, что я жду действий Эдварда, что я не боюсь и больше не испытываю сомнений. Он ненадолго замер, разглядывая меня. Его мягкая, немного мечтательная улыбка сказала мне больше любых слов, даже тех, которые он произнёс минуту назад, там, в гостиной, заставив меня задрожать в его руках, словно лист под порывами ветра.
Он опустился сверху на меня, и я довольно вздохнула от такой приятной, знакомой мне тяжести его тела. Закрыв глаза, Эдвард склонился к моим губам, целуя так нежно и так неторопливо, словно бы открывал для себя что-то новое, словно бы и не целовал меня до этого бесчисленное количество раз. Его руки путешествовали по моему телу, задерживаясь на его открытых участках, но не торопились проникать под одежду.
За прошедшие недели мы хорошо изучили друг друга. Казалось, я знала его тело, как своё собственное, знала, что и как ему нравится. Он любил, когда мои пальцы перебирали его волосы, поглаживая затылок. Моя правая рука тут же взметнулась и зарылась в его шёлковые локоны. Ему нравилось, когда я целовала его шею под подбородком, - мои губы тут же скользнули, интуитивно найдя это чувствительное место. Эдвард вздохнул, и его ладони накрыли округлость моей груди, деликатно сжимая её, играя с чувствительными вершинами сквозь ткань одежды. Мне хотелось большего. Хотелось ощутить его... полностью обнажённого... на себе... внутри себя... сегодня... сейчас... немедленно...
Разведя бёдра пошире, я закинула ногу ему на бедро, приподнимаясь и выгибаясь, выказывая своё желание, на какую-то долю секунды забывая о скованности. Но сразу же замерла, смутившись от собственной смелости. Эдвард улыбнулся, ощущая моё нетерпение, я ощутила, как раздвинулись в улыбке его губы, двигающиеся вниз по направлению к моей груди. Он аккуратно расстегнул все пуговицы на моей рубашке и сдвинул её к локтям, помогая высвободиться из рукавов.
Следом мои пальцы необдуманно и совершенно интуитивно потянулись к его рубашке. Путаясь в петлях и пуговицах, дрожащими руками я постепенно расстегнула весь ряд. Затем с наслаждением прижалась раскрытыми ладонями к его груди, ощущая холодный гранит благоухающей, бархатной кожи, ничего больше не желая в этот момент, как прижаться к ней губами, провести языком, пробуя на вкус.
Его рот покинул меня, отправляясь в путешествие по моему телу ещё ниже, к животу и бёдрам, покрывая поцелуями каждый миллиметр. Тяжесть его тела оставила меня так же внезапно, как и накрыла до этого. Преодолевая смущение я распахнула плотно сомкнутые веки. У моих ног сидел полуобнаженный вампир, мягкий лунный свет лишь подчёркивал, как мало на самом деле в нем человеческого. Белая, холодная кожа, стальные пальцы, искаженные безумным желанием черты. Нет, он не был похож на человека. Сейчас я видела перед собой Эдварда, таким каким он есть на самом деле. Сильный, грациозный и... опасный. Наверно, я должна была испугаться... наверно... Но я не боялась, зная, что с ним, и в его руках, мне ничего не грозит.
Он смотрел на меня с пару секунд, затем потянулся к пуговице на моих джинсах, ловко расстёгивая её. Ладони скользнули за пояс, подхватывая под ягодицы. Я приподняла бёдра над кроватью, помогая ему освободить меня от одежды. Он сводил с ума, словно нарочно снимая их медленнее, чем это могло бы быть. Его ладони обхватили мои колени, лаская кончиками пальцев чувствительную кожу с обратной стороны, затем сжали икры, двигая грубый материал дальше к щиколоткам. Я сбросила джинсы на пол, Эдвард склонился надо мной. Его рука замерла на моём нижнем белье. Он медлил. Пальцы обвели кромку трусиков, скользнув к соединению ног и, оттянув ткань, коснулись моей плоти. Я дернулась, поддаваясь навстречу движениям его руки. Мы, не отрываясь, смотрели друг на друга, пока его пальцы наполняли меня, короткими, резкими, но не глубокими движениями. Закусив губу, я вновь упала на покрывало, неосознанно мотая головой из стороны в сторону. Его вторая рука развела мои бёдра шире, когда я не в силах выносить этой сладкой пытки, попыталась сжаться перед ним.
Но он остановился, когда я уже готова была шагнуть за грань наслаждения. Я досадливо застонала, прикрывая глаза ладонью, а Эдвард потянул за ткань, снимая последнюю преграду, оставляя меня лежать перед собой обнажённую и порозовевшую от смущения. Между нами всегда были какие-то барьеры в виде остатков одежды, простыней или одеял, но сегодня этого не будет, всё будет совершенно по-другому.
Я вновь посмотрела на него, сидящего на краю кровати между моих ног. У меня не было сил ему помочь, но он уже сам вытаскивал ремень из пояса брюк и расстёгивал молнию. Я лишь наблюдала за тем, как постепенно обнажается его великолепное, крепкое тело. Для меня не было никого прекраснее Эдварда, я просто знала это. Мой взгляд заскользил от широких плеч по рельефной груди, и ниже... Я снова почувствовала, что краснею. По телу разлилась новая, уже знакомая мне волна возбуждения от осознания того, что и этот чудесный мужчина, и его великолепное тело, принадлежат только мне, навсегда. И в этой вечности я была уверена.
Вот мы и полностью нагие. Его гранитный холод встретился с моим мягким огнём. Всё должно было случиться именно так и именно здесь.
Он снова пустился исследовать моё тело своим языком и губами, я могла лишь зарываться пальцами в его волосы и тихо постанывать в ответ на особо чувствительные касания. Он целовал, гладил, сжимал... он делал это с такой тщательность и откровенностью, которые ещё ни разу не позволял себе. И это так же меняло всё. Давало мне понять, что сегодня это будет иначе, будет более глубоким, более интимным, более полным. Он пока что лишь дразнил, а я сгорала от желания, с каждой секундой набирающего обороты.
Сердце, бьющееся за двоих, вырывалось из груди, наверное, его стук почти оглушил Эдварда, так как я сама была не в состоянии слышать ничего более, кроме собственного взбесившегося пульса.
Наконец, он снова вернулся к моим губам, которые с радостью раскрылись под напором его языка. Рука, поглаживающая внутреннюю сторону моего бедра, настойчиво призывала раскрыть шире.
Ощущение его плоти около входа в моё тело... его потемневшие, ставшие абсолютно чёрными глаза... Он медлил.
- Эдвард, - его имя против воли сорвалось с моих губ, - Пожалуйста...
- Верь мне, Белла, прошу тебя, верь мне, - наши губы встретились, двигаясь в унисон, он словно бы впитывал каждое моё слово, каждую эмоцию.
Эдвард прижался ко мне сильнее, и я почувствовала, как он начал проникать в меня. Я раскрывалась перед его напором, желая и страшась того момента, когда он окончательно наполнит меня, но Эдвард замер, а я застыла, не способная дышать. Ощущение его пальцев, ласкающих меня, было столь привычно и естественно, что я расслабилась, позволяя себе закрыть глаза и не чувствовать ничего кроме его прикосновений. Наконец, наслаждение накрыло меня, унося за собою ввысь, словно по спирали, и когда я почти достигла его пика, он проник в меня одним толчком, и я вся сжалась под ним, чувствуя, как на смену наслаждению приходит боль, не резкая... притуплённая, но от этого не менее ожидаемая. Слёзы наполнили глаза, и громкий всхлип против моей воли вырвался из горла. Он был внутри меня, твёрдый и неподвижный, заполняющий сопротивляющуюся его вторжению в моё тело плоть. Эдвард не двигался, зависнув надо мной, сдерживая себя и сдерживая меня от лишних движений. Наши соединённые тела боролись друг с другом, и я знала, что так будет лишь в первый раз. Что завтра и в другие дни уже всё будет по-другому.
- Белла, - он ненавидел себя за эту боль, я знала, я чувствовала это. Он двинулся назад, покидая меня, но мои руки взметнулись, обнимая и притягивая ближе, нос уткнулся ему в шею. Не было ничего естественнее, чем принять его в себя, на смену боли постепенно приходило чувство абсолютной наполненности и правильности происходящего.
- Я люблю тебя, Эдвард, всё остальное не важно, - пусть мой голос звучал приглушённо, но я знала, что он услышит.
С тихим стоном он толкнулся глубже, заставляя меня в очередной раз вздрогнуть от боли, к которой я почти уже привыкла.
- И я люблю тебя, Белла, и это самое важное, что имеет значение. Ты нужна мне и твоя любовь, и вера в меня... сегодня... и всегда... - с этими словами он начал свои медленные, размеренные движение.
Боль отступала перед его осторожными движениями, и ничего действительно не было важным, кроме наших тел, переплетённых в одно, двигающихся в ритме друг друга. Он покидал и заполнял меня вновь с каждым толчком. Это пробуждало во мне чувства, о которых я даже не подозревала, раньше они находились за гранью моего сознания, я не находила им определения. Абсолютная близость, когда ничего не имеет значения кроме человека, который в этот момент двигается на тебе, внутри тебя, вместе с тобой... Чётко и резко, как вспышки молний, которые в этот момент мелькают в моём сознании, а потом медленно и плавно, словно мёд и воск, которыми я себя ощущаю в его руках, под его губами.
Ничего важного, ничего первостепенного, кроме Эдварда и его плоти, наполняющей меня и наших рук, соединившихся во взаимном объятии.
Момент его освобождения был близок, я чувствовала это в лихорадочной сбивчивости его движений, в его вздохах и сделавшихся вдруг необычайно проникновенными и глубокими поцелуях.
- Белла, - он зарылся лицом между моим плечом и шеей, не прекращая двигаться, руками упираясь в сбитое покрывало по обе стороны от моей головы. Он толкал и входил глубже, и ещё глубже и ещё, до трех пор пока его мир не разлетелся и он с тихим, приглушённым стоном не излился в меня, замирая.
Я прижалась губами к его виску, целуя прохладную кожу, чувствуя себя словно на вершине блаженства, и даже не имело значения, что я сейчас не получила наивысшего удовольствия, просто того, что я разделила с Эдвардом уже было достаточно.
Но это был бы не Эдвард, если бы он всё оставил просто так. Покинув меня, он опустил руку, дотрагиваясь до чувствительной точки, лаская её подушечкой большого пальца, принося резкие и пронзительные ощущения, переворачивая мой мир своей безграничной нежность, любовь и пониманием... меня... И уже через пару минут мне показалось, что я падаю в пропасть вслед за ним, приземляясь прямо в его раскрытые объятья.
Эдвард
Под моими ногами еле слышно поскрипывали половицы деревянной лестницы. Много лет спустя, я помнил и этот тихий звук, и лунный свет, льющийся из окна в спальне и Беллину невольную дрожь при виде скрытой с полутьме комнаты, кровати.
Словно в замедленной съемке я увидел, как опускается на кровать ее голова, как рассыпаются с хрустальным звоном по подушке ее волосы, как с тихим треском сминается покрывало под ее пальцами.
Она раскинула руки, словно птица в полете и замерла, не отрываясь, глядя мне в глаза. Было в этом полном доверии, что-то невыносимо трогательное. Она была так прекрасна, что я не смог отказать себе в удовольствии несколько секунд просто смотреть на нее. Беззащитна, хрупка и в тоже время так бесстрашна. Она не боялась меня никогда раньше, не испугалась и сейчас.
Когда я опустился на нее сверху, наши губы встретились. И не было в наших движениях ни судорожной торопливости невыносимого желания, когда прикосновения обжигают огнем, заставляя руки рвать ткань, а пальцы - царапать кожу, ни тягучей медлительности изысканной страсти, когда каждое движение исторгает из ее горла стон, заставляя кровь стучать у нее в висках, а сердце колотиться с бешеной скоростью. Ничего этого не было. Было лишь всепоглощающая нежность любви, когда благоговеешь от трепета ее ресниц... задыхаешься от аромата губ... забываешь свое имя от блеска ее глаз...
Мои руки скользили по ее телу, заново изучая его, пьянея от ощущения свободы и отсутствие запретов. От нее веяло теплом. Мои холодные пальцы то согревались, прикасаясь к ней сквозь ткань одежды, то загорались огнем, притрагиваясь к обнаженной коже. Мне не хотелось никуда спешить. Знание того, что сейчас я могу пойти до конца, кружило голову...
Ее руки зарылись в мои волосы, а губы прикоснулись к шее, заставляя и без того бьющее через край желание, удесятериться.
Она прильнула ко мне всем телом, и мне стало тяжело дышать. Одежда внезапно стала такой неуместной, что не опасайся я испугать Беллу, я бы попросту разорвал все, что так мешало мне. Вместо этого я заставил себя медленно и аккуратно расстегнуть пуговицы на ее кофте...
Я не почувствовал, как моя рубашка скользнула на пол, потому что все мое внимание было сосредоточенно на кончиках пальцев, прикасавшихся к ее, теперь уже полностью обнаженной коже. По ее телу пробежала легкая дрожь. Она положила раскрытые ладони на мою грудь и провела руками выше к плечам, к шее, подбородку. Нежные пальцы скользнули по моим губам.
- Белла, - выдохнул я и, склонившись над ней, прижался губами к её бархатной коже. Прикоснулся к чувствительной точке над ключицей, обвел пальцами обнаженные плечи и опустил обе руки на грудь. Ее соски немедленно затвердели под моими требовательными пальцами... оглушительно застучало ее сердце. Немного помедлив, лаская дразнящими прикосновениями внутреннюю сторону бедра, я переместил руку на серебряную змейку молнии. Сколько раз она являлась для меня границей дозволенного? Белла нетерпеливо задвигалась подо мной, и я, пряча улыбку, расстегнул ее джинсы. Через несколько минут мои ладони легли на ее бедра. Даже сквозь тонкую ткань трусиков я мог ощущать ее жар и аромат ее желания. Ее смущение боролось с желанием, и я не мог не ощущать, как усиливается запах ее страсти.
Приподнявшись над ней, я посмотрел в ее глаза, медленно проведя пальцами по кромке ее белья, отодвигая его в сторону и неглубоко проникая в неё. Белла порывисто вздохнула, и я почувствовал, как сжалась и расслабилась её плоть. Наши взгляды пересеклись. Мы словно находились в плену друг у друга, пока я, не разрывая взгляда, продолжал ласкать её, подводя к грани, но, не позволяя ей шагнуть за неё. Наконец, я освободил ее от последнего покрова. Сотканное из лунного света, ее обнаженное тело светилось в ночи... Она была прекрасна в своей наготе, в своем смущении, в своей невинности.
Мне казалось, я ждал этого с наступления времен...
С тех пор как я увидел ее, такую желанную и от этого, такую опасную...
С того дня как впервые прикоснулся к ее губам, нарушая покой ее сна...
С того момента как она без тени страха посмотрела в лицо вампиру...
Я ждал и хотел ее бесконечно долго. Мечтал погрузиться в нее, заполняя собой, двигаясь в ней глубже и резче, не останавливаясь, увеличивая темп заставлять ее кричать, становиться с ней одним целым, разделяя с ней одно наслаждение на двоих...
Я встал на колени у ее ног, отчетливо понимая, что как только мои джинсы окажутся на полу, меня уже ничего не сможет остановить.
Скользнул взглядом по узким лодыжкам, плоскому животу, восхитительной груди и выше к горлу, на котором призывно бьется тоненькая вена, изящно очерченная скула, припухшие от поцелуев губы... и потянулся к пряжке на своем поясе. Пока я раздевался, она не закрыла глаз и не отвела взгляда. Напротив она изучала меня с такой же жадностью, с какой я запоминал каждый изгиб ее тела.
Белла смотрела на меня, широко раскрытыми глазами, в которых отражался целый мир, мой собственный мир. Вновь опустившись на нее, я накрыл ее тело своим. Теперь я мог ощущать ее всю, всей своей кожей, всем своим телом. Мне хотелось, чувствовать ее, осязать, слышать. Она была моя с самого начала, и теперь она станет моей навсегда. Я не хочу, не могу больше ждать. Я хочу, что бы это произошло сейчас.
Взявшись за ее узкие щиколотки, я развел ей ноги и, приблизившись к ее лону, погрузился в нее совсем чуть-чуть, совершенно четко ощущая ту линию, за которой начинается ее боль. Она испуганно зажмурила глаза, ожидая ее, этой боли, почти желая ее.
- Эдвард, - услышал я ее шепот в тишине. - Эдвард, пожалуйста.
Я прикоснулся губами к ее векам. - Верь мне, Белла, прошу тебя, верь мне.
Когда мои пальцы прикоснулись к ее лону, ее глаза удивленно распахнулись. Она ощущала мою плоть и это пугало ее, но вместе с тем, мои руки дарили ей уже знакомое наслаждение. Я почти терял голову от ее еле слышных стонов, она металась по кровати, иногда приподнимаясь на локтях, ловя мой взгляд. В такие моменты я не отводил от нее глаз, пока она вновь, обессиленная, не откидывалась на подушки, закусывая губы... Я был предельно нежен и нетороплив, постепенно подводя ее к той точке, где боль потеряет для нее всякое значение. Ее горячее лоно обжигало мою ледяную плоть, и от этого мое желание было почти невыносимым. Но ничего не было неважным. Важна была лишь девушка, тихо стонущая в моих руках...
Ее вспышку я не только увидел и услышал, но и ощутил всем своим телом... руками... плотью... и вот тогда я резко погрузился в нее, заполняя ее всю до конца, сметая последнюю преграду между нами, безжалостно смешивая ее боль и наслаждение воедино...
Вспышка удовольствия оказалась невыносимо острой. Я словно вынырнул на воздух из-под воды. Жар, разлившийся по моему телу, заставил меня почти потерять контроль. Аромат ее желания был ослепительно ярким, но не менее ярким был запах ее крови. Этот запах сводил меняя с ума. Я не только слышал ее кровь, но и ощущал ее. И мне хотелось еще... На секунду я закрыл глаза, пытаясь совладать с безумием, сотканным из наслаждения, поглотившим меня. И тут же вдогонку, меня накрыл другой запах, так хорошо известный... бывший, когда-то привычным, но сейчас оказавшийся совершенно невыносимым. Это был запах боли... ее боли...
И в тот же момент все изменилось... безумие... наслаждение... страсть... все ушло на второй план. На какую-то долю секунды мне показалось, что это будет длиться вечно, что я всегда буду стремиться вглубь нее, причиняя ей боль. Совершенно инстинктивно, не задумываясь о том, что делаю, я подался назад. Но она не позволила мне сделать этого. Ее руки обвились вокруг моей шеи, ноги скрестились у меня за спиной, и всей моей силы сейчас не хватило бы, что бы разомкнуть этих хрупкие объятия.
- Белла, - второй раз выдохнул я.
- Я люблю тебя, Эдвард, всё остальное неважно.
И только сейчас я до конца осознал, что вечность существует, и что я хочу провести ее вместе с той, что была предназначена мне. Все встало на свои места. Все сделалось правильным и единственно верным. Мы были одним целым... абсолютным и нерушимым. Ее кровь неслась по венам, напевая мне свою песню, но, не увлекая меня за собой. Стук ее сердца эхом отдавался у меня в груди. Безумие уступило место уверенности, той, что была во мне всегда и той, что была дана мне с новой жизнью. Я точно знал, что и как надо делать.
- И я люблю тебя, Белла, и это единственное, что имеет значение. Ты нужна мне и твоя любовь, сегодня... и всегда... - я медленно покинул ее и так же медленно погрузился вновь. Ей все еще было больно, я чувствовал это, но это наша дорога, мы пройдем ее вместе до конца. Еще одно медлительное движение... и еще одно... Она постепенно расслаблялась. Я покинул ее тело и вновь погрузился в нее совсем чуть-чуть. Целуя губы, глаза, веки я снова вышел и снова вошел. С каждым разом, проникая в нее немного глубже, я искал границу ее боли... Находя ее, я преодолевал ее, медленно и плавно погружаясь в нее до конца и начиная все сначала. Я ощущал, как скапливается ее наслаждение, как усиливаются ее стоны... и постепенно терял голову. Но я ждал, того момента, когда она перестанет сжиматься в моих объятиях...
Мало помалу, движение за движением... я перестал ощущать запах боли. Терпкий запах страсти, нежности... и крови заполнил мои легкие. Ее пальцы, судорожно цеплявшиеся за мои плечи, разжались, руки обвили шею. Белла потянулась ко мне губами, и я, нагнувшись над ней, ответил на поцелуй. Ее язык скользнул мне в рот, напрочь лишив последних остатков самообладания. Я больше не мог сдерживать себя, да и надо ли было делать это? Мягкие движения сменились более резкими, на смену медлительной ласки, пришли резкие толчки. Я постепенно увеличивал темп, и она, руководствуясь каким-то неведомым женским инстинктом, начала двигаться ко мне на встречу...
Быстрее...
Глубже...
Резче...
Яркий свет полоснул по глазам и проник в вены. Изливаясь в ее лоно, я прижался губами к ее шее в бесплодной попытке удержать рвущийся наружу стон. Мир исчез, оставив лишь нас двоих и наше счастье. Ее руки гладили мои волосы, губы что-то шептали, и я был готов оставаться в этой минуте вечно.
Для ощущения совершенства мне не хватало только одного. Медленно покинув ее тело, я опустил руку, прикасаясь к ее горячей плоти. Мне было мало... Мне надо было увидеть, как она закричит. Мои пальцы, поначалу ласковые и медлительные, на этот раз были резкими и требовательными. Очень быстро я почувствовал, как по ее телу пробежала первая судорога, и когда из ее горла вырвался крик - я прижался к ее губам, понимая, что теперь даже если попробую, всё равно не смогу отпустить её...
Глава 43. On Christmas Eve
Эдвард
Черты ее лица в темноте всегда как-то неуловимо менялись. Я наблюдал эти перемены почти каждую ночь, и все равно никак не мог к этому привыкнуть. Белла... моя Белла...
Ее дыхание было замедленным и размеренным, а сон спокойным и умиротворенным. Лишь изредка она шептала сквозь сон мое имя, и каждый раз ее тонкая рука пускалась в путешествие по простыням в поисках меня. Я немедленно придвигался к ней, прижимая к себе, обвивая руками талию, но лишь для того, чтобы спустя совсем короткое время, отодвинуться вновь.
Мои объятья слишком холодны, чтобы позволить себе держать ее рядом с собой всю ночь. В Форксе, теперь казавшимся таким далеким, мы всегда спали в одежде. Так было безопаснее... Во всех смыслах. Так что я вполне мог не отпускать ее ни на секунду. Сейчас же, когда на нас обоих не осталось никаких покровов, подобная роскошь была непозволительна. И все же в этой ситуации я находил даже некоторые преимущества. Во-первых, так было гораздо легче сдерживать желание, закипавшее во мне с бешеной силой, каждый раз, когда я ощущал ее обнаженное тело, прижатое к моему. А во-вторых, я мог любоваться ею всю оставшуюся ночь, занятие, которое никогда не могло мне наскучить. Я разглядывал ее: лицо, мягкие волны волос, нежную линию груди, плоский живот, изящную округлость бедра. Я мог смотреть на нее спящую вечность.
Тот факт, что я не нуждаюсь во сне, никогда не занимал меня. В нем не было ничего необычного или из ряда вон выходящего, это был еще один дар моего тела взамен на жизнь. Просто у меня появилось гораздо больше свободного времени, которое можно было потратить на чтение или музыку. Теперь же я благословлял этот дар всем сердцем. Было бы непростительным расточительством, потерять хоть минуту этой ночи, упустить хоть один ее вздох, сонный шепот, тихое прикосновение. Вся моя жизнь проходила перед моими глазами, сквозь призму сегодняшнего дня.
Когда-то, когда я признался ей во всем, и она приняла меня, таким, какой я есть, я был счастлив. Абсолютно, совершенно счастлив, и был уверен, что счастливее быть уже не смогу. Я ошибался. Сейчас я был не просто счастлив, я был... умиротворен. Восхитительный аромат, наполнявший мои легкие, замешанный на ее крови и нашей любви, доставлял мне удовольствие, кружил голову, но не раздирал горла. Привычная, саднящая боль исчезла, словно ее и не было никогда. Он будил во мне всего одно желание, и оно не имело к жажде никакого отношения. Наверно, потом, позже, инстинкты возьмут верх, и мне снова понадобится кровь. Но, вероятнее всего, это произойдет тогда, когда близость с ней, перестанет дарить мне такое острое наслаждение, когда мои чувства притупятся, а я хотя бы немного смогу насытиться ею... А значит - никогда...
Эта ночь была подарком всей моей жизни. Подарком... Подарком... Мне безумно захотелось что-нибудь подарить ей утром. И как я об этом не подумал заранее? Хотя Белла и не особо любит подарки, как впрочем, и я. Ну, тогда можно подарить ей что-нибудь не обязывающее, знак внимания... Что ни будь такое...
Мои размышления прервал звук входящего сообщения на мобильный телефон. Это была Элис.
"Французская лилия. 24 часа в сутки.+34889402021. Немедленная доставка. И перестань так громко мечтать, ты меня отвлекаешь!!!".
"Элис, ты чудо", - быстренько напечатал я, - "передай Джасу, что он должен на тебя молиться".
Через секунду пришел ответ: "Передала, еще 20 минут назад".
Мне хотелось расхохотаться.
Тихонько выскользнув из постели, я натянул джинсы и, спустившись на первый этаж, набрал номер цветочного магазина.
- Французская лилия, доброй ночи, - откликнулся вежливый женский голос, буквально после первого гудка, - чем могу быть полезна?
- Доброй ночи, я бы хотел заказать розы, - ответил я.
- Будьте любезны, месье, сегодня у нас есть Монтана, Акапелла, Черный кардинал и Алькантара. Какие вы предпочитаете?
- Все.
- Простите месье, очевидно у нас помехи на линии, - растерялась девушка. - Не могли бы вы повторить, какой сорт вы предпочитаете?
- Я предпочитаю все сорта, - терпеливо повторил я.
- А, простите, я так недогадлива, очевидно, месье желает, чтобы я составила ему букет из всех сортов роз, имеющихся в ассортименте, - с облегчением протянула она.
- О, нет, - рассмеялся я, - я хотел бы, чтобы мне прислали все розы, которые у вас есть.
В трубке воцарилась напряженная тишина, мне казалось, я могу видеть озадаченное лицо продавщицы. Вероятно, ей не каждую ночь звонят клиенты с просьбой прислать им все розы.
- Извините, - наконец, вновь заговорила она. - Не могли бы вы подождать минутку на линии. Пожалуйста, не вешайте трубку.
- Разумеется, - вежливо ответил я.
Через несколько минут, трубка вновь ожила. На этот раз со мной заговорил мужчина.
- Доброй ночи, господин, меня зовут Этьен, я управляющий этого магазина. Вы желаете приобрести все розы, которые есть у нас в наличии? Я не ошибаюсь?
- Не ошибаетесь, - заверил я его.
- В таком случае, стоимость вашей покупки будет составлять 8700 евро, разумеется, доставка за счет заведения.
- Благодарю, - ответил я. После этого последовало еще несколько уточнений, потом я продиктовал номер своей кредитной карточки и адрес нашего дома. Напоследок управляющий спросил, есть ли у меня какие-нибудь дополнительные пожелания. Я попросил, чтобы посыльный не звонил в дверь, а оставил цветы у порога, чтобы не разбудить Беллу. Розы обещали доставить через два часа.
Я взглянул на часы. 4 утра. Вернуться в постель и встретить восход, прижимая к себе возлюбленную, что может быть прекраснее. Как хорошо, что в этот момент меня никто не видит. Из одежды - лишь джинсы на голое тело, всколоченные волосы и счастливая улыбка на лице. Зрелище наверно еще то, подумал я, взбегая вверх по лестнице.
Когда, через два часа я спустился вниз и открыл дверь, впуская в холл, ледяной морозный воздух, на пороге лежала огромная охапка всевозможных роз. Я обхватил их двумя руками и внес в комнату. Воздух немедленно наполнился мягким, цветочным ароматом. Следующие пол часа, я провел за расставлением цветов по все емкостям, которые я смог найти в доме. Когда вазы закончились, я просто положил оставшиеся цветы около камина и под елку.
- Эдвард, - ее голос был слегка охрипшим после сна.
И как это я умудрился на столько увлечься, что не услышал, как она вышла из комнаты? Я обернулся. Белла стояла на вершине лестницы. На ней была моя рубашка, доходившая ей до середины бедра. Слегка растрепанные волосы мягкими волнами лежали на плечах. Губы были все еще припухшие, после ночных поцелуев. Интересно, она хоть приблизительно представляет себе, насколько она хороша?
Я взбежал по лестнице вверх, притягивая ее к себе. По-моему я сделал это слишком быстро. На секунду в ее глазах появилось что-то похожее на замешательство.
- Доброе утро, моя Белла, - я был не в силах противиться желанию, прижать ее к себе еще чуть-чуть сильнее. - Это тебе.
- Спасибо, - она слегка покраснела, неужели от смущения? - Я хотела бы в душ. Подождешь меня?
- Конечно, - я пожал плечами, сколько угодно. - Найдешь где ванная?
- Найду, я быстро.
- Не торопись, - я был готов ждать ее сколько угодно, но она действительно вернулась довольно быстро. И на ней опять была одета только моя рубашка. Правда, другая. Очевидно, ей нравилось ходить по дому в моей одежде. Мне тоже это нравилось... очень... пожалуй, даже слишком... Когда она появилась, я привычно задержал дыхание. И как всегда, меня это не спасло. Аромат ее волос, теплой крови и свежести был невыносимо прекрасным. После горячего душа ее кожа пахла так восхитительно, что стой она возле меня, я навряд ли смог бы удержаться от поцелуя. Если бы я был человеком, то свое ощущение я бы сравнил с чувствами путника, неделями бредшего по пустыне в поисках колодца и, наконец, дойдя до него, ни как не могущего утолить свою жажду. Вот и я...мне было мало. Я не насытился... не напился... я хотел еще. И ее стройные ноги, почти не прикрытые короткой рубашкой, сильно затрудняли мою жизнь.
Она кинула неуверенный взгляд на часы. Ах, ну да, как же я мог забыть.
- По-моему, человекам пора завтракать? - предположил я.
- Человекам - пора, - рассмеялась она.
- Ну, тогда посмотрим, что найдется у нас на кухне.
Кухня была небольшой и очень уютной, как и весь дом. Белла немедленно нырнула в холодильник.
- Пожалуй, на завтрак я хочу омлет, - сообщила Белла, выглядывая из-за белой двери. - А что хочешь ты? - автоматически добавила она и тут же осеклась. Это было слишком для меня. В мгновение ока я оказался рядом с ней и сгреб ее в объятия. - Никогда, слышишь, никогда не задавай мне этого вопроса, - прошептал я ей в губы.
- Но, я вовсе не имела в виду жажду, - попыталась оправдаться она.
- Я тоже не имел ввиду ее, - ответил я, сминая ее губы своими. Через несколько минут я с трудом оторвался от нее. Она раскрыла глаза и провела пальцем по моей нижней губе, потом по верхней.
- Знаешь, - задумчиво произнесла она, - твои губы похожи на снег. Такие же холодные, прекрасные и непостижимые.
- Беллз, - взмолился я, - не надо...
- Не надо? - изумилась она, притрагиваясь к моим скулам.
Я взял ее лицо в обе ладони.
- Белла, любимая, я не знаю, как быстро регенерируется человеческий организм, понимаешь?
Я увидел, как ее щеки залила краска смущения, она все поняла.
- Давай подождем хотя бы до вечера, хорошо? - предложил я.
- Давай, но вечером...
- Вечером, Беллз, я сделаю для тебя все что угодно, не причиняя тебе боли на этот раз.
- Хорошо, - повеселела она.
- А теперь я прошу тебя... - я аккуратно расцепил ее руки, обвившиеся вокруг моей шеи, это тяжело...
- Тогда чем займемся?
- Ну, для начала, покормим человеков, - а потом... - потом нас ждет Париж.
***
Город встретил нас морозным воздухом, украшенными елками и шумными толпами туристов. Белле хотелось побывать везде: и у Триумфальной арки, и в Лувре, и у Эйфелевой башни. Мне с трудом удалось убедить ее, что не стоит это все делать в один день. Она с каким-то детским восторгом впитывала с себя дух города. Мы побывали на Монмарте, где художник мелком нарисовал наш портрет, заглянули в типичную французскую булочную, и Белла выбрала себе там пирожное. Потом, у Эйфелевой башни она купила мне брелок для ключей из рук смуглого мальчишки, изъяснявшегося на странной смеси французского и арабского языков.
Париж, город влюбленных, романтиков и поэтов не мог оставить равнодушным никого. Даже просто прогулка по тихим освещенным улицам превращалась в рождественскую сказку. Пошел снег, добавляя волшебства.
Стрельчатые окна маленького ресторана отбрасывали на сугробы причудливые тени. Внутри было тихо, тепло и малолюдно. Мы сели за дальний столик возле камина.
Белла заказала только пирожное и какой-то напиток. По-моему парижские сладости пришлись ей по вкусу.
- А что мы будем делать завтра? - спросила она, блаженно жмурясь от первого куска.
- Завтра... - начал я.
- Может, украсим ёлку, как ты предлагал вчера? - она покраснела, вспоминая мой ироничный вопрос, и чем всё в итоге закончилось. - И как тебе удалось привезти сюда все игрушки?
- Откровенно говоря, не мне, Элис. Знаешь, она иногда бывает чертовски убедительна. А когда в качестве основного аргумента выступает кредитная карточка, ей просто не возможно противостоять.
- Ох, могу себе представить, - улыбнулась Белла и опять замолчала.
- Знаешь, ведь в последний раз, я украшал рождественскую елку в далеком детстве. Нет, в доме у Карлайла, каждый год была елка, но организацией праздника, занималась, естественно, Элис, а она никого и близко не допускала до этого ответственного занятия, исключение делалось только для Розали, да и то не всегда. Елки украшенные, обладавшей безупречным вкусом Элис, были роскошны и не веселы... В большом банкетном зале или в торговом центре им было бы самое место. Тщательно подобранные цвета, игрушки подходящие друг другу, даже фигурки Санта-Клауса в том же стиле. Правда, однажды Эммет нарушил правило и ночью перевесил все игрушки по своему усмотрению, добавив несколько новых. Утром все новые игрушки были беспощадно удалены, а Эммет подвернут остракизму со стороны Элис до самого Рождества.
- Бедный Эммет, - расхохоталась она.
- Напрасно смеешься, - я попытался сохранить серьезное выражение лица. - Элис страшна в гневе.
- О, да, - улыбнулась она, протягивая ко мне руки.
- Твое пирожное, оно ведь сладкое так? Как шоколад?
- Да, - подтвердила она, - но ты ведь знаешь что такое "сладкое".
- Знаю, - подтвердил я, думая не о пирожном. - Жаль, что не могу разделить с тобой это удовольствие, - я кивнул на шедевр кулинарного искусства, зажатый в ее руке. Она медленно опустила его на тарелку.
- Зато ты можешь разделить со мной другое, - она посмотрела мне в глаза, и воздух вокруг нас загустел. Протянув руку над столом, она переплела свои пальцы с моими. - Поехали домой
***
Дорогу до дома, я не запомнил, зато ощущение хвойного запаха и мягкого света в прихожей надолго врезались в мою память. Снежок, который я слепил по дороге в дом, приятно холодил кожу, но я откинул его в сторону, едва переступив порог. Мои руки принялись расстегивать на Белле курточку, губы бессознательно потянулись к ее губам.
Стоило лишь ее язычку робко скользнуть мне в рот, как все тщательное сдерживаемое на протяжении дня, желание, вырвалось наружу.
- Весь день я мечтал сделать... вот так... - зашептал я, прикасаясь кончиками пальцев к ее губам, отчего по моей руке прошелся заряд электричества, - мечтал остаться с тобой наедине, а не на переполненных незнакомыми людьми парижских улицах и сделать... вот так...
Я прижал ее к двери, забывая о сдержанности, приникая к ее губам пронзительным поцелуем. Словно расплавленный воск, она таяла в моих холодных руках..
- Я был готов в любую минуту, схватить тебя и увезти домой... в гостиницу... куда угодно... не важно... я бы просто держал тебя в объятьях... вот так... - ладони заскользили по ее телу от бедер вверх. Тепло ее кожи обжигало даже сквозь одежду. Ее аромат, уже изменившийся, рассказавший мне, что она хочет меня так же сильно как и я ее, дурманил мое сознание. Мои руки остановились, так и не прикоснувшись к ее груди. Сделай я это, я наверно бы взял ее прямо там, в тесной прихожей, так и не найдя в себе силы добраться до спальни. В нескольких сантиметрах от моей ладони оглушительно билось ее сердце, то, замирая от сказанных мной слов, то, с новой силой толкая в венах кровь, выбивая при этом бешеный ритм, заставлявший мое горло сжиматься. Я приблизился к ее шее, так близко, что бы она могла ощущать мое дыхание, но, не касаясь ее... - А потом, повторил бы этот путь губами... - еле ощутимые прикосновения... маленькое ушко... ключица... подбородок... и, наконец, снова губы... горячие, неповторимо нежные, желанные. Поцелуй, сначала медлительный, тягучий словно мед, словно ее запах, увлек меня за собой, превращая желание в потребность. Томительный танец наших губ сменился требовательным и стремительным, в котором страсть диктовала каждое движение, и не возможно было разомкнуть рук. Вдыхая ее еле слышный стон, я прижимался всем телом, мечтая о минуте, когда нас не будет разделять одежда.
- Смотри, ещё снег, - я с трудом оторвался от ее губ, тщетно пытаясь вернуть себе самообладание.
- По-моему он везде, - тихо ответила она, глядя на меня. Наши куртки полетели на пол.
Нет, я не могу больше ждать... и не буду.
- Сейчас проверим, - только и сумел проговорить я, подхватывая ее на руки и взбегая по лестнице вверх. Где-то в глубине сознания, вспыхнула мысль, я двигаюсь слишком быстро, но ее руки, перебирающие мои волосы, пальцы, ласкающие мой затылок, заставили позабыть обо всем на свете.
- Ой, - выдохнула она, когда я опустил ее на центр кровати. На минуту я наклонился над ней, опираясь руками на подушку, потом, резко развернувшись, упал на кровать, осторожно опуская ее на себя. Мне нравилось ощущать вес ее хрупкого тела.
Свитер, рубашка, белье... я очень старался оставить ее одежду в целости и сохранности.
- Тут снега нет, - я притянул ее к себе, касаясь губами бархатной кожи.
Тихонько застонав, она, упершись в мою грудь обеими ладошками, села вертикально. Теперь настал черед джинсов. Белла свела ноги вместе, помогая мне избавить ее от последнего покрова, и вновь развела их, опустив обе ступни по обе стороны моих бедер, напрочь забывая о смущении, владевшем ею когда-то.
Я смотрел на ее снизу вверх... узкие лодыжки... тонкая талия... мягкая линия груди... Мои руки сами потянулись к ее губам, прошлись по плечам... шее... остановились на груди... легонько сжав талию, скользнули по лопаткам. Из ее приоткрытого рта вырвался приглушенный стон, и она запрокинула голову. Кончики ее волос коснулись моих сплетенных за ее спиной пальцев. Это уже было больше, чем я мог выдержать.
Перевернувшись, я накрыл ее тело своим и прильнул к ее губам. На этот раз я целовал ее медленно, неторопливо, сдерживая сжигавшее меня желание, но этот ласково-нежный поцелуй под ее требовательными губами в долю секунды превратился в огонь. Ну что ж, огонь, так огонь... Приподнявшись, я рванул с себя футболку. Она потянулась к поясу моих джинс. Мои пальцы нетерпеливо скручивали и терзали простынь, пока она медленно, мучительно медленно избавляла меня от одежды.
Она хотела... жаждала меня, и все же в тот момент, когда я осторожно, неторопливо начал проникать в нее, ее тело инстинктивно сжалось. Ее боли я не почувствовал, но замешательство ощутил очень отчетливо. Неужели я поторопился?
- Белла? - Я немедленно подался назад.
- Всё хорошо, - прошептала она, прижимаясь ко мне. - Я люблю тебя.
- Я люблю тебя, - ответил я, добавляя мысленно: «и буду любить всю отведенную нам вечность».
Двигаясь в ней медленно и осторожно, я ждал, когда ее тело привыкнет ко мне и из ее движений исчезнет еле заметная напряженность. Я целовал ее, неторопливо, проникновенно, ласково и очень скоро она сама начала двигаться вместе со мной. Комнату заполнили тихие стоны вперемешку с убыстренным дыханием.
Я не стал закрывать глаза, смотреть на нее хотелось еще и еще, и лишь когда она закричала, впившись в мои плечи ногтями, меня покинули последние остатки самообладания...
Ее наслаждение, казалось, окончательно обнажило мои до предела натянутые нервы. Любое прикосновение, движение, вздох был почти невыносимым. Несколько секунд я балансировал на грани, двигаясь внутри ее все быстрее и быстрее...
Луна, выглянув из-за облаков, осветила лицо Беллы молочно-белым светом. На щеки легли тени от нереально длинных ресниц. Я задохнулся от нежности и в тот же миг, вселенная задрожала и расплавилась...
Белла
Просыпалась я медленно-медленно, постепенно приходя в себя, чувствуя приятную тяжесть по всём теле. Улыбнувшись, я зарылась лицом в подушку, чувствуя себя совершенно счастливейшим человеком на Земле, который провёл самую чудесную ночь в своей жизни вместе с любимым. Правда, для моей прекрасной идиллии чего-то не хватало. Моя рука скользнула по пустым простыням рядом со мной, и я, окончательно проснувшись, села на кровати, прижимая краешек одеяла к своей обнажённой груди.
Эдварда не было. Я прислушалась к звукам дома, затем осознала всю нелепость своих действий. Попытка услышать вампира, который умеет передвигаться бесшумно? Скорее это он поймёт, что я проснулась, от простого почти неслышного скрипа кровати или от тихого вздоха при пробуждении.
За окном всё ещё было темно, но из-под двери, ведущей в коридор, пробивался тонкий лучик света. Найдя на ощупь рубашку Эдварда, которая вчера так небрежно полетела на пол, я, облачившись в неё, соскользнула с кровати и, подойдя к двери, отворила её, выглядывая в коридор.
Мой слабый человеческий нос, однако, почувствовал, что к ставшим для меня уже привычными запахами дома, примешивался лёгкий, деликатный аромат цветов. Подойдя к началу лестницы, я посмотрела на преобразившуюся гостиную, всю уставленную розами, всевозможных сортов.
Посреди этого цветочного хаоса стоял Эдвард, опускающий очередной букет в любопытной формы вазу. По-моему он так увлёкся своим делом, что совершенно не замечал меня. Улыбнувшись, я прислонилась плечом к стене, наблюдая, как он, запускает пятерню в растрёпанные волосы. Из одежды на нём были одни джинсы, я тут же вспомнила, как медленно вчера он снимал их.
- Эдвард, - прошептала я, наконец, привлекая его внимание.
Он слегка растерялся, замерев на месте, затем, словно ветер подлетел ко мне, протягивая одну из роз - аккуратный, слегка раскрывшийся белый бутон миниатюрного цветка источал приятный сладковатый аромат.
- Доброе утро, моя Белла, - сквозь тонкую преграду его рубашки я ощутила твёрдость и прохладу его груди. - Это тебе, - я приняла цветок из его рук.
- Спасибо, - поднеся бутон поближе, я вдохнула тонкий запах приоткрывшейся сердцевины. - Я хотела бы в душ. Подождешь меня?
- Конечно, найдешь, где ванная? - он нехотя разжал объятья, я так же нехотя выскользнула из них.
- Найду, я быстро.
- Не торопись, - его взгляд снова потемнел, сделавшись чернее уходящей ночи за окном.
Горячая вода приятно уколола мою разгорячённую кожу. Тело немножко побаливало после... - я приложила ладони к щекам и запрокинула лицо, подставляя его под теперь уже казавшиеся мне мягкими струи воды.
Руки Эдварда на мне, его губы, не оставляющие без внимания ни сантиметра моей кожи, Эдвард во мне, - я задрожала под горячим душем, нонсенс. Невольная улыбка показалась на губах.
Всё было намного прекраснее, чем представлялось мне раньше. Принадлежать Эдварду, быть с ним одним целым оказалось для меня так же естественно, как дышать или ходить.
Я вспомнила, как он двигался, наполняя меня собой, как достиг пика собственного удовольствия, зарываясь лицом в мои волосы, и не было ничего правильнее в тот момент, наших взаимных объятий и моей руки, перебирающий его локоны, успокаивая и благодаря, просто за то, что он рядом и что мы разделяем это вместе.
Наконец, выбравшись из душа, я, обмотавшись огромным белым полотенцем, принялась сушить волосы. Из зеркала на меня смотрела совершенно другая Белла. Обновлённая. Я улыбнулась собственному отражению. В глазах этой Беллы появилось какое-то определённое знание и... уверенность. Я провела кончиками пальцев по припухшим, горящим губам, мне так не хватало сейчас его холода, чтобы он остудил во мне этот жар.
Закончив с волосами, я набросила на себя заранее прихваченную из спальни рубашку Эдварда. Мне определённо нравилось ходить в его одежде, чувствовать своим телом ткань, которая касалась его кожи, вдыхать её аромат, сохранившийся в складках материи.
Мне совершенно не было холодно, когда я босиком притопала на кухню, так же уютно обставленную, как и весь дом. Деревянная мебель, светло бежевые стены, милые вышитые занавески на окнах. Я посмотрела на падающий снег, который всё шёл и шёл и не хотел прекращаться с момента нашего приезда.
Эдвард стоял, прислонившись к столу, всё ещё одетый в одни джинсы, низко сидящие на бёдрах. Я снова почувствовала прилив лёгкого возбуждения, как только вспомнила, как он прижимал меня к себе этой ночью, двигаясь со мной и во мне.
Смущение полностью ещё никуда не ушло, поэтому я, чтобы отвлечься от подобных мыслей, перевела взгляд на часы на противоположной стене. Всего-то восемь утра, весь день впереди. Эдвард расценил мой взгляд по-своему.
- По-моему, человекам пора завтракать? - улыбнулся он.
- Человекам - пора, - я рассмеялась в ответ.
- Ну, тогда, давай, посмотрим, что у нас найдется.
Кивнув, я распахнула холодильник, все полочки которого были заставлены всевозможной едой. Кто-то действительно хорошо приготовился к нашему приезду. Я озадаченно склонила голову на бок, понимая, что содержание некоторых коробочек и форм, упаковка которых была почти безликой, оставалось для меня загадкой, я не настолько хорошо знала французский.
Есть особо не хотелось, но я знала свой организм, не накорми я себя сейчас, он взбунтуется в самый неподходящий момент. По крайней мере, завтрак всегда был для меня святым делом. Никакой тяжёлой пищи.
- Пожалуй, на завтрак я хочу омлет, - я выглянула из-за приоткрытой двери холодильника. - А что хочешь ты? - вопрос вырвался сам по себе, и прежде чем я осознала, что происходит, Эдвард был уже рядом со мной, сжимая в своих объятьях.
- Никогда, слышишь, никогда не задавай мне подобных вопросов, - его губы двигались в миллиметре от моих, и в этот момент я могла лишь думать о том, как они скользили по моему телу. Все мысли были полны лишь им одним и теми волшебными переживаниями прошедшей ночи.
- Но, я вовсе не имела в виду жажду, - робко возразила я.
- Я тоже не имел её в виду, - ответил он, подтверждая свои слова глубоким, проникновенным поцелуем. Его рука легла мне на бедро, притягивая ближе, и я подумала, что завтрак вполне может подождать.
Когда Эдвард оторвался от меня, я провела кончиком пальца по его губам, показавшимися мне необычайно мягкими, возможно от того, что они всё ещё хранили моё тепло, которым я всегда была готова поделиться с ним.
- Знаешь, твои губы похожи на снег. Такие же холодные, прекрасные и непостижимые.
- Беллз, не надо... - как-то обречённо вздохнув, он прижался к моему лбу.
- Не надо? - я потёрлась о его щёку носом, наслаждаясь приятной прохладой его кожи, ставшей так кстати на этой кухне, где температура совершенно внезапно подскочила выше допустимых значений.
Эдвард снова вздохнул. - Белла, любимая, я не знаю, как быстро регенерируется человеческий организм, понимаешь?
Я удивлённо моргнула раз, затем другой, мои губы сложились в беззвучное "О", когда я, наконец, поняла, что он имел в виду. Честно говоря, я уже почти забыла о той еле ощутимой саднящей боли между бёдер, всё было так идеально, что на такие мелочи я просто не обращала внимания. И потом желание вновь почувствовать его внутри себя было слишком... сильным.
- Давай подождем хотя бы до вечера, хорошо? - убеждал он меня.
- Давай, - согласилась я, доверяя ему, чувствуя, что он по обыкновению прав. Каким-то непостижимым образом, он всегда знал, что будет лучшим не только для меня, а для нас обоих. - Но вечером...
- Вечером, Беллз, я сделаю для тебя все что угодно, не причиняя тебе боли на этот раз, - своё обещание он скрепил лёгким поцелуем, затем нехотя убрал мои руки со своей шеи, и я поняла, что разорвать объятья и продолжить заниматься обыденными делами ему так же тяжело, как и мне.
Кивнув, я согласилась с ним. - Тогда чем займемся?
- Ну, для начала, покормим человеков, а потом... потом нас ждет Париж.
Я снова заулыбалась, когда поймала себя на мысли, что сейчас дневная прогулка по Парижу стала мне менее интересна, чем перспектива вечера с Эдвардом, в ожидании которого, как я догадывалась, пройдёт весь день.
Вновь повернувшись к холодильнику, я наклонилась, чтобы достать нужные мне ингредиенты. Ещё я пожалела, наверное, первый раз за всё то время, что знала Эдварда, что он не воспринимает человеческую пищу. Мне бы хотелось приготовить ему завтрак. Такое простое человеческое занятие, выражающее заботу.
Но так получилось, что сегодня завтрак готовил он сам... для меня.
***
- Где ты научился так готовить? - спросила я, когда мы прогуливать по одной из старых, узеньких парижских улочек. - Воспоминания из человеческой жизни?
- Нет, - он отрицательно покачал головой. - Решил подготовиться к нашему путешествию, посмотрел несколько кулинарных шоу, - смущённо добавил Эдвард, словно в этом слишком человеческом занятии было что-то порицаемое.
- Ух, ты, - восхитилась я. - А у тебя вышел прекрасный завтрак.
Он обнял меня за плечи, притягивая ближе и, наклонившись, прошептал. - Спасибо, ну, не вечно же мне пикники устраивать.
Сегодня, по-моему, мы прошли пешком половину Парижа. Поскольку шёл снег, воздух не был таким уж морозным, мягкая континентальная зима без ледяных ветров и особо низких температур нравилась мне. Тем более после яркого зноя Аризоны и бесконечных дождей Форкса это казалось несколько необычным.
Париж поражал, и, наверное, только побывав здесь, окунаясь в самобытную уникальную атмосферу города, можно понять, почему его прозвали городом влюблённых. В нём всё располагало к... поцелуям. И мы целовались. Долго и упоительно. Целовались, стоя на смотровой площадке Эйфелевой башни, после того, как насладились видом раскинувшегося под нашими ногами города и широкой ленты Сены пробегающей сквозь него. Целовались, у стен Собора Парижской Богоматери, что находится в самом сердце города на острове Ситэ. Я не была поклонницей творчества Гюго, его романы навевали на меня тоску, но не прочувствовать образы Парижа из его строчек, с тем, что я увидела своими глазами, я не могла. Целовались, прогуливаясь по набережной и, когда я всё же окончательно замёрзла, мы целовались, сидя за дальним, укрытом от посторонних глаз столиком, в милом ресторанчике, куда меня привёл Эдвард.
- Чем займёмся завтра? - спросила я, с наслаждением ощущая, как тает у меня на языке кондитерское творение французских кулинаров.
- Завтра... - начал Эдвард, но я перебила его:
- Может, украсим ёлку, как ты предлагал вчера? - я сразу же покраснела, вспоминая, какая альтернатива украшению ёлки была выбрана мною. - И как тебе удалось привезти сюда все игрушки?
- Откровенно говоря, не мне, Элис, - Эдвард подвинул ко мне стакан горячего глинтвейна, который изначально принесли для него.
Я медленно через соломинку попробовала горячее вино с пряностями, а Эдвард взял палочку корицы и обмакнул её в бокал, придавая напитку более пикантный вкус. Протянув руку к нему, я переплела наши пальцы. Он всегда и везде заботился обо мне, ума не приложу, как я прожила без него столько лет.
- Знаешь, - рассказывал он дальше, - она иногда бывает чертовски убедительна. А когда в качестве основного аргумента выступает кредитная карточка, ей просто не возможно противостоять.
- Ох, могу себе представить, - я тихо рассмеялась, вспоминая о феноменальной настойчивости Элис и её умении влиять на людей.
- Знаешь ведь в последний раз, я украшал рождественскую елку в далеком детстве, - я поняла, что Эдвард говорит о своей человеческой жизни, но меня поражало, что он всегда так спокойно рассказывал об этом. Однажды, я спросила: что он чувствует, вспоминая о своей родной семье. Он ответил: почти ничего. Впрочем, я знала, что он бережёт некоторые, сохранившееся вещи матери и отца, но вероятно, это действительно сложно - грустить о тех, кого почти не помнишь. Я покрепче сжала его руку, пытаясь выразить своё сочувствие, внезапно охватившее меня. Эдвард был одинок много лет, но теперь, когда мы есть друг у друга, этого не будет. - В доме у Карлайла, каждый год была елка, но организацией праздника, занималась, естественно, Элис, а она никого и близко не подпускала до этого ответственного занятия. Исключение делалось только для Розали, да и то не всегда, - воображение живо нарисовало суетящуюся вокруг елки Элис, в тысячный раз перемещающую на ветках незначительные детали, доводя композицию до совершенства. - Елки украшенные, обладавшей безупречным вкусом Элис, были роскошны и не веселы... В большом банкетном зале или в торговом центре им было бы самое место. Тщательно подобранные цвета, игрушки подходящие друг другу, даже фигурки Санта-Клауса в том же стиле. Правда, однажды Эммет нарушил правило и ночью перевесил все игрушки по своему усмотрению, добавив несколько новых. Утром все новые игрушки были беспощадно удалены, а Эммет подвернут остракизму со стороны Элис до самого Рождества.
- Бедный Эммет, - я не удержалась от смеха, расцепив наши руки, я вновь вернулась к своему десерту.
- Напрасно смеешься. Элис в гневе страшна.
- О, да, - я всё ещё посмеивалась.
- Твое пирожное, оно ведь сладкое так? Как шоколад? - сменил тему Эдвард
- Да, но ты ведь знаешь что такое "сладкое".
- Знаю. Жаль, что не могу разделить с тобой это удовольствие, - он кивнул на мою тарелку.
Я замерла от нежности и обещания чего-то более сладкого в его интонации, с которой он произнёс слово "удовольствие".
- Зато ты можешь разделить со мной другое, - моя ладонь накрыла его руку. - Поехали домой?
***
Мы, посмеиваясь, буквально ввалились в прихожую, в руке у Эдварда был круглый снежок, который постепенно начинал таять в тепле дома. Я прижалась к Эдварду, расстёгивая ворот его куртки, а он стащил мою шапку, кинув её на вешалку и расстегнув мне куртку, обнял крепче и поцеловал, водя языком по моим прохладным ещё не успевшим согреться губам.
Притянув меня ещё ближе, хотя, казалось, что ближе, чем есть, уже невозможно, Эдвард прижавшись спиной к двери, привлёк меня, и, оторвавшись от моих губ, прошептал. - Весь день я мечтал сделать... вот так... - он легко коснулся моих губ, претворяя в жизнь свои слова, посылая по всему моему телу миллиард крошечных, словно бы наэлектризованных импульсов, - мечтал остаться с тобой наедине, а не на переполненных незнакомыми людьми парижских улицах и сделать... вот так... - развернувшись, теперь уже он прижимал меня к двери и провёл по моим губам своими, отдельно задержавшись на нижней, показывая, как и что он хотел сотворить со мной. - Я был готов в любую минуту, схватить тебя и увезти домой... в гостиницу... куда угодно... не важно... я бы просто держал тебя в объятьях... вот так... - в доказательство слов его ладони заскользили вверх по моим бёдрам к талии и выше, где и застыли, всего в паре сантиметров от груди. Моё сердце под его ладонью словно бы взбесилось, пытаясь выскочить из груди, дыхание окончательно перехватило. Эдвард наклонился, прижавшись губами к моему уху и зашептал. - А потом, повторил бы этот путь губами... - он не сказал "вот так", но, когда его губы запечатлели томительно нежный поцелуй на моих губах, а затем принялись терзать их медленно и дразняще, когда тело его вжалось в моё, словно он хотел раствориться, растаять во мне, когда он дал ощутить мне, как велико его желание и как сильно его намерение претворить всё сказанное в действие, тогда, с приглушённым его губами стоном, я позволила себе ответить ему с не меньшим пылом и, обвив руками, вся отдалась поцелую, позволяя ему увлечь меня за собой в тёмную манящую пропасть желания. С каждым движением его языка, с каждым более тесным соприкосновением наших тел, в памяти воскрешались до невозможности прекрасные моменты прошедшей ночи. Вновь возникла жизненно важная потребность соединиться с ним, стать одним целым...
- Смотри, ещё снег, - оторвавшись от моих губ, прошептал он, доставая из моего капюшона целую пригоршню насыпавших туда хлопьев.
- По-моему он везде, - с показным недовольством проворчала я, стоя неподвижно, пока Эдвард расстёгивал и снимал мою и свою куртки.
- Сейчас проверим, - подхватив меня, Эдвард моментально перенёс нас в спальню так, что перед моими глазами успели лишь мелькнуть пятна картин, развешанных вдоль лестницы.
- Ой, - только и смогла сказать я, прежде чем он опустил меня на кровать. Я тут же села, потянув его за руку на себя, он без колебаний поддался, опускаясь, а затем переворачиваясь так, что теперь уже я оказалась сверху. Его пальцы ловко разделались с моим свитером, рубашкой под ним и застёжкой бюстгальтера.
- Тут снега нет, - прошептал он, слегка надавливая мне на спину, чтобы я наклонилась над ним, а он смог коснуться губами моей груди. Я тихонько ахнула, как только до моей кожи дотронулась прохлада его рта.
Я снова села вертикально, а Эдвард потянулся к пуговице на моих джинсах. Быстро разобравшись с молнией, он уже сдвигал их к бёдрам и ниже.
Мы опять перевернулись, и Эдвард, стянув через голову футболку, оказался сверху, прижимая меня к кровати. Мои раскрытые ладони заскользили вниз по его спине, вдоль позвоночника и далее к поясу джинс, перемещаясь к их застёжке.
Эдвард приподнялся, открывая мне доступ к пряжке ремня и молнии, легко поддавшейся моим пальцам, неловко двигающимся в тесном пространстве между нашими телами.
Пару минут спустя, он уже проникал в моё тело. Я инстинктивно сжалась, ожидая боли, но её не последовало, был разве что лёгкий дискомфорт в тот момент, когда он только вошёл, но моё тело быстро среагировало, подстраиваясь под него.
- Белла, - он двинулся назад, намереваясь покинуть меня, видимо, считая, что поспешил.
- Всё хорошо, - я прижалась к его губам, поощряя вернуться обратно. - Я люблю тебя.
- Я люблю тебя, - просто ответил он и начал свои сводящие с ума движения.
Окружив меня руками, он двигался во мне, наполняя и отступая в одном и том же изменчивом ритме, не переставая целовать меня, мои скулы, веки, нос и снова губы. И дальше, скользнув приоткрытым ртом вдоль моей шеи, он обхватил раскрытой ладонью моё бедро, изменяя положение моего тела и ритм своих толчков, которые показались мне ещё более пронзительными и глубокими.
Ощущение нас, растворяющихся друг в друге, было практически невыносимым. Мы двигались на встречу так синхронно, словно наши тела были созданы друг для друга, идеально дополняя одно целое, что представляли мы собой.
Его руки и губы были повсюду, я выгибалась навстречу его касаниям, приветствуя каждое движение его плоти во мне. Он неумолимо подводил нас к краю, через который я шагнула первой и только после того, как я бессильно откинулась на подушки, он позволил себе последовать за мной.
Глава 44. When the rain is over
Джейкоб
Кольцо почти замкнулось, не оставляя ему ни одной лазейки, через которую он мог бы ускользнуть.
Сэм раздавал приказы, но я почти не слушал его, хотя избавиться от навязчивого голоса в моей голове было весьма проблематично. Но мне они были не нужны. Не сегодня. Что-то древнее и первобытное рождалось во мне. Да, мы защищали свои территории, но никогда фактически не вступали в бой. И нам не были нужны навыки, это было у нас в крови, с рождения, каким-то неведомым образом передавалось из поколения в поколение. Эта память предков, инстинкт защищать, и сегодня мы исполним своё предназначение. Я исполню своё предназначение.
Сэм зарычал в ответ на мои мысли. Я слышал его раздражённый голос.
- Я сам, - отрезал я в ответ и он не стал возражать.
Это была моя битва, моя личная вендетта, и Сэм понял это
Мы долго выслеживали его, были готовы к тому, что он вернётся за своей жертвой. Надо отдать должное, он довольно быстро объявился в округе, но подходить ближе к городу, не спешил. Но он не знал, что в город приходить не обязательно, мы разберёмся с ним, где угодно и когда угодно. Эта наша территория.
Я чувствовал его недоумение, его волнение, непонимание всего. О, нет, он не боялся. Страха не было. Ведь он не понимал, с кем имеет дело. Возможно, он когда-либо и слышал о подобных нам, но ни разу не сталкивался. Что ж, сегодня будет первая и последняя встреча.
Вампир застыл на невысоком плоском камне у тонкой ленты ручья. Прищурившись, он склонил голову к плечу, разглядывая, оценивая степень угрозы, исходившую от меня, делая свои выводы, решая, как быть дальше: пытаться ли сбежать или принять бой.
Красное марево в его зрачках полыхнуло. Да, ублюдок, это правильная оценка.
Я пригнулся к земле, готовясь к прыжку, чувствуя, как шерсть на загривке встаёт дыбом, а из глубины тела рвётся глухой низкий рык. Всё исчезло: звуки леса, голоса моей стаи, дневной свет, пробивающийся в эту чащу.
Наши глаза встретились. Надеюсь, он прочёл в моих свой приговор. Не разрывая взгляда, я прыгнул, целясь ему в глотку...
***
Руль протестующе заскрипел... Я поднес руку к глазам, удивленно разглядывая кожаную оплетку, которую я установил на руль всего несколько дней назад. Два часа в машине. Два часа под проливным дождем наедине с самим собой и со своими невеселыми мыслями. Дождь то прекращался, и тогда воздух наполнялся восхитительным запахом мокрой земли и сырой коры, то начинался снова, стекая по лобовому стеклу грязными потоками. Так просто было следить за мутными ручейками, слушать дробный перестук по крыше машины и ни о чем не думать. Так просто... И совершенно невыполнимо.
В моей голове вертелось столько вопросов... сомнений... угрызений совести... злости... Столько всего. Или это все было в моей душе?
Какая к черту разница, как это назвать? Я сердито ударил кулаком по панельной доске. Двухдюймовый пластик отозвался глухим стоном.
Значит, теперь мне недоступны не только такие простые человеческие слабости как алкоголь и табак, но еще и женщины. Так же как я не получал удовольствия от курения, не пьянел от вина, так же я перестал получать чувство удовлетворения от секса. Мне стало как-то... не так... не правильно... не то... Я больше не хотел ни одну из них, ни искал новых встреч и ярких ощущений. Это стало вдруг каким-то... опостылевшим и не нужным, словно старая игра в детстве. Когда теряешь к ней всякий интерес, и не потому, что она стала хуже, а потому что вырос, и нарисованные рыцари уже не кажутся живыми, а драконы настоящими. Вот и я... вырос... И все они кажутся мне ненастоящими... Нарисованными. Пластмассовыми куклами. Все, кроме одной. И имя этой девушки не то, что столько времени мешало мне дышать.
Я столько лет стучусь в закрытую дверь, туда, где меня не ждут и не хотят. Зачем? Почему я отвергаю ту, которая любит меня, ради той, которая не любила никогда? Может, пора перестать отрицать очевидное? Я давно уже ревную Беллз просто по инерции, просто потому, что она не только предпочла меня другому, но и из всех возможных вариантов выбрала наиболее опасный - вампира. И я не могу простить ее за это, и не могу заставить свое сердце не заходиться от холодного бешенства и страха каждый раз, когда я представляю себе его руки в опасной близости от ее горла. Но это уже не любовь. Это злость, ревность, желание защитить - но не любовь.
А вот она... Ее глаза, губы, руки. Ее тихий голос, робкие поцелуи, несмелые объятия. Я скучаю по ней, когда не вижу целый день. Я каждый раз с тревогой изучаю ее лицо, пытаясь по глазам понять, не стало ли ей сегодня хуже, чем вчера. И меня парадоксальным образом, совершенно не раздражает ее страх, и, как следствие, невозможность полной близости. Мне хочется только одного - никогда не уходить из ее комнаты, или чтобы она никогда не уходила из моей. Тогда почему же я не позволяю себе быть счастливым? Почему лишаю счастья ее?
Почему...?
Я заглушил мотор и, решительно хлопнув дверью, зашагал по направлению к ее дому.
***
В машине было тепло. Даже вновь начавшийся дождь не мог испортить ощущение уюта, заполнившее все пространство салона, когда она опустилась в кресло возле меня. Только дождевые капли каким-то непостижимым образом из мутно-грязных превратились в белоснежно прозрачные. Темная грязь, с которой не справлялись даже механические дворники, куда-то исчезла, и автомобильные стекла засверкали чистотой.
За всю дорогу она не произнесла ни слова. Даже не спросила, куда я ее везу.
- Поедешь со мной? - спросил я, стоя на пороге ее дома 10 минут назад.
- Конечно, - просто ответила она, протягивая мне руку.
Ее вера в меня была полной и безусловной. Даже после того, что я натворил, она продолжала доверять мне. Это было так невыносимо. Почти больно. Я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы залечить ее раны, помочь забыть всю боль: ту которую она пережила до меня и ту, которую я, погруженный в свои чувства и не замечающий ничего на свете, кроме собственного отражения в зеркале, причинил ей.
Когда я аккуратно припарковался на стоянке того самого отеля, в котором мы были месяц назад, ее тонкие брови удивленно поползли вверх, но она и сейчас не произнесла ни одного слова, лишь, сжав мою руку, молча последовала за мной. И правильно Джесс. Не надо. Не говори ничего. Позволь мне самому исправить то, что когда-то сделал не правильно...
Каждый шаг по полутемному, пыльному коридору запечатлевался, словно на фотопленке. Каждый звук этого старого мотеля, таким странным образом повлиявшего на мою судьбу. Мой мозг, словно бы поставив себе целью не упустить ни одной детали, подкидывал мне картинку за картинкой. Я мог слышать, как тихонько потрескивает мигающая на давно небеленом потолке лампа, как шумит в одном из номеров телевизор, транслирующий какое-то музыкальное шоу, как свистит ветер в неплотно закрытом окне. Но это все воспринималось как что-то не важное, всего лишь ничего не значащий фон для той, которая шла позади меня, молча, уверенно, спокойно. Она давно поняла, куда и зачем я веду ее и все же, продолжала идти, не высказывая ни тени сомнения, борясь с собственным страхом и продолжая доверять мне. Дарить мне свою веру, в которой я так нуждался.
- Джесс, - даже дверь, возле которой мы остановились, казалось сегодня другой, хотя красовавшаяся на ней цифра 28 подтверждала, тот же мотель, та же комната. - В прошлый раз всё было неправильно. Нет, вернее даже не неправильно, а просто... слишком просто. Тот вечер ничем не отличался от других, по крайней мере, для меня. Я не буду продавать тебе красивую ложь. - С тихим скрипом закрылась за нашей спиной дверь, и в темноте, и тишине мой голос, сопровождаемый дробным стуком дождевых капель об окно, показался мне совершенно незнакомым. Хотя незнакомым было сейчас все, и девушка, в чьих глазах отражался я сам, и душный воздух комнаты, наполненный терпким ароматом счастья, и слова которые я говорил. Все было новым и незнакомым. И...единственно верным... - Мы неправильно начали, Джесс. Не с того. И сейчас всё изменилось. Я изменился, и ты изменилась. На секунду перед моими глазами промелькнуло лицо, искаженное болью с опущенными уголками рта и потухшим взглядом. Да она изменилась. Она стала другой. И это было жестоко, очень жестоко. Прошлое нам не изменить, зато будущее - в нашей власти. Я сумею построить такое будущее, которое скроет ее от воспоминаний за плотной стеной. Я хочу начать заново...
- Я хочу начать заново, - продолжил я после минутной паузы. - Только пусть на этот раз всё будет правильно. Я не знаю, как так получилось, что я снова здесь с тобой. Я не сказал «почему». Это я знаю, потому что... - но последние слова она не услышала, да я их и не произнес, а выдохнул в ее прохладные губы, раскрывшиеся под моими. Поцелуй был именно таким, каким и должен быть первый поцелуй между двумя людьми, желания которых совпадают... не на один вечер. Стремительный, страстный и в то же время, головокружительно нежный.
- Почему? - прошептала она в звенящей тишине
- Потому, что ты небезразлична мне, - я сказал это так легко, словно всю жизнь ждал возможности произнести именно это. А может, так оно и было?
Я принялся целовать ее мягкие податливые губы, скулы, веки. Мои руки начали путешествие по ее телу. Пальцы запоминали, какова на ощупь ткань на блузке и как шуршит смятая юбка. Я осторожно положил обе ладони на шею, в вырез блузки, и, слегка разведя руки в стороны, скользнул пальцами по ключицам, ощущая, как загорается от моих прикосновений ее кожа.
Прильнул губами к плечу, расстегнув всего лишь одну пуговицу... И задохнулся от восторга, почувствовав ее руку на моей груди. Ее глаза, глубокие, как сама ночь, сверкали, и в них было так хорошо смотреться. Пожалуй, так же хорошо, как и прикасаться к ней губами. Неожиданно невидимая нить, созданная нашими взглядами прервалась и Джесс заскользила куда-то вниз. Я чуть не застонал от разочарования, так мучительно было не видеть ее горящих глаз. - Эй, ты куда?
- Ну, я... эммм... я хотела, то есть я... - смутилась она.
Нет, нет, нет, - кричало все внутри меня. Это было слишком похоже на одну из картинок из моего прошлого, того, что было до неё, до Джесс. И вообще на все то, от чего хотелось отречься, забыть и никогда не повторять. Это было не так. Неправильно. Не то, что нужно ей, не то, что нужно нам.
- Не надо, - я постарался придать своему голосу как можно больше мягкости.
- Но...
- Нет, - повторил я, подхватывая ее на руки и опуская на середину кровати.
И снова я принялся ее целовать, но на этот раз, мои поцелуи были более требовательными. Ее тихие стоны показались мне самой красивой музыкой, которую я слышал за всю свою жизнь. А внутри меня уже просыпался волк, придавая моим движениям еще большую уверенность и завершенность. Позволяя чувствовать каждое ее желание, заставляя ее тело повиноваться мне, следуя почти животному зову.
На долю секунды, оторвавшись от нее, но, не отводя взгляда от ее глаз, я стянул через голову свою футболку. Она медленно расстегнула пуговицы на своей блузке. Ее щеки разгорелись, а грудь вздымалась как после быстрого бега. Мои джинсы полетели на пол. Мы ласкали друг друга взглядами так же страстно, как это делали до этого наши руки и так же нежно, как это делали до этого наши губы. Ее юбка и белье аккуратно легли поверх моей одежды, и я, обхватив ее хрупкие плечи, медленно помог ей опуститься на подушки. И наклонился над ней, удерживая вес собственного тела на руках, внимательно разглядывая ее лицо, ища следы страха... неуверенности. Их не было. Вместо этого была запрокинутая назад головка, закрытые глаза и приоткрытые в полустоне губы.
Опустившись на нее сверху, я принялся ласкать ее тело, постепенно позволяя себе быть более настойчивым.
Ее руки вцепились в мои плечи, и она невольно взметнулась ко мне всем телом, когда мой язык лишь слегка прикоснулся к ее лону.
- Покричи, если хочешь, - я на секунду приподнял голову, но лишь затем что бы вновь припасть губами к той точке, в которой сосредоточилось ее желание. Я успел увидеть, как она отрицательно покачала головой, и улыбнулся про себя, точно зная, что она закричит... обязательно закричит. Но это будет потом, а пока мои неспешные ласки исторгали из ее губ еле слышные стоны. Которые, становились все громче и громче.
И лишь скорее почувствовав, чем, услышав, как ее стон почти превращается в крик, я приподнялся над ней на руках и, не отрывая взгляда от ее глаз медленно, очень медленно вошел в нее. Не торопясь, позволяя ей привыкнуть к ощущению моего тела внутри ее, оставаясь готовым отпустить ее в любую минуту, по первой ее просьбе, при первом же намеке на страх.
Ни ее страха, ни ее боли я не почувствовал. Она действительно хотела меня. Ее закрытые глаза и отсутствие скованности свидетельствовали об этом самым красноречивым образом. Я почувствовал невероятное облегчение. Неужели все позади? Неужели моя Джесс больше не боится? Радость от этого открытия была настолько велика, что даже приставка "моя" не вызвала у меня привычной вспышки раздражения на самого себя.
Я продолжал двигаться в ней, все еще медленно и неторопливо, но со мной самим происходило что-то совершенно новое. Каждый ее стон доставлял мне острое, яркое наслаждение. Раньше, мне нравилось собственное отражение в ее глазах, теперь же, меня приводил в восторг каждый оттенок ее чувства. Я поднимал ее все выше и выше к вершине наслаждения и вслед за ней, терял голову сам. И мне это нравилось. Черт возьми, мне это безумно нравилось. Не наблюдать и любоваться тем состоянием, к которому я могу ее привести, а быть с ней там вместе. Разделять это на двоих....
- Я люблю тебя, - слова соскользнули с губ легко и естественно. Я даже не успел удивиться тому, что я произношу это вслух. Боже мой, что я делаю? Зачем? Немедленно остановись Джейкоб! Немедленно замолчи!
Но я уже был не в силах остановиться... я был не в силах промолчать... я был не в силах не любить ее...
- Я люблю тебя, - признания рвались из горла как крик.
Движения стали судорожными, почти неконтролируемыми. Руки обхватили ее плечи и притянули к себе еще сильнее...
- Я люблю тебя, - окончательно сдался я, и в тот же момент нас обоих накрыло волной яркого, ослепительного наслаждения.
- Я люблю тебя... Я люблю тебя... - ее слова настигли меня врасплох, вырвали из горла стон, почти крик...
Падая на спину и увлекая ее за собой, я понял, что мое место рядом с ней, так же как и ее рядом со мной....
Я лежал в тишине, не выпуская из объятий девушку, которую любил, которой сказал о любви и которая ответила мне взаимностью. Любить и быть счастливым вдруг оказалось так же просто и естественно, как дышать. Мои пальцы перебирали ее волосы. Ее сердце стучало где-то очень близко от моего. Если бы кто-нибудь спросил меня, что было прекраснее, заниматься с ней любовью или обнимать ее после, прижимать к себе, ощущая, как постепенно выравнивается ее дыхание, а кровь замедляет свой бег, я затруднился бы ответить.
Дождь продолжал тихо барабанить по стеклу, потом резко усилился, и швырнув в стекло целый поток воды внезапно прекратился совсем.
- Дождь перестал, - прошептала Джессика в неожиданно наступившей тишине.
- Да, перестал... - так же шепотом ответил я прикасаясь губами к ее плечу...
Джессика
Я стояла у окна в коридоре, выходящего на дорогу к дому, прячась за портьерами, разглядывая улицу через просвет между ними. Дождь, казалось, затихший утром, пошёл с новой силой, поток воды был нескончаем. Серое небо висело так низко, словно задевало крыши соседних домов, а тёмный лес ещё никогда не казался таким пугающим.
Знакомый тёмно-синий форд стоял на дороге уже довольно долго. И всё это время я наблюдала за ним, не зная, останется он или уедет.
О чём думал Джейкоб, наедине с самим собой, остановившись у моего дома? Почему не вышел, позвонить в мою дверь? Почему не набрал мой номер?
Вес молчащего мобильника, зажатого в кулаке, будто оттягивал руку.
Мне стало страшно. Я не знала, что думать, если Джейкоб сейчас заведёт мотор и уедет. Но в то же время мне было страшно и оттого, что будет, если он выйдет из машины и постучит во входную дверь.
Каким-то шестым чувством я понимала, что он решает сейчас свою... нашу судьбу.
Ещё несколько дней назад, когда он пришёл ко мне после того, как... Болезненный комок в горле, казалось, стал ещё больше и тяжелее. И это не было только из-за горечи. Я помнила его слова, его простой намёк на то, что он испытывает ко мне большее, чем мог признать до этого.
Как можно чувствовать себя одновременно самым несчастным и самым счастливым существом на земле? Надеяться, на то, что так много дней, казалось, нереальным, неосуществимым, попросту невозможным, не с этим человеком...
Движение за окном привлекло моё внимание.
Джейкоб вышел из машины и медленно, совершенно не спеша, под проливным дождём, направился к дому. Прижав руку к груди, я глубоко вздохнула и спустилась на первый этаж.
Я распахнула дверь и отошла в сторону, освобождая проход. Джейк стоял на самом пороге, но не предпринял попыток войти, вместо этого он спросил.
- Поедешь со мной? - его голос не был равнодушным, но в то же время не выражал никаких чувств, словно бы все они куда-то улетучились, пока он думал, стоит сегодня звонить в мою дверь или нет.
- Конечно, - без колебаний ответила я, накидывая, снятую с крючка куртку и протягивая ему руку.
Куда угодно, - могла бы я добавить, но не стала. Иногда слова бывают лишними, и только с Джейкобом я поняла это.
Уже по дороге, я, кажется, стала догадываться, куда он везёт меня.
Он остановился на парковке мотеля, где всё у нас началось. Он не глушил мотор, просто сидел, положив локоть на руль, задумчиво глядя в лобовое стекло, на котором мерно шуршали дворники. Дождь барабанил по капоту и по крыше машины, создавая лёгкий, приятный и немного усыпляющий фон.
Джейк словно бы давал мне время или осознать то, зачем он привёз меня сюда и принять это, или отказаться, потребовать отвезти меня обратно домой. Я знала, что он никогда ни к чему не принудит меня, он всегда давал мне пути для отступления. Но они не требовались мне. Ничего не было важным, кроме Джейкоба и моих чувств к нему. Это была последняя черта молчания, которая дала бы возможность повернуть назад и мне, и ему, но я не стала возражать, и Джейкоб молчал. Видимо, он всё уже решил, стоя у моего дома.
Возможно, до меня только после того, как мы пошли по длинному гостиничному коридору, стало действительно, во всей полноте, доходить, чем мы займёмся всего через несколько минут, после того, как за нами захлопнется дверь номера. Но страха не было, было лишь ожидание, и понимание того, что в этот раз всё, абсолютно всё будет по-другому.
И моё отношение к Джейкобу, и его отношение ко мне. Я не чувствовала того пронзительного возбуждения и предвкушения, как в прошлый раз, вместо них пришли совершенно новые чувства. Это желание было похоже на медленно разгорающийся костёр, питающийся не от похоти, а от любви в её самом искреннем проявлении. И я ощущала, что Джейкоб чувствует то же самое.
Он вёл меня к той же самой комнате, в которой мы были прошлый раз.
- Джесс, - он остановился перед дверью в номер, его рука, взметнувшись, опустилась на мою щёку, голос был серьёзен как никогда. - В прошлый раз всё было неправильно. Нет, вернее даже не неправильно, а просто... слишком просто, - ключ повернулся в замке, дверь открылась. - Тот вечер ничем не отличался от других, по крайней мере, для меня. Видишь, я честен с тобой, я не буду продавать тебе красивую ложь, - он мягко потянул меня за собой в комнату, и я последовала без сопротивлений, дверь закрылась за нами. - Но мы неправильно начали. Не с того. И сейчас всё изменилось. Я изменился, - и я тоже, хотелось добавить мне, но он сделал это за меня, - и ты изменилась, - его вторая ладонь накрыла мою правую щёку так, что моё лицо полностью оказалось в ловушке его рук. Я не могла отвести взгляда от его глубоких наполненных пониманием и терпением глаз. - И я хочу начать заново. Только пусть на этот раз всё будет правильно, - предательские слёзы слишком близко подкрались к моим глазам, грозясь переполнить их, излившись наружу. - Я не знаю, как так получилось, что я снова здесь с тобой. Я не сказал «почему». Это я знаю, - наклонившись, он прижался к моим губам в мучительно долгом, пронзительно обжигающем мои оголённые нервы, поцелуе. Я впитывала, зажигалась от него, перенимала и отдавала сторицей.
- Почему? - выдохнула я, стоило Джейкобу лишь оторваться от меня.
- Потому, что ты небезразлична мне, - просто ответил он, притягивая меня ближе.
Я закрыла глаза, когда его губы вновь накрыли мои. Не было ничего естественнее наших поцелуев, ощущения его горячих прикосновений, нежности его губ на моих губах. Склонив голову к противоположному плечу, я открыла ему доступ к другой стороне шеи, чем он сразу же не преминул воспользоваться.
Его руки заскользили по моему телу, однако, не торопились проникать под одежду.
Он сказал, начать заново. Что ж, по-моему, мы уже начали заново, если это рассматривать именно так. Но, пусть я буду последней мазохисткой, каждое воспоминание о нас я бы не променяла ни на одну из возможностей начать заново. Это всё мы и наша история.
Его пальцы зарылись в мои волосы, губы путешествовали по лицу, не оставляя без внимания ни единого миллиметра. Положив руки ему на грудь, я уловила бешеный ритм сердца, гораздо быстрее обычного.
Я знала, с чего он любит начинать, и мне хотелось, совершенно искренне хотелось, дать ему это. Поэтому, я по-тихому начала опускаться на пол.
- Эй, ты куда? - он поймал меня на полпути, поднимая обратно за локти. Его прищуренные глаза удивлённо смотрели на меня, требуя ответа. Я тут же смутилась.
- Ну, я... эммм... я хотела, то есть я... - сумятица в моих мыслях очередной раз подвела меня. Разве так трудно называть простые вещи своими именами.
Он отрицательно покачал головой. - Не надо.
- Но... - я попробовала возразить.
- Нет, - ещё раз чётко проговорил он и, подхватив меня, развернулся к кровати, опуская на середину и сам, устраиваясь сверху.
Меня накрыла такая приятная и возбуждающая тяжесть его тела. Так приятно чувствовать себя под ним - это так же естественно, как дышать. Наши губы вновь встретились, поцелуи на этот раз были требовательнее и настойчивее. Я закрыла глаза, тихо постанывая в такт движениям его языка.
Ненадолго оторвавшись, друг от друга, лишь для того, чтобы скинуть одежду, мы вернулись обратно, чувствуя, теперь уже обнажённой кожей как переплелись наши тела.
Он целовал и гладил меня, спускаясь, всё ниже и ниже, словно наполняя собой и обоюдным желанием каждую клеточку тела.
Когда он мимолётно коснулся меня там, я дёрнулась всем телом. Но не от страха или паники, а от удивительного острого ощущения, усиленного во сто крат ожиданием того момента, когда он проникнет в меня. Пока же это сделал его язык. Он неторопливо ласкал меня.
Я вцепилась в его плечи, сдавливая их, чувствуя, как вскрик уже готов вырваться из моего горла.
Джейк оторвался от меня, затем переместился, поднимаясь поцелуями от низа живота до груди и выше.
- Покричи, если хочешь, - выдохнул он, прекрасно чувствуя моё состояние, я отрицательно замотала головой, прикусив губу.
Он лишь слегка улыбнулся, наблюдая за моей реакцией. Потянувшись к моим пальцам, вцепившимся в простынь, он заставил их разжаться, поднёс ладонь к губам и запечатлел жаркий поцелуй на её середине. Я тихонько ахнула.
Окружив меня руками, стараясь не выпустить моего взгляды из плена своих глаз, он начал мучительно медленно и неторопливо входить в меня.
Страха не было. Скованности тоже. Всё прошло. Он излечил меня. Своим терпением и любовью.
Он продолжал свои неспешные движения, я чувствовала, как пульсирует его плоть внутри меня, как она изменяется, становясь ещё больше, ещё твёрже.
Больше не в силах выносить этой сладкой размеренной пытки, я закрыла глаза, прерывая связь наших взглядов и, повернув голову на бок, поцеловала его руку.
Его ладони скользнули мне на шею, туда же опустились его губы. Горячие поцелуи перемежались с почти неразборчивыми ласковыми словами, сказанными полушёпотом. Его движения стали резче, словно бы он уже был не в состоянии контролировать себя.
Я скрестила ноги у него за спиной, обхватила руками плечи, пытаясь, таким образом, полностью обнять его собой, слиться в одно целое.
- Я люблю тебя, - наконец, чётко сказал он, в его голосе слышалось некое удивление.
Внезапно переместившись, он сел, увлекая меня за собой, подхватывая под ягодицы и входя ещё глубже, рывок за рывком.
Открыв глаза, я вся отдалась ощущению движений его плоти в своём теле, не позволяя себе отдаляться от реальности.
Через его плечо я видела как по стене, на светлом пятне окна, сбегает дождь. Мне кажется, я могла видеть в этом отражении, каждую даже самую мелкую каплю, стекающую вниз по оконному стеклу. При очередном, довольно сильном толчке, я, застонав, непроизвольно закрыла глаза, чувствуя, как перед глазами поплыли размытые радужные круги.
- Я люблю тебя, - почти прорычал он, словно бы злился сам на себя за это признание, за испытываемые чувства.
Стиснув мои плечи, он прижал меня сильнее. Я уткнулась носом в его грудь, подушечки пальцев впились в его спину, пытаясь вжаться, раствориться в его теле. Он притягивал меня ближе и отдалял, двигая, устанавливая нужный ритм, устремляясь глубже в моё тело, наполняя его теплом и бесконечным светом.
- Я люблю тебя, - удивление сменилось обречённостью.
И тогда я почувствовала, как почти затихший оргазм взрывается новой, ещё более сильной, более чистой и ослепительной волной.
- Я люблю тебя, - наконец, почти выкрикнула я и зарыдала, очищаясь, чувствуя, как благодаря Джейку смывается вся грязь с моей души, как она возрождается к жизни. - Я люблю тебя, - повторила я чуть тише.
Перевернувшись, он упал спиной на простыни, увлекая меня за собой, не выпуская из объятий, и не разъединяя наши тела.
Так необычайно хорошо и комфортно мне было рядом с ним, никакой неловкости, никакого страха, ничего неприятного, всё ушло, всё, что разрушало меня день ото дня, забирая душу, - всё пропало. Осталась лишь безграничная любовь и счастье, и согласие, в первую очередь, с самой собой. И нежность...
Я лежала, слушая, как бьётся его сердце, и как мой собственный пульс отдаётся эхом в его груди, ощущая, как его губы касаются моих волос, а руки медлительно путешествуют по моему расслабленному, после занятия любовью, телу.
Мне не верилось, что всего пару месяцев назад мы были здесь с ним совершенно при других обстоятельствах. Чужие незнакомцы. Кто знал, какой путь нам придётся пройти до сегодняшнего дня? И кто знал, что он вообще наступит - этот сегодняшний день?
Мой пошатнувшийся мир снова обрёл равновесие. Я сильнее прижалась к Джейкобу, не желая ни на миллиметр отдаляться от него, а он, словно чувствуя моё невысказанное желание, обнял крепче, показывая, что не собирается никуда меня отпускать. Тишина и спокойствие окутали нас. Комната уже погрузилась в полумрак.
- Дождь перестал, - прошептала я, рассеянно глядя в окно, сквозь тончайшую вуаль штор.
- Да, - тихо ответил мне Джейк. - Перестал...
Глава 45. Ночная прогулка
Эдвард
Огонь, зажженный в камине, разливал по комнате приятное тепло. Тихо потрескивали поленья. Снегопад прекратился, и за окном стояла какая-то нереальная тишина. Мы лежали на мягком ковре, Белла перебирала пальцами мои волосы, положив подбородок мне на грудь. Иногда она слегка приподнималась, чтобы взять вишню из небольшой тарелочки возле ее ног и тут же возвращалась обратно. В такие минуты рубашка слегка соскальзывала, и моему взору представало ослепительно белое плечо. И мне трудно было удержаться, чтобы не прикоснуться к нему губами. После дня проведенного дома, я чувствовал себя совершенно удовлетворённым и абсолютно счастливым. Из одежды на нас было всего одна рубашка и одни джинсы... на двоих... Причем рубашка была одета на Белле, джинсы - на мне, и меня совершенно устраивало такое развитие событий. Это был тихий, спокойный и ласковый вечер. Мы говорили ни о чем и обо всем. Жаль, что этот вечер когда-нибудь закончится.
- Эдвард, покажи мне город, таким, каким его видишь ты.
- Не понял, - я приподнялся на локтях. Что именно ты хочешь увидеть, моя Белла?
- Я хочу увидеть Париж, глазами вампира, - терпеливо объяснила она.
- Париж, глазами вампира, - задумчиво повторил я, пробуя слова на вкус.
Крыши домов... Безлюдные мостовые под ногами... Тихий плеск ночной Сены... Горгульи на соборе Парижской Богоматери, к которым можно притронуться рукой... а почему бы и нет?
- А почему бы и нет, - повторил я, поднимаясь на ноги. - Пойдем, я покажу тебе город, в котором жил. Одевайся.
- Я мигом, - она радостно направилась к ступенькам наверх.
- Тебе помочь? - запоздало спросил я вслед.
Она удивленно обернулась.
- В чем помочь? Подняться по ступенькам?
- Ну, хотя бы, - я подскочил к ней.
- А ты не боишься, что я вконец разучусь ходить по лестницам? - рассмеялась она.
- Не боюсь, - со всей серьезностью заверил я ее. - Тогда я постоянно смогу носить тебя на руках.
- Ни за что, - она легонько коснулась пальцами моего подбородка.
- Ну, тогда... я могу помочь тебе одеться, - предложил я.
- Эдвард, ты всерьез в это веришь? По-моему у тебя прекрасно получается именно обратный процесс. Я, пожалуй, оденусь сама. Через 10 минут буду готова...
***
За последние 50 лет Латинский квартал совершенно не изменился. Даже в столь поздний час его улицы были полны студентами самых разных возрастов и дисциплин. Ресторанчики и бистро вокруг Сорбонны не закрывались и в 12-ом часу ночи. Шумная толпа школяров с хохотом и шумом наплывала волнами на питейные заведения и, схлынув, оставляла за собой грязные скатерти, недопитые бутылки и скромные чаевые. Сегодня, как и много лет назад, студенты были веселым и бесшабашным народом.
Но чем глубже мы продвигались в квартал, оставляя за собой стены университета, тем тише становилось вокруг, и безлюднее делались улицы. Вот, быстрым шагом, пробежала мимо нас, коротко стриженая девушка. Мелькнула в распахнутых полах пальто длинная, цветастая юбка. Последнем на нашем пути, встретился тощий парень с длинным тубусом почему-то ярко красного цвета. Бросив в нашу сторону хмурый взгляд, он скрылся в подворотне.
Улочки становились все уже и уже. Дома, непохожие один на другой, - все ниже и беднее. Некоторые из них я помнил довольно отчетливо. Очертания других - почти начисто стерлись из памяти.
Небольшая кованая калитка приютилась между бакалейной лавкой и домом старого грустного еврея, торговца книгами, непонятно каким чудом попавшего в латинский квартал. Его жена, никогда не поднимавшая глаз, исправно рожала ему по ребенку каждый год. Младшая девочка с библейским именем Рeбекка выбрала меня в свои лучшие друзья. Она ходила за мной по пятам и приносила леденцы. Я старательно избегал ее общества, так как пахла она удивительно вкусно, но мне это плохо удавалось, этот ребенок был удивительно настойчив.
- Нам сюда? - голос Беллы выдернул меня из воспоминаний.
- Прости, я задумался, - ответил я, одной рукой обнимая ее за плечи, другой, толкая калитку. Давно заросший сад встретил нас посеребренными снегом деревьями. Запертый дом с закрытыми ставнями, тяжеловесными скульптурами и готическими сводами, наверно, выглядел довольно неприятно для человеческого взгляда. Но что поделаешь, вампиры никогда не любили легких, воздушных построек, во все времена, отдавая предпочтение мрачной готике.
Белла судорожно вздохнула и покрепче прижалась ко мне.
- Не бойся, я рядом, - прошептал я, привлекая ее к себе.
- Я не боюсь, - ответила она. Просто здесь... неуютно.
Еще бы, - невесело усмехнулся я про себя. Мои собратья никогда не стремились создать уют. Их целью было - напугать. И надо отдать им должное, в этом они преуспели.
- Хочешь вернуться? - спросил я.
- Нет, ведь это часть твоей жизни, - ответила она и, помолчав, добавила, - а скоро и моей.
Я не ответил. Мне нечего было возразить ей. Сколько ей отведено человеческой жизни? 50 лет? 70? А что потом? Я, наверно, эгоист, но без нее я не смогу существовать. Теперь - точно не смогу. Раз, поняв, что такое, быть с кем-то одним целым, совершенным и абсолютным... дышать ею... чувствовать ею... быть ею... Как я смогу продолжать ходить по земле без всего этого? Если для того, чтобы быть вместе всегда, мне придется отнять ее жизнь, я сделаю это. Я... Мы... просто не сможем иначе.
- Хорошо, - как можно мягче улыбнулся я, обходя дом и направляясь вглубь сада.
Человеческий взгляд не различил бы маленькую, неприметную дверь в каменной стене небольшой постройки, скрытой за деревьями. Я же очень отчетливо мог видеть даже причудливые узоры, созданные рукой старого мастера. Протестующе заскрипели десятилетиями не смазанные петли, дохнуло подземельем и сыростью.
- Закрой глаза, - прошептал я, подхватывая Беллу на руки и делая шаг вперед.
Она послушно закрыла глаза и прижалась лицом к моей шее. Я постарался идти как можно быстрее, насколько это было возможно в узких, земляных коридорах. Света, разумеется, не было, но он и не был мне нужен. Я и так прекрасно помнил дорогу и мог проделать ее даже с закрытыми глазами, впрочем, в темноте я видел так же хорошо, как и при дневном свете. Идти было довольно легко. Не смотря на то, что этим ходом давно никто не пользовался, неизвестные строители работали на совесть. Тщательно утоптанный пол был все таким же ровным, земля нигде не осыпалась и не обваливалась. В некоторых коридорах воздух был очень спертым, очевидно, отверстия для воздуха все же со временем засорились, а мои собратья, не обращавшие внимание на подобные мелочи, не сочли нужным их прочистить. В этих местах, я еще больше прибавлял шагу, понимая, как мучителен наверно для Беллы воздух не достаточно насыщенный кислородом.
Минут через десять мы достигли противоположного конца туннеля, закрытого такой же дверью, как и снаружи. Медленно открыв дверь, я ступил под высокий свод огромной залы, окутанной полумраком. Вдалеке были слышны гулкие шаги охранника.
- Можешь открыть глаза, - предложил я Белле, осторожно опуская ее на пол.
Она медленно оглядывалась по сторонам. Потом отошла от меня на пару шагов, внимательно разглядывая картину, висевшую на стене. Лучи сигнализации прорезали воздух красноватым светом. Это немного портило общее впечатление, но работа все равно была прекрасна. Я подошел и встал за ее спиной.
- Эдвард, - шепотом спросила она, не оборачиваясь, не отрывая взгляда от шедевра. - Неужели это... это... это действительно она? И ты привел меня в Лувр? Ночью?
- Да, Белла, - подтвердил я, наслаждаясь ее потрясением. - Это действительно Мона Лиза. И мы в Лувре.
Довольно долго она молчала. Потом спросила. - Ты часто приходил сюда?
- Одно время, я приходил в Лувр почти каждую ночь. Охранников я мог слышать задолго до того, как они появлялись в залах. Так что, все сокровища Франции были открыты для меня. У Джоконды я проводил особенно много времени. Мне интересно было понять, чем взгляд этой, в сущности заурядной женщины, так пленяет миллионы людей. В один из дней я увидел эту игру света, о которой довольно много писали. Ее лицо действительно преобразилось, глазницы впали, рот превратился в оскал. Передо мной была смерть, в своем первозданном виде. Этот эффект не виден не на фотографиях не в репродукциях. Гениальный мастер сумел показать жизнь и смерть в одном лице. Жизнь и смерть, как две части, составляющие одно целое. И тогда эта картина пленила меня. Сейчас Белла, мы с тобой в точности как она: ты - жизнь, я - смерть, и вместе мы - одно целое. Больше возле картины не было произнесено ни слова. О чем думала Белла, глядя на творение Великого Мастера, я не знал. Но когда спустя несколько минут, она посмотрела на меня, лицо ее светилось.
Потом мы гуляли по бесконечным анфиладам комнат. Я водил Беллу в те залы, которые были освещены даже ночью. Когда охранники приближались слишком близко, мы прятались и попросту ожидали, когда опасность минует. В такие минуты, мы по большей части целовались, и случалось, задерживались в наших укрытиях надолго больше необходимого. Наконец, я подвел Беллу к двери в конце, широкого коридора, украшенного статуями рыцарей.
- Здесь выход из музея, отвезти тебя домой, или пойдем гулять еще куда-нибудь?
- Конечно, погуляем еще, - улыбнулась она.
- Ты уверенна, что не устала, - уточнил я. Словно откликаясь на мои слова, колокол на соборе пробил два часа ночи.
- Уверенна.
- Ну, тогда пойдем, - я снова подхватил ее на руки и вошел в подвал.
На этот раз, Белла не стала закрывать глаза, с удивлением и почти детским восторгом разглядывая коридор по которому мы шли. Я нахмурился. Судя по всему, этот ход вовсе не был заброшен так, как тот, по которому мы пришли. Об этом говорили и горящие электрические лампочки, и ни с чем не сравнимый запах крови, впитавшийся в стены. Мне бы очень не хотелось встретить здесь старых друзей. Говорят, фортуна милосердна к влюбленным... и не ошибаются. Нам никто не встретился по пути, и мы беспрепятственно вышли у узкого моста, переброшенного через Сену.
***
В Париже, впрочем, как и в любой другой странице мира, можно нанять такси в любое время дня и ночи. Поэтому, как только мы вышли на ярко освещенный бульвар, я поднял руку. Не прошло и пяти минут, как возле нас остановился серебристый пежо. Водитель был сама любезность, хотя, на мой взгляд, он был бы гораздо любезнее, если бы помолчал хотя бы пять минут. Впрочем, нам с Беллой это не особенно мешало. Мы сидели на заднем сидении, тесно прижавшись, друг к другу. Наши пальцы, словно бы жили отдельной жизнью, переплетаясь и прикасаясь, друг к другу. За окнами мелькали привычные картины ночного города. Привычные, и в то же время необыкновенно яркие. В первый год, который я провел в Париже, я не уставал восхищаться живописными улицами, дворцами и фонтанами. Меня приводил в восторг, тот факт, что я легко мог видеть и царапину оставленную скульптором у основания статуи, с легкостью разглядеть надпись на колоколе собора Сен Люпис, услышать за несколько улиц шум от крыльев голубей, снявшихся с площади. А потом я попал в Булонский лес и город померк. Мир, взорвался новыми красками, запахами, ощущениями... а вот Париж... Париж потускнел. Под тонким налетом цивилизации и роскоши, обнаружился звериный оскал человечества. Много лет спустя, я понял, что в тот вечер, изменился не город, а я сам. Фонари, улицы, дома, все осталось тем же, просто я теперь смотрел на них, сквозь искривленное зеркало собственной души.
И вот теперь, все вновь изменилось. Засияли отраженные в сугробах окна дворцов, вода в Сене вновь была прозрачной и чистой, а воздух наполнился свежестью и прохладой. Как мало и как много нужно для счастья...
Мигнув на прощание фарами, разговорчивый таксист завел мотор и исчез за поворотом. Мы остались одни на безлюдной улице.
- Пошли? - спросил я Беллу, взяв ее за руку.
- Пошли, - улыбнулась она, не спрашивая, куда мы идем.
Карлайл не любил ни мрачной архитектуры, ни показной роскоши. Дом, окруженный высоким забором, находился в конце улицы. Дверь открылась бесшумно, и нашему взору предстал небольшой, но безупречный парк. Обнаженные кусты и деревья были аккуратно подстрижены, подъездная дорожка, тщательно расчищена. Что ни говори, а все дома, принадлежавшие нашей семье, всегда оставались ухоженными. Об этом заботилась Эсме.
Судя по всему, этот дом не навевал на Беллу страха. Она довольно спокойно приблизилась и крыльцу, подняв голову, посмотрела на окна на втором этаже. Потом, не говоря не слова, начала обходить дом вокруг. Я молча следовал за ней, гадая, о чем она думает. Наконец, мы вернулись на порог.
- Это твой дом? - тихо спросила она.
- Да, - ответил я.
- Тот самый? - уточнила она.
- Тот самый, - подтвердил я.
Тот, откуда я сбежал много лет назад, и тот, куда я вернулся, поняв, что не хочу больше отнимать жизни у людей.
Мы еще не много помолчали. Потом она провела рукой по отвратительным царапинам на стене возле входной двери. Карлайл не хотел их заделывать, а я не настаивал, и они остались... как воспоминание... и напоминание.
- Когда ты оставил их? Когда уходил, или когда вернулся?
Мои брови взлетели вверх: как ты догадалась, что это следы именно моих пальцев?
- Я не догадывалась, - спокойно ответила она. - Я просто знаю.
Как ни странно, этот ответ меня вполне удовлетворил. Именно так и должно быть. Именно так и есть правильно. Она просто знает.
- Когда уходил, - ответил я, вспоминая, как стоял у двери, раздирая пальцами побелку стены, думая, что скажу Карлайлу, и, понимая, что сказать мне в сущности нечего.
- Хочешь зайти? - спросила Белла.
- Нет, - я покачал головой. - Не хочу. Внутри только полупустые комнаты, холодные стены и накрытая чехлами мебель. А еще там слишком много того, о чем я не хотел бы думать о и чем не хотел бы помнить.
- Я поняла, - она сделала шаг по направлению к улице. - Пойдем тогда?
- Пойдем, - согласился я, сжимая ее маленькую ладошку в своей руке.
Уже за оградой, под старым фонарем, козырек которого почти полностью был засыпан снегом, она очень тихо, словно бы сама себе прошептала: - Спасибо что разделил со мной свои воспоминания.
- Спасибо, что разделила со мной свою жизнь, - так же тихо ответил я.
И не сомневался - она меня услышала.
И снова замелькали за окном городские улицы. Уставший и от этого молчаливый таксист вез нас на противоположный берег Сены. Предрассветная дымка уже почти развеяла угрюмые оттенки этой ночи, и все вокруг неуловимо изменилось. Краски из размытых стали более яркими, и даже воздух казался кристально чистым.
Мы вышли в неприметном переулке и, пройдя буквально пару шагов, оказались почти у самой кромки воды. Дом, возле которого мы стояли, сохранился именно таким, каким я его помнил.
- Обними меня за шею, - попросил я Беллу, и ее руки немедленно обвились вокруг меня. Одной рукой я обхватил ее за талию, притягивая к себе, другая легла на водосточную трубу. Несколько привычных движений, и мы уже на балконе последнего этажа. Мне даже не пришлось искать новый путь наверх. Тело само помнило каждый выступ, на который можно было поставить ногу, каждый кирпич, за который можно было ухватиться пальцами.
- Эдвард, - укоризненно прошептала она. Мы напугаем жильцов.
- Не напугаем, - заверил я ее, здесь никто не живет. - У этого дома, дурная слава...
- Дурная слава? - насмешливо переспросила она. - Признавайся, твоя работа?
- Моя, - смутился я.
Белла хотела еще что-то добавить, но в этот момент я осторожно развернул ее к себе спиной и сделал шаг к перилам.
- Это невероятно, - только и смогла произнести она.
Это действительно было совершенно невероятное зрелище, и именно поэтому я проводил на этом балконе почти каждое утро моей прошлой жизни.
Прямо перед нами, словно на ладони лежал город. Солнце, медленно встававшее из-за горизонта, позолотило башни соборов и окрасило всеми оттенками розового крыши домов...
Белла
Прикоснувшись тремя короткими поцелуями к плечу Эдварда, я прижалась к нему щекой и закрыла глаза, чувствуя покой и безмятежность. Гул огня в камине и потрескивание поленьев, жар от огня на наших телах, аромат ели, запах Рождества. Всё так привычно, хорошо и в то же время необыкновенно. Перевернувшись в руках Эдварда, я уткнулась носом ему в шею, наши пальцы переплелись, медлительно играя друг с другом. Я слегка устала, занимаясь любовью, в то время, как Эдвард был неутомим.
Я почувствовала, как его рука скользит по моей спине вдоль позвоночника, вверх и вниз. Ласковые монотонные прикосновения не то чтобы усыпляли, они, словно погружали меня в блаженную нирвану. Всё вокруг - этот уютный коттедж, гостиная с камином и пушистым ковром, ставшим нашим излюбленным местом вечерних объятий, маленький городок буквально в километре отсюда - всё это стало моей жизнью, её неотъемлемой частью.
Теперь Форкс казался мне таким далёким, таким нереальным, словно воспоминание из прошлой жизни. Весь остальной мир стал ненужным и неважным, ведь теперь моим миром стал Эдвард. Всё заключалось только в нём. С первой минуты нашей встречи я сразу почувствовала, что он особенный, необыкновенный, - мой... Я улыбнулась собственным мыслям. Я становлюсь собственницей и эгоисткой.
Эдвард, он как всегда был чуток и внимателен, и был готов исполнить любое моё желание, любой каприз. Только вот мне не надо было ничего. Я могла бы провести с ним две недели, вообще не выходя из дома. Только он и я. Но я надеялась, что у меня ещё будет моя вечность, где я восполню этот пробел.
Он рассказывал, что уже жил в Париже с Карлайлом несколько лет. Я вспомнила тот разговор на балконе в его комнате, вспомнила, как он нехотя рассказывал мне о себе, боясь оттолкнуть, но вместе с тем считая, что я обязана знать, на что себя обрекаю своим желанием связать судьбу именно с ним. Он думал напугать меня? Но нет - я всегда принимала, и буду принимать его таким, какой он есть, со всем его прошлым, которое не было для меня столь ужасным, каким оно являлось в его глазах.
Да, я пока не вампир, и я не знаю того, что известно Эдварду, не прошла через то, через что прошёл он, но я была готова к любым испытаниям, лишь бы они привели меня к жизни с моим любимым. Провести годы рядом с ним - завидная перспектива, но мне было недостаточно этих лет в теории, мне хотелось вечности.
Я кинула короткий взгляд на окно, ясное небо стремительно темнело, приближая ночь.
Париж днём был прекрасен, город для туристов... показная романтика с искусным налётом чувственности. Но мне хотелось увидеть его таким, каким его видел и знал Эдвард. Тёмным и мрачным, но от этого не менее привлекательным.
С лёгким вздохом я приподнялась над ним и, коротко прижавшись к его губам, поцеловала, прервав наш контакт до того, как он успел углубить поцелуй.
- Эдвард, - откинув локоны с его лба, начала я, - покажи мне город, таким, каким его видишь ты.
Он удивлённо посмотрел на меня и приподнялся на локтях.
- Не понял. Что именно ты хочешь увидеть, моя Белла?
- Я хочу увидеть Париж, глазами вампира, твоими глазами. Покажи мне те места, где ты был, я хочу пройтись по тем же улицам - безлюдным и пустым, побывать там же, где когда-то бродил ты.
- Париж, глазами вампира, почему бы и нет, - он улыбнулся, увлечённый моей идеей.
Поднявшись, он протянул мне руку. - Пойдем, я покажу тебе город, в котором жил. Одевайся.
- Я мигом, - я шагнула с ковра, но его слова меня остановили.
- Тебе помочь?
- В чем помочь? - бросила я через плечо, улыбаясь. - Подняться по ступенькам?
- Ну, хотя бы, - он сделал шаг ко мне, его рука скользнула за ворот его рубашки, одетой на мне, и ласково погладила ключицу, от чего по моему телу пробежала лёгкая дрожь. Интересно, я когда-нибудь перестану так сильно хотеть его?
Сбросив оцепенение, я рассмеялась.
- А ты не боишься, что я вконец разучусь ходить по лестницам?
- Не боюсь. Тогда я постоянно смогу носить тебя на руках.
- Ни за что, - я нежно провела по его тёплой щеке, нагретой моими прикосновениями и жаром, исходящим от камина.
- Ну, тогда... я могу помочь тебе одеться.
- Эдвард, ты всерьез в это веришь? - Я покачала головой, чувствуя, что с его помощью, всё это, скорее, превратиться в обратный процесс. - Я, пожалуй, оденусь сама. Через 10 минут буду готова...
***
На город опустилась ночь. Фасады разноликих, старинных домов сливались для меня в одно сплошное пятно. Сначала мы шли по хорошо освещённым улицам, заполненным отдыхающими, туристами, припозднившимися прохожими, просто гуляющими парижанами, но постепенно мы сворачивали на всё более безлюдные улочки и проходы, и с каждым новым поворотом мы оставляли позади себя яркий свет, окунаясь, всё в более редкие пятна от фонарей. Наконец, мы вступили в район, освещённый лишь светом луны и далёких звёзд.
Эдвард, погружённый в свои собственные мысли, был молчалив и задумчив. Крепко держа меня за руку, он уверенно шёл вперёд, давно известной ему дорогой. Я уже было, подумала, что моя идея оказалась не совсем удачной, мне не хотелось сталкивать его лицом к лицу со своим прошлым, которым он вовсе не гордился. Но Эдвард вёл меня за собой, и я следовала за ним, вступая в новый квартал Парижа, ещё более мрачный и серый, с низкими малоэтажными домами, стены которых начали крошиться от времени и от безденежья их хозяев.
Наконец, Эдвард остановился, смотря рассеянным взглядом на слегка погнутые прутья кованой решётки, за которыми светлел засыпанный снегом сад.
- Нам сюда? - робко спросила я, видимо, прерывая поток его воспоминаний.
Эдвард вздрогнул, словно я резко оборвала ход его невесёлых мыслей.
- Прости, я задумался, - он прижался поцелуем к моему виску, затем, одной рукой обняв за плечи, толкнул калитку. Тоскливо скрипнули петли, и мы вступили на белое, не истоптанное никем покрывало.
На искривлённых временем ветках невысоких деревьев серебрился вечерний иней. Мы сделали несколько шагов, сад словно бы расступался перед нами, открывая обзор на небольшой старинный особняк, с закрытыми ставнями, кое-где заколоченными узкими досками. Мрачные мифические скульптуры на фасаде придавали строению особую печальную неприветливость.
Свет от луны скользнул по заострённой морде горгулье на углу крыши, искажая черты и, словно бы оживляя её. Казалось, она сейчас взмахнёт крыльями и спикирует вниз, с растопыренными когтями устремляясь прямо в нашу сторону.
От разыгравшегося воображения у меня вырвался судорожный вздох, и я сильнее прижалась к Эдварду, меланхолично, но отнюдь не равнодушно, взирающего на дом.
Заметив мою реакцию, он ближе привлёк меня к себе.
- Не бойся, я рядом, - раздался шёпот над моим ухом.
- Я не боюсь, - ответила я, храбрясь. - Просто здесь... неуютно.
- Хочешь вернуться? - уточнил он.
- Нет, ведь это часть твоей жизни, - пожав плечами, ответила я, и, подумав, добавила, - а скоро и моей.
Он медленно повернулся ко мне, смотря внимательно и пристально. Я смело встретила его взгляд, пытаясь, в свою очередь, вложить в собственный всю уверенность того, что не за горами тот день, когда я разделю с ним его сущность, стану ему окончательной парой, на веки, навсегда
Эдвард не стал по обыкновению возражать, наоборот, он мягко улыбнулся мне и тихо выдохнул:
- Хорошо.
Взяв за руку, он повёл меня вокруг дома. Свежий, не примятый никем снег поскрипывал под нашими ногами. Пару раз я споткнулась о незаметные, спрятанные под этим снегом, корни деревьев, но Эдвард не давал мне упасть, крепко держа мой руку в своей. Я бы могла ему доверить всё, что угодно. Я уже ему доверила. Себя и свою жизнь.
Мы прошли к высокой кирпичной стене, так же потрескавшейся от времени. С самого её верха до земли спускались ветки, сухие и серые. Возможно, летом вся эта старая стена покрывалась зелёным плющом или другим цепким кустарником.
Я не заметила той небольшой двери в стене, к которой подвёл нас Эдвард. Толкнув её, он, привлёк меня к себе и, прошептав: закрой глаза, - подхватил на руки, шагнув в тёмный проём.
В нос ударил запах сырости и затхлости. Кромешная темнота вовсе не смущала Эдварда, он нёс меня вперёд так, словно бы шагал при свете дня.
Прижавшись лицом к его шее, я зарылась носом в воротник его куртки, жадно вдыхая чудесный, ни с чем несравнимый аромат. Так пах только он, только Эдвард. Это не поддавалось описанию. По тому, как Эдвард несколько раз сворачивал в боковые проходы, ответвлениями расходящиеся в разные стороны, я могла предположить, что система этих тоннелей или ходов была довольно древней. Использовали ли её только вампиры, или изначально это являлось итогом человеческой работы.
Мои губы ненадолго прижались к его холодной щеке, затем я вновь опустила голову ему на плечо, а он всё шагал и шагал вперёд, в темноту, которой, казалось, не будет конца.
Но я ошибалась.
Ненадолго распахнув глаза, я заметила тонкий намёк на тусклый свет, как оказалось, мы достигли противоположного выхода. Я снова зажмурилась. Через несколько секунд над моим ухом раздался мягкий голос:
- Можешь открыть глаза, - я послушно заморгала, привыкая к серой, а уже не чёрной темноте вокруг.
Не выпуская моей руки, Эдвард повёл меня дальше и вот, наконец, мы ступили в широкую залу, освещённую красными и зелёными лучами. Я потрясённо оглянулась, не веря собственным глазам. И каким образом мы оказались здесь?
Ещё несколько раз, покрутившись, я застыла и уставилась на Эдварда, неужели мы и правда находились в Лувре, в этой средневековой крепости, дворце французских королей, вот уже 800 лет стоявшем в самом сердце Парижа.
Мой взгляд скользнул в сторону и наткнулся, на подсвеченную красными лучами сигнализации, картину. Сделав шаг, другой, я медленно приблизилась к этому, так тщательно охраняемому раритету.
- Эдвард, - прошептала я, чувствуя всем своим телом, что он подошёл и стоит позади меня. - Неужели это... действительно она? И ты привёл меня в Лувр? Ночью?
- Да, Белла, - он опустил ладони мне на плечи, притягивая к своей груди. - Это действительно Мона Лиза. И мы в Лувре.
Я молчала, разглядывая картину.
- Ты часто приходил сюда? - спросила я Эдварда.
- Одно время, почти каждую ночь, - тихо и размеренно произнёс он; сам, как и я, поглощённый рассматриванием Джоконды. - Охранников я мог слышать задолго до того, как они появлялись в залах. Так что, все сокровища Франции были открыты для меня.
Он поделился своим впечатлением от картины, и я задумалась, какова разница между ним и мною, что мы воспринимаем искусство немного по-разному, но всё же находим эти точки одинакового соприкосновения с прекрасным.
- Сейчас Белла, мы с тобой в точности как она: ты - жизнь, я - смерть, и вместе мы - одно целое, - добавил он, подводя итог всему, что сказал. Я положила ладонь поверх его руки, слегка сжимая пальцы и думая, что лишь в одном он ошибался. Он не мог быть моей смертью, никогда, он - моя жизнь, долгая и счастливая, и пусть ради будущего с ним мне придётся отказаться от много: от моей человечности, семьи, друзей, пищи,... биения сердца, - это всё казалось таким несущественным, ведь после, я получу его, как равного, и только ради этого, я была готова умереть, чтобы воскреснуть в новом состоянии и навсегда остаться рядом с ним.
Больше часа мы гуляли по залам, не сталкиваясь с охраной, от которой нас уводил Эдвард. Смотрели на признанные известные произведения искусства, любовались шедеврами и наслаждались обществом друг друга.
Несколько раз Эдвард затаскивал меня в ниши и за тяжёлые бархатные занавеси, где мы с упоением целовались, пока по коридору или по залу проходила с вечерним обходом охрана.
Наконец, пройдя через длинный зал и оружейную, мы вышли в глухой коридор, заканчивающейся, закрытой кованой дверью.
- Здесь выход из музея, - сообщил Эдвард, - отвезти тебя домой, или пойдем гулять еще куда нибудь?
- Конечно, погуляем еще, - улыбнулась я.
- Уверенна, что не устала, - он был как всегда предупредителен и внимателен.
- Уверенна.
- Ну, тогда пойдем, - открыв дверь и подхватив меня на руки, он снова шагнул в темноту.
***
Мы вышли в ночь, не так далеко от нас был слышен тихий плеск Сены. Поднявшись по ступеням и пройдя через узкий переулок, мы оказались на оживлённом, ярко освещённым бульваре.
Стоило Эдварду взмахнуть рукой, как рядом с нами затормозило такси. Он что-то сказал водителю на идеальном французском и мы, забравшись на заднее сидение, тесно прижавшись, друг к другу, продолжили наш путь.
Таксист что-то говорил и говорил, но я не чувствовала и не видела ничего, кроме пролетающих за окном улиц и холодных пальцев Эдварда, переплетающихся с моими.
Наконец, мы остановились на очередной безлюдной улице. Я обернулась, смотря как исчезают вдали габаритные огни пежо, на котором мы приехали сюда.
- Пошли? - беря меня за руку, сказал Эдвард.
- Пошли, - я улыбнулась, шагая за ним.
Улица, по которой мы шли, то расширялась, то сужалась, дома, разной высоты, без всяких промежутков между собой, делали её похожей на каменный туннель. Наконец, мы подошли к небольшому уютному дому. За высокой оградой темнел аккуратный парк. Меня не посетило ощущение заброшенности или мрачной депрессии, которые охватили меня перед первым домом, в том, немного таинственном призрачном саду. Я не могла поверить, что в этом доме уже долгое время никто не жил.
Медленно приблизившись к крыльцу, я посмотрела на дверь и на толстые стёкла окон первого этажа, от которых отражался свет луны и звёзды. Осматриваясь, я пошла вокруг, Эдвард двинулся вслед за мной.
- Это твой дом? - тихо спросила я, ловя себя на мысли, что могу прекрасно представить, как он жил здесь. Этот дом, он подходил ему. Никакой готичности - уют и спокойствие. И именно отсюда начался отсчёт его десятилетнего отсутствия, его борьбы с самим собой и примирения, как итога.
- Да.
- Тот самый? - уточнила я.
- Тот самый.
Мы снова вернулись к крыльцу, я молча поднялась по ступенькам, Эдвард следовал за мной. Тяжеловесная деревянная дверь, в железной окантовке, блестящая ручка, серые камни фасада.
Я коснулась кончиками пальцев не очень глубоких царапин на стене, чувствуя себя так, словно переношусь в прошлое и могу наблюдать со стороны, как Эдвард делает выбор, мучаясь и ненавидя самого себя. О том, был ли он правильный или неверный, - даже не стоило говорить. Это его опыт. И в любом случае, он стал таким, какой он есть именно благодаря этому опыту. Это что-то дало ему, помогло осознать, пропустить через себя чувства: боли, ярости, смирения, - и помогло вернуться обратно.
Я любила этого сильного прекрасного мужчину, стоящего рядом со мной и со своим прошлым.
- Когда ты оставил их? Когда уходил, или когда вернулся?
- Как ты догадалась, что это следы именно моих пальцев? - казалось, он был искренне удивлён моему вопросу.
- Я не догадывалась, - обернувшись, бросила я. - Я просто знаю.
- Когда уходил, - наконец, ответил он.
- Хочешь зайти? - я смотрела прямо в его янтарные глаза, которые вовсе не были равнодушными и такими спокойными, каким Эдвард казался со стороны.
- Нет. Не хочу, - он отрицательно покачал головой. - Внутри только полупустые комнаты, холодные стены и накрытая чехлами мебель. А еще там слишком много того, о чем я не хотел бы думать о и чем не хотел бы помнить.
- Я поняла, - взяв его за руку, я потянула его за собой с крыльца. - Пойдем тогда?
- Пойдем.
Выйдя за ограду, я обернулась, бросая последний взгляд на дом. - Спасибо, что разделил со мной свои воспоминания.
За моей спиной раздался его тихий голос. - Спасибо, что разделила со мной свою жизнь.
Я улыбнулась, легко и кратко, самой себе и прошлому Эдварда.
На этот раз таксист нас привёз на противоположный берег Сены, где у самой воды примостился небольшой пятиэтажный дом.
- Обними меня за шею, - прошептал Эдвард, подхватывая меня одной рукой и, прижимая к себе, буквально взлетел на широкий балкон последнего этажа.
- Эдвард, мы напугаем жильцов, - я не знала, смеяться мне или удивляться его действиям.
- Не напугаем, - серьёзно проговорил он, привлекая меня к себе и коротко целуя в тёплые губы. - У этого дома, дурная слава...
- Дурная слава? - рассмеялась я. - Признавайся, твоя работа?
- Моя, - серьёзно подтвердил он.
Ничего больше, сказать я не успела, Эдвард развернул меня, прижимаясь к моей спине и кладя подбородок мне на макушку. Вместе мы шагнули к периллам.
- Это невероятно, - потрясённо прошептала я, прижимая к себе, обнимающие меня руки, желая передать Эдварду все свои ощущения через наше крепкое объятье.
Внизу раскинулся Париж. Занималось утро. Горизонт на востоке постепенно светлел. Серебристые звёзды тускнели, под пробивающимся сквозь темноту ночи малиновым рассветом. И вокруг сыпал снег, крупными, пушистыми хлопьями...
БОНУСГЛАВА: отЭдварда
When her blood calling me
Домой мы вернулись через окно. Это тоже часть жизни вампира. Заходить, когда хочешь и куда хочешь, выбирая при этом максимально удобные пути.
Наша спальня, залитая ярким светом, казалась какой-то необычайно радостной и праздничной.
Мне нравилось здесь все: и небольшое зеркало напротив шкафа в старой тяжелой позолоченной раме, и запах свежего белья на кровати, и тихое Беллино дыхание у моей шеи...
Лишь солнечные лучи, проникавшие в комнату, заставлявшие мою кожу светиться, вызывали во мне ощущение дискомфорта. Я крайне редко выходил под солнечный свет и совершенно не привык к переливающемуся блеску собственного тела. А вот Белле, похоже, это внезапное изменение моей внешности ничуть не мешало. Напротив, она несколько минут смотрела на меня, не отрывая взгляда, потом, принялась расстегивать пуговицы на моей рубашке, осторожно прикасаясь пальчиками к постепенно обнажающейся коже. - Как красиво, - почти благоговейно прошептала она.
- Ты не спала всю ночь, хочешь отдохнуть? - я попытался скрыть свое смущение за потоком ненужных слов. Я знал, что она не устала. Я чувствовал это.
- Нет, - рассеянно ответила она, не отводя рук от моей груди, - знаешь, что я хочу?
- Что? - улыбнулся я.
- Эдвард, я хочу, чтобы ты любил меня как вампир. Я хочу вампира в тебе.
- Что? - я инстинктивно отшатнулся от нее.
Я никогда не соглашусь на это. И дело даже не в жажде. За последнюю неделю я убедился, что желание намного сильнее, чем чувство голода, а наслаждение, перетекающее из тела в тело в минуты нашей близости, гораздо ярче чем глоток крови, пусть даже такой сладкой, как кровь Беллы. Я совершенно точно, на сто процентов был уверен, что не сорвусь, ни при каких условиях. Но выпустить зверя наружу? Показать ей свое истинное "я"?
Мысли кружились в голове с бешеной быстротой, разум пытался совладать со внезапно нахлынувшими чувствами, а руки уже предательски притягивали ее к себе... губы шептали бессмысленный вопрос. - Ты понимаешь, о чем говоришь, Белла?
- Да, понимаю, прекрасно понимаю. Я слышала твою историю, я видела твой город, сейчас я хочу почувствовать тебя таким, какой ты есть на самом деле. Ты всегда очень осторожен со мной, ласков, нежен. Ты никогда не теряешь контроль. Ты всегда человек. Сейчас я хочу вампира.
Таким какой ты есть на самом деле, - слова прозвучали в голове, повторившись тысячу раз. - Никогда не теряешь контроль...
Казалось, я могу слышать оглушающий стук ее пульса в собственных висках. - Сейчас я хочу вампира.
- И ты уверена, что хочешь этого? - последняя попытка отказаться от неизбежного, была обречена на провал.
- Да, - в голосе было столько уверенности...
- Белла... Наверно, в нашей жизни наступил тот момент, когда я не могу отказать тебе в этом. Не могу или не хочу? Тебе или себе?
Я не знал, произнес ли эти слова в слух или только подумал, потому что в этот момент она прикоснулась губами к моим, и этот вопрос перестал меня занимать...
Я прижал ее спиной к стене и припал к шее. Вдохнул ее аромат... еще... и еще раз... пока не закружилась голова. Я никогда не вдыхал ее запаха так... Полной грудью... что бы забыться... что бы опьянеть... Ее запах проник в меня, сквозь кожу, он свел меня с ума моментально, желание оказалось таким сильным, что я почти потерял рассудок. Я перестал быть человеком. Все мои инстинкты изменили свое название. Я хотел почувстовать, как закипит ее кровь.
Подняв голову и не отводя взгляда от ее потемневших глаз, я медленно разорвал на ней рубашку. Мои губы лишь на секунду нашли ее, ворвавшись в ее рот бешенным поцелуем. Она ответила мне - страстно, дерзко, самозабвенно. Ее руки потянулись к ремню на моих джинсах.
Отпрянув, я развернул ее к себе спиной. Теперь мои пальцы ласкали нежную кожу ее спины, плеч, шеи, а губы повторяли все движения рук. Я чувствовал ее дрожь, и она сводила меня с ума еще больше. Одно движение пальцев - и ее белье уже на полу, а мои руки прикасаются к ее обнаженной груди. Какая тонкая кожа под моими ледяными пальцами...
Я ощущал, как меняется, искрится, загорается ее аромат. Я чувствовал, как она прогибается ко мне, как хочет развернуться, но я не позволил ей сделать этого. Я еще не насладился, я еще не слышал ее стона, не видел, как тоненькая голубоватая нить вены на нежной шее меняет цвет на темно-красный от прилива горячей крови...
Я еще не готов потерять контроль, сначала это случится с ней...
Звук разлетевшейся на части молнии на ее джинсах заставил ее вздрогнуть.
- Они мне мешают, - прорычал я, сбрасывая их. И вот она уже почти полностью обнажена. Лишь тоненькая полоска ткани разделяет нас, но и это не надолго.
Она стоит ко мне спиной, напряжена как натянутая струна. Одной рукой, я обхватил ее запястья и, резко вскинув вверх, прижал их к стене. Второй - сорвал с себя одежду. Сегодня она мне больше не понадобится. Мои поцелуи больше походили на укусы, руки скорее терзали, чем ласкали, пальцы не прикасались, а впивались в ее кожу...
Страсть стала жаждой, жажда превратилась в страсть... Я вампир. Вампир до мозга костей. И я хочу Женщину. Женщину, которую Люблю...
Вчера я любил ее вслепую, ориентируясь лишь на человеческие, несовершенные органы чувств. Моим проводником были ее стон, изгиб ее губ, застывший крик в ее глазах. Я не позволял себе увлечься ее ароматом, лишь изредка соскальзывая в него как в пропасть, я заставлял себя выныривать и отрешаться от него. Сегодня грубые веревки связывающие мое сознание были разорваны. Я был свободен. Я следовал за ее запахом... И для меня это был не запах женщины, даже не аромат страсти, больше - много больше - это был зов... Зов ее крови. Она манила меня к себе, требовала прикосновений, молила о ласке. И я впервые не противился ему.
Быть вампиром Белла - это не только ощущать тебя, но и твою кровь...
Шелк ее белья затрещал под моими пальцами... Стоны превратились в вечную музыку...
Быть вампиром Белла - это не только слышать тебя, но и твою кровь...
Я развернул ее к себе и впился в ее губы... Ее трясло как в лихорадке....
Быть вампиром Бэлла - это не только хотеть тебя...
Тыльной стороной руки я медленно провел от ее шеи до груди... Кожа горела и обжигала.
...Это еще знать, как сделать так, что бы ты захотела меня...
Мои руки сжали ее талию, притягивая к себе еще ближе... Дыхание было быстрее ветра.
...И это уметь заставить твою кровь желать, так же сильно...
Я швырнул ее на кровать и склонился над распростертой подо мной девушкой... моей девушкой...
- Ты все еще хочешь вампира во мне? - прошептал я, не узнавая свой охрипший голос.
Беллины глаза горели...
- Да! - ее голос тоже неуловимо изменился.
Когда я переставал быть человеком, я слышал, видел и осязал мир иначе... а я перестал быть им...
Разводя ее ноги в стороны, я позабыл обо всем на свете. Казалось, я никогда не делал этого так медленно и ласково, и так быстро и стремительно одновременно. Миг - и я уже с силой врывался в нее, забыв про время и пространство, обжигаемый ее жаром. Она приняла меня в себя, заставив меня испытать острое, ни с чем не сравнимое, наслаждение. И я был ею, а она была мной. Медлительные и нежные движения сменялись быстрыми и резкими - и она откликалась моментально, двигаясь со мной в унисон, предугадывая каждое мое желание за секунду до того, как я успевал его осознать. Запах ее желания смешался с ароматом ее крови. Ее пальцы вцепились в мои плечи.
- Эдвард, - она обхватила мое лицо рукам.
- Белла? - если она попросит меня остановится, я умру... Но остановлюсь.
- Эдвард, я закричу.
- Кричи, Белла, я хочу слышать это.
Я припал губами к ее горлу. Я слышал, как бешенно несется ее кровь, как она горит, поет. И я ждал... я ждал ее крика, что бы последовать за ней в небытие.
Когда она закричала, весь мир сузился до размера ее широко распахнутых глаз. А может наоборот? В ее глазах поместился весь мир? Я не знал, увлекаемый безумным наслаждением на самую вершину.
Все еще не покидая ее, удерживая вес своего тела на руках, я медленно положил голову на ее грудь, слушая, как неистово бьется ее сердце... За нас двоих...
Эпилог
Джейк и Джессика
Им было никак не оторваться друг от друга. Неторопливый, пронизанный нежностью поцелуй, казалось, никогда не закончится.
В машине монотонно шуршал вентилятор обогрева, дворники не работали. На смену дождю пришёл снег, засыпавший лобовое стекло, превращая салон автомобиля в их персональный, огороженный от реальности мир.
Ничего не существовало за его пределами. Было только здесь и сейчас, и ничего больше.
С беззвучным стоном он оторвался от её мягких, слегка припухших от его страстных поцелуев губ. Потом, не удержавшись, снова ненадолго припал к ним, обводя их своим языком, слегка прикусывая нижнюю и тут же отпуская.
Его горячая ладонь легла на её щёку. Джейкоб прижался лбом к её лбу, своими пальцами повторяя путь, который чуть ранее проделали его губы - скулы, подбородок, уголок рта, кончик носа и снова губы.
Джесс закрыла глаза, полностью отдаваясь его прикосновениям, чувствуя, как с новой силой в ней разгорается желание... к нему... и только к нему.
- Посмотри на меня.
Она послушно открыла глаза, тут же потерявшись в глубине его тёмных глаз, взгляд которых, как ей казалось, она никогда не научится читать.
- Не закрывай окно сегодня, когда ляжешь спать, - его жаркое дыхание коснулось её лица.
Его просьба удивила её, но она кивнула с секундной задержкой.
Джейк еле слышно усмехнулся и, коротко поцеловав, добавил:
- Просто я не готов отпустить тебя сейчас, мне хочется побыть с тобой рядом... ещё немного.
- Я тоже не хочу, чтоб ты уходил.
- Я не уйду.
В этих словах было так много искренности. В её ответном взгляде было так много веры, в него... и в них.
Джейкоб притянул её к себе, и она, оперевшись коленями на сиденье, перевернулась и очутилась полулежащей в его руках. Он прижал её, как что-то драгоценное, вновь обретённое.
Её пальцы запутались в вороте его куртки, когда она, желая коснуться горячей кожи, потянулась к нему.
Джейкоб провёл носом по её щеке и зарылся лицом в её волосы, прошептав, который раз за сегодняшний вечер: - Я люблю тебя.
- Я люблю тебя, - повторила она.
Следующий поцелуй вышел более страстным и требовательным.
Джейкоб рассмеялся, слегка иронично, словно бы адресуя этот смех самому себе.
- Ну вот, я снова тебя хочу, и что мне теперь прикажешь делать?
Джессика пожала плечами.
- Ну, я же сказала, что не буду закрывать окно.
- Чёрт, - протянул он. - Я просто хотел побыть рядом, хотел, чтобы моя девушка заснула в моих объятьях.
Её глаза увлажнились, когда он произнёс "моя девушка". Как долго она ждала этого? Ей всё ещё не верилось, что это не сон, который развеется с приходом утра.
- Знаешь, заснуть с тобой в одной кровати довольно проблематично.
- Джесс, твои родители будут рядом.
- И что?
- Я не умею делать это тихо.
***
Чуть позже, когда она действительно, вопреки своим словам, заснула в его руках, Джейкоб, любуясь её спокойным, умиротворённым лицом, не омрачённым печалью и привычным страхом, размышлял о том, как им быть дальше.
Он нашёл компромисс с самим собой, нашёл силы отпустить Беллу, справившись с совершенно эгоистичными желаниями, которые уже давно перешли скорее в привычку, чем в реальные чувства. Он никогда не смирится с тем, что она выбрала вампира, что она готова жертвовать собой и собственной человечностью, и ей не стоит надеяться, что он примет это, или что стая изменит своё отношение к Калленам, в свете последних событий, - никогда этого не будет. Она выбрала свой мир, своё будущее, и, как ни прискорбно, они по разные стороны многовекового противостояния. Это древне, это выше их, и как бы она не старалась, ничего не исправить. Глупая, наивная Белла.
Девушка в его руках пошевелилась, из приоткрытых губ вырвался еле слышный, даже для него, вздох, слегка напрягшись, она снова расслабилась, лежа у него на плече.
Он посмотрел на её слегка вздёрнутый носик с россыпью веснушек по гладкой, бархатной коже, на чувственную линию губ. Он любит её, но, сколько им отмеряно?
Чёртов импринтинг... И что ему делать, если он случится? Прав был Сэм, говоря, не влюбляйся ни в кого, ты просто не имеешь на это право.
Должен ли он быть честным с ней? Рассказать ей о своей сущности? Может, это испугает её? Может быть, отвернёт от него?
Она итак слишком много перенесла, слишком сильно страдала, чтобы он ранил её сильнее, чем уже обидел однажды.
Он никогда не оставит её, он просто не сможет.
Джессика...
Что же ты сделала со мной?
Но то уже совсем другая история...
P.S. И возможно мы однажды расскажем вам и её...
Эпилог
Белла и Эдвард
Четыре года спустя
Любовь - недуг. Моя душа больна
Томительной, неутолимой жаждой.
Того же яда требует она,
Который отравил ее однажды...
Близились сумерки. Вечерний, лёгкий ветер гнал пушистые облака по темнеющему небу. Солнце готовилось зайти за горизонт, чтобы дать ночи вступить в свои права.
Но день и ночь теперь слились в одну непрекращающуюся вечность.
Здесь, на границе с Канадой, вдали от людских глаз и городской суеты, расположился небольшой, но уютный коттедж. Находящийся на невысоком холме, в окружении леса и благоустроенного сада, он прекрасно вписывался в окружающий пейзаж. Милый пряничный домик, словно бы сошедший с полотен Томаса Кинкейда. По всем законам жанра, не так далеко, у подножия холма блестела лента извилистого ручья.
Из кирпичной каминной трубы вился дымок. Уют и спокойствие приближающегося вечера окутали окружающий мир, их персональный рай.
Проходя мимо зеркала в коридоре, девушка мельком взглянула на себя, поправив волосы. Хоть её муж и утверждал, что она выглядит идеально, она никак не могла поверить ему. Вот он был прекрасен, всегда. Четыре года назад и сейчас он оставался прежним, каким она его и запомнила. Хотя нет, в глубине его янтарных глаз некоторое время назад что-то невидимым образом изменилось. Его взгляд стал мягче, отражая такой спектр эмоций, который просто не поддавался описанию. В них словно бы светилось новое знание. Жизнь обретала абсолютно новый смысл. И это было прекрасно.
Потянувшись, она смахнула невидимые человеческому глазу пылинки с гладкой поверхности. Из зеркала на неё смотрела девятнадцатилетняя девушка, счастливая и почти беззаботная. Её глаза не так давно окрасились оттенком светлой карамели, хотя в некоторые минуты в них загорались почти уже потухшие алые огоньки, но мягкость и нежность никуда не делись из их глубин. Губы казались более чувственными и более яркими, чем были в её человеческом состоянии. Бледная гладкая кожа, оказалась тёплой и шёлковой на ощупь.
Внизу с мягким щелчком открылась и закрылась дверь. Белла поспешила вниз по ступенькам. В два шага оказавшись в холле, она почти налетела на своего мужа, перехватившего её у подножия лестницы.
Их губы встретились в коротком приветственном поцелуе, пальцы рук переплелись. Ничего не изменилось за прошедшие четыре года. И безграничная любовь, и нежность, и страстное чувство стали лишь ярче и полнее.
Наверное, они оба удивились бы, узнав, что думают об одном и том же. Но мысли жены оставались для Эдварда тайной, а Белла просто не обладала подобной возможностью - прочитать его мысли. Оба вспоминали день их свадьбы. Она - Эдварда, в ожидании стоящего возле алтаря и улыбающегося ей своей такой знакомой и родной улыбкой, он - Беллу, медленно идущую по проходу. Ей хотелось побежать к нему, но, боясь запутаться в шлейфе собственного платья, она размеренно вышагивала под руку с отцом. Ему хотелось встретить её на полпути, но он не решился нарушать ход церемонии и просто наслаждался её смущением и волнением. Но, когда Чарли вложил её руку в его раскрытую ладонь, всё встало на свои места. И через несколько минут они стали не просто мужем и женой, - они уже давно были ими друг для друга, - он смог дать ей своё имя, она - дала ему нечто большее.
Оторвавшись от её губ, Эдвард накрыл её щёку своей тёплой ладонью: - Я люблю тебя.
Её ресницы на секунду скрыли от него глубинный блеск её глаз, затем, распахнулись, она посмотрела в его глаза, словно проникая в самый центр души. Ласковая влюблённая улыбка коснулась губ: - И я люблю тебя, Эдвард.
Из грушевого сада на заднем дворе донесся тихий детский смех...
КОНЕЦ
Мне понравилось!