На следующее утро за завтраком я сказала Эдварду, что мне придется увеличить длительность верховых прогулок, потому что мы с Клауд немного отвыкли друг от друга. – Но часа три нам будет вполне достаточно, – добавила я, чувствуя себя последней... ну в общем, очень гадко. День был пасмурный, а воспоминания о себе, стоящей перед Кригом на коленях и срывающей пуговицы со своей одежды, еще свежи, поэтому я с особым удовольствием вместо костюма для верховой езды надела свитер и брюки. Я, конечно, понимала, что это не панацея, но всё-таки высокий, под самый подбородок, ворот грел мне душу. Он ждал меня на том же самом месте, что и вчера: – Руста. – Матиас. – Можно Мэт. Так зовут меня друзья. Я крепко сжала губы, чтобы не сказать что-то лишнее. Он ухмыльнулся. Ну тут уж я не выдержала: – Эдвард говорил, что никогда не видел тебя смеющимся. В этом смысле мне повезло гораздо больше. Уж и не знаю, за что такое счастье? – Я же говорил: ты меня развлекаешь. Я помолчала. – Что ты тогда делал в Париже? Он повернулся ко мне: – Мы будем говорить обо мне? – Я не знаю тебя. О чем можно говорить с незнакомым чело... – Я сглотнула и закончила: – человеком? Но ты-то ведь не человек? – Нет. – Тогда кто? – Выбирай, что больше нравится: эльф, Темный эльф, Принц Невидимых... – Эльф? Это те, что с крылышками? Или с острыми ушками, как в фильмах? Он снова смеется: – Ну с ушками у меня всё нормально, как видишь. А с крылышками... Среди нас есть и крылатые виды. Но боюсь, тебе бы они очень не понравились. – Они, что, такие страшные? Как ты тогда... с голубыми глазами? – Я? Я был страшным? Да нет. По сравнению с ними я просто симпатяга. А глаза... Когда я в ярости, они светлеют. – А почему Темный эльф? Бывают и другие? – У нас два королевских двора: Светлый и Темный. Я – представитель последнего. – И чем же они отличаются? Хорошие и плохие? – Многие именно так и думают. – Так ты Зло? – Зло – это низшие из нас. Мы же – кураторы Зла. – Кураторы... Впечатляет. И что же курируешь ты? – Конфликты. Большие и малые. Одно из моих имен – Война. – Война? Тогда у тебя говорящая фамилия.[1] Но ведь она не настоящая, как и имя? – Настоящая, не настоящая... Мне нравится, и всё. – Так что ты делал в Париже? Хотя я, пожалуй, начинаю догадываться... – Отлично. Но прежде, чем мы продолжим наш разговор, давай-ка установим правила: я отвечаю на твои вопросы, а ты – на мои. Отказываешься ты – отказываюсь я. – Хорошо. – Тогда о Париже. Я – Война, и я бываю там, где вы, люди, воюете друг с другом. – Так это ты вызываешь эти войны? – О нет! Скорее, я их регулирую. – И что это значит? Ты помогаешь какой-то из сторон? – Иногда помогаю, иногда просто наблюдаю. – А если вдруг тебя не станет, на Земле больше не будет войн? Он внимательно вглядывается в меня: – Ты что-то задумала? – И смеется: – Нет, я же сказал: я не причина, скорее регулировщик. А сейчас о тебе. Когда ты узнала, что ты ши-видящая? Я недоуменно смотрю на него: – Видящая что? – Видящая нас, эльфов. Даже сквозь чары. – Я никого не видела до тебя. – Никого? – Нет. – Странно. – А их много – таких, как ты? Криг над чем-то размышляет. Потом поднимает на меня глаза и медленно отвечает: – Таких, как я, немного. Нас всего четверо. – И кто остальные? Они тоже что-то курируют? – Курируют. Да ты о них наверняка слышала. В вашей Библии нас называют Всадниками Апокалипсиса. Я замолкаю. Вот попала! Все только ждут Апокалипсиса, а ко мне он уже пожаловал. Для личного употребления, так сказать. Мой собеседник продолжает: – Я чувствую акцент в твоем произношении. Он слабый, но есть. Ты не англичанка? Я недовольно хмурюсь. А я думала, мой английский идеален. – Я русская. Из России. – О! Знаю. Бывал. И как там сейчас? – Нормально, – но тут же смотрю на него с подозрением: – А что? Он снова смеется и поднимает вверх руки: – Ничего. Просто стараюсь поддерживать беседу. Какое-то время я молчу, прежде чем задать вопрос, который меня волнует сейчас больше всего: – Когда ты на меня так... действуешь, это что, колдовство? Он оборачивается и смотрит на меня глазами невинного ребенка: – Так – это как? – Не прикидывайся дурачком! Ты заставляешь меня хотеть тебя. – А! Ну это обычное свойство представителей наших королевских домов. Наш эротизм смертоносен. Люди подсаживаются на нас, как на наркотик, превращаются в при-йа и умирают. – С какого раза? – Что? – Подсаживаются? Криг пожимает плечами: – С первого, разумеется. У меня невольно сжимаются кулаки. – Так ты хотел сделать из меня при-йю? И снова этот невинный взгляд: – Согласись, это не самый болезненный вид смерти. Да и я вовремя остановился, какие у тебя ко мне претензии? Просто хотел попугать. И мне это удалось. Да и ты, кстати, реагировала весьма странно. – Рвала на себе одежду? Я всё никак не могла забыть этот позорный для себя момент. – Нет, это-то как раз нормально. Тут другое: ты всё делала медленнее, чем другие. Пыталась сопротивляться. Не вставала на четвереньки. Боже! Представив себя в этой позе, я даже зажмурилась. Никогда бы потом я не смогла забыть такого позора! Мне хватило и того, что я стояла перед ним на коленях и умоляла о сексе. Желая увести разговор подальше от себя, я спрашиваю: – Именно поэтому в твоем поместье нет женщин? Из-за этого воздействия? Он удивленно поднимает брови: – А об этом уже говорят? – А что ты хотел? Все слышали сказку о Синей Бороде. Вот и ломают сейчас головы. – М-да, об этом я как раз и не подумал. Мы умеем приглушать свою сексуальность, если захотим. Но это требует усилий и постоянного контроля. А у себя дома я иногда просто хочу расслабиться, поэтому никаких женщин. – Ясно. Ты и сейчас себя контролируешь? – Конечно. Хочешь, чтобы я перестал? Я поспешно ответила: – Нет. – Хорошо. Тогда о тебе. Гордон был у тебя первым? – Что-о-о? Я не буду отвечать на такие вопросы! – Ты же расспрашивала меня о подобных вещах. – Ты – мужчина! – я осекаюсь. – Нет, не так. В общем, это было связано со мной, и мне это было необходимо знать. – Возможно, мне тоже это необходимо. И потом мы договаривались: откровенность за откровенность. Я вздыхаю. Хорошо, пусть. Два дня. Я переживу и это. – Да. Эдвард был первым. – А после ты изменяла ему? Я снова взрываюсь: – К чему эти вопросы? – Ты человек. Мне интересно. – Будто ты не знаешь людей! А, кстати... Вы действительно бессмертны? – Я скажу тебе. Но только после того, как ты ответишь на мои вопросы. Итак? – Ну... у меня была пара романов на стороне. Недолгих. И, как я сейчас понимаю, абсолютно ненужных. Он помолчал. – Как тебе нравится заниматься сексом? Я закрыла глаза. Если бы эти вопросы задавал мне другой мужчина, я бы подумала, что он хочет соблазнить меня. Но это же не тот случай? Да? Но ответила так, как ответила бы тому мужчине: – Я люблю, чтобы мужчина был главным и всё контролировал. Я ждала следующих, и возможно даже более провокационных, вопросов, но Криг молчал. Молчала и я, а потом, вспомнив про время, мы попрощались. До завтра.
Следующий день выдался, как назло, жарким. Но я и тут нашла выход. Только не пуговицы! Боюсь, они стали для меня просто фобией. Поэтому я надела снова брюки, а к ним футболку с коротким рукавом и – врешь, не возьмешь! – высоким воротом. Мне всё больше начинает казаться, что то, что происходит между мной и Кригом, напоминает детскую игру в догонялки. И если он меня догонит, поменяемся ли мы ролями? Он снова ждал меня на нашем месте. Нашем? Я уже сама себя пугаю. Сегодня он выглядел, как Матиас. Красивое имя для красивого мужчины. В белой рубашке с воротником апаш[2] и широкими рукавами, похожий на пирата елизаветинских времен. На этот раз не было никаких вопросов. Криг просто рассказывал мне историю своего народа. Мы сидели на лужайке, прислонившись спиной к дереву, под которым и заключили наше соглашение. Сегодня истекал его срок. Я слушала рассказ, удивлялась и ужасалась истории их противостояния с человечеством и понимала, что вряд ли я еще когда-нибудь увижу этого мужчину. Сказки, даже самые страшные, всегда заканчиваются. Наверное, я должна была бы радоваться, но внутри почему-то было пусто. В конце концов я задремала под его хриплый голос. Проснулась оттого, что почувствовала, как кто-то ко мне прикасается. Открыла глаза, увидела длинные мужские пальцы, лежащие на моей груди – и подскочила как ошпаренная. – Я только хотел устроить тебя поудобней, – произнес Криг и лениво поднялся следом за мной. Мой взгляд поневоле переместился на его расстегнувшуюся почти до пояса рубашку. Он не торопился ее застегивать, и я увидела, что на груди у него множество татуировок. Их затейливые линии как будто перемещались по коже, составляя те или иные затейливые узоры. – Они, что, действительно движутся? – адресовала я вопрос в пустоту, потому что просто не могла оторвать глаз от тату. – В статичной форме нет. Но, если хочешь, можешь подойти и проверить, – раздался насмешливый голос Крига. Второго приглашения мне не понадобилось. Я подошла и раздвинула края рубашки. О, это было нечто! Вблизи татуировки казались настоящим произведением искусства. Но они и вправду были неподвижны. Хотя издалека весь этот узор создавал полную иллюзию движения. С груди он стремительно поднимался вверх и затем с плеч стекал на руки... Увлекшись рассматриванием неведомого мне рисунка, я начала стягивать рубашку с плеч Крига. И вдруг вновь вернулась в реальность. Мы стояли почти вплотную друг к другу, мои руки лежали на его обнаженных плечах, и я совсем не чувствовала его дыхания. У меня и самой вдруг всё замерло внутри, я медленно оторвала руки от его плеч, спрятала их за спину и только потом осмелилась посмотреть на него. Лучше б я этого не делала. Его взгляд обжег меня с ног до головы, заставив пылать мои щеки. Соски тут же затвердели, а между ног сделалось влажно и горячо. И самое страшное было в том, что я отчетливо понимала: причина всего этого не в его смертоносном эльфийском излучении. Вот и приехали... Я отскочила от него, чуть не поскользнувшись на траве, пролепетала, что мне пора домой, забралась на Клауд и только тогда смогла заставить себя обернуться. Криг застегивал свою рубашку и внимательно за мной наблюдал. «Будет глупо вот так расстаться», – думаю я и произношу вслух: – Ты уезжаешь завтра? Он отрицательно качает головой. – Сегодня? Кивок в ответ. – По делам? – Нет, это будет личная поездка. – Вот как? Что ж... тогда счастливого пути! – и так и не дождавшись ответа, я направляю Клауд вперед. За ужином Эдвард говорит о том, что завтра ему придется срочно вылететь в Германию. И, если я не против, он хотел бы, чтобы я его сопровождала. О боже! Занятая своими разборками с красавцем эльфом, я совсем забыла об Эдварде. С тех пор, как мы сюда приехали, мы с ним еще ни разу не были близки. И не потому, что он не хотел, а потому что я, придумывая наиглупейшие предлоги, не подпускала его к своему предательскому телу! Конечно, я должна отправиться с ним и забыть всё, что здесь произошло. Тот, другой – он и не человек вовсе, и я должна быть счастлива, что осталась после встречи с ним – после нескольких встреч! – живой и здоровой. «Беги, Руста, беги, ты же любишь Германию, ты всегда ее любила», – уговариваю я себя, а губы произносят совершенно другое: – Я что-то неважно себя чувствую, и хотела бы остаться здесь, если ты, конечно, не возражаешь. Свежий воздух, природа – сам понимаешь. А когда ты вернешься, ты заберешь меня отсюда, хорошо? «Ложь! Всё ложь!» – беснуется мой внутренний голос. Но Эдвард, к счастью или к несчастью, его не слышит. Он провожает меня до моей комнаты, целует, держит за подбородок и, глядя прямо в глаза, спрашивает: – Я очень тебя люблю, и ты ведь это знаешь, правда? Я киваю, но не могу ничего сказать в ответ. Просто чувствую, что еще минута, и я начну плакать и во всем сознаваться. Но он не дает мне этой минуты. Снова целует и уходит к себе. А я рыдаю в подушку в своей комнате, не понимая или не желая понимать, что же со мной происходит, а когда немного успокаиваюсь, то ставлю будильник, чтобы рано утром уехать вместе с Эдвардом в Лондон. |