Боль, тревога и переживания глушат друг друга, как умалишенные, грызутся и осаждают вместе разум, готовый сдаться в их немилосердные руки. Тело сковывает пронзительный холод и оцепенение. Я уже никуда не бегу – потому что нет сил, потому что больше некуда бежать. Последние страницы моей глупой истории шелестят под пальцами, но я смотрю не на них, а на исчезающую в воде башню подводной лодки. Дует тревожный ветер, мутные волны набегают на грязный песок, небо хмуро смотрит в воду, а вода пялится в небо, и так они отражаются друг в друге свинцовой мрачностью.

А перед внутренним взором мелькают картины того светлого солнечного дня, когда все это началось.

– ...момент истории, когда каждый из нас был благословлен!

Я помню, как под куполом, плывущим по городу, расправились белые крылья. Мы видели, как он, сидящий на троне, поднял руку свою, чтобы приветствовать нас.

И мир ликовал, очищенный добрым взором ангела небесного. В тот день и дети, и взрослые праздновали жизнь, данную Богом, и свет, спустившийся на землю. Город сверкал начищенными медными трубами на крышах домов, в которых многократно отражались солнце и праздник, творившийся под легкими редкими облаками.

Ангел, окруженный советниками, смотрел на верных подданных своих, а те смотрели на него – небесного Наместника – и не было никогда более трепетной минуты; их сердца словно синхронизировались с сердцем вселенной. И добрыми, удивительно детскими глазами смотрел на свой будущий народ ученик Наместника, сидевший по правую руку от учителя. Оба были крылаты и напоминали скорее духов, чем обремененных человеческим телом правителей.

Наместник, облаченный во все золотое, сидел в самом центре платформы на троне. Он весь сиял. Казалось, что даже белые крылья светились золотом, равно как и медовые волосы, обрамлявшие молодое, но мудрое лицо. Его ученик, который готовился заменить его менее чем через семь месяцев, выглядел проще: белые одежды, напоминающие хитон, темные волосы, детское выражение лица. Не возникало сомнений, что он ангел, но ощущения, рождавшиеся в сердце при взгляде на него, отличались от тех, что порождал своим видом сам Наместник.

А платформа плыла и плыла по верхнему ярусу столицы, и встречающие это шествие люди чувствовали себя самыми счастливыми из тех, кому приходилось родиться в этом грустном мире.

Волны экстаза паром поднимались выше, к самому небу. Даже мне с высоты технических этажей было слышно, как подданные выкрикивали имя Наместника, заходились в припадке и просто вопили от избытка чувств. Я им немножко завидовал, потому что в толпе их светлые эмоции доходили до максимума. Но тут, вдали от основного движения, мне оставалось только любоваться крыльями на передвижных экранах, следующих за куполом.

Сегодняшний день особенный: ровно двести лет с того великого дня, когда ангелы спустились на землю, чтобы править.

«Это первый раз за историю человечества! – восклицал когда-то мой покойный друг. – Представляешь, что должно было твориться в этой стране, чтобы ангелы занялись восстановлением справедливости лично?! Я вот не представляю...» А еще он мне рассказывал о том, как прошел праздничный парад в честь столетия даты (сам он его, конечно, не видел, но где-то сумел прочитать).

И именно потому я тут, над толпой и в стороне от всего удовольствия: когда начнется давка, кому-то придется вытаскивать раненых и успокаивать паникующих. Я знаю, что трагедии не избежать, но все же, все же... Кто-то же должен!..

Я шел за ползущей по центральной траншее платформой, перебираясь по шатким навесным переходам одного из технических этажей, вглядываясь вниз. Сходя с ума на одной волне, люди продолжали действовать синхронно. Все они старались следовать за куполом, но чем дальше в центр устремлялось шествие, тем больше народу прибывало: ангелов встречали и, не в силах оторваться, отправлялись за ними. И в этом безумии их легко было понять.

Место на площадках стремительно таяло. Вскоре и на моем техническом этаже народу прибавилось, но вдали от белоснежных крыльев люди вели себя спокойно. Быть может, это такие же волонтеры, как и я. В таком случае, могу сказать, что город был готов к Празднику. Но не был готов к...

***

Волна пошатнула купол, и на экране мелькнуло лицо Наместника, на котором не было ни тени страха. Большего я заметить не успел, так как вместе со всеми, кто был рядом, пригнулся, спасаясь от осколков.

Чуть позже выяснилось, что взрыв грянул почти вплотную к «карете» Наместника и Совета, но практически не повредил перевозящее устройство. Весь удар пришелся по толпе. Вопли и плач перекрывал голос из динамика, успокаивавший горожан и вещавший что-то о «проклятых еретиках», с которыми скоро будет покончено.

Я и еще несколько человек с технического этажа начали спускаться вниз к месту трагедии. К своему изумлению, у некоторых я увидел наплечные рюкзаки скорой помощи.

– Ни одной машины! – яростно ругался один из них. – До ближайшего госпиталя – как до края планеты, они что, вообще не соображают?!

– Так ведь дороги от автомобилей специально расчистили, чтобы аварий не было! – вмешался еще один.

– Как раненых вывозить теперь?! Сюда же ни одна скорая не пробьется!

Я глянул на процессию: ничем не сдерживаемый купол плыл дальше, в окружении уже заметно поредевшей сопровождающей толпы. Некоторые из них, думаю, так и не поняли, что произошло, другие жались ближе, веря, что Наместник защитит от еретиков. А я боялся, что взрывы прозвучат вновь.

Пораженная мощным ударом толпа под нами рассеивалась, и, когда мы добрались до места трагедии, там уже вовсю работали волонтеры.

Государственной медицинской группы и военных я так и не увидел: ко мне тут же подскочил очень крупный человек, сунул в руки бинты и толкнул в направлении ближайшего раненного, что-то крича и на ходу инструктируя. В отличие от меня он, видимо, занимался подобным не в первый раз.

Как-то так получилось, что мы с ним работали вместе: я успокаивал, опрашивал, помогал быстро бинтовать или разрывать одежду в нужных местах, он же диагностировал, вправлял, накладывал повязки и жгуты, что-то вкалывал. Это он приказывал оставлять пациента и переходить к следующему, давал заключение о смерти, если кто-то умирал у нас на руках, делал неутешительные прогнозы или говорил, что это только царапина, которую не надо запускать.

И мы работали очень быстро. Когда шок отступил, а поле зрения перестало ограничиваться мутной точкой по центру, я с удивлением понял, что руководит он не только мной, но и еще несколькими незнакомыми людьми. Еще несколько ребят относили раненых, которым уже оказали первую помощь, в машины, мастерили носилки из выкрученных с технических этажей труб и одеял, пожертвованных жителями ближайших домов.

Но это все проносилось на заднем плане, пока мы в бешеном темпе перебегали от одного раненого к другому.

А потом завыли сирены, на площадь выехали белые машины, из которых высыпали люди в голубом. Они-то нас и прогнали, чтобы не мешались под ногами.

– У них оплата сдельная, – сказал мой напарник, когда мы отошли подальше от места трагедии. Сейчас было самое время обсудить взрыв, но он решил заговорить о медиках. – И зависит даже не от количества выздоровевших, а просто от количества больных и степени их «болезненности». Мы их сейчас лишили нескольких пунктов «тяжелых состояний» в зарплатном квитке.

– Ах вот чего они такие злые были...

– А то, что мы увеличили общее количество больных, вытащив с того света чертову уйму потенциальных мертвецов, их почему-то не взволновало. Не пойму, где у людей логика...

Я стоял молча, приходя в себя и пытаясь осознать сложившуюся в медицине ситуацию, о которой слышал впервые.

– Нормах, – представился он, протягивая руку.

– Льюи. – Я заторможено ответил на рукопожатие.

– Не хочешь выпить, Льюи?

***

– ...нет, я не понимаю и не хочу понимать! Если революция и приведет кого-либо к победе, с чего ты взял, что новое правительство усмирит еретиков?!

– Тебя обманули, мой друг, – доверительно сообщил мне новый знакомый, закусывая слабенькое дешевое пойло. – Я даже не уверен, существуют ли эти еретики.

Я уставился на него круглыми от удивления глазами.

– А кто тогда теракт сегодня устроил? Праведники, что ли?

– Ну, это ты дал! Ангелы твои и устроили. Скорее всего. Не думаю, что каким-то мелким группировкам позволили бы так запросто подносить к монаршьей особе заведомо опасные предметы.

– Ты сумасшедший?

– Плохо дело. – Нормах откинулся на стуле и внимательно на меня посмотрел. – Видишь вон тех ребят за стойкой?

Я осторожно кинул взгляд на небольшую компанию, о которой говорил мой собеседник. Четыре человека спокойно разговаривали, не привлекая к себе внимания. О нет, неужели за нами следят?!

– Ты им понравился, – совершенно неожиданно для меня сказал Нормах. – По-хорошему. Они считают, что тебе можно доверять. Вот только я не думал, что ты такой дремучий.

– Что?.. – Сложно было понять, куда клонит этот человек. Но уже тогда я попался на его врожденный дар завораживать голосом, словно безмозглая рыба на крючок.

– Видишь ли, когда нет внешнего врага, люди начинают замечать дыры в своем бытии. А так, пока им есть кого ненавидеть за сегодняшнее происшествие...

– Нет...

– Давай я тебе чуть позже расскажу про еретиков. Мы познакомились с этими ребятами около пяти лет назад, и знаешь... они не то что взрыв устроить – собраться-то вместе не в силах. В их существовании, Льюи, нет ни опасности, ни интереса. А вот если ты спросишь об ангелах...

– Но я же сам видел! Взрыв!.. – возмутился я.

– Да что ты видел... – отмахнулся Нормах. – Кстати, не советую так громко разговаривать. Ребята за стойкой нас поймут, а вон те, в дальнем углу... Не смотри на них! Льюи, постарайся слушать молча.

Мне пришлось притихнуть. Встать и покинуть закусочную, возмущенно хлопнув дверью, желания не было. Возможно, потому, что уже тогда мне показалось, будто у этого человека действительно были ответы на те вопросы, которые я не решался задавать даже себе.

– Лет десять назад, когда я был чуть моложе тебя, меня нашел один человек. Ну... мало сказать – нашел. Он спас меня от смерти. Вытащил с самого дна той выгребной ямы, которую принято называть Священным королевством. Раем на Земле. Он тогда посмотрел на меня и спросил: «Ты хочешь увидеть ангела?» Ну и вопрос, правда? Хочу ли...

Нормах залпом опрокинул в себя остатки пойла и отодвинул кружку с таким видом, словно она мешала ему рассказывать.

– Я, конечно, тогда не поверил, что мне вот так запросто предлагают повидаться с самим Наместником. Кто меня, малолетнего отморозка, к нему пустит? Но именно это мне и предлагали. Что может быть прекраснее идеального представителя твоего вида, сошедшего с небес, обладающего кристально чистой душой? Разве что спросить его: какого черта происходит под его божественным носом. Ну, вот... меня одели, умыли, вручили какое-то письмо. После чего оказалось, что я ребенок из благополучной семьи, студент и отличник, общественный активист с различными заслугами. С таким перечнем положительных черт я попал в список на аудиенцию к Наместнику. И ты думаешь, как я себя чувствовал? Не перебивай, это был риторический вопрос.

Нормах замолчал ненадолго, словно переводил дух или прокручивал в голове события минувших лет. Пока он молчал, в мою голову успела постучаться мысль, что меня подло обманывают с непонятной целью.

– Наместник... ангел. Я не смог бы представить себе что-либо более прекрасное. Наверное, как и любой видевший его, любой из тех, на кого пала милость быть освященным его вниманием и голосом, возвещающим, что все отныне будет хорошо, – продолжил Нормах задумчиво. – И можно ли подумать иначе: в стране, накрытой крыльями его, не могло быть ни бед, ни катаклизмов, ни болезней. Сплошное благополучие. Вот только мать моя умерла от голода, сестра была растерзана озверевшими солдатами, а весь мой квартал на четвертом этаже сгорел со всеми жителями и случайными прохожими, которым не только не стали помогать, но и заперли в пылающих отсеках, чтобы никто не смог выбраться.

Услышав эту до боли знакомую историю, я вздрогнул и быстро отвел взгляд.

– И вот, я его спрашиваю: «Как же ты мог такое допустить, Наместник?» Спросил, а потом с ужасом наблюдал, как преображается ангельское лицо, какими напуганными и растерянными становятся голубые ангельские глаза. Кажется, он что-то пытался ответить, беспомощно оглядывался на этих своих советников, но голоса его я так и не услышал. И тут меня схватили под руки и уволокли от светлого трона, но в голове продолжала метаться одинокая мысль, и я больше ни о чем не мог думать: «Он ничего не знал. Он ничего не знал об этом!»

Нормах прервался, чтобы жестом подозвать официантку.

– Странно, что меня вообще не посадили за то, что язык при Наставнике распустил, – добавил он тихо. – Я долго потом думал: с какой целью меня кинули на амбразуру с моими нелепыми провокациями? Вышел я оттуда, правда, в полной уверенности, что правительственный лозунг «все под контролем» к ангелу не имеет ни малейшего отношения. На все шесть лет правления у каждого Наместника одна задача: красиво сидеть, приветливо улыбаясь.

– Зачем ты все это рассказываешь? – осторожно поинтересовался я.

– Потому что ты сомневаешься. Потому что ты тоже пострадал.

– Да кто тебе сказал такое?.. – тут же воскликнул я, испугавшись.

– Ты слышал когда-нибудь о «Неороме»? – спросил он резко, прерывая мою нервную речь.

– Нет, никогда, – ответил я.

– А она о тебе слышала, – сказал Нормах и пояснил: – Нам тебя рекомендовали.

– Когда? – Вид у меня, видимо, был ошалелый, во всяком случае, собеседник начал говорить медленнее, словно боялся, что я не все успею понять.

– Сразу после нашего медицинского приключения. Я посмотрел на тебя в действии, послал запрос, и мне настоятельно посоветовали. Так мы и набираем людей.

– На терактах?

– Это было неприятное совпадение, – поморщился Нормах и снова подал знак официантке: – ...уснула она там, что ли?!

– Ну хорошо. А если я скажу, что не верю? Не верю всему этому бреду, не вижу в нем смысла и считаю вас всех, сколько бы вас ни было, опасными элементами, угрожающими самому справедливому во всем мире строю!

В ответ он тихо рассмеялся, закрыв лицо руками.

– Ай, ну ты же сам в этих лозунгах сомневаешься! Если только не считаешь полной чушью! Давай я докажу тебе! Давай докажу, что нас всех обманывают. Что с этим всем давно пора кончать!

– Не думаю, что у тебя получится.

– А ты почему не пьешь? – спросил вдруг он, кинув взгляд на мой нетронутый бокал.

– У меня аллергия на спиртное! – автоматически ответил я, сбитый с толку.

– Чего только на свете не бывает... А зачем тогда заказывал?

– Послушай, я никогда не мог внятно ответить на этот вопрос! Но и ты тоже ушел от темы. У тебя не получится убедить меня.

– Ну... Видишь ли, Льюи, дело в том, что на пустоши мы кое-что нашли...

***

– Пока в мир не пришли ангелы, тут творилось нечто адское!

– Ничего тут не творилось! Было либо так же, либо чуть лучше, либо чуть хуже... качественно не изменилось ровным счетом ничего.

– Моя мать была учителем истории и...

– Твоя мать была осуждена за то, чего не делала. Или ты будешь спорить?

– Это тут при чем? В учебниках...

– Самая старая волынка из всех, что мне доводилось слышать! Учебники пишут победители! Не знаешь, что ли? Балда!

– Сам балда... и поговорку переврал...

Я обожал ангелов, как и любой ребенок. Говорил по ночам с Наместником, рисовал его на стенах, когда было чем, и считал, что все беды, происходящие вокруг, порождены исключительно врагами нашего владыки.

С тех пор я, как и многие, перестал разве что портить стены неумелыми каракулями. Для некоторых, впрочем, эта привычка перешла в профессию. А ночные разговоры вели мы все, потому что порой говорить было больше не с кем. Не помню, когда я перестал это делать, но точно за несколько лет до знакомства с революционерами.

И я влился в их стройные ряды, наплевав на воспитание, страх перед революционным движением и тем, к чему оно могло привести. Просто потому что «Неорома» обещала мне ответы. Обещала объяснить, почему бессмертные ангелы, спускаясь с небес, правят только три года, почему до этого их приходится несколько лет учить, несмотря на врожденную мудрость и всезнание. Обещала объяснить, почему наука – зло.

Но в тот день, когда я понял, что разговоры закончились и начались действия, мне стало плевать на все ответы и разъяснения вместе взятые, на революционеров и Наместников .

– Твои дети мне всю рацию расколотили! – вопила Дара из своего закутка. – Что мне теперь с этим делать?! Я не механик!

– Так отдай механикам, родная! – отвечал ей Нормах. – Льюи! Интеллигент ты наш, бегом сюда. И пошевеливай своим драгоценным организмом, ибо пришел тот день, ради которого ты родился.

Я бросил все свои дела и поспешил к начальнику с заведомо нехорошими предчувствиями. Нормах – человек, втянувший меня в это болото, – был удивителен во многом. Необычайно рослый и широкоплечий, он напоминал удалого солдата бравой гвардии или восточного наемника. В общем, был он таким массивным, что даже я, человек не самой хрупкой комплекции, казался на его фоне существом маленьким. Таких, как он, принято считать лишенными интеллекта, но Нормах – другой случай. Не зря «Неорома» выбрала именно его для осуществления своих замыслов. Лицо его украшали шрамы. Я всегда думал, что это следы активной революционной деятельности, но Родерик развеял мои сомнения. То были свидетельства его бурного детства.

– Тетушка «Неорома» попросила вынести мусор, – многозначительно сообщил он, когда мы неслись по подземным переходам нашего бункера. – Вернее, мусор уже вынесен, нам надо только перехватить его. Сегодня будешь вторым пилотом. Поведет Рикки, зови его.

– На что мы охотимся?

– На целый контейнер добра, выброшенного из Светлых Палат.

– Мусор, в котором может быть компромат? Документы?

– О да! Еще какие! – воскликнул возбужденно Нормах, сворачивая в ответвление. Там мы и разошлись.

Рикки уже собирался, озабоченно бормоча себе под нос.

– Невезение какое... представляешь? Разбил рацию Дары... она теперь не скоро забудет... – уныло произносил он, натягивая бронежилет и нашпиговывая его оружием.

– Как так получилось-то? – Я помогал ему изо всех сил, на ходу собирая сумку: подобрал с пола запинанную в угол аптечку, затем отыскал в столе необходимые документы на случай форс-мажора.

– Не хочу вспоминать, – совсем приуныл он.

– Как думаешь, что в контейнере? – перевел я тему.

– А «Неорома» не сказала? Тела, наверное. Расчлененные.

– Что?! – Внутри у меня все похолодело.

– А ты не знаешь, что ли, что проститутки в Светлых Палатах пропадают? Туда уходят, а обратно – не возвращаются. Некоторые говорят, что они там навсегда остаются. В роли жен или наложниц... и ведут там праведную жизнь. Я не верю. И никто из наших не верит, потому что если бы это было так, об этом на всех каналах трубили бы. Мол, посмотрите, какими благочестивыми делаются даже самые греховные существа после встречи с Наместником! Этак им следовало бы туда всех заключенных перетаскать на воспитательные беседы.

Я молчал, переваривая очередное откровение.

– Хорошо бы, чтобы тела, – цинично продолжил Рикки, застегиваясь. – Если мы их обнародуем, шуму много будет. Может, даже кто думать начнет головой...

Пока я открывал и закрывал рот, он вдруг спросил:

– А ты правда альбинос?

– Что?

– Ну вот эти вот волосы белые и глаза красные, это от рождения? Я все не решался спросить раньше...

– Как это может быть не от рождения?

– Ну... волосы можно выбелить. Так если ты мутант, почему тебя не привлекли к ответственности?

– У меня судимость, – честно признался я. – Но до наказания не дошло: признаков мутации оказалось недостаточно. А главное – на заводе и так некому работать... и меня помиловали.

В машину нас погрузили тут же, не дав отдышаться и настроиться.

– К чему такая спешка? – тихо возмущался Рикки. Если бы сзади не было Дары, он предъявлял бы претензии громче, но, чувствуя на затылке ядовитый взгляд, усмирял свой голос как мог.

– Мы должны успеть перехватить посылку до того, как она попадет в распределитель, – просто ответил Нормах. – На закрытую территорию пробраться без шума уже не получится.

– Почему нас предупреждают в самый последний момент? – не унимался Рикки, заводя мотор. Я спешно пристегивался, представляя себе, какая гонка сейчас будет.

– Я вообще рад, что нас предупредили, – сказал устроившийся сзади начальник. – Что появилась возможность предупредить. Одного из агентов разоблачили, и все пошло наперекосяк, всем приходится импровизировать, кто как умеет!

– А они не такие крутые... – начал Рикки, трогаясь с места.

– Поговори еще, – оборвала его Дара. Сзади захихикал наш «силовой отряд». Этим двоим их обязанности объясняли по дороге.

– Берете на прицел обоих. Водителя оставляете на месте, напарник мусорщика пусть откроет кузов. Мы с Льюи перетащим контейнер, после чего все сматываемся, – коротко и доступно проинструктировал Нормах. Судя по реакции ребят, такие перехваты – дело для них обычное. Вот только мусор у Светлых Палат они воровали впервые.

– Золота-бриллиантов в ящике не ждите, – жестко разочаровала всех Дара. – Это вам не банк.

Государственную машину, вывозящую мусор из Светлых Палат, мы увидели издалека и сразу узнали. Как точно подгадал Нормах, который вел нас по всему пути, встретились мы почти на подходе к распределителю в технических районах, где ходил только служебный транспорт. Ничто не помешало нам перекрыть дорогу одинокому грузовому автомобилю. «Силовой отряд» выскочил с пушками наперевес, одновременно рекомендовав задержанным незамедлительно выйти с поднятыми руками, пока не случилось ничего дурного.

Из кабины вывалились растерянные и бледные молодые ребята, беспрекословно подчинившиеся предъявленным требованиям. Как и было оговорено, водитель остался на месте, а его напарник под дулом автомата направился к дверцам кузова.

Что произошло дальше, я припоминаю смутно и с трудом – уж очень быстро все промелькнуло. Как только открылись двери, раздался треск, и наш боец упал навзничь, как оказалось позже – с простеленной головой. Потом о лобовое стекло прямо напротив меня ударился круглый предмет, и Дара страшным голосом заорала: «Из машины!» Мы с Рикки выскочили, бросившись от родного транспортного средства врассыпную. Когда прозвучал взрыв, отбросивший нас в разные стороны, я отчетливо вспомнил, что дверца со стороны Дары заедает.

Треск автоматов, одиночные выстрелы, крики – все это пронеслось молниеносно. Я пришел в себя окончательно, когда на меня свалилось тело одного из напавших.

– У груза были сопроводители! – орал Нормах в трубку телефона. – Мы остались без машины!

Чьи-то дрожащие руки сняли с меня труп и помогли подняться. Это оказался Рикки.

– Как Дара? – спросил я ошалело, пытаясь притворяться адекватным.

– Психует, – ответил Рикки на удивление твердым голосом.

– Рикки! – окликнул Нормах. – Садишься за руль государственной тачки! Льюи, вытри кровь с рожи! Садись рядом с Рикки, быстро! Дара, Варьи! Затаскивайте Валентина и со мной к ящику! Едем в обход, и тихо, как мыши! Если нас поймают в этой карете, прахом пойдут ваши жалкие жизни!

Перешагнув через труп, чуть не споткнувшись о второй, я добрался до положенного места, пристегнулся и попытался представить, что все нормально. Не получалось.

– Ты на маньяка похож, – сказал мне первый пилот, протягивая какую-то тряпку. – Убери кровь от греха подальше.

– Драпаем! Драпаем! Не тормози, Рикки! – заорал Нормах из кузова. – Черт! Валентин! Черт! Черт!

– Почему нас не предупредили, что государственный мусор так охраняется?! – шипела Дара.

– Они, очевидно, сами не знали! – шипел в ответ Нормах.

– Можно было догадаться!

– Да кто на мусорный ящик полезет?! Да еще если он из Палат Его Святейшества!

Скоро они унялись, и остаток дороги мы провели в скорбном молчании.

Как Нормах собирался избавиться от машины – было тайной для всех, кроме Варьи, с которым они это живо обсуждали, пока мы с Рикки перетаскивали контейнер в один из складов нашего муравейника.

Это был металлический вытянутый гроб с откидной крышкой. Рикки, оглядев запирающее устройство, присвистнул и многозначительно покачал головой.

– Как все же правительство старается спрятать свою личную жизнь. Прям страшно становится, – заметил он вслух.

– Хвоста нет? – спросила взвинченная Дара. Впрочем, взвинчены были все. Только по ней это было вдвое заметнее.

– Хвоста нет, – заверил ее Ник, не отрываясь от монитора, висевшего под потолком.

– Тогда давайте быстрее уже! Вам еще транспорт отгонять. И Валентина... надо...

– Открывайте, – велел Нормах, прерывая ее сбивчивую речь. – Нужно убедиться, что в контейнере именно та отрава, которая поднимет на уши всю страну. Потому что если ее там нет... нужно звонить.

Дара вырвала из рук замешкавшегося Рикки ключ, который они сняли с трупа водителя, и излишне резкими движениями стала пытаться провернуть его в скважине замка.

– Когда я была маленькой, то верила, что однажды ангел придет и спасет меня, – быстро говорила она, открывая крышку контейнера. – Никогда не думала, что сама приду за ним.

Я не совсем понял ее слова. Наверное, потому что не вслушивался, переживая, что сейчас мне откроется кошмарное зрелище. Но вместо трупов юных девушек, в глаза мне бросились белоснежные перья.

Ученик Наместника, укутанный в собственные крылья, спал тревожным сном на дне мусорного ящика.