— Ты обязательно должна туда сходить! — убеждала высокая блондинка, пропуская подругу к выходу.

— Мне неудобно, — сопротивлялась Наташа, покидая глянцевый бутик. — Я даже не знаю этого человека, да и твой муж с ним не очень знаком...

— Неудобно на ежике сидеть, — отрезала та и с улыбкой взяла собеседницу под локоть. — Видела бы ты только его квартиру! Это похоже на Лувр и Версаль, которые ты уже облазила вдоль и поперек.

— Всего лишь по разу, — возразила Наталья. — И вообще, Даш, как ты можешь сравнивать дворцы и квартиру, пусть даже с частной коллекцией?

— Во дворцах все уже давно вымерли, а там владелец жив, сечешь?

— Вот только не начинай меня сватать!

Каждая вылазка с подругой непременно заканчивалась знакомством с кем-то из кучи друзей или партнеров ее мужа.

— И в мыслях не было, в твои-то годы! — возмутилась Даша и продолжила уже серьезней: — Ната, все равно делать нечего, давай туда сходим. Может, его и дома не будет.

— Вот так, без приглашения, врываются только варвары, — махнула копной каштановых волос Наташа. Подруга, увешанная пакетами, едва поспевала за ней вдоль улицы.

— Торговец антиквариатом найдет пару минут для тех, кто хочет присмотреть что-нибудь, — не унывала Даша и на миг призадумалась, пропустив вперед пару прохожих. — Я все равно не знаю, чем конкретно Риммон занимается, — пожала она плечами и пошла дальше. — Не думаю, что при такой профессии он ох какой занятой человек, а его квартира и так всегда открыта желающим. Сомневаюсь, что ее владелец даже в курсе обо всех, кто там бывал в его отсутствие.

Наташу такое заявление, мягко говоря, насторожило, но в то же время поселило надежду остаться незамеченным посетителем.

— Так его зовут Риммон? Странное имя... — решила девушка, но все-таки согласилась: — Только ненадолго и, чур, мою профессию не раскрывать.

— Ну наконец-то! Я уж было решила, что ты забудешь о существовании всего, кроме своего драгоценного антиквариата!

— А я и не забыла, — загадочно улыбнулась Наташа и тут же перевела разговор в другое русло.

Она гостила у подруги уже несколько недель, утоляя безумную тягу к Парижу. С Дашей они дружили еще с университета. Несмотря на то, что подруга страдала мотовством и иногда легкомыслием, она всегда оставалась доброй и веселой. Наташа была единственной в ее окружении, кто соглашался на все авантюры, которые приходили той в голову. Визит в Париж также был идеей модельной блондинки.

О том, чтобы иметь доступ, пусть даже поверхностный, к произведениям искусства, какой был у нее сейчас, Наташа прежде и мечтать не могла. Если Даша поступила на такую редкую специальность, как реставратор, из побуждения выкинуть финт и прослыть оригинальной, Наталья осознанно сделала свой выбор, следуя семейной традиции. Ее отец владел самой старой мастерской в городе, и как единственный ребенок в семье только она могла стать продолжательницей его дела. Если профилем отца были изделия из металла, Наташа специализировалась на картинах и предметах мебели.

— Кстати, как там Боренька? — усмехнулась Даша, скидывая пакеты с брендовыми надписями в багажник, словно ненужный хлам.

— Нашла, о чем спросить, — скривилась Наташа, но все-таки села в машину и ответила: — Живет и здравствует. И замуж зовет.

— Зря отказываешь, — резонно заметила подруга, устраиваясь на водительском сиденье. — Твой папочка не вечен, уж прости меня, — перекрестилась она. — А одной в этом бизнесе тяжело. Тем более женишок твой с брюликами работает, и руки у него золотые — без хлеба не останетесь.

— Что ж ты за того швейцарца не вышла тогда? — подколола Наташа с улыбкой.

— Шестидесятилетнего старикана? — фыркнула Даша. — Разогналась! Я Мишулю с семнадцати лет люблю!

«Ну да, а вышла за него, едва став совершеннолетней», — подумала Наталья, но промолчала. Иногда Даша была подобна урагану или цунами, и выбор спутника жизни как раз относился к такому случаю. Мишель был на семь лет ее старше, и в момент, когда они познакомились на стажировке, не мог предложить ничего, кроме своего чувства юмора и ума. Даша оценила его юмор, ее папа не оценил ее собственный, но сдался, обнаружив в потенциальном зяте предпринимательскую жилку.

В отличие от Мишеля, Боря, которого родители старательно прочили Наташе в женихи, не обладал чувством юмора, зато уже имел свой ювелирный бизнес, довольно неплохой для масштабов ее родного городка. И внешне был не сильно примечательным, и старше на семь лет, но умело лавировал интересами самых разных клиентов, некоторые из которых откровенно напоминали девушке бандитов из лихих девяностых.

Сейчас Наташа старалась отвлечься от реалий своей жизни, которая осталась так далеко дома, и с наслаждением переключилась на архитектурные композиции, мелькавшие за окном автомобиля. Именно за этим она сюда приехала: хотела перемен.

Париж. Город-мечта. Город романтиков. Сколько раз она представляла его себе при просмотре «Мушкетеров» или «Железной маски». А уж чего стоит восхитительная серия фильмов об «Анжелике»! Иногда Наташе казалось, что романтичные грезы о былом отчасти повлияли на ее выбор профессии, но она была этому только рада.

— Могла бы выучить французский, мадемуазель, — голос Даши вернул девушку из облаков на грешную землю.

— Чтобы нас понимали прохожие и от смысла услышанного грохались в обморок?

— И только ради этого! — рассмеялась подруга.

Платиновая блондинка за рулем могла показаться кошмаром для мужчин-водителей, но Даша была в состоянии дать фору любому из них. Ната прекрасно помнила, какие финты подруга выделывала в Москве, куда уговорила ее поехать за компанию. Но Москва не Париж, а полный беспредел уличного движения. К счастью, обошлось без жертв, но вот сейчас Даша чуть не въехала в зад скромному «пежо».

— Совсем расслабились из-за праздников, болваны! — возмущенно прикрикнула она и обратилась к Наташе: — Учти: я торчу летом в этой дыре только ради тебя. Ни один уважающий себя парижанин не жарится тут в духоте.

День взятия Бастилии, по мнению подруги, был не самым главным праздником. Она, как и многие местные жители, рвалась из города на природу, но, увы, Наташа взяла отпуск летом, а ее папа был не самым великодушным работодателем, чтобы позволить гибкий график даже родной дочери.

— Приехали! — Миновав охрану у кованых железных ворот, Даша припарковалась во внутреннем дворике трехэтажного здания. Наталья отметила его несхожесть с другими домами в городе хотя бы в том, что те редко имели арочный въезд. Обычно это были пяти-, шестиэтажные здания, выстроенные вдоль улиц. В остальном различия не бросались в глаза: те же высокие окна, тот же светлый цвет стен. Только небольшая трещина в мостовой плитке, покрывающей двор, выделялась сочной зеленью проросшей в ней травы. Наташа улыбнулась – природа всегда берет свое.

— Это все принадлежит Риммону, — Даша захлопнула дверь авто и пошла к центральным дверям.

— Всё-всё? — удивленно переспросила Наташа, следуя за подругой и окидывая взглядом здание, выполненное в форме буквы «П». — Это же целое состояние!

— Вот-вот, — усмехнулась та. — И учти: он — холостяк!

— Да ну тебя!

— И не старый, — продолжала издеваться Даша.

— А как же Боря, за которого ты так ратуешь? — поддела Ната.

— Кто? Я? — Подруга наиграно округлила глаза. — Я из числа тех, кто первым посоветует послать его куда подальше, если ты его не любишь. Но боюсь, что если твой папа об этом узнает, то перестанет отпускать тебя ко мне.

Наташа рассмеялась, мысленно оценив фразу подруги «перестанет отпускать». Слава Богу, она уже не была ребенком, хотя не могла не признать, что все еще жила с родителями и спрашивала их советов.

Женщина лет сорока вышла навстречу девушкам и, перекинувшись с Дашей парой фраз на французском, предложила следовать за собой.

— Хозяина нет, — подмигнула подруга, и они прошли за домоправительницей.

— В его отсутствие нормально появляться в доме? — все еще недоумевала Наташа.

— Я же говорила тебе: это как открытый музей! — ответила Даша. — Ну, для тех, кто прошел охрану.

Услышанное показалось девушке несочетаемым, но она только пожала плечами и проследовала за подругой.

Прихожая поражала воображение. Просторная, с изысканным ореховым гарнитуром, которому было не меньше трехсот лет и который — Наташа могла сказать лишь навскидку — был в идеальном состоянии. Она оценила труд людей, которые за ним следили, и тут же пожурила себя за излишне профессиональный подход к вещам.

Домоправительница что-то рассказывала, но Даша не переводила и половины услышанного. Наташа знала, что просить об обратном бесполезно, и просто наслаждалась увиденным, пока они не попали в просторную галерею. Подруга еще немного побеседовала с сопровождавшей их женщиной, и та оставила их одних.

— Нас ждут кофе и круассаны, — улыбнулась Даша.

— А мы ничего с собой не привезли, — расстроилась Наталья.

— Ты же знаешь, у них не принято, как у нас, переться в дом с подарками.

— А мне плевать, как не принято у них, я чувствую себя не в своей тарелке.

У подруги зазвонил мобильный, и, судя по тому, как она ринулась отвечать, это был муж. Наташа воспользовалась своей временной свободой и принялась осматривать предметы, выставленные в галерее. Даша была права, называя это мини-музеем с той лишь разницей, что ни один из экспонатов не был подписан, и об их возрасте и происхождении можно было судить только по собственным ощущениям. Казалось, что все, начиная от обоев на стенах и портьер у окон, заканчивая подсвечниками и портсигарами, стоящими на резной мебели, дышало прошлым. Изделия из драгоценных металлов не окалились, деревянные шкафы и тумбы не повреждены вредителями, картины на стене были покрыты стеклом, не пропускавшим пыль. Но и ее следов, как и намека на повышенную влажность, Наталья не обнаружила.

И все же ее куда более пристальным вниманием завладели картины: пейзажи из разных уголков Европы, но в основном портреты самых разных людей, в том числе и тех, кто явно не походил на представителей знатного сословия. Последнее удивило ее больше всего, так как это было недешевым удовольствием даже для аристократов, и вряд ли кто-то из них пошел бы на то, чтобы выложить кругленькую сумму за изображение своей прачки, например.

Одним из последних в веренице портретов был мужской, и человек на нем явно выделялся на фоне предыдущих. Он отличался не столько мрачным пронизывающим взглядом или странным двояким чувством, которое вызывал, — это было свойственно многим картинам Средневековья, выполненным в темных тонах. С точки зрения визуальной антропологии черты его лица слишком отличались от тех, что видела Наташа на других портретах той эпохи. В том, что картина принадлежала к X–XV векам, она почти не сомневалась: линии изображения были лишены Ренессансной плавности, казались более резкими, схематичными, тональность исполнения выбрана темная, и лишь лицо и руки казались светлым пятном в этом пристанище мрака. Но вот более широкие скулы и миндалевидные глаза изображенного объекта создавали ощущение его отличности от своих собратьев по времени. Наверное, он был крупнее и выше положенных метра пятидесяти, и даже средневековым европейцем казался с натяжкой, если бы не одежда... Наташа бы сказала, что он даже больше походил на современного человека, но с эпохой времени его жизни девушка так и не определилась. Жаль, ей некого было расспросить подробнее о происхождении этой картины. Да и вообще это чужая, частная коллекция, и Наталья не считала себя вправе лезть в нее. На какой-то миг она даже почувствовала себя Элизабет Беннет, осматривающей поместье Дарси в его отсутствие, но тут же прогнала эти мысли из головы.

— Прикольный, да? — Даша вынырнула словно из ниоткуда.

— Ага, интересный экземпляр, — промямлила Наташа и лишь сейчас заметила, что к ним уже направлялась домоправительница в сопровождении молодой девушки с подносом.

— Она сказала, что если подождем часик, то и с хозяином встретимся, — продолжала Даша. — Хочешь? В прошлый раз он рассказал очень много интересных фактов о своей коллекции.

— Да, у меня возникли к нему некоторые вопросы, — кивнула Ната и снова посмотрела на портрет перед собой. — А что он рассказывал об этой картине?

Даша засмеялась:

— Ты шутишь? Нашла, о чем спрашивать.

— Даш, ну серьезно, — возразила Наталья. — Совсем нетипичный пример для тринадцатого века, сама посмотри!

— У него и спросишь! — подруга неприлично громко хохотала, будто Наташа сказала какую-то глупость. Наверняка недоумевая, как можно интересоваться такими мелочами, когда есть куда более интересные перспективы по отношению к владельцу неплохого состояния и при этом холостяку. Даша, все так же стоя, схватила чашку с кофе, и Наташа последовала ее примеру, поблагодарив прислугу.

— Так. — Подруга сделала пару быстрых глотков и продолжила: — Ты оставайся, а мне к Мише надо срочно.

— Как это? — Наташа едва не поперхнулась.

— Он пригласил какого-то дундука на ужин: мне надо готовиться.

— Даш, я не могу остаться здесь одна. Я не знаю этого человека! — возмутилась Ната.

— Я тоже не знала, да и сейчас мы явно не друзья. Какая разница?

— Я уезжаю с тобой.

— Кися, он покруче консультантов Лувра в том, что касается истории.

— Да плевать мне на это! Я одна тут не останусь!

Наташа все-таки настояла на своем, взяв с подруги слово вернуться. Вот только потом она не раз пожалела, что согласилась помочь той с подготовкой к ужину. К вечеру голова раскалывалась от обилия отданных Дашей распоряжений и вороха перемерянных нарядов, поэтому во время самого ужина, на котором она стала внеочередной гостьей, трепетные комплименты некоего датчанина не вызывали у нее ничего, кроме желания поскорее отправиться в свою комнату и уснуть. Все-таки нужно было настоять на том, чтобы остаться в гостинице, а не в квартире своей подруги, но проклятое желание сэкономить сыграло над девушкой злую шутку.

Далеко за полночь Наташа едва нашла в себе силы принять душ и смыть косметику, зато потом с наслаждением упала на свежие простыни и забылась глубоким сном.

Утро встретило ее странным гомоном, криками и ощущением того, что она находится в хлеву. Запах стоял неимоверный. Голова раскалывалась, и девушка попыталась отмахнуться от настойчивого шума, повернувшись на живот, но вдруг поняла, что сидит. Более того: все тело ломило, как будто она пробыла в этой позе слишком долго. Попа буквально отекла, а шея в районе позвоночника нещадно болела. Открыв глаза, Наташа впала в ступор на несколько минут, затем решила, что это просто странный сон. Но моргнув и раз, и второй, и третий, вдруг с ужасом начала осознавать, что сон никак не проходит.

Она полулежала на какой-то дырявой тряпке, подобии простыни или одеяла, прислонившись к деревянной стене, от которой поясницу отделяла только крошечная прохудившаяся подушка. Косые, полусгнившие деревянные балки пола и стен, некогда выбеленные, а теперь почерневшие и покрытые паутиной, наталкивали на мысли о тюрьме. Но какая тюрьма? Почему? И вообще где она находится?! Запах сырости и дрожжей снова ударил в нос, и девушка в ужасе округлила глаза, заметив несколько десятков грибков наподобие тех, что наблюдала в винном погребе в Тоскане.

— Вот ты где, лентяйка! — раздался громкий женский голос, и словно из ниоткуда в подобии дверного проема выросла невысокая полная женщина в странном коричневом платье, чепце и с обезображенным рытвинами лицом.

— Работа уже кипит, — прикрикнула на нее непрошенная гостья, — а ты тут спишь! Скоро госпожа проснется, бегом к Розин!

Пораженная Наталья смогла только кивнуть, и посетительница скрылась так же быстро, как и появилась. После этого девушка впала в еще больший ступор, так и замерев с взглядом, направленным прямо перед собой. Кто эта женщина? Почему она одета так странно? Какая госпожа? Это какой-то странный маскарад, о котором Наташа случайно забыла, или дурацкая шутка Даши? Но подруга никогда не опускалась до такого... Девушка обвела глазами помещение, невольно вжавшись в стену. Под самым потолком располагалось крошечное окно, затянутое какой-то непрозрачной гадостью, смутно напоминающей огромный желудок. Тошнота подкатила к горлу, но Наташа ее сдержала. Поднеся одеяло к лицу, ее чуть не вырвало от запаха, определение которому она не могла подобрать. Просто вонь. Ужасная дикая вонь, от которой даже желудок скручивало.

Что-то укусило за руку, и девушка машинально прихлопнула насекомое, но стоило ей увидеть красное пятнышко крови на коже — и она поняла, что это было что-то хуже комара. Более того — к нему потянулись какие-то мелкие черные жучки, которыми, казалось, кишела подушка за ее спиной. При виде этой картины девушка завизжала от ужаса и подскочила, отбросив куда подальше подушку и откинув ногой вонючее одеяло-простыню. При этом она ударилась головой о потолок, но даже не вскрикнула от боли, так как была полностью сосредоточена на том, как скинуть с себя десятки мелких насекомых. Еще несколько минут после этого она дергалась как эпилептик, так как ей все время казалось, что кто-то из них все еще ползет то по шее, то по голове, то по ногам. Красноватые потеки на руках едва не заставляли плакать.

— Что это? Господи, где я? — простонала Наташа. Ей хотелось услышать свой голос, потому что происходящее казалось абсолютно нереальным. Если раньше все выглядело, как чья-то нелепая шутка, то сейчас эта мысль постепенно уходила на второй план. Девушку охватило оцепение, ужас, а затем и паника. На какое-то время она просто замерла, впав в странную прострацию.

«Возьми себя в руки», — скомандовал внутренний голос, и Наташа рискнула осмотреться вокруг. Помимо ее вонючего одеяла в помещении было еще четыре подобных. Наклонившись и так, в полусогнутом состоянии, потому что высота комнаты не позволяла ничего иного, девушка пошла к окну, но стоило добраться до противоположного угла, как в нос ударил запах — она бы сказала, что туалета, но это было куда хуже. Отходы человеческой жизнедеятельности слишком долго гостили в том месте, так как стены и пол буквально впитали в себя их вонь. Даже кучка соответствующая имелась. Девушка прикрыла рот рукой и выскочила из комнаты как ошпаренная. На миг ей показалось, что воздух стал лучше. Во всяком случае, коридор, в котором она сейчас находилась, позволял встать в полный рост, только в нем было так темно, что лишь просвет вдали намекал на то, куда следовало идти.

И снова Наташу накрыла паника. Помещение явно не выглядело, как любое из тех мест, в которых ей доводилось побывать. И под ногами странно хлюпало, как во время ливня. По мере увеличения освещения, стало понятно, что из-за соломы и грязи. Наташа лишь сжалась в комок, стараясь не касаться стен, обходить самые грязные места, но вот не дышать она не могла, и это убивало. Каждый раз она с трудом откашливалась и даже была рада, что не завтракала. Не могла и определить, какое из ощущений превалирует: ужас или отвращение.

— Вот ты где! — Молодая девушка предположительно ее возраста, а может, и моложе вынырнула из просвета впереди. — Я будила тебя, будила, но ты спала как убитая! Идем, у нас много дел.

Она потащила Наташу за руку, а та с ужасом поняла, что происходящее — реальность. И она даже не в тюрьме... а в чьем-то доме. Некоторые его участки возвели из камня, но в основном здание было деревянным и явно ремонтировалось по мере поступления проблем, а то и позже.

— Нужно успеть со стиркой, а еще привести госпожу в порядок. Месье де Бусси сегодня приезжает, понимаешь?

Наташа ничего не понимала. Больше всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы происходящее все-таки оказалось сном, но чем дальше они шли, тем менее вероятным это казалось. Она не владела французским и совершенно недоумевала, как могла понимать речь окружающих.

— Куда мы идем? — все-таки осмелилась спросить девушка. К ее удивлению, вопрос прозвучал верно и даже на нужном диалекте.

— Я же сказала: сегодня день стирки! — словно глупому ребенку пояснила провожатая. — Мы и так сильно отстаем, но хорошо я хоть не одна буду этим заниматься. Госпожа очень рассердится, если мы не поспеем вовремя! Торопись!

— Скажи, как тебя зовут, — попросила Наташа, машинально принимая в руки казавшуюся неподъемной корзину с грязным бельем. Ее даже зашатало, но девушка находилась в таком ступоре, что не до конца понимала, что делает.

— Да что с тобой сегодня? — раскрыла огромные голубые глаза спутница. — Я же Розин, ты разве не помнишь?

— Прости... — только и ответила та и прикусила губу, чтобы не вызвать лишних вопросов.

— Наверное, ты все еще не привыкла... — жалобно протянула Розин. — Но ничего, одна неделя уже прошла. Только учти: у нас осталось всего две перед тем, как я уеду. Постарайся угодить госпоже.

На смену ступору пришла ярость. Наташе было откровенно плевать на госпожу и на все, что было с ней связано. Она не могла понять, как могло произойти то, что случилось! Просто отказывалась принимать это! Большую часть пути по грязным улицам она прошла, озираясь по сторонам и впитывая в себя все словно губка, но окружающая обстановка была вполне реальной. Даже слишком... Несмотря на то, что факт «настоящести» этого мира был признан, девушка все еще не верила в это. Во всяком случае, ее мозг отказывался понимать или принимать собственный вывод.

Огибая кучи мусора и помоев вслед за своей спутницей, Наташа, словно на автопилоте, подмечала какие-то детали, которые вызывали дурноту. Но она все-таки пыталась угадать хотя бы, в каком веке находится и где. Ей приходилось тщательно думать над каждым задаваемым вопросом, чтобы не попасть впросак, но, кроме того что сейчас правил Луи, выяснить ничего не удалось. Последним Луи был Людовик XV, казненный во времена Великой Французской революции, и она сильно сомневалась, что это был именно тот период. Судя по одежде горожан, речь шла как раз об отце или даже деде Короля-Солнца.

Веселый щебет Розин и других прачек, которые собрались на площади, только раздражал, а еще Наташа напрочь отказалась вставать в огромный чан с мочой, где белье собирались стирать методом давки винограда. С горем пополам она заставила себя тереть его камнями тут же, у колодца, а затем и выполаскивать, иначе рисковала привлечь излишнее внимание. Руки скоро покрылись мозолями, некоторые из которых стерлись в кровь, и моча неприятно жгла покалеченные места. Наташа с содроганием мыла их в колодезной воде, которая была подозрительно коричневой, и думала, как долго сможет выжить в подобных условиях, не заразившись какой-то дрянью.

Господи, ну как ее угораздило оказаться в прошлом? И еще таком? Она готова была убить преподавателя по истории в университете, который утверждал, что Средние века на самом деле были не такими уж и темными, как им их рисовали. Темными — мягко сказано. Наташа не могла подобрать слово, способное отразить всю степень ее омерзения. Пусть бы он сам пожил вот так!

К тому времени как девушка закончила полоскание белья, она была выжата как лимон, устала от приставаний местных донжуанов, от которых за версту разило потом и гнилым дыханием, и все еще не до конца осознала, что с ней произошло. Зато теперь она была в курсе событий этого нового мира. Розин выходила замуж и уезжала в деревню, потому Натали приехала по чьей-то протекции, чтобы обучиться и стать ее заменой у графини. Сама графиня, которую называли не иначе, как госпожой или хозяйкой, была молодой вдовой с неплохим состоянием и завидной невестой. Более того — писаной красавицей и по парижским меркам модницей. Этой ночью к ней — по секрету, известному, как это часто бывает, всему городу, — должен был явиться мечта всех придворных дам, сердцеед и ловелас граф Арно де Бусси. Этот герой успел прославиться и на полях сражений, и в гражданских делах. В частности, через какие-то два дня должны были предать костру раскрытого им чернокнижника. Наташа бы заткнула уши, чтобы не слышать подобной ереси, если бы могла, потому возвращение в дом стало для нее своеобразной передышкой.

Поросячий визг заполнил улицу, и мясник зарезал свинью. Кровь тонкой струйкой потекла под ноги, и Наташа с трудом перескочила ее, достаточно ловко сдерживая отвращение. Деревянная грубая обувь стерла ноги почти до крови, но девушка даже была ей рада. Покуда погода стояла сухой, именно эта обувь спасала ее от того, чтобы полностью не окунуться в помои и прочие отходы. Девушкам даже повезло: их ни разу не окатили из окон!

Розин предложила было пойти более длинной дорогой, чтобы полюбоваться на повешенных, но Наташа напрочь отказалась. Она никогда в жизни не видела мертвых в таких случаях и боялась, что не выдержит, если увидит. Розин посчитала, что она отсрочивает удовольствие до казни чернокнижника, отчего-то полагая, будто пропустить такое событие не решится никто, а Наташа лишь с трудом сдерживалась, чтобы не бросить все и не убежать. Вот только куда?

Как она хотела просто испариться, раствориться, даже упасть в обморок, лишь бы проснуться в том мире, из которого сюда попала! Но с каждым вдохом и каждой увиденной картиной девушка понимала, что это маловероятно. Слепые и нищие, обезображенные оспой и проказой, люди в грязных лохмотьях толпились вокруг, и она казалась чем-то странным и диковинным на их фоне в своей относительно чистой одежде из грубого полотна. Нижняя рубашка царапала кожу, словно наждачная бумага, девушка безумно устала и вспотела, и понимание того, что ванная ее не ждет, еще глубже погружало в пучину уныния. Более того — несмотря на ужасную вонь вокруг, желудок весь день предательски урчал. И каким бы омерзительным ей ни казалось состояние кухни в доме своей названной хозяйки, она хотела есть. Черт побери, когда нападает голод, то рассуждения о брезгливости мигом куда-то улетучиваются, поэтому девушка с удовольствием набросилась на странный суп, поданный женщиной, виденной ею утром: экономкой и по совместительству кухаркой.

Наташа боялась обнаружить в нем крыс или тараканов, которые то и дело ползали под ногами и норовили взобраться на стол, но, наверное, их наличие только улучшило бы вкус того отвратительного жесткого варева, которое она вливала в свой желудок. Тем не менее, оно пахло лучше, чем смесь требухи и овощей в котле неподалеку.

— Быстрее, быстрее ешь! — торопила ее Розин, но девушка и так с трудом пережевывала то, что называлось супом. Теперь она понимала, почему большинство виденных ею людей либо полностью беззубы, либо обезоруживают гнилым оскалом. Еще пара дней подобного рациона — и она станет такой же. Но девушка воспользовалась полученной небольшой паузой, чтобы подумать.

Почему она находится здесь? Не может же это быть издевкой судьбы. Не мог Бог наказать ее за что-то таким жестким способом! Она никогда не была чересчур брезгливой, грубой, завистливой... Но девушка искала и не находила ответов на свои вопросы. Она лишь понимала, что должна была быть какая-то причина ее пребывания здесь. Не могла граница между мирами быть нарушена беспричинно. Хотя какая граница? Каких миров? Она не знала ни как попала сюда, ни когда, ни зачем!

В отдельные моменты даже рассуждение о подобном казалось ей иррациональным, и Наташа снова ощущала себя на грани помешательства. Словно случившееся происходило не с ней. Словно она была лишь посторонним наблюдателем за страданиями кого-то незнакомого ей и чужого. Только этим «кто-то», увы, была она сама.

Но даже времени на то, чтобы предаться жалости по отношению к себе, у Наташи не было. Отпарив над котлом и почистив щеточкой платье госпожи, Розин потащила свою подопечную сушить выстиранное белье, то есть раскладывать его на плоских камнях во дворе и обивать тяжелыми палками, наподобие тех, что некоторые использовали в стирке.

— Ну что с тобой сегодня? — возмущалась молоденькая наставница. — Ничего не делаешь! Как ты сможешь заменить меня и справляться со всем одна?

Но Наташа совсем не хотела ее заменять и уже тем более не планировала оставаться здесь. Возможно, она бы и помогла Розин, вот только сил для этого у девушки уже не осталось. Почему-то после услышанной фразы к ней пришло осознание другого ужаса. Вдруг она не сможет вернуться обратно? Вдруг застрянет в этом кошмаре навечно? Ее охватило оцепенение, от которого хотелось содрогнуться. Пальцы не слушались, когда они с Розин меняли постельное белье, и Наталья вернулась к реальности, только когда обнаружила целое пристанище клопов на хозяйской кровати. Она не знала, как они должны выглядеть, просто подозревала, что из двух возможных видов насекомых эти были более вероятны. Ведь блохи прыгали, а они нет. Она даже замерла на какой-то миг, вперив пустой взгляд в кучу черных точек, четко выделявшихся на фоне белоснежной простыни. Неужели все происходящее — реальность? Даже чувство омерзения на миг притупилось. А затем Наташа с ожесточением принялась давить противных насекомых другой стороной простыни под дикие крики Розин.

— Ты с ума сошла? — Девушка пыталась оторвать ее от этого занятия, но куда ей было до такой дылды, какой казалась Наталья со своими метр шестьдесят?

— Будешь сама отстирывать эти пятна потом! — прикрикнула Розин, и это на миг отрезвило.

— Хочешь давить — дави на мебели, так видно не будет!

Наташа прекратила свое занятие, тем более что куча клопов не уменьшилась и никакого облегчения их убиение ей не принесло, но последняя фраза просто добила ее, вызвав истерический смех. Она так и сидела и хохотала под ворчание Розин, заканчивающей смену постельного белья. Смеялась и даже не смахивала слезы с ресниц, пока не затихла, так и оставшись сидеть на грязном, покрытом соломой полу. Наташа прикусила губу, чтобы не завыть и не закричать, а проклятые слезы почему-то теперь казались слишком горькими.

Сцепив кулаки, она решила выбраться из этого ада во что бы то ни стало. Она будет плыть по течению, пока не разберется со всем, а потом вернется домой. Туда, где ждут родные и близкие. Если сюда есть вход, то должен быть и выход.

Розин больше не доставала ее вопросами и разговорами, лишь изредка поглядывала с опаской, как на полоумную. Наташа понимала, что в данных условиях казалась новой знакомой именно такой, поэтому сменила курс и попыталась разговориться с девушкой в процессе уборки. Лишь один раз она едва не выдала себя снова: когда узнала, что спутнице всего четырнадцать лет. К слову, выглядела та почти как Наташа в свои двадцать три... С учетом кабалы, в которой она находилась, это было неудивительно.

Девушки не сняли балдахин с кровати, и Наташа была этому рада. Она просто боялась представить, сколько всякой живности могло скопиться там за все время. Но их короткую, на время воцарившуюся идиллию, нарушило появление взвинченной хозяйки.

— Скорее! Где вы так долго копались? — Она встала прямо перед ними, отбросив шляпу и снимая перчатки. — Времени мало!

Розин быстро принялась раздевать свою госпожу, а Наташа пыталась делать вид, что старательно в этом помогает, то и дело отмахиваясь от надоедливой собачонки графини де Лакруа. К счастью, не обнаружив на ней ничего съедобного, та быстро переключилась на свою хозяйку.

Блистательная красавица Парижа пахла не лучше нищебродов с улицы, если не хуже. Во всяком случае, для Наташи запах немытого человеческого тела, замаскированный духами, был еще ужаснее, чем без них. Она знала, что Флоренц ни разу не рожала, но вряд ли ее фигуре могла позавидовать любая современная девушка. Ей сполоснули руки и рот, Розин обтерла ее надушенной тряпочкой. От более интимной гигиенты та напрочь отказалась, бросив короткое:

— Он же приезжает! — И устремила на Розин такой взгляд, что смуглая девушка вмиг стала белее мела.

«Ну и стерва», — мысленно заключила Наталья, чье отношение к дворянской особе ухудшалось с каждой проведенной с ней минутой. Господи, и было бы чем кичиться. Грязное, немытое убожество с плешью. Девушка искренне поражалась, как Розин еще умудрялась сотворить некое подобие прически из поредевших локонов своей госпожи, поэтому была рада, когда ее отослали принести то самое отпаренное на кухне платье.

Девушке посчастливилось избавить себя от картины, способной вызвать ночные кошмары, но и к платью она приближалась настороженно. Вдруг на нем еще остались прыгающие создания из разряда тех, что пытались перекочевать на нее с графини? Но видимо, даже они не выдержали натиска пара, потому что наряд не подавал признаков «жизни».

Наташа отсрочила свое возвращение, заглянув на кухню и с грустью обведя взглядом помещение. Экономка и ее подопечная трудились вовсю, закидывая пол новыми отходами, чего Ната уже просто не выдержала:

— Неужели хотя бы выгребную яму сделать нельзя?

Женщина поднял на нее глаза:

— Что ты сказала?

В этот момент Наташа поняла, что «выгребной ямы» в словаре ее старого французского не нашлось, и она сказала это по-русски. К счастью, «начальство» не было настроено на мирные разговоры и быстро пошло в атаку:

— А ну, бегом к хозяйке, лентяйка! Я вот ей расскажу, что ты только языком мелешь, вместо того чтобы делом заниматься. Только еду переводим зря!

«Лучше голодать, чем есть тот ужас, который вы готовите», — чуть не сорвалось с языка, но Наташа молча развернулась и понесла платье его владелице. Весь день она не пила и практически ничего не ела, кроме того отвратительного супа, а потому потребность в туалете проснулась у нее только сейчас. К ужасу Натальи, она выражалась в активном бурлении и резкой боли в животе, что грозило одним из новых вариантов казней египетских, а на деле обычным явлением времени, в котором она сейчас пребывала, — диареей. Девушка молилась, чтобы это было не то, о чем она подумала, но понимала, что даже если ей повезет, то рано или поздно туалет в этом кошмарном месте придется искать. Но ведь даже в самых захудалых деревнях ее родины они были, а тут — нет!

Тем временем Флоренц уже была почти готова ко встрече со своим поклонником. Тонкая белоснежная сорочка, тяжелое, украшенное драгоценными камнями платье, светлый парик, ожерелье с рубинами — на портрете это выглядело бы куда лучше, чем в жизни, а главное — не пахло. Наташа отметила, что женщина всегда говорила как-то странно, едва разжимая губы и приглушенно. Если вначале она приняла это за признак высокомерия, то теперь начала подозревать наличие стоматологических проблем у графини. В этот момент она пожурила себя за собственный цинизм.

Да, мир, в котором она оказалась, — примитивен, а люди в нем невежественны, но ей почему-то стало их жаль. Живи графиня де Лакруа в других условиях — и характер у нее мог бы быть мягче. А Розин? Она выходит замуж в четырнадцать! Теперь она будет рожать каждый год и умрет в лучшем случае в районе тридцати. Половину своей жизни она уже прожила... Наташа вздрогнула. В памяти всплыли промелькнувшие утром лица забытых Богом людей — и сердце облилось кровью. Они не живут, а выживают. Существуют. Внешне походят на толпу зомби из апокалиптического хоррора. И даже те, кто стоит у власти над ними, ничем не лучше их. Только все это — не фильм и не книга, а жестокая суровая реальность, хуже которой лишь война. И сами люди в этом не виноваты. Разум тут же воспротивился, взывая к истории Древних Египта и Рима, но девушка отмахнулась от непрошеных мыслей, будучи не в состоянии обвинять церковь в том, что творилось у нее на глазах.

Наташа также погасила в себе зачатки желания изменить действительность к лучшему. Судьбы тех, кто брался за дело, заканчивались в руках Инквизиции. История доказала невозможность ее стремлений. Девушка снова содрогнулась. Нужно бежать отсюда как можно скорее и как можно дальше. Чего уж говорить, она готова была уйти даже в лес или деревню, лишь бы не находиться в этой клоаке под названием «город».

Шум на первом этаже и громкий мужской голос вывел ее из раздумий. Розин побледнела, а Флоренц взволнованно затрепетала. «Арно де Бусси», — догадалась Наташа.

— Прочь, прочь! Быстро! — приказала графиня, и наставница девушки поторопилась выполнить ее приказ. Наташа решила, что неспроста, а потому не отставала, когда они покинули комнату и начали быстро сбегать по лестнице.

— О, меня уже встречают! — у самого основания деревянных ступенек Розин схватил какой-то мужчина. Она стушевалась и принялась бормотать:

— Госпожа уже ждет вас, месье де Бусси. — Одновременно она, не оказывая особого сопротивления его попыткам облапать ее, осторожно высвобождалась. Со своей тонкой фигуркой она это сделала без труда, протиснувшись между перилами и препятствием в виде ночного посетителя, и Наташа позавидовала ей. В отличие от Розин, ее от первого этажа отделяло куда больше, чем одна ступенька.

— О, целых две! — Внимание Арно переключилось на нее, и он принялся подниматься к ней нестройным шагом. Паника на лице Розин передалась и Наташе: она поняла, что нужно делать ноги так быстро, как это только возможно — желания даже прикасаться к этому мужчине у нее не было. Она попыталась сделать тот же трюк, что и Розин, но это закончилось лишь тем, что визитер графини вцепился в нее мертвой хваткой. Запах перегара и чего-то кислого ударил в нос. В полумраке узкой лестницы Наташа не могла рассмотреть его лица полностью. Поняла лишь, что он блондин и, к счастью графини, не изуродован оспой.

— Пустите меня! — потребовала она жестко, отчего он на миг застыл в удивлении. Девушка воспользовалась паузой и почти проскользнула мимо, когда он опять схватил ее за платье и потянул к себе:

— Ты смеешь приказывать?

Наташа не хотела неприятностей, но его руки, задирающие ее юбку в попытке забраться туда, где не было даже нижнего белья, лишили ее каких-либо колебаний.

— Отпустите! — Она ударила его головой прямо в лоб, к собственному удивлению даже не почувствовав боли, и оттолкнула к перилам. Прогнившее дерево треснуло под весом мужчины, и Наташа испугалась было, что он слетит с лестницы, но, к счастью, этого не произошло. Девушка мигом сбежала по ступенькам, благодаря Бога за спасение, и скоро ругань «рыцаря» сменилась пьяными стонами. Тем не менее радость Наташи была преждевременной.

— Три удара плетью! И после этого — вон из этого дома! Немедленно! — прогремел голос графини, отчего и Наталья, и Розин на миг застыли.

— Слушаюсь, госпожа, — промямлила последняя и потащила девушку за собой, пока другие слуги приводили ночного посетителя в чувства.

— Что ты наделала? — сокрушалась Розин по пути на кухню.

— Я защищалась! — выпалила Ната.

— Глупая, глупая! Ты знаешь, что тебя теперь ждет?

— Три удара плетью... — произнесла девушка, пробуя эти слова на вкус и начиная осознавать, какие страдания это ей принесет. — Это очень больно?

— Я попрошу Гийома бить не сильно... — сжалилась Розин. — Но это не самое страшное!

— Мне не важна работа в этом доме, не переживай, — успокоила ее Наташа.

— Да нет же! — остановилась та и посмотрела ей прямо в глаза: — Ты должна будешь идти сейчас! Понимаешь, что это значит?

В ее глазах отражался такой ужас, что Наташа не сразу начала мыслить трезво и не сразу догадалась, к чему та клонит.

— В ночь? — только и выдавила она, а Розин кивнула и потащила ее во двор.

Похоже, из всей прислуги, которая собралась полюбоваться на то, как Наташу будут избивать, ее жалела лишь эта молодая горничная. Кухарка вообще стояла с видом «я вас предупреждала», словно предвкушая, как новенькую прогонят из хозяйского дома, но девушку это мало волновало. Идти в ночь на парижские улицы было равносильно смерти. В лучшем случае ограбят или убьют, в худшем... В лучшем случае изнасилуют, но для нее это было худшим. После того беспредела, который вытворяли с пойманными жертвами, она точно не выживет. Никто не покидал стены своих домов после заката, кроме тех, кто отправлялся «веселиться». Ни одна жена, дочь или сестра... «Веселье» было уделом мужчин, которые ничуть не сомневались в собственной безнаказанности. Столько веков прошло, а по сути ничего в людях не изменилось.

Первый удар обрушился неожиданной режущей болью, но Наташа выдержала его сцепив зубы. Второй вырвал у нее шипение, на третьем она сдержалась лишь благодаря осознанию того, что это последний. Розин принялась помогать ей, так как ноги у девушки дрожали. Жжение раздражало спину, словно кто-то содрал с нее кусок кожи.

— Все хорошо, — бормотала Розин. — И шрамов не останется.

Она даже попыталась приложить какой-то жир к ранам, но экономка оттолкнула ее и сурово взглянула на Наташу:

— Дорогу знаешь?

— Может, проведете? — поддела девушка, прекрасно понимая, что в этом доме ей уже не жить.

— Наглая дрянь! — вышла из себя экономка и даже замахнулась, чтобы ударить Наташу, но та была к этому готова и перехватила ее руку:

— Сейчас я приведу в порядок свое платье и выйду, — процедила она. — И лучше сдохну в сточной канаве, чем буду спать под одной крышей с такой тварью, как вы.

Оставив женщину стоять с открытым ртом, девушка, шатаясь, побрела к выходу. Розин медленно последовала за ней:

— Зачем ты так? Она же не со зла.

— Именно со зла. И не стоит идти за мной — рискуешь нарваться и на ее гнев.

— Она моя мать, — потупилась девушка и быстро сменила тему разговора, заметив шок, отразившийся на лице Наташи: — Давай помогу зашнуровать платье.

— Ты слишком добра, — заметила та.

— А ты слишком смелая.

— Да уж, не ко времени смелая, — усмехнулась Наташа, но Розин оставила эту реплику без ответа.

— Почему графиня все равно встала на сторону этого животного? — спросила Наташа, чтобы не чувствовать груза давящей тишины и ненадолго отсрочить свой уход.

— Они ровня, и она любит его, — просто сказала Розин.

— Он липнет к ее служанкам.

— Это привилегия господ. — Девушка закончила со шнуровкой и оставила Наташу.

— Как и право первой ночи? — усмехнулась та, оборачиваясь, но, увидев, какой ужас это вызвало у собеседницы, попыталась быстро исправиться: — Прости, я слишком много говорю сегодня.

— Ничего-ничего, — засуетилась та, отступая и пряча глаза.

Наташе стало жаль девушку: слишком хороший и светлый человек родился в это ужасное и мрачное, на ее взгляд, время. Но пора было подумать о себе.

— Куда мне идти? Где искать приюта? — только и выдавила она.

Розин пожала плечами, но предложила:

— Можно попытаться добраться до церкви. Ближайшая в трех кварталах отсюда.

Наташа смутно помнила дорогу туда — лабиринты узких улочек мало способствовали запоминанию маршрута, особенно с учетом того, что за стенами дома она была только один раз. Но даже это было лучше, чем ничего.

— Твое жалованье. — Экономка вложила в ладонь девушки пару мелких монет. — Даже не пытайся вымаливать прощение, госпожа больше не желает тебя видеть.

Наташу такой исход не удивил, он был понятен. В какой-то степени она даже обрадовалась, что получила хоть какие-то деньги — вот только, судя по сумме, их не хватило бы и на ночлег. Уж она-то помнила, что простой люд имел только одну рубашку и никакой смены из-за бедности, в которую их погружали господа. Она поблагодарила Розин и, не оборачиваясь в сторону дома, принесшего ей одни неприятности, вышла за дверь.

Только услышав, как запирается железный засов за спиной, Наташа осознала, что произошло, и ей стало страшно. Неважно, какая у нее была хозяйка: под крышей ее дома девушка была в безопасности. Сейчас, оставшись ночью на улице без надежды на чью-либо помощь, она впервые осознала всю свою обреченность. Деревянные дома, вплотную обступившие ее, напоминали стенки гроба. Даже придушенное ночной прохладой зловоние города не заглушало чувство одиночества. Чей-то пьяный крик заставил ее вздрогнуть, и лишь спустя несколько секунд Наташа поняла, что это все еще буянил Арно, а не какой-то прохожий. К слову, за несколько минут, проведенных на улице, она не встретила ни одного из них, но сердце билось в груди так отчаянно, словно кто-то уже схватил его в свои тиски.

«Возьми себя в руки, — воодушевляла себя Наталья. — В конце концов, ты из будущего, а значит, ничего плохого с тобой просто не должно произойти». Только сама она мало в это верила, иначе бы произнесла свои мысли вслух, вместо того чтобы трусливо мяться у дверей своего бывшего «дома». Девушка сделала несколько глубоких вдохов и пошла вперед. Стоять на месте и надеяться, что неприятности не найдут ее, было слишком глупо. Сейчас у нее хотя бы была цель: добраться до церкви и переждать бы ночь, а там она придумает, что делать дальше, и главное — как вернуться домой.

До конца улицы она добралась беспрепятственно. И в былые времена это бы вызвало у девушки усмешку, так как длиной эта улица была всего с десяток метров, но сейчас она показалась ей самой бесконечной в мире. Ни в одном из окон не горел свет, или же лучина или свеча, которые могли быть его источником, слишком истончились. Какой-то бродяга, укутанный в дырявые лохмотья, безумно напугал Наталью своим появлением, но, к ее счастью, даже не заметил девушку, застывшую в углу словно каменное изваяние. Она проклинала себя за то, что не взяла хотя бы нож, но сожалеть было слишком поздно. Девушка старалась передвигаться, словно тень, и морально готовилась к худшему — когда доберется до площади, заполненной тавернами и прочими забегаловками. Но та встретила ее редкими раскатами смеха, и отчасти то, что фонари еще не были изобретены, помогло девушке бесшумно пересечь ее.

Лишь завернув за угол, Наташа поняла, что все это время даже не дышала от напряжения, и только сердце гулкими ударами выдавало ее страх. Она выдохнула и, успокоившись, сделала несколько шагов вдоль очередной узкой улицы, когда резкий окрик «Шлюха!» разрезал ночную тишину, словно залп орудий. Наталья так и застыла в ужасе, остатками разума молясь, чтобы этот окрик адресовался не ей, но стоило обернуться — и она увидела тройку мужчин, быстрыми шагами направляющихся к ней. Надежды на то, что все ей показалось, больше не было, и девушка быстрее припустила по улице, чтобы получить шанс добраться до церкви быстрее, чем они настигнут ее. Но даже понимание бесполезности этой попытки не успокоило ее, когда она почувствовала чьи-то руки на своих.

— Я поймал! Я первый! — И снова кислое дыхание, вызывающее тошноту. Она бы скривилась, но Наташу охватила такая паника, что она даже думать не могла.

— Шлюха! — крикнул кто-то другой, и резкая боль от пощечины окатила левую щеку. — С каких это пор шлюхи убегают?

В это ужасное время мужчине было достаточно выкрикнуть только это слово, чтобы предоставить себе право сделать с одинокой женщиной все, что ему заблагорассудится. Такая травля была чем-то в духе развлечения, но знание этого не приносило девушке облегчения, скорее наоборот. Преследователи обменивались еще какими-то мнениями, даже шутили, а Наташу била крупная дрожь. Она не чувствовала ни рук, ни ног. Дикое желание бежать сметало все на своем пути, но при этом она не могла даже пошевелиться. Холодный пот струйками стекал по вискам и спине.

«Думай. Думай», — приказывала себе Наташа, пытаясь отогнать панический ужас, но ни одной умной мысли в голову не приходило. Пусть этим парням было не больше шестнадцати, она не могла справиться со всеми тремя. Их попытки залезть к ней под платье отрезвили девушку. Наташа попыталась вырваться, и это удалось, но через два шага ее настигли снова. Каждая успешная попытка у одного из преследователей заканчивалась поражением у двух других. Девушка лишь тратила силы и больше распаляла их. Наташа знала это, но пыталась хоть как-то воспользовалась ситуацией, чтобы выиграть время и придумать выход. «Игра» продолжалась, но скоро могла им наскучить. В итоге девушка не выдержала и пошла на риск.

— Помогите! Спасите! — закричала она что было сил. Казалось, эхо ее голоса отразилось даже от церковных колоколов, но это только казалось. Наташа знала, что приют совсем близко, и оттого отчаяние жалило еще больней.

— Дура! — И еще один удар, от которого помутнело перед глазами, но девушка продолжала настойчиво кричать и вырываться. Если ей повезет, придет караул, который не примкнет к насильникам, а исполнит свои прямые обязанности по защите невинных. Только как им доказать, что она не шлюха? Ни одна приличная девушка не покинет стены дома ночью. Рассказ об ее истинном плачевном положении может только усугубить ситуацию и окончательно развязать этим монстрам руки. Нападавший прав: она дура.

— Что за веселье? — раздался чей-то голос, и тройка, которая уже почти успешно стащила с Наташи платье, замерла. Она воспользовалась их замешательством и попыталась удрать, но ее снова перехватили.

К ее ужасу перед ними предстал не городской караул, а пара других мужчин. В масках, как и ее нападающие. Такие же звери, вышедшие на ночную охоту с целью развлечься. Сбывались самые страшные ее кошмары. Наташа даже на миг замерла в чужих руках: теперь ее будут насиловать не трое, а пятеро...

— Не вашего ума дело, — ответил кто-то из первой тройки. — Это наша добыча, свою ловите сами.

Девушка на миг воспрянула духом: если ей удастся столкнуть лбами этих охотников, то она получит шанс сбежать.

— Господа, помогите мне, умоляю, — вставила она, обращаясь к вновь прибывшим. — Эти глупцы совершенно не знают, что делать с женщиной.

Очередное «шлюха» и тумак заглушили ее слова, но свое дело она уже сделала.

— Отпустите ее, она — наша, — потребовали двое.

— Идите своей дорогой, — ответил кто-то из тройки. — Мы первые ее нашли.

— У вас еще молоко на губах не обсохло, — отрезал один, а второй добавил:

— Идите-ка к папочке и учитесь играть со своими петушками.

Они рассмеялись удачной шутке, и Наташу быстро передали в руки одного из тройки, в то время как двое других обнажили шпаги.

— Сейчас проверим, кому сегодня учиться, — бросил один из них.

К тому времени, когда обмен «любезностями» закончился, и мужчины перешли к сражению, девушка, наконец, пришла в себя и собралась. Парень, которому ее оставили, держал крепко, но она понимала, что получила свой шанс на свободу. Даже если победит двойка тех, кто казался старше первых нападающих, исход для девушки был одним. Нужно было бежать любой ценой.

Несколько клинков разрезало воздух совсем рядом, и она вместе со своим стражем отошла к стене ближайшего дома. Только бы отвлечь его и сделать так, чтобы его пропажу никто не заметил! Девушка улучила момент, когда его товарища едва не ранили, и он зло выругался. Кинжал молниеносно оказался в ее руках.

— Шагай по улице, — приказала Наташа таким жестким голосом, какого сама от себя не ожидала. Нападавший не сразу поверил, но она, не сильно мелочась, плотнее прижала лезвие к его горлу. Это подействовало лучше любых слов и приказов.

Уже скоро они медленно шли вдоль улицы, пока его друзья были слишком увлечены сражением.

— Молчать, свинья! — снова приказала она, заметив едва заметное шевеление недавнего охотника, а теперь жертвы. Наташа не ожидала от себя такой жестокости, но стоило ей подумать о других девушках, подобных ей и не избежавших насилия, как руки невольно прижимали лезвие сильнее к его шее. Белоснежный воротник уже был залит чем-то казавшимся черным в ночном мраке, но Наташе стало безразлично. Она вспоминала чужие руки на своем теле, отвратительный запах, ругань, похотливые смешки, и ей хотелось лишь сильнее вонзить кинжал в его глотку. Только в самый последний момент рука предательски дрожала и останавливалась. Преследователь видел ее замешательство, но оно не придавало ему храбрости, а, наоборот, заставляло дрожать от осознания того, что сейчас именно эта женщина вершит его судьбу.

Закончив проход по улочке, они вышли к небольшой площади с церковью. Парень внезапно вырвался и закричал, но церковные колокола заглушили этот звук. Он нырнул обратно на улицу, и Наташа поняла, что не может упустить свой шанс.

Позабыв о головной боли, вызванной пощечинами, и стертых ступнях, она побежала к церкви, что было сил. Каждый звон колокола словно отсчитывал время до ее конца. Добежав до главного входа, девушка дернула дверь на себя, но та оказалась запертой. В ужасе обернувшись, Наташа не увидела преследователей, но это не остановило ее. Она обежала здание по периметру и нашла другой вход с более простой дверью. Та долго не поддавалась, но Наташа была в таком состоянии, что распахнула ее одним резким движением, сорвав утлую щеколду. Захлопнув дверь и прижавшись к ней спиной, она замерла. Время шло, но ничего не происходило. Даже отдышавшись, девушка все еще не верила, что находится в безопасности. Сырость внутри здания и удушливый запах угнетали, но само осознание того, что это храм, а значит, и спасенье, оживили ее.

Наташа собралась и практически на ощупь, то и дело натыкаясь на какие-то предметы, стала пробираться вглубь помещения. Она верила, что найдет кого-то в церкви, ведь колокола звонили не зря. Девушка даже приободрилась: именно их звук раздался так вовремя, когда ее побег едва не раскрыли. Это знак!

Ударившись о дверной проем, она зашипела от боли, но продолжила путь. Помещение, из которого она, наконец, нашла выход, напоминало склад. В том, куда вышла, было еще темнее. Наташе казалось, что она бродила по мрачным сводам каменной церкви целую вечность, поэтому когда она, наконец, заметила тонкую полоску света за видневшейся, судя по очертаниям, дверью, то, не раздумывая, метнулась туда. Но даже окрик, которым девушка дала знать о своем приближении, и стук в дверь не спасли ее от того, что она увидела.

Позже, стоя по щиколотку в смеси из грязи и экскрементов, Наташа понимала, что, по большому счету, ничего и не видела. Торжественно украшенное помещение с кроватью, опоясанной балдахином, и массивным письменным столом. Ряса, аккуратно сложенная на спинке с высоким стулом. Пожилой мужчина в богатом по местным меркам исподнем. В этой комнате испуганное мальчишеское лицо с огромными как у лани глазами казалось нереальным, лишним. Тогда почему она попала в тюрьму? Почему ей и слова сказать не позволили?

Выражение «без суда и следствия» казалось изжитым давным-давно атавизмом, но сейчас Наташа как никто другой убеждалась в убийственной силе его сути. Она ошибалась только в одном: суд как раз нашелся, но лучше бы его не было.

Все еще не отойдя от испуга, в полном неведении относительно причин своего заточения, девушка умудрилась с самого начала подписать себе смертный приговор.

— Веруешь ли ты в Господа Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли? — был первый вопрос, заданный ей явившимся «судьей». Зная, что единственным судом в то время была Инквизиция, и помня о ее произволе, Наташа лишь сглотнула и приготовилась рьяно убеждать мужчину в истинности своей веры. Пусть в церковь она ходила лишь по праздникам, но основные постулаты знала и не забыла даже перекреститься в подтверждение своих слов. Именно крестное знамение стало началом ее конца. Надо же было забыть, что католики осуществляют его слева направо, а не наоборот! Клеймо «еретичка» нашло свою обладательницу...

Девушке было бы проще не знать того, как вершился суд над еретиками, но, увы, она не могла стереть это из своей памяти. Самым ужасным было то, что она до сих пор не знала, в каком веке находится, и если в X столетии ее могли даже отпустить на волю, то в XV веке ее однозначно ждал костер... Чем дольше Святая Инквизиция вершила свой суд, тем прочнее становилось равенство между понятиями «еретичка» и «ведьма»...

Время превратилось в вереницу непрекращающихся визитов и допросов. Наташе посчастливилось не испытать на себе пыток, но она не могла быть уверена в том, что избежала их наверняка. Да и разве не было пыткой отсутствие сна, еды и непрекращающиеся допросы? Высокого седовласого мужчину сменил более низкий и полный. И если от первого веяло могильным равнодушием, второй, казалось, ненавидел весь женский род.

Наташа не спала и потеряла счет времени. Она старалась исправить оплошность, допущенную в самом начале, отвечая на вопросы сдержанно, спокойно, обдумывая каждое произнесенное слово, но время шло, а ее ответов никто не воспринимал всерьез. Раз за разом они отвергались, им на смену поступали другие вопросы, все более неуместные и издевательские. «Молились ли вы древним богам, тайно принося жертвы в их капищах?» «Наводили ли мор на соседскую худобу, желали смерти другим людям, проклинали ли их?» Когда допрос дошел до «Делали ли вы то, что делают некоторые женщины, которые ложатся перед животным и побуждают его совокупляться любым возможным способом? Совокуплялись ли вы таким же способом?», она не выдержала.

— Нет, нет, нет и еще раз нет, черт вас побери! — Наташа готова была кинуться на человека, стоящего перед ней с непоколебимым лицом, если бы не стража и если бы не осознание того, что от него зависит ее судьба. Перед ней снова был первый инквизитор.

— Господь защитит меня от ваших проклятий, — равнодушно сказал мужчина. — Заключали колдовской договор с сатанинскими демонами?

— Нет, — уже бесцветно произнесла Наташа.

— Вы только что наслали на меня одного из его приспешников.

— Нет.

— Как именно вы заключили непотребную сделку?

— Я не заключала никаких сделок, — твердо произнесла девушка.

— Сатана явился вам сам или послал одного из своих приспешников?

— Ничего подобного не было.

— Вы отдали душу и отреклись от Царствия Небесного в обмен на колдовские силы?

— Да нет же! — снова взорвалась Наташа, но служитель Церкви и бровью не повел, продолжая допрос и не давая ей возможности вставить хоть одно слово.

Вопросы сыпались на нее словно из рога изобилия, и чем дальше продолжался этот черно-белый спектакль, тем все более абсурдными они становились. Буравили мозг, сбивали с мыслей, не давали возможности поверить в то, что происходящее — реальность.

— Признайся, подлая женщина, ты подмешала свою менструальную кровь в питье Арно де Бусси? — И снова инквизитор-женоненавистник, как она про себя его называла.

Наташа так запуталась, что не сразу поняла, о ком шла речь, и только выдавила:

— Что?

— Навела на него заговор своими ядами и соблазнила, — утверждал он.

— Нет!

— Об этом свидетельствуют все слуги! — отрезал он. — В день, когда ты покинула дом, сдохла бешеная собака. Все еще будешь отрицать?

Не успела Наташа и слово вставить, как допрос тут же продолжился:

— Куда направлялась ночью через площадь?

— Меня выгнали, и мне некуда было идти.

— Лжешь! В храме Божьем тебя бы всегда приняли.

— Я и шла в храм! — уверенно ответила девушка.

— Ты попыталась соблазнить невинных юношей, а когда они отказались, выпустила когти словно кошка и едва не разорвала горло одному из них. Истинная ведьма.

Наташа настолько разозлилась, услышав подобную чушь, что едва не задохнулась от возмущения:

— Ложь и ересь! Они напали на меня!

— Верные прихожане Святой Церкви? Наследники благородных семей? Не притворяйся, приманка Сатаны! — настаивал инквизитор. — Скольких мужчин тебе удалось соблазнить той ночью?

— Я никого не соблазняла.

— У нас есть показания пяти покаявшихся. Все они указали на тебя.

— Они лгут!

Девушка была в ужасе, услышав «подробное» описание себя: высокая, худощавая, с двумя руками, двумя ногами и огненными волосами. Огненными их можно было назвать с таким же успехом, с каким серебро — золотом. Господи, она даже внешне не походила на то, какими видели ведьм в то время! Да, у нее было немного веснушек, и волосы отдавали легкой рыжинкой, но только когда выгорали на солнце. И глаза серые, самые обыкновенные. Почему они все пристали именно к ней?

— И после этого ты осмелилась явиться в храм? — продолжал мужчина. — Хотела осквернить его? Навести порчу на неугодных тебе?

— Все это ложь и выдумки!

— Признайся же, пособница дьявола!

— Сами вы пособники дьявола! — не выдержала она. По-видимому, инквизитору тоже наскучило ее упрямство, и он оставил ее одну. На какое-то мгновение девушка расслабилась. Как ей хотелось побыть одной, чтобы привести мысли в порядок, придумать выход. Наташе казалось, что ей просто снится кошмарный сон, ведь это попросту не могло происходить с ней! Но передышка оказалась недолгой. В камеру вошел первый инквизитор и принялся методично сверлить ее взглядом, отчего девушка сжалась в клубок нервов.

— Твой грех велик, — глухо произнес он и медленно перечислил: — Осквернившая древо познания, отринувшая божьи законы, ввергнувшая мужчин в неосознанную сделку с дьяволом... Но Бог всепрощающ. Он не истребил род женский и даровал вам жизнь. Даже тебе.

Наташа молчала. Такое умиротворенное начало действовало на нее хуже, чем истерические крики. Мягко стелют — жестко спать. Почему-то она была уверена, что в конце этой тирады ее ожидает нечто ужасное.

— Но ты должна понимать, что даже невольное пособничество Антихристу не останется безнаказанным, — заметил инквизитор.

— Она знает больше этого, я вижу! — Словно из ниоткуда вынырнул второй и начал тыкать в Наташу пальцем: — Отрава мужских душ, проклятье человечества. Она стала вратами дьявола осознанно и заслуживает адских мук.

Девушка не выдержала этого бреда и бросила ему в лицо:

— Мракобес! — Приблизившись к решетке, она продолжила: — Женоненавистник! Твоя мать была женщиной, твоя мать подарила тебе жизнь. Не будь женщин, которых вы так ненавидите и уничтожаете, не было бы и вас самих! Ересь — это ваши слова. Слава Папе, который запретил ваши браки: воистину на подобных вам должен заканчиваться род!

Вымотавшись после сказанного и понимая, что только что подписала себе окончательный смертный приговор, Наташа села прямо у стены в жижу из помоев. Возмущенный до предела низенький служитель что-то говорил, но она уже ничего не слышала, а потому молчала. Он повышал голос, требуя ответа, громко проповедовал, переходил на крик, но девушка не проронила ни слова. Из нее выбивали признание, грозя ужасными муками, а она равнодушно выслушивала каждую новость, отстраненно думая, что это конец. К служителю присоединился тот, кто начинал ее допрос, а Наташа не мигая смотрела на них, полностью абстрагировавшись от окружающей обстановки...

Папа восстановил винтовку XV века, за которую все боялись браться. Сама она закончила реставрировать светлый мебельный гарнитур. Мама ждет дома, и запах любимой шарлотки раздается даже на лестничной клетке. За окном почему-то дождь, а дома так тепло и уютно сидеть с чашечкой чая у окна...

Девушка перевела взгляд на людей перед собой, и грянул гром. За окном действительно начался ливень. Второй инквизитор суеверно перекрестился, но первый остался стоять словно статуя.

— Признайся и покайся, — прозвучал его глубокий голос.

— И если я это сделаю?.. — поинтересовалась Наташа осипшим голосом.

— Тогда очистишься от скверны и попадешь в Царствие Небесное, — заверил он.

— А вы там были? — усмехнулась она, и второй, более низкий инквизитор, едва заметно вздрогнул.

— Вера укажет дорогу.

— Через костер, — догадалась Наташа. Он не ответил, но и не кивнул.

— А если не признаюсь? — спросила девушка снова.

— Гореть тебе в Геенне Огненной, — торжественно заключил все тот же инквизитор, судья и палач в одном лице.

— Значит, увидимся в Аду, — заключила Наташа, и второй служитель опять вздрогнул под ее насмешливым взглядом.

— Для тебя он начнется прямо сейчас. — Личина равнодушного судьи спала с главного инквизитора, превратив его в разъяренного обвинителя. Он бросил короткий приказ стражнику: — Взять ее!

Но девушка не собиралась так просто сдаваться. Она резко встала, взметнув юбкой грязь под ногами:

— Не забывайте, что я — ведьма, месье инквизитор! — резкий голос перетек в тихую угрозу: — И я знаю о вас все, включая самые потайные страхи. К чему тревожить змею, чей яд может убить вас?

И страж, и второй инквизитор замерли, даже главный судья задумался на миг, но все-таки повторил приказ:

— Взять!

— Хорошо, — Наташа пронзила стражника таким взглядом, что он опять замер на месте, и снова обратилась к главному инквизитору: — Вам не видать ни счастья, ни здравия. Проклятья жертв будут служить единственной наградой за все свершенное. — Она выставила вперед руку и указала на него пальцем: — И смерть палача будет еще более мучительной. Сгоришь, но не от огня, и будешь гореть много дольше, чем костер в дождливый день. Это не моя воля, воля правосудия!

На миг в подземелье воцарилась мертвая тишина, после чего главный инквизитор жестко приказал:

— Ведьме — смерть! — и резко развернулся, взмахнув полами одежды. Второй служитель лишь засеменил за ним. Стражник так и остался стоять в дверях, не решаясь приблизиться к Наташе и стыдясь своего суеверного страха, но все-таки и он отступил, крепко заперев дверь темницы.

Девушка с облегчением выдохнула и отошла к стене. Представление удалось, но слишком высокой ценой. Она не знала, сколько дней провела в заточении. Голова кружилась от голода, горло саднило, ноги давно вымокли в помоях, и она даже не хотела проверять, в каком состоянии находятся растертые башмаками места. Наташа чувствовала себя поломанной куклой. Разбитой, пережеванной и выброшенной.

Люди, которые рассуждают о переносимости физических страданий, не правы. Они выматывают, унижают, растаптывают, не оставляя места для духовности. Право на жизнь и свободу теперь казалось ей не таким уж само собой разумеющимся.

На какой-то миг девушка даже облегченно выдохнула: завтра — костер и конец глупых неоправданных страданий, но тут же ужаснулась. Это смерть. И смерть не пугала ее выбором между Раем или Адом. Смерть означала пустоту, конец, нежизнь. Смерть означала, что Наташа больше никогда не увидит родителей и друзей, не займется обожаемой работой, не ощутит любви и радости, не испытает ничего. Абсолютно ничего. Страх снова сковал ее. «Господи, что же делать? — взмолилась она. — Как быть?»

Человек из настоящего вернулся в прошлое, чтобы умереть. Человеку из настоящего нет места в прошлом. Это ясно и без попадания в другое измерение. Самым ужасным было то, что Наташа понятия не имела о том, как оказалась здесь. Она просто уснула в спальне своей подруги, как и во многие предыдущие ночи, и оказалась в Средневековье. Но ведь что-то же должно было послужить толчком к этому странному путешествию!

Чужие крики и мученические стоны не давали сконцентрироваться. Мысль о реальности грядущей смерти — тоже. Все оставшееся время девушка не сомкнула глаз, и когда за ней пришел конвой, она так и не знала, сколько времени провела в заточении: окон в камере не было.

Мысль о побеге согревала ее недолго: Наташа понятия не имела, куда бежать и как. Окруженная группой вооруженных мужчин, она могла лишь идти туда, куда они ее вели. Как овца на заклание.

Грязная прогнившая телега встретила не ее одну. Деревянная клетка уже была погружена на грубый настил, с обратной стороны, в углу, сжались две другие женщины. Стража недолго думала, как быть с Наташей, и просто бросила ее к осужденным, которые дернулись от нее, словно от чумной. Девушка ненадолго взгрустнула: скоро, совсем скоро чума поглотит этот город. И ни костры Инквизиции, ни массовые гонения иудеев и ведьм не спасут от «черной смерти».

Наталья отодвинулась от женщин, чтобы не запугивать их еще больше, но не могла взять в толк, почему они так отчаянно прижимаются друг к другу, словно ища приюта и поддержки, и так боятся ее приближения.

Странно, но она ощущала такой покой и умиротворение, словно ее везли не на казнь, а домой. Девушка понимала, что должна паниковать, дрожать от страха, возможно даже биться в истерике, как делала это раньше, но не могла. Только поправила юбку и принялась осматривать окрестности.

Серые унылые здания — жилые ничем не лучше тюрем. Узкая колея дороги, переросшая в широкую. В другое время девушка обрадовалась бы тому, что сидит в телеге, так как колеса утопали в грязи, но сейчас ей было безразлично.

Наташа попыталась определить время суток, однако ее ожидало разочарование. Казалось, наступило раннее утро или же вечер — пасмурные тучи затянули небо, окрашивая все в унылый серый цвет. Она ненавидела этот безжизненный, по ее мнению, гвоздичный оттенок. Да и погода была плохим знаком для тех, кого везли на костер. Если пойдет дождь, мучения растянутся на долгие часы...

Наташа полагала, что все-таки находится в XV веке, но колебалась. Потребительское отношение к женщине было характерным для более раннего времени, массовые казни за колдовство — позднего. Три ведьмы в один день — это все-таки массовая казнь.

Девушка впервые обратила более пристальное внимание на клетку в телеге, установленную поодаль. К чему она здесь? Присмотревшись более тщательно, Наташе даже показалось, что она увидела в ней темную фигуру, похожую на человека. Спутницы по несчастью лишь сильнее забились в угол, проследив за ее взглядом, и Наташа немного растерялась, но все-таки приблизилась к деревянным прутьям ближе.

— Любопытство кошку сгубило, — мужской голос заставил ее вздрогнуть от неожиданности. — Но кошки — лучшие друзья ведьм.

Девушка отпрянула, но все-таки задала вопрос:

— Кто вы?

Темная фигура зашевелилась и почти выпрямилась, насколько это позволяла ничтожная высота клетки.

— Осужденный. Такой же, как и вы.

Когда мужчина чуть приблизился к разделявшей их стене, Наташа вздрогнула. Вот он! Человек с портрета! Табуны мурашек пробежались по ее коже, и она не могла определить, от восхищения или от страха. Услышанное ею за предыдущие дни сразу всплыло в голове.

— Чернокнижник... — прошептала она больше сама себе, чем ему, но мужчина услышал и улыбнулся, словно имел дело с неразумным ребенком.

— Такой же чернокнижник, как и вы — ведьма.

— Вы невинно осужденный, — принялась бормотать она, пытаясь понять причину, по которой ее перенесло во времени к этому человеку. — У вас остались какие-то незавершенные дела? Какие-то последние желания, из-за которых вы не можете принять смерть?

— Вы возьметесь исполнить их? — усмехнулся он.

— Молчать! — прикрикнул на них один из стражников, и Наташа только сейчас вспомнила о том, как мало у нее времени. Она обернулась, чтобы взглянуть на других осужденных в телеге, но женщины в ужасе отпрянули к самому ее краю с другой стороны.

— Вы звали кого-то? Искали спасенья? — снова обратилась она к мужчине, искренне веря в то, что он — ключ к ее возвращению. Надежда окрылила ее, подсказывая сотни вопросов. Наташа всей душой поверила в то, что, выполнив предназначение, спасется и вернется домой.

— Вы странная девушка. — Мужчина внимательно осмотрел ее. — Либо ангел, либо сумасшедшая. Вас ведут на погибель, а вы печетесь обо мне?

— Вам так трудно ответить? — не выдержала она, но незнакомец лишь улыбнулся и покачал головой.

Надежда таяла прямо на глазах. Наташа была уверена, что именно он, человек с портрета, причина ее появления в другом времени! Неужели она ошиблась? Неужели ее все-таки ждет смерть и возврат домой невозможен? Она облокотилась о боковину телеги и замерла, обессиленно прикрыв глаза. Услышав легкое шуршание, девушка разомкнула веки , но упрямо не поворачивала головы.

— Я не хотел вас обидеть. — Мужчина прислонился ближе, вплотную прижавшись к клетке.

— Ангелы не обижаются, — пробурчала она.

— Ангелов нет, — заметил он, — но будь они здесь, то тоже отправились бы на костер. — И, указав на двух других женщин, добавил: — Они считают вас ведьмой и боятся вас.

Наташа была шокирована, услышав подобное, но сейчас ее волновало совсем не это.

— Если вы знаете так много, — повернула она голову к мужчине, — скажите, как мне быть, как избежать казни и вернуться домой.

— Смиритесь со смертью, — посоветовал он и добавил с мягкой улыбкой: — В конце концов, погибнет лишь ваше тело, душа бессмертна.

— Вы слишком долго пробыли в обществе инквизиторов, — сухо бросила Наташа и немного поежилась, заметив, как он изменился в лице после ее слов. Она вообще чувствовала себя неловко в его присутствии, и, быть может, причиной тому была разница в возрасте. Она бы не дала мужчине больше сорока, но даже так он почти годился ей в отцы. Вот только сейчас легкая насмешливость и мягкость испарились: темные глаза незнакомца осматривали Наташу с ног до головы, проникая в самую душу.

— Вы не похожи на местную, — заключил он.

— Я — не местная, — призналась девушка и решилась пойти ва-банк, — мое тело не принадлежит этому времени, а потому я не готова умереть.

Она не рассчитывала на то, что он поймет, но, казалось, после непродолжительной паузы это все-таки произошло.

— Откуда вы? — спросил мужчина.

— Из будущего, — тихо выдавила девушка и распалилась, как спичка, когда увидела, как он захохотал.

— Я не лгу! — громче добавила она, но мужчина продолжал громко смеяться, откинув голову назад, пока стража не принялась угрожать ему рапирой.

— Скоро все посмеетесь в гостях у Сатаны! — прокричал кто-то из конвоя, но все-таки оставил заключенных, плюясь и бросая проклятья.

— Тогда вы действительно ведьма, — откашлявшись, снова обратился мужчина к Наташе.

— Вы же не верите мне, — зло заключила она.

— Ваша внешность... странная, — пояснил незнакомец.

— Это означает, я ведьма? — возмутилась девушка.

— Для них — да, — он указал на первых зевак, выстроившихся в ряды вдоль улицы, чтобы полюбоваться на «отродье дьявола». Девушка сжалась: скоро в них полетят гнилые овощи и протухшие яйца, обрушатся плевки и тумаки.

— Я здесь из-за вас! — Наташа снова повернулась к собеседнику, она хотела успеть, до того как разъяренная толпа заглушит ее голос. — Я видела ваш портрет в будущем и оказалась здесь. Теперь я встретила вас лично, значит, причина — вы.

— Я вижу вас впервые в жизни, — признался мужчина. — И зачем мне было бы нужно перемещать во времени какую-то девушку, которая даже от казни не может меня спасти?

— Вы умеете перемещать во времени? — охнула Наташа.

— Ну я же чернокнижник, — подмигнул он, и девушка так и не поняла, было услышанное шуткой или же нет. — В любом случае, — подытожил незнакомец, — если вы из будущего и оказались здесь, то это дело ваших же рук.

— Вы шутите? — возмутилась Наташа и даже привстала, но тут же села обратно, когда кочан кукурузы больно ударил ее по голове. Чумазые лица кричали и улюлюкали, поднимая такой гомон, что крик девушки был едва слышим для тех, кто находился с ней в телеге. Она невольно отползла подальше от толпы и ближе к клетке.

— Возьмите, — протянул незнакомец ей плащ, и Наташа была за это благодарна. С головой укутавшись, она могла частично спасти себя от грязи, но, увы, от болезненно ударяющих камней и палок ее не мог спасти никто. Именно в этот момент до девушки начала доходить вся абсурдность ее положения.

Неужели это действительно конец? В своем мире она просто пропадет без вести, и родители до конца своих дней будут надеяться на то, что она жива. В реальности же их дочь умрет на костре в куче помоев... в прошлом. Слезы наворачивались на глаза от такой несправедливости.

— Я не хочу умирать! — вырвалось у девушки, но она тут же отогнала чувство жалости по отношению к себе. — И понятия не имею, о чем вы говорите, — обратилась она уже к мужчине неподалеку. — Я не колдунья и не ведьма, а обычный человек! Господи! Я даже не верю, что весь этот ужас происходит именно со мной!

— Советую вам поверить как можно скорее, — сказал незнакомец, и девушка замерла, увидев, что телега выехала на площадь, в центре которой уже были подготовлены места для сожжения. Людей здесь оказалось в разы больше. Наташа едва увернулась от темной лепешки, летевшей прямо в лицо, но в спину тут же больно ударило что-то другое. Она прикрыла голову руками и сжалась в клубок, лишь изредка краем глаза охватывая какие-то детали.

Когда телега проехала мимо шестов с повешенными, девушку невольно стошнило. Отчего-то она не чувствовала за это стыда перед своим невольным спутником, как было бы, случись это раньше. Крупная дрожь била ее тело, ладони, и ступни похолодели. От одного воспоминания о почерневших лицах с застывшим выражением удивления и вытянутыми синюшними языками ее начинало колотить еще сильнее. Может, костер не так уж и плох? Стоп! О каком костре она думает? Наташа вдруг отчаянно поняла, что не хочет умирать. Совсем не хочет.

— Господи, что мне делать? Как мне быть? — простонала она.

— Боязнь смерти естественна, — отстраненно заметил незнакомец.

— Разве вам безразлично, что вас сейчас убьют? — возмутилась Наташа и не удержалась от укора: — Вместо философствования могли бы поддержать даму, как настоящий мужчина.

— Вы точно из другого времени, — усмехнулся он. — Или же прибыли из Лангедока, наслушавшись лирики местных трубадуров.

Гул толпы на площади заглушил все вокруг, и оба: Наташа и незнакомец — замолчали. Девушка сцепила кулаки так сильно, что едва ощущала, как ногти впиваются в ладони. Сейчас ей хотелось, чтобы телега никогда не добралась до места назначения. Наташа сгруппировалась еще сильнее и плотнее прижалась к клетке, хотя это не защищало от усилившегося града помоев и камней, бросаемых в нее. Она даже забыла о двух других женщинах, сидевших в той же телеге. В отличие от нее на них никто не накинул плащ, а рядом не было опоры.

— Возьмите, — голос незнакомца прозвучал почти у самого лица, и Наташа вздрогнула от неожиданности, не сразу почувствовав, как он разжал ее ладонь и вложил в нее что-то холодное и тяжелое. Мужчина оказался совсем близко, и она отчего-то не смогла противиться желанию сравнить реальность с портретом. Миндалевидный разрез темных глаз, немного смуглая кожа и сетка мелких морщин у глаз и в уголках губ. Черные волосы беспорядочно острижены, в некоторых местах словно припорошены сединой. О росте судить было еще сложнее, так как клетка позволяла ему сидеть только согнувшись. Незнакомец казался каким-то иным. Перед Наташей находился человек без возраста, национальности и даже имени.

Мужчина усмехнулся, глядя на ее реакцию, и взглядом указал на ладонь. Наташа удивилась, обнаружив там золотой медальон. Он был выполнен в виде граната, где зерна представляли собой темно-красные драгоценные камни.

— Эта вещь символична и дорога мне, — пояснил незнакомец. — Сделайте одолжение: выберитесь отсюда и верните ее мне.

Наташа хотела было возразить и сказать, что его просьба невыполнима, но мужчина не дал ей возможности вставить хотя бы слово.

— Считайте это тем предсмертным желанием, которое, как вы полагаете, стало причиной вашего перемещения сюда, — продолжил он и усмехнулся: — Я не так романтичен, как некоторые кавалеры, помещающие в золотую клетку блох своих любимых дам, но считайте, что зерна граната — моя кровь и наш договор.

Наташе показалось, что чем-то зловещим повеяло от его последних слов, и она долго не решалась озвучить свои мысли, но времени рассуждать практически не оставалось.

— Звучит, как сделка с дьяволом, — заметила она, и мужчина улыбнулся:

— Мне нравится ваше чувство юмора.

— Вы уходите от ответа, — возразила девушка.

— Я дал вам все ответы, — отрезал он. — Решение о том, верить в них или нет, принимать вам.

Наташа лишь больше запуталась, но машинально крепче сжала медальон в руке.

Телега почти подъехала к месту казни, и теперь девушка отчетливо видела фигуры обвинителей в темных одеждах. Лицо главного инквизитора снова было бесстрастным, как маска. О том, что на процессе присутствует и палач, девушка догадалась по короткому красному плащу на нем. «Красный не скроет кровь», — пронеслась нелепая мысль, и Наташа вздрогнула. Два слова: «красный» и «кровь» — застряли у нее в голове и напрочь отказывались покидать ее. Девушка перевела взгляд на медальон, потом на палача и снова на медальон. Чем быстрее приближался пункт назначения, тем разрозненнее и обрывочнее становились ее мысли.

— Кровь, гранат, выбор. — Девушка посмотрела на медальон и подняла глаза на незнакомца. — Почему?

Его лицо было все так же безмятежно, если не считать губ, застывших в едва заметной лукавой улыбке.

— Вы — женщина, — ответил он. — Вам лучше знать.

— Вы говорите загадками! — возмутилась Наташа.

— Я дал вам ключ к знаниям, — спокойно возразил он и указал на медальон. — Ответы в вашей голове, финикийское яблоко — лишь инструмент воспоминаний.

Девушке понадобилось какое-то время, чтобы переварить услышанное, но ее хватило только на это. Телега остановилась, и, наверное, на ее лице отразился такой ужас, что даже незнакомец положил руку на ее ладонь:

— Идите. Я первый.

Наташа не сразу поняла, что он имел в виду, пока клетка не дернулась, и ей не пришлось машинально от нее отпрянуть. Мужчину вытолкнули из его временного прибежища и потащили к помосту. Дальше все происходило словно в тумане.

Наташа не слышала почти ни слова из зачитываемого приговора. Лица людей из толпы слились для нее в единую темную массу. Женщины, оставшиеся в повозке, больше не вызывали никаких чувств, так как девушка замерла. Лишь перемещения палача, стражников или инквизиторов, происходившие, словно в замедленной съемке, напоминали о том, что она еще жива. Наташа не чувствовала ни рук, ни ног. О том, что медальон все еще в ее ладонях, она понимала, глядя на него, но разум был не способен контролировать тело.

Знание. Ответы. Кровь. Гранат. Яблоко. Женщина. Выбор.

Слова отрывисто пульсировали в голове, произносимые голосом незнакомца, привязанного к шесту. Она хотела еще подсказку, но мужчина ни разу не взглянул на нее. Лишь спокойно озирал толпу перед собой, словно она была подвластна ему. В этот момент Наташа искренне пожелала, чтобы он оказался настоящим чернокнижником или магом, освободился от пут и вырвался на свободу, а потом спас ее. Но когда искра у его ног зажглась и перекинулась на близлежащие ветки, девушка поняла, что ее надежды напрасны. Неужели все его слова — жестокая шутка? О, как она возненавидела его в этот момент! И тут же пожалела, когда гримаса боли скривила его лицо.

Наташа отвернулась. Она не хотела видеть крушение своих надежд. Более того — старалась отсрочить ужас от осознания того, какие мучения испытывает сейчас другой человек и какие ожидают ее. Она хотела домой. В свой небольшой городок, к родителям. К цивилизации, где никто не сможет вот так запросто лишить кого-то жизни.

Огонь уже был ему по пояс. Девушка судорожно вцепилась в медальон, перебирая в голове воспоминания из своей жизни, перемешанные с полученными в этой реальности знаниями. Как бы она хотела оказаться настоящей ведьмой и перенестись обратно! Если бы одного желания или веры было достаточно! Может, все сказанное незнакомцем — правда хотя бы отчасти? Наташа повернула голову и, увидев, как огонь добрался до его груди, отвернулась. Она махнула копной волос, чтобы избавиться от звучания его страждущего голоса и радостного гомона толпы, попыталась заткнуть уши, чтобы не слышать криков, но они все равно проникали в голову. Девушка зажмурила глаза.

Бежать, бежать отсюда. Выбраться любой ценой, ведь ей здесь не место, это не ее мир. Она так сконцентрировалась на своих мыслях, что даже капли пота скатились по вискам. Девушка представила родной дом, спальню подруги, в которой засыпала... Она же сама признала себя ведьмой перед инквизицией. Почему в каждой женщине не может быть хоть немного колдовства? В конце концов, чего хочет женщина, того хочет Бог.

Крики продолжали проникать в мысли. Тело болело от напряжения. Наташа отчаянно мотала головой, пытаясь уйти из реальности, но ничего не получалось. Ее схватили за руку, и она поняла, что это конец. Вот он, результат суда Великой инквизиции, и никто не спасет ее от своеволия католической Церкви.

— Нет! — воспротивилась девушка.

— Вставай, говорю тебе! — ворвался в сознание знакомый голос, на что Наташа машинально оттолкнула от себя чужую руку и повторила: «Нет!» Лишь открыв глаза и увидев вытянувшееся от удивления лицо подруги, она замерла.

— Ты говоришь по-французски? — наконец выдавила из себя Даша.

Наташа несколько раз моргнула, не в состоянии понять, где она и что произошло. Точнее, она прекрасно помнила, что с ней случилось и где она была, но происходящее сейчас снова казалось нереальным.

— Даш, я у тебя дома? — только и выдавила девушка.

— Ну да, — все еще непонимающе уставилась на нее подруга. — Ты что-то возмущенно кричала по-французски, и я пришла к тебе. Вставай, соня, уже почти час дня!

Наташа подскочила на кровати и принялась осматривать себя, но тело было таким же, каким она помнила его, отправляясь спать. Неужели все ей просто приснилось? Никаких следов от растертых костяшек пальцев и ступней, никаких укусов. Девушка внимательно осмотрела руки, но медальона не было.

— Ты в порядке? — Даша в своей шутливой манере приложила ладонь к ее лбу, но Наташа уже пришла в себя.

— Кошмар приснился, — промямлила она неуверенно и, добавив уже громче, вздрогнула: — Знала бы ты, какой!

— Потом расскажешь, — успокоила та. — Давай собирайся завтракать и махнем с тобой куда-нибудь. — Она вышла из спальни в полной уверенности, что с подругой все в порядке, а Наташа еще несколько минут сидела не шевелясь.

Неужели ей действительно просто приснилось? Получила слишком много эмоций от посещения квартиры, прикипела к портрету и нафантазировала себе все? Странный кошмар, удивительным образом напоминающий историю халифа на один час. И слишком, слишком реальный... Девушка откинула одеяло, чтобы встать, и замерла как вкопанная. На белой простыне четко выделялся гранатовый медальон. Поначалу Наташа решила, что ей померещилось, но время шло, а он не исчезал. Девушка уставилась на медальон, словно на гремучую змею, потом резко схватила и поднесла ближе. Тот самый гранат. То самое финикийское, если верить незнакомцу из сна, яблоко с зернами из одноименного камня. Если это так, то и путешествие во времени было, и магия существует...

Наташа удивилась тому, как хладнокровно она восприняла эти выводы. Но разве магия и перемещения во времени возможны? Бред! Она тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли, и тут же испугалась. Медальон — прямое тому доказательство. И он принадлежит не ей, а незнакомцу из другой реальности. Если этот предмет действительно магический, а мужчина — настоящий чернокнижник, то ей нужно поторопиться с его возвращением. Господи, и угораздило же ее связаться с кем-то подобным! Наташа в ужасе вскочила и принялась одеваться. Наскоро почистив зубы и расчесав волосы, она спрятала медальон в кармане джинсов и сбежала вниз.

— Дашка! Даш! — позвала она подругу и, обнаружив ту на кухне, сразу же бросилась в атаку: — Поднимайся, нам нужно вернуться в квартиру!

Подруга не сразу поняла причин ураганного порыва Наташи:

— В чем дело? В какую квартиру и к чему такая спешка?

— К тому Раммону, Риммону или как его там! — возмутилась девушка. — Давай, давай скорее! Потом объясню.

Ей повезло, что Даша, видя неодолимое желание подруги добраться до места как можно скорее, решила пойти на уступки и, не задавая вопросов, отвезла ее, куда она требовала.

Наташа ворвалась в дом без приглашения, не дожидаясь подруги или прислуги. Быстрым шагом пройдя почти всю галерею, она обнаружила портрет на прежнем месте. Ни он, ни обстановка в помещении совершенно не изменились.

— Что с тобой? — запыхавшись, догнала ее Даша. — Как будто смерть за тобой гонится!

Девушка не ответила, размышляя, как быть с медальоном. Нельзя же просто положить его рядом с портретом. Или нужно поступить именно так?

Появилась домоуправительница, немного удивленная скоростью, с какой новоявленные гости ворвались в дом, но чужое мнение волновало Наташу меньше всего. Некоторые слова из сказанных женщиной показались девушке знакомыми, и она поняла, что та собиралась провести посетителей к владельцу дома.

— Нет! — наотрез отказалась Наташа, и подруга принялась ее уговаривать:

— Ты же сама вчера хотела с ним встретиться. Зачем тогда потащила меня сюда?

Девушка хотела было поспорить и избавиться от допроса, но ее опередил мужской голос, говоривший по-французски. Судя по услышанному и по ответам экономки, он спрашивал о посетителях, но стоило Наташе обернуться, чтобы встретить хозяина коллекции и злополучного портрета лицом к лицу, как она замерла. В конце галереи стоял не кто иной, как незнакомец из ее сна. Да и сна ли? Наташа впала в ступор, совершенно не зная, как реагировать, но подруга расценила ее реакцию иначе:

— Да, это портрет Риммона.

Девушка все еще молчала, и Даша добавила:

— Вчера ты круто обозналась с датировкой картины. Как видишь, это просто стилизация под тринадцатый или какой ты там называла век. Позор тебе как оценщику, моя дорогая, — усмехнулась она, а Наташа была далека от улыбок. «Обозналась, это четырнадцатый», — мысленно ответила она и вдохнула глубже, собираясь с силами.

Риммон уже практически приблизился к ним, и подруга представила их друг другу, но в отличие от Наташи он был совершенно спокоен и, казалось, действительно видел ее впервые в жизни. Из-за этого девушка немного стушевалась, но тут же взяла себя в руки. Не владея французским, она не принимала участия в вежливой беседе, которая завязалась между ним и подругой, только пристальнее всмотрелась в его лицо. Тот же возраст, те же глаза, скулы. Он оказался достаточно высоким и немного худощавым. Только вместо почерневшей и испачканной кровью белой рубахи на нем был легкий свитер. Ничего общего с приговоренным и казненным чернокнижником, а ведь Наташа была уверена в его смерти! Впрочем, ничего общего с торговцем антиквариатом, как бы базарно ни звучало «торговец», он тоже не имел. Джинсы не вязались с имиджем делового человека. Хотя кому, как не ей, знать, что внешность бывает обманчива?

Домоправительница оставила их, подчинившись какому-то приказу.

— Я сказала, что мы были здесь вчера, — обратилась Даша к подруге, — и у тебя есть какие-то вопросы, связанные с картиной.

— О, я говорю по-русски, — улыбнулся Риммон, и по ушам ударил его сильный акцент.

— Правда? — удивленно заметила Даша, и новый виток разговора «ни о чем», как называла это Наташа, разгорелся между ними. Но девушка даже была рада новому повороту событий и решила воспользоваться им, вмешавшись в разговор:

— Я бы хотела поговорить с вами наедине, месье Риммон.

— Конечно, — с заминкой ответил он, удивившись ее просьбе, но вежливость не позволила отказаться. — Если вам угодно, мы можем побеседовать в моем кабинете.

Наташа лишь кивнула и проследовала в указанную им сторону, игнорируя застывший в глазах подруги вопрос. «Прекрасное знание падежей для иностранца», — мысленно отметила она.

— Должно быть, это что-то важное для вас, — предположил Риммон, усаживаясь в кресло и приглашая Наташу сделать то же самое.

— Скорее для вас, — ответила она и отказалась последовать его примеру.

— Вы ставите меня в неловкое положение, — улыбнулся он, поднимаясь. — Негоже мужчине сидеть, когда женщина стоит.

— Лангедокские трубадуры сказали бы то же самое? — как можно мягче поинтересовалась она, едва сдерживая стальные нотки в голосе. Если поначалу ее ужасало то, кем мог оказаться незнакомец из сна, то сейчас разыгрываемый им спектакль раздражал ее.

— Пожалуй, — согласился Риммон, с интересом разглядывая ее, но ничем не выдавая своего истинного отношения. — Они внесли в отношения средневековых людей романтизм, которого те долгое время были лишены.

— Восхитительно, — бесстрастно согласилась Наташа и сменила тему: — Вы прекрасно говорите по-русски. Многие из моего окружения не используют «негоже» в разговорной речи.

— Это скорее изъян, чем комплимент, — возразил собеседник. — Изучив азы, я совершенствовал язык только посредством чтения.

Наташа окинула взглядом полки из красного дерева, заполненные книгами, и едва не вздрогнула от воспоминаний. Самый модный и одновременно практичный цвет для давки клопов...

— Это скорее комплимент вам, — вернулась она к разговору, отгоняя непрошеные воспоминания. — Сленг лишает язык его настоящей красоты.

— Времена меняются — меняется и язык, — пожал Риммон плечами.

— Не меняются только люди. — Наташа пристально всмотрелась в его глаза, но они все так же не выдавали своего обладателя. В какой-то момент девушка подумала, что ошиблась, и произошедшее было всего лишь сном, но медальон лежал в кармане, и она ощущала прохладу металла под пальцами. Наташа могла ошибиться, только если теория о реинкарнациях верна. Быть может, в прошлой жизни она была служанкой, и это спроецировалось на ее сон? Девушка окончательно запуталась.

— Мне сказали, вас заинтересовала картина, — нарушил Риммон возникшую паузу.

— Да, — согласилась она и решила не отступать от намеченного плана, крепче сжав медальон в руке. — Я работаю с картинами и мебелью. И это прекрасный образец четырнадцатого века.

Брови мужчины удивленно изогнулись, но легкая усмешка не покинула губ, хотя он и произнес вежливо:

— Как вы могли заметить, это мой портрет.

— Я знаю, — кивнула Наташа, — но я также знаю, что к нему в пару не хватает одной вещи.

Она достала медальон и протянула мужчине, которого все еще мысленно называла не иначе, как незнакомцем. На фоне светлого ковра темные камни выделялись особенно ярко, в длинных пальцах Риммона казались частью его. На миг девушке почудилось, будто что-то в его глазах сверкнуло, но тут же погасло. Мужчина внимательно изучал медальон, словно видел его впервые. После непродолжительной паузы он заключил:

— Прекрасная работа, но вы снова ошиблись.

— Вот как? — теперь уже Наташа не могла сдержать усмешку.

— Именно, — подтвердил мужчина. — Он много старше картины.

— Насколько старше?

— Много... — с мягкой улыбкой ответил он. — Гранатовое яблоко — символ одного финикийского божества. Думаю, мне нет необходимости пояснять вам, когда существовала Финикия?

— Конечно нет, — вежливо согласилась Наташа, но продолжала сверлить собеседника испытующим взглядом. — Расскажете подробнее о божестве?

— О, это вряд ли, о нем мало что известно.

— И конечно же, оно было причислено к числу демонов, когда христианство взяло верх, — не удержалась девушка.

— Естественно.

— Почему именно гранат? Почему яблоко?

— Камни напоминают гранатовые зерна, я полагаю. — Риммон покрутил медальон в руках, но не вернул ей. — Яблоко... скорее потому, что позже христиане ассоциировали этого бога со змеем-искусителем, но сомневаюсь, что этимология названия фрукта восходит к упомянутой мной легенде.

— Падение Евы и первородный грех? — догадалась Наташа, и мужчина просто кивнул.

Между ними снова повисла пауза. Несмотря на то что девушка была практически уверена в том, что незнакомец из прошлого обладал магическими способностями, доказать, что он и Риммон — одно и то же лицо, было невозможно. Она поймала себя на мысли, что и не хочет этого делать.

— Если у вас есть еще вопросы, я с удовольствием на них отвечу, — снова вклинился в ее мысли мужчина.

— Пожалуй нет, благодарю, — прохладно ответила Наташа, — мне нужно лучше подготовиться, чтобы вести достойную беседу.

— Как вам будет угодно, — кивнул Риммон.

Уже разворачиваясь к двери, девушка поняла, что в процессе разговора не обратила внимание на то, как его акцент практически исчез, но, повернув ручку, все-таки не удержалась и обернулась:

— Кое-что еще.

Фигура мужчины казалась одинокой и чужой в давящей обстановке кабинета, но он поднял на нее глаза.

— Вы не из тех людей, что присваивают себе чужое имущество, — заметила девушка.

— Не имею склонности к подобному, — честно признался он.

— Тогда почему забыли о медальоне? — усмехнулась Наташа и, не дожидаясь ответа, вышла. Только полоска солнечного света отразилась от лакированной поверхности двери.

Риммон лишь с улыбкой смотрел вслед посетительнице. Знает ли эта молодая ведьма, какими способностями обладает? Судя по перепадам настроений и эмоций, вряд ли, но сил и уверенности ей не занимать. Возможно, для того чтобы осознать это, ей придется совершить еще одно путешествие. И возможно, он сам поспособствует этому...