К августовскому событию я начала готовиться после школьных экзаменов. Перво-наперво, заручилась поддержкой человека, без чьей помощи вся затея летела коту под хвост. Я приготовилась длинно и путано объяснять, но меня поняли с полуслова.

— Нелечка, не переживай. Все, что от меня зависит, я сделаю, — заверила Нина Александровна.

Затем репетиции в танцевальной студии. Подбор музыки, освоение 12-и дольного счета, изучение и оттачивание движений. К концу занятий купальник и лосины можно выкручивать. Новые туфли хотелось выкинуть: колодка удобная, но жесткие задники. Пробовала в обычных, но для испанского танца они не годились. Без подбитых гвоздиками каблуков я себя не слышала и не чувствовала ритм.

Собиралась у Лизы. Она отпаривала платье, я сушила волосы, вымытые красящим шампунем. Когда наносила грим, пришло сообщение от тети Нины.

— Лиз, заказывай такси туда и обратно, и чтоб подождал... Надо еще «фанеру» передать.

— Успеем. — Лизка откопала среди вещей трубку радиотелефона.

Ровно в семь вечера в малом зале ресторана «Семейный» погасло освещение, изящной легкой походкой я вышла на середину свободного от столов места. Через десять секунд свет включился, и перед зрителями предстала девушка, которой никто бы не дал неполные пятнадцать лет. Грудь расправлена, подбородок приподнят, горделивая осанка. Темные волосы гладко уложены гелем, на затылке узел с декоративным гребнем и заколка с пышной розой. Черные стрелки, накладные ресницы, коричневые контактные линзы и красные губы. Яркая пестрая шаль с кистями, длинное платье с оборками и воланами. Руки унизаны браслетами.

Гостей оказалось неожиданно много. Я не растерялась, не сбилась с ритма, когда зазвучали вступительные аккорды. С него невозможно сбиться, он в унисон с биением сердца. Я принесла в зал жаркий, знойный ветер Андалузии. Он отражался от стен и витал над столами... В дверях толпились люди. Среди них подружка. Улыбка будто через силу... Волнуется. Я тоже волновалась, раскрываясь в танце. Движениями плечей, рук и бедер, игрой подолом юбки я говорила имениннику все, что не могла сказать словами. Выбивая ногами симфонию, каждым ударом каблуков просила: услышь меня! Рассыпая жемчугом сапатеадо, крещендо доводя до барабанной дроби, я молила: увидь меня!..

Мы пробирались сквозь толпу, вслед гремели аплодисменты Кто-то пытался всучить цветы и пригласить к столу, кто-то просил на бис. Подбежали к такси, водитель сразу же завел двигатель, и поехали домой. Лизка сидела кислая, я не могла отдышаться. Из сумки какие-то звуки... «Марш тореадоров»! Руки тряслись, телефон выскальзывал живой рыбкой.

— Неля, браво, такая экспрессия. Я тебя не сразу узнал, Кармен. Эффектно, — поблагодарил Монастырский. — Гости до сих пор под впечатлением. Некоторых пришлось сдерживать и объяснять, что танцовщица несовершеннолетняя... Сова, у меня просьба. В следующий раз, когда захочешь поздравить, ограничься устной формой или сообщением. Договорились?

— Да.

Пусть Юля плачет, а я не буду!

В девять вечера я уже лежала в кровати, предварительно выслушав от мамы за покрашенные волосы. Чего делать драму? До сентября сто раз смоется. Я же не виновата, что голуби некультурные, а бутылочки с шампунем так легко перепутать. Вот слепо-глухой бессердечный Мишка — это настоящая трагедия.

Позвонила Елизавете.

— Лиз, тебя в ресторане угостили лимонами?

— Нет.

— Что-то случилось?

— Нет.

— Кто хоть за столом сидел? А то я никого не рассмотрела.

— Мишкины друзья, наверно. Подружки... Герыч.

— Та ты шо?!.. И его друг?

— Нет, Роберта не было. Я бы увидела.

— Лизка, ты чего хлюпаешь носом?

— В такси продуло кондиционером.

— Странно. Мы же в одной машине ехали... Ну ладно, лечись. Бай-бай...

Когда удалось вырваться от мамы на дачу, Георга я не застала.

Мишу видела редко, дозвониться к нему получалось еще реже. Все сведения поступали от тети Нины: на работе, в командировке. О пассиях молчок. «Нелечка, при его загруженности, какие могут быть девушки?». Так и пережила зиму с весной, а в июне увезли в Евпаторию. 2003-ий год, последнее совместное лето. Отдыхали до конца августа — я, мама и Белка. С Елизаветой болтали едва ли не каждый день. Мать не успевала пополнять телефонный счет.

— Я с парнем встречаюсь, — скорбно оповестила подружка.

Я чуть трубку в море не утопила.

— У вас что-то было?

— Один раз поцеловались... Не понравилось.

 — Кавалер схлопотал по фейсу?

 — Угу. А ты как?

— Скоро начну плодоносить.

— Чиво-о-о? — завопила Лизка, очнувшись от меланхолии. — Когда ты успела?! От кого?

— Мама держит меня на фруктовой диете! — Я расхохоталась. — Хочет сделать из меня худышку.

— Нелька, ты ужасная. Разве можно так шутить?

— Ты еще хуже – что обо мне подумала! Прошу разведать, как там Монастырский на даче, а ты упираешься.

— Не поеду. Какой смысл? Даже если не один, тебе от этого станет легче?

— И то правда, — вздохнув, согласилась я, выкладывая из морских камешков сердце, пронзенное стрелой.

При всем мамином желании худышки за лето из меня не вышло, но вес сбросила. Это притом, что я тайно отрывалась на хачапури, чебуреках и хот-догах. Тетка приезжала навестить, и мы с ней отправлялись по злачным местам.

— Неля так и останется кустодиевской купчихой. — Мама упрекала Полю за контрабанду.

— Моду на худых женщин придумали модельеры-гомосексуалисты. — Тетка ставила в холодильник кастрюлю с домашними беляшами.

В сентябре я пришла на тренировку. Загоревшая, подросшая и с новым размером одежды. Брови Валерия Алексеевича сошлись домиком.

— Нелешка, ты вплавь добиралась до Турции?

— Нет, только до середины, — смеялась я. — Пограничники отняли матрас.

— В следующем месяце первенство города. Я заявил тебя в юниорах. Но весовую категорию... хм... — он поскреб седой затылок и передвинул левее бегунок весов, — придется менять.

Временно я перебралась жить к папе. Он за лето по мне соскучился, и на тренировки удобно ходить. Поехала к маме за недостающим учебником, зашла во двор — стоит машина Леонида Марковича. Из нее выбралась Лея, увидела меня и сразу скисла. Ничего не изменилось, подумала я, поздоровалась, будто только вчера расстались в аэропорту, и кинулась к ее сыну.

— Македонски-и-ий!

— Белоснежка! — Закружил в крепких объятиях Шурик.

— Ты надолго?

— На каникулы.

Саша встречал со школы после уроков, мне  завидовали одноклассницы. Ахали и перешептывались за спиной.

— Сова, парень отпад, — закатывала глаза шестнадцатилетняя Люсинда. — Срочно худею!

Я многозначительно улыбалась, умалчивая, что этого парня знаю с четвертого класса. Девчонки со спортивной секции тоже обратили внимание на молодого человека, прогуливающегося перед кафедрой физвоспитания архитектурно-строительного университета. Двадцать один год, подтянутый, плечистый, ростом чуть ниже Монастырского. Каштановые волосы с рыжинкой — выгорели на солнце, и зеленоватые глаза. В них появилось то, чего не было раньше, и чему вряд ли учат в институтах... «Надо же, у скромницы Нели, оказывается, есть поклонник». Мне было отрадно и грустно: в Мише поклонника не заподозришь даже под микроскопом.

Шурика отец одобрил и разрешил мне гулять до одиннадцати вечера.

— Совсем другой разговор. Это не патлатый доходяга в расхристанной рубашке, увешанный цепями и крестами, — раскритиковал он Сережиного однокурсника. Увидев папу, аспирант отсеялся, не успев представиться.

Мы гуляли втроем. «Нель, я среди вас лишняя, зачем тебе дуэнья?» — спрашивала подружка. Вытягивая Елизавету из дома, я преследовала две цели. Она обложилась учебниками — как и у меня, выпускной класс, нагрузки, но нельзя же постоянно заниматься. Сидит отшельницей в своей келье и молится на английских и русских классиков. И Саша... я не могла ответить ему взаимностью, не хотела оставаться с ним наедине, а ему хотелось меня поцеловать. При Лизке он не решался. Сдав с рук на руки отцу, возвращался с ней в центр.

— Нелька, почему так? — звонила, придя домой, Лиза. — Он же в тысячу раз лучше Монастырского.

Я не спорила. Глупо спорить с очевидным. Шурик мне очень нравился, но...

— Миша...

— Плюнь на него! — отчего-то разозлилась подружка. — Он безнадежен.

— Разве можно плюнуть на мечту?

— Можно. Наверное...

За три дня до первенства отец собрался на охоту: «Сезон в разгаре, мужики ждут, обещал. Дочь, не волнуйся, в субботу буду как штык».

Соревнования шли своим чередом. Я разминалась перед первой схваткой, разогревала мышцы и растягивалась. Валерий Алексеевич давал последние наставления. Народа в зале — глаза разбегаются: участницы, тренеры, судейские бригады, болельщики и просто любители восточных единоборств. Моя группа поддержки находилась на верхнем ярусе зала. Я ожидала Лизку с Шуриком и папу. Он еще не приехал, зато неожиданно появилась мама с Белкой и Лея. Я мысленно простонала: чего им дома не сиделось? Помахала, улыбнулась. 

Объявили мою фамилию, весовую категорию и название спортивного общества. Вышла, поклонилась судьям, сопернице. Прозвучала команда «хаджиме!». Разделалась меньше чем за минуту. Сближение, борьба за захват, бросок через бедро, «иппон!». Чистая победа. Саша снимал на видеокамеру, послала ему воздушный поцелуй. Лея ворковала с Белкой, мать сидела с видом вдовствующей императрицы, Лиза — Красной Шапочки, встретившей в лесу охотников. Перевела взгляд левее, через проход... на зрительской трибуне отец, дядя Юра, Миша и Георг с Робертом.

Поклонилась им в знак уважения, как зрителям, и затесалась на скамье среди девчонок своей команды. Смотрела, как борются другие участницы, а мысли вокруг одного крутились — Миша! Миша здесь!.. Собралась, сосредоточилась. Я обязана хорошо выступить. Победить! Утереть нос скептикам и недоброжелателям. Не дождутся они, чтоб мной выбивали пыль из татами.

Вызывали еще пять раз. В финальной схватке прозевала маневр и попала на бросок. Швырнуть себя, как манекен, я не дала, но неудачно воткнулась в покрытие. Поединок остановили, медик заморозил, обезболив, плечо. Мама с анестезией справилась бы не хуже. Я боялась посмотреть в ее сторону, спиной ощущая ледяные потоки негодования. Ободряюще улыбнулась Саше с Лизой и продолжила борьбу за первое место.

Проигрывая по очкам, я вырвала победу. У меня был мощный стимул. Боролись уже не в стойке. В партере. Перевернуть на спину и провести удержание не удалось, соперница хорошо закрылась. Быстро уселась ей на лопатки — время истекало, рычагом вытащила ее руку и провела болевой прием. Ее локоть оказался на изломе на моем колене, второй рукой она была вынуждена похлопать по татами: «Сдаюсь!».

Не дожидаясь награждения, обдав холодом тренера и папу, мать из спорткомплекса повезла в травмпункт. Счастье, что в машине я находилась не одна, а то съела бы вместе с дзюдогой. Рентген не выявил серьезных повреждений. Врач надел фиксирующую повязку и прописал покой. С чарующей улыбкой мама отправила группу поддержки гулять до обеда, меня повела домой на аутодафе. Полчаса устрашающих нотаций, и я пообещала, что больше никаких турниров.

— Это ненормальный спорт! Тебя едва не покалечили!.. А девушки? Самки горилл! Уши похожи на клецки! Нелли, ты хочешь поломанные уши? Сережки их существенно украсят.

Закончила как обычно: у всех дочери как дочери, у нее — наказание.

За десертом Лея затронула тему совести в творчестве позднего Чехова, Лизка была в ней как рыба в воде. Я предметом не владела и залегла на дно, камбалой зарывшись в песок, — в своей комнате подключила к телевизору видеокамеру и стала просматривать запись соревнований.

По ракурсу и закадровым голосам поняла, что камера путешествовала по залу, находясь то у Саши, то у Лизы. Получилось интересное кино «Дзюдо и зрители». Особенно интересно, когда читаешь по губам. Не считая Шурика, дамская компания справа контрастно отличалась от мужской слева. Видно, охотники торопились и приехали, минуя дом. Камуфляжные куртки, футболки цвета хаки, штаны «зеленка», заправленные в берцы. В этой экипировке Миша выглядел так, что захватывало дух, остальные мужчины — будто в ней родились.

— Возле Нелиного отца, кто эти молодые люди? — спросила маму Лея.

— Торквемада и его друзья. Брюнет с волчьим взглядом – мизерабль с темной биографией. Рядом – сын армейского товарища Володи и Юры, отпетый ловелас, — проехалась мать по Роберту с Георгом, удивив меня информированностью.

Услышав характеристику Монастырского, у Лейки вытянулось лицо. Наверное, испугалась, что в ней заподозрят агента Моссад. Но разоблачили Сашу. По характерной, как почерк, походке, присущей самим разоблачителям, и по татуировке. Оливковая ветвь, эмблема бригады Голани, где служат непростые парни.

— Он из нашего брата, — заключил Шалимов. — Расслабьтесь, мужики. Смотрите на амазонок.

Боба красив, подумалось вдруг. Портит жесткий взгляд и пренебрежительная усмешка половиной рта. Если б еще свое мнение придерживал — цены б ему не было.

— То ли пляски сталеваров, то ли женский бой в грязи, — прокомментировал он схватку девушек весовой категории свыше семидесяти восьми килограмм.

Я увидела встревоженного папу. Мишка больше переживал за мою соперницу:

— Бедная девчонка... раненая злая Белоснежка сейчас отломает ей ласту...

Объектив камеры направлен в пол, звук не выключен. Туфли от «Болдинини» и мокасины со шнурками бантиком.

— Он с тебя глаз не сводит, будь осторожна. Его песни на один мотив: «ты пробудила во мне чувства»... Отличные от тех, что пробуждали предыдущие пятьсот-шестьсот наивных глупышек. — Мама беспокоилась о Елизавете, попавшей в прицел Герыча. — Держись Саши, не отходи от него.

Порция беспокойств досталась и мне. Она зашла в комнату, а на экране телевизора восторженная мина и светящиеся глаза, устремленные на трибуну.

— Ты не держишь лицо. Не опускайся до пошлости. Учись скрывать эмоции... Неля, тебя влечет не к тому молодому человеку. У таких, как Михаил, неизбежна деформация личности – работа накладывает отпечаток.

— Нормальная у него личность! — Я нажала на «стоп». — Я знаю Мишку.

— Что ты можешь знать?

Много чего, только маме не расскажешь. Она в обморок упадет, но сначала запрет меня в психушке.

— Что положено в моем возрасте. Мы с тобой об этом не раз говорили.

Летом, на море. Сверстницы романы во всю крутили, я вздыхала по Монастырскому, лепила с Белкой куличики и строила замки из мокрого песка. Вечером прогуливались по набережной, на лавках под пальмами целующиеся парочки — наглядный пример для лекции о разнице между полами в отношениях к сексу.

— Я все поняла и усвоила. Секс – это не плохо, плохо безответственное отношение к своей жизни.

— А мужчины всегда остаются мужчинами. Что в двадцать, что в сорок. — Мама закрепляла пройденный материал. — Дон кихотов и рыцарей айвенго можно пересчитать по пальцам. На алых парусах доплывает еще меньше...

Ликбез прервался «маршем тореадоров». Я схватила трубку, мать, осуждающе поджав губы, закрыла за собой дверь.

— Ранние заморозки закончились?

Я хихикнула, утвердительно ответив на Мишкин вопрос.

— Бери Лизу, и спускайтесь вниз к машине. Поедем отмечать твою победу.

Все учения насмарку. Как тут держать лицо, когда не удержаться от подпрыгивания, одеваясь и расчесываясь одной рукой. Хорошо, что кроссовки на липучках.

— Неля, куда ты собралась? Скоро ночь.

— Мам, пять часов всего. Я тетю Нину проведаю.

— Нина пьет минеральную воду в Карловых Варах.

— Ты общаешься с Мишиной мамой?

— Созваниваемся иногда. Неля, через час жду звонок о твоем местонахождении. В противном случае...

— Да знаю, знаю. Ищут пожарные, ищет милиция. Лиза, где ты застряла? Сколько можно прихорашиваться!

На даче меня встретили бережные отцовские объятия.

— Вы все: бракодел, бракодел. У нас пацаны, у тебя девчонка... Эта девчонка даст прикурить любому парню.

— А кто нашу принцессу крестил? — Дядя Юра подарил мне букет из миниатюрных роз и незабудок.

— Иванович, не примазывайся к чужой славе! — рассмеялся папа.

В начале октября установилось бабье лето. Полина с Любой под навесом накрывали стол. Шашлычный дух от мангала витал над участком и дразнил обоняние. Аппетит не испортил бы даже Боба. Он священнодействовал над шампурами и охмурял ботаничку под носом у ее парня.

— Танюша, настоящий мужчина должен быть хорошим охотником. Неважно, на зверя или женщину. Сомневаюсь, что Серега знает о гладкостволе. Про нарезное оружие не заикаюсь.

— На студенческих соревнованиях он выбил девяносто семь из ста! — выпалила девушка и спряталась за спиной улыбающегося Сержа.

Лучше бы Роберт, в самом деле, заикался, а то вкрадчиво так, на полутонах, на бемолях.

Георг подошел.

— Молодца, Нелька. Железная воля – залог победы. — Поздравил и обратился к подружке: — Элизабет, прошу твоей аудиенции.

— Так официально? — За ее улыбкой спряталась растерянность. — Хорошо, идем.

Лизка повела его на пляж. Никто не пошутил им в след, не сопроводил репликой или комментарием. Словно они находились в параллельной реальности.  Я тоже перенеслась в иную реальность.

Монастырский вынес из дома подарочный бумажный пакет.

— Это твое, Нель. Заслуженное. Грамота, медаль и памятный приз от Федерации дзюдо. Ну что, теперь дальше, к новым свершениям?

— К сожалению, нет, — вздохнула я. — Маме обещала.

— За что и люблю. Верность слову дорогого стоит.

Мишка приобнял меня за здоровое плечо, привлек к себе и поцеловал в макушку... Я оторвалась от земли и увидела мир в других красках. Ярких, осенних, насыщенных. Парила воздушным шариком, не боясь улететь высоко и затеряться в вечернем небе — ниточку от шарика держал Миша. За ужином перепутала горчицу со сладким соусом и не почувствовала разницы. Рассеянно улыбаясь, отвечала невпопад на вопросы, а звуки удалялись, удалялись... Лица искажались, будто в кривом зеркале. Я провалилась в сон...

Воскресным утром бодрая свежая и счастливая Лизка растолкала меня в кровати.

— Нелька, мы-то привыкшие, а у гостей культурный шок, когда ты, не донеся пирожное до рта, сползла на лавку и безмятежно засопела.

— Как прошла аудиенция? Долго сидели? — Позевывая, хотела потянуться и ойкнула. Плечо прострелило, рука не поднималась.

— Ты даешь. При тебе ж вернулись! — Подружка отошла к окну и стала расправлять портьеры. — Нормально встреча прошла. В теплой душевной обстановке... Нель, не обидишься, если я не буду пересказывать содержание?

— Я и так догадываюсь: биография, любовь-морковь и все такое. Он на твою добродетель не покушался?

— Нет, конечно! Ты что? — запротестовала Лизка. — Прогнозы твоей мамы тоже не оправдались. Идем в ванну, помогу умыться и расчешу.

Подружка выдавливала на щетку зубную пасту, я думала о том, что у мамы свои представления о мужчинах. Так или иначе, но ее совет Лизке держаться ближе к Шурику сыграл свою роль. Если б он выглядел как тот задохлик, который хотел пригласить меня на свидание, на трибуне просто бы поржали, а Сендер запросто может составить конкуренцию.

— Я знаю, что Герыч далеко не монах. Видела в ресторане, когда ты танцевала на Мишкином дне рождения... Но это же было до меня, правда? — В зеркале Лиза встретилась со мной взглядом.

— Наверное. А чего раньше молчал, что он к тебе не ровно дышит? Он запал на тебя еще в аптечном павильоне «Мегамаркета».

— Кому бы он сказал? Четырнадцатилетней зеленой сопле?

— Сейчас сопля созрела, ага, скоро семнадцать... Да подожди ты! — Здоровой рукой я отбивалась от Елизаветы, пытавшейся проредить мне волосы. — В общем, понятно. Герыч застолбил территорию. Но он уедет, а ты останешься.

— Вот и проверю, чего стоят его слова... Ты погрустнела. Что случилось?

— У меня тоже есть свои тайны. Не обидишься, если промолчу?

— Нелька, ты ужасная.

— Ты еще хуже, Лизка.

После завтрака папа повез семейство за покупками, Миша собрался в область и звал с собой за компанию. Меня уговаривать не надо, я с ним хоть на край света. Боба отказался. Слышала в окно, как пробурчал: «Монастырь, Змей, отвалите. Пока вы морды плющили, я полночи ворочался: и спать хотелось, и родину любить».

Монастырский вел автомобиль и хмурился своим мыслям. Ноймар дремал на переднем пассажирском сидении. Елизавета в наушниках слушала музыку. Я хваталась за остатки вчерашней эйфории. Любить за выполненные обещания, это не совсем то, о чем я мечтала. Но ведь главное слово все же прозвучало...

— Переведи. — Подружка поднесла к моему уху наушник.

«Lonely Lisa. C’est bien ca, un peu de draison... Elle est libre. Elle a deux vies, mais pas de chance, pas d’quilibre. Mais elle fait de son mieux, elle penche aimer», — пела Милен Фармер.

— Одинокая Лиза. Она свободна, у нее две жизни, ей не хватает равновесия, и она выбирает любовь, — переводила я с пятое на десятое. — Да, еще ей предлагается немного безрассудства.

— Элизабет, ты не одинока и не свободна, — подал голос Георг.

Мишка усмехнулся и покачал головой.

— Песня не обо мне, — отмела Лизавета подозрения в легкомыслии.

— Я на всякий случай, — предупредил Герыч. — Не надо будить лихо, пока оно нежно, печально и податливо.

Отвернувшись к окну, я подавила смешок. Ничего себе, страсти-мордасти.

В районном центре, куда вскоре приехали, Миша зашел в отделение своего ведомства, пробыл там недолго и повез на экскурсию в местную достопримечательность.

— О, смотри, Лиза, по твоему профилю, — показала на мемориальную доску у центрального входа. — Здесь отметились Пушкин, Державин и декабристы.

Дендропарк оказался огромным и по-осеннему красивым. Широкие аллеи, поляны, где когда-то прогуливались дамы в кринолинах и разъезжали в каретах. Деревья со всего света, памятники архитектуры и облагороженные руины с водопадом и плакучими ивами. На озере домик для лебедей, посетители их угощали кусками булки и фотографировались. Перед мостиком, с китайской беседкой, статуи сидящего китайца и китаянки с зонтиками. Туристы подходили подержать за бороду узкоглазого мудреца. Говорят, на счастье. Лизке без надобности, оно и так в трех метрах за ней следует, а я подержалась. Мое счастье где-то отстало. Читало таблички у кустов и деревьев и подманивало белок.

Забрались на гору. Место показалось таинственным. Сохранился толстенный трехсотлетний дуб. Внизу река, на скалистом обрыве огороженная площадка. Георг с Лизой осматривали старинную пушку с ядрами.

— Мой дед говорил: лучше перезарядить, выстрелить и снова перезарядить, чем светить фонариком и спрашивать «кто тут?». — Герыч похлопал по чугунному стволу.

Миша подвел меня к каменной стеле.

— На этом месте, Белоснежка, в начале восемнадцатого века стоял отряд полковника казачьих войск Семена Палия. Рубились с поляками за крепость. Потом вмешалась политика... — Он засмотрелся на течение реки. — Когда она вмешивается, то можно сливать воду... Палия убеждали вернуть город, на что он ответил: «Ни ляхам, ни кому другому город не отдам. Разве что меня из него вытянут за ноги».

— Я бы тоже так ответила. Нечего всякой шляхте губу на чужое раскатывать. — Поправила перевязь на травмированной руке.

— Воительница. — Мишка потрепал по волосам.

На Большой поляне парка примечательная акустическая колоннада. Попросив его оставаться на одном конце полукруглого строения, побежала к другому. Спряталась за колонну и тихонько спросила:

— Миш, ты меня слышишь?

— Слышу, Нелька. — Донесло эхо.

— Миша...

Хотела узнать, за что еще он меня любит, но у Монастырского зазвонил телефон. Он отошел от колоннады и отвернулся. От досады притопнула: деловая колбаса! Оглянулась, возле реликтовой сосны Георг с Елизаветой.

— Когда нас ждут, мы возвращаемся. — Прочла по его губам.

— Я буду ждать.

Веселенькая перспектива у Лизы. Ждать и догонять — хуже не придумаешь.

— Народ, вы как насчет заморить червячка? — предложил Миша, спрятав мобильный.

Обедать решили дома. Ехать не далеко, можно потерпеть и «накатить полста с чистой совестью». Мишке с Герычем, само собой. Мы с Лизкой трезвенницы.

В нашем коттедже никого, сами хозяйничали с подружкой. На столе стынет все, а никто не идет. Позвонила Мише:

— Вы где?

— Ешьте без нас.

Странные дела. В дороге только и разговоров, что о еде, накрутили аппетит и вдруг переиграли. Лиза предположила, может, кино смотрят, но и мы с телевизором. Посидели, посмотрели на тарелки, и я пошла разведать, из-за чего задержка. Вышла во двор, и стало ясно — у соседей накаленная обстановка. Я никогда не слышала, чтоб крестный ругался. Спокойный добряк дядя Юра крыл площадной бранью. Завершил вполне литературно:

— Вон, на хрен, из моего дома!

— Батя, ты неправ, это мой дом, — возразил Мишка.

Пока я соображала, кого с треском выгнали, дверь открылась, и на пороге появился Роберт. Одет в куртку-ветровку, колючий свитер двухгодичной давности, джинсы и ботинки. В руках большой походный рюкзак. Взгляд уставшего человека, наконец-то сбросившего тяжелый груз.

— Опять ты, — заметил, что стою. — Не даешь по тебе соскучиться.

— Вообще-то я здесь живу, если ты не знал.

Он скривился в ироничной ухмылке и закинул на плечо рюкзак.

— Гудбай, пупсик.

У ворот его догнал Георг, вместе они вышли на улицу. Следом показался Миша — лицо отчужденное и непроницаемое — и туда же, за пределы участка. Блин горелый, да что происходит? Выглянула за ворота. Они, остановив попутку, загрузились и уехали. Козе понятно, звонить можно в рельсу, разговаривать и объяснять Мишка не удосужится. Вернулась домой, сообщила новость подружке, у нее глаза с десертную тарелку. Набрала Герыча, он ей: «Лиза, позже. Я тебя найду».

— Спокойно, Маша. Я Дубровский. Связь через дупло. Записками... Лизка, оставь в покое телефон. Бесполезно. Чего о них волноваться? С голоду не умрут, а я – да.

— Нелька, ты можешь думать о чем-нибудь, кроме Монастырского и еды? — Отняла у меня ложку. — Кто у нас увлекается детективами? Как думаешь, что у них случилось?

— Да что угодно! Вариантов море. — Я с сожалением смотрела на застывшую в борще сметану.

— Например? — не отставала подружка.

— Боба сказанул что-нибудь в своей манере и вывел из себя Мишкиного отца. Это первое, что приходит на ум. Задел, раскритиковал, неуважительно отозвался. Иначе не представляю, чем можно довести крестного до состояния кипящего чайника... Вполне возможно, что-то стырил, и его застукали с поличным. У Монастырских есть чем поживиться.

— Нелька! — взвилась Елизавета.

— Что? — Невозмутимо пожала плечом. — Всякое бывает. Нужда, долги, клептомания. Все вокруг колхозное, все вокруг мое. А-а-а, я бросила тень на Георга?.. Ну... подождем, если его не выгонят, значит, вне подозрений.

— Агата Кристи доморощенная, побью железным половником! — Лизка схватила кухонный инвентарь.

— Ну, привет! Ты спросила, я честно ответила.

— Другие версии есть?

— Ага. Дядя Юра. Надо сходить к нему. Позвать к столу и расспросить аккуратненько. В отличие от некоторых, у него нет проблем с аппетитом, и он мне не откажет.

— Я с тобой, — засобиралась подружка, положив черпак и накидывая кофту.

— Хочется своими глазами увидеть временную пещеру Змея-Герыныча? Не-не, Лизка! — Смеясь, уворачивалась от щелбана. — Я имела в виду место преступления!

— А был ли мальчик?

— Лиза, у меня впечатление, что Леонид Маркович – твой отчим, а не мой. Чего это ты защищаешь Роберта? Декламировать Есенина способен и маньяк. Недаром их годами ловят – умело косят под нормальных. — Я нагнулась за кроссовками. — Знаешь, каким взглядом он провожал, когда вы с Ноймаром пошли на пляж? Будто... не знаю, слов не могу подобрать. Тоже мне, охотник нашелся.

— Сова, ты ревнуешь! — изумилась подружка. — Что-то тут нечисто.

— Самойлова, ты с дуба рухнула! Ничего подобного и близко нет!

Я так резко выпрямилась, что макушкой врезалась в Лизкин подбородок. Клацнув зубами, она с размаху села на пол и возмутилась:

 — Если не знаешь, то не выдумывай! Когда к вам вернулись, он пошутил: «Герыч взял Зимний осадой».

— А я почему не слышала?

— Ты, — плавным движением рук Лизка изобразила волну, — пребывала в грезах.

Во дворе попахивало дымом. На первый взгляд ничего необычного — на участках жгут листья или мусор. Зашли в соседский коттедж, встревожено переглянулись и кинулись туда, откуда  сильнее всего тянуло горелым.

В зале, на диване, лежал Мишин отец. В свесившейся руке дымилась сигарета, под ней начал тлеть ковер, источая запах паленой шерсти. Основная вонь распространялась из большой пепельницы на журнальном столе, доверху заполненной окурками, между которыми прорывалось открытое пламя. Лиза бросилась за водой, я — к крестному. Вытянув сигарету, затоптала, со страхом почувствовав, что ладонь еле теплая.

— Дядечка Юрочка! — Потрясла за плечо и приложила ухо к груди. Бьется! Неровно, с паузами, но стучит.

Подружка залила пепельницу, ковер, скатала его и потащила на улицу, крикнув: «Скорую вызывай!».

— Неля... детка, — прошелестел Мишин папа, открыв налитые кровью глаза. — Мотор подвел... ничего... в норме.

Он силился встать, я умоляла не двигаться и перебирала в телефоне контакты экстренной помощи. Дозвонилась, рассказала. Меня проинструктировали, что надо сделать, попросили не паниковать и встретить кардиологическую бригаду у станции метро — показать дорогу в нашу глухомань.

На встречу помчалась Лизка, на моем велосипеде. Глотая слезы, я выполнила инструкции доктора, подбадривая себя и крестного: «Все хорошо. Все обязательно будет хорошо». Нашла его мобильный — на столе между блюдом с нетронутой закуской и початой бутылкой водки с двумя наполненными рюмками.

Звонок с отцовского номера Миша не проигнорировал. На дачу с небольшим интервалом друг за другом приехали «неотложка», Монастырский и мой папа. Дядю Юру забрали в больницу, они его сопроводили. Вернулись поздно, успокоили: врачи нормализовали давление, поддержали сердце, до инфаркта не дошло. Состояние крестного не вызывает опасений. На животрепещущий, снедающий вопрос, что же все-таки случилось, Мишка мне лаконично ответил: «Разные взгляды на жизнь. Каждый отстаивал свою точку зрения» — и попросил впредь не касаться этой темы.

— Я была недалека от истины, — шепнула подружке, когда отец развозил нас по домам.

— Лишь бы Герычу, с его простреленной головой, не захотелось кому-нибудь рассказать о своих взглядах, — вздохнула Лизка.

Ночью поднялась температура, и приснился сон. Мы едем в районный центр. Лиза протянула наушник и попросила перевести. Вместо Милен Фармер я услышала, как тысячи ног чеканили шаг, и мужской хор исполнял «а капелла», что у них не только оружие, но сам черт идет с ними, и смеялись: ха-ха-ха. Увидела дракона в серебристом треугольнике. Не трехглавого, как на татуировке Георга. Восточного — китайского или индийского, а может, и ацтекского. Разевая клыкастую пасть, он требовал в жертву девственницу...

Ноймар нашел Лизу перед самым отлетом. Вместе навестили крестного в отдельной комфортабельной палате. Выглядел бодряком, Герыча не выгнал. Сначала нас с Лизкой обнял: «Мои спасительницы. Медсестрички дорогие». Потом Ноймара: «Передай Димасу, чтоб не волновался. Старая гвардия не ржавеет».

Тетя Нина, экстренно вернувшаяся из Чехии, находилась возле мужа с утра и до вечера. После того как проведали дядю Юру, Елизавета с Георгом уехали в аэропорт. Я осталась с Мишиной мамой. В больничном сквере выбрали свободную скамейку. Тут же сбежались прирученные посетителями белки.

— Я давно говорила Юре, что ничего хорошего не выйдет. — Нина Александровна открыла сумочку, но достала не орешки, а пачку дамских сигарет. — Рано или поздно этим закончится. И сына просила не приглашать его к нам... Кем бы он вырос, если б не дружба с Мишей и Георгом? Безотцовщина. Уличный хулиган. Драки, приводы в милицию. Димас с Юрой пожалели мальчика, приняли участие в его судьбе. Димас устроил в спортивный интернат, где занимался Георг. Ходатайствовали в военное училище... И что за это получили? Черную неблагодарность... Бог ему судья. От таких людей надо держаться подальше... Надеюсь, он имеет хоть какое-то представление о совести, и после всего, что натворил, ноги его здесь не будет.

Две тоненькие розовые пахитоски с ароматным дымком, и Роберт предан анафеме и забвению.

— Нелечка, спасибо, что выслушала.

— Да не за что, теть Нин. Согласна с вами.

Я не знала, что натворил приезжий, но видела последствия.

— Ты умница.

 Она тепло улыбнулась. Возле глаз собрались морщинки. Они не портили лицо. Черные густые волосы, четкая линия скул. Возраст подбирается к пятидесяти, но фигура не оплыла, сохранила стройность. Ухоженная красивая женщина.

— Миша о тебе хорошо отзывается.

Захотелось вскочить со скамейки и запрыгать на одной ноге. Чинно сидела, смущенно опустив голову. Мимо кто-то прошел.

— Неля, на тебя заглядываются.

Я пожала плечами: ну и что. Мне-то какое дело.

— Как мама с Леонидом? Готовят документы к отъезду?

— Да, собираются потихоньку.

— Пусть Анастасия позвонит мне. Заявки на проведение выпускного вечера поступают уже сейчас. Ближе к весне останется только загородный общепит по завышенным ценам... Беги, деточка, у вас дома гости, им нужно внимание.

— Мы с Сашей друзья, теть Нин... Он скоро уезжает.

— В дружбе с воспитанным молодым человеком из приличной семьи нет ничего зазорного...

Шурик на соревнованиях всех видел и все понял. На мое жизненное пространство не покушался, но был оптимистом и не терял надежду.

Ему завтра утром улетать, у меня четвертная контрольная. Он в зале смотрел кино, я сидела в комнате над учебником.

— Ты десять минут гипнотизируешь тополь за окном, — вывел из прострации. — Сделай перерыв. Пошли прогуляемся.

Осень полностью вступила в свои права. Ветер мел по асфальту опавшую листву. Петровская аллея, Парковая дорога. Добрались до Аскольдовой могилы.

— Сендер, столько находились, обратно понесешь на закорках, — пошутила я. — Выполнишь норматив – получишь шоколадную медаль.

— Нель, в фильме, по телевизору...

— Детектив? Шпионский триллер?

— Боевик.

— Мог бы маякнуть.

— Спецэффекты и каскадерские трюки для любителей жанра. Реальный бой скоротечен и лишен зрелищности. Я не об этом, Нель. Понравились мысли главного героя: «Человек за день совершает тысячу шагов, но иногда судьба дает почувствовать, что следующий шаг изменит твою судьбу».

— Жизнь такая непредсказуемая. Все может измениться. И в худшую сторону, и в лучшую, — со знанием дела ответила я, собирая букет из красных и желтых кленовых листьев.

— Я верю в лучшее.

— И я.

На обратном пути я считала шаги. Каждый шаг приближал меня к следующему лету. Я возлагала на него большие надежды. Окончание школы, дорога во взрослую жизнь...

 

 

 

 

 

 

Назад 1 2 3 4 5 6 7 8 Вперед