Блоги | Статьи | Форум | Дамский Клуб LADY

Исторические зарисовки за чашечкой кофеСоздан: 06.03.2014Статей: 4Автор: CappuchinaПодписатьсяw

Герцогиня из Эно, или Полотно судьбы 2

Обновлено: 14.02.15 05:39 Убрать стили оформления

hswfhm

2

К 1370 году здоровье и нрав Эдварда Вудстока, принца Уэльского, прозванного Черным Принцем, настолько ухудшились, что он уже мало напоминал того блестящего красавца-рыцаря, который прославился победами при Креси, Пуатье и Нахере, о ком слагали песни и легенды.
Не в силах более оставаться в Аквитании, вновь ускользавшей из рук англичан, он решил вернуться на родину, временно передав бразды правления брату, герцогу Джону Ланкастеру, который прибыл в Бордо после завершения своей собственной кампании во Франции. 
Дабы укрепить заинтересованность Джона в Аквитании и дать ему необходимые ресурсы, ввиду скудного и нерегулярного снабжения из Англии, Эдвард также уступил ему в наследственное владение весьма доходные сеньории Ла Рош Сюр Йон в Пуату и Бержерак в Гаскони. Замок Бержерак, "ключ" к винодельческой долине реки Дордонь, к тому же, памятен был тем, что отвоевал его у французов сам покойный герцог Генри Ланкастер.

Взятие Лиможа стало последней битвой принца. Жестоко наказав жителей города за измену, Эдвард по возвращении в Бордо узнал страшную весть. Его старший шестилетний сын, носивший то же имя, чудесный, здоровый, умный мальчик, за несколько дней до этого умер от чумы. Увы, новая эпидемия чаще уносила теперь жизни самых молодых и невинных. Горе было столь велико, что принц, ощутив, что силы окончательно изменяют ему, немедля отбыл в Англию с женой и младшим сыном, трехлетним Ричардом, доверив Джону, которого он любил больше всех братьев, похоронить своего первенца.

Ветреным декабрьским днем 1370 года на отпевании в соборе Сент-Андре, где был выставлен закрытый гроб, присутствовали все местные бароны, еще хранившие верность англичанам, отмечая траур полоской черной ткани на рукаве. Когда-то они были приглашены на пышное крещение маленького принца, известие о рождении которого  встретили с ликованием при всех европейских дворах и особенно - его деда, короля Эдуарда Третьего, осыпавшего золотом гонца из Аквитании.
- Черный день, который я предпочел бы забыть, - с чувством сказал Эдмунд Лэнгли, молодой граф Кембриджский, сопровождавший Джона Гонта во дворец архиепископа, где находилась временная резиденция наместника. - Велю-ка я подать вина, чтобы сделать это прямо сейчас. Благо, вино у нас пока в изобилии и самое лучшее.
Эдмунд пробыл в Аквитании на несколько месяцев дольше брата, и, несмотря на то, что человеком он был не слишком проницательным, тяжелое положение, сложившееся в герцогстве, стало очевидно и для него. Всё наследство прабабки Элеоноры грозило, в конце концов, сдуться до узкой полоски Гаскони да горстки изолированных крепостей с английскими гарнизонами, как оно и было перед самым началом войны с Францией.
- Когда я вижу гасконцев, мне всюду чудится предательство и ложь! - горячо поддержал разговор граф Пемброк, лучший друг Эдмунда.- Все они при удобном случае и за хорошую цену готовы последовать примеру Арманьяка и переметнуться к французам. Зато за своё вино в Лондоне они дерут, черт возьми, нещадно дорого!
Умудренный годами, Жан де Грайи, капталь де Буш, новый коннетабль* Аквитании, единственный из присутствующих, кто был местным уроженцем, резко возразил молодому Пемброку:
- Неправда, ваша милость, Гасконь сотни лет предана королю Англии, но не всем по карману долготерпение. Война слишком дорого обходится нашим виноделам.
 Рутьеры, банды солдат и дворян-бездельников, разоряют их, не говоря уже о кровавых распрях таких владетельных сеньоров, как де Фуа и Арманьяки.
Джон слушал их спор, продолжая молчать, пока все голоса не утихли. Сквайр поспешил наполнить золотые кубки густым красным вином.
- Моего брата предали многие, те, кто назывался его друзьями, кто сражался рядом с ним. Но Грайи прав - люди устали, им нужна твердая рука. Сейчас время забыть обиды, чтобы собрать все наши силы и дать отпор французам, - мрачно и веско молвил, наконец, новый правитель Аквитании. - Мы сделаем это во имя короля, моего брата Эдварда и славного Чандоса.
Называя имя Чандоса, он ощутил, как к горлу снова подступил тяжелый комок, и сжал кулаки до боли. Мудрый и благородный рыцарь, назначенный Черным Принцем сенешалем Пуату, так нелепо погиб в случайной ночной стычке с неприятелем. Еще одна смерть в череде невосполнимых, незабываемых потерь, устало подумал он. Где найти таких же верных и проницательных людей, как Чандос, чтобы противопоставить их дю Гесклену? Поколение победителей, принесших Англии триумфальные победы, редело, оставляя своим преемникам лишь легенды о славном прошлом.
Прошлогоднюю кампанию на северо-востоке Франции в отсутствие отца Джону пришлось, в конце концов, возглавить в одиночку. Под его началом в Кале оказалась огромная свежая армия, собранная для вторжения в Иль де Франс, с полным отсутствием каких-либо внятных указаний от королевского совета.

Ланкастер не терял времени даром: ему удалось освободить ряд крепостей, укрепив оборону Кале, и отпугнуть от английского побережья войско короля Шарля, однако решающего, большого сражения так и не произошло. Французы, возглавляемые герцогом Филиппом Бургундским, братом короля, вели себя столь же пассивно, как и англичане, ограничиваясь мелкими вылазками друг к другу.

 После прибытия в лагерь Ланкастера подкрепления во главе с пламенным ветераном, старым графом Уорвиком, противник и вовсе предпочел ретироваться. Больше всего в тот момент в Англии опасались возможного вторжения французского флота, и Гонт перебрался в Нормандию, где безуспешно некоторое время осаждал отлично защищенную гавань Арфлер.

Джон отдавал себе отчет, что острые упреки в медлительности и ограниченности его стратегии, источником которых, скорее всего, являлся презрительно назвавший его "мальчишкой" горячий граф Уорвик, были в некоторой степени обоснованы. Прислушиваясь к противоречивым мнениям, высказываемым советниками, ему было неимоверно сложно определить наиболее выигрышную линию. Герцог Бургундский, его ровесник, приятель и удачливый соперник за руку Маргариты Фландрской, был столь же неопытен в руководстве большими кампаниями. У каждого имелся, возможно, отличный шанс на победу, но оба предпочли ограничиться осторожной "ничьей".
Это происходило почти девять месяцев назад.

 рыцар и

- О чем думаешь, брат? - смешливый голос Эдмунда вывел из его глубокой задумчивости. Вправду сказать - вовремя. Опасно отвлекаться на воспоминания или внутренние угрызения, возвращаясь ночью из похода на севере Аквитании.

Всю весну и лето Ланкастер провел, методично укрепляя оборону границ герцогства, особенно обширных и потому уязвимых в Сентонже и Пуату. В Перигоре ему удалось отбить у бретонских наемников герцога Анжуйского замок Монпон, стратегически важный для сообщения между Бержераком, Либурном и Бордо. Но и Дю Гесклен, главный военный гений французского короля, тоже не бездействовал. Недавно он неожиданно атаковал с юго-востока, захватив сразу несколько английских крепостей. О продолжительном мире, который вернул бы процветание местным жителям, пока не было и речи.
Он машинально опустил руку на бедро, проверяя холодную на ощупь рукоять верного боевого меча.
- Все еще грезишь наяву о дивных прелестях дамы Алианор из Понса, а? - услышав раздавшиеся мужские смешки, Джон почувствовал, как у него невольно запылали уши, но тут же сам добродушно усмехнулся.
- Бедняжка дама Алианор! - преувеличенно шумно вздохнул Пемброк и принялся, нещадно фальшивя, напевать душещипательную любовную песенку, сочиненную графом де Фуа, одним из местных магнатов. Однако гасконцы - сир Мобурни де Линьер, Пьер и Ниот Буад, Бертонкат Дальбре и другие - дружно подхватили её, превратив лёгкий мотив в подобие раскатистого военного марша, эхо которого разлетелось далеко по холмам.


Под моим окном птичка
Поет всю ночь
Поет свою песню.
Если запоет,
 пусть поет.
Она поет не для меня,
Она поет для моей любви,
Которая так далеко от меня.

Те горы, что так высоки,
Увидеть не дают,
Куда ушла моя любовь.
Опуститесь же, горы,
и поднимитесь, о долины,
Чтобы увидел я,
Куда ушла моя любовь.

 


- Не забывай, что мы едем в Бордо на мою свадьбу, - грозно шепнул Ланкастер младшему брату, сдвинув брови, чтобы дать понять, что хочет положить конец дальнейшим шуткам и сплетням. В конце концов, речь шла о чести замужней дамы, супруги сеньора крепости Понс, который переметнулся на сторону французов, тогда как прекрасная Алианор твердо придерживалась вассальной клятвы, данной ею англичанам. Она распахнула ворота замка для войска Джона Гонта, и он, разумеется, поспешил поднять её с колен, галантно уверив в своем покровительстве. Лишь через две недели герцог покинул гостеприимство Алианор, отправив ей позже на память, в знак своей признательности, великолепный золотой кубок, на крышке которого был помещен белый эмалевый олень. - Мне не в чем раскаиваться, - добавил он твердо.
- Да уж, - продолжая ухмыляться, Эдмунд метнул в него восхищенный и слегка завистливый взгляд.- Полагаю, лишь мессир де Понс, муж дамы Алианоры, остался не слишком доволен.
Эдмунд за свои тридцать лет ни разу еще не испытывал тех чувств, что можно было бы назвать любовью, той, что связывала Эдварда и Джоан Кент, Джона и Бланш Ланкастер, да и не стремился он к страсти, которая неуправляемой силой своей лишает рассудка и воли. Необременительные короткие интрижки, наподобие истории Джона с дамой из Понса - это было ему ближе и понятнее.
 -  Я не верю, что можно найти женщину, подобную Бланш, - Джон обнаружил, что ровная поступь коня, приятная теплая ночь, светлая из-за небывало ярких, южных звезд, рассыпанных на чёрном небе, дыхание ветерка, ласково растрепавшего волосы, стоило снять шлем - все это пробудило в нём непривычное желание излить свои сокровенные мысли. Всадники спешили и не собирались делать остановку как можно дольше. - Всё же я надеюсь стать инфанте хорошим мужем, но не могу ручаться, что полюблю её.
- А я надеюсь, что она и её сестра недурны собой, - Эдмунду еще не предоставлялось шанса увидеть свою предполагамую невесту.
- Вполне, - Джон ухмыльнулся. - Я мельком видел их в Кастилии, правда, три года назад. Обе смуглы и темноволосы, как и большинство тамошних женщин, но, говорят, леди Изабелла темпераментнее, а Констанца- набожнее.
- А что, Пемброк, - Эдмунд повернулся к своему другу, молодому графу, который, казалось, тоже залюбовался звездами.- прибыла ли в Бордо твоя супруга?
- Скорее всего, корабль её уже в Бордо, - тот подкрутил белокурый ус. - И мне не терпится, наконец, вступить в супружеские права, мессиры! - это громогласное заявление вызвало новую бурю хохота.
Джон, тем временем, понимал, что судьба упорно предоставляла ему шанс выйти из тени, в которой он всегда пребывал. В тридцать один год герцог Ланкастер оставался для многих лишь одним из принцев крови, слывя вдобавок человеком слишком богатым, заносчивым и скрытным.
И вот теперь, когда он уже собирался возвращаться в Англию, перед ним замаячила возможность самому стать монархом, надев на себя корону Кастилии, которая последние пять лет являлась предметом яростной борьбы. Бастард Генрих Трастамара все еще восседал на троне этого королевства после собственноручного убийства своего брата, законного короля Педро. Его поддерживала Франция, заклятый враг англичан.
Малолетний сын Педро вскоре умер, а из трех дочерей старшая, Беатрис, удалилась в монастырь. В пику французам и для отвлечения их военных сил Эдвард Третий, английский король, выступил на стороне двух других инфант, претендовавших на отцовское наследство. Посему, для закрепления союза, было решено, что герцог Ланкастер, который вдовствовал уже три года, как можно скорее женится на шестнадцатилетней Констанце, а его брат, Эдмунд Лэнгли, граф Кембриджский, позже возьмет в жены Изабеллу.

- Забудем о смерти и предательстве! - шутливо провозгласил Эдмунд.- За наших жен, чтоб хорошо согревали наши постели, и их приданое! - с этими словами он первым отпил из бурдюка с вином, прежде чем передать его дальше.

                                                                      * * *

В Бордо, столице Аквитании, быстро восставшей из пепла, словно феникс, после первой, беспощадной эпидемии чумы в 1348 году, люди поразили Кэтрин легкими, яркими нарядами, улыбчивостью и певучим языком, так отличавшимся от грубой версии французского, распространенной в Англии. Жюльен Тремуй, юный моряк с "Сокола", сказал ей, что местные говорят на окситанском наречии, языке вина и любви. Не потому ли он был столь приятен слуху?

Это было царство солнечного юга,  на холмах и видневшихся вдали горах зеленел лес, небо было синее и спокойное, с океана долетал теплый, насыщенный ароматом цветов бриз, шелестевший в виноградниках, а солнце было ослепительно горячим, несмотря на начало осени. Она невольно вспоминала промозглые, дождливые дни, нередкие в это время года в Линкольншире.

.u

Кэтрин нашла своего мужа в таверне, где он снимал две скромно обставленные комнатки. Анна горячо предлагала ей свое гостеприимство - у графа Пемброка в Бордо был роскошно обставленный дом - но леди Суинфорд мягко отказалась, решив, что не стоит мешать столь долгожданному воссоединению молодой супружеской четы. Её собственный долг также неумолимо повелевал ей быть рядом со своим мужем.
Сэру Хью в этот момент делали кровопускание, чтобы, как объяснил ей смущенный оруженосец, облегчить болезнь, мучившую рыцаря в последний год. По всем признакам это была
la dysenterie, подхваченная войском Черного Принца в Кастилии. Когда лекарь, прописав поить больного небольшими порциями соляного раствора, удалился, измученный и радраженный мужчина позвал Кэтрин:
-
 Надеюсь, ваше путешествие прошло благополучно, мадам? Расскажите же мне о моих детях. Я надеюсь, что вы благоразумно управляете поместьем, ибо мне требуется еще пять марок, чтобы заплатить долг ломбардцам, сапожнику и лекарю...
Кэтрин смотрела на его утомленное, красноватое, словно обожженное солнцем лицо, но едва слушала, так как вспомнила, как впервые увидела его при королевском дворе много лет назад. Точнее, это сэр Хью приметил ее на празднестве в честь короля Жана, решив, что тринадцатилетняя девочка, воспитанная близ королевских покоев, вполне подходит ему в супруги. Неуклюжий в обращении с женщинами, сэр Хью втайне боялся их и потому требовал беспрекословного подчинения. Впрочем, так как ратные дела удерживали его вдали от Кеттлторпа, Кэтрин удавалось набираться молчаливого и кроткого терпения на время его кратких визитов домой. Однако, сейчас она втайне опасалась, что уже слишком отвыкла от подчинения кому бы то ни было, даже мужу, его привычкам и в особенности желаниям.

Сэра Хью, к её облегчению, больше занимало его нездоровье, а также жгучие амбиции, которым, в силу первого обстоятельства, не суждено было сбыться.
- Почему бы и вам, мадам, не устроиться на какую-нибудь должность при ланкастерском дворе? - ворчал он, ворочаясь ночью и не давая жене отдохнуть после долгой дороги. - Покойная жена герцога благоволила к вам, почему бы его лордству не взять вас в домицеллы к новой супруге? Или же, к ее сестре, другой инфанте? Как моя жена, вы гораздо более подходите для этого, чем ваша сестрица, супруга этого вечно запачканного чернилами Чосера, сына простого виноторговца, к тому же, пописывающего стишки! Пусть герцог и король благоволят ему, непонятно почему, это же неслыханная наглость, что...- Кэтрин закусила губу, чтобы не напомнить ему, что, лишь благодаря щедрости герцога она уже имела возможность финансировать покупку им нового коня и упряжи и привезти с собой немного денег, чтобы покрыть его долги.


Проведя беспокойную ночь на соломенном тюфяке у кровати супруга, молодая женщина проснулась рано, от боя колоколов, зовущих к утренней мессе. Надеясь успеть к лаудам*, она быстро достала запасное платье и оделась сама, поскольку привыкла это делать, да и не привезла с собой служанку.
 В Бордо, наверное, было не меньше церквей, чем в Лондоне, так как казалось, что колокола их беспрерывно перекликаются друг с другом. Она вспомнила, что таверна находится совсем рядом с собором Сент-Андре, у которого они останавливались, чтобы спросить дорогу, и поспешила туда, надеясь, что встретит Анну во время службы. На площади перед собором уже было многолюдно, и она заметила нескольких английских солдат с гербовыми нашивками герцога Ланкастера. Местный люд уважительно расступался перед ними.
- Мадам Суинфорд! - окликнул вдруг ее мужской голос - Имею ли я бесконечную радость видеть вас тут, в наших краях?

ytyt Повернувшись на зов, Кэтрин с удовольствием узнала Нирака де Байянна, гасконца из числа свиты герцога, с которым она познакомилась при дворе леди Бланш. Герцог спас жизнь сира де Байянна во время жестокой битвы при Нахере, в которой Гасконь сражалась на стороне англичан против объединенных сил Кастилии и Франции. С тех пор маленький, но пронырливый и ловкий как в бою, так и в житейских делах, южанин следовал за Джоном Гонтом, словно верный пес. Впрочем, герцог щедро вознаграждал его за верную службу. Гасконец галантно предложил молодой женщине свое сопровождение и охрану, поскольку, по его словам, опасался, что столь красивая дама, блондинка, да еще без присмотра отца, мужа или брата, может довести здешних горячих мужчин до "безумия пылкой страсти". Кэтрин усмехнулась про себя, вспомнив, как прекрасно и совершенно свободно она распоряжалась собой в Линкольншире, но протестовать не стала, ей захотелось поболтать с де Байянном. В великолепном соборе было многолюдно, и леди Суинфорд, несколько раз оглянувшись по сторонам, отказалась от намерения разыскать тут графиню Пемброк. Присев на одно из свободных задних мест, она закрыла глаза, постепенно растворившись в звуках нежных голосов, исполнявших хорал. Она хорошо знала латынь, и слова казались ей такими же простыми и прекрасными, как и музыка. Когда литургия закончилась, всё в соборе пришло в движение, но тут же толпа почтительно притихла и раздвинулась, пропуская группу богато одетых людей, занимавших во время службы самые почетные скамьи впереди.
-
La princessa, - зашептали кругом. -Si...La fiancdu duc.*
Кэтрин жадно разглядывала невесту герцога Ланкастера. Кастильская принцесса была среднего роста, худая и изящная, с узким смуглым личиком и блестящими, черными, словно крыло ворона, волосами, высоко и гладко убранными наверх, под  необычный чепец 
из прозрачного тончайшего шелка, присобранный на лбу к пробору, а на шее стянутый крошечными пуговичками и спускающийся вниз, по плечам, подобно накидке. Затененные длинными ресницами, глаза ее были темными и спокойными. Инфанта Констанца шествовала с огромным достоинством и смотрела сквозь толпу, никого не замечая.

- А ведь ее мать, говорят, была всего лишь шлюхой короля Педро, упаси, Господи, его душу, - проворчал ей в ухо Нирак де Байянн, жестоко посмеиваясь. - Так как женился он позже, на королевской внучке, Бланш де Бурбон, которую потом же и замучил в темнице, так как она оказалась бесприданницей. А таких, как Мария де Падилья, у него было пруд пруди. Веселый был рыцарь, король Педро Кастильский.
Кэтрин искоса взглянула на него.
- Это от кастильцев спас вас милорд герцог в Нахере? Поэтому вы их ненавидите?
Тот криво усмехнулся, провожая глазами принцессу и ее свиту.
- Вовсе нет, мадам Катрин. Я, как бы это сказать, обладаю некоторым даром предсказания и предвижу в случае брака с маленькой инфантой большие осложнения для
le duc в будущем. Генрих Трастамара прочно сидит на троне, а притязания Констанцы и ее сестры поддерживают только в Галисии. Кроме того, леди Констанца не кажется мне способной развеять la tristess*, которая снедает моего сиятельного лорда с тех пор, как la belle duchesse* Бланш умерла два года назад.
- Почему? - вырвалось у Кэтрин, и хотя голос ее прозвучал очень тихо, ей показалось, что он оглушил ее. - Инфанта молода и прекрасна. Несомненно, что герцог...
- Несомненно, что она молода, честолюбива и холодна, как рыба, - заявил маленький гасконец и внезапно сжал ее локоть. - Пойдемте, я покажу вам статую Святой Екатерины, правда, она не так прекрасна, как вы, мадам.
Не успела Кэтрин опомниться, как оказалась в укромной нише, а Нирак де Байянн придвинулся к ней настолько близко, что она начала паниковать, хотя, в то же время, ее разбирал смех, столь таинственный вид он напустил на себя.
- Мне кажется, что только вы, мадам, способны вернуть моему сеньору радость жизни, которую он утратил со смертью мадам Бланш, - прошептал гасконец. - Я знаю, что он вспоминает вас...
Кэтрин резко откинулась назад, на прохладную каменную стену собора, отвернув лицо.

- Уверяю вас, сир Нирак, вы заблуждаетесь. За два года герцога, вероятно, утешало немало прекрасных дев, а я ни разу не виделась с ним за это время. Он не может помнить меня, да и нечего помнить...
- Он помнит вашу храбрость, благородство и красоту. Бейлиф Линкольна регулярно отправлял ему отчеты о состоянии вашего поместья и о вашем благополучии.
Кэтрин была изумлена, молча уставившись на него широко раскрытыми глазами.
- И я уверен, что это не просто благодарность, ибо я также знаю, что именно он посоветовал вашему мужу вызвать вас сюда.
- О, чтобы присутствовать на его свадьбе, конечно, - вырвалось у нее с невольной горечью.
- Герцог - господин нам всем, но сам он может жениться лишь на дочери королевского рода с богатым приданым. Вы это знаете, мадам. Брак не имеет никакого отношения к любви, он существует для продления рода и объединения владений. Однако,
 leducподвержен страстям человеческим, а в данный момент его все еще снедает горе по первой жене. Моя обязанность, как его слуги, сделать все, чтобы облегчить его состояние и найти la medicine*...


Кэтрин не помнила, как добралась обратно, к мужу, находясь словно в полусне, из которого ее не могли вывести даже вопросы и придирки раздраженного сэра Хью, который скучал в обществе своего оруженосца. Ему становилось то хуже, то лучше, то он хотел пить, то требовал заново почистить его доспехи. Она отправилась к хозяйке таверны, чтобы договориться о найме прачки и служанки для основательной уборки комнат, а вернувшись, узнала, что мальчишка-паж принес для нее послание от графини Пемброк. Хью, который едва умел читать и писать, выжидающе уставился на жену.
- Сегодня вечером во дворце состоится празднество в честь кастильских принцесс, - сказала она, пробежав глазами кусочек пергамента. - Леди Анна приглашает нас присоединиться к ней. Но, муж мой, разве принадлежность к свите герцога не обязывает вас также присутствовать там?
- Вы же знаете, что я едва способен перебраться с кровати на горшок, мадам, - грубо отрубил он, махнув рукой. - Не желаю стать предметом насмешек этих выскочек, Торнбери и Доддингселлса. Герцог знает, что мое место на поле боя, там уж я никому не уступлю.
Переодеваясь в единственное свое, не слишком поношенное и вышедшее из моды платье, которое сшили из отреза тонкой алой шерсти, подаренного ей покойной герцогиней Ланкастер, Кэтрин чувствовала на себе взгляд мужа, смущавший ее. Ей повезло, сказала она себе, что сэр Хью старше ее лишь на десять лет и не обращается с ней жестоко. Но возможно ли поверить, что этот человек - отец ее детей? И, может быть, этой ночью захочет зачать с ней новое дитя? Пальцы ее задрожали, привычно и ловко заплетая волосы в толстые косы, которые затем следовало уложить наверх, под сетку из крученых серебряных нитей.


Анна ничуть не огорчилась отсутствию рыцаря Суинфорда. Она тут же начала делиться с Кэтрин новостями, которые узнала, едва устроившись на новом месте. Выслушав пламенные дифирамбы в честь графа Пемброка - краснея, Анна призналась, что едва смогла вырваться из супружеской спальни, Кэтрин, наконец, уловила, что венчание инфанты и герцога состоится через три дня. Положение англичан в Аквитании серьезно ухудшилось, и герцог Ланкастер, после безуспешных попыток в течение года исправить ситуацию, потеряв множество людей от чумы и других болезней, планировал, вслед за старшим братом, вернуться в Англию для сбора нового войска и средств, оставив управление герцогством на Томаса Фелтона, Капталя де Буша и сэра Томаса Перси, сенешаля Пуату.
- Как же они планируют вдобавок вернуть инфанте Кастилию? - вырвалось у Кэтрин. Анна с видом опытной придворной пожала плечами:
- О, как только предоставится возможность. Важно лишь, что герцог сможет включить королевскую корону в свой герб...
Пока они наблюдали за выступлениями жонглеров и акробатов, пока паж провожал их на скамью в праздничном зале, повсюду Кэтрин бросались в глаза флаги и эмблемы Кастилии и Леона и герцога Ланкастера, которым вскоре предстояло объединиться.

ggf     gfgf Она вспомнила не раз виденные ею знаменитые Кресты Элеоноры, воздвигнутые королем Эдуардом Первым на пути следования гроба его королевы из Линкольна в Лондон. Не первый раз невеста из Кастилии, прекрасная и невинная, соединяла свою судьбу с английским леопардом.

Она знала, что увидит герцога и была уверена, что останется спокойной. Прошло уже три года с момента их последней встречи. Ее неразумное сердце уже не таило загадок. Возможно, ей и хотелось бы увидеться с ним...но лишь для того, чтобы поблагодарить его за все подарки и одолжения и спросить о детях, Филиппе, Элизабет и маленьком Генри, не более того.

Но вот в пиршественную залу, к центральному помосту, проследовала пара - Джон Гонт, высокий и худощавый, с угадываемой в движениях пружинящей силой, с коротко подстриженными для рыцарского шлема темными волосами и сильно загорелым лицом с прищуренными карими, вел свою юную невесту. Та словно парила в своём платье из шерсти кремового цвета, с низко опущенным на бедра золотым поясом. «Да, это не Бланш, но всё же она очень хороша собой, - признала про себя Кэтрин.-«У нее королевская осанка и поступь». Она снова заметила красивый и необычный головной убор инфанты, по-видимому, традиционный для её родины. На этот раз нить крупного жемчуга обхватывала её затылок сзади, поднималась к ушам и дальше, надо лбом. Высокий, присобранный ворот её платья окаймляла широкая, изысканно расшитая лента, и точно такая же была пущена по подолу платья.

 Эдмунд, граф Кембридж, почти столь же высокий и статный, следовал за братом со своей нареченной, хорошенькой и кокетливой инфантой Изабеллой.
- Господь всемогущий, Кэтрин, у тебя уже завелся поклонник! - Анна со смехом подтолкнула ее локтем, отправляя в рот кусочек жареной куропатки. - Только не смотри на этого наглеца, а то он еще подумает, что ты поощряешь его.
С соседнего стола до Кэтрин донесся взрыв хохота и крик: "Клянусь Святым Катбертом, я просто обязан узнать, кто эта прекрасная леди!"
Она недоуменно посмотрела на подругу, а затем прямо перед собой и увидела группу молодых рыцарей, разряженных в цвета герцога Ланкастера - синее и белое. Кэтрин невольно улыбнулась. Ей вспомнились молодые забияки времен ее ранней юности при дворе, которые обожали волочиться за служанками королевы, впрочем, вполне безобидно. И к ее ногам тоже было преподнесено несколько алых роз, символизирующих пылкую страсть, и дурно написанных, томных стишков.
Инфанта Констанца рано покинула пир. Как рассказала графиня Пемброк, Кэтрин, кастильская принцесса ни слова не знала по-английски, плохо говорила на французском и потому предпочитала общество своих соотечественников.

Вскоре за самой леди Хастингс явился паж, посланный её мужем, который на пиру не присутствовал, и она упорхнула столь радостно и поспешно, что Кэтрин растерялась. Молодая женщина приехала вместе с Анной, которая одолжила ей лошадь, и не очень хорошо запомнила дорогу. Затем она вспомнила о сире Нираке де Байянн, так как, судя по всему, он был единственным человеком, кто мог оказать ей помощь. Однако, ни один из суетливых пажей, которые попадались ей в коридорах замка, не знал, где в настоящий момент мог находиться маленький гасконец. Топнув ножкой, Кэтрин решила самостоятельно найти конюшню и договориться с конюхом о найме любой лошади, на которой она могла бы вернуться назад в таверну, к мужу.


В этот момент чья-то рука крепко ухватила ее за талию, а другой ей зажали рот. В отчаянии она начала извиваться и ухитрилась на мгновение вырваться и закричать, что было силы. Но ее тут же схватили снова, и она поняла, что находится в неравном положении, так как ее обидчиков было двое. Один крепко держал ее, а второй попытался поцеловать, в то же время грубо тиская ее грудь под платьем. Внезапно полутьму коридора осветило яркое пламя нескольких факелов, и до Кэтрин, которую вдруг отпустили, донесся повелительный низкий голос:
- Торнбери, Дабриджкур, в чем дело? Не могли найти другое место для своих...
Он замолчал, когда Кэтрин подняла залитое слезами лицо, одновременно поправляя свое платье, которое, слава богу, не успело серьезно пострадать. За спиной герцога она увидела Нирака де Байянна, который выглядел так, словно только что увидел привидение.
- Монсеньор, - она хотела присесть в вежливом реверансе, приветствуя своего господина, но дрожащие ноги подвели Кэтрин, и она едва не свалилась на каменный пол. Герцог Ланкастер едва успел подхватить ее в последний момент, одновременно бросив полный холодной ярости взгляд на рыцарей Торнбери и Дабриджкура.

Кэтрин смутно сознавала происходящее, остро чувствуя свою беспомощность, как пловец, плывущий против течения. Ее отнесли в ближайшие покои, где герцог бережно опустил ее на огромную кровать под темно-красным бархатным балдахином. Нирак де Баяйнн остался вместе с ее обидчиками, но их судьба не волновала молодую женщину.
Увидев силуэт высокой фигуры на фоне окна, освещенного огнями из внутреннего двора дворца, она резко приподнялась и встала.
- Почему ваш муж не был с вами, чтобы защитить вас, как подобает? - раздался мрачный голос герцога. Он повернулся, и их глаза встретились в неулыбчивом приветствии, первом за три года.
Кэтрин вдруг поняла, что испытывает огромное облегчение от того, что он не допускает даже возможности, что она поощряла притязания глупых мальчишек-сквайров.
- Он болен, монсеньор, и не встает с постели, - тихо объяснила она.
- Но почему вы не дождались сопровождающего, которого отправила за вами леди Хастингс? - воскликнул Джон Гонт с нарастающим гневом, который удивил даже его самого. Он заметил леди Суинфорд еще на пиру, подле маленькой женушки Пемброка, хотя ему следовало думать лишь о Констанце.

 Ее алое платье и теплая улыбка притянули его зоркий взгляд, точно магнит, хотя Кэтрин сидела в дальнем углу пиршественной залы. Он и забыл, как хороша она была. Даже стала еще красивее.
- Я не знала об этом! - резко ответила она. - Мне очень жаль, что я была...столь неразумна и причинила вам беспокойство, монсеньор.
Не так Кэтрин представляла себе встречу с ним. Мысль о том, что он разгневан на нее, ужасала её.
- Вы должны быть очень осторожны, мадам, - сказал Джон Гонт после недолгой паузы уже более спокойным тоном, который был более ему свойствен. - Бордо наводнен солдатами, шпионами и авантюристами всякого рода, а также нищими и больными. Вам не стоит выходить на улицу в одиночестве, - сказал он властно, словно отдавая приказ. Однако, на этот раз Кэтрин не взбунтовалась. Ей вдруг захотелось расслабиться и понежиться немного дольше в его столь высокомерной заботе о ней. Она улыбнулась, пожалуй, слишком радостно, выдавая свои мысли, и герцог, чутко замечая перемену в ней, ворчливо спросил:
- Вы находите мои приказы смешными, мадам?
- Нет, скорее, приятными, милорд. Мне...весьма приятно, что вас заботит мое благополучие, - искренне сказала она, глядя на него своими прозрачными глазами, которые показались ему сейчас скорее зелеными. чем серыми, и нестерпимо, по-женски, лукавыми.
- Я лет на десять старше вас, и лучше сознаю опасность, чем вы, привыкшая к глуши Линкольншира, - парировал он, слегка покраснев.
- А я благодарна вам за...отеческую заботу, милорд, - она присела в почтительном поклоне, и герцог не выдержал, гибким и быстрым, как молния, движением, он притянул ее к себе за руки. Кэтрин слегка поморщилась, ощущая, как болят ее запястья от насилия, совершенного над ней лишь совсем недавно, и Джон Гонт, резко остановившись, ограничился тем, что поднес ее пальцы к своим губам.
Но и этого было достаточно, чтобы их охватил огонь такой силы, что через секунду Кэтрин уже не помнила себя. Никогда еще она не испытывала такого странного, всепоглощающего ощущения, сравнимого лишь с голодом.

Она растворилась в своих ощущениях, лишь иногда с изумлением распахивая глаза и встречая его столь же невидящий, помутневший, но пристальный взгляд. Всё произошло так быстро: расстегнутое платье, поспешно задранная юбка, обнаженное, бархатистое, белое бедро, которое он гладил шершавыми пальцами, пробираясь еще выше, туда, где было горячо и влажно, одновременно слегка укусив её напряженный, темно-розовый сосок. Она напряглась в последний миг, и проникновение оказалось слишком мощным и болезненным, но тут же, вспомнив, кто он, где она, Кэтрин снова растаяла. Блаженство утащило её за собой, как неожиданный прилив, а потом вынесло на берег, и она лишь молча лежала, бессмысленно смотря вверх, на потолок, ничего не видя, оглушенная и немая...
Через два часа Нирак де Байянн проводил ее по потайной лестнице в конюшенный двор, где почтительно усадил Кэтрин в повозку, обитую бархатом, с гербами Ланкастера. Кэтрин думала, что тут же уснет от мерного движения лошадей, от слишком ярких событий уходящего дня, однако ее переполняла странная энергия, которую она никогда еще не ощущала в себе раньше. Запоздалым сожалениям, стыду  или страху перед будущим не было места. Она подумала, что частичка той силы, которая всегда исходила от герцога, передалась и ей, связав их, как невидимая нить, пока еще тонкая и хрупкая.

 

* коннетабль = констебль (англ.) – главнокомандующий королевских (герцогских) войск

* лауды – заутреня, которая начинается в 5 часов утра.

* La princessa...Si...La fiancdu duc. – Принцесса...Да, невеста герцога.

* la medecine– лекарство (фр.)

* la tristess – печаль (фр.)

 

 

 3

Холодным и неприветливым февральским днем 1372 года инфанта Констанца, вторая супруга Джона, герцога Ланкастера, и королева Кастилии и Леона, торжественно въехала в Лондон в сопровождении знатнейших английских рыцарей во главе с Эдвардом, Черным Принцем, почетных представителей городского магистрата, а также горстки преданных ей кастильских дворян.
Когда она подъезжала по Стрэнду к Савойскому дворцу, народ выстроился по обеим сторонам улицы, во все глаза с любопытством разглядывая принцессу-чужестранку и предвкушая богатое угощение.

Джон Гонт церемонно ввел свою новую герцогиню в Главный Холл дворца и представил её своим детям от первого брака, родне и familia*. В гуле приветственных криков благополучно потонул тихий, возмущенный голос молодого графа Марча, обращенный к приятелю, Ричарду ФицАллану, графу Арунделу:
- Значит, теперь мы должны именовать его королем? Королем Кастилии и Леона! Я слышал, что он собирается созывать собственный королевский совет и чеканить монеты. Разве это возможно?
- Его амбиции не знают границ, - вторил ему Арундел. - Сговорившись с этой шлюхой, Элис Перрерс, он вертит старым королем, как беспомощным паяцем.
В этот момент к ним присоединился третий собеседник, совсем еще юноша, но высокого роста и стати, которые всегда отличали семейство Плантагенетов.
- Королевство моего брата Джона - фикция, мечта, выдумка, мыльный пузырь, пока за ним не стоит английский меч, - заявил он с насмешливой улыбкой. - Правда, денег у герцога достаточно, вероятно, больше, чем ума. Я бы не стал браться за столь гиблое дело, имея его состояние, - в голосе Томаса Вудстока, младшего сына короля Эдварда Третьего, который до сих пор не имел никакого титула и собственных владений, послышалась горькая зависть. Томас был "последышем", рожденным королевой Филиппой уже в позднем возрасте, после двух умерших в младенчестве сыновей, один из которых носил то же самое имя. - Вашему старшему брату Эдварду, недостает вашей проницательности, милорд , - проворчал Арундел. - Герцогу принадлежит четверть Англии, но его имя связывают с людьми не слишком достойными. И даже опасными, вроде того оксфордского доктора Уиклифа, который осмеливается критиковать церковную десятину и утверждает, что вместо священной латыни службы должны исполняться на простонародном наречии.

- Кстати о ереси, кузен - оживился вдруг граф Марч, который был женат на племяннице принца Томаса, единственной дочери покойного герцога Лионеля Кларенса. Филиппа Марч была ровесницей своего дяди. - Видите там, возле помоста молодоженов, стол для детей вашего брата? А с ними молодую красивую даму в черном платье с соболиной оторочкой? Томас Вудсток кивнул, внимательно посмотрев в указанном направлении. - Это их magistra, гувернантка, некая леди Суинфорд. Говорят, она фламандка, воспитанница вашей покойной матушки, королевы Филиппы, которая удачно подцепила некоего бравого рыцаря из Линкольншира. Так вот, ходят слухи...- граф Марч насмешливо улыбнулся, когда глаза юного Томаса округлились, - что теперь эта вдовушка подцепила вашего брата, монсеньора Ланкастера. Интересно, что подумает по этому поводу его новобрачная?

- Я слышал, он осыпал её драгоценностями, - цинично пожал плечами сын короля. – Последний год они с сестрой жили в Байонне в крайней нужде. Возможно, его неверность её нисколько не взволнует, пока она надеется на английское оружие, без которого ей не вернуть свою корону.

 * * *

Дети и оживленно столпились вокруг старшего сокольничего герцога, сира Энтони, с восхищением, а самые младшие - и со страхом разглядывая новую охотничью птицу, которую сегодня получил в подарок пятилетний Генри Ланкастер, прозванный Болингброком, в честь замка, в котором он появился на свет в апреле 1367 года. Великолепный сокол был прислан графиней Пемброк – на скалах в Южном Уэльсе, близ замка её супруга, Джона Хастингса, находили одних из лучших птиц в Европе.
- Мама, он очень большой, больше, чем рука у Генри, - задумчиво сказала Бланш Суинфорд, дергая Кэтрин за платье, чтобы привлечь ее внимание. Ее мать в этот момент разговаривала с галантным сэром Уолтером Урсвиком, главным лесничим всех охотничьих угодий герцога Ланкастера. К возвращению монсеньора и его свиты в Лестер, готовилась травля оленя в прилегающем, богатом дичью лесу.

Хотя официально Кэтрин считалась лишь магистрой, воспитательницей троих детей Джона Гонта, в ближайшем окружении герцога уже не оставалось сомнений по поводу ее истинных отношений с монсеньором, а уж слуги узнавали все новости самыми первыми. Она с самого начала предупреждала об этом Джона, опасаясь, что их связь вызовет сильное осуждение. Герцога не любили многие в королевстве, завидуя и опасаясь его власти и богатства, кроме того, он недавно женился на молодой, красивой и благочестивой кастильской принцессе, а Кэтрин лишь месяц как перестала носить траурное вдовье платье.

- Это не он, моя милая, а она, - улыбаясь, сказала молодая женщина. - Мальчики-соколы раза в два меньше, чем девочки.
Бланш широко раскрыла глаза от удивления, а Генри Болингброк и его ровесник, малыш Том Суинфорд, бурно запротестовали.
- Сир Энтони! Скажите, что это неправда! - обратились они к сокольничему, который, широко улыбаясь, развел руками, переглянувшись с сэром Уолтером. Разочарованные Генри и Томас враз потеряли интерес к птице и убежали куда-то, схватив свои луки, с которыми почти не расставались. Стрельба была их любимым занятием, после лазанья по деревьям.
- Мальчишки! - презрительно фыркнув, сказала девятилетняя Элизабет Ланкастер своей старшей сестре Филиппе. - А можно мне взять ее в руки, сир Энтони? - просительно посмотрела она на сокольничего. Птица неподвижно сидела на его крэге, перчатке из толстой бычьей кожи.
- Миледи, птица должна даваться в руки только своему хозяину, - вмешался Урсвик. - И Энтони, как слуге монсеньора и вашего брата.

Тренировка сокола, который не разводился в неволе, была длительным, сложным и деликатным процессом. Птиц брали прямо из гнезда, едва оперившимися птенцами,  либо ловили в сети молодняк, затем их временно ослепляли, осторожно сшивая веки, обездвиживали тонкими полосками кожи и надолго оставляли в темноте, приучая гордых созданий к человеческому обществу с использованием их слуха, осязания и вкусовых ощущений.
- Но раз он служит им, то служит и мне, - топнула ножкой упрямая Элизабет. - И должен исполнить мое желание!
- У вас будет своя собственная соколиха, если вы того пожелаете, - примиряюще сказала Кэтрин, ласково прикасаясь к светлым кудряшкам девочки. - И никто не сможет держать ее, кроме вас. Подумайте, Элизабет, как вы будете ехать на охоту на прекрасной лошади, в чудесном платье, расшитом золотом, - она знала, чем завлечь эту тщеславную крошку.
- К прекрасному принцу на белом коне-Единороге, - иронично вставила вдруг Филиппа Ланкастер, подсмеиваясь над младшей сестрой. - У Лиззи в голове одни сказочные принцы. Она уже давно репетирует, как выйдет замуж за Джона Холланда.

 

Поздним вечером, почти ночью Кэтрин со смехом поведала о всех забавных проделках и болтовне детей герцогу, наконец, приехавшему в Лестер, а он, лежа с ней в огромной кровати в главных покоях замка, в свою очередь, поделился всем тем, что занимало его в прошедшую неделю, когда они были в разлуке.
- Через несколько лет надо будет выдать Элизабет замуж, -
 проворчал он.
- Ее, а не Филиппу? - удивилась Кэтрин, приподнимая голову, которая лежала у него на плече. Её рыжевато-золотистые, длинные волосы полностью закрывали его обнаженную грудь.
- Филиппа, как ты знаешь, больше интересуется священным писанием и Овидием, и, благодаря тебе, знает латынь не хуже любого кармелита, - ухмыльнулся он. -
 И, к сожалению, она хоть и похожа на мать, но некрасива. Тогда как Элизабет...У нее хорошенькая головка, которая забита всякой чепухой. Если она хочет принца, я ей его добуду.
Кэтрин искренне расхохоталась этому проявлению безраничной отцовской любви, в то же время, восхищаясь тем, насколько хорошо он знал своих детей.
- Чего же хотел от вас король, милорд? - спросила она, возвращаясь к теме его пребывания в Виндзоре.
- Мой отец хочет укрепить альянс с Жаном де Монфор, наследником Бретани, и, чтобы задобрить его, предложил вернуть давно отнятый у него родовой замок Ричмонд, который, как тебе известно, был отдан мне еще в детстве, - лениво ответил герцог, явно думая о чем-то своем. – Монфор - родня нам, его прабабка была дочерью Генриха Третьего. Сам он был женат на моей сестре Мэри, хоть и совсем недолго... Взамен король дарует мне замки Харесборо и Тикхилл в Йоркшире...и, поскольку охотничьи угодья там отличные, я согласился.
Кэтрин таила свой секрет, выжидая подходящего момента, чтобы поделиться им. Однако, она чувствовала, что Джон не всё еще успел рассказать ей. Она видела это так же отчетливо, как капли вина, оставленные им на дне его серебряного кубка.
- Мне кажется, что у вас есть еще новости, монсеньор, - тихо сказала она, наблюдая за тем, как слегка покраснело его смуглое лицо.

Ее очаровывала гармония и сложность его черт, как и характера. Герцог Ланкастер был человеком расчетливым и осмотрительным, и одновременно, упрямым и вспыльчивым.  Он мог прийти в ярость, встретив сопротивление своей воле, но твердо придерживался собственных принципов и обещаний. Он слыл рачительным хозяином, который умел извлекать деньги буквально из воздуха, но был способен и на необыкновенную щедрость и сострадание. Его обвиняли в чудовищных амбициях, но она знала глубокую и незыблемую его преданность своей семье, в первую очередь, отцу и старшему брату. Джон Гонт скорее дал бы отрубить себе руку, нежели предал тех, кого он любил...

Когда они неожиданно встретились в сентябре прошлого года, и страсть толкнула их друг к другу, точно шаровая молния, Кэтрин была готова к тому, что продолжения не последует, особенно потому, что через три дня после той памятной ночи герцог взял в Рокфоре в жены кастильскую принцессу. Она терзалась муками ревности, раньше незнакомыми ей, вспоминая нежное, строгое лицо Констанцы. Однако, буквально на следующий день после свадьбы снова появился Нирак де Байянн, словно вкрадчивый змей-искуситель...

Сэр Хью ничего не подозревал, и она окружила его поистине отчаянной заботой, вызванной чувством вины, исполняя каждое его желание. Вслед за армией им пришлось отплыть из Бордо в Кале. По пути ему начало становиться все хуже, и в ноябре 1371 года рыцарь Суинфорд скончался. Так Кэтрин стала вдовой в двадцать один год, унаследовав поместья Кеттлторп и Колби в Линкольншире. Собрав все силы, она уговорила герцога позволить ей вернуться домой к детям, чтобы сообщить им о смерти их отца.

А спустя месяц после её приезда прибыл гонец с гербом Ланкастера с посланием, в котором Джон Гонт предлагал ей стать магистрой, воспитательницей его детей, разумеется, с условием, что собственные дети будут сопровождать ее. Он написал также, что хочет видеть её подле себя, не может расстаться с ней. И Кэтрин, отдавая себе отчет во всех долговременных последствиях своего решения, не устояла. По иронии судьбы, в то же самое время, её родная сестра, Филиппа Чосер, получила назначение в штат новоиспеченной герцогини Ланкастер. По прибытии в Англию Констанца Кастильская провела несколько месяцев в Кингстон Лейси, на побережье. Герцог, встретив с ней Рождество, в остальное время оставался в Савое, вместе с Кэтрин и своими детьми, вернувшимися из замка баронессы Уэйк, где они жили несколько лет после смерти матери. Это дало ей краткую передышку и, одновременно, иллюзию возможности счастья близ него, даже если оно никогда не могло быть полным и должно было храниться в тайне.

- Я ездил к моему отцу, чтобы сообщить о том, что у Констанцы будет ребенок, наследник престола Кастилии и Леона, - наконец, ответил герцог, внимательно наблюдавший за ней. Иногда Кэтрин казалось, что они улавливают мысли друг друга каким-то сверхъестественным, животным чутьем.
Ни разу еще
 она  не пожалела, что отдала свою судьбу в его руки, и все же...в момент его признания сердце ее упало, рухнуло с высокой скалы в глубокую, темную пропасть.
С момента приезда в Англию Констанца Кастильская обосновалась в замке Хертфорд, послушно посещая все официальные празднества в Виндзоре, Вестминстере и Савойском дворце, где требовалось ее присутствие рядом с мужем, но она была нечастым гостем в других его владениях, и Кэтрин видела ее лишь полдюжины раз. Она была уверена, что рано или поздно герцогиня заинтересуется благополучием своих падчериц и пасынка, это было уё законное право. Но, казалось, леди Констанца полностью доверила этот вопрос авторитету своего мужа. Хотя, был ли у нее шанс вмешаться в это, учитывая двойственность ситуации? Если бы она и подвергла сомнению компетентность Кэтрин в воспитании королевских внуков, последнее слово оставалось за Джоном Гонтом.
Конечно же, она понимала, что герцогиня и герцог должны время от времени проводить ночи вместе, чтобы зачать ребенка, который укрепит их притязания на престол Кастилии и Леона, но... видимо, она представляла себе это чем-то вроде непорочного зачатия. Кэтрин горько усмехнулась про себя.
- О, - только и сказала она. - Я понимаю, монсеньор. И когда родится ребенок?
- Повитуха считает, что в марте следующего года, - неохотно промолвил он и положил на ее напряженное плечо руку, ощущая под пальцами нежность ее кожи. - Кэтрин, это не должно огорчать тебя...Это совершенно иное. Тебя я люблю, ты моя душа, мое сердце, я не могу жить вдали от тебя. А она...с самого начала это был брак во имя высшей цели. Все устроилось до того, как мы встретились тогда, в Бордо, ничего нельзя уже изменить. Ни тогда, ни сейчас.
- Но она молода, моложе меня на четыре года! - вырвалось у нее жалобно. По всему выходит, что леди Констанца понесла чуть ли не в первую брачную ночь, и герцог просто умалчивал о её беременности, не желая расстраивать любовницу. Она чуть повернула голову в его сторону. - И как вам повезло, милорд - инфанта еще и красива!
Герцог рассмеялся и вдруг схватил ее и крепко прижал к себе, целуя любимое, сердитое лицо.
- И поэтому уже на следующий день после свадьбы я захотел увидеть тебя, Кэтрин, - сказал он просто.
Ее сердце уже почти сдалось, так ей хотелось забыть обо всем и раствориться в нем, словно в дурманящем вине, но оставался последний вопрос.
- Я тоже беременна, милорд, - прошептала она свое собственное признание куда-то в теплую летнюю тьму за его спиной.


* * *
Июльским днем 1372 года Кэтрин сидела с шитьем возле окна, откуда дул теплый ветерок, рассеянно прислушиваясь к тоненькому голоску Филиппы, переводившей ей вслух изречения из Псалтыри, а потом переписывавшей их на пергамент. При каждой заминке девочка с надеждой смотрела на молодую женщину, ожидая подсказки.
- А вам известно, сестра моя, что оксфордские книжники считают, что для изучения латыни и в, особенности, Священного писания лучше всего подходит не точный, а как можно более далекий от оригинала перевод, который представил бы все с совершенно новой точки зрения? - послышался из дверей вдруг сочный, благодушный голос, который Кэтрин тут же с радостью узнала и приподнялась навстречу гостю.
Леди Филиппа тоже отставила в сторону манускрипт, перо и пергамент.

- Как это может быть, сир Джеффри? - недоверчиво спросила она, подпирая рукой розовую щечку. - Ведь тогда бы мы никогда не узнали, как все было на самом деле. Например, победил ли царь Давид Голиафа, или это Голиаф побил царя Давида. Или...
Джеффри Чосер, зять Кэтрин, прошел долгий трудный путь от пажа герцога Лайонела Кларенса, превратившись в степенного, невысокого и плотного мужчину, довольно привлекательного, несмотря на его манеру одеваться преимущественно в черное, тогда как мода предписывала яркие цвета в одежде. Его образованность, утонченность и огромные связи покойного отца проложили ему блестящую карьеру при дворе Эдварда Третьего, несмотря на скромное происхождение.
 Ровесник и протеже Джона Гонта, он давно уже стал одним из советников короля, которому часто поручали тайные и деликатные дипломатические миссии, но была в нем также другая, удивительная сторона: Чосер был увлечен постижением наук, в особенности тайн человеческой натуры, и свои размышления он излагал в стихах, которые были добродушны в той же мере, сколько и невероятно забавны и остроумны.
- Суть в том, миледи, что многие вещи нельзя воспринимать буквально, - подмигнул Чосер юной леди Филиппе, которой исполнилось тринадцать лет. - Если в Писании говорится о том, что у филистимлян сердца из камня, это следует понимать лишь в том мысле, что они были жестокими варварами, напавшими на земли израильские. Именно так и следует подходить к библейским текстам, поскольку написаны они, в некотором роде, аллегорическим языком поэзии.
- Теперь я начинаю понимать, мессир Чосер! -
 Филиппа просияла, поскольку сознавала, что ни один человек, даже варвар, вроде шотландцев или валлийцев, не смог бы родиться на свет с сердцем из настоящего камня. Кэтрин прочла в ее глазах безмерное восхищение Чосером и не удержалась:
- Мои познания в латыни довольно ограничены, брат мой. Возможно, в свободное время, лишь иногда, - поспешно добавила она, - вы могли бы давать леди Филиппе дополнительные уроки? Я знаю также, насколько богата ваша библиотека.
Когда воодушевленная охотным согласием Чосера, Филиппа отправилась к сестре, которой шили новое платье в соседней комнате, молодая женщина неуверенно посмотрела на своего зятя. Джеффри отличало какое-то тонкое обаяние, особенно проявлявшееся в его голосе, выразительном и низком, которым он мог улестить любого итальянского дипломата.

Их объединяло не только родство через женитьбу Чосера, но и память о герцогине Бланш, которую они оба любили. Преданность Джеффри распространялась и на Джона Гонта, с которым Чосер связывал свои надежды на будущее. Но как воспримет он известие о том, что она, Кэтрин, вдова Хью Суинфорда, носит бастарда герцога Ланкастера?
- Как дела у моей дорогой сестры? - спросила молодая женщина, хотя лишь недавно получила весточку от той. - Здорова ли малышка Агнес? - у Филиппы Чосер недавно родилась вторая дочь.
- О, наша Филиппа, как и Агнес, чувствует себя превосходно, если не считать ворчания по поводу того, что ей абсолютно нечем заняться в Хертфорде, - посмеиваясь, ответил Джеффри Чосер и наклонился почесать за ушком большую серую кошку, которая дремала возле него на сундуке.
Кэтрин слегка зарделась при упоминании о замке, где жила герцогиня Ланкастер. Она знала от сестры, что та ожидает рождения дитя в марте следующего года, тогда как Кэтрин предполагала, что родит в апреле. Пока еще положение ее оставалось незаметным для окружающих, но уже очень скоро оно станет очевидным.
- Я заезжал в Хертфорд, чтобы передать леди Констанце печальное известие от короля, - добавил Чосер, поглядывая на нее. - В конце июня кастильский флот Генриха Трастамары начисто разгромил наши корабли в битве при Ла Рошели, взяв в плен командующего, графа Пемброка. Английские позиции в Пуату и Сентонже остались без защиты, и нет сомнений, что Бертран дю Гесклен и король Шарль воспользуются этим. В Уэльсе назревает бунт, который они финансируют, надеясь нанести нам удар в спину. Я бы сказал, что дела настолько плохи, что план возвращения Кастилии становится все менее реальным.
Недолго же французы и англичане наслаждались миром, заключенным лишь три месяца назад!
Сердце в груди Кэтрин невольно заныло. Бедняжка Анна! Юная графиня Пемброк лишь недавно сообщила ей в письме, присланном из её замка в Уэльсе, о том, что ожидает появления на свет первенца.  

Она представила себе все риски новой войны, с ее неизбежными чудовищами - насилием, голодом и болезнями, мысль о возможной потере герцога сейчас, когда она только познала его любовь и носила их первого ребенка, была для нее невыносимой.

Король и принц Эдвард, здоровье которого несколько улучшилось на родине, поспешно собирали новое войско, чтобы прийти на помощь своим союзникам и гарнизонам во Франции, а в том же месяце монаршее семейство отправилось в Уоллингфорд, чтобы отпраздновать свадьбу Эдмунда Лэнгли, графа Кембриджа, с инфантой Изабеллой Кастильской.
Кэтрин, сопровождавшая герцога Ланкастера и его детей, еще больше, чем раньше старалась находиться в тени и не привлекать к себе внимания. Она все еще носила платья темных цветов, правда, сшитых из отличной шерсти и отделанных мехом, не позволяя себе принимать от герцога драгоценностей, которые выходили за рамки тех подарков, которые он преподносил своему домашнему штату на Пасху и Рождество. Правда, сейчас, когда они с детьми и их няньками ехали в огромном дормезе, дорожной повозке, нагруженной их сундуками, ей начало приходить в голову, что, возможно, сейчас настал момент отступить от своих принципов. Что, если когда-нибудь герцог устанет от нее, и ей придется вернуться в Кеттлторп, замок, который казался теперь жалким домишкой на фоне Кенилворта и Савойского дворца? Дети вновь успели привыкнуть к совершенно другой, более благополучной жизни, забыв и полы, усыпанные соломой, и окна, затянутые пергаментом, вместо столь дорогого стекла. Герцог, казалось, очень обрадовался ее новости о беременности, и лишь это не давало ей окончательно подпасть под влияние грустных мыслей.
Задремав, маленький Генри Болингброк положил свою темную головку на ее колени. Он, как и Том Суинфорд, ее собственный сын, был отчаянным драчуном, тогда как сын Черного Принца, Ричард Бордо, напоминал Кэтрин маленького робкого олененка с большими глазами.

На праздник в честь свадьбы начали съезжаться задолго до дня венчания, ибо королевские праздники могли длиться до двух недель, и венценосные хозяева не скупились на явства и развлечения, которые устраивались как для знати, так и для простого люда. Богатые лорды привозили с собой, помимо подарков жениху и невесте, собственные шатры, угощения, декорации и искусных артистов - акробатов, карликов, фокусников, глотателей огня, актеров. Эта традиция пошла от рыцарей-крестоносцев, вернувшихся с Востока, где в совершенстве владели искусством магии и волшебства.
А на передвижных сценах на главной площади разворачивались "мистерии" - пьесы на библейские темы - и "маски" - красочные пантомимы и спектакли, прославляющие короля, принцев, самых популярных рыцарей и святых, в особенности, Святого Георгия, покровителя Англии. По улицам следовали карнавальные процессии, наряженные в самые невероятные костюмы - нетопырей, сатиров, друидов и фей, греческих и римских богинь, индийских слонов и африканских львов.

Восторженные Элизабет и Генри без умолку рассказывали Кэтрин о "маске", привезенной ими, Ланкастерами, где, как обещал отец, появятся настоящие летающие кони, ангелы, спускающиеся с небес, редкие поющие птицы и дикие звери, никем прежде в Англии не виданные.
Заразившись их волнением, Кэтрин позволила уговорить себя, и все они, тоже нацепив ярко раскрашенные маски, отправились на поиски развлечений и сладостей в сопровождении рослого пажа.

Разумеется, на площади у герцога Ланкастера, как у многих лордов, была собственная ложа, укрытая от непогоды расписным навесом и напоминавшая шкатулку для драгоценностей: внутри разукрашенная гербами и флажками и набитая разодетой знатью в своих лучших нарядах. Повсюду смех, музыка, смеющиеся лица, рев труб, крики птиц, далекий рык загадочного зверя в своей клетке, гул голосов, шуршание обуви и шелковых платьев, блеск драгоценностей, запах благовоний и розовой воды - все это внезапно накатило на Кэтрин и ошарашенных детей подобно морскому прибою.
Это был мир, к которому она считала себя принадлежавшей с детства, но уже иной, так как дамуазель де Роэ стояла по рангу немногим выше простых слуг, разносивших сейчас гостям прохладительные напитки. Положение супруги простого рыцаря, сэра Хью Суинфорда, также не дало бы ей доступа в эту почти королевскую ложу. Но как
 magistra детей могущественного герцога Ланкастера, самого богатого человека Англии, она могла по праву находиться рядом с леди Могун и леди де ла Поль, чувствуя на себе их оценивающие и любопытные взгляды.

Вечером, уложив уставших малышей в постели, куда она предварительно положила горячие грелки, и оставив Филиппу в ее комнате со свечой, книжкой и храпящей служанкой, Кэтрин села у окна и стала расплетать косы, которые носила в виде двух полукружий, поднятых от висков к ушам и закрепленных сзади, с тонким серебряным обручем поверх. Волны тяжелых завитков упали ей на плечи. Она все еще была в своем придворном наряде - темно-синем, с деликатной серебряной вышивкой и оторочкой из беличьих шкурок, облегающем грудь и талию верхнем платье, называемом cotehardie. Нижнее платье было сшито из тончайшей шерсти кремового цвета.

Июльская ночь выдалась темная и душная, она смотрела на пламя одинокой свечи перед собой и думала о том, что сегодня Джон будет слишком занят, чтобы прийти к ней. Да она и не видела его с тех пор, как они приехали в Уоллингфорд этим утром. О том, что герцог, возможно, останется на ночь у своей супруги, ей  думать не хотелось. Она также знала, какое огромное количество государственных и личных дел ждало его участия, прежде всего, планирование новой французской компании. Знала и о том, что они должны быть более осмотрительны, находясь на празднестве, собравшем всю королевскую родню и знатнейших лордов.

Кэтрин видела в окно, за деревьями и крышами ближайших построек, мелькающие и вспыхивающие вдали огоньки, улавливала смутные отголоски музыки и нестройного пения, и они манили ее к себе. Ей вдруг отчаянно захотелось убежать туда, присоединиться к веселью, растворить в нем своё тревожное мнительное одиночество.


И вдруг из уединенного уголка сада, куда выходило ее окно с распахнутыми сейчас ставнями, до нее донесся полувздох свирели...Затем кто-то провел опытной рукой по струнам лиры, точно любовник по изгибам женского тела. Помедлив, Кэтрин все же выглянула из окна, но ничего не увидела, так плотно сгустились тени.
Но тут музыканты начали тихонько наигрывать волшебный напев, и к ним присоединился низкий мужской голос:

 

Сладкая, милая леди,
Бога ради, не думай,
Что сердцем моим
Владеет кто-то, кроме тебя.

Измены не замыслю
Никогда, лелею лишь
Надежду служить
Тебе остаток дней своих, 
И о греховном не помыслю.

Увы, мне остается лишь молить
о снисхождении и надежде.
Радость никогда не вернется,
Если ты не ответишь мне,
Милая, сладкая леди...
Моя леди Катрин...

 

Улыбка расцвела у нее на губах, а ноги сами понесли ее к двери, вниз по лестнице, через холл, в котором ее несколько раз весело и удивленно окликнули, но она не остановилась ни на мгновение.
Достигнув сада, она не нашла уже музыкантов, лишь певца.
- Я и не знала, что вы поете лучше трубадуров, милорд, - задыхаясь, произнесла Кэтрин, пожирая глазами его стройную высокую фигуру. Его туника была по-военному короткой и облегающей, такие сначала шили под доспехи, но с недавних пор покрой этот, совершенно не скрывавший ни достоинств, не изъянов фигуры, вошел в моду повсеместно. Обтягивающие шоссы, штаны из тонкой шерсти, не намекали, а прямо подчеркивали мужественность их владельца. К счастью, хихикнула про себя раскрасневшаяся Кэтрин, герцогу Ланкастеру нечего стыдиться, ибо сложен он был прекрасно.
- Катрин, если вы будете так глазеть на меня, я, пожалуй, прикажу отменить наш ужин, - произнес объект ее размышлений довольно грозно, сжав ее маленькую ладонь в своей руке. - Но, думаю, вы будете сожалеть об апельсинах и пудинге с клубникой, который приготовили специально для вас.
Она лишь снова рассмеялась, чувствуя себя абсолютно счастливой и любимой своим рыцарем.

* * *

Воспоминание о разделенном ими десерте весь следующий день согревало Кэтрин, легкая улыбка играла на ее губах, когда она, почтительно склонив голову, присутствовала вместе со всем двором на венчании принца Эдмунда и инфанты Изабеллы.
Все действо напоминало ей одно из театральных представлений, которые они видели вчера. Жених, Эдмунд Лэнгли, граф Кембридж, родившийся лишь на год позже герцога Ланкастера, столь же высокий и подтянутый, довольно привлекательный блондин, напоминавший, как говорили, короля в молодости, казался довольно хмурым в столь радостный день. Уже зарекомендовавший себя в Аквитании как храбрый и сильный воин, достойный старших братьев, Эдмунд лишь недавно лелеял надежду жениться на несметно богатой наследнице, Маргарите Фландрской. Инфанта Изабелла, хорошенькая и ветреная, приносила ему в приданое лишь смутные обещания, которым вряд ли когда-нибудь суждено было исполниться.

- Король, мой дед, напоминает старца Мафусаила, - тихо шепнула ей Филиппа Ланкастер. - А вы знаете, кто эта леди с темными волосами, в платье, расшитом золотом, рядом с ним?
Кэтрин быстро глянула в указанном направлении, а затем на свою подопечную, размышляя, насколько ее объяснение должно соответствовать правилам воспитания столь юной, но чрезвычайно прозорливой девицы.
- Это Элис Перрерс, - хихикнула Элизабет Ланкастер, опередив ее. - Неужели ты не слышала, Филиппа, про леди Солнце? - она виновато глянула на магистру. - Мне Эмма рассказывала. Мой дед очень любит даму Элис, - простодушно добавила девочка. - Поэтому он дает ей драгоценности. Посмотрите на ее бриллиантовую брошку! И она сама очень красивая, правда?
Сидевшая перед ними на скамье дама, относившаяся к свите Джоан, принцессы Уэльской, вдруг развернулась и пронзила всех троих по очереди возмущенным взглядом.
- Это брошь покойной королевы Филиппы, миледи! - фыркнула она, но тут же опасливо замолчала, заметив гербы Ланкастера. Все знали, что Джон Гонт по непонятной причине покровительствует этой проходимке, мистресс Перрерс, которая была любовницей короля вот уже три года.
- Так она заблудшая овца, - кротко сказала юная Филиппа, выказывая явную осведомленность в вопросе, вероятно, благодаря библейской истории о Марии Магдалине. - Правда, я бы не сказала, что она особенно красива, вы, Кэтрин, намного красивее.
- И красивее миледи Констанцы! - поддакнула Элизабет. Вернувшись из Аквитании, отец стал  проводить в домашнем кругу гораздо больше времени, чем раньше, и дети прекрасно знали, кому были этим обязаны.
Краска залила щеки Кэтрин, ибо в этот момент под пение труб геральдов по проходу церкви шествовала герцогская пара - Джон Гонт и его супруга, инфанта Констанца, которых также отныне именовали королем и королевой Кастилии и Леона.
Констанца держала его за руку и шла легко и величественно, гордо держа черноволосую голову, увенчанную небольшой золотой короной, украшенной рубинами и изумрудами.

Немного раньше этим днем Кэтрин пришлось сопровождать Филиппу, Элизабет и Генри в покои к их мачехе, изъявившей желание увидеться с детьми своего мужа , чтобы, как она и предполагала, сообщить им новость о грядущем рождении их будущего брата. Герцогиня не сомневалась, что родится именно мальчик, так как видела сон, в котором ей приснились родные Пиренеи и большой парящий орел. Все это им сообщил молодой кастильский идальго, служивший переводчиком для инфанты, так как она все еще очень плохо знала английский.
На Кэтрин Констанца глянула лишь мельком, впрочем, и с детьми она разговаривала очень недолго. Герцогиня казалась очень юной, похожей на прекрасную, экзотическую птичку, но было в ней какое-то непоколебимое, почти монашеское спокойствие женщины, уже повидавшей жизнь. Кэтрин невольно вспомнила слова, сказанные о Констанце Нираком де Байянном тогда, в Бордо, и на миг вдруг ощутила к ней сочувствие, почти симпатию.
"Каждый из нас играет свою роль, - подумала она. -
 Но я истинно люблю Джона, кем бы он ни был, герцогом, королем или простым вилланом. Потому что, среди множества масок, ему нужен тот, кто будет любить его самого, ничего не ожидая взамен".
Четыреста кораблей вышло в августе 1372 года
 из порта Сэндвич с грозной армией, собранной Черным Принцем и королем Эдвардом Третьим: четыре тысячи вооруженных воинов и десять тысяч лучников. Но удача снова изменила Англии. Шесть недель дули сильнейшие ветра, относившие флот назад, к берегу, не давая ему выйти в Английский канал.
Оставшиеся без подкрепления, Пуату и Сентонж сдались французским войскам во главе с Бертраном дю Гескленом и Оливье де Клиссоном. Последняя надежда Англии, соратник принца Уэльского и коннетабль Аквитании, благородный гасконец Капталь де Буш, был взят в плен вместе с сэром Томасом Перси, сенешалем Пуату. Крепость за крепостью, снова и снова французы одерживали победы, жестоко расправляясь со сторонниками англичан. В Бретани перешедшие на сторону французского короля Шарля сеньоры изгнали герцога, Жана де Монфора, преданного английского союзника, которому снова пришлось искать убежища при дворе своего бывшего тестя, Эдварда Третьего.
Отчаяние от катастрофических военных неудач снова подорвало здоровье наследника трона, и Черный Принц удалился вместе с женой и сыном в свой замок Беркхэмстед, отказавшись от всех публичных обязанностей. Было решено, что новую компанию во Франции снова возглавит Джон Гонт, герцог Ланкастер, но истощенные за долгие годы войны ресурсы королевства позволяли сделать это лишь в следующем году.

 

В марте 1373 года в замке Хертфорд герцогиня Констанца родила дочь, которую назвала Каталиной.
А три недели спустя, в скромном доме в Линкольне, снятом для нее, у леди Суинфорд родился сын, получивший имя Джон, в честь отца, хотя для большинства непосвященных, дабы сберечь репутацию матери, ребенок должен был стать отпрыском покойного рыцаря Хью...



Комментарии:
Поделитесь с друзьями ссылкой на эту статью:

Оцените и выскажите своё мнение о данной статье
Для отправки мнения необходимо зарегистрироваться или выполнить вход.  Ваша оценка:  


Всего отзывов: 0

Список статей:
ДатаНазваниеОтзывыОписание
22.02.15 01:11 Герцогиня из Эно, или Полотно судьбы 4 
Часть четвертая
22.02.15 00:55 Герцогиня из Эно, или Полотно судьбы 3 
Часть третья
14.02.15 05:39 Герцогиня из Эно, или Полотно судьбы 2 
Часть вторая
13.02.15 05:50 Герцогиня из Эно, или Полотно судьбы 
Часть Первая



Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение