Нет свободы для ирландца, пока Ирландия не свободна.

Беседа в столовой Дарк Хилл Кастла напоминала мне течение Гольфстрима: остроумные реплики с легкостью уносились от моего брата Андрея к его жене Натали, кружили вокруг и текли дальше, к нашей общей подруге Анне. Там они замедлялись, наталкиваясь на суровое молчание ее мужа Шона, но в конце концов прибивались ко мне, дрейфовали и пытались приступом взять еще более пугающее препятствие в лице Мэта, моего супруга, со спокойствием айсберга изучающего противоположную стену зала. Охладевший и утративший живость разговор относило к Андрею, и тот с неутомимостью природной стихии направлял его вновь по течению.

Когда силы брата заметно иссякли, я встала из-за стола:

– Предлагаю перейти в гостиную. Там можно немного отдохнуть и поделиться нашими маленькими женскими секретами.

Я выразительно посмотрела на Андрея, и тот с лету подхватил мою мысль:

– А мы, пожалуй, отправимся в бильярдную, Шон. Сыграем пару-тройку партий. Ты с нами, Мэт?

– Сожалею, но у меня дела, – объявил мой муж без капли сожаления в темных как ночь глазах и вышел из столовой.

Подруги чуть ли не одновременно облегченно вздохнули – впрочем, тут же смущенно переглянувшись. Даже Шон явно почувствовал себя свободней, хотя до этого ничем не показал, что присутствие Мэта его как-то пугает или стесняет. Но Шон был воином – возможно, память предков ему подсказала, что где-то здесь таится угроза для его рода?

Мой муж только казался человеком, на самом же деле он был одним из Темных принцев Туата Де Данаан, как их именовали с древних времен ирландцы, – детей богини Дану. По-другому их еще звали фейри. Приближение этих богоподобных бессмертных существ к человеческим жилищам вызывало ужас: они превращали людей в своих рабов или еще хуже – доводили до гибели своим смертоносным эротическим воздействием.

Последнее свое свойство муж научился приглушать, но флюиды опасности наверняка продолжали витать в воздухе около него, иначе большинство моих знакомых не чувствовали бы себя так стесненно в его присутствии. Но Шон... Он словно сразу заковал себя в броню, и в какое-то мгновение я даже отчетливо услышала скрежещущий звук металлических доспехов. Мне все больше и больше хотелось узнать, что он за человек.

В свое время история увлечения моей университетской подруги Анны боевиком Ирландской республиканской армии наделала много шума: девушка из благополучной, консервативной английской семьи и ирландский головорез, террорист – подумать только! Даже я поддалась всеобщей панике и уверенно заявляла, что эта любовь была наслана на нее демоном, Королем Ада Белетом, – и я нисколько не преувеличивала, он вполне мог это сделать, такое уж у него свойство.

Но пора вернуться к делам земным. И мне, и Натали не терпелось узнать в подробностях то, что предшествовало замужеству нашей подруги. Именно поэтому я увлекла их за собой в небольшую гостиную, в семейных кругах именуемую комнатой для отдыха. Устроившись на диване и обложившись со всех сторон мягкими подушками, мы приготовились слушать рассказ Анны.

***

Тот день начался с волнений: еще по дороге в аэропорт она узнала, что авиадиспетчеры объявили забастовку, и большинство рейсов отменено. Приготовившись к самому худшему, Анна отыскала в аэровокзале табло вылетов и облегченно вздохнула: ее рейс задерживался всего-то на час – значит, если ничего не изменится, она еще может успеть до конца рабочего дня попасть в лисбернский филиал.

После окончания университета Анне предложили должность юриста в одном из крупнейших банков страны – HFC Bank. Правда, не в лондонском головном офисе, а в их отделении в Лидсе. Но это было даже хорошо: после краха своей компании отец продал всю недвижимость в столице и вместе с матерью Анны переехал жить в свой родовой особняк в Арме, а Анне не хотелось встречаться со своим прежним столичным окружением и выслушивать слова сочувствия.

Родители легко смогли адаптироваться на новом месте: они быстро обзавелись друзьями и даже нашли себе занятия по душе. А ведь отец никогда не любил свою родину. И Анна легко могла его понять. Почти каждый год во время своих школьных каникул – обычно это случалось в августе – она приезжала к бабушке и дедушке в Северную Ирландию. В то время графство, столицей которого являлась Арма, считалось оплотом ирландских националистов – там постоянно происходили какие-то беспорядки, и введенные туда британские войска с переменным успехом пытались их погасить.

В Либурне, крупнейшем городе графства, даже построили линию мира – ограждение, разделяющее католические и протестантские кварталы. В первых жили коренные ирландцы, требующие присоединения Ольстера[1] к Ирландии. В протестантских кварталах, которые населяли англо-ирландцы и шотландо-ирландцы, настроения были совсем другие: их устраивало нынешнее положение дел, по своим политическим взглядам они были юнионистами или лоялистами – преданными подданными Британии.

Арма же оставалась небольшим городком, самым маленьким на всем острове, жители которого знали друг друга в лицо, и потому крупных беспорядков там никогда не наблюдалось. Больше того, еще с кельтских времен город являлся оплотом религии, поэтому обе епархии: и католическая, и протестантская – сделали его своим центром. Но, конечно же, не все в Арме было таким идиллическим. Нет-нет да и возникали конфликты на бытовой почве, а среди детей и молодежи они случались гораздо чаще, чем того хотелось.

Семья Анны Грэм как нельзя лучше соответствовала духу Армы: англичане по происхождению, они тем не менее исповедовали католическую веру – и так уже продолжалось много веков. С чего это повелось, никто не мог объяснить, но обращаться в другую конфессию только потому, что они родом из Англии, им и голову не приходило. По иронии судьбы не относящиеся полностью ни к той, ни к другой части населения Северной Ирландии, Грэмы ощущали на себе отчуждение со стороны обеих. Но до серьезных преследований дело не доходило. Хотя, кто знает, что здесь происходило с отцом в детстве, подумала вдруг Анна. Ведь недаром же он совсем не жаждал сюда возвращаться.

Предаваясь размышлениям, она совсем забыла о настоящем. Взглянув снова на табло и с радостью отметив, что  время вылета так и не изменилось, Анна достала служебные бумаги и стала их просматривать, делая на полях пометки, а затем раскладывая документы по разным отделениям вместительной кожаной папки. Сейчас главное – долететь до Белфаста, а там до Лисберна рукой подать. И как только она передаст юристу местного филиала эти бумаги под подпись и озвучит переданные на словах инструкции руководства, она свободна как ветер!

Такой долгожданный, первый за два последних года отпуск! Она ждала его как манны небесной, и весь уже распланировала. Но в первую очередь она, конечно же, заедет к родителям в Арму и немного там погостит. Может быть, даже удастся увидеться с Патрицией МакКарди, Пэт, – своей ирландской подругой, которая с первого дня их знакомства взяла ее под свое крыло и старательно оберегала от любых нападок.

 Добравшись до Лисберна и завершив дела быстрее, чем рассчитывала вначале, Анна вышла из офиса и пошла вниз по Уэсли-стрит. День был не жаркий, но солнечный, а в Ирландии такие дни достаточно редки. Трава на газонах и аккуратно подстриженные кусты по краям тротуара оставались ярко-зелеными, хотя в Западном Йоркшире, откуда она только что прибыла, уже нет-нет да проглядывала желтизна в кронах деревьев, а трава наполовину высохла. Анна тогда еще весело подумала: «Поистине изумрудный остров!» и достала из сумочки телефон. Она собиралась позвонить родителям, чтобы предупредить их о своем приезде, но когда потянулась пальцем к строчке с номером отца, вдруг передумала: пусть это станет сюрпризом!

Она заулыбалась, представляя, как они обрадуются: мама тут же поспешит на кухню, чтобы приготовить ей что-нибудь вкусненькое, а сама Анна в это время выйдет в яблоневый сад, окружающий со всех сторон их уютный двухэтажный дом в георгианском стиле. Она предвкушала, как пройдет знакомой тропой среди деревьев, по пути срывая с веток спелые плоды, как отыщет на самой его границе остаток крепостной стены и старую лестницу – Грэмы из поколения в поколение бережно сохраняли их и заделывали образующиеся в них трещины и проломы. А потом она заберется на самый верх, будет грызть знаменитые на всю Британию яблоки Армы, любоваться гладкой поверхностью озера и ждать заката.

Мечтательная улыбка еще не успела сойти с ее лица, когда что-то заставило ее повернуться и посмотреть направо. Она увидела короткий проулок, в глубине которого стоял автомобиль. Крышка багажника сзади была поднята, и под ней возились двое мужчин, лиц которых она не могла рассмотреть. Зато она хорошо видела лицо третьего. Он стоял, прислонившись к капоту, и смотрел прямо на нее. На секунду Анна замешкалась, и девушка, стоящая прямо перед ним, оглянулась.

Ее глаза, и так достаточно узкие из-за азиатского происхождения, сузились еще больше: ей явно не нравилось, что кто-то смотрит на ее парня. Анна тут же отвернулась и поспешила скорее пройти проулок, ощущая, как от этого взгляда у нее мороз пробежал по коже. Она узнала парня, но лучше бы ей сделать вид, что она его никогда не встречала: в детстве он являлся первым ее обидчиком. Только тогда он был худым и вертким, и она про себя называла его мартышкой. А сейчас он стал выше, крепче, и длинная волнистая челка спадала на его лоб, закрывая часть лица. Именно поэтому она не сразу поняла, что это Рори Кэмпбелл.

Непонятный страх не оставлял ее, и она решила перейти дорогу и свернуть в проход между домами. Чуть помедлив, Анна все-таки смогла сориентироваться и вышла из двора прямо на Милбрук-роуд – слева возвышалась городская библиотека, через дорогу – пустырь и почтовое депо. Значит, если повернуть направо, она без труда доберется до железнодорожной станции.

Она пошла вперед, попутно отметив, что ни впереди, ни сзади нет ни одного прохожего. Район будто вымер, и это, честно говоря, ее напрягало. Но шума двигателя за спиной она тоже не слышала, так что, скорее всего, ее страхи напрасны: ну подумаешь, Рори, настоящий экстремист еще в детстве; ну подумаешь, злобное личико его подружки – он другую и не заслужил; ну подумаешь... А что, собственно, он делает в Лисберне, населенном большей частью протестантами? Он, фанатичный ирландский католик?

Анна невольно поежилась и спросила себя: а что она делает здесь? Правильно, приехала по служебным делам. Так почему бы и Рори?.. Она не успела додумать свою мысль, как вдруг сзади взвизгнули тормоза, рядом с ней остановился автомобиль – и из него вышел объект ее размышлений.

– Привет, Энн. А я подумал, что мне почудилось. Какая ты стала...

Он плотоядно оглядел ее с головы до ног, и у нее по телу побежали мурашки. Едва не лязгнув зубами от страха, она ответила:

– Здравствуй, Рори. И я тебя тоже, признаться, не сразу узнала. Приятно было увидеться, а сейчас я спешу, меня ждут...

Она потянулась к сумке, чтобы достать телефон, но он ловко сорвал ее у нее с плеча и швырнул внутрь машины.

– Мы подвезем тебя, Энн. С огромным удовольствием!

Его глаза смеялись – видно, вся эта ситуация его жутко забавляла. Анна поняла: сейчас или никогда – и рванулась в сторону двора. Там обязательно кто-то должен ей повстречаться, они помогут, а Рори не посмеет!.. Последнее слово она додумала уже внутри, находясь на заднем сиденье между азиаткой и самим Кэмбеллом. Автомобиль тронулся с места, и Анна мысленно порадовалась тому, что это «авенджер» – сзади было так просторно, что ей не приходилось соприкасаться с Рори и его подружкой.

Она даже приободрилась и, поймав в зеркале любопытный взгляд водителя, громко сказала:

– Мне на железнодорожную станцию. – И на всякий случай добавила: – Пожалуйста.

Тот вдруг рассмеялся, как будто она сказала что-то очень смешное, а сидящий рядом с ним парень оглянулся и, не обращая на нее никакого внимания, холодно произнес:

– И как это понимать, Рори?

Тот наклонился к нему и фальшиво-бодрым голосом ответил:

– Шон, она узнала меня.

– Я не узнала, – поспешила вставить Анна.

– Молчи! – Рори полыхнул в ее сторону яростным взглядом.

– Она не узнала тебя, пока ты не поспешил ей представиться.

– Шон, я клянусь тебе!..

– Сейчас уже в этом нет смысла. – Парень впервые посмотрел на Анну своими ясными голубыми глазами и скомандовал водителю: – Выезжай на трассу. – И затем кивнул азиатке: – Шарлин.

Та достала откуда-то темную повязку, и Анна сделала последнюю попытку:

– Шон, пожалуйста! Я ничего не видела, и про вас тоже готова забыть сию же минуту. Отпустите меня. Мне надо в Энсор-хаус, к родителям. Они будут волноваться.

Но он так и не повернулся в ее сторону. Шон О’Нейл никогда не обращал на нее внимания. Что ж, ладно. Пусть завязывают. Ведь то, что она не должна видеть дорогу, может означать и то, что скоро ее отпустят. Главное, не злить их. Несмотря на то, что водитель выглядел этаким добродушным малым, на деле он оказался настоящим экстремалом: автомобиль несся как сумасшедший. Анну бросало из стороны в сторону, как при сильном шторме, и она изо всех сил старалась удержаться, чтобы не упасть ни на Рори, ни на особу с восточной внешностью и экзотическим именем Шарлин.

Машина тем временем съехала с трассы и, медленно перевалив через какое-то препятствие, остановилась. Хлопнула дверь, раздался незнакомый мужской голос – и с глаз Анны, наконец, сняли повязку. Рори вытащил ее наружу, и она огляделась. Они находились на небольшой поляне, окруженной низкорослыми деревьями. За ними виднелось поле с разложенными для просушки стеблями льна.

Незнакомец, поджидавший их у «лендровера», увидев всю компанию, вопросительно поднял брови. Шон подозвал Шарлин и велел пересаживаться, задержав около себя Рори. Последний заметно нервничал, и Анна втайне порадовалась этому.

Азиатка тем временем затолкнула ее на заднее сиденье внедорожника, а сама осталась снаружи. Рори принялся оправдывался перед незнакомцем, но при этом не переставал коситься на стоящего рядом Шона. И не зря – в какой-то момент тот просто молча врезал ему, и ирландец как мешок рухнул на землю.

Анна тут же опустила глаза: ни к чему давать повод Рори злиться на нее за то, что она стала свидетельницей его позора. Мужчины открыли багажники, перетащили груз и расселись по машинам: незнакомец укатил на их «авенджере», а они поехали по проселочной дороге мимо того самого поля с льном.

Глаза ей в этот раз завязывать не стали, и Анна могла видеть, как с бешеной скоростью они объезжали какие-то небольшие селения, а потом завернули за высоченный каменный забор. Последовала тряская езда по ухабам и рытвинам бездорожья, и они выехали к заброшенной ферме, около которой их снова ждал автомобиль и рядом с ним двое мужчин, одетых в джинсы и куртки с натянутыми на глаза капюшонами.

Шон первым вылетел из машины:

– Какого черта вы здесь делаете?

Один из мужчин откинул капюшон.

– Командир, мы привезли «пушера»[2].

Второй в это время стащил с заднего сиденья худощавого парнишку с мешком на голове и связанными сзади руками. Он поволок его по земле, бросив затем к ногам О’Нейла.

– Этот скотина промышлял в нашем квартале.

– Мне сейчас не до него. – Шон недовольно посмотрел в сторону «лендровера». – На месте не могли разобраться?

– Нет, слишком многолюдно. На прошлой неделе его видели в соседнем квартале. Или большая партия, или постоянные поставщики. Надо бы разобраться.

Подошедший к ним Рори пнул парня:

– Где брал наркоту, дурень?

Шарлин, крепко ухватив Анну за руку, вылезла из машины и встала рядом, наблюдая. Парнишка хныкал и что-то бормотал – было плохо слышно, что именно. Рори снова пнул его, уже по голове, и заорал:

– Говори, мать твою, гаденыш, кто твои поставщики!

Тот заверещал, и тут вдруг Шон вытащил пистолет и выстрелил дилеру прямо в колено. Дождавшись, пока визги раненого перешли в глухие стоны, совершенно спокойно заявил ему:

– Или ты сейчас же назовешь, где и у кого берешь товар, или следующую пулю получишь в голову.

Анна стояла, зажав кулаком рот, и молилась, чтобы парень им все рассказал. Но тот и сам понял, что лучше уступить, и выложил все, что знал. Выслушав, Шон передал пистолет Рори и, отвернувшись, пошел к своей машине. Но Анна не замечала его, она видела только, как Кэмпбелл поднял пистолет и направил его на истекающего кровью парня. Ее крик и выстрел прозвучали одновременно. Подошедший О’Нейл развернул ее по направлению к дому и подтолкнул в спину.

– Почему она до сих пор здесь, Шарлин?

Та с вызовом ответила:

– А я ей в няньки не нанималась, командир! И вообще, нам пора заняться настоящим делом и разобраться с другим ублюдком.

Она кивнула на багажник «лендровера», и до Анны вдруг дошло, что все это время с ними ехал еще один пассажир. Так вот почему ее не отпустили – она стала свидетельницей похищения! И в итоге ее саму похитили.

Она оглянулась: парня, уже с обоими прострелянными коленями, затаскивали в машину. Судя по тому, что он не издавал ни звука, он либо мертв, либо без сознания. Она никогда не представляла, что Шон может быть таким жестоким. Рори да, о нем всегда это можно было сказать, но Шон...

– Шагай, Чарли, и не указывай, что нам делать. Лично я хочу сейчас пообедать.

Подошедший к ним Рори явно был в хорошем расположении духа. Азиатка сверкнула в его сторону темными, как чернослив, глазами:

– Заткнись и не называй меня больше Чарли! Меня зовут Шарлотта, трудно запомнить, идиот?

– Все в дом, – не ввязываясь в пререкания, приказал их командир и направился к ферме, за дверями которой уже исчез водитель.

Внутри заброшенное здание выглядело довольно обжитым: посередине стоял большой обеденный стол, вокруг него расставлены стулья. Слева у стены расположились пара потертых кресел, журнальный стол, диван и перед ним телевизор. У стены напротив Анна с удивлением заметила старенькое пианино, дальше она увидела три закрытых двери, а четвертая была распахнута настежь – за ней явно располагалась кухня. Оттуда выглянула худенькая веснушчатая девушка:

– Сейчас все приготовлю, минуту!

И тут же снова исчезла. Шарлин молча уселась в кресло и начала листать какой-то журнал. Рори подтолкнул Анну к столу и заглянул в кухню:

– Джонни, кончай ее отвлекать. Я жуть как проголодался.

Худенькая повариха взялась расставлять на столе тарелки, и Анна собралась встать, чтобы ей помочь, но вовремя заметила устремленный на нее мрачный взгляд Шона и опустилась обратно. Вскоре на столе появились миски с дымящимся супом, мясо, овощи, свежеиспеченный хлеб и ячменные булочки. Мужчины дружно принялись за еду, к ним присоединилась и Шарлин.

– Как я люблю твои супы, Мэри, – передавая пустую тарелку, сказал Рори. – Умеете вы, шотландцы, их готовить.

– Мы всё умеем готовить, – улыбнулась девушка. – И вас можем научить. Разве у ирландцев есть своя кухня? Картошку и ту сварить толком не умеете.

– Ну не скажи. Какие картофельные блины моя мама готовит – пальчики оближешь! А ирландское рагу?

– А пиво? – подхватил Джонни, и все дружно рассмеялись. Даже по лицу Шона скользнула улыбка.

– Ну, если только пиво, – сквозь смех проговорила Мэри.

– А у англичан, как думаешь, есть кухня? – спросил у нее Рори, глядя с усмешкой на Анну.

– У англичан? – Девушка внимательно посмотрела на гостью. – А ты англичанка? Протестантка?

– Нет, я католичка.

– Да ты ешь, не обращай на них внимания. У всех есть кухня, – повернулась Мэри к Рори. – Только у одних она славная, а у других совершенно несъедобная!

Все снова рассмеялись, а девушка начала наливать каждому кофе.

– Плесни мне туда побольше виски, Мэри, нам сегодня предстоит много работы, – попросил Рори.

Мэри вопросительно взглянула на О’Нейла. Тот согласно кивнул:

– Сделай всем. И мне, и Джонни. И Шарлин, если захочет.

– Захочу, – потянулась та за кружкой.

И Анне, которой и до этого ничего не лезло в горло, так как перед глазами все еще стояли окровавленные колени того парня, и вовсе расхотелось есть. Заметив, что она ни к чему больше не притрагивается, Шон велел Рори отвести ее в одну из комнат:

– И захвати ее сумку, – добавил он. – Пусть продиктует тебе сообщение для родителей. Отправь его, и принеси все обратно.

Анна твердо решила: ей надо бежать. Ее пугали похотливые взгляды Рори, и все, что происходило здесь, тоже вызывало страх. Она и раньше догадывалась, но после того как услышала, что Шона называют командиром, все окончательно встало на свои места: она оказалась среди боевиков Ирландской республиканской армии. А с ними шутки плохи.

Едва войдя в эту комнату, она обратила внимание на небольшие квадратные окошки, расположенные под самым потолком. Они пропускали в комнату дневной свет, но были закрыты, хотя, возможно, она могла бы попытаться их открыть. Вот только как туда добраться?

Девушка внимательно оглядела комнату. Обстановка казалась спартанской: письменный стол, два стула, железная кровать, на которой она сейчас сидела, брошенный на пол у противоположной стены лежак и рядом труба... Труба! Узкая, она проходила по всему периметру стены, а затем поднималась наверх – и вот там ее диаметр был значительно больше.

Анна подошла и подергала ее: держится крепко – значит, должна выдержать. И она полезла вверх. Ей с трудом, но удалось дотянуться до крайнего окна. Потянув ручку на себя, она вдруг почувствовала, что та не поддается. Попробовала дернуть сильнее – ничего не получалось.  Слезы брызнули из глаз – в комнату в любой момент могли войти, а она висит под потолком и вот-вот рухнет вниз. И тут, на свое счастье, она заметила гвоздь, который и мешал окну открыться. Еще немного усилий – и вот он, путь к свободе.

С трудом удерживаясь на узком подоконнике, она развернулась и спрыгнула  вниз, больно ударившись о землю. Пошевелила ногами и руками – вроде бы ничего не сломано – и побежала к видневшемуся невдалеке ячменному полю. Если она успеет до него добежать, то сможет укрыться среди колосьев. Отлежится, а они, бог даст, о ней позабудут. Она почти добежала и даже занесла ногу, чтобы перемахнуть через плетеную изгородь, когда ее грубо схватили за шкирку и вернули на землю.

Короткий топ задрался чуть ли не до шеи, но она не спешила его поправлять – больше того, в ее голове мелькнула мысль, что если постараться натянуть его на голову, то можно будет спрятаться от пронзительного взгляда О‘Нейла. И от этого всем будет только хорошо. А придурку Рори лучше всех – вон с каким удовольствием он пялится на ее грудь.

Она одернула кофту и села, опустив голову.

– Ты всегда была глупой англичанкой, – услышала она презрительный голос Шона.

«А ты – рыжим!» – парировала про себя Анна.

Но тут, как всегда, вмешался Рори с его вечными кривляниями:

– Англикашки, вон из Ирландии!

Анна поднялась и свирепо уставилась на него, ясно осознавая, что Рори здесь единственный, кто искренне наслаждается происходящим. Джонни смотрел на нее с сочувствием, а Шарлин, презрительно скривив губы, подошла к Шону и успокаивающе погладила его по спине. Но тот, стряхнув ее руку, схватил Анну за предплечье и потащил обратно в дом.

Войдя в ту же комнату, он толкнул ее на лежак, достал из стола наручники, один надел на ее руку, второй защелкнул на злосчастной трубе.

– Если тебе не нравится ограниченная свобода, у тебя будет неограниченная тюрьма.

Он пошел к выходу, и Анна, решив, что ей уже нечего терять, выкрикнула:

– Когда вы меня отпустите?

Ответом ей послужила захлопнувшаяся дверь. Она подергала трубу – та даже не шелохнулась. То, что помогло ей при первом побеге, начисто лишало надежды на второй. Дверь снова открылась, и в комнату вошли Мэри и Джон. Мужчина поставил к стене лестницу и стал забивать гвоздями окна. Мэри принесла ей одеяло, подушку и другую одежду: джинсы и просторный свитер.

– У него длинные рукава, и они защитят твои руки. Какие же у тебя тонкие запястья!

– А как я его надену? – Анна кивнула на наручники.

– Ну как... А ключи нам на что? – улыбнулась Мэри. – Шон отдал их Джонни и велел мне принести тебе теплые вещи. Так что вот, держи еще. – Она протянула мягкий плед. – В него можно с головой закутаться, если вдруг замерзнешь. Ты зачем убежала-то?

– А ты видела, что они сделали с тем парнишкой? Который наркотиками торговал.

– Не видела. Но знаю. А что тут такого? Он жизни губит совсем молоденьким, детям совсем! И они знают, что им будет, когда их поймают. Самое малое – колени прострелят или битами перебьют. Чтобы не шатались больше по нашим кварталам! Пусть к лоялистам вон идут!

– Думаю, там их встретят точно так же, – ответил ей, слезая с лестницы, Джон. – Ну, давайте, показывайте, где ваши браслеты.

С помощью Мэри Анна быстро переоделась. Так и вправду стало гораздо удобнее.

– Ну вот, – сказала Мэри. – Сейчас я за тебя спокойна. Еду тебе я принесу сама. А вот кто тебя здесь будет охранять... Ну ночевать с тобой, – ответила она на удивленный взгляд Анны.

– Не надо со мной никому ночевать!

– Поздно ты спохватилась, голубка. Все уже решено.

– Только не Рори! – вырвалось у пленницы.

– А чего так? – рассмеялась шотландка. – Ты симпатичная, вот он глаз с тебя и не сводит.

– У нас с ним давняя вражда, еще с детства. Потому и не хочу видеть его рядом.

– Вот как... – удивленно протянула Мэри. – Тогда можно Шарлин попросить, только что-то я сомневаюсь...

– Нет, Шарлин не согласится, – кивнул Джон. – А мы с Мэри спим в другой комнате.

– Мы с ним муж и жена, – пояснила Мэри.

– Пусть Шон здесь ночует, – продолжил Джонни. – Это его комната, пусть сам в ней и спит.

– Она боится Шона, – покачала головой его жена.

– Я?! – возмутилась Анна. – Не боюсь я его ни капельки!

– Ну, тогда решено, – заключил Джон. – Так мы и ему скажем. Что, кроме него, больше некому.

Вечером, когда Мэри принесла ей кусок пирога с чаем и под охраной Джона проводила ее в туалет, Анна попыталась узнать у нее ответ на мучивший ее вопрос:

– Разве ИРА не распустили? Ведь об этом трубили все газеты. И телевидение тоже. И если это правда, то кто тогда вы?

– Мы истинная ИРА. – Мэри задорно усмехнулась: – А про распустившуюся ИРА нам ничего не известно[3].

– Значит, взрывы продолжатся?

Шотландка пожала плечами:

– Не знаю. Мы разведчики, наша задача – возмездие.

– Не болтай лишнего, Марион, – неожиданно раздался за спиной девушек строгий голос Джона.

Мэри не успела ничего ответить, потому что в этот момент до них донесся крик – крик невыносимой боли, наполненный животным страхом.

– Кто это? – дрожащим голосом спросила Анна.

– Враг, – хладнокровно ответила Мэри и повела ее в комнату.

Первая ночь выдалась неспокойной. Сначала она не могла уснуть из-за то и дело раздававшихся криков, а потом пришел Шон, и она укрылась с головой, чтобы не видеть, как он раздевается. Оказалось, что он и не раздевался – лежал, подложив руки под голову, и смотрел в потолок. А потом послышалось его ровное дыхание – уснул.

Лунный свет запутался в его волосах, и Анна вспомнила, как называется их цвет – венецианский блонд. Она усмехнулась: ничего более неподходящего для него нельзя придумать. Блонд... Он всегда был рыжим. Рыжий Шон. Легко верховодил всеми мальчишками в округе и, казалось, даже пальцем не шевелил для этого: просто говорил, и все тут же бежали исполнять его приказы.

Девчонки в него влюблялись с первого взгляда,  а он не обращал на них никакого внимания, все сидел и наигрывал что-то на своей гитаре – если его не занимало что-то важное, она всегда была в его руках. Зато Рори самым бессовестным образом использовал свою близость к вожаку: соблазнял юных красоток одну за другой.

Этой печальной участи избежали лишь Анна, которую Шон вообще не замечал, а Рори если и не давал прохода, то только для того, чтобы довести до слез, и Пэт, ее верная подруга, которая каждый раз, глядя на Шона, хмыкала себе под нос:

– И что в нем находят, не понимаю! Наш Патрик и то в сто раз красивее.

Ее брат Патрик и правда казался симпатичнее О’Нейла (но в сто раз или нет – это большой вопрос). Просто в Шоне всегда было что-то загадочное и отстраненное. Будто он скрывал какую-то тайну, которую не дано понять им, простым смертным. Однажды Рори, в очередной раз преследуя Анну, успевшую спрятаться от него за калиткой своего сада, прокричал:

– И это вовсе не ваш дом, чертовы англикашки! Здесь жил ирландский вождь! Убирайтесь к себе в Англию!

Помнится, его слова задели двенадцатилетнюю Анну, и она пошла спросить бабушку, так ли это. Та, конечно же, сказала, что это все неправда, наговоры злых мальчишек. Патриция тоже ничего об этом не знала, дедушка уже три года как умер, и Анна по приезде в Лондон попыталась узнать все у отца. Но тот лишь сказал, что их семья получила эту землю еще в семнадцатом веке как дар короля Якова за верную службу при дворе. И что да, были там развалины чего-то: может, крепостной стены, может, башни, так ведь Грэмы до сих пор хранят эту часть истории их земли, что еще они могут сделать?

Шон пошевелился, и Анна открыла глаза. Он перевернулся на бок спиной к ней, натянув на себя одеяло. Что ж, и ей надо поспать. Кто знает, что будет завтра. Может, с восходом солнца ее ждет свобода? Она повернулась лицом к стене, поудобнее устроила руку и заснула. Ей снилась каменная башня, на вершине которой стояла девушка в старинном платье и смотрела вдаль – на скачущего к ней всадника с развевающимся за спиной плащом. Когда он приблизился и снял шляпу, ветер разметал по плечам его длинные волосы – цвета венецианский блонд.

Раннее утро едва-едва окрасило комнату в серый цвет, как Шон поднялся с кровати и вышел. Чуть позже под окнами послышался шум – как будто что-то передвигали, и потом вновь установилась тишина. Анна лежала на спине, повернув голову, и наблюдала, как тонкий лучик солнца прокрался сначала на спинку кровати, а потом, осмелев, сбежал вниз, на подушку, разлив по ней сочные краски утра. После этого он спрыгнул на пол – и замер при виде незнакомки. Анна подставила ладонь, чтобы поприветствовать его, а заодно хоть немного согреть замерзшую руку.

За окнами снова раздался шорох, и вдруг в комнату проникла мелодия: печальная и одновременно отчаянная – словно струны гитары перебирала сама душа музыканта. Забыв обо всем, Анна слушала музыку, и слезы сожаления переполняли ее глаза: если бы это было другое время, другая страна... другие они. Но вот раздался последний аккорд – громкий, словно Шон находился рядом, и она снова повернулась к стене, будто и не просыпалась.

Днем она опять слышала крики, но было понятно, что человек уже измучен так, что у него не осталось сил и на них. В одну из пауз в комнату зашла Шарлин. Не обращая внимания на пленницу, она уселась за стол и стала что-то писать. Потом так же молча, забрав записи, ушла. Анна уже знала от Мэри, что Шарлин родом из Индонезии, что у нее в Белфасте был жених, который состоял в ИРА и погиб во время одной из акций. Еще она добавила, что у Шарлотты порой просто крышу сносит, поэтому лучше ей не перечить. Но Анна и сама уже это поняла.

На следующее утро она вновь проснулась от того, что Шон собрался, едва рассвело, на улицу. В этот раз она не стала притворяться спящей:

– Можно я тоже выйду? Хочется подышать свежим воздухом.

– А тебя разве не выводят днем?

Анна подергала наручники:

– Рука затекла уже. Ну позволь, я тоже хочу посмотреть на восход. В городе такое не часто увидишь.

– В городе такое вообще не увидишь, – отрезал Шон, но все-таки снял наручники и взял ее с собой.

Над уже знакомым ей ячменным полем стоял туман. Он поднимался еще выше, так что едва были видны лесистые холмы, протянувшиеся до самой линии горизонта. Казалось, что там внизу укрылся от глаз человека мистический, потусторонний мир Ирландии. Вверху же, сквозь рассеивающийся туман и низкие облака, уже проглядывали перламутровые полосы неба: то мерцающие серебром, то отливающие нежно-розовым оттенком зари.

Едва дыша, Анна наблюдала за тем, как разливается по небу багрянец, высвечивая облака и освобождая место для восходящего светила, как врезаются в долину золотые лучи, разрывая в клочья серый туман и возвещая о приходе нового дня. И вот уже взмывает над горизонтом оно – огромное солнечное полушарие, несущее с собой свет и тепло.

– Ты была когда-нибудь в горах Морн? – вдруг спросил у нее Шон.

С трудом оторвавшись от звенящей кругом красоты, девушка помотала головой:

– Нет. А ты?

– Был. И обязательно съезжу туда снова. Там живет дух Ирландии.

– Что, правда?

Она впервые почувствовала в его голосе улыбку.

– Правда не правда, а ты просто ощущаешь там это. Когда стоишь наверху, над головой облака, вокруг фиолетовые от вереска вершины, а внизу сосновый лес. И волны бьются о скалы. И жужжат пчелы. А ты стоишь там и думаешь, что ты Бог. Ну, или он где-то рядом.

Словно устыдившись своих откровений, Шон достал сигарету и закурил.

– Будешь?

– Нет, я лучше так. Подышу.

Он снова усмехнулся:

– Бросила?

– Пытаюсь. – Помолчав, она спросила: – Думаешь, Ирландия будет когда-нибудь одной страной?

– Я не думаю, я борюсь за это. Хотя там, в республике, уже и не думают о нас. И говорим мы не так, и делаем не это.

– Тогда зачем?

– Затем. Неправильно это, когда захватчики чувствуют себя царями. Они загоняют нас в гетто и в открытую уничтожают.

– Но разве не вы?.. – Анна не стала договаривать, натолкнувшись на его взгляд.

Докурив, он уже спокойнее продолжил:

– Не мы первые это начали. Они захватили нашу землю, они согнали с нее настоящих хозяев. И они ответят за это.

Вспомнив слова Рори об Энсор-хаусе, Анна осторожно спросила:

– Ты не знаешь историю нашего дома? Кому он принадлежал раньше?

– Там был не дом, а замок. Дом построили уже твои предки.

– Значит, знаешь? Пожалуйста, расскажи!

– А твои родители тебе ничего не рассказывали?

Она вздохнула:

– Дед умер, когда я была еще маленькой, бабушка ничего не знала. А отец сказал, что когда сюда переехала наша семья, здесь оказались лишь развалины. И пустая земля.

– Ну понятно, что пустая. – Он горько усмехнулся.

– Так расскажешь?

– Потом. Сейчас мне некогда.

Он встал и повел ее в дом, снова в ее темницу. Но, странное дело, на душе у Анны сейчас было светло.

В этот день на ферму приехали кто-то еще. Она слышала их голоса, топот ног, смех, а одна девушка даже заглянула к ней, с любопытством осмотрела ее лежак и ее саму, хмыкнула и снова исчезла. После полудня все куда-то уехали, и Анне даже удалось пообедать за столом в большой комнате. Правда, кроме нее и Мэри, там еще находился незнакомец, которого шотландка называла Томасом, но он почти все время сидел, уткнувшись в телевизор, хотя время от времени зорко поглядывал в ее сторону. И было понятно, что его оставили приглядывать за ней.

Вечером раздался шум моторов, в доме снова послышались чужие голоса, но затем все стихло и лишь редкие смешки Шарлин и громкие замечания Рори разбавляли эту тишину. К ночи пошел дождь, во все щели подул сильный ветер, и даже плед, в который плотно закуталась Анна, не спасал ее от холода. К тому времени, когда Шон пришел спать, она лежала, свернувшись в клубочек, и пыталась хоть как-то согреться.

– Черт, – услышала она его голос и повернулась. – Здесь стало холодновато.

– Не то слово, – просипела она.

Он с сомнением посмотрел на свою кровать.

– Ладно, поместимся вдвоем.

Наклонившись, он отстегнул от трубы наручники, пока Анна раздумывала: радоваться ей или возмущаться. В итоге она решила дипломатично промолчать и сделать вид, что все происходящее в порядке вещей. Правда, когда второй наручник защелкнулся на одной из кроватных дуг, она проворчала:

– А это-то зачем? Не нападу же я на тебя ночью.

Но Шон ничего не ответил, а она не стала переспрашивать. Под двумя одеялами и пледом было удобно и тепло, рядом с кроватью уютно потрескивал принесенный ее тюремщиком обогреватель – и вот такая жизнь ей показалась уже вполне, вполне сносной. К тому времени, когда он устроился рядом, она едва не мурлыкала от удовольствия, поэтому, потеряв всякий страх и почтение, уткнулась ему в плечо и прошептала:

– А сейчас сказку.

От него пахло мылом, дождем и ячменными булочками Мэри. И она, как всегда некстати, вспомнила, что у нее уже полгода не было секса. Ну, если не считать... Короче, не было.

– А обратно на лежак? – отрезвил ее бесстрастный голос рыжего ирландца. – Раз уж ты согрелась.

Анна обиженно отстранилась и попыталась перевернуться на другой бок, поднырнув под свою же руку, пристегнутую наручником к кровати. И, конечно же, застряла, уткнувшись носом в подушку. Попыхтев еще немного, она все-таки справилась с задачей и, довольная собой, наконец-то улеглась лицом к стене, освещенной зыбким лунным светом. Давясь смехом, Шон спросил:

– Так рассказать тебе историю Энсор-хауса?

– Да! – воскликнула она и собралась перевернуться обратно, но остановилась, услышав:

– O a Dhia![4] – После чего он отстегнул наручники и положил себе под подушку, добавив: – Только не радуйся, позже снова надену. – Он немного помолчал, прежде чем приступить к рассказу. – Земля, на которой стоит дом твоих родителей, принадлежала мятежному графу. Так его назвали потом, а при дворе Елизаветы он считался другом Англии, и, говорят, сама королева благоволила ему. Но, вернувшись в Ирландию, граф задумал объединить кланы и выступить против Англии. Ему это удалось. Под его командованием ирландская армия несколько раз одерживала победу, и войскам Елизаветы приходилось бежать. Но в одном из боев их предал изменник, и после этого удача отступила от него. Еще два года он воевал, а затем на трон взошел Яков и решил раздать эти земли своим верным подданным. Графу пришлось попрощаться со своей родиной и отплыть во Францию. Оставить Ирландию и замок Тирон, чтобы выжить.

Он замолчал. Анна могла бы поспорить на что угодно – граф Тирон наверняка был рыжеволосым, но спросила совсем другое:

– Как его звали?

– Его звали Хью.

– А фамилия О’Нейл? – не выдержала она.

– Знаешь что, – вместо ответа сказал он. – Хватит разговоров, пора спать.

Он снова пристегнул ее наручниками к кровати и отвернулся. Она не хотела себя чувствовать виноватой за дела давно минувших дней, но почему-то чувствовала. Боясь, что он снова ее оттолкнет, она осторожно провела пальцам по его спине. Он не шевелился, и она осмелела: подняв футболку, погладила его горячую кожу, коснулась ее губами, провела рукой по позвоночнику и скользнула к груди.

Он слегка поменял положение, и ей стало легче добраться туда, куда уже были направлены мысли обоих и куда неминуемо приведет эта ночь, если сама Анна сейчас не остановится. Но она и не собиралась. Проведя ладонью по его животу, она добралась до пуговицы на его джинсах. Перехватив ее руку, Шон повернулся к ней лицом, вглядываясь в темноте в ее глаза:

– Никаких сожалений?

Она потянула кверху свой свитер.

– Никаких. Я уже большая девочка.

Она слегка приподнялась, чтобы помочь ему раздеть ее и раздеться самому. Наручники он снимать не стал, и она обхватила свободной рукой то, чего так жаждала коснуться. Ее пальцы гладили и изучали его, в то время как его сжимали и ласкали ее грудь. Вторая его рука скользнула вниз и ухватила ее между бедер. Средний палец проник внутрь, подготавливая к большему. Она призывно выгнула спину, насаживаясь глубже на его палец:

– Еще...

К первому присоединился второй, и уже не она, а он решал, когда проникнуть, а когда оставить ее в покое. Наконец она прошептала что-то неразборчивое и крепче сжала его член. Он все понял без слов, и устроился между согнутых в коленях ног. Приподняв ее за бедра, он скользнул внутрь и стал медленно двигаться, толкаясь вперед и выходя обратно. Вскоре его движения ускорились, и он стал проникать глубже и надавливать сильнее.

Почувствовав, как почти болезненно он сжимает ее бедра, она обхватила его ногами, открывая себя еще больше. Ей нравилось, как он с силой проникает в нее. Да что там, она наслаждалась каждым его движением, каждым выпадом. Рукой Анна дотянулась до его волос и пропустила их между пальцами – они были как шелк, она всегда знала это, а сейчас и ощутила наяву. Наклонившись, он прикусил ее соски, и она застонала. Он прошептал ей прямо в рот:

– Тсс! Иди ко мне.

Она приподняла голову и ответила на его поцелуй – и в этот момент его пальцы сжали клитор. Волны оргазма прокатились по ее телу, и она откинулась на подушку. А Шон все продолжал врезаться в нее с такой силой, что она едва не ударилась головой об основание кровати. И вот последний удар, который, казалось, пронзил ее насквозь – и она почувствовала, как он изливается в ее тело. Еще несколько выпадов, и Шон упал на нее, устроив голову на подушке. Она обнимала его одной рукой и, боясь дышать сама, слушала, как гулко бьется его сердце. 

Утром он снова взял ее – сонную, теплую. Просто приподнял ногу и вошел – без лишних слов и ласк, – потому что она уже была готова для него. После этого они снова уснули, и разбудил их только Рори, ворвавшийся в комнату с криком:

– А как же утренний ритуал?

И тут же заткнувшийся при виде их на кровати.

– Ну ни хрена себе, – сказал он после паузы. – Вот вам и англичаночка.

Сгорая от стыда, особенно оттого, что это был чертов придурок Рори, Анна укрылась с головой одеялом. Шон буркнул:

– Иди отсюда. Я сейчас оденусь и выйду.

– Ладно, – ответил Рори, выходя. – Потом расскажешь, как это: любить девчонок в наручниках. – И он громко захохотал.

Еще более неудобно Анна чувствовала себя перед Мэри – ведь Рори наверняка растрезвонил об увиденном всем, включая даже овец на выгоне. Но шотландка вела себя с ней как ни в чем не бывало. Отвела помыться, потом накормила в общей комнате. Правда, все под присмотром Джона. Когда Анна уже допивала кофе, краем уха слушая шутливые пререкания супругов, в доме снова раздались крики. Именно крики, потому что кричал не один человек. И снова тот же животный страх и ужас в голосе. Рука ее дрогнула, и она пролила кофе на стол. Мэри подбежала с тряпкой:

– Вот ведь. Ну зачем сейчас-то! Наверняка Шарлин развлекается! И чего Шон ей потакает?

– Шон уехал, там Рори и Фрэнк, – сказал ей муж.

– Тогда, конечно, ясно. А ты не морщись, голубка, – переключилась она на Анну. – Может, они это и заслужили. А не просто пулю в лоб. Убивали наших парней на глазах их матерей, жен и детей. А некоторые и женщин не щадили! Пусть получают заслуженное. Надеялись укрыться от нас. Фиг им! – Она явно разошлась, и Джонни, притянув ее за юбку, усадил к себе на колени. Обняв его за шею, она снова обратилась к Анне: – Мне тоже тяжело это слушать, знаешь. И Джонни вот, не выносит он такое. А я, может, за это его и полюбила. Ну не только за это, конечно, – улыбнулась она мужу. – Зато он отличный водитель! Ну и солдат тоже.

Снова послышались крики, и Анна ушла в свою комнату. Там их было слышно гораздо меньше. Шон вернулся поздно ночью, когда уже все спали. Лег на кровать спиной к ней, но потом все-таки повернулся.

– Завтра мы тебя отпустим, вывезем отсюда. Предупреждать ни о чем не собираюсь, ты не дурочка, про наши возможности все уже поняла. Поэтому просто не глупи, и все будет хорошо.

– Да, – то ли подтвердила, то ли пообещала Анна.

«Только не плачь, помни: никаких сожалений!» И дрожащей рукой она коснулась его губ. Но он отвел ее руку в сторону.

– Ну и на прощание.

Он задрал на ней свитер, обхватил руками груди и больно сжал их, потом, правда, отпустив. Затем стащил с нее джинсы, перевернул на живот и овладел: быстро, жестко, не проронив ни слова. Но и этот Шон ей тоже нравился. Он ей напомнил того холодного, игнорирующего ее рыжеволосого подростка с равнодушным взглядом небесно-голубых глаз. «А ведь тогда я все-таки была влюблена в него, – удивленно подумала она. – Боялась, но сходила с ума. – И тут же заключила: – Ну и дура». И уже засыпая, расслабленная, она позволила себе еще одну мысль о мятежном ирландце: «Хотя секс с ним хорош».

Она проснулась от голосов множества людей. Сначала даже испугалась, что их отыскала полиция. «Испугалась!» – Анна покачала головой. Мэри появилась поздно, с огромными глазами на бледном и заплаканном лице.

– Пойдем быстрее, пока они все в сарае.

– А что там? – на бегу спросила Анна.

– Казнь! – оглянувшись на мужа, прошептала ей на ухо шотландка. – Приехали родственники убитых и замученных ими. У нас такое правило. Давай умывайся, завтракай и одевайся. Шон сказал, что после сам увезет тебя.

Но никакого «после» не было. Точнее, было. Но не так. Как только закончили стрелять, все чужие стали разъезжаться. С ними уехал и Рори. А потом вдруг вернулся. Ворвавшись в дом, он закричал:

– Шон, валим! Полиция прочесывает все окрестности. Фрэнка остановили, но он был с МакЭлхиннами, у них девчонки, поэтому пропустили. И он позвонил мне. Надо уходить через Лорелвейл! Там пока чисто. Скорее!

Все быстро схватили свои вещи и бросились к машинам. Анну посадили в ту, которую вел Джон. Кроме них, в ней были Шон, Мэри и еще один незнакомый ей парень. Снова эта безумная езда, и вот, наконец, они въехали в какой-то небольшой городок или селение. Машина остановилась около автобусной остановки.

– Дождешься рейсового автобуса. К жителям не ходи, мало ли к кому попадешь. Держи. – Шон сунул ей в руки ее сумку. – Прощай.

И «лендровер» укатил дальше. Анна опустилась на скамейку и уставилась на дорогу. Вот она, свобода. Как будто бы и не случилось ничего. Вот она спускается по Уэсли-стрит в Лисберне – и вот она уже здесь, в этой богом забытой дыре. Машинально она открыла сумку и посмотрела, что там. Достала пудреницу, ужаснулась, глядя на себя в зеркало. Заглянула в кошелек, потянулась к отделению для телефона – а где же он? Перерыв всю сумку, она поняла, что телефон ей не вернули. Но зачем? Чтобы не позвонила в полицию? Или просто забыли?

Через неделю они с Пэт прогуливались  по рынку на Маркет-стрит и, нагрузившись пакетами с покупками, заглянули в один из баров. Анна, сама не зная почему, решила провести в Арме весь свой отпуск. Родители этому только обрадовались, а она легко возобновила старую дружбу с Патрицией. Когда им принесли заказанные напитки, за стол вдруг плюхнулся Рори.

– Привет!

Пэт уставилась на него во все глаза:

– Какими судьбами ты здесь, Мартышка?

– Сама ты мартышка, МакКарди!

– Но-но! – Пэт хлопнула его по лбу сложенной вдвое газетой. – Я ведь не посмотрю, что ты у нас такой крутой. Скажу Патрику, как ты по его фамилии прошелся!

– Я?!

– А кто сейчас сказал, что МакКарди мартышки?

– Ну, ты... Слушай, я вообще не к тебе даже пришел! – И, не слушая дальше возмущенные реплики Пэт, протянул Анне ее айфон: – Держи. Забыла, наверное.

Его глаза хитро поблескивали, и Анна, конечно же, поняла, кого должна благодарить за пропажу, но что-то говорить сейчас Рори ей не хотелось. До последнего она надеялась, что телефон у Шона. И что он позвонит по нему ее отцу или матери и позовет ее. Рори поднялся из-за стола, плеснул себе в ладонь воды из вазы с цветами и стряхнул в лицо продолжавшей что-то тараторить Пэт:

– Угомонись уже, шальная!

Та, как ни странно, тут же замолчала, а потом, схватив вазу, пошла в атаку на ухмыляющегося Рори. Но Анна ее опередила:

– А как там Шон? С ним все в порядке? – И спохватившись, добавила: – А Мэри, Джон, ну все...

– Все в порядке с нами. –  Рори подмигнул пытавшейся добраться до него из-за спины Анны Патриции. – А Шон в США уехал. Он сейчас у нас политиком будет.

И на этих словах он решил ретироваться, так как Пэт смогла-таки прорваться через его оборонительную линию. Анна опустилась на стул. Через несколько минут, тяжело дыша, вернулась в бар Пэт.

– Ушел, зараза! Ну ничего, я его подкараулю у дома родителей. Дам несколько монет соседским мальчишкам, они мне инфу о нем на блюдечке принесут! – Заметив, что Анна продолжает молчать, она обратилась к ней: – А у тебя какие дела с Мартышкой? Откуда у него твой телефон?

– Потеряла в Лисберне. А он, видимо, нашел. Я его там встретила, – добавила она. – С компанией друзей.

– А-а, понятно, – озадаченно посмотрела на нее Пэт.

Прошел почти год после ее незадачливого пленения. За это время многое изменилось. И главное – она переехала жить к родителям. Тот случай заставил ее переосмыслить многое, в том числе и ценность семьи. Работала Анна в Лисберне, в том самом филиале ее банка, с которого год назад все и началось. Сорок минут езды на ее «ауди» – и она в Арме.

И вот во время очередной такой поездки она заметила шагающую по тротуару парочку. Шатенка в обтягивающей юбке и короткой кожаной куртке выглядела очень привлекательно. А ее наряд в коричнево-охристых тонах прекрасно сочетался с цветом волос ее спутника. Венецианский блонд, да. Засмотревшись, она едва не въехала на тротуар, и только потому мужчина обратил на нее внимание. «Ни один мускул не дрогнул, надо же! Здравствуйте-приехали!» – Анна дала по газам и умчалась дальше, не совсем четко различая дорогу.

Впрочем, к вечеру она успокоилась. Он ведь спросил тогда: «Никаких сожалений?», и она ответила «да». Так что некого жалеть и не о чем сожалеть. И пусть они будут счастливы. Пусть он будет. Не замечая ничего вокруг, она шла к своему любимому месту – развалинам на берегу озера. И почему-то совсем не удивилась, застав там его, сидящего на корточках у стены. Он оглянулся:

– Как поняла, что я здесь?

– Просто.

Они помолчали, глядя на начинавшую темнеть водную гладь.

– Хочешь услышать продолжение истории о мятежном графе?

– А у нее было продолжение?

– Было.

– Конечно хочу!

– Давай поднимемся, посидим.

Наверху они снова старались не смотреть друг на друга.

– Кто она, твоя жена? – не выдержала Анна.

– Я не женат. А она... Скажем так – инвестор.

– Ты по-прежнему служишь в ИРА?

– Что за вопрос, ты что, совсем потеряла голову?

– Хорошо, я перефразирую: где ты работаешь, Шон?

– Работаю на правительство.

– США?

– С чего ты взяла? Наше, разумеется.

– Ладно. – Она, наконец, встретилась с ним взглядом: – Так что там с графом?

– С графом все хорошо. Пожил свое и умер в далекой Франции. – Анна удивленно посмотрела на него, и Шон продолжил: – Но одному из его сыновей не давала покоя обида, нанесенная отцу Англией. И он вернулся сюда. Поселился рядом, обзавелся семьей и ждал.

– Чего?

– Нужного момента. И вот однажды он настал. В него влюбилась хозяйка Энсор-хауса. Точнее, он ее соблазнил, но там не обошлось и без чувств с ее стороны. Женщины!

– А он ее не любил?

– Об этом история умалчивает. Но ты же помнишь – это было возмездие.

– Вот откуда это у тебя. Наследственное, значит.

Он предостерегающе поднял брови:

– Анна.

– Молчу. И что случилось дальше?

– Дальше она родила сына.

– Врешь!

Анна кипела от возмущения, понимая, к чему идет дело. Шон картинно развел руками:

– Это семейная легенда, дорогая. Ты же хотела ее услышать.

– Ладно, продолжай.

– О’Нейл любезно смирился с тем, что его сына будет воспитывать другой мужчина. Но взамен он потребовал у жены Грэма, чтобы она, во-первых, крестила сына в католическом храме и сделала все от нее зависящее, чтобы его дети (а потом их дети и так далее) были одной веры с настоящим отцом.

У Анны вдруг дико разболелась голова.

– А второе условие?

– Потомки должны бережно хранить вот эту башню, в которой они встречались. Но тут, как видишь, твои предки не были столь аккуратны.

– Как могли, хранили, – огрызнулась Анна. – Но почему в моей семье об этом никогда не говорили?

Но тут же сама поняла, что семейные позоры легендами не становятся.

– Может, потому, что у моих предков память лучше, чем у твоих? – насмешливо произнес Шон, а потом протянул руку: – Иди же ко мне.

– Получается, что мы с тобой родственники? – с опаской проговорила Анна. Но руку подала.

– Получается, так. Но очень, очень дальние. И слава за это Господу. Аминь.

***

Все гости расселись по машинам, а мы с Мэтом, как добросердечные хозяева, стояли у подножия лестницы и уже готовились поднять руки, чтобы помахать им вслед, как вдруг Шон вышел из своего автомобиля и решительно направился к нам.

– Я хотел вас спросить, – обратился он к Мэту и, секунду помешкав, продолжил: – Ирландия когда-нибудь будет окончательно свободна?

Я боялась взглянуть на мужа, но, к счастью, не потеряла способность слышать.

– Откуда мне это знать? – произнес он ледяным голосом.

Мне почудилось, что брови и волосы Шона покрылись инеем, но он не отступал:

– Мне говорили, вы дипломат, много разъезжаете по миру...

Почувствовав взгляд мужа, я слегка пожала плечами:

– А что, это такая тайна?

С непроницаемым выражением лица тот снова перевел взгляд на гостя, продолжавшего гнуть свое:

– Наверное, вы в курсе, что об этом думают те, от кого это зависит.

На последних словах он сделал ударение, и это не осталось незамеченным – мой супруг с усмешкой заметил:

– Те, от кого это зависит, думают, что свобода не в отсутствии границ, а в собственном мироощущении.

Я от всей души сочувствовала бедняге. Шон сделал последнюю, отчаянную попытку:

– Прошу вас... Будет ли моя страна единой? Она ведь и ваша...

Снова пахнуло холодом – мой супруг не дал ему договорить:

– Когда иссякнет несчастная ирландская привычка смотреть назад, а не вперед[5], все их желания непременно исполнятся.

Молодой человек на секунду замешкался, но потом поблагодарил и быстрой походкой направился к своей машине. Глядя вслед отъезжающим автомобилям, я сказала:

– Удивительно, что он догадался, кто ты.

– Удивительно, что он осмелился заговорить со мной об этом.

Темные глаза принца полыхнули голубым пламенем – он явно был недоволен. Я приподнялась на цыпочки и легко коснулась его губ своими. Он не преминул ответить, и спустя энное количество времени я едва не свалилась к его ногам. Ухватившись в последний момент за крепкие мужские плечи, я прижалась к его груди и умоляюще прошептала:

– Ты поможешь ему?

Мэт недовольно скривился и, взяв меня за руку, начал подниматься по лестнице.

– Я и так ему помогаю. Всем им.

– Это да. Но можно как-то без крови и жертв?

– Дорогая моя. – Я не видела его лица, но мне показалось, что он улыбается. – А вот эта просьба уже не ко мне. Но я уверен, что ты легко найдешь того, к кому с ней можно обратиться. А сейчас скажи «раз».

– Раз, – эхом повторила я.

– И два. – Мы мгновенно перенеслись наверх, в нашу спальню. – Давай-ка поговорим о чем-нибудь более интересном.

Решившись немедленно проверить свою догадку, я быстро повернулась к мужу – он и вправду улыбался. Конечно, улыбка была – как бы это вернее сказать? – хищной, да! Но все-таки он улыбался – мой супруг, известный среди Туата Де как Темный принц, живущий среди смертных под именем Матиас Криг и карающий их как Всадник Апокалипсиса Война. И я вдруг подумала, что все у жителей Ольстера будет хорошо. А уж у меня-то – тем более.

Предыстория в выпусках:

№ 2 - "Мой Темный Принц Война"

№ 4 - "Новогоднее приключение в Париже"

№ 5 - "Как любишь ты"

№ 6 - "Однажды ты придешь"

№ 7 - "Ещё один шанс"

№ 8 - "Дорога к звездам"

№ 9 - "Возвращение: Руста"

№ 10 - "Пути любви. Извилистый"

№ 11 - "Пути любви. Предначертанный"

№ 13 - "Пути любви. Тернистый"