Декабрь, 2012 год

«Иногда сказки просто не получается» – повторяла моя бабушка всякий подходящий и не подходящий момент. Каждый раз, когда я заговаривала об «...и жили они долго и счастливо». Каждый раз, когда я включала в видеопроигрыватель фильм о романтичной любви. Каждый раз, когда на всю громкость врубала музыку о верности и преданности любящего сердца. Каждый раз, когда мы ужинали, и каждый раз, когда завтракали, обедали мы не вместе, а иначе она и тогда повторила бы эту фразу. Словом, она говорила и говорила, говорила так часто, что, в конце концов – я даже не успела заметить, когда это произошло – я поверила. Поверила, что иногда сказки просто не получается.

Бабулю можно понять, у нее самой брак развалился, не успев начаться, бабушка была актрисой в театре, она могла разыграть чувства, которых у нее на самом деле не было, к человеку, которого, на самом деле, призирала. Но когда она полюбила, и думала, что это чувство взаимно, она отдала всю себя, бросила карьеру, забеременела, вышла замуж, но для этого говнюка семейные узы оказались слишком тяжким трудом и он удрал через несколько месяцев после свадьбы с какой–то «потасканной официанткой». Бабушка осталась одна, беременная моей мамой, которую судьба так же обделила любовью. Я и не знала толком Ирину, женщину, родившую меня, и покончившую с собой на третьей недели моей жизни. Ирина даже не выходила замуж за «свою великую любовь». Бабушка говорит:

– У Иры было то, что называют дорожным приключением. Они просто встретились и сделали свое дело. Вот так вот. – Пожимала она плечами. – Но глупенькая Ирочка решила, что если любви до гроба не получилось, значит, жизнь уже закончилась. Ей было 16.

Да, моя бабушка была весьма прагматичным человеком, чего скрывать? Прагматичным и сильным. Она презирала слабость своей дочери, но винила в этом только себя. Говорила, что просто не успела вовремя объяснить ей, что «иногда сказки просто не получается», поэтому в случае со мной, решила не повторять прежних ошибок, и с детства начала повторять одну и ту же фразу. Бесконечно. Неизменно пожимая плечами так, будто это обычное дело и мне нужно только принять этот факт, как данность. Смириться.

Она говорила:

– Бывают случаи, ситуации, в которых человек должен сделать выбор, и иногда он просто делает неправильный. Это не катастрофа, – заявляла она, расчесывая мне волосы, – мы все порой делаем неправильный выбор. Совершаем глупости и ошибки. Такова человеческая природа. Ты должна усвоить это, Лиза, поняла? – Она поворачивала меня к себе и заглядывала в глаза. – Иногда сказки просто не получается.

– Но ведь можно попытаться исправить то, что натворил, – протестовала я, – можно попытаться исправить неверное решение.

– Прошлого не изменишь.

– Но можно изменить будущее, – никак не унималась я, мне не хотелось верить в то, что «...и жили они долго и счастливо» никогда не будет.

– Можно, но нужно ли это? Смирись и все.

– Так легче всего, убежать... – тихо бубнила я. Сначала. Но эти дурацкие диалоги не прекращались. Всякий раз, когда она видела пример неудачной любви, она говорила:

– Видишь? Никакой сказки.

А что случалось, когда она видела хороший пример? Долголетнюю любовь? Такого просто не было. Как ни печально, но среди наших знакомых «людей с чистой, преданной любовью до конца» не попадалось. И с каждым разом мне становилось все сложнее находить доводы в пользу своей правоты, и все легче соглашаться с ней, чем искать причины, почему, собственно, я должна не соглашаться.

Наверно, это был побег. Убежать легче, чем бороться. Я ей так и говорила, убегать мне не хотелось, но когда день за днем тебе на мозги неустанно капают одно и тоже, в какой–то момент ты ломаешься, и уже не можешь найти оборонительные ответы. Или просто не хочешь этого делать, потому что теряешь желание защищаться, ты только вздыхаешь и уходишь. Полностью обессиленная и побежденная. Раздавленная отвратительной реальностью без сказки и намека на хэппи энд.

Так я и жила всю свою жизнь, училась, работала и отсекала всякого, кто попытался бы завязать со мной отношения.

Бабушка умерла, когда мне исполнилось 20, но даже после ее смерти, я жила, как сомнамбула, делая в точности то, что делала и при ее жизни. Не верила в любовь.

Сегодня 20 декабря 2012 года. Мой 23–ий день рождения. Но я сижу на работе, даже не помышляя о том, что бы после нее пойти и собраться со своими друзьями, которых у меня просто не было. Или пойти и отметить его со своим парнем, которого у меня так же просто не было.

Я работаю, как загнанная лошадь, пытаясь разработать концепцию рекламы обезжиренного масла «Деликатес» – боже, и кто только придумывает названия для товара? –  в голове вертится всякая чушь о том, что нужно забрать вещи из химчистки и выгулять Карла, моего пса. На улице мороз под минус 30, и я хочу домой в теплую постельку к единственному мужчине, которому позволила в ней спать – Карлу.

– Любовная открытка для Лизы! – завизжала Тамарка, моя подружка, ну, вернее, просто девушка, с которой мы часто выходим покурить. Она повертела у меня перед глазами очаровательной такой открыточкой до безобразия голубого цвета. Я взглянула на ее радостное лицо и притворилась, что безумно счастлива.

– Правда? Вот это да. – Я взяла картоночку в руки и пробежала взглядом по написанному. В ней говорилось о каких–то разбитых сердцах, музыке души и прочей дребедени. Я вновь радостно поглядела на Тамару.

Что поделать, работа в коллективе заставляет прилеплять счастливую улыбку себе на физиономию каждый раз, как ты заходишь в офис. Наверно, сфера рекламного агента просто не для меня. И зачем я только выбрала для себя работу с людьми? И особенно такую, где нужно быть постоянно милой и жизнерадостной, чтобы:

«Клиент должен видеть ваш оптимизм, чтобы он захотел работать именно с вами, и в дальнейшем порекомендовал вас другим заказчикам» – Каждое утро нам внушали это на планерке. И никому и дела не было до того, что в твоей голове один хмурый хлам, и что ты в гробу их всех видала. Ты вздыхаешь мысленно, отводя взгляд. Они не виноваты, в общем–то, что родились такими счастливыми идиотами. Это их фишка. Или так и надо жить? Твой крест, что ты не такая – дефектная.

– Анонимная, – полушепотом с округлившимися глазами произнесла Тамара. – Как думаешь, от кого? – Я опустила взгляд, хотелось сказать:

«Откуда я, на фиг, могу знать, если ни с кем не общаюсь теснее, чем "привет – пока"»?

Но произнесла я следующее:

– Хотелось бы, чтобы от Андрея, – сказала это таким же таинственным шепотом и закатила глаза.

Тамара стрельнула взглядом в противоположный конец комнаты. Он стоял там. Андрей. Над его головой словно всегда горел небесный нимб, такие светлые у него были волосы. А улыбка кинозвезды зажигала пламенем сердца многих наших сотрудниц. Я сдавленно выдохнула. Притворно, конечно, чтобы порадовать мою дурочку–подружку. Андрей мне никогда не нравился, мне вообще никто никогда не нравился. Я запретила себе думать о чем–то, что касается отношений. Все эти мысли я взяла и запечатала в коробок, который наглухо закрыла глубоко в подсознании. И заморозилась. Да, можно было бы сказать, что я эмоционально заморозилась, скорее всего, это произошло в тот день, когда окончательно сломалась. Я шла по жизни с прилепленной фальшивой улыбкой, каждый день неустанно – хотя, наверно, уже просто привыкла – притворяясь счастливой. И была довольна. Я делала те вещи, которых от меня ждали, говорила то, что люди хотели услышать. И просто по инерции продолжала существование.

– Он просто бог...– благоговейно пролепетала Тамара.

Я все еще смотрела на Андрея, который флиртовал с какой–то девчонкой с нижнего отдела. Нет, он был красив, ничего не скажешь, и я ему нравилась, кажется. Это было еще до того, как я ему отказала несколько раз. Никто об этом не знал. Потому что: первое  – мужчины не треплются о своих поражениях; и второе  – я не хотела, чтобы решили, что я чокнутая дура, которая добровольно выпустила из рук этот лакомый кусок.

Когда я только пришла работать в агентство, Андрей проявил участие, показал мне все, пофлиртовал и позазывал на свидания. Я сказала «нет» три раза, и он исчез с горизонта. 

– Ой, не смотри. – Тамара хлопнула рукой меня по щеке, резко поворачивая мою голову. – Он смотрит на нас. – Она кинула быстрый взгляд в его сторону и снова пискнула. – Он идет,.. так, сделай вид, будто он тебя не интересует.

Можно подумать, мне будет трудно.

– Привет. – Радостная улыбка вновь озарила его лицо.

– Приветик, – тут же заулыбалась Тамара, всем видом показывая, насколько сильно он интересует ее. Я мысленно закатила глаза, и кому еще надо делать вид? Кивнув Андрею, я вновь припала к своему компьютеру.

– Я слышал, тебе прислали открытку, – произнес он, обращаясь, по всей видимости, ко мне.

– Угу, – оригинально выдала я, не отрываясь от своих материалов.

– От кого?

– Мы не знаем, – опередила меня Тамара, – она анонимная. Правда, круто? У Лизы появился тайный поклонник,  – пропела она, сверкая глазами. – Ты случайно не знаешь, кто бы это мог быть?

«Твою мать...» – мысленно выругалась я. Такого «прозрачного» намека я не слышала никогда в своей жизни. Серьезно, ей было бы проще спросить: «А не ты ли ее прислал?»

–Нет, – ухмыльнулся он, очевидно разгадав ее завуалированный вопрос. – С днем рождения, Лиз, – тихо произнес он.

– Спасибо, – ответила я, чувствуя что–то недосказанное в воздухе.

– Ну, нет так нет, – кивнула Тамара, звонко хлопнув ладошкой по моему столу, и добавила, очевидно решив, что нам стоит поболтать вдвоем: – В общем, я пойду, работать надо.

– Уверен, она может быть от любого мужчины нашего коллектива, – произнес Андрей, как только Тамара скрылась за поворотом. – Ты красивая, я тебе уже неоднократно повторял это.

– Да, помню, – кивнула я.

– Хочешь сходить сегодня поужинать или у тебя уже есть планы? – ни с того ни с сего начал наступление Андрей.

Я удивилась, вот так новость, очередное приглашение спустя полгода? Новый старт? Я посмотрела на него внимательным взглядом и через минуту ответила.

–  Нет.

– Нет, не хочешь, или нет, у тебя нет планов?

– И то, и другое. Хотя погоди, планы у меня все-таки есть.

– Какие?

– Буду напиваться дома одна. – С ним я могла позволить себе быть хоть чуточку собой. Потому что – вспомним первое – мужчины не треплются о своих неудачах.

– Я могу напиться с тобой вместе, – предложил он.

– Нет, спасибо. Меня устраивает своя компания. – Широко улыбаясь, я снова отвернулась к компьютеру.

– Почему ты не хочешь дать мне хотя бы один шанс? – серьезно спросил он, на его лице не было и намёка на улыбку.

– А почему я должна хотеть этого?

– Потому что я тебе нравлюсь, – вот так запросто заявил он.

– Не слишком ли самонадеянно?

– Нет, я всем нравлюсь, – снова становясь собой, ухмыльнулся Андрей

– Да, чересчур самонадеянно. Мне кажется, мои первые три «нет» должны были бы дать тебе понять, что нравишься ты далеко не всем.

– Брось, Лиз. Ты просто очень скована. Я же вижу, что хоть ты и улыбаешься всем подряд, но подпускаешь к себе лишь единицы. Если это вообще так. Даже этих единиц я не вижу. Мне, если честно, кажется, что ты всех нас считаешь идиотами.

«Черт... и как это он догадался?»

– Я не считаю вас идиотами.

– Ну да, как же. Твой взгляд говорит сам за себя. Тебя чуть ли не выворачивает, когда приходится подыгрывать Тамаре и верещать от каких–то женских штучек.

 – Что ты такое говоришь? – попыталась возмутиться я. – Это совсем не правда. – Хотя, это была чистая правда, но я очень хорошо привыкла притворяться, это даже стало моей второй натурой. – И вообще, причем тут это? Мы, кажется, говорили о нас, вернее, о том, что «нас» быть не может.

– Ты мне так и не объяснила почему. И твои заверения в том, что я тебе не нравлюсь, не принимаются. Мне кажется, ты просто боишься.

– Ничего я не боюсь.

– Тогда поужинаем сегодня. Можно у тебя, так сказать, на твоей территории. Я заеду к тебе в семь, идет? – И не дожидаясь ответа, развернулся и пошел по своим делам.

«Вот так нахал...»

Я снова вернулась к делам рекламным, но думала теперь только о сегодняшнем свидании. Ну а что, собственно, страшного произойдет, если я с ним поужинаю? Мы же не под венец собираемся, в конце концов. «Легкий ужин и я его выпровожу,» – убеждала я себя, и с каждой минутой крепла в мысли, что это, вобщем-то, и не плохая затея. Один ужин – это не катастрофа. А потом он отвяжется, когда поймет, что ничего не выйдет. А я смогу сказать:

– Мы пытались, но... не сошлись характерами. Такое бывает. – И пожму плечами, тяжело вздохнув, для Тамары.

День прошел, и я опрометью бросилась домой. В холодильнике – я знала – лежат только замороженные отбивные, яйца и хлеб. Не очень густо, и я решила наведаться в магазин, но как только я зашла внутрь, поняла, что не знаю что брать. Готовить я не умела, только если что–то быстро разогреть, так как всегда торопилась: то сначала на учебу, то – после учебы – на работу. Когда была жива бабуля, она мне готовила, и я даже не заморачивалсась по этому поводу.

Побродив дурочкой по магазину, я приняла самое отличное решение: заказать еду на вынос.  

Прибежав домой, не раздеваясь, я напялила на Карла поводок и бросилась обратно на улицу, нежно воркуя своему славному доберманчику:

– Только, милый, давай сегодня побыстрей управимся, на улице мороз, и к нам сегодня гости, ладушки? – Карл посмотрел на меня долгим взглядом и, как мне показалось, слегка удивленным, но потрусил быстрее. Умница.

Отгуляв, мы вернулись в квартиру. Кинув на часы взгляд, я с ужасом поняла, что уже полседьмого.

– Твою мать... – пробубнила я и побежала в душ. Никогда в жизни я еще не собиралась так быстро. Думала, не успею, но к тому времени, как прозвенел звонок в дверь, я не только успела принять душ, подкраситься и одеться в очаровательного вида голубой свитерок и джинсы, но даже разозлиться на себя за то, что сижу  в нетерпении на диване и отсчитываю секундную стрелку.

– Дожили, – ворчала я, обращаясь к Карлу. Звонок – и я подпрыгнула на месте, словно ужаленная.

– Спокойно! – отругала я себя и королевским шагом, величественно отправилась к двери. – Кто там? – чисто просто так спросила я, заглядывая в глазок.

В глазке был виден лишь букет роз, я сдавленно простонала. Может быть, другую девушку и обрадовали бы эти цветы и жесты внимания, но только не меня. Я считала все это жалкой ерундой.

– Андрей, – откликнулись из-за двери, и я повернула замок, открывая ее. – С днем рождения! – снова поздравил он меня, на этот раз как бы даже торжественно.

Я посторонилась, пропуская его внутрь.

– Спасибо, – вновь вежливо ответила я и приняла в дар букет. – Они очень милые.

– Но тебе не нравятся, – заключил он, расстроившись.

В общем–то, я не была склонна жалеть всех тех, кого ненароком обижаю, но в этот раз мне захотелось быть несколько повежливей.

– Они чудесны, но я в принципе не люблю цветы. – Секунду подумав, я добавила: – И конфеты. И вообще подарки.

– Почему? – В голосе слышалось неподдельное удивление. – Ты ведь девушка.

Желание быть вежливой сразу пропало.

– Ну, значит, какая–то неправильная девушка, – раздраженно бросила я, и пошла на кухнюискать вазу или хотя бы банку какую-нибудь. – Разувайся, проходи. – Он прошел следом. – Кстати, я не повар, поэтому еду закажем на вынос, ты какую кухню предпочитаешь? О... – радостно воскликнула я в конце, обнаружив очень даже приличную вазу.

– Давай просто закажем пиццу, – предложил он, и я удивленно взглянула на него.  – Что?

– Да нет, ничего, – пожала я плечами, – просто подумала, что ты предпочтешь нечто более праздничное. Как для... – я замялась.

– Как для свидания? – закончил он за меня.

– Ну да.

– Может быть, и предпочел бы, но ты ясно дала понять, что все это, – он невнятно обвел рукой круг, – не доставляет тебе никакой радости. И я решил, что пицца понравится тебе больше других вариантов.

– Ну и славно, – благодушно улыбнулась я.

Поставив букет в вазу, и заказав пиццу, мы устроились в гостиной. Мой пес лежал возле двери на балкон и следил за гостем внимательным взглядом.

– Как его зовут? – спросил Андрей.

– Карл.

– Интересное имя. Оно с чем–то связано?

– Нет, просто мне так захотелось.

– Давно ты живешь одна?

– Три года.

– Чем любишь заниматься?

– Мы составляем мою анкету или что?

– Просто хочу узнать тебя получше. – Он улыбнулся,  а я фыркнула.

– Спустя полгода?

– Я и в первые полгода приглашал тебя на свидания.

– Но я отказывалась, как и сейчас. Что случилось? Почему именно сегодня такая настойчивость?

Он отвел взгляд.

– Подумал, что в день своего рождения ты станешь добрее, нет? Не подходит такой вариант?

Я покачала головой, и здесь раздался очередной звонок. Пицца.

Расплатившись и разложив еду по тарелкам, мы вновь устроились на диване.

– Почему ты такая? – неожиданно спросил он, проглотив кусок пиццы.

– Какая?

– Такая... зажатая?

– Ничего я не зажатая.

– Лиз, не притворяйся хотя бы сейчас. Я же не слепой.

Я молча пережевывала кусок пиццы, что ему говорить? Рассказать всю печальную историю своей жизни? А хотя почему печальную? Совсем не печальную. Но так и так, зачем ее рассказывать? Я не любила делиться секретами и тайнами, не привыкла, так как никогда не было того, с кем можно было бы поделиться. Не любила подпускать к себе кого–то достаточно близко, чтобы не разбили сердца. И если это называется зажатостью, то да, наверное, зажатая. Но как – и главное зачем – объяснить ему почему?

– Хорошо, давай по–другому. Ты общаешься с родителями?

– Я их никогда не знала. – И как только я произнесла эту фразу, тут же пожалела о ней. На лице Андрея появилось такое «всепонимающее» выражение, будто он теперь точно знает, что со мной не так и как со мной вести себя.  Мне захотелось съездить ему по лицу. – В этом не заключается никаких моих эмоциональных проблем, – отрезала я.

– А в чем тогда они заключаются? – уже более расслабленно продолжал он.

– Ни в чем. Мне просто так легче.

– Легче прятаться от мира? От людей? –  Он говорил спокойно, так, как будто он врач, а я пациентка у него на приеме. – Если пример твоих родителей был неудачным, это не значит, что все в мире плохо. И все вокруг козлы.

– Знаешь что, умник, ты что считаешь, если я не знала своих родителей, я обозлилась на весь мир? – Он отвел взгляд. – Ты ошибаешься. Не всех можно классифицировать и разложить по полочкам. Я просто такая. Вот и все.

– Должны быть причины, – твердо заявил он. Я плотно сжала губы. И несколько минут мы простомолчали, затем он спросил:

– А кто тебя воспитывал?

– Бабушка, – настороженно ответила я, боясь сказать лишнее слово.

– Ты ее любила?

– Конечно, бабуля была замечательным человеком, сильным и уверенным в себе. Когда-то она была актрисой в театре. – Немного расслабившись, я решила, что эта тема не такая скользкая, как тема о родителях. – Между прочим, очень талантливой, – с гордостью заявила я.

– Уверен, что она была замечательной, – кивнул Андрей и добавил: – Сильной и уверенной... –  повторил он за мной. – Но хорошей? Она любила тебя?

– Ты снова пытаешься докопаться до того, что со мной не так? – Я вздохнула. – Ну, хорошо, давай сэкономим время нам обоим. Я не верю в любовь, так же, как и бабушка. Да. Именно она привила мне сию крамольную мысль. Ни у нее, ни у её дочери ничего не вышло, и она часто повторяла мне, что сказки иногда просто не получается, ясно? Иногда не получается. – Я пожала плечами. – Тут ничего не поделаешь, и она права. Нет ни одного примера удачной любви, кроме как в книгах и кино. Ни одного, – подчеркнула я. – Любовь делает людей зависимыми и слабыми. А чтобы научиться жить, нужно быть сильным.

– Значит, все-таки из-за примера родителей...

Я кинула на него возмущенный взгляд, и уже хотела сказать что–то колкое и едкое, как он опередил меня.

– Лиза, это не любовь делает человека слабым, а его отношение к ней. Ты даже сама не слышишь себя, мне кажется, ты просто не до конца поняла свою бабушку, она ведь говорила о том, что иногда сказки не получается, верно? Но иногда-то ведь может и  получиться. – Он поднял руку, заметив, что я хочу что-то вставить. – И даже если ты не видела подобных примеров, это не значит, что их нет. Как насчет веры?

– Я верю, верю в то, что ее нет, – продолжая стоять на своем, ответила я.

– Она есть, только не такая, как ты себе ее, очевидно, представляла. Она не вспыхивает между людьми, словно божественная искра, как это описывается в книгах. Ее надо строить и работать над ней. Любовь – это не только физическая привязанность, это уважение, доверие, симпатия. – Он помолчал с минуту, вертя в руке кусок пиццы, и добавил: – Ты мне очень нравишься, и я верю, что у нас могло бы что-то получиться, если бы ты отбросила свои предрассудки, и на секунду задумалась, почему твоя бабушка всегда добавляла «иногда».

Он давил на меня и я это чувствовала, так же, как и бабушка давила. И он правильный путь нашел, как до меня достучаться – типа ее же словами. Все вывернул, молодец, ничего не скажешь. Я даже засомневалась. Ну и дела – поразилась я своим мыслям, – где-то внутри понимая, что, наверное, я просто очень слабый человек. Как бы бабуле ни хотелось сделать из меня сильную личность, на деле же я оказалась просто тряпкой. Несколько убедительных выражений от симпатичного парня, и мне уже почти хочется ему поверить. Почти. Я молчала, не зная, что сказать. Что со мной вообще? Я такая жесткая и холодная и смотрящая на всех, словно на идиотов, сижу тут сейчас на диване, мусолю кусок пиццы в руке, и не знаю, что сказать. Я не уверена, что верю в то, что говорю. Не уверена, что вообще когда-либо верила. Но я так же не уверена, что и в том, что говорит он, заключается правда. Как же все сложно! Как разобраться в себе и в мире? Как понять, что ты чувствуешь на самом деле? Кто тут прав и кто не прав?

Андрей, видимо, заметил отчаяние в моих глазах, и решил прервать затянувшееся молчание, но, как оказалось, неудачно.

– Я так настойчиво пригласил тебя сегодня, потому что мне предложили должность в другом агентстве. – Я встрепенулась.

«Что?»

 – В другом городе.

«Где?»

 – И я должен уехать на следующей неделе.

«Когда?»

В голове, словно кто-то взорвал бомбу, мысли хороводом из непонятных вопросов закружились в сознании. Что это такое? Почему? И он пришел сейчас ко мне, разубеждать меня в своих теориях, чтобы вот так вот взять и заявить, что сваливает? Я разозлилась. Нет, конечно, я понимала, что это нелепо, и что я не то что не имею права злиться, но даже и не должна чувствовать эту злость. Я ведь ничего не испытываю к нему. Так какое мне дело? Уедет он, велика беда. Но поделать ничего не могла: какое-то гнилистое раздражение засело в груди, захотелось что-то разбить, сломать, разрушить. Закричать, как в детстве, от безысходности, от того, что у тебя не получается что–то сделать. Затопать ногами, разорвать что-нибудь в клочья.

– Но если ты дашь нам шанс, я никуда не поеду. – Мне тут же стало лучше. Не то чтобы я готова была дать нам шанс (или готова?), но после его слов, мне стало гораздо, гораздо легче дышать. И крушить больше не хотелось. Вот так чудеса. – Наверно, для тебя слишком много сегодня информации, я лучше пойду сейчас, но если надумаешь, позвони. – Номер его у меня был. У каждого сотрудника по отделениям имелись номера тех, с кем они работали, на случай форс–мажорных обстоятельств.

Андрей встал и пошел в коридор. Наверно, он думал или надеялся, что я тут же встану с криком «не уезжай» и мы картинно поцелуемся, как в кино. Или я думала, что мне надо так сделать. Но я была в оцепенении. Я просто сидела на диване и смотрела на уже остывший кусок пиццы у меня в руке. Я слышала, как за ним захлопнулась дверь, но даже тогда не рискнула подняться с дивана. Так я просидела еще около часа. Размышляя обо всем этом, и в то же время ни о чем.  Знаете, в чем правда? На самом деле, я никогда не считала идиотом Андрея, меня просто бесило, что он такой умный. Он всегда точно знал, в каком я настроении, и как со мной нужно разговаривать. Знал, о чем я думаю, и что скрываю от людей. Он как будто видел меня насквозь. И мне становилось не по себе. Еще тогда, в первые полгода нашего знакомства, я почувствовала какую-то смутную угрозу с его стороны, его взгляд был слишком внимательным, замечания чересчур проницательными, а сам он был слишком красив. И что бы я ни думала, я вовсе не имела в виду, что Андрей ждет от меня картинных действий, типа крика «не уезжай» и того, чтобы я кинулась за ним в коридор, нет, он знал, что я так не поступлю. Я не такая. Я зажатая. И он принимал этот факт, как ни странно. Много бы нашлось парней готовых смириться с моими сдвигами и заскоками? А принять их так же, как и меня? Да большинство просто смоталось бы, предпочитая найти себе более сговорчивую девочку, а вот Андрей не уходит. Да, он сделал перерыв в своих «ухаживаниях», но не оставил эту затею, как показал сегодняшний день. Он даже говорит, что останется, если я попрошу. Хм...

С этими мыслями я убрала коробку с недоеденной пиццей в холодильник и пошла в душ.

Нужно ли мне его просить? Или отпустить в другой мир, чтобы он нашел там себе хорошую жену, без комплексов, без эмоциональных проблем?

Еще вчера я бы даже не стала задумываться над этим вопросом, а сегодня... Что изменилось сегодня?  Сегодня я поняла, что меня можно любить и такую вот. Странную и поломанную. Сегодня я поняла, что человек, которому я не давала никаких шансов, и которого я постоянно отшивала не совсем в вежливой форме, хочет, чтобы я сказала «останься». Хочет, чтобы я хотела, чтоб он не уезжал. И сам не хочет уезжать от меня.

Я забралась в теплую постель, кинув взгляд на часы, я поразилась, что уже так поздно: без пятнадцати двенадцать. Из кухни раздалось тихое похрустывание, Карл начал грызть корм, что я, по всей видимости, на автомате насыпала ему.

Повернувшись к окну, я стала наблюдать за снежинками спокойно и плавно лавирующими вниз.

Я могла бы поклясться, что Андрей не знает, что я предприму, какое решение сделаю. И тут я вспомнила слова бабушки и свой протест:

– Бывают случаи, ситуации, в которых человек должен сделать выбор, и иногда он просто делает неверный. Это не катастрофа, – заявляла она, расчесывая мне волосы, – мы все порой делаем неправильный выбор. Совершаем глупости и ошибки. Такова человеческая природа. Ты должна усвоить это, Лиза, поняла? – Она поворачивала меня к себе и заглядывала в глаза, – иногда сказки просто не получается.

– Но ведь можно попытаться исправить то, что натворил, – протестовала я. – Можно попытаться исправить неверное решение.

И до меня вдруг дошло. Бабушка говорила не о людях в принципе, она говорила о том, что дедушка сделал неправильный выбор, и папа тоже сделал неправильный выбор. Они ушли из нашей жизни. А вот Андрей, наоборот, хотел в ней остаться. И выбор должен был сделать не мужчина в этот раз, а я.

– Я! – Словно подорванная, я вскочила с кровати, отчетливо понимая, что нужно делать. Делать выбор. Принимать решение. Иногда...

«Почему я должна выбирать чью–то правоту? – думала я, натягивая джинсы. – Почему должна выбирать между кем–то? Или что кто–то прав, а кто–то не прав?»

«Иногда...»

– И бабушка права в том, что иногда, и правда, сказки просто не получается. – Кивала я машинально, напяливая свитер и выбегая в коридор, чтобы надеть сапоги. – И Андрей тоже прав в том, что иногда может и получиться. Нужно верить и не боятся последствий. Все не обязательно будет плохо. А если и будет. – Я замерла на секунду, но затем вновь принялась застегивать пуговицы на пальто. – То это меня не убьет. Я хочу просто поверить, и сделать что–то правильно.

Выбежав из квартиры, я торопливо начала спускаться по ступенькам, быстро набирая телефонный номер.

Четвертый пролет,.. третий, второй, первый... выход на улицу, я открываю дверь подъезда...

– Алло, это я...

Вспышка света. Такая яркая, ослепляющая, глаза машинально зажмуриваются, пытаясь укрыться от нее, руки поднимаются вверх... Я ничего не почувствовала, что происходит?..

...

Конец пришел так, как его предвещали календари племени майя. 21 декабря 2012 года. Нас просто не стало. Со всеми нашими проблемами и незавершенными делами, со словами, которые мы не успели сказать, с поступками, которые не успели сделать. Это просто пришло и все закончилось.

Мы даже не поняли, что уже никогда не сможем ничего изменить. Никаких сожалений. Никакой боли.

Это был конец...