Я – богобоязненный человек. Мне нечего стыдиться, и я полностью готов к тому, чтобы душу мою приняли в Царстве Господнем. По выходным я надеваю свой лучший костюм и посещаю церковь, отстаивая на коленях службу и внимая проповеди отца Александра. Повторяя молитвы вслед за ним со смирением, должным нам, созданиям Божьим, по положению и статусу. Я исповедуюсь, моля о прощении за грехи, свершенные мной по незнанию и глупости. И требую того же от домочадцев своих, жены и дочерей, переживая за их души. Супруга моя наполняет душу радостью, когда поет в хоре прихода, который посещаем мы для единения с Богом. Я не пью. Не употребляю никотина. Не смотрю на женщин, предпочитая блуду духовную беседу. И благодарю Всевышнего за то, что Он послал мне понимающую и духовную супругу. Я знаю, что отстал от современной жизни, и не всем дано понять мои убеждения. Например, коллеги часто смеются надо мной, когда я говорю с ними о Боге и о том, как Он велел нам жить. Они не слышат в устах моих правды Божьей, предостерегающих их от греха, не хотят принимать этого. Не ведают, что Он дал нам все способы для достижения Царствия Небесного и рассказал словами святых мучеников в писаниях, как спасти свою бессмертную душу. Поэтому я в молитвах своих прошу простить их за глупость. Хотя и смею надеяться, что когда придет час Великого Суда, те, кто не слышал меня, поймут, что говорил я правду, и вспомнят имя мое. Того, кто призывал их одуматься. Но будет слишком поздно. Пока мне приходится сдерживаться. Быть в окружении слепых и глухих. Хотя в работе своей я нашел отдушину. Несмотря на то, что в земной жизни я занимаю невысокое положение, я не горюю, ибо сказано в Писании, что последние станут первыми. Я чернорабочий на свалке отходов мусора непростого толка. Занимаюсь тем, что уничтожаю и перерабатываю технику. Те механизмы, которые люди, не боясь Бога, стали делать по Его подобию и подобию человека. Они посчитали, что могут дотронуться до величия Его, и создали пародию на творение Божие, наделив его разумом. Но ни одна техника не вечна. Любой разум – пусть и механический – уходит в утиль, и я рад, что могу приложить руку к очищению мира от тех, кого называют в сей момент «Новыми Людьми». Я ношу робу синего цвета с вышитым на ней именем, а не номером, как у многих моих коллег по цеху. Носить этот знак отличия — почетно. Не подумайте, что зазнаюсь, это совсем не так. Я истинно горжусь своей ролью в этом деле. Синих комбинезонов на нашей базе не больше десятка. Мы – особая бригада. Наша цель – очищать мир от необычных ботов. Их модификация достаточно сложна, но главное отличие от других – это внедренная в их программу... синтетическая душа. Как ни прискорбно мне это говорить, но люди забыли те уроки, которые давали Небеса, и попытались сравнить себя с Творцом. Теперь вы понимаете, как сложно мне, человеку, нашедшему единение с Богом, работать с таким материалом. Но я не ропщу. И позволяю думать себе, что это мой крест. Данное мне Небесами испытание, которое я принял с гордостью. Разумеется, в моем деле есть сложности. Например, четкий регламент работы с отходным материалом. Я не могу разговаривать с ботами. Нам необходимо отключать их до того, как они попадут в конвертер для отходов. Но, к стыду своему, я иногда нарушаю устав. Да, я понимаю, что это неправильно. Но ради Бога и роли, которую я на себя взял, считаю, что можно пренебречь малым ради большой цели. Видите ли, я считаю себя кем-то сродни духовника для этих созданий. Да, конечно, я не покушаюсь на святую роль, но кто, как не я, расскажет им о роли их в этом мире? Кто, кроме меня, проведет их в последний путь? Покажет истину? Отпустит им их грехи... Если вы думаете, что у техники не может быть грехов, вы ошибаетесь. Они несут не только свои, но и проступки их создателя, как несут дети грехи отцов своих...
***
Я выслушал его историю от начала до конца, как внимал бы батюшка, будь то исповедь – со смирением и почтением. Боту на вид было лет шестьдесят. Невысокий, седовласый мужчина с лицом, изломанным морщинами, и густыми белесыми бровями. В его глазах могли бы стоять слезы, если бы он был человеком, когда он нежно отзывался о семье, которую искренне считал своей. Рассказывал мне о дочери, внуках. Как он вел дочь свою к алтарю, передавая другому мужчине. Как ревел тайком, когда никто не видел. И я думал... какое же это изуверство. Как жестока была его дочь, когда отдала личность своего отца неживому существу, не имея сил справиться со скорбью после его смерти. Впадая в уныние, она нарушила заповеди Господни и заменила живого человека машиной. Предавая Бога. Да простит ее Творец... Тот, кто присвоил себе имя человеческое, спрятал портмоне в карман пиджака. Он показывал мне фотографии «своей» семьи и продолжал говорить: – Я гипертоник. Больное сердце. Уверен, меня сейчас ищет моя семья. Мне нужно позвонить им. Завтра у Людочки день рождения... Не хочу, чтобы дочь переживала накануне своего праздника из-за меня. Я отставил кружку с ромашковым чаем, который пил во время нашего разговора и посмотрел в стеклянные глаза моего собеседника. Рука моя ободряюще легла ему на плечо. И я произнес: – Она не будет переживать. – Сделав паузу, чтобы продемонстрировать знание, которое не дано простым смертным, я добавил: — Завтра вы будете сидеть за столом и поздравлять вашу дочь с праздником. Тот вопросительно взглянул на меня. Уголков его губ почти коснулась дрожащая улыбка. А я продолжил: – Только вас там не будет... Вас завтра отключат. – Он долго не понимал меня, но я ему все объяснил. И кто он, и почему он тут. – Вас списали. Вы лишь копия отца Людмилы. Настоящий – умер из-за больного сердца, на боли в котором вы жалуетесь. Вы – замена. Так делают те, кто не способен справится с горем. Они идут наперекор воле Господа нашего и создают таких, как вы, – сказал я. – А завтра Людмиле подарят более новую модель. Еще одну копию ее отца. Он, конечно, мне не поверил. Долго убеждал, что я не прав, закрыв лицо руками и истерически смеясь в ладони. Смотрел на меня, как на сумасшедшего.
В подобные минуты я чувствую себя как никогда близко к Богу. Видеть, что знание твое так велико и масштабно, что его не могут принять. Понимать, что судьба существа, пусть и механического, в твоих руках. Мне кажется, в такие моменты я начинаю понимать Творца. Его мотивы. Вы спросите, зачем я это сделал? Не думаете же вы, что машина после отключения вознесется в Небеса на синтетических крыльях души? Им не дано узнать Бога. Но им дано узнать правду. Я дал ему ее. Я дал ему знание. – Если это правда... предположить на минуту, что это возможно... то я чувствую облегчение, — сказал он мне в конце нашей беседы, до того как я отвел его в конвертер. – Я так переживал, что будет с Людой, когда меня не станет. А теперь... теперь я спокоен. Если это правда – я буду с Людой всегда. Я не простил ему его грехи. Он не понял суть. Он далек от освобождения, но я рад, что поговорил с ним. Ведь он уйдет в утиль, зная, кто Бог для него. А разве не тот Бог, кто несет истину?
***
Чтобы познать настоящее единение с Творцом, я не только молю его о спасении души, но и делаю все, что предписано Создателем. В частности, соблюдаю посты, указанные нам в церковном календаре, стараясь заменить мирскую еду на духовную. Я много читаю и молюсь. Не буду скрывать, что в мире, полном соблазнов, мне нелегко. Но я борюсь с ними. И горд тем, что делаю. Но одно не дает мне покоя и терзает душу. Как может тот, кто не испытывает голода, поддаться греху чревоугодия? Спросите у любого бота, голоден ли он, и он ответит: «Нет», ибо это записано в программу. Ударьте его по лицу, и он не ответит вам ударом на удар. Он не может навредить создателю своему. Разве это не говорит о том, что не истинные они, раз не знают, что такое соблазн, и душа, на которой настаивают их создатели, лжива? Самое страшное – это не то, что не зрят они правды об ограниченности своей, но то, что и не могут узнать, чем жертвуют люди, дабы найти мир после смерти. Такие, как я. Что делаю я, дабы достичь Царствия небесного, и что стоит мне идти на свет Божий... Каково мне бороться с соблазнами, к которым так близко порой...
***
Я потянулся рукой к кресту. Маленький, почти не заметный, на тонкой золотой цепочке, он лежал клеймом в ложбинке ее грудей. Бот, заметив, куда направляется моя рука, накрыла крест ладонью, пряча от меня его и свое богохульство. Я, видя непонимание в ее глазах и совладав с собой и ярым желанием забрать святыню, попытался объяснить: – Ты блудница, – сказал я ей. — Создана для блуда. Удовлетворения похоти. Не имеешь права носить это на теле своем... Я говорил с ней так, как делал бы это с неразумным ребенком, не понимающим своего греха, наставляя его на путь истинный. Два часа мы вели беседы. Я понимал, что это нужно было сделать. Таких, как она, привозят редко. В ней я увидел смысл сегодняшнего дня. В ней – узрел цель. Как Иисус заметил свет в блуднице из Магдалы и спас от семи бесов, так и я протянул руку этому созданию, чтобы спасти от ее от заблуждений, которые несет она в себе. – Я создана для любви. – Она знала, что неживая. Что никогда не рождалась и не имела душу, равную человеческой. И ведала, на что идет. Ее срок годности истек. Она пришла с этим знанием сюда. И с пониманием этого все равно не видела протянутую мной руку помощи. – Синтетическую душу не включают таким, как я. – Она не смотрела на меня, отводила глаза. – Таким, как я, не дают выбора. Но душа... С душой невозможно заставить любить. Это было его желание сделать меня такой. Его желание было обладать не телом, а слышать слово «люблю» в ответ на его признание. Знать, что это не программа говорит во мне, а я говорю ему это. – Только Бог может наделить кого-то душой. Ты врешь сама себе, дитя. Я хотел коснуться ее, но понимал, что не смогу. Меня отторгало от ее тела или мыслей о нем. Смотря на ее волосы. Губы. В ее глаза. Мне казалось, что я могу сорваться. Поэтому я одернул руку, протянутую к ее волосам. – Возможно, душа во мне искусственная, но то чувство, которое я дарила ему, настоящее. Я давала ему не только свое искусственное тело, но и свою настоящую любовь сорок лет. Я держала его руку, когда он уходил к твоему Богу. И тогда он сказал, что я буду с ним даже там. Там, где по твоему мнению, меня никогда не будет. Потому что я буду в его памяти. Тогда она сказала все это, смотря мне глаза. И я сжал руку в кулак. Крестик лежал на ее раскрытой ладони, как доказательство греха. Я с силой укусил себя за щеку от омерзения. А она продолжала: – И это не доказательство моей причастности к твоей вере. Это моя память о том, что где-то там, в памяти одного человека, я буду жить вечно. Она не могла кричать, когда я сорвал крест с ее шеи, потому что не могла повысить голос на человека А я, сжав его в ладонях, как святыню, которую осквернили, хотел спрятать подальше. Защитить от ее пальцев, кожи. От ее прикосновений. И уверенности, что она имеет право за защиту Творца. И на Вечное успокоение из-за псевдо-любви. На конвейер ее отправили неотключенной. Так я решил ее покарать. Так бы покарал Бог, чтобы очистить ее грехи болью. Крест, забранный у богохульницы, я сжимал в руке так крепко, что из ладони моей пошла кровь. Вблизи мне казались, что рубцы от раны похожи на стигматы. И понял я, что карал не зря. Я сам нажал на рубильник, чтобы уничтожить тело ее. А потом долго молился. Стоя там, на полу, на коленях. Я взывал к Создателю так, как никогда в жизни, прося у Отца нашего сил на дальнейший путь мой. Я – богобоязненный человек...
|