Первое, что я увидела, когда пришла в себя – была бабочка. Ее сине-черные крылья размазанным пятном расплылись у меня перед глазами. Через какое-то время предметы обрели свои привычные очертания. Из непроглядного тумана проявились серые стены, облупившийся желтоватый потолок и изъеденный ржавчиной светильник под ним. Тускло светит лампа, а вокруг нее кружат мотыльки.

Мыслей нет. Пустота заполонила все мое сознание. Я, не мигая, смотрю в одну точку, пока в мое тело незаметно проникает боль. Она наплывает волнами. И каждая новая волна сотрясает меня все сильнее. Пока, наконец, ее удары становятся нестерпимы.

Одежда вымокла насквозь. Все из-за того, что я лежу в холодной вязкой луже из воды и химикатов. Подо мной зловеще хрустят остатки колб и другое стекло. По лаборатории разбросаны детали персональных компьютеров и обломки мебели. Омертвевшие в одночасье провода змеями тянутся по полу в разные стороны. Лишь трансформатор вдалеке продолжает искрить в агонии. Как в такой ситуации мне удалось уцелеть – загадка. Подозреваю, другим повезло меньше.

Если на происходящее посмотреть со стороны, то перед глазами тут же всплывают кадры из фильмов Тарковского. Вся эта вода, вся эта разруха будто сошли с экрана. Не хватает пары-тройки юродивых в поисках заветной «зоны», что одарит всех будто Дед Мороз.  Но, увы, это не фильм, а печальная реальность.

От лаборатории ничего не осталось. Годы кропотливой работы насмарку. Да и мое существование пока что под вопросом. Первые часы покажут мне, что было в разбившихся колбах. Остается ждать...

Еще вчера все было иначе. Город тяжело дышал своими прокуренными стальными легкими, пока сонные горожане штурмовали общественный транспорт. В промерзшие стекла автобуса украдкой скреблись первые солнечные лучи. Утро выдалось на редкость солнечным. Мороз щекотал щеки, а снег весело хрустел под ногами. На дворе стояло двадцатое декабря две тысячи двенадцатого – четверг. Я еду на работу в свой родной НИИ. Автобус набит народом под завязку. Полчаса пути через пробки и заторы, и вот я спускаюсь в метро. Вежливо пропустив два переполненных поезда, мне удается комфортно усесться в одном из вагонов третьего. Вагон наполовину пуст. Но на следующей станции будет опять не протолкнуться. Полтора часа пути проходят в полудреме с перерывами на две пересадки. Потом двадцать минут пешком до проходной, еще минут пять черед кишащую собаками и трудовыми мигрантами промышленную зону и вот он  вход в институт. Проходная, коридор, лифт, проходная, коридор. На всем протяжении пути меня встречают обшарпанные зеленые стены и отбитая кафельная плитка, затопленный туалет на первом этаже привычно источает зловоние, а в курилке ютится пара побитых жизнью дворняг. Длинные извилистые коридоры напоминают лабиринт. Но я за годы работы здесь досконально выучила маршрут и безошибочно останавливаюсь у двери в лабораторию. Она находится аккурат между офисом по изготовлению визиток и технической поддержкой интернет-провайдера.

Я распахиваю дверь и вхожу. Дверь шумно захлопывается за спиной. И тишина мрачно повисает в воздухе.

В лаборатории прохладно.

Вдоль стены чередуются шкафы со склянками, химикатами и лабораторными мышами.  Чистые склянки и химикаты замерли в ожидании своего часа, белые мышата в клетках беззаботно копошатся, не подозревая, какая участь им уготована. Напротив – мигают мониторы, шумят вентиляторами системные блоки компьютеров. В дальнем углу притаилась кофеварка и пара чашек. По всему периметру расставлена дешевая офисная мебель из ДСП и жесткие синие стулья.

Очередное рабочее утро объявило себя открытым.

Первым делом я ринулась к кофеварке. Но, увы, все запасы кофе были исчерпаны. Кулер для воды был так же пуст. Ничего не оставалось, как разжевать пару волшебных таблеток, напялить на себя медицинский халат и приняться за работу.

Итак, мышь, ты враг – твой народ враг мне, а мы не любим врагов. Я – враг твой. И весь мир враг мой, а я ненавижу своих врагов. Всего одна инъекция... всего одна. И все кончено. А так же вивисекция и препарирование на протяжении последующих четырех часов с пятиминутным перерывом на курение. Еще пара таблеток заскрипело на зубах и снова за опыты.

Ближе к обеду к обеду мой рабочий стол напоминал поле боя. Повсюду лежали павшие во имя науки воины. Воздух был пропитан кровью, едкими химическими соединениями и спиртом. Препараты моим жертвам, а спирт мне.

И вот долгожданное время обеда. Наконец-то можно отложить в сторону скальпель и предаться праздности. Можно лечь на пол посреди лаборатории, закрыть глаза и оторваться от земли. Только небо и облака сахарной ватой шуршат где-то в паре шагов от меня. Кажется, что под этим небом можно лежать вечно. Весь мир одна большая химическая схематичная структура – все просто и понятно. Сквозь меня проходят химические уравнения. Я эволюционирую в нечто большее. Меня как будто нет. Меня нет. Все – иллюзия.

– Утро давно прошло. – голос Ольги вернул меня к реальности.

– Сколько сейчас времени? – с трудом выдавила я.

– Начало третьего.

– Еще один обед в небытие.

– Эта штука когда-нибудь тебя убьет. Ты семью создавать не планируешь вовсе?

– А смысл? Если создавать, то явно не в этой стране. С учетом того, что меня за пределы нашей Родины вряд ли когда-нибудь выпустят, то нет, не планирую.

– А себя не жалко?

– Когда-нибудь еще не настало, коллега. В конечном итоге мы все – никчемная биомасса по ошибке наделенная разумом. Если завтра наступит конец света, то вселенная едва ли заметит гибель отдельно взятой планеты. Смысла в нашем существовании нет. Я все больше убеждаюсь в этом. Разве что для опытов нас кто создал, да и благополучно забыл. А мы ищем в этом неоконченном опыте скрытый смысл. Придумываем богов, дабы оправдать собственное существование. А итог один – палки и камни. Палки и камни... палки и камни...

– Завязывай-ка ты есть по половине упаковке таблеток за смену. Мне кажется, что еще немного, и ты сойдешь с ума. Или уже сошла.

– Я продуктивно работаю во всех состояниях. Я – профессионал.

– Вижу. Надо бы со стола убрать дохлятину, а то опять начальство ругаться будет. Помнишь, какой скандал в прошлый раз был? Или прошлое лето напомнить? Напомнить, во что эта мертвечина превратилась?

– Так, не лето вроде. Да и красное на белом не так уж и плохо смотрится.

– Я все уберу. Приходи в себя, и продолжим работу.

– Спасибо, родная.  Скажи, ты бы хотела под этим небом лежать вечно?

– Что?

– Обычный вопрос.

– Что ты несешь?

– Ты такая, потому что мясо ешь. Откажись. Мысли сразу прояснятся.

– Тебе твоя диета не мешает убивать живые существа.

– Это наука – это совсем другое.  Тебе не понять. Тебе не понять. Не понять. Оставь меня в покое! Не трогай меня. Твои мысли душат меня. Иди займись делом, стерва! Палки и камни...

– Ты бредишь! Черт! У нас сроки горят! Приходи в себя немедленно, профессионал, а то нас с тобой препарируют за место мышей!

– Я в порядке. Иди, расчищай поле боя и неси нашу камеру пыток – наш милый gaswagen. Я скоро приду. Надеюсь, ты принесла из столовой кофе с минералкой? Если нет, то принеси. Мне в таком состоянии там лучше не показываться.

– Хорошо. Только ничего не трогай тут, пока я буду ходить в столовую.

– Никто не против – все за.

– Я скоро.

Шаги. Хлопнула дверь. Звенящая тишина стремительно ворвалась в уши. Скрип дверной ручки. Хлопок. Шаги. Запах кофе, способный разбудить мертвого пронесся по лаборатории.

Хочется пить. На языке кислый вкус от лекарств и тошнота. Очень хочется пить.

Пришлось подняться с пола. Со второй попытки это удалось сделать окончательно.

Перед глазами все плывет и качается. А ведь в сводках погоды про шторм было ни слова.

Обжигающий вкус кофе с привкусом подгоревшей помойки вернул меня к жизни. Надо обязательно сказать спасибо шеф-повару при первой же возможности. Так же Бог в лице Ольги прислал тарелку гречневой каши и овощной салат. На ее тарелке так же присутствовало мясо со всеми вытекающими из него последствиями. Но ей простительно.

Обед прошел в молчании.

 Покончив с трапезой, мы принялись дальше пытать наших подопечных. Из шкафа Ольга извлекла коробку с нашим gaswagen, или говоря проще – «душегубку» - небольшой плотно закрытый аквариум с несколькими трубками и двойным дном. Одним движением безобидная конструкция становится газовой камерой для подопытных. В связи с плохим финансированием отечественной науки как класса, этот аквариум так же был инкубатором, хосписом, одиночной камерой и даже полигоном для испытания бактериологического оружия. Благо потом это все утилизировали это все другие, совершенно не знакомые мне люди. Пусть заброшенный скотомогильник им будет пухом. Людей в России много – людей не жалко.

Сегодня пришло время опыта номер шестьдесят четыре. Цель, как и всегда – смерть. Мы будем умерщвлять пациентов новой вариацией на тему бактериологического оружия. Обитель зла раскрывает свои объятия, друзья.

– Препарат №25398439666 ищет свою первую жертву. Есть желающие? Нет желающих. Понятно. Оль, ну, что, кинем монетку? Или считалочку подскажешь? Ну же!

–  А может, первого попавшегося возьмем?

– Нет. Кому суждено гореть не утонет. Жребий должен определить жертву. В моем iPhone есть генератор случайных чисел. Эдакий предсказатель. Я его переписала таким образом, что она выдает те или иные словосочетания, составленные в случайном порядке. Опробуем?

– И давно твоя зарплата стала позволять такие излишества?

– На какой-то конференции подарили. Сейчас это модно. Типа инновации, типа «встаем с колен». Мне кажется, сейчас любой юродивый может себе может позволить себе быть модным. Даже если он в этой игрушке разбирается, как свинья в апельсинах. Дорого, значит можно. Хотя, в штатах себе эту штуку может позволить любой ниггер из гетто. А в России – мечта гламурного быдла, хипстеров и бизнесменов всех мастей. Как аборигены с консервной банкой носятся с этим огрызком. И я не прочь. Благо он у меня теперь умеет все что мне нужно. Даже орудием судьбы может быть. Глядишь, скоро отравленные яблоки вернуться в моду. Как думаешь?

– Думаю, у тебя давно с психикой нелады.

– Если меня уволят, то не думаю, что они смогут найти специалиста такого класса на нищенскую зарплату дворника-нелегала. Так что терпи.

– Итак, начинаем опыт?

– Да.

Я достаю из кармана джинсов модный черный гаджет. Он радостно отзывается на прикосновение моих пальцев. Еще немного, и модифицированный генератор случайных чисел сделает свое черное дело.

– Так, Оль, ищи подопытного с отметиной. Из той белиберды, что выдал этот бесполезный кусок железа ясно одно – нам нужен меченый. Помещай его в аквариум, а дальше ты сама все знаешь. А я пока схожу в курилку.

Курилкой у нас была узкая лестничная клетка на этаже. Стены измазаны копотью от затушенных окурков. Всюду валяются «бычки». В мусорной корзине одиноко стоит недопитая бутылка дагестанского коньяка.

  Я достаю из кармана чуть помятую пачку сигарет. Из нее сигарету. Долго ищу по карманам зажигалку, пока мне ни дает в руки зажигалку проходящий мимо сотрудник НИИ. За ним по лестнице следуют два оборванных таджика, груженые каким-то строительным хламом.

Когда они ушли, я подпаливаю сигарету и вдыхаю кисло-сладкий дым сигареты. Фиолетовые кольца дыма медленно плывут по воздуху. И тают.

Разбитое тело ничего не хочет. Бросить бы все. Уехать в глушь, в Саратов, да поздно. Остается достать из мусорного ведра полупустую коньячную бутылку, откупорить деревянную пробку и утопить в ней истлевшую до середины сигарету. Мелочь, а на душе стало значительно легче. И настроение улучшилось!

Вернувшись в лабораторию, я обнаружила, что все уже готово.

– Ну, что, Оленька, приступаем?

– Да.

– Итак, запись №5440: опытный образец №19816 – мышь белого цвета с черной отметиной на левом боку. Опытный образец готов к вводу препарата №25398439666. Способ ввода препарата – инъекция. Заметка: на втором опытном образце будет испытан препарат №25398439666 в газообразной форме. Примерное время опыта – один час. Отсчет времени будет начат после ввода препарата одному из опытных образцов. По истечении контрольного времени, препарат будет использован на опытном образце №2. По окончании опыта все расходные материалы будут утилизированы в соответствии с распоряжением №53.

– Коллега, а вы не думали, что результаты нашего труда когда-нибудь могут быть использованы против нас?

– Все равно умирать. Днем раньше, днем позже – какая разница? И какая ирония, умереть от собственного изобретения, не правда ли? Интересно, куда пойдут наши наработки?

– Каким-нибудь полоумным арабам в какой-нибудь Иран. Куда же еще? Махмуд  России друг и брат.

– А так же все другие религиозные фанатики. Слышала вчера в новостях про  стрельбу в еврейском квартале? Третий раз за год. Опять гражданин Франции арабского происхождения схватился за пистолет. И вся эта революционная волна на востоке... И все эти «не законные бандформирования»...

– И законные. Для кого всю эту отраву делаем. А ведь завтра это все с лихвой может вернуться к нам назад.

– Может быть. Уже думаешь увольняться?

– Почему бы нет?

– Хочешь умереть молодой от сердечного приступа? Такое бывает. От судьбы не уйдешь.

– Что теперь делать?

– Работать. Или у тебя есть идея получше?

Последующие два часа опытов прошли в молчании.

Наши мохнатые пациенты умирали в муках, а мы бесстрастно фиксировали происходящее.

Как и ожидалось, наши научные изыскания завершились успешно. Осталось позвонить «наверх», чтобы внедряли разработку дальше. Государственные испытания и все такое. А дальше остается только ждать.

Ольга уселась за один из компьютеров и с головой погрузилась во всемирную паутину. Всякие там видео обзоры для работников офисов. И это хорошо. Людям нужна отдушина. Ведь люди найдут сто пятьсот поводов, чтобы проявить свою безграничную глупость на просторах Интернета. Иных не исправит даже могила. Но ей это нравится. Пусть смотрит.

Я же вновь улеглась посреди лаборатории и закрыла глаза.

Первое, что я увидела, когда пришла в себя – была бабочка. Ее сине-черные крылья размазанным пятном расплылись у меня перед глазами. Через какое-то время предметы обрели свои привычные очертания. Из непроглядного тумана проявились серые стены, облупившийся желтоватый потолок и изъеденный ржавчиной светильник под ним. Тускло светит лампа, а вокруг нее кружат мотыльки.

Я лежу в холодной вязкой жиже, и под моей спиной мной хрустит битое стекло. Вокруг разбросаны остатки компьютеров и офисной мебели.

Ольги нигде нет. Мышей тоже. Возможно, они все мертвы. И я, скорее всего, отправлюсь за ними следом. Только помучаюсь немного напоследок.

Как ни странно, жизнь не проносится у меня пред глазами. Никаких воспоминаний. Или быть может мне просто нечего вспомнить?

Где-то вдалеке слышатся взрывы.

Перед глазами невольно встают ужасающие картины наступившего Армагеддона. Языки огня жадно облизывают небо, рушатся здания, погребая под собой все живое. Светофоры разом сошли с ума, горят машины, трамваи со скрежетом сходят с рельс, переполненные трупами автобусы несутся из города прочь. Троллейбусы запутались рогами в проводах. Туда-сюда бегают люди. Вокруг паника. С неба на землю летят бомбы. Часть из них несет в себе ядерный заряд, а часть – смертельные бактерии.  То тут, то там подрывают себя бородатые религиозные фанатики. Города охватывает хаос.

Израиль наносит упреждающий удар по Ирану. Египет атакует Израиль. Израиль наносит ответный удар по Египту. В войну включаются США и Сирия. Следом подключаются Россия и Китай. Уже не понятно кто по кому наносит удары. Раскаленная почва пожирает все живое. Земной шар вот-вот расколется на части...

Тем временем мое тело ползет по коридорам полуразрушенного НИИ, оставляя за собой кровавый след. Я уже не участник, а отстраненный зритель. Пока оставшиеся в живых сотрудники опустошают в аптечках последние запасы торена в надежде спастись, я отсчитываю свои последние минуты.

Наконец я оказываюсь у последней черты. Точка невозвращения пройдена. Что-то внутри меня устремляется ввысь, оставив тело беспомощно лежать на растрескавшемся полу. Больше нечего терять. У меня осталось лишь небо, под которым я осталась лежать вечно.