* Frozen (англ.) — замерзший, покрытый льдом.

Ледяной каменный пол. Полная темнота. Сколько времени я нахожусь здесь и как сюда попала? Я очнулась всего несколько секунд назад, но пребывание в этом жутком склепе уже казалось вечностью. Ужас с каждой секундой все сильнее охватывал меня. Я чувствовала, что не могу дышать. Рот завязан куском ткани. Паника мешала сосредоточиться и сделать глубокие вдохи носом.

Нельзя позволить им победить.

Откуда бы ни взялась эта мысль, она помогла мне. Страх чуть отступил. Я смогла немного успокоиться, направив оставшиеся силы на то, чтобы освободиться от кляпа. Когда кислород хлынул в мои обессиленные легкие, я начала лихорадочно соображать, где нахожусь и, главное, как выбраться отсюда. На ощупь я исследовала каждый дюйм каменной ловушки. Ни единого намека на дверь. Глаза никак не хотели привыкать к темноте — она по-прежнему казалась кромешной. Время стало тягучим, отупляющим. И тогда, чтобы не сойти с ума, я начала вспоминать свою жизнь — с самого начала. Единственное, что могло удержать меня сейчас от безумия.

***

Мой отец был гениальным ученым. Всю свою жизнь он посвятил разработкам компьютерных программ и сложной робототехники, это было смыслом его существования. А вот о маме у меня нет ни единого воспоминания... Отец не любил говорить о  ней. Став старше, я иногда размышляла — был ли он мне на самом деле родным отцом? Кем была моя мать? Как нелюдимый ученый, которому чужды человеческие эмоции, умудрился создать семью? И самое главное, что случилось с мамой? Отец категорически отказывался разговаривать на эти темы.

Своими сомнениями я могла поделиться лишь с Берни. Робот-нянька, которого отец создал специально для меня, Берни был самым близким для меня существом. Кажется, он находился рядом всю мою жизнь. Впрочем, я могу это лишь предполагать. Потому что воспоминания мои начинаются лишь с десяти лет. Я знаю, что это странно. Но сколько бы ни пыталась поговорить об этом с отцом, он всегда переводил разговор на другую тему, стараясь занять меня чем-нибудь другим, отвлечь от тревожных мыслей. Впрочем, отец никогда не уделял мне достаточно времени, предпочитая проводить его в своем кабинете. И я, как всегда опечаленная отказом на просьбу рассказать мне о моем детстве, о маме, отправлялась в свою комнату, где меня ждал Берни. Я залезала на его металлические колени и называла сказку, которую желала послушать. В Берни была загружена вся мировая литература. Для меня он был неиссякаемым источником интересных историй. Я подкладывала несколько мягких подушек на его металлические колени, устраивалась поудобнее и зачарованно слушала любимые сказки. 

Со временем я поняла, что в сердце отца для меня почти нет места, он редко обращал на меня внимание — его единственной реальностью была наука. Но был человек, которого отец любил так же сильно, как свои исследования. Мой старший брат Дэймон. В то время мы жили на военной базе одной небольшой африканской страны. Единственное, что я помню об Африке — это сладкий запах тропических деревьев. Возможно, это лишь игра детского воображения.

Отец занимался в то время научными разработками для военных, но в какой-то момент его интересы и цели правительства этой страны разошлись. Наверное, они пытались повлиять на отца через сына — Дэймона бросили в тюрьму. То же самое ждало моего отца, но он смог вовремя сбежать, бросив дом и все имущество, взяв с собой только маленький портативный компьютер — в этой вещице хранились терабайты его исследований, наработки всей жизни. А Дэймон так и остался пленником в самом сердце Африки. Это стало незаживающей раной для моего отца.

Нашим новым пристанищем стал небольшой остров Клэр в Ирландии. Единственный родной очаг, который я помню и знаю. Строение, больше похожее на гараж с жилой пристройкой на втором этаже. Внизу, в гаражном помещении, папа оборудовал мастерскую. Это все, что интересовало его. Я же была предоставлена самой себе... и Берни. Полуразвалившееся жилье на продуваемом всеми ветрами побережье... Все на этом острове казалось мне холодным и чужим.

Отец всегда был погружен в какие-то вычисления, а я начала ходить в школу. Очень быстро мне стало понятно, что здесь не любят чужаков. В школе меня встретили весьма недружелюбно. Классы были маленькими, в каждом — человек по десять учеников, большинство мальчики. На девчонок они смотрели высокомерно и даже с презрением. Учиться было скучно. Я привыкла получать информацию не от людей, а от компьютерных программ. Это было проще и рациональнее. Кажется, я обогнала своих ровесников на несколько лет по интеллекту. И разумеется, никому из них это не нравилось, а уж учителям тем более. Одноклассники часто дразнили меня, называли заумной, показывали пальцем... В такие моменты я ненавидела этот остров и весь мир в придачу. Я убегала на побережье — единственное место, которое я искренне любила здесь. Шум волн завораживал меня, приносил покой. Я представляла себя принцессой пиратов, которая, убежав от своих собратьев, ждет в пещере прекрасного принца, который спасет ее. 

Не то чтобы я была какой-то глупой мечтательницей, скорее мне просто очень нужен был друг. Конечно, у меня был Берни. Но с ним не поиграешь в догонялки на морском берегу. Берни вредна сырость, да и гараж покидать ему не разрешалось — мы не знали, как местное население отреагирует на робота. Иногда я наблюдала из-за кустов как весело бегали друг за другом другие дети. Я боялась подойти к ним.

Отец часто уезжал на несколько дней по делам, о которых не хотел рассказывать. Я оставалась с Берни. Однажды глубокой ночью меня разбудил шум в мастерской. Сон как рукой сняло! Берни внимательно смотрел на меня, ожидая команды. Но что я могла приказать роботу, который умел лишь читать книги и подбирать за мной вещи? Я бросилась в кабинет отца — к счастью, я знала, в каком из ящиков его стола лежит оружие. Выхватив на ощупь пистолет, я бросилась вниз. Не чувствуя под собой ног я слетела с лестницы, направив пистолет на фигуру, которую заметила за отцовским столом. Не раздумывая ни секунды, я нажала на курок. К счастью, выстрела не последовало — пистолет оказался тепловым — одно из изобретений отца. Низкий возглас, который издала фигура в черном, сказал мне о том, что пистолет оказался достаточно действенным. Я еще ни разу не применяла оружие к человеку, и в эту минуту мне стало не по себе.

Темный силуэт вора сначала отскочил в сторону, а потом, споткнувшись о ящик с бумагами, неуклюже размахивая руками, рухнул на пол. Продолжая сжимать в руках пистолет, я медленно приблизилась к человеку, который валялся на полу, издавая стоны.

— Эй, кто ты? — прошептала я, подходя почти вплотную. Отвечай, я уже вызвала полицию!

— На этом острове нет никакой полиции, дурочка!

Парень, лежавший на полу, теперь смотрел мне прямо в глаза. Его взгляд был пронзительным, завораживающим. Он сел, опираясь на левую руку, правая же безжизненно повисла вдоль тела. Я смотрела на ожог чуть пониже плеча, продолжая стоять столбом, и разглядывала незваного гостя.

— Ну что уставилась? — буркнул парень. — Помоги подняться, и я уберусь отсюда. И кстати, если бы тут оказались полицейские — вряд ли бы им понравилась твоя игрушка!

— Что ты здесь делал? — пролепетала я смущенно. — Зачем залез к нам? И кто ты вообще такой?

— Я Лукас. Живу здесь неподалеку, на самом побережье. Всем давно любопытно, что за странный дядька поселился в наших местах. Говорят, ученый. Вот решил глянуть.

Лукас так внимательно разглядывал меня, что я смутилась и покраснела. Я не привыкла к такому вниманию, тем более от незнакомца.

— Эй, ты чего молчишь?

— А что я должна сказать? — пролепетала я.

— Тебя-то как зовут, не скажешь, что ли? Ты дочка его, да?

— Я Ева...

Повисла неловкая пауза. Почему-то в голову пришла странная мысль: хоть бы он задержался здесь подольше.

— Пушку покажешь? — неожиданно спросил Лукас.

— А тебе разве мало? По-моему, я продемонстрировала тебе ее возможности!

— Ладно, уела, — усмехнулся Лукас.

— Давай я посмотрю твое плечо. У меня есть мазь специально для таких ожогов. Все пройдет очень быстро!

Остаток ночи пролетел незаметно. Я принесла мазь, сделала Лукасу компресс, потом заварила чай, достала печенье, и мы долго болтали обо всем на свете. Мне казалось, что это самый счастливый день в моей жизни.

С того дня у меня появился настоящий друг. Не запрограммированное создание, как Берни, а кто-то настоящий, живой. Мне недавно исполнилось двенадцать, а Лукасу, кажется, около пятнадцати. Окружающим была непонятна наша дружба, на нас стали коситься, сплетничать. Я не обращала внимания на ехидные усмешки. Но я не могла игнорировать отца, которому тоже не нравилась наша дружба...

***

Три года спустя

— Лукас ждет меня...

— Ты слишком много времени проводишь с этим мальчишкой, — заметил отец. — Ты должна заниматься, Ева.

— Мне надоело! Я и так все время занимаюсь. Почему ты так хочешь, чтобы я все это изучала, папа?

— Тебе это пригодится, вот увидишь.

Но я не хотела ничего видеть. В то время я хотела лишь слушать шум волн и бродить по побережью вместе с Лукасом.

— Почему тебе не нравится Лукас, папа?

— Он отвлекает тебя от учебы. Ты еще слишком мала, чтобы играть в его игры.

— О чем ты?

— Лукас взрослый парень. А ты еще ребенок.

— Ему интересно со мной.

— Пока интересно. Не принимай его всерьез. Сегодня ему интересно с одной, завтра с другой.

— А мне остается Берни и твои уроки? — горько усмехнулась я. — Я уже не ребенок! И Лукас не считает меня ребенком.

Выпалив это, я убежала. Мне было больно, что отец воспринимает меня как одну из своих разработок — заботится, чтобы я не заржавела и чтобы микросхема не перегорела. Но ни мои мысли, ни чувства не интересовали его.

Лукас ждал меня на берегу. Он был полной противоположностью отцу — Лукаса всегда интересовало все, что я думаю и чувствую. Я могла рассказать ему любую глупость, зная, что он никогда не станет насмехаться надо мной. Целый день мы бродили по острову, немного порыбачили, я приготовила уху. Лукас всегда был зверски голоден, и я при любой возможности подкармливала его, хотя и наш холодильник не был переполнен. Зачастую отец вообще забывал о еде, занятый своими микросхемами.

— Почему тебе нравится проводить со мной время? — спросила я Лукаса. — Потому что я кормлю тебя?

— А что ж еще, — усмехнулся он.

Какими беспечными детьми мы были в то время! Окружающие дразнили нас «влюбленной парочкой», но мы не думали ни о любви, ни о романтике, ни о чем подобном. Или мне так казалось... Однажды, когда мы остались наедине в моей комнате, Лукас поцеловал меня. Прикосновение его губ взволновало меня — и напугало до чертиков. Я убежала, закрывшись в ванной. Невозможно описать мои чувства в тот момент, они были слишком противоречивыми, странными, даже болезненными. Зачем, зачем он это сделал? Это все испортило. Когда я вышла из ванной, Лукаса уже не было, он ушел. Погруженная в свои переживания, я не думала о том, каково было ему — ведь я отшатнулась от него, словно от прокаженного. Меня так сильно мучил этот поцелуй, что я в конце концов поделилась с Берни. Я не ожидала ни помощи, ни совета — разве мог мне в этом помочь робот? Я лишь хотела поделиться переживаниями, которые не могла держать в себе... Но это оказалось огромной ошибкой. Берни доложил обо всем отцу, которого это событие почему-то очень сильно рассердило. Отец ворвался в мою комнату — никогда я не видела его таким взбешенным.

— Ты не будешь больше общаться с Лукасом, — заявил он мне.

— Почему? Ничего страшного не произошло! Он не обидел меня! Не хотел обидеть...

— Мне наплевать, чего он хотел, Ева! Ты еще ребенок. Это неприемлемо.

Впервые между мной и отцом произошла настоящая ссора. Когда отец понял, что не сможет переубедить меня, он решил выбрать другой путь, отправив меня в Англию. Мало известный колледж, в котором уклон в обучении делался на точные науки, в особенности на информатику. Как раз то, что получалось у меня лучше всего. Я делала большие успехи, иногда чувствуя себя электронным прибором, который работает на пределе возможностей. Отец изредка приезжал ко мне, наши свидания были короткими и холодными. Так прошло несколько лет. Я понимала, что период заточения скоро подойдет к концу, и я вернусь домой. У отца больше не было повода держать меня в этой клетке. Я освоила все имеющиеся в этом заведении программы, сдала все предметы на «отлично». Я повзрослела, подросла. Мне исполнилось восемнадцать. В маленькое карманное зеркало на меня смотрел уже не ребенок, а взрослая девушка. И я... соскучилась по Лукасу. Я так много хотела сказать ему. Теперь я была готова ко всему. Даже к поцелуям.

***

Но ничто в этом мире не стоит на месте. Когда я вернулась домой, то с грустью отметила, как постарел и осунулся мой отец. Он казался нервным и погруженным в себя больше, чем когда-либо. Его мастерская никогда не отличалась идеальным порядком, но сейчас была буквально завалена какими-то бумагами, чертежами, микросхемами. Отец был похож на сумасшедшего ученого из научно-фантастического фильма в этом окружающем его беспорядке. Он так и не смог отказаться от намерения вызволить Дэймона из африканской тюрьмы, поняла я. И никогда не откажется от этой мысли. Но если бы я знала в тот момент, какую цену заплачу за эту любовь — я ни минуты не раздумывая сбежала бы куда глаза глядят.

Вечером отец позвал меня в свой кабинет. По выражению его лица я догадалась, что разговор предстоит серьезный. Но я и представить не могла насколько... Глаза отца показались мне холодными и пустыми, мне вдруг отчаянно захотелось заткнуть уши, убежать, забиться в какой-нибудь темный угол, только бы не слышать того, что он скажет мне... То, что я узнала в тот вечер, навсегда изменило мою жизнь.

— Я должен кое-что рассказать тебе, Ева. Ты всегда хотела узнать, почему так мало помнишь о своем детстве, о маме. Сейчас пришло время тебе узнать об этом.

Мне внезапно стало очень страшно от этих слов.

— Я слушаю, папа.

— Это касается Дэймона.

Ну конечно.

— Я должен вытащить твоего брата из тюрьмы. Все эти годы я не переставал думать о том, как это сделать. Наконец все готово для этого, Ева. Ты готова.

— Я? Но что я могу?

— Ты не просто моя дочь, Ева. Ты не просто человек. Я создал тебя, чтобы помочь Дэймону.

— Ты пугаешь меня, папа! Хочешь сказать, что я — еще один изобретенный тобой робот?

Я ляпнула это, не подумав, как шутку. Но внезапно сердце похолодело... А вдруг правда?

— Не совсем. Когда мы бежали из Африки, то попали под обстрел. Твоя мать погибла на месте, а тебя ранили в голову. Ты уже не дышала, и я понимал, что потерял всех, кого любил. Я не мог позволить тебе уйти. И тогда я вернулся обратно, в свою лабораторию в сельве. Я очень рисковал, но как потом выяснилось, это оказалось отличной стратегией. Все они были уверены, что я бегу к границе. А я шел в противоположном направлении с тобой на руках. Ты истекала кровью, но я знал, что смогу вернуть тебя к жизни.

— Ты сделал меня роботом?

— Просто заменил некоторые детали твоего организма. Но главное, в твой мозг я вживил самую совершенную на тот момент микросхему. Она делает тебя практически неуязвимой. И поддерживает мою связь с тобой. Я ждал лишь, когда ты подрастешь немного и сможешь все это понять. Пришло время отправиться в Африку за твоим братом.

— Откуда ты знаешь, что он до сих пор жив?

— Я просто не позволяю себе думать, что может быть по-другому.

— Почему они бросили его в тюрьму? Почему хотели убить всех нас?

— Скоро ты и это узнаешь, Ева.

— Я не уверена, что хочу ехать туда, папа. Мне страшно. Я совсем не помню Дэймона. То, что он жив — слишком маловероятно.

Отец резко вскочил на ноги, на секунду мне показалось, что он сейчас ударит меня...

— У тебя нет выбора, Ева!

— Хорошо. Я должна попрощаться с Лукасом.

— Черт возьми, я так и знал! Этот человек тебе дороже брата. Почему ты так одержима им, Ева?

— Скорее, просто влюблена, — грустно улыбнулась я. — Забавно, да папа? Оказывается, роботы могут любить.

— Нет, не могут! Это просто сбой в программе, какое-то наваждение, ошибка.

— Хочешь сказать, что у меня не может быть свободы воли?

— Нет... не должно быть. Твой мозг умер, Ева. Я полностью заменил его на электронный. Я — твоя свобода воли. Тот выбор, что я давал тебе все эти годы, — мой выбор.

Абсолютно равнодушным голосом он говорил вещи, которые резали меня, словно ножом.

— Я... я должна найти Лукаса. — пробормотала я. — Позволь мне хотя бы ненадолго увидеться с ним.

Я так долго ждала этой встречи. Мне казалось, что я стою на краю пропасти, а Лукас виделся единственным спасением.

— Прости, Ева. Но я и так слишком долго ждал этого момента. Ты немедленно отправляешься в Африку. Как только Дэймон будет в безопасности, ты сможешь делать со своим Лукасом что пожелаешь.

От такой жестокости из моих глаз хлынули слезы. Как может отец столь бездушно относиться к своей дочери? Я для него не более чем машина, средство для достижения цели.

— Я не стану помогать тебе! Я не верю твоим россказням и не собираюсь слушать! Я не робот, это все чушь собачья!!!

Отец вне себя от ярости вскочил на ноги, подошел ко мне и изо всех сил сжал руками мою шею.

— Ты будешь делать то, что я прикажу. Я дал тебе слишком много свободы, хотя всегда знал, что это ошибка. Но пришло время повзрослеть, Ева. Время игрушек прошло, ты должна безоговорочно подчиниться мне. Если не сможешь, — усмешка, появившаяся на его лице, была омерзительной, — придется кое-что изменить в твоей микросхеме. Хотя... это слишком сложно, я не хочу рисковать. Гораздо проще изменить существование твоего Лукаса.

Я должна была догадаться. Он обязательно использует мои чувства против меня же. И вдруг он действительно способен превратить меня в послушную своей воле железку?

— Хорошо, отец, — я старалась, чтобы мой голос звучал как можно покорнее. Я сделаю все, что тебе нужно.

— Отлично, Ева. Я совсем не хочу причинять тебе боль. Слушай меня очень внимательно. Ты должна немедленно отправиться в Африку. — С этими словами он протянул мне один из своих электронных блокнотов. — Здесь находится адрес человека, который поможет тебе не привлечь внимание спецслужб в этой стране. Ты должна проникнуть в бункер, который находится вот по этому адресу. Он достал еще одно плоское электронное устройство и вложил его в мою руку. Я почувствовала сильный укол в самом центре ладони и вскрикнула от боли. Одновременно в моей голове словно взорвался огненный шар — и горячая лава информации хлынула внутрь меня. Когда передача данных была завершена, боль отступила.

— Помимо того что проникнуть туда будет крайне сложно, на каждой камере в этой тюрьме есть длинный цифровой код. — Я шаталась от боли, но отец продолжал монотонно зачитывать инструкции как ни в чем не бывало. — Чтобы взломать его, нужна специальная программа, которая сейчас загружена в твой мозг.

— Я сделаю это, только если ты поклянешься, что не тронешь Лукаса!

Отец усмехнулся. Мне вдруг подумалось, что все происходящее — лишь странный сон.

— Ты же не человек, Ева. Ты гораздо более высокоразвитое существо. Зачем тебе Лукас? Неужели ты думаешь, что он примет тебя, когда узнает правду? И ты не в том положении, чтобы торговаться. Скоро ты это поймешь.

Я заметила какое-то движение за спиной, но слишком поздно. Резкий укол иглы, и через секунду мой разум отключился.

Возвращение из небытия было мучительным, голова раскалывалась от боли. Открыв глаза, я увидела сидящего рядом Берни. Я внимательно рассматривала его.

— Это был ты, — прошептала я пересохшими губами. — Отец приказал тебе вырубить меня?

— Прости Ева.

— Ты знал? Знал, что я такая же, как ты?

— Нужно попить, — произнес Берни, протягивая мне стакан воды.

— Я не хочу подчиняться ему, Берни. Помоги мне, я должна найти Лукаса.

— Нельзя. Я должен выполнять то, что мне приказывает хозяин. У меня не должно быть собственных желаний.

— Но ведь тебя создали, чтобы помогать мне, Берни! Ты хочешь помочь мне! Освободи меня!

— Нельзя.

— Прошу тебя, умоляю! Я не хочу быть запрограммированной! Я должна бежать!

Я обняла робота. Зная по себе, как приятны объятия, сколько в них доброты и тепла, я прижалась к Берни. Мои слезы капали на его плечо. Он вздрогнул — робот не любил влагу.

— Пора, Ева.

Слезы продолжали струиться из моих глаз, пока Берни вел меня за собой по узкому коридору, к лестнице. Что бы ни говорил отец, я не могла представить себя послушным чужой воле роботом, запрограммированной машиной. Пока я могу любить, чувствовать, страдать — что бы там не говорил мой отец — я человек.

Внезапно кто-то изо всех сил дернул меня в сторону. Берни! Неужели он все-таки решил помочь мне?

— Сюда! — Еле слышно произнес робот. — Бежим!

***

Это казалось чудом, но мне действительно удалось сбежать. Не помню, как я добралась до парома. Я забилась в какую-то кладовку, трясясь от страха, что меня вот-вот обнаружат. Денег в моем кармане хватило лишь на билет до Лондона — мне в общем-то было все равно, куда лететь, я просто выбрала ближайший рейс. В самолете я немного подремала, зная, что силы мне понадобятся. Я никого не знала в Лондоне, да и в целом мире. Всю ночь я бродила по улицам, надеясь найти место, где можно остановиться за минимальную плату. Наконец, я нашла такое место на окраине — маленькую, провонявшую дешевыми сигаретами комнату. Я не представляла, что делать дальше. Разум и логика твердили мне, что я поступаю глупо, скрываясь от отца. Возможно, выполнить его задание было бы гораздо проще, нежели скрываться всю оставшуюся жизнь. Но какое-то детское упрямство и обида мешали мне поступить так. Я понимала, что теперь уже никогда не решусь показаться на глаза Лукасу, даже если отец позволит. Я не человек — а значит, и на человеческие чувства никакого права не имею. И никогда не наберусь смелости рассказать Лукасу правду о себе. Значит, нужно забыть о нем навсегда. При мысли об этом мое сердце мучительно сжималось...

За следующие месяцы я успела привыкнуть к новому существованию, устроилась на работу в ближайший бар посудомойкой, старалась не заводить знакомых и вообще никому не попадаться на глаза. Мне повсюду мерещился отец, который вряд ли оставит попытки найти меня. Я не покидала свою комнатушку, кроме как на работу и иногда в ближайший супермаркет. Единственным развлечением был ежевечерний просмотр новостей по маленькому телевизору. Я надеялась услышать хоть какие-то новости об Африке. Зная, что отец никогда не оставит попыток вызволить Дэймона, я надеялась, что он найдет для этого другой способ и перестанет искать меня. Но однажды едва не свалилась со стула, увидев на экране телевизора свое собственное лицо! Женщина, похожая на меня как две капли воды, говорила о покорении, о подчинении, о силе власти. И взяла на себя ответственность за страшный терракт, который произошел несколько дней назад в лондонском метро. Меня трясло, словно в ознобе. Мое лицо! Мой чертов папочка создал еще одну меня?! Или пошел на этот отчаянный шаг, потому что не смог до сих пор меня обнаружить?

Я застыла возле телевизора, словно загипнотизированная. Даже голос этой женщины был моим. Теперь за мной будет охотиться вся полиция страны. Он отрезал мне все пути к свободе...

***

Шел дождь. Я никогда не любила его шум, влагу, это всегда вызывало во мне непонятную тревогу. Я открыла окно, чего еще ни разу не делала, с тех пор как приехала сюда, боясь, что какой-нибудь космический спутник (отец имел доступ ко многим из них) вычислит мое местонахождение. Теперь я практически не бывала на улице. Но сегодня что-то притягивало меня к окну. И вдруг, в маленьком дворике, под проливным дождем я увидела Лукаса. Он не отрываясь смотрел на меня.

Он нашел меня! Он пришел за мной, он спасет меня!

Когда раздался стук в дверь, меня охватило ликование. Я бросилась навстречу не раздумывая. Жалкая, ничтожная идиотка. Едва я успела откинуть цепочку, как что-то сильно ударило меня, из глаз полетели искры, и я рухнула на пол. Очнулась я уже связанной, с кляпом во рту, на голове мешок.

Вот и все... Больше никаких воспоминаний, лишь полная темнота. Видимо, отец все-таки добрался до меня. И за свое непослушание я брошена в этот склеп, где по-прежнему не способна ничего разглядеть. У меня больше не осталось ни одного воспоминания, хвататься не за что. Да и те, что были, оказались ложью. Никто в этом мире не любил меня...

Глупо, но я расплакалась. Предательство Лукаса было самым жестоким из всех ударов судьбы.

***

Резкий металлический скрежет заставил меня вскочить на ноги, снова отчаянно вглядываясь в непроглядную мглу. Чем бы ни был этот звук, он не нес с собой ничего хорошего для меня. Никто не придет спасать заблудившуюся принцессу, к тому же я кто угодно, но только не принцесса. Нет никого в этом мире, кто захотел бы помочь мне. Скрежет повторился, звук стал громче, словно где-то открывали старый замок. А потом на меня хлынул свет, глаза невыносимо болели, их словно резало ножом.

— Пора на допрос, дамочка, — раздался над ухом чей то презрительный голос.

— Ваше выступление по телевизору было очень... ярким.

Мужчина, сидевший напротив меня, был ничем не примечателен. Среднего возраста, мелкие черты лица, тонкие поджатые губы. Такое лицо сложно запомнить. Серая внешность, серый костюм. Только взгляд — колючий и цепкий, пробирал до мурашек.

— Я никогда не выступала по телевизору, — честно ответила я. — Но я понимаю, о чем вы говорите.

— Вы здесь надолго, Ева. Возможно, навсегда. Так что лучше начать говорить правду. Вы понимаете, что ваш отец очень опасный человек? Настолько, что многие захотят вас убить, лишь бы подобраться к нему.

— Чем моя смерть может помочь?

— Пока не знаю. Но лучше вам рассказать все.

— Я хочу поговорить с человеком, который привез меня сюда. Только ему я все расскажу.

— Вы не в том положении, чтобы диктовать условия, Ева. Агент Лукас не сможет прийти к вам. Это... нецелесообразно.

— Агент? И давно он стал агентом?

— Я готов рассказать вам о Лукасе. Вот только эта история вам вряд ли понравится. Но если вы поможете мне...

— Хорошо, черт возьми, что вы хотите услышать?

— Отлично. Расскажите мне для начала о вашем отце.

Когда меня вернули в камеру, в кромешную темноту, я была даже рада ей. После слепящего белого света в комнате допросов, и тем более после всего того, что я узнала о Лукасе, этот склеп казался мне убежищем, в котором я мечтала обрести покой. Оказывается, Лукас был завербован спецслужбами с самого детства. Он не случайно оказался на острове Клэр, не случайно проник к нам в дом. Ему было приказано втереться в доверие к моему отцу. Но он смог это сделать лишь наполовину.

Приручив меня... Словно я ручной зверек... Вся моя жизнь — ложь. Как можно после этого не возненавидеть этот мир, где вокруг одно предательство?

Допросы происходили каждый день. Но нельзя сказать, что мы хоть немного продвинулись в понимании друг друга. Мужчина в сером костюме так и не соизволил даже назвать свое имя. При этом он считал, что имеет полное право копаться в моей голове, в моем сердце. Он задавал самые личные, самые сокровенные вопросы, которые вызывали новые воспоминания, причиняли боль. Но целью его было лишь найти в моей голове программу, заложенную отцом. Все остальное было этим людям глубоко безразлично. Я понимала, что времени у меня остается совсем немного — скоро они перейдут от допросов к более активным действиям.

Я пыталась донести до них, что я, Ева, существую не в единственном экземпляре. Что как минимум одна еще ходит на свободе, неся с собой смертельную опасность.

Каждый день после допроса меня отводили в лабораторию, где изучали, как подопытное животное. К сожалению, они не рассказывали мне о результатах. Мне было бы жуть как интересно узнать, что же я все-таки такое... Мои руки были истыканы иглами, из меня взяли столько пробирок крови, что казалось удивительным, как я все еще жива. Но результаты этих исследований, видимо, были найдены неудовлетворительными. Потому что на следующем допросе больше не было Серого. На его месте, в обычных джинсах и футболке, сидел Лукас.

В первую минуту я подумала, что упаду в обморок. Это было бы глупо и мелодраматично, но я почти мечтала об этом. Этим людям мало многочасовых допросов, моего отчаяния. Они решили добраться до самого сокровенного. Я не представляла, как смогу отвечать на вопросы Лукаса. Мне даже смотреть на него было больно. Каждая клеточка моего тела сжималась при мысли, что он предал меня. Все было ложью. Он изучал меня, приручал, подбирался поближе. Никогда раньше я ни к кому не испытывала ненависти, но сейчас... Этот человек разбил мне сердце.

— Я хочу помочь тебе, Ева, — произнес Лукас.

Я продолжала сидеть молча, глядя в одну точку перед собой.

Это я помогла тебе. Сделать карьеру.

— Между нами ничего не изменилась, Ева, — быстро прошептал Лукас, наклоняясь ко мне.

Я изумленно уставилась на него. У Лукаса был такой взгляд, словно для него не существовало ни одной тайны, касающейся меня. Словно он знал... Нет, только не это!!!

Я вскочила на ноги, отшвырнув стул.

— Как вы это сделали?!

— Успокойся, Ева. Да, мы прочли тебя. Все твои воспоминания. Именно для этого тебя поместили в такие условия. Стены камеры, в которой тебя держали, работают как отражающее эхо для любой компьютерной программы.

Какой стыд! Я пыталась найти хоть какую-то ниточку понимания и доброты хотя бы в своих воспоминаниях, плакала, грустила, жалела себя, а эти мерзавцы, считывали все мои мысли и чувства, наверняка насмехаясь надо мной. Я преподнесла им себя на блюдечке. Свои мечты. Свои надежды. Свою боль.

— Как ты думаешь, почему твоему отцу так важно вытащить Дэймона?

— Странный вопрос! Это его сын.

— По нашим данным, этот человек никогда не мог иметь детей.

— Интересно.

Как бы мне хотелось поверить в это! Знать, что для своего отца ты не более чем средство для достижения цели... как я устала от этой ноши.

— Человек, которого ты называешь своим отцом — международный преступник. Он, конечно, умен как дьявол, и любая страна мечтает завербовать его. За ним постоянно следят, но пока мы не смогли вычислить, на кого он работает.

— А Дэймон? — Внезапно моя голова начала раскалываться от боли, но я хотела услышать эту историю до конца, несмотря ни на что.

— Отдельная история. Он известен несколькими кровавыми террактами, настоящее чудовище. И уж точно не сын твоему отцу. Дэймону около пятидесяти лет. Правительство Африки приговорило его к трем пожизненным заключениям. Место его заключения хранится в строжайшей тайне.

Пока Лукас говорил все это, огненный обруч сжимал мою голову все сильнее. Я поняла, что это отец — он нашел способ проникнуть в мою голову. Наверное, бункер служил защитой от этого, но допрос сегодня слишком затянулся, и меня обнаружили. Перед глазами возникла карта, которую отец загрузил в меня перед побегом.

«Ты должна оказаться там» — этот приказ снова и снова жег мой мозг огнем, предупреждая, что я должна подчиниться, иначе пощады не будет.

— Что случилось? — взволнованно спросил Лукас, глядя на меня. — Это он, да? Он связался с тобой?

Но боль была столь сильной, что я уже не могла говорить. Лишь беспомощно посмотрела на него.

— Держись, Ева. Я помогу. Не отдам тебя ему, слышишь?

Как же я хотела в это поверить.... Но меня уже столько раз предавали. За свою жизнь я только и видела, что ложь да предательство. Все вокруг казалось мне замерзшим, покрытым льдом. Люди, эмоции, чувства, надежда — все потеряло смысл. Как будто человеческая часть меня, придя к своему завершению, исчезала. Оставался лишь холодный металл.

Лукас еще что-то кричал, в его голосе отчетливо слышались боль и отчаяние.

Я не могу поверить тебе, прости.

Перед глазами отчетливо возник бункер, в который я должна попасть. Я вскочила на ноги, понимая наконец, что нет больше никакой свободы воли. Только программа, которую я должна выполнить.

Дальше все происходило как в тумане. Лукас вынес меня на самолетную площадку на руках. Я бормотала название страны в Африке, словно в бреду. Боль усиливалась с каждой секундой. Но когда мы взлетели и взяли нужный курс, с каждой милей мне становилось легче. Да, мой отец был умен, и знал: боль и страх — лучшие мотиваторы. Несколько раз за время полета я предлагала Лукасу пристрелить меня на месте, вместо того чтобы идти на поводу безумного ученого. Но Лукас категорически отказался, заверив, что мы справимся, и он вытащит меня. Мне до сих пор было стыдно смотреть ему в глаза, ведь он знал обо мне все. Знал, что я по уши влюблена в него. А я не знала о нем ничего... Это безумно смущало меня.

— Почти прилетели, — передал нам по рации пилот. — Через пять минут садимся.

Оставшееся время полета я старательно таращилась в окно — лишь бы не смотреть на Лукаса. Но когда посадка была почти закончена, мне вдруг отчаянно захотелось посмотреть на него. Возможно, в последний раз. Он как будто подумал о том же — я почувствовала прикосновение его пальцев, он мягко взял меня за подбородок и развернул мое лицо к себе.

— Ты не робот, Ева, слышишь? Они не умеют чувствовать, а в тебе очень много самых разных чувств. И ты никогда не была для меня просто заданием. Ты была моей мечтой.

— Что ж, значит, мы оба выбрали не ту мечту, — грустно ответила я.

— Я так не думаю. И докажу тебе это. Готов доказывать... всю жизнь!