Аннотация:

Ночь. Возможность выбора, когда выбора нет. Женщина. Чьи желания не интересуют Его. И история, в которой есть начало и которая ещё не закончена...

Сделка (Delta)

Аромат прохладной ночи доходил до меня из приоткрытого окна. Я стоял, ожидая её прибытия, от предвкушения всё моё нутро сводило, и я, пожалуй, не мог вспомнить, когда еще со мной случалось подобное.

Возможно, в тот день, когда впервые увидел её сидящей в камере на нарах. Комиссар полиции сообщил мне, что нашел члена банды, занимающейся угоном машин, и этот человек, вероятно, принимал участие в краже едва ли не дюжины автомобилей из моего гаража в Нью-Йорке.

Рейна сидела, растирая кончики своих пальцев, опустив голову. Растрепанные длинные волосы почти полностью закрывали лицо. Комиссар ударил по решетке, побуждая её поднять на нас глаза, но девушка будто не заметила этого, продолжая с тем же безразличием растирать свои пальцы.

Лишь когда полицейский назвал её имя и фамилию, она соизволила поднять на нас свои глаза. Глаза как у маленького злого волчонка: льдисто-голубые с темно-синей каймой обжигали, заставляя холодеть кровь в жилах и не оставляя сомнений, что данная особа опасна и на многое способна.

Будто зная, кто среди нас хозяин положения, она устремила свой острый взгляд сразу в мою сторону, при этом её губы скривились в презрении, а волчьи глаза сузились. Вероятно, она узнала меня.

Оказалось, она давно была на мушке у фараонов. Каким чудом её поймали, было мне неизвестно, и в подробности этого в участке не вдавались. Кражи моих автомобилей не были единственными ее криминальными эпизодами, но увы, доказать что-либо полиции было трудно, так как фактов, подтверждающих это, не было. И лишь съемка с камеры из моего гаража могла на долгие годы упечь Рейну за решетку.

И в ответ на её презрение я улыбнулся открыто и порочно, давая ей понять, что она отработает каждый цент, что она украла у меня, и при этом будет лежать на лопатках. Правда, я сильно сомневался, что уличная девка, выросшая в фостерных семьях, а затем сбежавшая из-под опеки государства и нашедшая приют в городских бандах, столь дорого стоит.

По моему требованию комиссар отвел нас в комнату для допросов, дабы мы с воровкой могли остаться наедине.

Я разглядывал её с нескрываемым алчным интересом, смакуя фантазии о том, как сладко будет поиметь девушку, судьба которой находится в моих руках.

Рейна сидела за столом, положив перед собой закованные в наручники руки, что подстегнуло очередную похотливую фантазию в моей голове.

Она не поднимала на меня глаз, но я ощущал вибрации жгучей злобы, которые исходили от её тела. Её кулаки, с совсем не нежной кожей и разбитыми костяшками, были крепко сжаты, я мог лишь предположить, как остро ногти впиваются в ладони. Пока я пересказывал в красках её дальнейшую судьбу за решеткой, мысленно сравнивал со всеми женщинами, что были в моей жизни,и понимал, что это будет отдельный лакомый кусочек в моей коллекции. Она была полным антиподом тем лощеным и рафинированным особам, что успели измять мои простыни. Мне так хотелось изведать, такая ли она дикая, как обещает её взгляд, настолько ли горяча эта загорелая кожа с изящным абрисом мышц под ней, как кажется.

Встав позади неё, я наклонился к её уху и прошептал:

- Но у тебя есть один шанс избежать обвинительного приговора, - сдавленным от возбуждения голосом произнес я, - ради одной ночи, я готов отозвать обвинение.

- Я лучше сдохну за решеткой, - сквозь зубы прошипела воровка, еще сильнее зажавшись и напрягаясь всем телом, будто ожидала, что я прямо в участке накинусь на неё.

- Даю тебе сутки на раздумье, - бросил я, покидая комнату для допросов.

Я даже не сомневался, что она выберет мою теплую постель, а не жесткие тюремные нары, поэтому спокойно ждал, желая приблизить момент, когда получу её вымученное согласие.

Но когда я пришел на следующий день в участок, переполошенный комиссар, покрываясь испариной, запинаясь и краснея, сообщил мне, что запись с кражей каким-то образом пропала из хранилища вещдоков, а адвокат, пришедший к арестантке, потребовал её немедленного освобождения.

Ярости моей не было предела, и я собирался выместить её на ускользнувшей из моих рук девчонке.

Искать мне пришлось долго. Воровка залегла на дно и лишь сводки полиции, которые доводил до моего сведения проштрафившийся комиссар, до дрожи боявшийся увольнения с моей наводки, сообщали, что она еще в городе, продолжает участвовать в нелегальных гонках.

И только недавно я смог найти рычаг давления на неё – того, кто украл запись из полицейского участка, некоего служителя закона, который подставил своё будущее под угрозу ради неё.

Меня волновали две вещи: насколько близки они были, раз он всем рискнул ради нее, и настолько ли он ей дорог, чтобы она сдалась мне.

Оказалось, дорог.

Кованые ворота разошлись в стороны, и с тихим рычанием ее черный Дукатти въехал в мой двор, остановившись у центрального входа, в это время я с застывшей в венах кровью, наблюдал за ее приближением. Вероятно, Рейна почуяла взгляд, и её голова в шлеме поднялась в сторону моего окна. Затем она медленно сняла шлем и взъерошила волосы.

Слезать со своего мотоцикла девчонка не торопилась.

***

Положив, наконец, шлем на сидение, я обернулась в сторону двери, всё еще ощущая на себе взгляд хозяина дома. Я была агнцем, пришедшим на заклание, или шлюхой, выкупающей свободу для Марка. Моей виной и просчетом было то, что я попалась в руки этого богатого ублюдка, упивающегося своей властью и, видит Бог, когда-нибудь у меня будет возможность ему отомстить. Увидев его впервые в участке, я не сомневалась, что для существа, столь испорченного деньгами и присущей им властью, он не будет считаться со мной, а разотрет в порошок и вдохнет в ноздрю через сложенную банкноту – как кокаин – минутное удовольствие, растворившееся в крови и вскоре забытое. Продукт потребления.

После ночи за решеткой, я твердо решила, что не стану с ним спать, скорее найду иной выход выбраться, правда, не рассчитывала на Марка. Но сейчас, я не могла рисковать чужой жизнью, только моё существование для меня ничего не стоило.

Я пыталась себя уговорить, что это будет лишь половой акт, и моё достоинство останется со мной, но совсем в это не верила. Та свобода, за которую я так боролась все эти годы, была раздавлена его властью и деньгами. О, как же я ненавидела его за то, что он заставил чувствовать меня беззащитной! Это самовлюбленное выражение лица, с которым он смотрел на меня, оценивал, раздевал. Вспоминая нашу встречу, я непроизвольно заскрежетала зубами. Мне хотелось впиться ногтями в его красивую физиономию и разодрать в клочья, хотелось стереть с лица это похабство, сквозившее в отношении ко мне. Мои внутренности скрутились в узел, когда он навис надо мной, предлагая сделку.

Возможно, любая другая согласилась бы отдаться ему по доброй воле, да что уж там согласилась – сама припала к его ногам с мольбой во взгляде и просьбой отодрать во все места. Но его красота меня не трогала. Я чувствовала лишь ярость и ненависть. Хотя, с этими чувствами я сроднилась за все свое не слишком долгое существование, и шла рука об руку по жизни.

Стоило мне приблизиться к массивной двери, как она открылась. Мужчина стародревней наружности и с каменным лицом впустил меня в дом. Мне не нужно было оценивать внутренне убранство, чтобы понять - ублюдочный подонок очень богат, поэтому я не стала озираться по сторонам. Мужчина, проглотивший не одну скалку, проводил меня в спальню. Вероятно, то были хозяйские покои. Слава Богу, там никого не оказалось, и у меня была передышка.

Но она оказалась недолгой. Через пару минут дверная ручка мягко повернулась, и Дентон вошел в комнату. Я не видела его с того дня в участке и теперь могла рассмотреть. Да, просто мечта девочки в пубертате: высокий красавец, с русыми волосами, касающимися широких плеч, с мышцами, методично прокаченными в спортзале, самовлюбленный индюк, который никогда не полюбит кого-либо сильнее своего отражения в зеркале. Я не могла это контролировать, и мои губы изогнулись, выражая крайнюю степень презрения.

Он в долгу не остался. Будто желая наказать меня и запугать одновременно за то, что прочитал на моем лице, хозяин дома взялся за пряжку и длинные пальцы расстегнули защелку ремня, после чего он вытащил его из брюк, оставляя зажатым в кулаке. Я ощутила, как дикий животный страх сковал моё тело и оцепенела так, что не могла даже пошевелиться.

Он не понял, что со мной сейчас происходило, меня затошнило от тех жутких воспоминаний из детства, что тут же всплыли в памяти, но, вероятно, тот панический страх, что отразился на моём лице, дал ему знать, что со мной не все в порядке.

Наигравшись в запугивание, мужчина откинул ремень, подошел к комоду, из которого достал полотенце и бросил мне.

Я даже не дернулась, чтобы поймать его, и оно упало где-то у моих ботинок, а я перевела остекленевший взгляд на пол.

- У тебя есть пятнадцать минут на то, чтобы принять душ.

Выйдя из оцепенения, я непослушными пальцами подобрала полотенце и направилась в ванную, решив, что она находится за единственной дверью в этой спальне, и не ошиблась.

Я не собиралась с ним говорить, спорить или умолять не трогать меня.

Он хотел меня, а я ничего не могла с этим поделать. Я и раньше сталкивалась с подобным, но тогда находилась под защитой группировки, которой приносила немалую прибыль, и меня не трогали.

Раздевшись, я внимательно осмотрела своё отражение в зеркале. Что же, впервые в жизни я не опасалась, что кто-то увидит уродливые шрамы, исполосовавшие мою спину. Багряные нити, так и не побелевшие со временем, «украшали» мою кожу от лопаток и до копчика, и были напоминанием о той боли, что пришлось пережить. Я не опасалась, что он увидит моё уродство, я хотела этого, я надеялась, что это отвратит его от меня.

Выйдя из душа в полотенце, я застала его сидящим на этой огромной кровати.

- Подойди, - отдал он короткий приказ.

Выполнять его требования было отдельной пыткой для меня, едва ли не самой изощренной. Но будет хуже, если я покажу ему, насколько это меня коробит. Надеясь, что на моем лице надета маска безразличия, я подошла к нему.

Он провел указательным пальцем по моей коже, начиная от впадинки на шее и спускаясь вниз, туда, где начиналось полотенце. А когда его палец оказался в ложбинке между грудей, он дернул полотенце на себя, и я оказалась обнаженной. Но он не смотрел на моё тело, он смотрел в глаза. Что он хотел увидеть – не знаю.

- Повернись, - тот же приказной тон с гипнотическими вибрациями в голосе.

Я дернулась, посмотрев на него затравленно, пытаясь прочесть что-то в его глазах, повернулась.

Услышала, как он шумно выдохнул. Секунды текли медленно, пока он рассматривал меня. И вздрогнула, когда его пальцы коснулись одного из оснований множественных шрамов на спине, закрыла глаза, ощущая, как тошнота вновь подкатывает к горлу. Черт побери, какой же он извращенец.

- Делай своё дело и побыстрее, - повернувшись к нему лицом, прошипела я и добавила через секунду, - если еще не передумал.

Он схватил меня за руку повыше локтя, резко притягивая к себе и с каким-то возросшим ожесточением в голосе, тихо произнес:

- Не передумал, - усмехнулся ублюдок, кусая меня за подбородок.

Я зажмурилась, пытаясь абстрагироваться от своего тела, и того, что оно испытывало, стоя у мужчины между ног голая, в то время когда он был полностью одет и лишь пара верхних пуговиц на белой рубашке были расстегнуты.

Он целовал мою еще влажную после душа кожу, а его пальцы делали что-то невероятное с моим телом, вызывая во мне непрошеные чувства, отчего моя ненависть уже перебросилась с него на меня саму.

Но тут Дентон отстранился так резко, что я чуть не упала, а затем до боли сжав мои предплечья, затряс.

- Открой глаза, черт подери!

Я посмотрела на него и увидела такое негодование, будто он действительно рассчитывал, что после его ласк я, растаяв, пожелаю забраться в его постель. Но я стояла как тряпичная игрушка в его руках.

- Терпеть не могу трахать безмолвных кукол, - оставляя красные следы на моих руках, не разжимал он пальцы.

В удивлении подняв брови, чувствуя маленькую победу, промурлыкала:

- Ты можешь получить только моё тело.

Я была высокой и сильной, и никак не ожидала, что для него не составит труда с легкостью швырнуть меня на кровать так, что я ударилась об изголовье. Увидев, что он приближается ко мне, я вжалась в это самое изголовье, ища в нем опору, потому что моё желание неподвижно принимать унижение, боролось с потребностью сопротивляться до последнего.

Он решил особо не медлить, и, раздвинув руками мои сжатые ноги, устроился между ними. Пока я следила за его пальцами, Дентон расстегнул пуговицу и потянул собачку молнии вниз.

Его эрегированный член гармонировал с другими мощными габаритами поджарого тела. Я сжала зубы так, что он, должно быть, решил, что обойдется сегодня без минета.

Нависнув надо мной и сжав стальные ажурные прутья изголовья, хрипя сквозь зубы, поинтересовался:

- Еще не передумала сделать это добровольно?

И только сейчас вспомнив, что мои руки свободны, я уперлась ими в его грудь, пытаясь вывернуться из-под его тела, но это было все равно, что драться со стеной, безумно и безнадежно. Дентон, недолго думая, перехватил мои руки и зафиксировал их за головой, что не мешало мне пытаться вырваться. Он крепко держал мои кисти одной рукой, ладонью второй сжимая шею, так сильно, что я едва не начала задыхаться. Рот его грубо и жёстко впился в мои губы, будто единственным желанием мужчины было причинить мне боль. Не знаю, на что я надеялась. Возможно, это была бесполезная битва за мою свободу выбора – не хотела сдаваться без боя.

- Идиотка, - последовал короткий с хрипотцой смешок, - так ты меня только сильнее возбуждаешь.

И в доказательство этого потерся возбужденным членом о моё бедро. Я сглотнула, смотря на него широко раскрытыми глазами, – он мог в любую секунду войти в моё тело, и я ничего не могла с этим поделать.

Обмякнув под ним, я закусила до крови губу. Сдалась.

Отвернувшись в сторону окна, из которого пробивался лунный свет, я ожидала своей участи. Но как только замерла я, замер и он. Пару секунд он просто смотрел на меня, а затем, ухватив большим и указательным пальцами за подбородок, повернул моё лицо к себе, вглядываясь в глаза. И то, что он увидел в них, ему не понравилось.

Отстранившись, он сел на колени, продолжая оставаться между моих ног, при этом тяжело дыша, а возбужденная плоть, должно быть, причиняла мучения, на лбу Дентона выступила испарина.

Проведя ладонью по своему лицу, он произнес:

- Уходи.

Я не двигалась. Не верила.

- Уходи, пока я не передумал, - прорычал он, и я не сомневалась – его выдержки может надолго не хватить.

- А Марк? – вспомнив, ради чего нахожусь здесь, спросила я.

- Ничего не будет. Вон отсюда.

Я сломя голову метнулась в ванную комнату, на ходу одеваясь и пулей выбегая из этого дома.

Счастью своему я не верила и надеялась, что это будет наша последняя встреча.

Зря.