***

– Не переживай, Клэр. Дедушка нас всех спасет! – пообещал мне десятилетней ребенок и погладил ладошкой по руке.

Он был худющий, с торчащими во все стороны русыми патлами. Один его глаз ослеп, а другой ну очень смешно косил в сторону. Я улыбнулась.

– Он тебе это пообещал, Лари? – пространно поинтересовалась я.

Признаться в том, что моя драма никак не связана со штурмом замка, который по прикидкам Гоэра и моего брата начнется через пару часов, я не могла.

Вопреки моим убеждениям, никто не умер. Смерив меня напоследок выразительным взглядом, столь же проникновенным, как вечная мерзлота, Всадник Апокалипсиса Голод со словами: «Пойду найду что-нибудь пожевать» – покинул помещение.

Как только Гоэр Лахар завершил свою магическую экзекуцию, которая должна была из праматери тварей Хаоса, запечатанной во мне приблизительно на тысячелетия, сделать ручного питомца, я тут же побежала на кухню. Кого я пыталась обмануть? Естественно Лиона Дейла здесь не оказалось. Я не понаслышке знала, чем (вернее, кем) питаются Всадники Апокалипсиса, и теперь, пока я расправлялась с вполне нормальной человеческой едой, в моей голове вертелись картины одна другой краше.

– Нет. Он лишь обнял меня и сказал, что смерть – это не конец, а лишь виток к чему-то новому. Но все взрослые – пессимисты. – Свое убеждение Лари подкрепил кивком. – Мы обязательно победим, Клэр.

Интересно, сколько их с ним? Одна? Две? Три? Во мне жила робкая надежда, что Голод не совершит столь безумный поступок, как посягательство на учениц Гоэра Лахара, но я снова обманывала себя. Для этого блондинистого извращуги были не писаны какие-либо общепризнанные законы морали и нравственности.

– Почему ты так уверен, Лари? – Я спросила не столько из любопытства, сколько из стремления переключиться на что-то еще. Думать и дальше о трапезе Голода стало для меня невыносимым.

Перегнувшись через стол, мальчишка приблизился вплотную к моему уху и тоном, каким обычно посвящают в страшные тайны, зашептал:

– Дедушка не просто маг, Клэр. Дедушка – Бог!

***

Пока мы спускались по неровным, покрытым пылью, плесенью и мхом ступенькам, я не уставала поражаться проницательности детского сердца. Если бы Миры Хаоса не отвергали понятие «боги», то, без всяких сомнений, один из трех сильнейших айнов Хаоса Гоэр Лахар вошел бы в их число. Мне не требовались доказательства, но Лари все равно настоял, чтобы я пошла за ним.

– Разве это не прекрасно, Клэр? – прошептал Лари, когда мы, наконец, добрались до цели.

У меня не было слов. Еще ни разу за все свои эоны лет мне не приходилось наблюдать нечто столь впечатляющее. Огромный искрящийся гейзер вырывался из-под земли и исчезал в вышине. Свода я не видела: скорее всего, высота круглого помещения, напоминающего по форме трубу, простиралась до шпиля самой высокой башни замка. Окна отсутствовали. Но они были и не нужны. От светящегося столба исходило такое сияние, что, пожалуй, даже солнце могло бы померкнуть в его лучах. Из стен каждые два-три метра прорастали прозрачные вытянутые вперед руки с раскрытыми ладонями. Приглядевшись, я пришла к выводу, что они сделаны из кварца. По всей видимости, они стали частью магической конструкции, придающей источнику форму и заставляющей его стремиться ввысь.

– Поразительно! Я представить не могла, что замок построен на месте Силы! – воскликнула я.

– Здесь нет места Силы, Клэр. – Мальчик покачал головой. – Божественный Свет, так мы его называем, появился под замком два года назад и был сотворен дедушкой и ими.

– Ими? – недоверчиво переспросила я. Мне сложно было представить того, кто мог бы не уступать в знаниях и силе Главе Пятого Дома Хаоса и обладал магией, способной дополнить его творения.

Глаза мальчика загорелись блеском воодушевления, почти граничащим с фанатизмом.

– Вначале мы все приняли их за людей, но потом Лекс подслушал их разговор с дедушкой... Клэр, они оказались ангелами!

Вначале пришел шок, а затем медленно исподволь начало зреть подозрение, змеей вгрызаясь в сердце. Я складывала неоспоримые факты: время постройки данной конструкции, смерть дочери Гоэра – Ивлин, убитой одним из Архангелов менее года назад, крепкие, неразрывные узы внутри хаосных Домов, превращающие агрессию против айна или полукровки этого Дома в нескончаемую вендетту, а также пораженческий настрой Гоэра Лахара. Добавить к этому, что на сей раз, подводя Миры Порядка к прорыву Хаоса, Дрейши в основу своей магии заложили трансцендентальную теургию Пятого Дома, и мое смутное подозрение приобретало почти неоспоримые доказательства.

– Зачем было создано это сооружение, Лари? – Мои пальцы невольно вцепились в плечо мальчика и развернули его тело фронтально к себе.

– Разве это важно? – Лари с обидой посмотрел на меня. – Что с тобой, Клер? Почему ты разозлилась? Разве ты не понимаешь? Божественный Свет делает нас всех избранными. Его хранителями. А значит, мы не можем пасть. Он защитит нас!

Но вместо того чтобы успокоить, его слова еще сильнее завели меня.

– Действительность не похожа на сказки, Лари. И поверь... – Ладонь накрыла мой рот, обрывая готовый излиться на ребенка поток сермяжной правды жизни.

– Тебя ищет дедушка, Лари, – произнес низкий спокойный голос.

– Но... – Ребенок переводил взгляд то на мое, по всей видимости, не лишенное признаков бешенства лицо, то на мужчину, стоящего позади меня.

– Поверь, малыш, я знаю и как закрыть это помещение, и дорогу назад. Так что беги в главный зал.

– Но мы можем...

– Не можем. Потому что твоя милая не в меру говорливая спутница, Лари, задолжала мне обстоятельный и очень детальный разговор наедине.

***

– Черт подери, что ты творишь, Клэр?! – больше он не пытался скрыть гнев, прорывающийся наружу.

Спустя минуты три, как Лари ушел, он выволок меня во тьму подземелья, едва разбавляемую светом, просачивающимся сквозь щели от неплотно примыкающих к дверному проему плит.

– Ты чертыхаешься. Это так по-человечески и так забавно, Всадник Апокалипсиса Голод, – съязвила я, напрочь игнорируя дрожь, заставляющую подгибаться колени. – И я не Клэр. Ты это знаешь. Вопрос только в том, насколько давно.

Словно тряпичную куклу, он развернул меня и впечатал тело в стену.

– Как только увидел тебя в кабинете Архимага, Риэла Райер. – Белки его глаз снова начали чернеть, благодаря чему свечение золотых зрачков казалось еще более проникновенным и ужасающим. – Ты окончательно рехнулась? Вера – это единственный источник их силы. Порушь её, все эти отбросы магического сообщества вновь превратятся в сброд и сдадутся еще до начала атаки.

Неужели ему было не безразлично? Преодолевая страх, я вгляделась в него. Он не стал супергероем, но отстраненность в его взоре сменилась решимостью идти до конца.

– Голод, этот замок уже пал. Его владелец давно поменял сторону и сейчас отыгрывает видимость борьбы. Она нужна ему лишь для того, чтобы сделать отчаянье от тщетности еще более острым. Люди будут взывать к богам, но в действительности каждая их мольба станет частью заклинания, притягивающего в этот мир Хаос.

На его губах появилась сардоническая усмешка.

– Ты не перестаешь меня удивлять, мартышка. И часа не прошло, как ты трахалась с ним, но теперь против своего недавнего любовничка возводишь беспочвенные обвинения. Он был настолько плох? Или ты делаешь это в целях самозащиты?

«Ты идиот!» – хотела закричать я. К каждому моему заявлению Голод продолжал относиться с изрядной долей недоверчивого язвительного снисхождения.

– Эта магическая система, – я кивнула в сторону дверной плиты. – Ты знаешь, для чего она создана?

– Для того чтобы не дать открыться порталам в Миры Хаоса, Риэла. Даже если пошатнется баланс. – Его ладонь легла мне на щеку, не давая возможности ни повернуть голову, ни отвести взгляд. – Может, приступим к оправданиям? – насмешливо предложил он.

Он же не рассчитывал, что я с пеной у рта начну пищать: «Между мной и Гоэром Лахаром ничего не было!»? Горячие пальцы, принявшиеся расстегивать мои шорты, подсказывали – именно этого Голод от меня и добивался.

– Какого черта, ты не сказал мне о том, что знаешь, кто я, Голод?! – вспомнив, что лучшая защита – нападение, порушила его ожидания я.

– И прервать столь великолепный фарс? Ты была такой забавной, ревнующей к самой себе идиоткой, Риэла. Даже более впечатляющей, чем я первоначально предполагал.

От искреннего возмущения я почти задохнулась.

– Ты оставил меня в том долбаном лесу! – Мой голос перешел на крик. – Ты знал, что я не антимаг, ты знал, что я никого не убивала, но извратил все так, что у этих долбаных ублюдков не осталось сомнений в моей виновности!

– Мне нужно было рассказать им правду? – Его рука, закончившая возиться с застежками, переместилась вверх и принялась за мою жилетку. – Я еще кое-что знал, Риэла, – о том, как была убита Рэлия. И это обстоятельство давало ответы на вопросы, кто убил и ради чего.

Он не лгал, пытаясь строить из себя всезнайку. Я видела это по его глазам. Честные, открытые... и столь же жестокие. Если откинуть мои заблуждения о том, что Лион Дейл понятия не имел, кто такая Клэр Фернандес, то все вставало на свои места. Стрелявший убил кьола с одного выстрела, а значит, представлял, куда нужно целиться. Добавить к этому антимагическую пулю, мои защитные татуировки и связанный с ними рассказ. Без сомнений, Голод сложил все эти факты, и раньше меня догадался: убийца – мой брат.

– Ты оставил меня, – снова повторила я, но на сей раз не так уже уверенно и скорее с обидой, чем со злостью.

– Рил. – Распахнув борта жилета, ладонь Голода легла на мою грудь, заставляя забыть обо всех эмоциях, за исключением нахлынувшего острого вожделения. – Не вздумай расплакаться. Мне нравятся твои слезы, но лишь когда они следствие боли, а не убогой жалости. Ну же. – Он рывком потянул края чашек бюстгальтера вниз, заставив их содержимое вывалиться наружу. – Порадуй меня. Выдави из себя хоть одно пусть и нелепое оправдание.

Он меня уже приговорил. Об этом говорили его глаза, в которых не осталось ничего, кроме садистического предвкушения. Об этом говорили его пальцы, сдавившие мой сосок столь сильно, что ногти оставили на нем кровавые борозды. Об этом говорили его зубы, прокусившие тонкую кожу шеи, и язык, слизывающий потекшую из ранки кровь. Об этом говорило и мое собственное тело, откликающееся на каждое его действие в равной мере дрожью боли и дрожью наслаждения.

– А ты сам, Голод? Успешны были поиски? Нашел, что пожевать? – шепотом, сглатывая ревнивые слезы, спросила я.

Прежде чем ответить, он сбросил с себя рубашку, попутно обнажив рану на плече. Тьма просачивалась из нее, напоминая нечто среднее между росчерками туши и черным дымом.

– Это и есть твое оправдание? – Голод, присев на корточки, одним движением стянул с меня шорты и заставил ноги поочередно их перешагнуть. – Указать мне на бревно в собственных глазах и свести свое к соринке? – Он поднялся и с насмешкой вгляделся в мою вжавшуюся в стену фигурку с высоты почти двухметрового роста. – Да, Риэла. – Заведя мою голень себе за спину, он вошел в меня на всю глубину. – Теперь я, наконец, нашел, что пожевать, – добавил он в унисон с моим истошным, звенящим от боли и удовольствия криком.

***

Слезы катись по моим щекам. Всадник Апокалипсиса Голод собирал их поцелуями, но даже и не думал останавливаться. Толчки были резкими, глубокими, и мое тело рефлекторно сжималось все сильнее с каждым из них, усиливая одновременно и свою боль, и его наслаждение.

Он сдавил пальцами мою челюсть и плюнул в рот, как только тот приоткрылся.

– Вместо поцелуя, Рил, – пояснил он мне, и эти его слова чертовски слабо походили на долгожданное извинение. Соль собственных слез, смешавшаяся со вкусом его слюны, растворялась на моем языке, заставляя каждую клеточку трепетать от унижения и росшей с каждым мгновением похоти. – Ты же не думала, что я тебя поцелую, мартышка? – Его большой палец проник в мой рот и, скользя по языку, устремился к его основанию. – Особенно пока не знаю, что именно предпочел твой любовник – задницу или вот этот милый глубокий ротик.

Так вот в чем была причина. Всадник Апокалипсиса Голод по-прежнему пребывал в уверенности, что кто-то успел попользоваться его абсолютно новой игрушкой, и продолжал рефлектировать на это обстоятельство.

– Так узнай это, Голод, – не без издевки предложила я, как только вернула себе дар речи.

Вряд ли причиной стали мои слова, но он отчего-то вдруг прекратил меня жестко трахать и, все еще находясь внутри и поддерживая одной рукой под ягодицы, другой рукой стянул с меня жилет.

– Слишком быстро, Риэла. – Грубые, неотесанные камни вонзились в мою спину и ободрали кожу до крови. – А как же, перед тем как умрешь, немножко пострадать?

Несмотря на всю жестокость произнесенной им в насмешливом тоне фразы, она породила во мне нестерпимую, дикую жажду удовлетворить озвученное им желание. Страдать для него. Каждая очередная порция тьмы, вливающаяся из его раны в мое тело, усиливала это чувство, превращая его в удушье. Но нужен мне был не воздух, а горящий взгляд, переполненный подаренным мною садистическим упоением.

Я трепыхалась, зажатая между стеной и его торсом. Насаживалась на член, стремясь вобрать в себя плоть до предела. Вжималась в камни, оставляя на них кровавые следы. Какой бы части тела его пальцы ни касались: щеки ли, живота, ягодиц, груди – мои губы просили удара. С какой бы силой на меня ни опускалась его ладонь, я молила бить сильнее. И всякий раз мне было мало, и звучал мой страстный шепот: «Еще!».

Мы вместе достигли своего предела. Удовольствие в его глазах переросло в беспредельный, недоступный человеческому пониманию голод, переместивший меня на пик блаженства и заставивший с криком кончить.

– Рил, сейчас самое время хоть чуточку испугаться. Принести извинения. Пообещать: «Я больше не буду».

Он издевался надо мной? Но в его словах отсутствовала насмешка. И во взоре сквозила борьба его подлинной сути с осознанием, противостояние двух желаний: продолжать и найти малейший повод остановиться. Чувство, рожденное этим противоборством, было настолько болезненно знакомым, почти родным, что в меня будто вонзился острый предмет с зазубренными, неровными краями и разорвал сердце, провернувшись внутри.

– Мы расстались, Голод. Так с чего мне извиняться перед тобой за то, что я поимела свою дозу удовольствия? – преодолевая ком в горле, как можно беспечнее поинтересовалась я.

Одновременно с моим «чистосердечным признанием» его внутренняя битва закончилась. Об этом говорила тьма, на сей раз проступившая по всему его телу, делая контуры рваными, лишенными очертаний. Когда Всадник Апокалипсиса Голод притянул меня к себе вплотную, тьма жадно потянулась ко мне, потоком вливаясь в ноздри, рот, глаза, уши... Подобная вакууму, она поочередно отключала зрение, слух, вкус, обоняние, оставляя мне лишь способность осязать.

Как только Голод возобновил движение во мне, тело повторно содрогнулось от экстаза, и, продлевая его, усиливая, он начал капля за каплей пожирать мою жизнь. Я знала, что будет дальше: вначале он выпьет до дна все жизненные силы, затем, доведя до коматозного состояния, переключится на воспоминания, но это знание не притупляло мою радость от того, что в тот момент я действительно принадлежала тому, кого всей душой любила. Пусть и немного противоестественным и даже извращенным способом. Быть может, в тот момент я любила его даже сильнее, чем когда-либо. Так, как могут любить только в последний раз. И свет этого чувства чуточку рассеивал его тьму, делая её темно-серой.

Возможно, именно эти изменения в цвете побудили Всадника Апокалипсиса оставить источник моей жизни и переметнуться к памяти. Почти сразу же он нашел в ней Гоэра Лахара и начал поглощать выбранное им воспоминание.

Картины проматывались перед глазами.

Гоэр ободряюще мне улыбается, я с готовностью киваю головой, и в следующую секунду мою грудную клетку будто протыкают сотни игл. Они входят в тело, добираются до души, проходят сквозь нее и, достигнув спящей в глубине Твари Хаоса, вонзаются в её многоголовое, покрытое шипами чешуйчатое тело.

Она пробуждается и начинает биться о стенки души, терзая оболочку, отравляя её своим ядом. Поочередно во мне просыпаются ярость, ненависть, зависть, обида, злоба, негодование... Сливаясь воедино, они усиливают друг друга, оставляя во мне лишь два стремления: убивать и умереть.

Удары взбесившейся Твари становятся более глубокими и дотягиваются до тела. Не в силах удержаться на ногах я падаю, и меня подхватывает Гоэр Лахар.

«Все почти закончилось, Эла. Чуть-чуть потерпи».

Его слова несут надежду, укрепляют дух, возрождая в нем стойкость, но тело я уже не способна контролировать. Оно бьется в агонии в его объятьях. Из глаз, носа, ушей скатываются ручейки крови, рисуя алые дорожки. На смену внутренним травмам приходят внешние – кожу и ткани изнутри вспарывают когти. Проявившиеся по всему телу рваные раны тут же заживают, чтобы через секунду открыться вновь. Я кричу, захлебываюсь, откашливаюсь...

Бесконечное повторение. Тварь Хаоса стремится наружу, но, будучи не в силах преодолеть связанное с ней тело, отбрасывается назад. Её темница вечна. Но она никогда с этим не смирится и никогда не перестанет пытаться проложить себе путь к свободе.

«Все, Эла. Теперь все хорошо. Дыши. Ну, давай, девочка, вдохни поглубже, задержи дыхание, а теперь плавно, медленно выдохни, и боль уйдет».

Его руки притягивают меня к себе. Успокаивают. Гладят по голове. Но это уже не ладони Гоэра Лахара, которого я знаю. Это ладони старика».

– Рил, сейчас же прими свою истинную форму.

– А волшебн...

– Сейчас же! Или я убью тебя! – в его словах не было угрозы. В них звенела правда перемежеванная с ужасом осознания, и именно последнее побудило меня тут же подчиниться. Трансформация протекала с трудом и, возможно, в Мире Порядка была чересчур рискованной, но что не сделаешь ради Всадника Апокалипсиса Голода?

– Ты идиотка, Рил. Как можно прожить эоны лет и так и не выйти из детства? – Он прислонился к стене и съехал по ней вниз, увлекая меня за собой. Расположив мою тушку между своих колен, он крепко прижал её к своему торсу и безуспешно попытался навести порядок в моих удлинившихся до пояса волосах.

– А как можно прожить эоны лет и так и не приобрести хотя бы подобие самоконтроля, Голод? – парировала я. – Ты завелся из-за ерунды... К тому же безоснов... – Он развернул мое лицо в пол-оборота и заткнул обвинительный поток поцелуем. Его язык скользнул по губам и, как только они приоткрылись, проник в мой рот. Я вновь почувствовала наворачивающиеся на глаза слезы. Но на сей раз они были слезами чистого, незамутненного счастья. Его поцелуй стал извинением, мой ответ на него – прощением. И, сливаясь воедино, они были красноречивей любых слов.

– Ты не доверяла мне, прикидывалась той, кем не являешься, лгала по любому поводу, сделала из меня пережиток своего прошлого, и в итоге меня же выставила дураком. Браво, Рил! Ты действительно истинный хаос! Наверное, мне никогда не удастся понять, что творится в твоей безумной голове.

Я поморщилась, осознав, что избежать неприятного разговора, по всей видимости, мне не удастся. Голод был настроен расставить все точки “i”, попутно предъявив обвинения по всем статьям и не дав мне возможности оправдаться.

– Голод, знаешь трех китов Миров Хаоса? – Дождавшись пока он протянет заинтересованное «м-м-м», я, хихикнув, продолжила: – Свобода. Вседозволенность. Безнаказанность.

Его рука обхватила меня за талию и притянула еще ближе к себе.

– Профилактическая трепка каждое утро заглушит в тебе голос этой живности, – обещающе прошептал он мне на ухо, попутно прикусив мочку. – Заодно, быть может, выбьется и инфантилизм.

Будь я в прежнем теле, мое сердце неистово застучало бы, а так... так у меня не было сердца, и вместо него застучала каждая клеточка.

– Я думала... – неуверенно пробормотала я, разворачиваясь и усаживаясь перед ним на колени.

Его губы изогнулись в беззлобной насмешке.

– Ты не способна думать, Рил. Откажись уже от этих заблуждений.

– Что ты ненавидишь меня или презираешь. Бросил. Забыл. Решил оставить там, куда забрали. То есть под домашним арестом. – Его брови в непритворном изумлении поползли вверх.

– И что послужило причиной таких выводов?

Мы чертовски плохо расстались. В тот день, когда мой старший брат Элайн Райер забрал меня из мира Всадника Апокалипсиса Голода, мы дали друг другу сотню поводов если не пожелать друг другу долгой мучительной смерти, тот как минимум приложить все усилия для того, чтобы наши пути больше не пересеклись. Произошедшее не смогло затронуть мои чувства к нему, я лишь панически боялась, что он меня не простит. И страдала от этого.

Но теперь, посмотрев страхам в лицо, я не видела ни ненависти, ни столь пугающего меня презрения. С легкой улыбкой Голод разглядывал мою светящуюся блеклым лунным светом кожу с затейливыми золотистыми клеймами моего Дома и, наверное, опять размышлял о том, что мое истинное тело вполне можно использовать вместо фонарика.

– Я ждала, а ты не приходил, – пояснила я, закусив губу, чтобы скрыть дрожь обиды.

Тень раздражения проползла по его лицу.

– У твоей глупости есть все шансы выбить меня из равновесия. Двадцать дней! Двадцать ничтожных дней! А драматизма хватит на сотню тысячелетий!

Он снова начал заводиться, и с этим нужно было что-то делать. Решив не закладывать брата, который растянул эти дни для меня на тридцать долгих лет, я посмотрела на Всадника Апокалипсиса Голода с щенячьей преданностью и торжественно произнесла:

– Я люблю тебя!

– У меня идиосинкразия на это слово, Рил. И ты об этом знаешь.

Он был все-таки безнадежен, и во мне отсутствовали надежды когда-либо его изменить. Думаю, тут спасовал бы даже Абсолют. Но это вовсе не значит, что я когда-нибудь перестану пытаться.

– Какое? – Я придала своему лицу максимально невинное выражение. – «Я» или «тебя»?

– «Люблю», Рил. – На моих губах растянулась проказливая улыбка, заставив мужчину, из которого я вытянула долгожданное признание, шумно вздохнуть.

– Ты ребенок, – заключил он, будто ставя диагноз.

Голод собирался еще что-то добавить, но осекся на полуслове. Магический удар потряс фундамент здания до основания. Атака замка началась.

***

В башне у главных ворот было пыльно, темно и ужасающе громко. Каждый нанесенный и отбитый снаружи удар, резонировал на стенах, гулял эхом, и эти звуки, сливающиеся в какофонию, насиловали мой слух. Но, видимо, именно благодаря им ни Всадник Апокалипсиса Голод (а точнее сказать, Лион Дейл, ибо он вновь был в мальчишеской форме), ни мой брат, ни Гоэр Лахар, ни еще двое людей (хотя я очень рассчитывала, что в действительности они окажутся кем-то несоизмеримо большим) не заметили моего появления. Оставаясь в тени, я вовсю грела уши, пытаясь придумать, как бы поизящнее объяснить Голоду вопиющее нарушение его приказа оставаться в замке.

– Мне не нравится эта идея, маг. – Голод даже не пытался вложить в свой тон хоть каплю детского пиетета к присутствующим взрослым. – Это Миры Порядка, и мы не знаем, чем это может обернуться ни для Эррона, ни для этого мира.

– Это не идея, мой юный друг. – Я с трудом подавила хихиканье, осознав, что ирония Гоэра Лахара таки проложила себе путь в жизнь. – Это единственная возможность. Слабая, но другой у нас нет. Повторюсь, сколько бы мы ни сдерживали врага, если не уничтожить систему порталов – это будет бесполезно. И единственный, кто может это сделать, – я, ибо в их основу легла моя магия, а времени на то, чтобы обучить ей кого-то еще, у нас нет.

– Согласен со стариком, Лион, – вклинился в диалог мой брат. – Мы удерживаем замок, пока он добирается до столицы Лотенгерии и уничтожает систему. Если становится совсем туго, то тогда я использую...

– НЕТ! – рявкнул Лион Дейл, проявляя, как обычно, ну просто чудеса сдержанности. – Должен быть другой путь. – Он одарил Гоэра Лахара одним из своих исключительных взглядов: «Ты прямо сейчас что-то придумаешь, животное, иначе я отправлю тебя в небытие», хотя, возможно, я немного утрировала его значение, так как наблюдала за происходящим сбоку. – Найди способ изменить свойства этого чертова глушителя под твоим замком. Тогда у меня будет возможность установить связь с братьями и Аркой.

Гоэр Лахар вздохнул. Двое людей, присутствующих на этом странном совете, недоуменно переглянулись, и я с прискорбием осознала: к Высшим Силам Порядка они не имеют никакого отношения.

– Этот, как ты выразился, чертов глушитель, единственное, что сдерживает начало Прорыва. Да. У каждой медали есть оборотная сторона. Таков постулат ваших миров. Разрушь я его, я разрушу Порядок. Так что чертов глушитель обрывает связь этого мира с системой миров Порядка, но взамен он не дает открыться ни одному порталу в Миры Хаоса.

– Если все так, маг, то объясни мне, как у одного из айнов хаосного Дома Дрейш получилось сбежать? – Я едва не хрюкнула от радости: Голод все-таки запомнил высказанные мной подозрения и теперь к словам Гоэра Лахара, как и я, относился с высшей степенью критического недоверия. – Лазейки есть. И ТЫ ИСПОЛЬЗУЕШЬ ИХ!

Губы старика растянулись в усмешке.

– Не могу поддаться такому пылкому подростковому максимализму. Виг Дрейш переместился в один из миров Порядка. Ты тоже можешь это сделать, но должен предупредить: вернуться тебе не удастся. Чертов глушитель искусственно выравнивает баланс этого мира. И чем больше направлено попыток на то, чтобы проложить в этот мир дорогу Хаосу, тем он более взыскателен к перемещениям Сил Порядка. Теперь я не в силах провести в этот мир даже захудалого демоненка...

– Лион, – мой брат положил руку на плечо Лиона Дейла, по всей видимости, разделяя мои опасения насчет того, что «подростковый максимализм» будет преобразован в магический кол, после чего воткнется в одну из жизненно важных частей Гоэра Лахара. – Он прав. И ты это знаешь. Нужно действовать, мы же пытаемся решить задачу, у которой решения нет. Возможно, нам и не придется прибегать...

– НЕТ! – На сей раз каких-то иных аргументов, кроме этого слова из трех букв, Всадник Апокалипсиса Голод не прибавил. Видимо, его деспотические замашки теперь распространялись не только на меня, но и на всю мою семью.

– Это не битва за один из миров Порядка, Лион, – продолжил мой брат, наивно полагая, что сможет заставить самодовольного блондина услышать иную точку зрения, кроме собственной. – Это не Прорыв, каким вы его знали до этого, когда один из Домов Хаоса от скуки проявлял агрессию, или неразумные твари прорывались сквозь Завесу в ваши приграничные миры. Это битва за Порядок. За его законы. Мироустройство. Этот мир в самом его сердце, и поражение обернется разрывом Завесы. Никто не может предугадать, какие изменения это повлечет для Мирозданья. Одно лишь несомненно – прежним оно уже не будет.

– Все так, Эррон. Но... – Всадник Апокалипсиса Голод прервался и начал что-то старательно обдумывать. – Нам нужно дотянуть до темноты, и тогда я смогу призвать лисов, если кто-то из магов согласится отдать свою жизнь в качестве платы за проход. Возможно, один из раненых. Они не боги, но их почитали за таковых в родных мирах. Эти лисы – высшая раса, и каждый из них стоит тысячи...

Он не договорил, так как именно в этот момент я издала шумный вздох, который не сумела в себе подавить. Лисы, о которых он говорил, были не просто его слугами. Они были его семьей. И во мне еще слишком жива была память о боли, причиной ему смертью одного из них. Нет. Он не рвал. Не метал. Не сыпал проклятьями. Но когда его руки сжимали окровавленный труп подростка, в его глазах была беспредельная вселенская пустота. И я не хотела повторений.

– Что ты здесь делаешь, Клэр Фернандес? – Нечеловечески быстро метнувшийся в мою сторону Лион Дейл схватил меня за ухо и выволок на свет.

***

И что мне было сказать в качестве оправданий? Пока я панически пыталась найти более-менее логичное объяснение своему появлению, двое незнакомцев таращились на меня, как на досадное недоразумение. Во взгляде Гоэра Лахара был снисходительный укор, и только Эррон Райер, казалось, был несказанно рад меня видеть и посмеивался, прикрыв ладонью рот, видимо, припоминая семейные истории, в которых я, вот прямо как и сейчас, выпрыгивала будто чертик из табакерки.

– Подслушиваю, – вздохнув, призналась я.

– Тебе жить надоело, Клэр? – Если до этого Лион Дейл испытывал от моего внезапного появления лишь легкое раздражение, то теперь, благодаря моим находчивым пояснениям, оно стремительно перерастало в ярость.

– Гоэр, я соглашусь на твои условия, но взамен моя сестра поедет с тобой в Лотенгерию. – Эррон избавил меня от необходимости отвечать на провокационный вопрос Голода, но, вместо того чтобы задохнуться от счастья, я готова была взорваться от праведного возмущения.

– Я не вещь! – заголосила я и повернулась к Лиону Дейлу, ища поддержки.

Но выбрала я явно не того. Этот блондинистый узурпатор относился ко мне примерно так же, как к мешку с поклажей. И поскольку, по всей видимости, я начинала его обременять, идею передать меня с рук на руки он нашел для себя весьма привлекательной.

– Да, маг. Клэр Фернендес поедет с тобой. Если что-то пойдет не так – вручишь её старшему брату. Если же задумка удастся – вернешь мне.

– Клэр? – Гоэр Лахар тепло мне улыбнулся, и я вспомнила, что нужно закрыть рот.

Что ж, по крайне мере я могла проследить за ним, и в случае, если мои догадки окажутся верны... У меня не было уверенности, что затея увенчается успехом, но я таки намеревалась попытаться вогнать кинжал из крови Ригора ему в спину.

Улыбка мага стала еще шире.

– Дай мне кинжал, девочка, – мягко попросил он, протягивая ладонь.

Назад 1 2 3 4 5 6 7 Вперед