Маятник. Часть 2

Он

Она ушла. Сбежала, почти ничего не взяв с собой. На каминной полке красноречиво раскинулся веер бумаг, которые она всё-таки прочитала. Сверху валялся красный маркер, которым на последней странице она размашистым почерком любезно вывела координаты, по которым предлагала мне отправиться. Уложилась всего в четыре слова.

Очень в её духе.

Что ж... Добыча имеет право на два дня форы. А потом придётся навестить интересный город Санкт-Петербург.

Она

«Грустная», – думал бармен, исподтишка разглядывая девушку, изучавшую полированную стойку сквозь призму бокала с виски. Длинные волосы небрежно собраны в хвост, в глазах плещется тоска, пальцы едва заметно подрагивают. Сидит уже который час, неторопливо заливая чёрную полосу в жизни «лейблом». И всё никак не преуспеет.

Он пытался её разговорить, но она только улыбнулась печально, сказав что-то о том, как хреново, когда бьёшься головой в стену. Бармен согласился, да, хреново. И разговор заглох. Девушка крутила в руке мобильник, то ли порываясь выключить его, то ли написать кому-то, но так и не решалась.

Она бросила? Её бросили? Нет. Не похоже... Поругалась с кем-то? Потеряла кого-то? Чёрт её разберёт... В такой момент должен быть кто-то, кто вытащит, вернёт назад к тому месту, с которого всё пошло наперекосяк. Но она была одна, ковыряясь в себе и ища ответы. И не находила, потихоньку скатываясь в депрессию.

Странно, но колокольчик на двери не подал никаких признаков жизни, когда вошёл новый посетитель. Бармен уже хотел по традиции заведения поприветствовать позднего гостя, но почему-то осёкся. Этот пришёл сюда не пить, он целенаправленно двигался к девушке, совершенно бесшумно ступая тяжёлыми туристическими ботинками. Приблизился, остановившись в каком-то дюйме за её спиной, уверенно положил руки ей на плечи, притянул к себе. Она вздохнула – тяжело, будто это стоило неимоверных усилий – и прислонилась к его груди. Закрыла глаза. С ресниц сорвалась слезинка, покатилась по щеке, преломляя свет. Мужчина посмотрел на стоящий перед ней бокал – в его глазах понимание.

«Остановись, – говорит он. – Переведи дух. Посмотри по сторонам. Видишь людей? Посмотри на них. Найди что-то, что тебя вытащит. Ты же всегда веришь, что жизнь прекрасна...»

Ещё один судорожный вздох, ещё одна слеза на ресницах...

– Счёт, пожалуйста! – окликнули с другой стороны зала.

Бармен отвернулся на секунду, махнул рукой, мол, одну минуту, а когда снова посмотрел на девушку, то никого рядом с ней не было. Она всё так же сидела, подперев голову рукой, и смотрела в одну точку застывшим взглядом.

Я поёжилась, стряхивая с себя вязкую апатию, и отложила телефон в сторону. Выпрямилась. Не удержалась и посмотрела через плечо.

За спиной никого не было, хотя в какой-то миг мне показалось, что...

Так, похоже, что у меня начались галлюцинации. Или нет? Или всё-таки да? Может, я просто задремала? Я скривилась. Да уж, не хватало нажраться до розовых слонов и захрапеть на весь кабак. Нет, такого быть не могло. Наверное, просто слишком сильно задумалась, вот и всё. Оттого и потеряла связь с реальностью, оттого и мерещится неизвестно что.

Развернувшись спиной к стойке, я задумчиво осмотрела зал. Мало ли... Вдруг не померещилось? Но кроме меня и какой-то парочки, собирающейся уходить, посетителей не было. Было бы чему удивляться, заключила я, посмотрев на часы. Пять утра. Но так даже лучше. Лучше, что безлюдно и тихо. Акустическая система тихо напевает что-то про белые обои, чёрную посуду и «хрущёвки»; приглушённый свет бросает тёплые, уютные блики на тёмное дерево отделки и мебели, отражается в зеркальных вставках. Всё так стильно и одновременно по-домашнему...

В дальнем углу оказалась крошечная сцена. Свет погашен, концерт давно окончен, но... В полумраке я разглядела сидящего там человека и едва заметный блеск струн. Я не слышала мелодии – слишком далеко сидела, и слишком тихо он играл, играл для себя, – но меня заворожили длинные пальцы, легко скользящие по грифу гитары. Я всегда находила в этом что-то... волшебное. Что-то удивительно личное.

Гитарист вдруг поднял голову. Почувствовал, что на него смотрят, поняла я. Долгие несколько секунд мы рассматривали друг друга, а потом он кивнул. Я отсалютовала ему бокалом, жестом предлагая угостить, но он взял с соседнего табурета точно такой же и похлопал по дереву, мол, присоединяйся. И я согласилась. Прошла через зал, села рядом, прислушалась. Знакомый мотив, простой и лиричный. Я сняла со стойки вторую гитару, мимолётно погладив раскрытой ладонью тёплое лакированное дерево. Незнакомец бросил в мою сторону снисходительный взгляд, но ничего не сказал, лишь заиграл громче. Я перебирала струны, подбирая, подстраиваясь. Нашла нужную тональность и увидела одобрительную и немного удивлённую улыбку. Выгнув бровь, я насмешливо пропела:

– Не ведьма, не колдунья?..

Мужчина хмыкнул, взял свой бокал, предлагая выпить с ним, а потом кивнул:

– Она, болезная... – опрокинув в себя такой же вискарь, что глушила я, согласился он.

И запел под сплетение аккордов двух гитар. Сначала тихо, задумчиво и отстранённо, постепенно набирая силу. Я не смотрела на него, невидяще уставившись в чёрный провал деки и купаясь в голосе, внушающем что-то о вечном и приходящем...

– У Смерти не женское лицо... А там, – я кивнула в потолок, – высоко, кто-то есть.

– Веришь?

– Знаю. – Поставив гитару на место, я встала. – Удачи.

– И тебе.

С лёгкой улыбкой на губах и усталостью – нормальной такой усталостью человека, не спавшего сутки и выпившего чёрт знает сколько виски, – я вышла в холодное утро Северной Пальмиры. Оглянулась на вывеску гостеприимного кабака-подвала и послала воздушный поцелуй нарисованному на ней проходимцу.

Неторопливо шагая по пустынной улице вдоль блестящих после ночного тумана фасадов, я размышляла о правильности своего побега на малую историческую родину. Ладно, этот шаг оценивать поздновато, ибо факт на лицо: я отчалила в Петербург в поисках убежища. Ха-ха, никого не предупредив, но это, наверное, не самое главное, потому что у всех вокруг и без того было предостаточно заморочек.

Главное было в том, что путешествие планировалось в один конец. Если это вообще можно назвать планированием. Хотя, скорее всего, это был порыв чистой воды. Импульс. Выйти из «Честера», сесть на паром, добраться до Лондона, там – на самолёт – и домой. Проще пареной репы. Какие-то вшивые сутки прошли, а я уже топтала российский асфальт. Почему? Осточертели тайны и недомолвки. То ли устала, то ли запуталась...

В любом случае, удивительный в своей своевременности глюк был на сто процентов прав: я сама загоняю себя чёрт знает куда. Слишком много анализирую. Вижу то, чего нет, и не вижу того, что у меня перед носом. Надо остановиться. Надо подумать.

А ещё лучше поспать.

Второе утро за день случилось у меня тогда, когда нормальные люди садятся обедать. Я потянулась, пожалев, что поленилась разложить диван и завалилась спать в одежде. Можно было, конечно, занять спальню, а не оккупировать гостиную, но холостяцкие берлоги всегда приводили меня в состояние глубокого недоумения, поэтому в комнату брата я соваться не стала, хоть и знала эту квартиру до последней розетки.

Растирая затёкшую шею, я притащилась на кухню. Поставила блестящий чайник на плиту, нашла банку с растворимым – фу, гадость какая! – кофе и включила воду в ванне.

Когда-то я тут жила... вроде бы. Не помню. Так часто в мою память кто-то вмешивался, что прошлая – до-Дублинская – жизнь стала для меня странным набором картинок, спрятанных где-то в дебрях подсознания. Тихий подъезд на десять квартир, давно сломанный лифт... Я точно знала, что в обеих комнатах раньше были красивые дореволюционные печки, что за день до Нового Года я всегда проверяла, не спрятан ли там подарок для меня; что в коридоре есть вентиляционное окно, замаскированное под обычную принудительную вытяжку; что на месте ванны изначально была огромная дровяная плита, а ванна на кухне появилась с приходом в дом газопровода, когда её торжественно водрузили на освободившееся место...

Макс упорно отказывался продавать эту квартирку, прикипев к ней душевно, и, конечно, довёл тут всё до ума, сохранив простенькую лепнину на потолке и не передвигая по своей прихоти стены, как это стало модно. Просто основательно отремонтировал старую «двушку», сделав её комфортной с точки зрения современного человека, и зачастую сбегал сюда, чтобы отдохнуть. Я хихикнула. Наверное, это семейное...

Налив себе полкружки имитации кофе, я посидела ещё немного, после чего вдоволь надрызгалась в ванне и снова завалилась спать, на этот раз не поленившись разобрать диван...

Чтобы уйти от проблемы, страусы прячут голову в песок. Я, наверное, делала то же самое, однако, помня девиз этих самых страусов: «Товарищ, помни! Чем глубже наша голова, тем беззащитней наша жопа!», поэтому на звонок брата отреагировала со здоровым подозрением.

– Ты надолго в Питер? – спросил Макс на том конце провода.

– Не знаю. А что?

– Да просто... интересно. Ты поругалась с Риоданом?

Я рассмеялась в трубку. Я? Поругаться с Риоданом? Ему достаточно на полтона повысить голос – и у меня случится обморок, в этом можно было не сомневаться. Небо и земля. Снег и песок пустыни Сахара. Мы по умолчанию не могли поругаться, потому что нам не о чем было разговаривать.

– У тебя что там, истерика? – с нескрываемым любопытством поинтересовался брат.

Я осеклась.

– Ты знал, да?

– О чём?

– Не прикидывайся шлангом!

Тишина.

– Да.

– Я, по-вашему, совсем идиотка?

– Бэс...

– Иди ты... – Я отключилась и с отвращением кинула телефон на диван.

Значит, мой братец был изначально в курсе происходящего. Ладно, я уже и сама пришла к этому выводу, ещё в тот момент, когда стояла где-то там, в Дублине, и держала в руках аккуратную стопку бумаг. Около двух десятков страниц, половина из которых действительно была чем-то похожим на договор с работодателем. Там было что-то про права и обязанности... Честно говоря, вторая половина бумаг смешала все мысли в кучу и лишила возможности трезво оценивать ситуацию. Там тоже было про права и обязанности. Про претензии и возможности. Раза четыре я начинала перечитывать эту самую вторую часть, и каждый раз спотыкалась на фразе «...вступает в силу с момента официальной регистрации брака».

Преодолев чёртову уйму ступенек, я наконец-то вышла на звонницу Смольного собора. И чего меня дёрнуло лезть на такую высоту?.. Но искушение было так велико, что я не удержалась. Особенно когда вспомнила, как летом проделывала этот фокус в компании Харис. Тогда, в августе, я смеялась у перил, советуя боящейся высоты подруге призвать её Наставника, дабы оценил подвиг...

Сейчас посмеяться было не с кем. Тут вообще можно провести час и ни на кого не наткнуться, ведь эта обзорная площадка почему-то была не так популярна, как купол Исаакиевского собора. Ну и отлично, подумала я, села на покрытый толстой прорезиненной изоляцией пол и уставилась на ртутно-серую ленту Невы. Из динамиков, установленных над дверью, монотонно бубнила аудиоэкскурсия, рассказывая о соборе и о видах, которыми можно полюбоваться со звонницы.

Я не слышала шагов, просто уловила боковым зрением движение.

– Созерцаешь? – поинтересовался Риодан, облокотившись на перила.

– Созерцала, – буркнула я, – пока ты не пришёл.

– Поехали домой.

– У меня нет дома...

– ...потому что ты сама этого добиваешься.

Внутри зашевелилась злость. И обида.

– А чего добиваешься ты? А, Риодан? Запудрил мне мозги, подсунул кучку бумажек, не сказав, что это брачный договор, и решил, что я это просто проглочу и не поморщусь? Так? Хренушки, не надейся.

– И из-за этого ты крышей поехала? Из-за бумажек, которые пока не имеют никакой силы?

– Не только. Но это меня добило. Ты меня обманул.

Он вздёрнул меня на ноги, схватив за шкирку. Как нагадившего котёнка. Я задохнулась от возмущения, но ущемлённая таким обращением гордость быстро ретировалась, уступив место испугу, стоило только оказаться с Риоданом лицом к лицу. Испугалась именно его, того, кто стоял сейчас передо мной, а не того, кто снился мне в кошмарах... Он был в бешенстве.

– Обманул? – как-то слишком ласково спросил он, одним движением намотав мои волосы на кулак. – Ты обманывала меня почаще, дорогая. Бегала на свиданки к своему демону, не запариваясь этической стороной вопроса. Спала с ним, а потом возвращалась ко мне, как ни в чём не бывало. И ты мне будешь рассказывать о честности? Смешно. Очень. А теперь ты взвилась на дыбы, оттого что поставила автограф на документах, которые даже не соизволила прочитать? С чего мне-то переживать по этому поводу?

– Риодан...

– Заткнись, – отрезал он. – Ты хоть дату видела, когда подпись ставила? Дату составления договора? 25 августа, твою мать. За пару дней до того, как ты пропала. Пока ты кувыркалась в Аду, я собирался на тебе жениться. По всем правилам, чтоб тебя...

– Ты сам меня туда отправил... – Вышло как-то жалко и сильно похоже на оправдание.

– Да-да, конечно. Я сам во всём виноват. – Разжав пальцы, он оттолкнул меня к стене. – Иди к чёрту, Арабеска. Он наверняка будет рад твоему появлению. А я не собираюсь больше бегать за тобой по всей этой грёбаной планетке и о чём-то просить.

– Ты ни о чём меня не просил! – крикнула я, снова разозлившись. – Ни о чём! Просто сделал так, как тебе хотелось и всё! Зачем? Чтобы власть свою показать? Или чтобы демону напакостить? Типа взял партию? Хрен, ничего ты не взял. Я твоей куклой быть не желаю, понял? Если бы тебе нужна была я, то ты дал бы мне время прийти в себя. – Сделав глубокий вдох, я попыталась успокоиться. – Ты для меня чужой стал. Я ничего о тебе не знаю. А так всё это смахивает на игру.

– Чужой, – отстранённо повторил Риодан. Скрестил руки на груди, будто опасаясь, что непроизвольно свернёт мне шею. – Совсем недавно ты так не думала.

– Тогда я тебя помнила!

– Ты и сейчас помнишь. Просто у тебя кишка тонка в этом разобраться, – он прошёл мимо меня, – а помочь себе не даёшь, – и растворился в чёрном провале двери.

Да какого хрена?! Я смотрела ему вслед, а внутри кипело негодование, злость и обида, норовя сорвать какой-то внутренний клапан. Хотелось по-девчачьи топнуть ногой, что-нибудь разбить и закричать в голос.

Я села на корточки, прижавшись лбом к коленям и сжав голову руками, чтобы унять бешеный рёв крови в ушах. Дайте мне тишины и покоя! Хватит меня тормошить, дёргать и заставлять что-то делать, что-то решать... Я не хочу! Сейчас не хочу и так не хочу... Не хочу в этот чёртов Дублин и не хочу в этот чёртов «Честер»! Это не мой дом, не моя жизнь и не моя реальность. Не моя галактика, черти бы всё задрали!!! Параллельные плоскости не должны пересекаться, нарушая все законы природы и сбивая человека с орбиты в другую систему координат...

А разве ты сможешь по-другому? Просто жить, зная, что рядом есть что-то большее?.. – бесцветно поинтересовался внутренний голос.

Лежать на стекле неудобно. Но мне это не мешало. Я будто бы висела в воздухе, а подо мной, над пустым танцполом, зеркальный шар разбрасывал мириады серебристых бликов. Почти что космос...

От неожиданности я потеряла равновесие и плюхнулась на задницу. Не оттого, что вдруг вспомнила, как лежала на стеклянном полу в кабинете Риодана и смотрела вниз... А оттого, что меня с головой накрыли тогдашние эмоции – грусть, горькое сожаление о брошенных в запале словах и острое желание что-то исправить.

Контрольным выстрелом долетело эхо мыслей многомесячной давности:

Так. Успокойся. Ну вернулся. Это, конечно, замечательно, только ты не боишься, что он за это время всё хорошенько обдумал и решил, что вам дальше не по пути? Зачем ты ему нужна такая? Койку греть? Так для этого можно найти и менее... хлопотную кандидатуру...

И снова – горькое сожаление, но на этот раз смешанное с осторожной радостью. Я поняла, что действительно что-то помню. Обрывки каких-то событий, которые не были завязаны на непосредственном контакте... то, через что я шла одна... то, о чём я думала, пусть и не называя имён... Но сейчас я точно знала, о ком эта память. О ком я так остро тосковала и кого так сильно не хотела потерять.

Я в жизни так не бегала. Рискуя поскользнуться на крутых ступеньках, едва держась за холодные перила, а потом – за древнюю кладку стен узкой винтовой лестницы. Проскочила сводчатый чердак, чуть не столкнувшись с парой жизнерадостных корейских туристов. Ещё одна лестница – шире и светлее. Всего 277 ступеней. Обычно дорога вниз легче и быстрее, но мне показалось, что ступеньки никак не хотят заканчиваться, вырастая всё новыми пролётами... Дверь. Главный зал. Ещё одна дверь. В один прыжок соскочив с крыльца, чуть не грохнулась, поехав на мокрой брусчатке.

Он садился в машину. Надо было окликнуть, наверное, но вокруг было очень шумно, гудело уличное движение, веселился подъехавший свадебный кортеж... Ярко-красная вспышка задних фонарей. Сейчас он уедет и на этом всё кончится.

Подскочив к машине, я хлопнула ладонями по багажнику, не понимая, что тяжёлая «бэха» уже едет задним ходом прямо на меня.

– Стой!

Риодан вылетел из машины с перекошенным лицом. В следующий момент я уже распласталась на капоте авто, больно стукнувшись затылком и спиной чувствуя вибрацию и тепло двигателя, а надо мной нависал мужчина с опасно потемневшими глазами.

– Рехнулась?! Пойди кому-нибудь другому под колёса бросься!

– Ты правда этого хочешь? – задыхаясь, спросила я.

– Да, твою мать! Пусть тебя кто-нибудь раскатает по асфальту и избавит меня от головной боли! – зло рявкнул он.

– Да не этого! Жениться... на мне...

Он не сразу смог переключиться с праведного гнева на мой вопрос. Я видела, как бешенство пляшет в его зрачках и не сдаёт позиции.

– Была такая идея, – будто выплюнул Риодан, – пока не понял, что ты неисправимая идиотка.

– Почему?

– Потому что мне казалось, что для тебя это важно. – Он замолчал, а потом добавил: – И потому что ты заслуживаешь большего, чем быть чьей-то любовницей.

– Почему сейчас? Всё изменилось...

– Может быть, для тебя. Но не для меня. У меня, к моему глубокому сожалению, с памятью всё в порядке. Ещё вопросы?

– Нет. Я согласна.

По-моему, я выбила его из колеи. Легко и непринуждённо. Риодан вдруг моргнул, выпрямился. На лице с правильными, чёткими чертами проступило сначала непонимание, а затем удивление. И мне это безумно понравилось. Я села, одёрнула задравшийся свитер, поправила куртку. Обвела взглядом тротуар, поморщившись от слишком большого количества любопытных зрителей.

– Ну, если ты передумал, то...

– Замолчи, – попросил Риодан. – Иначе я за себя не отвечаю.

– Это да или нет?

– М-да, не об этом я мечтала, когда была маленькой...

Риодан резко развернулся, пригвоздив к месту взглядом, полным немого предупреждения.

– Спокойно. – Я примирительно подняла руки. – Это просто мысли вслух.

Только что в мой паспорт, украшенный двуглавой курицей, шлёпнули штамп о заключении брака с гражданином небольшого островного государства. По нашим законам только мой документ и разрисовали, оставив паспорт Риодана нетронутым и выдав свидетельство о регистрации. Вся процедура заняла от силы десять минут, и я подозревала, что дело не обошлось без некоторого... хм... содействия со стороны одного иностранного консула.

Я откровенно веселилась с того самого момента, как накануне Риодан буркнул «да» и затолкал меня в «бэху». Веселилась, пока сидела в машине перед зданием с ирландским триколором над входом, веселилась, когда мой с позволения сказать жених отвёз меня домой, грозно пообещав вернуться утром, и веселилась, ловя на себе удивлённо-настороженные взгляды работниц ЗАГСа. Ну, и ещё рисковала не дожить до первой годовщины совместной жизни, периодически задавая всякие вопросы, забредавшие в мою буйную головушку.

– А почему тебе штамп не ставят?

– А на острова поедем?

– А может фамилию заодно поменять?

Честно признаюсь, терпением Риодана я восхищалась, хоть и никак не могла остановиться и продолжала проверять, насколько оно резиновое. Даже не знаю, что на меня нашло... Стресс? Ну да, я только что выскочила замуж, не очень-то хорошо понимая, зачем оно мне надо. Под влиянием очередного импульса. Но с другой стороны, что-то в этом было... в том, чтобы принадлежать ему. До конца. Мне нравилась эта идея. Ну и что, что я его не знаю? Знала же когда-то и прожила с ним почти год. Любила его тогда... и любила бы до сих пор, наверное, если бы одна чокнутая бабёнка не поковырялась в моей голове... Он обо мне заботился по-своему: бескомпромиссно и очень так по-мужски. Устраивал встряски. Не отпускал. Значит, я ему нужна?..

Сейчас мы быстро шли по Суворовскому проспекту. Мой... муж крепко держал меня за руку и злился. А я наконец-то чувствовала себя умиротворённой и даже свободной. Счастливой.

– Ты мне хоть колечко купишь? – спросила я, почти успешно подавив рвущийся наружу хохот.

Риодан снова остановился, развернулся, схватил меня за грудки и поцеловал, вынудив встать на цыпочки и задрать голову. Целовал бесконечно долго и вдумчиво, до нестерпимого жжения на губах и дрожи в коленях, ни на секунду не прекращая смотреть на меня своими удивительными льдистыми глазами. Не замечая прохожих, поглядывающих кто искоса с неодобрением, кто открыто и дружелюбно. До полной потери мной всякой ориентации в пространстве и времени.

– Кольцо, – шепнул он, ловя моё дыхание, – флаг в руки, барабан на шею... Ещё пожелания?

– Нет уж, барабан – тебе. – Я с трудом складывала буковки в слова. – А из флага я себе платье сошью...

Он наконец-то улыбнулся.

– По-моему, я сейчас сделал самую большую глупость в жизни...

– Ага, женился на сумасшедшей, – беззаботно рассмеялась я, обняв его за шею. – И помни, что я тебя к этому не принуждала! Ри?..

Он едва заметно напрягся, и я насторожилась, вдруг подумав, что слишком много себе позволяю.

– Что?

– Поехали уже домой...

Он

Когда запускаешь текущие дела, образовывается завал. Завалы необходимо разбирать до того, как они погребут под собой всё до самого горизонта. За два часа, что прошли с момента возвращения, сделать удалось гораздо меньше, чем хотелось.

Мысли постоянно возвращались к девчонке, упорхнувшей в свою комнату на втором этаже. К тому, как она обернулась на середине лестницы и с застенчиво-игривой улыбкой промурлыкала «не работай допоздна».

Жена. Вроде как моя. Удивительная фигня, как любит говорить она сама.

Она вбежала в кабинет, будто почувствовав, что думаю о ней. Замерла на пороге и смотрела, склонив голову к правому плечу. Смотрела удивлённо и радостно одновременно.

– Привет...

– Привет. Почему босиком?

Она посмотрела на свои босые ноги, смешно пошевелила пальцами.

– Ну-у-у... Так получилось... Извини, если отвлекла...

– Нет. Иди сюда.

Она подошла, присела на край стола.

– Что-то случилось?

Она отрицательно мотнула головой.

– Всё в порядке. – Закусив губу, она помялась. – У меня просьба. Если тебя не затруднит, конечно...

– Какая?

Она вздохнула, сдула чёлку с глаз.

– Может, это глупо... Ну... В общем... Ты можешь вернуть мне мои татушки?

Это было неожиданно. Из коробки с сюрпризами под названием «Арабеска» вылез очередной белый кролик. Она хочет вернуть себе рисунки, которые по большому счёту являлись меткой? Уж один-то точно... «Клеймо владельца» – вот как она называла это раньше.

Что ж... Пусть будет так.

Лёжа на боку, она ожесточённо грызла чупа-чупс. Рядом примостила ноутбук, одела наушники, включила какую-то рок-группу в сопровождении симфонического оркестра и листала страницы интернета, пытаясь отключиться от происходящего. То, что музыку было прекрасно слышно метра на два вокруг, её ничуть не смущало.

Иногда она тянулась почесать место чуть ниже поясницы, но каждый раз одёргивала руку, натыкаясь на защитный пластырь. Морщилась, шипела, но терпела.

– Пляши, готово. – Осталось только приклеить ещё одну «заплатку» поверх свежей татушки на правой лодыжке.

Она вытащила затычки из ушей, вытянула ноги и легла ровно.

– Спасибо...

– Обращайся. Зачем тебе это?

Она даже не задумывалась над ответом. Подняла руку, осторожно коснувшись моей щеки, и ответила:

– Потому что это часть меня. Не могу объяснить... просто мне кажется это правильным. Я без них себя голой чувствую...

Потому что ты – моя...

Начало

Arabeska