Сутки тянулись неумолимо долго. Слуги без лишних вопросов выполняли свои обязанности, избегая попадаться мне на глаза. Чем занималась я? Выплакав отмеренный запас слез, я пришла в бешенство. Шальные мысли сменяли в голове одна другую, толкаясь, наступая друг другу на ноги и пихаясь локтями. Сначала я вспомнила однажды брошенное вскользь предложение Арабески замочить любимую бордовую мантию Дэррока в отбеливателе, и живо представила себе, какими живописными пятнами она пойдет в результате диверсии. Потом мне на ум пришла мысль расколотить пару-тройку чудо-зеркалец, но она была отметена за профнепригодность и чреватость последствий.
После того как все коварные планы так и не были претворены в жизнь, меня захлестнула апатия. Я спала (но не высыпалась), бесцельно бродила по комнате, сидела в постели, обложившись подушками, и клацала пультом от телевизора, перескакивая с канала на канал, пялясь при этом в одну точку. В неимоверных количествах поглощала то, от чего своих детей пытаются оградить все нормальные родители, – чипсы и Колу. Дэррок убьет меня, когда увидит, что я выдула практически весь его запас. Он жутко пристрастился к этой гадости. Однажды они с Авой даже чуть не подрались из-за последней бутылки. О-хо-хой, это надо было видеть!..
Хрустнув в очередной раз жменькой картофельных пластинок, я поймала себя на мысли, что, предавшись воспоминаниям, впервые за это время улыбнулась. Улыбка тут же сползла, едва моего слуха достиг мотив «Treat Me Like A Woman» Лизы Стэнсфилд (Относись ко мне, как к женщине – прим. авт.).
– Батюшки, как по-человечески! – фыркнула я, в очередной раз обрывая звонок. Названивать который день подряд, когда давно бы уже мог явиться лично и объясниться. Как будто это телефонный разговор.
Стыдно сказать, но в этой ситуации, где везде и всюду была виновата лишь я одна, сейчас именно себя я ощущала униженной и оскорбленной. Непонятой. Непонимающей. Потерявшей надежду... Оптимизм и вера в светлое будущее – вот, какие качества отметил во мне мой Наставник в свое время. Теперь их нет. Или есть, но очень глубоко спрятались.
Телефон издал жалобную трель, мол, покорми меня! Я бросила взгляд на экран – ни одной полосочки. Босые ноги свесились с кровати, коснулись холодного пола и пошлепали в направлении свободной розетки. Пока шла к трюмо, я успела триста раз споткнуться о разбросанные по всему полу шмотки и опрокинуть несколько пустых бутылок из-под Колы.
– Черт! Да где же ты, мать твою?.. А-а-а, вот ты где! – Я разогнулась, победно извлекая из нижнего ящика зарядку, длинной кишкой повисшую в моей руке. И тут мой взгляд невольно упал на зеркало. Междометия кучненько толпились на языке, так и норовя сорваться с него, но я не проронила ни слова. Просто стояла и смотрела на изможденную фурию, уставившуюся на меня из зеркала своими больными глазами. Немытые волосы дохлыми змеями торчали в разные стороны и просто стенали о воскрешении или достойных похоронах; тушь живописно залегла тенями под опухшими глазами, в которых вдобавок ко всему еще и лопнуло несколько сосудов. Белая хлопковая футболка, все еще хранящая запах мужа, превратилась в мятое и растянутое нечто, больше похожее на лохмотья для огородного пугала. Зомби, как пить дать, зомби. Просто мечта некрофила! С этим надо что-то делать, с тяжелым вздохом приказала я себе и, отложив в сторону «рыдающий» телефон, взяла в руки гребень, полотенце и направилась в ванную.
Танго разбитых сердец – жарких прикосновений огонь обжигающий...
Тем же вечером я отправилась на прогулку в город. Ну здравствуй, Дублин! Я скучала по тебе, а ты? Ночной Дублин прекрасен. В сгущавшихся сумерках он выглядел таинственным и мечтательным, и хотелось мечтать и расслабиться вместе с ним. С удовольствием пройдясь по Темпл Бар, где сутки напролет обреталась молодежь и витал неистребимый дух веселья, называемого на местном жаргоне крайком, я свернула в знакомый кафе-бар, 
умостилась на высоком стуле и, заказав бокал красного вина, стала ненавязчиво разглядывать публику, наслаждаясь приятной музыкой. Время замедлило свой бег, суета отошла на второй план, уступив место умиротворению.
Зазвучало танго в исполнении Вероники Вердиер, одно из моих любимых. Страстное, пламенное. Я криво усмехнулась и протянула руку к бокалу, но, когда пальцы уже были готовы коснуться холодного стекла, мое запястье крепко обхватила мужская ладонь. Я метнула взгляд на наглеца, да так и застыла: он стоял рядом со мной, такой невообразимо высокий и интригующий, как и в тот самый первый раз. Только сейчас его взгляд не был соблазнительно теплым, он был обжигающе холодным и предупреждающе опасным.
– Потанцуем? – бархатом прошелся по моим ушам низкий, мелодичный голос.
Дежа вю.
Пропустив удар сердца, я пришла в себя, когда, не разжимая пальцев, сковавших мою руку, он потащил меня за собой на танцпол. Ответ ему явно был не нужен. Я едва успела спустить ноги с подножки стула на пол, чтобы не загреметь, зацепившись каблуками.
Это воистину было танго разбитых сердец – одиночества крик, тишину разрывающий. Оно было сродни бою. Мы словно сражались на поле брани. Яростно. Неистово. Каждое движение – захват, оставляющий следы на теле, каждый взгляд – удар клинком, рассекающий плоть, обнажающий нерв. Удерживая за запястье, Дэррок с силой оттолкнул меня от себя, грозя оторвать руку, затем так же резко потянул обратно, закручивая. С глухим ударом я врезалась спиной в его мощную грудь, выдохнув последний воздух из легких. Скользящим движением его ладони прошлись от плеч вниз по моим рукам, разводя их в стороны и вверх и заводя назад, за голову, а затем начали путь обратно. Его пальцы прошлись по моей груди, талии, огладили изгиб бедра; я не сдержала стона и схватила его за волосы. Когда я уже практически разомлела в его руках, Дэррок вновь сжал до боли мою ладонь, развернул к себе лицом и прогнул над полом, да так резко, что пара-тройка позвонков отозвалась характерным хрустом. Я метнула в него полный возмущения взгляд, пока он приводил меня в вертикальное положение, но не успела даже прийти в себя, как меня закрутили словно волчок, внезапно остановив и снова впечатав спиной в непоколебимую преграду. Ах вот, значит, как. Ну ладно, будем играть по твоим правилам!
Его ноги были раздвинуты на ширину плеч, и я не преминула этим воспользоваться. В отместку я сделала классическое па болео (мах назад свободной ногой от колена), при этом умудрившись хорошенько кольнуть его упругий зад шпилькой туфельки. Едва различимый рык над моим ухом свидетельствовал о том, что я достигла своей цели. Ха! 1:1, играем дальше.
Я отступила на шаг, покачивая бедрами в такт музыке и не сводя глаз с мужа. Мы сцепились взглядами, словно клинками, кружа друг напротив друга по танцполу на расстоянии вытянутой руки. Он двигался плавно, гибко, как хищник, загнавший добычу в угол и ожидающий удобного момента, чтобы поглубже вонзить клыки в нежную плоть. Его потемневшие глаза, трепещущие ноздри, плотно сжатые губы, весь его вид красноречиво говорил: «Расплата близка. Я сотру тебя в порошок и следа не оставлю». И я терялась в догадках, что же вызвало в нем этот гнев: мой бесцеремонный уход или все же...
«Ну зачем же ты так? Поговори со мной!» – хотелось крикнуть мне. Я обошла вокруг него, приблизилась – Дэррок не обернулся, – обвила руками его грудь и закинула ногу на бедро, прижавшись щекой к широкой спине. Мгновение – и мои руки отброшены в стороны, на шею легла тяжелая ладонь, он шагнул назад и протащил меня по паркету на одних лишь носочках. Каждой клеточкой тела я чувствовала, как он борется с желанием отпустить меня и позволить рухнуть на пол к его ногам. Шаг, поворот, свип, перенос, болео, ганчо, коррида. Быстрее, еще быстрее, я путаюсь в собственных ногах, пауза и плавное скольжение, но вот опять ускорение, и я все же падаю к его ногам, проехав по инерции еще немного по гладкому полу.
Экспрессия музыки созвучна нашей неистовости. Дэррок протягивает мне руку, я хватаюсь за нее, поднимаюсь на ноги, но тут же отталкиваю, упершись ладонью в его грудь, и вижу, как в его глазах вспыхивает пламя. Мы оба тяжело дышим, я вижу, как вздымается и опадает его грудь. Дэррок сдувает упавшую на глаза прядь и делает короткий шаг ко мне, но я уже разворачиваюсь, чтобы уйти. И тут крепкие руки хватают меня за локти, отбрасывая назад, но не дают отступить далеко, стальной хваткой сковывая запястье. Он резко тянет на себя, и мы сталкиваемся, словно две сошедшиеся высокие волны, расплескивая так тщательно сдерживаемые эмоции. Его губы, такие близкие и такие недоступные, плотно сжаты, моя нога покоится на его бедре, и его ладонь, скользнувшая в разрез платья, обжигает кожу не хуже раскаленного железа. Меня до краев переполняет ярость и... желание. Моя кожа вибрирует. Не в состоянии выровнять дыхание, я пожираю глазами его губы, но не решаюсь пошевелиться. Конвульсивно сглатываю и затуманенным сознанием отмечаю какое-то движение там, где наши тела соприкасаются особенно тесно. Тепло стремительно разливается внизу живота.
Взгляд мужа прошивает меня насквозь острыми иглами. По его скулам заходили желваки. Он медленно переместил руку по моей спине к затылку, зарылся пальцами в волосы и, оттянув мою голову назад, жадно припал к моим губам, сминая их в яростном поцелуе...
Я закрыла глаза, из груди вырвался протяжный стон, частично заглушенный поцелуем. Голова пошла кругом, перед глазами заплясали разноцветные звездочки. Воздух... Мне нужен воздух! Вырвавшись из его крепких объятий, я попятилась в полумрак; не сводя с него одурманенного взгляда, заскользила рукой по стене, пытаясь нашарить косяк двери.
Я буквально вывалилась на улицу и шумно вдохнула прохладный ночной воздух, насколько хватало легких.
И счастье мне грезится дальнее, и снится мне встреча блаженная...
Узкий темный переулок, куда выходила дверь черного хода, тускло освещал чудом уцелевший фонарь. И всюду, как в фильмах, стоял пар, поднимавшийся от люков канализаций или теплотрасс.
Дэррок нагнал меня буквально через секунду – я даже выдохнуть не успела – и, не давая мне опомниться, припечатал к стене здания кафе. Тьма окутывала его, размывая очертания, но блеск его глаз не под силу было скрыть даже ей. Сильные руки до боли сжимали мои плечи. Он навис надо мной, подобно беспощадному ангелу-мстителю, и, казалось, чего-то ждал. Долгие секунды, словно в замедленной съемке, песчинками проносились перед моим мысленным взором. Наконец, я чуть слышно выдохнула и, разорвав зрительный контакт, опустила глаза на его губы.
– Дэрушка, – прошептала я, зарылась пальцами в шелковую медь волос и, обхватив руками его голову, крепко притянула к себе. – Прости меня.
Слезы обожгли слизистую глаз, и я изо всех сил зажмурилась.
– Я не хочу терять тебя, – донеслось в ответ, и он стал покрывать неторопливыми поцелуями мою шею, ключицы.
– Я не позволю тебе меня потерять!
Нежной и страстной была эта ночь, темной, как затаившаяся обида, и светлой, как долгожданное прощение, холодной, как страх потери, и жаркой, как радость встречи. А утром я открыла глаза, и первым, что увидела, было его лицо. Гордый прямой нос, суровые брови, сведенные у переносицы – даже во сне! – упрямый подбородок, покрытый легкой щетиной, так приятно щекотавшей нежную кожу, когда он меня целовал... Его грудь мерно вздымалась вместе со мной, и я, убаюканная этим естественным ритмом, мечтала провести вот так всю жизнь. Мое счастье, мой крест. И пусть я не всегда знаю и понимаю, что творится в его голове, иной судьбы себе я не желаю.
Дэррок глубоко вдохнул, так что я чуть не скатилась с него, и медленно открыл глаза. Перевел на меня взгляд – и вмиг его лоб разгладился, брови распрямились, губы тронула едва уловимая улыбка.
Я улыбнулась в ответ и... открыла глаза. Пустая комната, я одна в постели.
Улыбка мгновенно сползла с моего лица, когда память услужливо вернула меня во вчерашний вечер. Кафе... Дэррок... Танго... Чувства бьют через край... Побег... Возвращение в пустую квартиру... Мятежный сон в обнимку с его подушкой...
Откинув одеяло, я села на краю кровати и махнула рукой, желая открыть шторы и впустить солнечный свет в это мрачное царство. Не вышло. Еще взмах – и снова фиаско. Я в недоумении уставилась на свою ладонь, сжала-разжала пальцы, попыталась левитировать к себе расческу с трюмо – безрезультатно.
– Хм, очень интересно.
Дожили! Когда это отсутствие настроения влияло на мои способности? Раздосадованная этим открытием пуще прежнего, я чертыхнулась, встала и, прошлепав к окну, отдернула тяжелую штору. Свет тут же резанул по глазам, ослепляя, но я не отвернулась, добровольно подвергая себя этой маленькой пытке.
– Солнце обманчиво. На самом деле там холодно и противно.
– Теперь так же стало и здесь, – отозвалась я, даже не собираясь оборачиваться. – Убирайся отсюда, я не желаю тебя видеть.
– Ты же знаешь, что пожалеешь о сказанном уже через минуту.
– Я жалею, что когда-то волею судеб повстречала тебя на своем пути, а теперь ты играешь со мной, как штормовое море со скорлупкой, и методично рушишь мою жизнь лишь по велению собственной прихоти! – Я резко повернулась лицом к демону и метнула в него взгляд, настолько переполненный ненавистью, что, если бы мог, он рассек бы его на кусочки.
Как он оказался рядом, я не заметила, лишь увидела искаженное гневом лицо перед самым своим носом.
– Глупая, самонадеянная девчонка! Неужели ты действительно думаешь, что стоит тебе скривить свой очаровательный носик и щелкнуть пальчиками, как я тут же раскаюсь в содеянном? – елейным голосом тихо проговорил демон, но елей был с явным привкусом яда. Дьявольская ухмылка сменилась пронизывающим холодом. – У тебя было право выбора, и нечего тут изображать из себя обманутую добродетель.
Собрав в кучу последние остатки безрассудства, я ответила:
– Ты даже не представляешь, как я корю себя за тот выбор и за то слабоволие, которое проявляла каждый раз, когда снова и снова подавляла голос разума и очертя голову шла на поводу у собственной похоти. Никогда не смогу понять, почему я позволяла...
– Наверное, потому что ты любишь меня.
– Я? Тебя? Люблю? Да я терпеть тебя ненавижу! Ты как заноза в...
Его руки взметнулись. Внезапная боль острым клинком прошила затылок, заставив закричать, невыносимо давила на глаза; звон в ушах заглушил все окружающие звуки. Вокруг сгущалась вязкая холодная тьма...
Очнулась я на полу в... долго не могла понять где. Все внимание было сконцентрировано на жутких ощущениях. Руки, ноги, спина – все тело затекло и ломило от неудобной позы, в которой оно пребывало. Я попыталась подняться и вскоре поняла, что сделать это будет проблематично: я была привязана. Запястья опутывала тонкая, но прочная бечевка, которая другим своим концом обнимала трубу под подоконником. А вот это уже бытовое насилие, с чьей бы стороны оно ни исходило. Где мой уголовный кодекс?
В моем распоряжении было не больше метра для передвижения вправо-влево, и на том спасибо. Растирая онемевшие члены, я стала оглядывать свой каземат. Смутно знакомые очертания в итоге привели меня к выводу, что я нахожусь на втором этаже коттеджа, куда меня с завидной регулярностью таскал демон. Уже легче. А легче ли? После всего, что давеча наплел мой язык, надеяться на добродушие своего тюремщика не приходилось. А вот и он сам.
В противоположном конце коридора появился Раум и остановился напротив распахнутой двери на балкон, даже не удостоив меня взглядом. Случайность или психологическая атака, раздумывала я, глядя на атлетически сложенного мужчину, бедра которого небрежно прикрывало полотенце, а влажные волосы завивались колечками, спускаясь на шею.
Видимо, непроизвольный вздох оказался слишком громким, потому что серо-зеленые глаза тут же устремили на меня свой пристальный взгляд. Демон казался задумчивым.
– Верни меня домой, я не хочу здесь находиться. – Я не узнала собственный голос. Тихий и подавленный, казалось, он принадлежал кому-то другому: кому-то жутко напуганному и обреченному.
– Твое обостренное чувство справедливости и благородства начинает меня раздражать.
– И что ты намерен сделать?
– Выбить из тебя эту дурь!
Не из личного опыта, но понаслышке я знала, как могут выбивать дурь такие, как он. Впервые за все время нашего знакомства, я в полной мере осознала, кто стоит передо мной. Не просто мужчина, который предъявляет на меня свои права, но демон, Великий Граф Ада, беспощадный разрушитель, стиравший с лица земли города, не оставляя и праха в память об их существовании. А кто я? Песчинка на его пути, мгновение в бесконечности лет его существования.
Видимо, на моем лице отразились все холодные оттенки радуги, т.к. его брови дернулись в едва уловимом изумлении. И вот уже демон подле меня, обхватил лицо своими широкими ладонями, заставляя смотреть ему прямо в глаза.
– Дурочка моя, неужели ты подумала, что я всерьез буду тебя бить?
Несмотря на его теплый, успокаивающий голос, мой взгляд оставался напряженным, я боялась обмануться этой минутной лаской.
– Тебе же не впервой, – просипела я, проглотив комок в горле.
Глаза демона потемнели, и он воззрился на меня в ожидании пояснений.
– У меня в спальне, перед тем как забрать сюда, ты ударил меня.
– Ложь!
– Я видела, как взметнулись твои руки, когда я сказала про занозу.
– Когда ты сказала про занозу, я схватил тебя за плечи и перенес сюда. Я не знаю, что тебе привиделось и почему ты так орала, но я и пальцем к тебе не прикоснулся!
Говоря это, Раум встряхнул меня, все еще обнимая ладонями мое лицо, так что мне пришлось встать на колени, чтобы не лишиться головы. Я смотрела в его глаза, и какое-то шестое чувство подсказывало, что он не лжет. Но откуда же тогда взялась та адская боль? В замешательстве я потупила взор, а демон вдруг привлек меня к себе, как отец – неразумное дитя. Щека коснулась теплой влажной кожи живота, и я непроизвольно обняла его за талию, пропустив тот момент, когда мои руки освободились от пут.
Слез не было, нет, но что-то сдавило горло. Я прикрыла глаза и мысленно усмехнулась: естественно, такой исход был неизбежен. Негласное приглашение не было нужды повторять дважды. Мои ладони скользнули по его телу, задевая махровую ткань, и полотенце с тихим шорохом упало на пол, обнажая трепещущую плоть. Замерев на мгновение, я разомкнула губы и коснулась шелковистой поверхности.
Запутавшись пальцами в моих волосах, Раум стал сам направлять меня, но уже очень скоро, издав очередной стон блаженства, не в силах был больше сдерживать рвущееся наружу желание. Отстранившись, он подхватил меня на руки, в несколько шагов преодолел расстояние до кровати и накрыл своим мощным телом, принявшись со сноровкой опытного выбивальщика «выбивать из меня дурь» на свой лад, как и обещал.
Дублин уже окутала темная ночь, когда мы материализовались в холле дома на Ла Рю 1247. Раум убедился, что я нормально пережила снова болезненное (по так и невыясненным причинам) перемещение, и не стал настаивать на обратном, когда я изъявила желание остаться одна.
Лишь дух его простыл, я шагнула в направлении лестницы, но вдруг замерла.
– Дэррок?
Ответом была тишина. Я сделала оборот вокруг своей оси, оглядывая пустое помещение. Взгляд остановился на приоткрытой двери в зеркальную залу. Странно. С тех пор как муж обнаружил меня там после путешествия в зазеркалье, дверь в залу всегда была наглухо заперта, а ключ находился только у Дэррока. Краткий скрип эхом прокатился по огромной комнате, отражаясь от высоких сводов и мерцающих в свете одинокой позолоченной люстры поверхностей зеркал. Первое, второе, третье, четвертое... А вдалеке – то самое, из-за которого вход сюда стал для меня табу. Сейчас все они ничем не отличались от обычных гардеробных зеркал: гладкая поверхность, отражающая окружающую обстановку и мою одинокую фигурку, блуждающую здесь в поисках призраков прошлого, настоящего и неизвестного будущего. На мгновение мне показалось, что в одном из зеркал что-то промелькнуло, и вот я уже направляюсь к нему, как Алиса к кроличьей норе. Но, видимо, в свое время я не сделала правильных выводов из прочитанной в детстве сказки, иначе развернулась бы и вышла вон, закрыв за собой дверь и никогда больше сюда не возвращаясь. Вместо этого я, словно загипнотизированная, вглядывалась в то, что открылось моему изумленному взору по ту сторону зеркала.
Восхитительный, по-весеннему теплый и свежий лесной пейзаж, будто по волшебству воспроизведенный с абсолютной точностью по полотну Рене Иза, висевшему в моей комнате в общежитии, когда я училась в Тринити. Бывало, я могла часами таращиться на картину, мечтая, что когда-нибудь отыщу подобное место, и оно станет моим укромным уголком, где можно будет укрыться от всего мира и побыть наедине с собой.
Вид за стеклом был настолько реальным, сочная зелень манила к себе, приветливо качая веточками, легкий ветерок несмело пробирался в мою реальность, нежно целуя лицо. Казалось, достаточно протянуть руку, и можно будет зачерпнуть ладошкой кристально чистую воду из тихой заводи речушки. И я протянула.
Миг – и я уже стою посреди этого сказочного леса, вдыхаю пряный аромат диковинных цветов, опустившись на мягкую траву у самого берега, осуществляю давнюю мечту и провожу кончиками пальцев по водной глади, склоняюсь над рекой и улыбаюсь собственному отражению. Но блаженство это длилось недолго, уступив место беспокойству. До моего умиротворенного окружающей красотой сознания дошла простая и вместе с тем ужасная истина: как вернуться назад? Вокруг лишь лес, и ни намека на обитаемость. Где мне искать другое зеркало? Поистине, кретинизм – это диагноз. Я поднялась на ноги и пошла вдоль берега, в надежде обнаружить хоть какую-нибудь подсказку.
Не знаю, сколько времени я петляла вместе с тропинкой между деревьями, но мне уже было совсем не до прелестей девственной природы. Мне было страшно, я хотела домой. Последняя капля самообладания иссякла, когда в один жуткий момент из зарослей вдоль тропинки раздался хруст, а за ним – рычание. Вот только встречи с местной фауной мне для полного счастья и не хватало. Дать деру или притаиться – вот в чем вопрос. Но решение пришло посредством цепной реакции: лишь только глаза мои увидели представителя той самой фауны, а мозг (я так думаю) оценил перспективу встречи, мои ноги сами выбрали вариант номер один. Оцепенев от ужаса на какую-то долю секунды, я сорвалась с места и бросилась бежать, не разбирая дороги. В годы учебной юности спортсменка из меня была фиговая, но сейчас, когда за мной гналось нечто, подобрать слова для описания чего я даже не пытаюсь, ибо их попросту нет, я уверена, что дала бы фору любому спринтеру. Мне казалось, что страшнее тех чудовищ, которые пресмыкались перед моим мужем, ничего и быть не может. Как же я ошибалась! Это... это... Все, что я успела заметить, – огромная пасть, размером не меньше чем в треть мощного мохнатого туловища, с рядом, а может и двумя, острых зубов, которые... Даже не знаю, как определить. На ум приходил только фильм «Лангольеры» по книге короля ужасов Стивена Кинга. В общем, дальнейшее развитие сюжета было до безобразия предсказуемым, но оттого не менее безысходным: я зацепилась ногой за кривые коренья (и что им в земле не сидится?!) и упала. Перекатившись на спину, я взглянула в лицо (выражаясь исключительно образно) неумолимо надвигающейся на меня твари. Полные глаза слез, подрагивающие губы, комок в горле размером с теннисный мяч и панический страх в глазах. А в метре от меня – существо, которое смотрело на меня, как на кошерный бифштекс, капало вязкой слюной на траву и издавало леденящие кровь утробные звуки, то сводя, то разводя жуткие челюсти. М-да, не так я представляла свою смерть. Единственное, о чем я сейчас могла молиться, – умереть быстро, без боли. Я даже не смела представить себе, как меня будет перемалывать эта ходячая мясорубка: боялась потерять сознание. А может, оно было бы и к лучшему. Боль. Много боли. Эти слова красным пламенем мигали перед мысленным взором.
Отступать было некуда, но я все равно изо всех сил пыталась отползти подальше, сдирая локти в кровь. Попытки телепортироваться оставались безуспешными, моя магия упорно не желала возвращаться. Чудовище сделало еще шаг в моем направлении. Казалось, зловонная пасть разверзлась уже у самого моего носа. Я зажмурилась, истошно завопив, сделала последний отчаянный рывок назад и... с громким плеском ушла под воду.
Продолжая орать, как поросенок на заклании, я рухнула на что-то твердое, больно ударившись спиной. Понадобилось несколько секунд, чтобы оценить обстановку безумным взглядом и понять, что я валяюсь на полу перед зеркалом. Кто-то вбежал в залу, приблизился ко мне, но я не реагировала: меня бил озноб. А потом со мной, наверное, случился один из тех истерических припадков, о которых пишут в женских журналах, потому что я вдруг вскочила с пола, схватила стоявший в паре шагов стул за спинку и со всего размаха швырнула в проклятое зеркало. Был бы толк: оно даже не треснуло. Ноги стали ватными, я оступилась и снова упала. Чьи-то руки подхватили и повели меня прочь из залы. Тело продолжало трясти, я ничего не понимала, но не сопротивлялась, когда меня повели вверх по лестнице, проводили в комнату, уложили в кровать и оставили одну ненадолго, чтобы вскоре принести горячий чай с мятой и мелиссой.
Зарывшись в подушки, я снова и снова переживала тот кошмар наяву, и желала лишь одного: чтобы Дэррок оказался рядом. Эти прыжки на грабли с разбега чуть не привели меня к смерти, какой и врагу не пожелаешь. А ведь муж меня предупреждал. Мне было уже наплевать на все свои обиды, я готова была валяться у него в ногах, только бы после этого он обнял меня так крепко, как умеет только он, и сказал бы: «Я с тобой. Все будет хорошо, Катенок». С грезами об этом я и провалилась в крепкий, но беспокойный сон.
Следующий день не принес облегчения. Мои способности так и не вернулись ко мне, и списывать это на длительное пребывание в других мирах было бы уже глупо. В какой-то момент в мою душу закрались смутные подозрения, что, возможно, мой дражайший супруг приложил к этому свою тяжелую руку. Весь день у меня все шло наперекосяк, потому что я каждый раз забывала, что дверь не откроется и стул не уберется с дороги по мановению пальца или движению глаз. Я переколотила кучу вещей, набила уйму синяков и чуть не довела себя до нервного срыва. Мне пришлось позвонить Аурелии и сказать, что не выйду завтра на работу, а возможно и в ближайшие несколько дней тоже. Моя незаменимая помощница тут же обеспокоилась моим здоровьем, и пришлось честно соврать, что да, я жутко простудилась. Для убедительности даже гриппозно покашляла в трубку.
Когда очередная дорогая моему сердцу вещь разлетелась на осколки, потому что я тщетно попыталась передвинуть ее с помощью телекинеза, моему терпению пришел конец. Я схватила с базы телефонную трубку и набрала номер мужа. Вежливый голос робобабы оповестил меня в который раз, что «номер абонента отключен или временно недоступен», и предложила позвонить позже. Связаться с демоном и дать ему возможность вдоволь потешиться? Нет уж, фигушки. Отключив телефон, я швырнула его в кресло и в задумчивости принялась мерить комнату шагами. Книга – лучший друг человека. Колдовская книга – лучший друг отчаявшейся ведьмы. Ревизия на чердаке и в личных настольных книгах не привела к желаемому результату. Оставалась еще полка в необъятной библиотеке. Туда я и направилась.
Как у Вицина нужный горшок оказался в самом низу, так и нужная мне книженция приветливо сияла позолотой теснения с верхней полки под самым потолком. Именно туда Дэррок распорядился убрать «особую литературу не для чужих глаз». Отлично. Спасибо, дорогой! Я встала на ступеньку передвижной лестницы, оттолкнулась ногой, и лесенка с металлическим скрипом покатилась по рельсам вдоль стеллажей.
– Не кочегары мы, не плотники, – запела я себе под нос, карабкаясь на верхотуру. Нет, я не боюсь высоты, но и восторга от нее не испытываю. Стоять твердо на матушке-земле куда приятней и безопасней. Поднявшись на самый верх, я слегка дернулась вправо, пытаясь подкатиться чуть ближе, но лестница словно заела.
– А-бал-деть! – выдохнула я, подползая к самому краю лестницы и протягивая руку за книгой. – Ну давай же... Ну еще чуть-чуть... Э-э-эх...
Щелчок. Я качнулась, и земля, точнее, лестница ушла из-под ног под мой громкий крик. Каким-то чудом я успела схватиться за край полки мертвой хваткой, да так и повисла на вытянутых руках, болтая в воздухе ногами, над пропастью в шесть метров, не меньше. «Вот тебе и еще один гениальный план расстаться с жизнью», – пронеслось в голове, и на глаза навернулись слезы. От испуга ладони вспотели, и я уже чувствовала, как полированная древесина по миллиметру выскальзывает из моих пальцев. Я до боли закусила губу, осознавая, что Дэррок слишком далеко, чтобы мне помочь, слуги – не успеют, да и не услышат.
Ногти врезались в дерево, оставляя борозды. Пальцы свело судорогой. Сил держаться больше не было.
С пронзительным и отчаянным «Раум!!!» я сорвалась и полетела вниз.
Удар. Хруст. Боль. Снова удар, опять хруст и... кромешная тьма. Меня больше нет.
Отпустите синицу на верную смерть, пусть ее приласкает свобода...
Ветер шелестит в высокой траве, едва ощутимо ласкает кожу. Примятые травинки нежно покалывают босые ступни. Тихо. Тепло. Светло. Обвожу умиротворенным взглядом небосвод, чистый и безмятежный. Поворачиваюсь вокруг своей оси и упираюсь глазами в стену. Грубо сложенная из темных больших валунов, она напоминает муры античных городов. А в ней – огромные ворота. Деревянные створки, обитые железными полосами, украшенные орнаментом из таких же железных лилий. Что я должна сделать? Пройти через них? И куда я попаду? Вариантов не оставалось, ведь вокруг только бескрайний луг, и я сделала шаг в направлении ворот.
Внезапный порыв ветра, неведомо откуда, налетел на меня, ударив в лицо, сбивая с ног, не давая возможности сделать следующий шаг. Я попятилась назад, тщетно выставив вперед руки и пытаясь защитить лицо, – порыв лишь только усиливался, настойчиво оттесняя меня назад, дальше от стены, дальше от ворот. Еще один шаг назад, я оступаюсь и падаю навзничь. Ожидаю удара о землю, но его не последовало, я прошла сквозь земной покров и провалилась в черный вакуум. Зачем?! Нет! Отпустите меня! Я хочу назад! Туда, где солнце, где тихо и спокойно. Но никто меня не слышит, я продолжаю падать.
Мне понравилось!