Вместо аннотации:

– Ты сверкаешь на солнце?

– Что, прости?

– Всегда знал, что Сумерки нагло врут.

Предупреждение:

Слэш, обоснуй «а как так получилось и почему» – не найти, слова с ярко выраженной экспрессивной окраской, кое–где специально допущенные ошибки, вампиры, стеб, крайне косвенное соответствие медицинским фактам, тонкий налет научной фантастики в стиле Людей Х. 

Придурок, которого я люблю (Danielle)

День, когда Евгений Филатов ураганом «Катриной» ворвался в размеренную и неторопливую жизнь ничем не примечательных студентов–журналистов, следовало бы пометить большим красным кружочком в календаре. И сделать выходным, чтобы никто не пострадал от чрезмерного оптимизма и бушующей через край энергии. Этот парень всего за один день успел влюбить в себя весь поток и преподавателей. Он бесконечно улыбался, шутил над всем подряд, умудряясь каждый раз попадать точно в цель. О таких говорят: любимчик публики.

Женю действительно обожали: от первого курса до пятого, от лаборантов до заведующих кафедрами. Ему самому нравилось быть в центре внимания и получать заслуженные аплодисменты. Редко находились те, кому были не по душе искренние улыбки и по–детски непосредственные шутки Филатова. Ярослав Есин не принадлежал к их числу. Он так же как и все стал жертвой обаяния этого непоседливого парня.

В первый же день Женя уселся рядом с Ярославом, выбрав того своим другом, нянькой, подельником и собутыльником. Женька бесцеремонно вторгся в личное пространство со своими баснями и байками о веселом детстве. Яр не был отшельником, изгоем, букой, он был обычным. Ходил на пары, общался с одногруппниками, с радостью отмечал с ними все праздники. Вел себя как среднестатистический студент с обостренным желанием учиться и душой истинного поэта.

Но Евгений отчего–то пристал именно к Есину, словно чувствуя, что тот не так прост, как хочет казаться. Его любопытная натура стремилась к той тайне, на которую при всей своей обыденности невольно намекал Ярик. Профессию Филатов выбрал явно по призванию, с таким упорством он «копал» под Ярослава, изучал его на расстоянии стремящемся к нулю, при этом не переставая лучиться весельем и язвительностью.

И все же журналистское чутье не подвело Женю. Есин обладал тайной. Да такой, что Филатов чуть разрыв сердца не получил, когда узнал. А узнал он абсолютно случайно.

 В один из совершенно непритязательных вторников, во время большого перерыва, половина группы сидела в столовке, обедая и бурно обсуждая предстоящий семинар по этике.

– Вопрос номер три. Социальная этика. Основы. Я вот знаю лучше всех. Если тебе говорят не лезть в свое дело, это еще не значит, что надо послушаться и прекратить. Ведь когда тебе говорят такое, то явно что–то скрывают. – Женя с довольным видом откинулся на спинку стула и обвел торжествующим взглядом одногруппников.

– Но твои догадки, – возразил Ярослав, выделив последнее слово. – Еще не означают, что ты прав. Вдруг человек просто не хочет, чтобы ты совал свой нос не в свое дело.

– А твой нос совать можно?

– Не передергивай, просто признай, что ты не прав.

– Мальчики, – староста с укоризной посмотрела на них. – Это все познавательно, но есть масса других вопросов.

– Я просто хочу быть поконкретнее, – ответил Яр и принялся тянуть свой вишневый сок через трубочку.

– Пококетнее? – Переспросил Женя, явно довольный собой. Ярик в очередной раз закатил глаза.

– Сколько можно говорить, что ты на Харди ни разу не похож?

– Где Харди? – Оживились девчонки – похоже, подготовку к семинару все же решили отложить до начала пары.

– Да вон он, в очереди стоит за котлетой и пюрешкой, – беспечно ответил Филатов, дожевывая пирожок с капустой.

Порой Ярик задавал себе вопрос: почему он все еще терпит эту ходячую угрозу для нервных клеток. Ответ возникал всегда неожиданно, но в правильный момент. Потому что привык. Привык закатывать глаза и бить себя по лбу в ответ на очередную сумасбродную идею, привык отвешивать подзатыльники, когда эта сумасбродная идея воплощалась в жизнь, привык всегда быть рядом, чтобы выслушать идею и уже потом закатить глаза.

– Придурок ты, Филатов, – девчонки обиделись. Ну а кому бы понравилось, когда так грубо шутят о предмете твоей мечты?

– Но вы все равно меня любите, – с чувством собственного достоинства проговорил Женя, сцапав бутылочку с соком, пока Ярик полез в свою сумку за конспектом.

– Ярииииииик, а Женька твой сок ворует, – наябедначали обиженные. Есин так резко выпрямился, что стукнулся головой о край стола, подкрепив свое возмущение шипящей нецензурщиной.

– Это что такое? Кро...– Женя смешно выпучил глаза и закашлялся, потрясая бутылочкой, Ярик посмотрел на него обещающим вечные муки взглядом. – Кровавая Мэри! Ай да шалунишка! – К чести будущего журналиста, Филатов выкрутился из положения, мысленно сделав заметку – зажать друга в углу и выяснить, какого черта тот хлещет кровь через трубочку.

– Яр?

– А что? Кто–то покуривает, чтобы снять стресс, а я вот попиваю коктейльчики. В следующий раз возьму «секс на пляже», – невозмутимо ответил Ярик, отбирая свою много страдальную бутылочку.

– Чувак, «секс на пляже» – это не мужественно.

– И негигиенично, – не подумав брякнула староста, чем вызвала заинтересованное улюлюканье и свист.

– Завтра специально для тебя принесу яблочный мартини.

– Буду ждать, детка, – подвигал бровями Женя.

– Так, прекращайте свои заигрывания, пора на пару.

Студенты засобирались, а Филатов так посмотрел на Яра, что тот сразу понял, ему все же придется объясниться.

Сбежать предсказуемо не удалось, но попытаться стоило. Женька поймал Яра на углу здания университета в пяти минутах от автобусной остановки. А счастье было так близко.

– А давай–ка прогуляемся, друг мой, – больше для проформы предложил Евгений, утягивая друга на аллею, ведущую в парк.

– Что–то я не в настроении для прогулок, – светским тоном выдал Ярослав, пытаясь придумать как же поскорее избавиться от Филатова, да так, чтобы по возможности не выдать себя.

– А тебя никто не спрашивает. Садись, – Женя надавил на плечо Есина, вынуждая опуститься на деревянную лавочку, покрытую снегом. Идиот.

– Что такое, Жек? Я устал, хочу домой и спать. И вообще! Мороз на улице, какой гулять? – Ярик решил давить на жалость. А вдруг!

– Не занудствуй и не увиливай, – Филатов был непривычно серьезен и собран. – Почему ты пьешь кровь? Это же кровь была?

– Ты че? Какая кровь? – Ярослав так натурально удивился, что сам себе поверил.

– В столовке. Я же пил, – напирал Женя, грозовой тучей нависая над своей жертвой.

– А тебя родители не учили, что чужие вещи трогать – это не хорошо, и статья к тому же.

– Ты же мне не чужой, – мгновенно меняя тактику, возразил Филатов. Уселся рядом, обнял друга за плечи и приготовился вести доверительную беседу.

– Жек, я сейчас усну на лавочке, я хочу спать. Когда я не выспался, у меня жуткая депрессия и бесконечное желание кого–нибудь прибить, а ты препятствуешь моему хорошему настроению. Сгинь.

– Может, тебя проводить до дому? – Женя усердно изображал заботливую мамочку, понимая, что сейчас от Ярика он ничего не узнает. Эта зараза бывала уж очень упряма и молчалива в особо интересные моменты. Придется самому докапываться до истины. Как всегда.

– Нет уж, сам дойду, – Ярик вывернулся из хватки и поплелся к остановке, проклиная себя за раздолбайство. Сдался ему тот конспект, надо было не выпускать из виду свою бутылку. Так теперь еще в магазин за мартини придется плестись. Одни проблемы от этой чудо–дружбы, чтоб ее.

С другой стороны, может, все–таки загрызть Женьку? И проблем сразу поубавится. Хотя, возникнут другие, самой главной будет – а куда же, собственно, деть тело и как объяснить родителям труп.

Целую неделю после разговора в парке Женя вел себя неприлично тихо. Не буянил на лекциях, не сыпал шутками и, что самое главное, не доставал Ярика, являя собой пример идеального друга, понимающего и всепрощающего, отчего у Есина появились определенные подозрения. Небезосновательно, стоит сказать. Но, старательно притворяясь овощем, Ярослав в свою очередь наблюдал за парнем. Филатов исправно посещал занятия, выполнял задания и пристально изучал Ярика, записывая все важное, по его мнению, в свой виртуальный бортовой журнал.

Через два дня постоянное наблюдение и ожидание атаки начало откровенно бесить. Евгений ходил задумчивый, погруженный в одному ему понятные думы и с отрешенным видом возносил хвалу великому богу Интернета. Но добиться от него ответа на свои ненавязчивые наводящие вопросы Яру не удавалось. И поневоле Есин стал прикидывать, когда же ему придется все рассказать, потому что такое поведение друга выбивало из привычного ритма жизни, он соскучился по юмору, достойному Петросяна, по любопытным вопросам и своим язвительным ответам на эти бесконечные вопросы.

– Мааааааам, я дома.

– Давай быстро мой руки и за стол.

– Угу, – Ярик прошлепал в свою комнату, забросил вещи, переоделся в домашние штаны с футболкой и направился на кухню.

– Руки мыть в ванной, долго тебе повторять?

– Ну я же помыл руки! И неважно, где и как, важен результат, – с умным видом возвестил Ярик, усаживаясь на табурет. – У нас сегодня курочка?

– На ужин. А пока поешь супа, как раз на одного осталось.

– Не хочу суп, я утром ел суп.

– Прекрати капризничать! В твоем возрасте – это смешно.

– Прекрати я капризничать, тебе некого будет воспитывать, – улыбнулся Яр, слезая с табуретки и открывая холодильник в поисках сырного супа.

– Как дела в университете? – В голосе женщины послышалась плохо скрытая усмешка.

– Все чики–пуки, – Ярик боролся с микроволновкой, выставляя таймер. – Женька решил вывести меня на чистую воду, ходит смурной и подумывает воткнуть мне в сердце осиновый кол.

– Еще раз услышу сленг...Что? Кол?

– Он на прошлой неделе выпил мой «вишневый сок».

– Ты сам ему в рот влил его, что ли?

– Ничего подобного, полез за конспектом, а бутылку оставил на столе.

– И он до сих пор не вытряс из тебя правду?

– Представь себе, – Яр схватил горячую тарелку и едва сдержал парочку бранных слов. – Он как–то подозрительно сговорчив и тих. И меня это, если честно, малость пугает.

– Я думаю, ему можно сказать. В конце концов, это такая же болезнь как рак, только вполне излечимая.

– Ага, литрой крови в сутки, – пробурчал парень, дожевывая корочку ржаного хлеба.

– Литром, Яр, литром. А если не поймет, тогда уж будем применять меры. К тому же в наш век, все настолько романтизировано, что Женька повосторгается и успокоится.

– А как я успокоился, – фыркнул Ярик, загружая тарелку в посудомойку.

– Кстати, раз заговорили о Жене. Он звонил днем, сказал, что вы вместе статью пишете, и он придет с ночевкой.

– Вот и решительные меры, а то я уже заждался. Как явится, ты знаешь, куда его послать.

– Отправить. Я отправлю его к тебе.

– Чудненько, а я пошел, надо хотя бы тему статьи узнать.

– Утром текст мне на стол, а то снова заставят переписывать за слишком тонкий язык.

– Это прогрессивные методы, мам! Чтобы каждый мог понять, о чем речь в статье, даже молодежь. Особенно молодежь!

– Зато пенсионеры не смогли оценить всю прогрессивность компьютерного жаргона.

– Ладно, в пять утра разбужу, чтобы проверила, – Яр быстренько смылся из кухни, а то маме дай волю, заставит «Войну и мир» переписать.

Раз уж заявится Женя, то надо устроить ему радушный прием по всем правилам. Разбросать грязные носки по всей комнате, заявить, что тот будет спать в коридоре на коврике и вообще испытать неожиданного гостя в качестве раба для мытья посуды и уборки квартиры. А если он исполнит всю работу хорошо, то угостить собственноручно сваренной похлебкой. Надо быть милосердным и благородным.

Но осуществить все свои благие планы Ярик не успел, звонок в дверь застал его в коридоре.

– Яр, открой, у меня руки грязные.

– Уже бегу, – Есин соорудил на своем лице самое недовольное выражение и повернул ключ в замке. Чтобы на него обрушился такой привычный сгусток энергии. Филатов вернулся к своему обычному поведению в стиле броуновского движения, что значило – он во всем разобрался и жаждет поделиться своими домыслами. А это не к добру.

– Привет, дружищеее!! Как же я соскучился! – Женька полез обниматься, благоухая на всю квартиру чесноком.

Подождите. Чесноком??

– Фуууууууу, ты че? Сожрал весь чеснок в городе? – Ярик увернулся от медвежьих объятий и забился в угол прихожей.

– Как ты себя учувствуешь? – Участливо поинтересовался Женя, скидывая зимние кроссовки.

– Ужасно. Марш в ванную, и не выходи, пока не станешь вонять мятной свежестью!

– У меня с прополисом, – самодовольно возвестил Филатов. – Добрый вечер, Аделаида Львовна! – прокричал в сторону кухни.

– Добрый, Жень, мой руки и заходи за чашкой, Яр утром утащил к себе тарелку с печеньем.

– Уже бегу, – Филатов ковырялся в своем рюкзаке в поисках зубной щетки, а Ярик подпирал стену, приложив ладонь ко лбу.

– Вали, злыдень! – Есин подпихнул друга в спину, захлопывая за ним дверь в ванную. – И возьми мой ополаскиватель, он мятный!

– Угум, канефна, – судя по звуку, Женька уже засунул зубную щетку в рот. Вот и отлично, меньше болтать будет. И вонять меньше, надо будет потом обрызгать «морским бризом» для туалетов.

Так, секундочку. Что–то раньше за ним не водилось любви к чесноку. Да и маман его чеснок не особо жаловала по очевидным причинам. Или же Женька специально наелся, чтобы...

– Ааааа, Господи, идиот, – Ярик согнулся в диком хохоте и для пущего эффекта пару раз постучал кулаком по двери, да так, что Аделаида Львовна вышла из кухни, посмотреть, что же происходит.

– Яр?

– Маааааааааа, он наелся чеснока, хах, думал, что...аааа, не могу. Думал, что мне плохо будет. Интересно, что он еще подготовил.

– Если будет убивать – кричи.

– Обязательно. Эй, вонючка, ты там не утонул?

– Не дождешься.

– Жаль, дорогу найдешь, – Ярик пошел к себе, размышляя над тем, когда же и с чего конкретно Филатов начнет свой допрос.

Но Женя никуда не торопился, вопреки своей природе. Он методично копался в интернете в поисках материала для статьи, выдавал свои обычные комментарии по любому поводу и казался самим собой. Есин усердно делал вид, что ничего особенного не происходит, и это обычный вечер, когда они вместе пишут статью, как уже не раз бывало. И Яр выжидал, когда же внезапно обнаружившееся терпение лопнет.

Они поужинали с родителями, обсудили перспективы и планы на лето, выпили чаю с потрясающим печеньем и разбрелись по своим делам. Теперь Ярик не мог сосредоточиться на задании, буквально истязая своим взглядом друга в ожидании каких либо действий.

– Ты скоро просверлишь дыру у меня в голове, – сказал Женя, разворачиваясь на крутящемся компьютерном кресле.

– Тебе бы пошло, – уверенно заявил Яр, развалившийся на кровати и лениво переворачивающий страницы учебника по риторике.

– Какой ты сегодня красноречивый! – Всплеснул руками Женька и, схватив со стола свой конспект, полез на кровать.

– Все для тебя, пупсик.

– Иди ко мне, поцелую, моя радость, – Филатов сложил губы трубочкой и потянулся к Яру, смачно причмокивая.

– Уймись, любитель чеснока, сегодня я в не настроении, – Ярик положил ладонь Женьке на лицо и отодвинул от себя.

– Но я же почистил зубы! Два раза! И сполоснул твоей зеленой хренью! – Негодовал Женя, надувшись.

Их дружба была своеобразной вариацией на тему «дуракам закон не писан». Да, они общались, вместе пили, гуляли и веселились, клеили девчонок, и вместе с тем вели себя, как давно женатая пара. Ругались из–за грязных тарелок, вонючих носков и прочих мелочей, ходили в магазин и ездили отдыхать, даже спали на одной кровати, рассудив, что пол – не самое удобное спальное место, а диван в гостиной слишком людный. Иногда затевали шутливый флирт, упражняясь в остроумии, часто смущая этим окружающих.

– Пойди в третий раз почисти.

– Ну и ладно, – все еще изображая обиженного на весь белый свет, Женя встал и вышел из комнаты.

– Придурок, – пробурчал Есин, захлопывая книгу и переворачиваясь на спину. Ему уже порядком надоело это хождение по мукам. Состояние перенапряжения в ожидании удара, заметно истощало психику. Ярик был готов самостоятельно признаться во всех своих грехах, лишь бы не маяться неопределенностью. Очевидно, этого–то и ждал Филатов, когда друг расколется под действием собственных мыслей. Поэтому из чистого противоречия Яр продолжал упрямиться и делать вид, что все прекрасно. – Что–то уж больно долго его нет.

Ярик сполз с постели и отправился на поиски, взглянув мимоходом на электронные часы, стоящие на книжной полке. Начало двенадцатого, припозднились они. Родители обычно уже были у себя, либо спали, либо же смотрели очередную советскую комедию.

Неужели все–таки утопился? Не верится. Яр тихо шел по темному коридору в направлении ванной. На кухне мелькнул луч света. Он запоздало вспомнил, что лампочка в холодильнике перегорела, и ни у него, ни у отца не доходили руки ее сменить.

Воздав хвалу своим любимым шерстяным носкам, Яр бесшумно двинулся в сторону кухни, мягко ступая по ковролину. По пути не попалось никакого инструмента для нанесения травм, не совместимых с жизнью. Расстраиваться было рано, так как на кухне в деревянной подставке находился набор немецких фирменных ножей, которые отец привез из командировки. Всего надо было сделать три маленьких шажка влево от двери.

Есин зашел в кухню, выхватил взглядом темную фигуру у раскрытого холодильника и понял, что ножи не понадобятся. Спиной к нему в глубокой задумчивости стоял Женя, методично обшаривая полки холодильника с помощью карманного фонарика. И где только взял, скотина. Что же он ищет?

Яр в два шага оказался рядом, одной рукой обхватил Женю за горло, уложив его подбородок на сгиб локтя, а второй зажал тому рот, чтобы не шумел. У Филатова от неожиданности фонарик выпал из ослабевших пальцев.

– Пожрать захотелось на ночь? А как же правило «не жрать за три часа до сна»? – Ярик без труда удерживал несопротивляющегося друга и таинственно шипел ему на ухо, едва не касаясь горящей кожи.

– Мыымым.

– Ах да, не ори, – Есин вошел в роль маньяка–убийцы и медленно убрал руку, разрешая говорить.

– Пить захотелось, после твоей зеленой мятной фигни очень хочется пить, – Женька как–то судорожно дышал, вцепившись в удерживающую в захвате руку сильными пальцами.

– А почему свет не включил?

– Так это, не хотел потревожить. Ты, глиста, откуда столько силы?

Женя видеть не мог затылком, Ярик только закатил глаза. Иногда он действительно хотел придушить друга.

– Бокс, придурок, у меня тренировки во вторник и четверг. Склерозный ты мой.

– Почему ты вечно меня обижаешь? Так не честно. Вот пойду и тоже запишусь. На каратэ, буду как Джеки Чан. Или на рукопашный, тогда как Чак Норрис буду. Грозой всех техасских бандюков. Может отпустишь меня?

– Вытащи бутылку из кармана.

– Ты чего? Какая бутылка? Не понимаю о чем ты, – скороговоркой выпалил Женька, пытаясь отодвинуться от Яра, что по очевидным причинам оказалось очень трудно сделать. Есин похлопал ладонью по топорщащемуся карману мягких спортивных брюк. – Боже, ладно! – бутылка с темной жидкостью очутилась на столе.

– Умница, – Ярик разжал руку и, выпустил Женю, сцапал бутылку и отправился обратно в комнату.

– Эй–эй, погоди, а объяснить? – Филатов влетел вслед за Яром и закрыл дверь. – Это же кровь. Я пробовал. Ты что? Извращенец? Говори все, я выдержу.

Есин на самом деле устал закатывать глаза и вопрошать небеса «за что?»

– Вампир я, что же здесь непонятного? – Ярик придал своему лицу жестокое выражение и обернулся к другу.

– Вау, чувак. Ну просто ахиреть, – Женька опустился на кровать, продолжая пялиться. Он–то догадывался, но все же отметал эту мысль, как нелепую. Мало ли что ему привидится. Может, он тогда действительно лишь сок пил. Вот и решил проверить. Проверил, блин. – И ты меня теперь загрызешь?

– О, да. Уже который месяц облизываюсь, – Яр медленно подходил, обнажая зубы в зловещем оскале.

– Постой, не надо так. За стенкой твои родители. Что они скажут?

– Похвалят за такой питательный поздний ужин.

– Признаться, не на такой ответ я рассчитывал. Может, обождем, а? И вообще, зачем меня есть? Я же не вкусный! – Женя, подобрал ноги и отползал вглубь кровати, пока не уперся спиной в изголовье.

– Врешь. Я слышу, как быстро бьется твое сердце.

– Правда? – Глаза у Женьки, как блюдца – большие и блестящие.

– Нет, придурок, я прикалываюсь. Ничего я не слышу, угомонись, – Ярик упал на кровать, рядом с обмершим другом и сложил руки и бутылку с кровью на животе.

– Но...Объяснись! И прекрати обзываться!

– А ты прекрати нарываться. Что ж тебе неймется?

– Давай поиграем в игру, раз уж ты сам не хочешь ничего говорить. Я буду дотошным журналистом, а ты – главой мафиози, – Женька уже оправился от шока, удивления и прочей несуразицы чувств, которая, по его мнению, мешала проводить время с пользой и интересом.

– Мы каждый день так играем, ты изводишь меня вопросами, а я мечтаю тебя убить.

– Ахах, спетросянил, молодец, шутник восьмидесятый левел, прости, Господи.

– Ты сейчас договоришься, сброшу с балкона. Не убьешься, но что–нибудь да сломаешь.

– Боюсь–боюсь. И что? Вкусно? – Женя кивнул на бутылку, которую Ярик прижимал к себе как самую великую драгоценность.

– Ты же пробовал.

– Я–то человек. Мерзко.

– Вот и мне так же.

– Но зачем тогда?

– Надо, – оказалось, Есин не готов к правде. Не готов раскрыть все карты и понадеяться, что над ним не начнут кудахтать как озабоченная здоровьем внучика бабушка. Он не мог заставить себя вытолкнуть слова, объясняющие его пристрастие к «вишневому соку». Но отвечать на вопросы было забавно, особенно если напустить туману.

– Хм, ладно. Ты сверкаешь на солнце?

– Что, прости?

– Всегда знал, что Сумерки нагло врут.

– Ты не видел меня на солнце? – Изогнув бровь, скептически поинтересовался Яр.

– Реально, что–то из головы вылетело. Извини, – Женька подвинулся ближе, внимательно разглядывая парня. Ярик был высоким, худощавым, Филатов часто обзывал того скелетом и просил не греметь костьми. Русые, по–девчачьи блестящие кудряшки смягчали утяжеленную челюсть. Светлые серо–голубые глаза всегда смотрели с иронией и грустью, будто их обладатель знал, почему Земля круглая и есть ли жизнь на Марсе. Вот что это за грусть такая, оказывается. Вселенская и на все времена. – Сколько тебе лет?

– Двадцать.

– И как давно тебе двадцать? – Спросил Женя и подобрался, чтобы в случае атаки, успеть соскочить с кровати. Но Яр только в очередной раз закатил глаза и ответил:

– С 1993–го года мне двадцать.

– То есть, ты не мертвый.

– Нет.

– И если прострелить мозги, ты скопытишься?

– Кто угодно скопытится, если прострелить мозги. То же самое касается и осинового кола.

– Но это разрушает всю мою теорию!

– Много еще у тебя теорий?

– Прилично. А в летучую мышь превращаешься?

– Ты идиот? Я похож на того, кто превращается?

– Ты прав, какой из тебя Бэтмен. Ты и на Робина–то не сильно тянешь.

– Спасибо за комплимент, друг, вовек не забуду, – Ярик сел, откинулся на изголовье и принялся за бутылочку. Голова постепенно тяжелела, тело наливалось свинцом. Если вовремя не выпить крови, веселые денечки обеспечены. С нарушенной координацией, гулом в ушах, сонливостью, слабостью, пониженным давлением, учащенным сердцебиением и приправленные тошнотой с обильным потовыделением.

– А покажи зубы, – лихорадочно блестя глазами, попросил Женя.

– А в ухо?

– Ну пожалуйстаааааа, – заныл Филатов. И ведь не отвяжется же, зараза, пока не добьется своего.

– Только умолкни, прошу, – Яр растянул губы в «милой» улыбке. Женя присмотрелся, резцы были чуть удлиненной формы и заостренны на концах, он бы и не заметил такого отклонения, если бы специально не всматривался. Видел и позубастее улыбки. Но ведь любопытно сгубило не одну душу, поэтому он потянулся к Ярику. А через секунду уже зашипел, отдергивая палец:

– Ты чего?

– А зафиг ты клешнями своими грязными ко мне в рот полез?

– Интересно же, – пожал плечами Женька и помахал раненым пальцем перед носом Яра. Тот не обратил на действия никакого внимания, втягивая удлинившиеся клыки. – На запах не реагируешь? – Ярик поднял брови, выражая этим свой скептицизм. – И когда ты так делаешь, то похож на скотину.

– Кто кого оскорбляет, – больше для проформы огрызнулся Ярик, продолжая пить кровь.

– Считай это мелкой местью, – нашелся с ответом Женя и полез под одеяло. – Будешь ложиться спать, выключи свет.

– И не страшно тебе? – Яр покачал головой, встал с кровати, чтобы щелкнуть выключателем у двери и поставить пустую бутылочку на стол.

– Ты же поужинал, чего мне бояться? – Филатов преспокойно завернулся в кокон из одеяла и подумывал о том, что бы захрапеть.

– Действительно, – задумчиво протянул вернувшийся к постели Ярик и резко вытряхнул друга, отбирая оплот тепла и хорошего настроения.

– Эй! Отдай.

– Моя кровать – мое одеяло.

– Мне холодно. Слыш, Эдвард, отдай одеяло, тебе не надо.

– Знаешь, меня иногда пугает твоя осведомленность в сфере псевдо–вампирского кино и сопливых мелодрам.

– Я люблю фильмы с хеппи–эндом, – заявил Женька сползая с кровати. – В жизни и так дерьма хватает.

Евгений на ощупь пробрался к высокому шкафу–купе, толкнул дверцу и полез на верхнюю полку, где лежало запасное одеяло. Как раз для таких случаев, когда он заваливался к Яру на ночь.

Философские размышления друга Есин оставил без внимания, медленно, но верно проваливаясь в сон. Где–то на периферии сознания беспокойно билась мысль о завтрашнем дне. Либо Женя забудет свои открытия либо же раструбит всем знакомым. Парень надеялся на первый вариант, ведь в случае второго самое малое, что ему и родителям придется сделать, это переехать и подальше.

– Спокойной ночи, клыкастый.

– Спокойной, умалишенный.

– Йухуууууууу. Мы сделали это!!! Прощай, спортзал!! Да здравствует свобода!! Каникулы, я не потревожу вас бессмысленными сдачами нормативов!! Жизнь прекрасна! Это надо отметить!! – Филатов с воплями радости скакал по коридорам университета, пребывая в эйфории от закрытого зачета по физкультуре. Только он мог вести себя как свеже заправленный кролик Дюраселл после изматывающей пары, тогда как остальные не просто устали, а были готовы упасть на месте и сдохнуть.

– Заткните его кто–нибудь, – попросила староста Наташка, повисшая безжизненным мешком на Ярославе.

– Вам не испортить мое великолепное настроение! Вы приземленные, недалекие создания, не желающие постичь всю прелесть бытия без физры, – Женька подбежал, подхватил Наташу на руки и закружился.

– Пусти, идиооооооооот. Меня сейчас стошнит! Яр! Скажи ему!

– Жек, пусти, вечером в бар сходим, годится тебе такое отмечание? Только вытащи свое шило.

– Дааааааа, – восторженно захохотал Филатов, взяв крен на левый борт, еще немного и он потерпит кораблекрушение, встретившись со стеной, обшитой деревянными панелями.

– Что за пляски? – Замдекана вышел из своего кабинета, мимо которого они как раз проходили. Кто пробегал, кто проползал, а кого и вообще тащили на себе более выносливые товарищи.

– Мы сдали физ–ру, Андрей Анатольевич! – завопил на весь коридор Женя, таки прикладывая Наташу к стене. – Прости, я больше буду, – и подул на раненую макушку.

– Я не чувствую своего носа, а ты говоришь про черепно–мозговую травму. Плевать, отпусти меня и дай добраться до кровати.

– Поздравляю. Это действительно серьезное событие, – едва сдерживая сарказм, произнес зам. – Не забудьте сдать мой предмет.

– Ну конечно.

– Разумеется.

– Сдадим.

Уверения в успешной и безболезненной сдаче теории литературы посыпались на Андрея Анатольевича со всех сторон, особенно много их было со стороны чрезвычайно активного Филатова.

– Рад слышать, – и замдекана поспешил убраться подальше от сборища неадекватных студентов.

– Ты говорил, будет весело, – надулся Женя, плюхаясь на освободившийся табурет рядом с Есиным. – Где весело? Я сейчас помру от скуки, слушая твою Апокалиптику, под нее даже танцевать нельзя.

– Почему это нельзя? Можно. Видишь, танцуют люди, – Ярик махнул рукой в сторону пятачка в центре, служившего танцполом. – Ты хотел бар. Мы в баре. Заткнись и не мешай мне слушать музыку.

– Ты можешь послушать музыку за компом, – продолжал ныть Женька. – Хей, бармен, двойной виски со льдом.

– Дорасти сначала, – бармен поставил перед Ярославом безалкогольный мохито.

– Спасибо, Игорь, налей ему содовой.

– Эээээй! – возмутился Женя. – Хоть капелюшку коньяка, мм?

– Уймись.

– Надо было в клуб идти, там хоть танцевать можно и девчонок клеить.

– Кто тебе мешает здесь этим заниматься? – Ярик развернулся на табурете и прислонился спиной к барной стойке.

– Хм, никто, в общем–то. Только какие–то девы все здесь серьезные. А я не готов к серьезным отношениям.

– Да где же они серьезные?

– Вон глянь, за столиком сидит, что–то строчит в блокноте. Явно журналист или, не дай Боже, писатель, пришла, чтобы послушать музыку и посидеть спокойно, пока домашние орут, кто будет мыть посуду. А та, что у сцены, воздыхает по вокалисту. Все–таки хреновый кавер получается.

– Тебе лишь бы жизнь усложнить, – Яр отставил свой мохито, спрыгнул с табуретки и поправил манжеты темной рубашки. – Смотри и учись.

И не обращая на недовольство Жени никакого внимания, Есин отправился к столику «писательницы». Он оперся на спинку свободного стула и улыбнулся девушке. Хотя Женька мог только предполагать улыбку, Яр стоял к нему спиной. Взгляд опустился на торчащий из заднего кармана джинсов мобильный. Сколько раз ему говорить, чтобы не засовывал туда телефон. Мало того, что электромагнитное излучение, так и украсть могут! Да и выпасть тоже не проблема, учитывая насколько джинса обтягивает задницу. Как он вообще натягивает такие узкие штаны? Мажется вазелином?

Женя допил свою газировку и потянулся за наполовину полным стаканом с мохито. Ярик время даром не терял и уже сидел рядом с девушкой, изображая очаровательные попытки заглянуть в блокнотик. Теперь было видно его улыбку, и как девчонка заворожено смотрела в светлые глаза. Так не честно. Выпустил бы клыки, чтобы разбавить розовую сладость своей ангельской рожи. Девчонка же скончается в приступе умиления. Нельзя быть таким милым. Следует запретить законом такие обманчиво–невинные морды. И сурово карать преступников пластическими операциями.

– Слушай, друг, ну налей, а? У меня кризис полусреднего возраста, мне надо.

– Документы.

– И ладно, – обиженно надул щеки Женька, являя собой пример хомяка, запасающего на зиму кукурузные зернышки. Он снова уставился на воркующую парочку. Девчонка разрумянилась и безостановочно улыбалась, успевая что–то бессмысленно лопотать и хлопать ресницами. Это что ж получается, он сегодня домой сам пойдет? Нетушки.

Филатов решительно слез с табуретки, так же решительно поправил полы своей жилетки и взял курс на парочку. Сейчас он им покажет, где раки зимуют.

Но не успел. Ярик, завидев мрачного, как стадо туч друга, заулыбался печально, быстро свернул беседу к стандартному обещанию позвонить и перехватил Женьку на полпути к бару.

– Вот, ничего сложного.

– Это все твое чертово вампирское обаяние. Феромоны хладнокровия и флюиды запретной страсти. Я так не играю.

– Еще громче поори про вампирские феромоны и прочувствуешь их действие на себе.

– Что? – Челюсть Жени с грохотом упала на пыльный паркет.

– Горло перегрызу.

– Это ты меня ща, типа, пугаешь?

– А ты уверен, что не пил до бара? – Подозрительно сощурился Ярослав, выкладывая деньги на стойку. Пора им по домам, сильно уж Женька разошелся. Или действительно пил, или у него передоз адреналина, который никак не выветрится после физ–ры.

– Абсолютно. Хочешь, расскажу, как под елкой жрали волки? Или про траву с дровами и двором?

– Нет, спасибо. Пойдем домой. Сегодня был бестолковый и безумный день, – Ярик набросил на плечи друга куртку, быстро надел свою, повязал шарф, а капюшон он накинет на улице, шапку лень натягивать. – Ты чего тормозишь?

– Иди, я за тобой, – махнул рукой Женя, отпуская своего раба на хлопковую плантацию. Есин не стал закатывать глаза, сколько можно–то, а просто вышел из бара на морозный воздух. И тут же принялся пританцовывать на месте, сумка на плече била его по бедру при малейшем движении. Порой он действительно завидовал майеровским вампирам и их устойчивости к переменам температуры. Пожалуй, все же стоит надеть шапку, но как же не хочется вытаскивать руки из нагретых карманов.

– Пресвятые ежики, холодно–то как.

– Ты придурок? Какого хрена кожанку нацепил в мороз?

– То ты раньше не заметил, – пожал плечами Женька и втянул голову, пытаясь закрыться от ветра.

– Не заметил. Я спал на ходу после физ–ры, одному тебе в заднице чесалось. Господи, за что мне такое наказание.

– Сам придурок, – приглушенно огрызнулся Филатов, кутаясь в жалкую куртчонку.

– Давай такси вызовем, до метро прилично топать.

– Чтобы я вообще замерз на одном месте, дожидаясь такси?

– А в бар зайти?

– Чтобы тебя там сцапала та девчонка и не отпустила больше? Ну уж нет. Я хочу обратно своего друга и приставку, пойдем ко мне, порубимся, как в старые добрые времена.

– Отморозил уже все мозги, – сокрушенно покачал головой Ярослав. Горько вздохнув, он вытащил руки и, достав шапку из сумки, натянул на несопротивляющегося Женьку, тот только носом шмыгнул. Отлично, теперь простудится и проваляется в постели неделю. Кто же будет отравлять жизнь вместо него?

– Нечего я не отморозил, – возразил Женя, инстинктивно придвигаясь ближе к источнику тепла. – Просто мой внутренний термометр сбоит немного. Пойдем на метро.

– По–моему, сбоит не только термометр.

– Если бы не мое жалкое самочувствие, я бы тебе врезал. Вот придем домой и врежу, от всей своей чистой и непорочной души.

– Тешь себя надеждами, – Ярик размотал свой шарф и дернул на себя Женьку. – Иди сюда. – И закутал друга в мягкий, связанный матерью шарф. – А теперь домой, и пошевеливайся.

– Опять командуешь, сам могу решить, как мне идти.

– Что ты ведешь себя, как девчонка с пмс?

– Ах, ты, скотина такая! Думаешь, что раз клыкастый, то все можно? А вот хрен тебе! – Филатов взбесился и с силой толкнул Яра в сугроб. Тот не ожидал такой подставы и послушно сел задницей в снег, провалившись по самую макушку.

– То же мне, Джейкоб нашелся, – фыркнул Ярик, вылезая из сугроба. И всерьез засомневался, не выпил ли Жека чего дома, разгромив заначку отца.

– И этот парень попрекает меня мелодрамами, – закатил глаза Женя. Заразная привычка.

– Мои зубы – твое горло, – предупредил–напомнил Есин, отряхивая куртку и джинсы от подтаявшего снега.

– Где–то я уже это слышал, – задумчиво постучал по нижней губе Филатов. И не холодно же ему. Для достижения необходимого эффекта он и штаны снять может. Клоун.

– Серьезно, – для наглядности Яр выпустил клыки и сверкнул ими в тусклом свете фонарей.

– Окей, я понял, пошли, а то я реально замерзну.

– Придурок.

– Сам такой.

Что для Ярослава было очевидно, для Филатова стало сюрпризом. На следующий день Женька слег с простудой. И стал еще более невыносим, заставляя с тоской вспоминать о том, каким он был здоровым и как было хорошо.

– Я умираю. Позовите священника, мне нужно исповедоваться в своей грешной страсти, – стонал Женя, шмыгая заложенным носом. – Нет. Сначала позовите адвоката, я хочу составить завещание. Как хорошо, что я не женат. Значит, записывай. Коллекцию комиксов про Константина я завещаю Есину Ярославу.

– И все? – Ярик насмешливо фыркнул, не отвлекаясь от книги. Он с удобствами расположился в мягком кресле у окна. Каникулы начались на прошлой неделе, к тому времени Женя уже проболел три дня и теперь доживал последние дни с насморком и температурой в тридцать семь градусов.

– Я завещаю тебе, самое ценное, что у меня есть! Заткнись и записывай последнюю волю. Так, заметки и наброски будущих лауреатов Пулитцеровской отдать Наташке, она – умница, заслужила. Дальше... – дальше договорить не дала бабушка Женьки, вломившись в комнату с куриным бульоном и сухариками.

– Жень, пора обедать. Яр, марш на кухню, там тебя дожидается борщ с пампушками.

– Бааааааааа, не хочу бульон, убери, – закапризничал Женя, пытаясь натянуть на голову одеяло.

– Не веди себя, как маленький! Тебе должно быть стыдно перед Ярославом!

– Он видел меня без косметики, мне стыдиться нечего! – Бабуля шутки не оценила, Ярик захрюкал, стараясь сдержать смех.

– Яр! На кухню!

– Слушаюсь! – Есин потрусил на кухню, через шаг заглядывая в книгу.

– Не бросай меня с ней!! Неееееет!!! Я не хочу умирать так рано!!! Мир потеряет такого гения!!!

– Не паясничай! Ешь, или тебя с ложечки кормить?

Через два дня Женя достаточно оправился, чтобы добраться до компьютера и обнаружить отключенный Интернет. Болеют же нормальные дети перед монитором, а ему нельзя. Родители отсоединили провод и спрятали, чтобы обезопасить свое чадо, небось, бабушке отдали, ярой противнице прогресса.

По телевизору ничего интересного не показывали, книги он уже все прочитал, и заняться было откровенно нечем. Поэтому Женька шатался по квартире, изнывая от безделья. Даже вездесущая бабуля умчалась на еженедельное заседание клуба «Заморим Заботой Своих Внуков» с другими бабулями, предварительно убедившись в жизнеспособности Женечки.

Оставшись один, Женечка тут же принялся за поиски священного кабеля, исчезнувшего мистическим образом. Филатов уже подумывал о возможности привлечь спецназ в лице домового, когда трель сотового заставила парня ломануться обратно в свою комнату.

Звонил Ярик, который во время болезни друга постоянно торчал рядом, отвлекая чрезмерно заботливую бабушку своим тощим видом. Есин прискорбным голосом сообщил, что сегодня скрашивать рутину больного не будет, так как отправляется с мамой по магазинам в качестве вьючного мула. Женя тонко пошутил на счет правильного использования суперсил, стребовал обещание не громить торговый центр из–за отсутствия четвертой отрицательной в стеклянной бутылочке и благословил на транжирство.

Лишенное неблагодарного слушателя, красноречие Жени подувяло, да и сам парень ощутил прелести болезни, не мучавшие его со вчерашнего вечера. Затарившись на кухне огромной чашкой чая и тарелкой бабушкиных пирогов, Филатов поплелся к себе, по дороге захватив книжку с тумбочки.

– И что же это у нас такое? – Женя сгрузил еду на пол у кровати и завалился на постель, раскрывая книжку. – Джулия Хит. Маки запретной страсти. Хм, мамкин роман.

Он закрыл книгу, осмотрел обложку в маках, хмыкнул еще раз и открыл на первой странице. Плохой опыт тоже опыт. Высокоинтеллектуальные труды он уже читал, классику читал, фантастику читал, публицистику читал, а мадамские романчики еще нет.

– Привет, Жень, как ты? – Мама осторожно опустилась на краешек постели, поглаживая сына по волосам.

Филатов так увлекся чтением о запретной страсти между титулованном англичанином и простой красавицей–селянкой, что не заметил, как наступил вечер. Вернулись родители с работы, а бабуля со своей вечеринки в стиле пятидесятых. Страшная вещь эти любовные романы. Вроде и ничего особенного, но как захватывает.

– Да почти все нормально, уже самостоятельно ходил за пирогами, – Женька старательно притворялся скучающим.

– Хорошо, – мама поцеловала его в лоб, в последний раз погладила по голове и встала. Уже поздно и пора спать, но она всегда читает перед сном. – Выздоравливай, праздник без тебя не получится таким веселым.

– Конечно, мам.

Ирина Алексеевна разворачивается и уходит, но в дверях останавливается.

– Кстати, ты не видел мою книжку? Кажется, бросила ее у телефона, не могу найти.

– Не, не видел.

– Ладно, спокойной ночи.

– И тебе, ма, – и с облегчением выдыхает, когда за мамой закрывается дверь.

Умеют же его родственники выбрать самый неподходящий момент. Флосси почти разрешила Ланфорду оценить качество ткани на ее панталонах. Это же самое интересное. Пройдет ли домотканый лен проверку на прочность.

– Наконец–то, – Женя прислушался к движению за дверью. Родители, уставшие и сонные, пошли к себе, бабуля смотрела очередное талант–шоу и не беспокоила его своими приказами выпить еще бульона. Можно доставать.

Из–под подушки была извлечена книжка и тут же раскрыта на загнутой странице.

Флосси бежала вперед, легко приминая нежные маки маленькими ножками. Широкая юбка вилась вокруг ног, срывая тонкие лепестки, свободная блуза, перехваченная вышитым поясом, приоткрывала загорелые плечи, а выгоревшие на солнце волосы свободной волной летели за девушкой. Чистый как перезвон хрусталя смех заставлял кожу следующего за ней Ланфорда покрываться мурашками. Он не мог оторвать взгляда от юного тела, плавных очертаний, просвечивающих на закатном солнце сквозь блузу. Босые ножки мелькали среди зелени стебельков мака, изящные руки вытянуты в стороны, словно Флосси хотела обнять весь мир, так она была счастлива.

Ланфорд не мог больше выносить разлуки с нею. Пусть эта разлука была всего в нескольких метрах. Он устал бороться с накатывающим желанием каждый раз, когда видит ее. Устал от понимания, что простая девушка из деревни ему не ровня. Он настолько привык сдерживать себя в безумных порывах, что не заметил, как полюбил не только ее тело, но и ее душу. Но не был готов отпустить, даже если она захочет уйти.

Флосси остановилась, обернулась, сорвала крупный цветок мака и вплела в свои волосы.

– Ты так странно на меня смотришь, – тихо сказала она, медленно опуская руки и принимаясь теребить края блузы.

– Я больше не могу смотреть на тебя издалека, – полу вздох, полу стон срывается с его языка, прежде чем он успевает подумать.

– А кто просит смотреть издалека? – Склонив голову набок, она улыбается. Немного смущенно, немного кокетливо, немного игриво. Завораживающее. И эта улыбка срывает последние замки на самообладании Ланфорда.

Он в мгновение ока оказывается рядом с девушкой, подхватывая за тонкую талию и прижимая к себе. Флосси резко выдыхает от столкновения с твердой грудью Ланфорда под простой сорочкой. Она прижата так крепко, что дышать больно, но боль сладкая, тягучая. Особенно, когда она наконец чувствует его губы на своих. Девушка так долго ждала этого, так сильно провоцировала, что удивлялась всей силе самоконтроля, и где–то в глубине души Флосси начала мириться с тем, что не получит этого мужчину в свои ручки. Но длительная осада принесла победу, и бастион рухнул, предоставляя полную свободу действий.

Руки девушки взлетели на мощные плечи, сжали тугие мышцы и поднялись выше, запутались в темных, как летняя ночь, волосах. Тело само льнуло к нему в попытках вжаться еще больше, слиться в единое.

– Я так давно мечтаю о тебе, что сейчас не могу контролировать себя. Прости меня заранее, если что получится не так, – единственные слова, что смог вытолкнуть из себя Ланфорд, едва отпустив покрасневшие губки возлюбленной.

– Что может быть не так? Ты хочешь, я хочу, больше ничего не имеет значения, – Флосси опустилась на притоптанные маки и потянула его за собой.

Ланфорд почувствовал, насколько нужен ей, он видел мольбу в ее глазах и перестал сдерживать силу, с которой прикасался к девушке. Он придавил нежное тело к земле, вжимаясь грудью в грудь, бедрами в бедра, выбивая низкий стон, полный предвкушения.

– Боже мой, да он ее сейчас расплющит! Будет лужица имени Флосси. И надгробный камень с надписью: здесь покоится Флосси Марлоу, девушка, которая довела до греха, неоднократно. – Женька перевернулся на другой бок, устроил книгу напротив глаз и погрузился в чтение.

Внушительная тяжесть мужского тела лишала полноценного дыхания, взамен даря судорожное удовольствие. Флосси едва могла пошевелиться, но руки были свободны, чем она моментально воспользовалась. Тонкие пальчики вцепились в его сорочку в отчаянной попытке разорвать ткань. Но сил не хватило, и короткие ноготки просто проехались по спине с тихим шелестом.

Ланфорд отпустил припухшие от страстных поцелуев губы и опустился на нежную кожу в вырезе блузы. Как давно он этого ждал. Изнывал от невозможности погладить, поцеловать, прикусить эту мягкую, сладкую, восхитительную кожу. И сейчас чувствовал себя голодающим, которого пустили на королевский пир. Он не мог насытиться ею, словно жить осталось не более двух минут, и за это время надо успеть как можно больше.

– Ты меня съесть хочешь? – Сладко прошептала Флосси, мысли медленно покидали ее голову.

– Угу, через уши вытекали, – Женя поправил подушку, натянул одеяло до самых ушей и продолжил читать.

– Но ты такая вкусная, – пророкотал Ланфорд и в доказательство широко лизнул кожу от плеча до нежного ушка. – Так бы и съел целиком, – и снова прильнул с поцелуями.

– Да, съешь ее, съешь ее полностью. Чтобы не мучилась, бедняжка.

Мужчина поднялся, увлекая за собой девушку. С трудом оторвавшись от сочных губ, он посмотрел в голубые, как небесная даль, глаза и потерялся в глубине отражавшихся в них собственных чувств. На мгновение связь с реальностью померкла, и Ланфорд купался только в собственной вседозволенности. Он мог сорвать одежду за считанные секунды, распять податливое тело и наполнить ее собой. Но он лишь вздохнул, отодвигая наваждение, и потянулся к расшитому яркими цветами поясу.

Флосси опередила его, развязав тесемки, отбросив полоску кожи в сторону. Мужские пальце подцепили край блузы и потянули наверх. Девушка подняла руки, помогая избавиться от мешавшей сорочки. Поток прохладного воздуха ласково коснулся обнаженной кожи, горошины сосков мгновенного затвердели, требуя ласки. Ланфорд опустил голову и захватил губами один, согревая своим теплом, перекатил на языке, словно сладкую конфетку, которую никак не может распробовать.

Девушка выдохнула и выгнулась, подставляя свою грудь под нежные прикосновения. Холеные руки мужчины успокаивающе поглаживали ее по спине, спускаясь все ниже и ниже, пробираясь за пояс юбки. В ответ Флосси запустила свои ручки под его рубашку и очертила круги на влажной спине, легкими поглаживаниями перешла на упругие мышцы груди, будто пианист из рояля, извлекая тихие, пронизывающие стоны.

– Неужели бабы такое читают? Лучше бы порнушку смотрели, больше толку было бы, – Женька тоскливо перевернул страницу, сам перевернулся на спину и наконец понял, на чем держится полуживая сюжетная линия. На ожидании свершения того самого таинства между мужчиной и женщиной. Все. Как только главные герои переспали, читать о них неинтересно, скучно и вообще противно.

Почувствовав ее порыв, Ланфорд снял с себя сорочку, подстелил ее под спину девушки. Бережно уложив Флосси на тончайший батист, он избавил ее от юбок, истоптанных башмачков и тонких чулок, которые не вязались с образом простой крестьянки. Об этой детали он решил задуматься позже, когда схлынет дурман страсти. Мужчина распустил шнуровку своих брюк и едва не грохнулся в обморок, когда почувствовал ее пальчики, отодвигающие ткань.

– Подожди. Иначе все случится слишком быстро, – попытался вразумить девушку Ланфорд. Но она его не послушала и проворно пробралась пальчиками под ткань, обжигая своим прикосновением. На милом личике расцвела искушающая улыбка уверенной в себе женщины.

– Забудь обо всем, – страстно зашептала она на ушко. – Забудь обо всем, кроме нас.

Флосси откинулась назад, увлекая его за собой. Девушка скользнула ниже, касаясь своими губками дрожащего от возбуждения мужского достоинства.

– Эй, достоинство, ты хоть достойно себя вело? Не дрожало? – Женька, стараясь не сильно ржать над неповторимым стилем автора, поднял одеяло, обращаясь к своему мирно дремлющему достоинству. Да чего там достоинству. Гордости. – Вот и молодец, – парень вздохнул, подоткнул одеяло и поднял книжку. – Дожил, разговариваю с собственным членом. Надо запретить подобную литературу.

– Что ты же со мной делаешь, – простонал Ланфорд и до упора вошел в податливое тело. Румянец окрасил щечки девушки, глаза подернулись поволокой желания, а пухлые губы приоткрылись в очаровательном «о». Созерцание такой соблазнительной картины, заставило его с силой двигаться, буквально вдавливая ее в себя.

Каждый толчок сопровождался хриплым стоном, который вырывался одновременно у обоих. Флосси в неистовстве царапала мужскую спину, а Ланфорд спрятал лицо в мягких светлых кудряшках, озорно подпрыгивающих в такт каждому движению.

Женя отложил роман, потер уставшие глаза рукой и прикрыл веки.

– Ну, на хер. Я больше не могу это читать, – парень зашвырнул книжку под кровать, с головой зарылся в одеяло и попытался избавиться от навязчивых образов кудряшек и достоинств.

Но они никак не желали его покидать. Женька вертелся с бока на бок, пока в мозгу перестраивались отдельные фрагменты, чтобы общая картина приобрела окрас реальности и хоть как–то будоражила чувства. Воображение фильтровало бессмысленные сравнения, сомнительные речевые обороты, затруднявшие восприятие, создавая собственную версию происходящего.

Почему–то в этой новой версии сонного мозга место сексапильной селянки занимает не менее сексапильный Ярик, возлежащий среди маков. Женя лениво отмахивается от жужжащей мысли, что Есин – распоследний вариант для сексуальных фантазий. Он с улыбкой погружается в изогнутый мир мечтаний и сновидений.

На следующее утро он проснулся с нехилой проблемой в пижамных штанах. Женька лениво потянулся, чувствуя себя абсолютно здоровым, полез за смартфоном, который служит ему и телефоном, и часами, и будильником, и блокнотом, и всем на свете. На вспыхнувшем экране, на фоне заставки с видом на ночное небо светятся часы и минуты. 10.34. Он, выворачивая шею, посмотрел в окно за своей кроватью. На улице метель. Крупные хлопья кружатся, завиваются, скользят по стеклу, повинуясь ветру, уносящему снежинки на своих прозрачных крыльях в даль. Настроение праздничное, счастливое. И утренний стояк гордо информирует о том, что готов к приключениям и радостям жизни.

Филатов выбирался из постели и медленно поплелся в ванную, все еще пребывая в сонной неге. Он беспрепятственно пересек гостиную, открытую дверь на кухню, где уже хлопотала бабуля, и прежде чем закрыться в компании зубной щетки и душа, оповестил об этом всех жильцов в подъезде.

Женька влез под душ и едва не заорал от ледяной воды, хлынувшей из крана. Он отскочил, уперся лопатками в холодные стены душевой кабины, пережидая, пока горячая вода уравновесит тепловой баланс.

– Зато проснулся, блин, – пробурчал парень, подставляя голову под теплые струи. Мысли прояснялись, но уступали главенство той, которая настойчиво напоминала о возбуждении и требовала незамедлительного его удовлетворения. Женя опустил руку на член, слегка сжал пальцы, параллельно вызывая картинки из сна, из–за которых он теперь предавался внеплановому рукоблудию.

Среди роскошных алых маков, на ковре из одежды лежал обнаженный Ярик. Его руки были закинуты над головой и сцеплены в замок, запястья перехвачены сильной рукой, в которой Женя узнал свою. Яр прикрыл свои невозможные глаза и улыбался так довольно и радостно, будто всю жизнь только и делал, что ждал. Ждал Женю и его жадные касания.

Его руки на теплой коже. Слишком громкий стук сердца. Нелепое желание потереться друг о друга, болезненное возбуждение. Капельки смазки, выступившие на соприкасающихся головках. Влажное колечко мышц, легко поддающаяся пальцам. Тугие, жаркие, идеальные тиски. Укус в шею, тоненькие струйки крови и дрожь.

Все это взорвалось в голове Жени, оргазм опустошил мысли, тело вяло реагировало на команды и медленно оседало, сползая по стенке. Вода продолжала бить его остывающими каплями, попадая в широко распахнутые глаза, уши, приоткрытый в недоверии рот. Он не может понять, когда лучший друг с таким комфортом и легкостью обосновался в его мозгах.

– Ну кого там принесло?

С кряхтением Ярик выбрался из ванны, завернулся в мохеровый халат и поплелся открывать упорно трезвонящую дверь.

Он бы не в жизнь не вылез из теплой воды, если бы был не один дома. А так родители уехали на выходные вместе с друзьями за город, предоставив сыну квартиру и забрав клятвенные уверения в целости и сохранности сей жилплощади.

– Я мог бы догадаться, – устало проговорил Есин, обнаружив на пороге Женьку с початой бутылкой коньяка.

– С Новым годом! – Радостно проорал Филатов, залетая в коридор.

– Ты немного поторопился, Новый год через три дня. Ты чего приперся–то?

– Какое гостеприимство! Нет, чтобы предложить старому другу закусь, хотя, чего это старому, я еще ого–го–го.

– Ты выдернул меня из ванны и рассчитываешь на теплый прием? – Захлопнув дверь, поинтересовался Яр.

– Опа, реально. Иди домывайся, а я пока проверю твои запасы, – расфокусированый взгляд карих глаз скользнул по фигуре Ярика, отмечая мурашки на коже от резкого перехода температур, влажные кудряшки и разрумянившиеся щеки.

– Пойду–ка я лучше оденусь, а ты готовься отвечать, с какого перепугу набрался.

– Кто набрался? Я не набрался, я трезв как стеклышко.

– Оно и видно, шатает как хилую березку в грозу.

– Это ты ща кого деревом назвал? – Кинулся в атаку Женька. Он пригнулся и вознамерился протаранить Ярика в живот, подражая быкам на корриде. Есин выставил руку вперед и уперся ладонью в лоб, останавливая душевный порыв друга.

– Угомонись, а то суну под холодную воду, не посмотрю, что только выздоровел. Иди на кухню, поставь чайник.

– Есть капитан! – Отсалютовал бутылкой Женя и поплелся на кухню, сбрасывая на ходу ботинки, пуховик, шапку и прочее зимнее обмундирование.

С грохотом поставив бутылку на стол, Женька отыскал пульт от маленького телевизора, висящего на стене и призванного развлекать хозяев за готовкой, прибавил звук, пританцовывая под Мадонну.

– Посмотрим, что тут у нас есть, – Филатов открыл холодильник и крепко задумался о смысле жизни. Если нетрезво посудить, то все люди похожи на продукты в холодильнике. Одни скоропортящиеся, а иные – вечные. Одни как лук – только и делай, что плачь, вторые – как картошка, они вроде есть и хорошо, а нет и не надо, третьи как мороженное – и холодно и зубы болят, а хочется.

Чувства тоже можно сравнить с продуктами. С колбасой, например. Докторская похожа на дружбу. Ее всегда можно положить на хлеб, полить майонезом, кетчупом, горчицей или всем, и сразу. Всегда под рукой, всегда радует желудок, подойдет и под чай, и под водку. Другое дело – сервелат. Это уже более возвышенное чувство, скорее, влюбленность. Маслянистые восторги, насыщенные переживания и бережное применение в соседстве с горячими напитками. А сыро–копченая это уже для истинных гурманов, для тех, кто готов любить. Как в кино – безудержно и всепоглощающе. Для тех, кто платит высокую цену за высокие чувства.

Для Жени Яр был определенно Московской. А вот кем был Женя для Яра? Как бы так поизящнее изловчиться и выяснить?

– И как объяснишь свое фееричное появление в десять вечера? – Ярик вошел на кухню, захлопнул дверцу холодильника, перед которой медитировал Женька, и поставил–таки чайник на огонь.

– Я пришел потр...то есть, порешать, что делать дальше, – с крайне серьезным видом заявил Женя, падая на стул.

– Делать с чем? – Подозрительно поинтересовался Есин, пропуская мимо ушей оговорку и доставая чашки с рисунком из футбольных мячиков.

– С тем, что ты вампир, – получилось уж как–то слишком мечтательно.

– Я думал, ты уже благополучно забыл. Или забил, – Яр вздохнул и сел рядом. – Не бойся, я никого не убиваю, не калечу и не стираю память. Вполне обычный, ничем не примечательный гражданин.

– О нет! Кудряшки тебя выдают. У обычных людей не может быть таких озорных кудряшек.

– Чего? Озорных кудряшек? Ты от мелодрам перешел на дамские романы?

Женька неожиданно покраснел и опустил взор своих сверкающих пьяным блеском глаз.

– Нашел парочку в гостиной, мама читает, мне было интересно!

– Боже мой. Никогда больше не пей. Я не хочу знать таких подробностей!

– Да ладноооо, чувак, можно подумать, у тебя нет грязных секретов.

– Секреты есть, но я держу их при себе. На то они и секреты! – Ярик потянулся и выключил запищавший чайник.

– Тебе надо выпить. Срочно. Говоришь слишком умные вещи. Я тебя не понимаю, – решительно заявил Женька и сноровисто разлил по чашкам коньяк.

– У меня такое впечатление, что ты меня вообще не понимаешь.

– За понимание! – Женя чокнулся своей чашкой с чашкой Ярика и опрокинул в себя ее содержимое.

– Ведешь себя, как подросток, – покачал головой Яр и осторожно пригубил свой коньяк. Не оставлять же все Женьке, в самом–то деле.

– Шо маемо, те маемо, – пожал плечами Филатов и потянулся к бутылке.

– Нет, теперь пить буду я. А тебе хватит.

– Поздно пить чай, друг мой. Лучше сразу сходить в объятья унитаза.

– Лень.

Парни растеклись по дивану в гостиной, как растаявшее на солнце мороженное. Пустая бутылка осталась на кухне в компании битой чашки. Сувенирная кружка с изображением мячиков и логотипа Динамо пострадала в бою за живительный напиток с древесно–ванильным ароматом. Женя не сдался и отвоевал едва ли не половину. Как результат, они амебами валялись на диване и левым глазом смотрели случайную американскую комедию, найденную на одном из каналов.

– А вот зря ты не дал мне склеить ту девочку, – посетовал Ярик, размышляя о том, что неплохо бы снять футболку, уж очень жарко, но поднимать руки было так лениво, что Есин решил оставить все как есть.

– Чего это не дал? Дал. Номер телефона же она тебе накорябала на подставке для стакана.

– Накорябала, но забрать забыл, увидев твою недовольную рожу. Мне теперь грустно и одиноко холодными зимними вечерами.

– Я спас неразумных созданий от замерзаний в твоих руках.

– Ты на что это намекаешь такое?

– Тихо–тихо, прости мне очередную параллель. Может, переключимся на братьев Сальваторе?

– Ты вынуждаешь меня снова тебе угрожать. А успокоить меня некому. Оставил без дамы сердца. Негодяй.

– Смотри, я тебя утешаю. Иди ко мне, моя лапочка! – В порыве чувств Женя схватил Яра за шею, притянул к своей груди и погладил по мягким кудряшкам.

– Зайчик, сейчас ушки оторву, а потом и хвостик. – Яр удобно устроился на теплом Женьке, предчувствуя скорый уход в страну снов.

– Не бузи, давай проведем тихий вечер дома. Посмотрим кино, поиграем в слова или просто поболтаем о мире во всем мире.

– Как у тебя еще язык не отвалился столько болтать?

– У меня вообще очень выносливый язык, – похвастался Женя, осторожно вытаскивая пересиженную ногу, маленькие иголочки впились в мышцы, заставляя сжимать зубы от непривычной боли.

– Отрезать бы тебе его, чтобы жизнь не портил.

– Ничего он не портит. Наоборот, – голос Жени стал затухать, рука на плече Есина – тяжелеть.

Гостиную наполнил звук мирного сопения, теряясь в голосах из телевизора. Двое на диване явно вознамерились провести там весь остаток своей жизни.

– Извините, у вас потрахаться не найдется? – Женька знал, что зря рот раскрывает, но слова сорвались сами.

– Найдется, – сонно ответили откуда–то снизу. – Погоди, что? – Яр вскинулся, сгоняя с себя сон, и ошеломленно уставился на друга.

– А что? – С деланной невозмутимостью пожал плечами Женя. Сболтнул немного лишнего, не зря говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

– Ничего. Пойду я к себе. А ты сегодня спишь на диване за несанкционированный коньяк.

– Ну укуси меня теперь, – фыркнул Филатов в ответ, глядя на искривленный в усмешке рот Ярика. – Серьезно, укуси меня, моя любовь, – и откинулся на подушки, соблазнительно, по его мнению, изогнув шею.

– А не пошел бы ты нахрен?

– Обломщик.

– Придурок.

Следующим утром Филатов проснулся с диким похмельем и необъяснимо хорошим настроением. Его подушка и одеяло пахнут Яриком. Его любимым гелем для душа, кондиционером для белья и совсем чуточку одеколоном, запах которого сводит Женю с ума.

– Господи, я как пятнадцатилетняя девчонка, сохнущая по Диме Билану, – ворчит парень и тихо, стараясь не сильно шуметь, ползет в ванную, где лежит специально для него приготовленная зубная щетка. Сам он как–то не подумал о ней, когда вылетал из дома с криками, что вернется завтра.

Управившись с водными процедурами за пять минут, Женя прошествовал на кухню за священной таблеткой Антипохмелина, по пути собирая свои разбросанные вещи. Он поставил чайник на плиту, выпил лекарство и уселся на табурет в ожидании облегчения.

Когда чайник засвистел, парень залил кипятком ложку растворимого кофе, который в этой квартире никто не пьет, но держат специально для него. С каждым глотком последствия пьяной ночи отступали, очищая мозги и возвращая воспоминания. А смущение пришло позже, когда он понял, что едва не изнасиловал лучшего друга. Ладно, пусть не изнасиловал, но изобразил определенный интерес.

Приняв решение не рефлексировать по поводу своей новообретенной ориентации, Женька озаботился проблемой заглаживая вины. Уж Ярику–то было абсолютно все равно, какого цвета друг, натурального или не очень. И толку с бесплодных попыток вразумить сердце и остальные жизненно–важные органы? Только нервы портить.

Женя успел убрать осколки, выбросить бутылку и достать продукты для омлета, когда в дверном проеме показалась голова Яра.

– Доброе утро, – хриплым со сна голосом поздоровался он и потянул носом воздух, пропахший стойким ароматом кофе.

– И тебе туда же, – Женька достал сковороду одной рукой, а второй подтянул сползшие треники, любезно выделенные Яром вчера вечером.

– Таблетка осталась?

– Угу. На столе, – не оборачиваясь, ответил Женя, усердно взбивая венчиком яйца в миске.

– Я в душ, – и скрылся ванной.

– Ладушки, – Филатов прислушался к шуму воды и воочию увидел, как Ярик снимает свою пижаму и с шипением залазит под горячую воду. Кожа мгновенно краснеет, чешется, но он упрямо стоит и терпит, ожидая, пока тело привыкнет. Потом берет с полочки гель, тот самый, вкусно пахнущий сандалом и гвоздикой, и намыливает себя. Сначала шея, потом плечи, руки, грудь, дорожка темных волосков...

Женька встряхнул головой, прогоняя из воображения неоригинальные фантазии. Кажется, пора припомнить прочитанную литературу, потому что мягкая ткань выдает его возвышенное состояние. Но как только он начинает перебирать в памяти образы селянки и лорда, их слащавость заменяет его собственная интерпретация, из–за которой он провел час с лишним в душе вчерашним утром.

– Возьми себя в руки, – пробурчал он, добавляя специи. – Нет, в руки – не самая лучшая идея. Нужно успокоиться. Я думал, период стояка из–за выдумок у меня уже закончился.

– С кем ты там разговариваешь? С яйцами? – Ярик возник бесшумно за спиной и Женька от неожиданности чуть не сознался во всех своих грехах. Увлекшись беседой с непокорным телом, он не заметил, как вода перестала шуметь, а шаги заглушил ковролин.

– Ага, спрашиваю: солоно ли им там или не очень.

– И как? – Яр полез в шкафчик за чаем.

Отлично, они, не сговариваясь, решили сделать вид, что вчера вообще ничего такого не было. На то, что Есин ничего не помнит, надежды не было. Он хоть и пьянел моментально, но память работала лучше, чем у Женьки в трезвом состоянии.

– Сопротивляются и требуют базилик в мэры.

– Ясно, – Ярик вновь поставил чайник, потому что обожал кипяточный чай. Он заливал крупные листья только что закипевшей водой, бросал ложку сахара и ждал, пока остынет. И на каждое замечание о том, зачем же кипяток лить, а потом ждать, если сразу можно залить теплой, и не мучаться, он сначала глядел ненавидяще исподлобья, а потом пожимал плечами.

Женя старательно жарил омлет, нарезал найденные в холодильники огурцы и помидоры, припасенные для новогоднего застолья. Он все еще не решился повернуться лицом к Яру, который сидел за столом и сосредоточенно наблюдал, как чайные листья оседают на дно чашки. Потом Ярик резко подорвался, будто вспомнив о чем–то, и открыл дверцу холодильника с такой силой, что та едва не вылетела в окно. Схватил одну из бутылочек, которые Женя обделил вниманием, едва осознав, что там.

И пока Филатов убирал с огня готовый омлет, раскладывал по тарелкам овощи, ублажая свою творческую натуру, Яр медленно отпивал темно–красную жидкость мелкими глотками.

– Ты мог бы взять у меня. – тихо сказал Женя, поставив тарелки на стол и присаживаясь рядом.

– Что? – Непонимающе посмотрел на него Ярик, облизывая губы, отчего Женьке пришлось закинуть ногу на ногу.

– Кровь. Серьезно, можешь укусить меня. Всегда было интересно, что чувствуют жертвы вампиров.

Ярослав ничего не ответил, осторожно отставил бутылку, отодвинул тарелки, а табуретку Жени придвинул к себе вместе с ним. Тот широко распахнул глазищи с длинными, как у девчонки, ресницами, тихо сопел и ждал. Яр положил ладонь на теплую шею и нажал, побуждая парня придвинуться к себе и отклонить голову. Он приблизил свое лицо к пахнущей мылом коже и практически уткнулся носом, губами чувствуя, как колотится пульс. От такого мимолетного, невинного прикосновения его собственный пульс прыгнул и тревожно забился по венам.

И плевать, что он чувствует себя замусоленным Эдвардом из Сумерек.

– А вот хер тебе, – сладко прошептал Яр и для наглядности сжал пальцы, сдавливая шею. Женя вздрогнул и шумно выдохнул.

Есин собрался отпихнуть от себя чрезмерно любопытного друга, когда Женька схватил его за волосы и развернул к себе.

– Ай, – вскрикнул Яр, изумленно глядя на непривычно серьезного Женю, будто он заново выводил законы термодинамики. А потом Женя его поцеловал.

Просто прижался своими искусанными губами к его. Осторожно, ласково, чтобы не спугнуть, потому что сам боялся, что его отшвырнут к стене и сломают пополам. И Яра повело. От дурацкой нежности, от робких прикосновений, от мысли, что ему больше не надо мучиться и представлять, какой вкус этих улыбчивых губ. Теперь он знал. Теперь он готов был съесть Женьку целиком.

– Эй, – Женя отодвинулся от него, машинально облизывая губы, как немного ранее делал это Ярик. – Мне уйти?

– Да, – Яр едва сдержал возмущенный стон и поднялся. – Вставай и бегом в мою комнату.

– Я уж думал, что за дверь выставишь, – Женька проворно вскочил с табуретки и чуть не бегом бросился в озвученное помещение.

– Не дождешься, – на лице Есина расцветала идиотская улыбка, которая только может быть у счастливого человека.

– Эмм, – замялся Женя у развороченной постели, он попытался шутить в своей привычной манере, но каламбуры застряли где–то в горле, как только он увидел светлые глаза, жадно осматривающие его тело. Футболку–то Ярик зажал. – Есть идеи?

– Есть, – вампир медленно к нему приближался, не отводя взгляда. И впервые Женя по–настоящему поверил, что перед ним сверхъестественное существо. На краю сознания мелькнула мысль о том, что неплохо было запастись кровью мертвеца, но быстро исчезла с прикосновением чужих рук к талии.

– Какие? – Неужели это его голос? Какой–то слишком тонкий, звонкий и чересчур детский. Боже мой, лучше молчать, проку больше.

– Сначала я сдеру с тебя эти штаны, уж очень велики, – Яр провел ладонями по спине Жени и резко прижал к себе. – Затем швырну на кровать, раздвину ноги, сожму член и не отпущу, пока не кончишь. Как тебе такой план?

– Хорош, – промямлил Женька куда–то в плечо, на воображение он никогда не жаловался.

– Придется ограничиться взаимной дрочкой, потому что у меня ничего нет.

– Пусти, – от неожиданности просьбы, Ярик разжал руки, и Женька пулей выскочил из комнаты.

Через две минут он вернулся с пачкой презервативов и тюбиком лубриканта. Женька так трогательно покраснел, хотя старался показаться опытным и безразличным, что Яр сдержал свои язвительные комментарии и просто притянул к себе, поцеловал, расплющивая между ними коробку.

Связь, которая существовала между мозгом, сердцем и членом, оборвалась. Мозг истерично выдал: я умываю гипоталамус, что хотите, то и делайте, а я полежу и получу удовольствие.

Получив окончательное утверждение, что сегодня у него будет долгожданный, как внезапно оказалось, секс, Женька вернул себе всю свою наглость и пихнул Ярика на кровать. Тот не удержал равновесия и рухнул в объятия одеяла, которое тут же сбил ногой в дальний угол. Дорвавшись до желаемого, Филатов первым делом избавился от пижамы Яра, облапив его тело на предмет чувствительных точек. Он выяснил, что если лизнуть ямку на шее, где бьет пульс, Яр вздрогнет и улыбнется. Если поцеловать кожу чуть сбоку над вторым ребром, то Яр выгнется, попытается подставить еще больше мест для поцелуев. Если провести дорожку темных волос от пупка вниз, при этом касаясь только языком, а затем подуть на влажный след, то Яр вцепится в волосы и постарается отодвинуться от холодка. Если пощекотать нежную кожу на внутренней стороне бедра, то Яр тихонечко выстонет твое имя, которое жарким ручейком разольется по телу. Если обхватить член рукой и потереть самый кончик, то выступит капелька смазки и Яр приподнимет бедра, желая большего контакта.

– Эй, угомони свои шаловливые ручки, – полувыдохнул Ярик, пытаясь вывернуться из крепкого захвата. – Время моего плана.

И улучшив момент, Яр все–таки вывернулся, опрокинув Женю на спину, содрал с него штаны. Он навалился сверху, вынуждая Филатова раздвинуть ноги, закинуть их себе на плечи и зажмуриться от пронизывающего касания тела к телу.

– Вообще–то я думал, что буду руководить, – заметил Женя, отрешенно наблюдая, как Яр размазывает по пальцам смазку.

– Нет. Руками водить будешь потом. Ты себя плохо вел, – Яр одной ладонью перехватил протянутые руки Женьки и прижал их к подушке над его головой.

– Когда это? – Филатов тут же вспомнил свои фантазии, где он обездвиживал. Даже собственные фантазии оборачиваются против него.

– Когда ходил с полотенчиком после душа, – говорил Ярик, раздвигая ягодицы и нащупывая сжатую дырочку. – Или когда валялся на мне и рассказывал пошлые анекдоты.

– Все, я больше не буду, правда, я хороший мальчик, – Женька замотал головой, когда один палец осторожно проник в него.

– Вот это мы сейчас и проверим, – удовлетворенно заявил Яр, добавляя второй палец. Он медленно двигал ими внутри, растягивая, поглаживая мягкие стеночки.

– Насколько хороший?

– Насколько мальчик, – Яр кончиком пальца задел простату, заставляя Женю всхлипнуть от непривычно сильных ощущений.

– Откуда ты такой опытный? – Голос сорвался на крик, когда давление на небольшой бугорок усилилось.

– Месяцы бурных фантазий, – Ярик видит, как развезло под ним Женьку, он сам из последних сил держится, не хочет, чтобы все закончилось быстро, не для того он столько ждал, практически утратив даже малейший намек на надежду. Коричневая радужка потемнела, сливаясь со зрачками, покрасневшие от яростных поцелуев губы искривились, желая что–то сказать, но остались приоткрытыми, издающими низкие, утробные стоны, которые огненными иголками прошивали Яра, концентрируясь внизу живота. Он чувствовал себя мягкой подушечкой для булавок, которая лежит в маминой корзинке для рукоделия.

– Где я бросил коробку? – Хрипло спросил Женька. – Я больше не могу. Сейчас.

– Постой. Рано, – Яр отпустил руки и потянулся за вожделенной коробкой. Женя выхватил ее, оторвал одну грань, разодрал блестящую фольгу и резким движением, от которого уже Ярик застонал, раскатал презерватив, выдавил едва ли не весь тюбик лубриканта и парой сильных движений растер гель.

– Все, давай. А то я сдохну. Серьезно, – Женька порывался насадиться самостоятельно, сразу и до конца. Пришлось снова поймать его руки, уложить за голову и пригрозить:

– Не рыпайся, а то будет уж очень больно.

– А ты не болтай, а делом занимайся, – огрызнулся Филатов, больно стискивая бока Ярика.

– Почему я тебя терплю? – Яр с силой вошел в подготовленное тело и замер. Он надеялся взять себя в руки, но слишком были туго, тесно, жарко. Идеально.

– Все, стой, я передумал! Давай останемся друзьями и все такое, только слезь с меня, – зажмурился Женя и затрепыхался, пытаясь отползти подальше. Сколько бы его не готовили, все равно такое резкое проникновение доставило кучу неприятностей.

– Э нееее, назвался груздем, полезай в кузов, – Яр обхватил слегка поникший член и аккуратно толкнулся, сопровождая движением по тонкой коже с выпирающими венами.

– Убью, – пообещал Женя, подкидывая бедра, чувствуя как Есин распирает его, давит на простату, тем самым запуская череду крошечных цунами, распространяющихся по телу со скоростью света.

Яр двигается быстрее, глубже, каждый раз вбивая Женю в кровать до звездочек в глазах. И в последний момент успевает пережать основание его члена, едва чувствуя подкатывающий оргазм. А он смотрит пьяными глазами, силится сказать, поторопить, приказать отпустить, но из горла льются лишь бессвязные звуки.

Есин больше не может, не может смотреть на охваченного жаждой Женю, не может двигаться, потому понимает – последний толчок и его накроет. Он делает четыре действия одновременно. Опускает голову, кусает разгоряченную кожу шеи, отпускает чужой член и толкается в последний раз. Теплая кровь льется в рот, оргазм выкручивает обоих, и в сознание пробивается абсолютно ясная мысль. Хрен он куда отпустит это недоразумение.

– Охренеть, – пораженно выдыхает Женька, когда Яр освобождает его от своей хватки. – И чего я раньше не пришел?

– Дебил.

– Кофейку мне кто–нибудь сделает?

– Поднимай свою жопу и иди делай.

– Моей жопой изрядно попользовались, я ее не контролирую.

– Тогда не ной, красна девица. – Ярик все еще чувствует сладкую истому, желание провести весь день в постели, но закурить хотелось просто дико. Поэтому он неторопливо встает, выбрасывает презерватив в небольшую корзинку для бумажного мусора и роется в ящике стола.

– Что ты ищешь?

– Сигареты.

– Ты куришь? – Женя удивляется, ведь никогда не замечал подобного.

– Иногда.

– После секса, – подозрительно спокойно выдал Филатов, наблюдая, как Ярик натягивает штаны, футболку и выходит на балкон.

– Нет. По вечерам, – голос Яра приглушен из–за прикрытой двери, но Женька вслушивается, не хочет пропустить ни слова. – Знаешь, страдать от безответной любви на балконе, звездными ночами как–то...

– Немужественно? – усмехается Женя и расслабляется. Уж он своего не упустит.

– Точно.

– А ты раньше кусал кого–то? – Женька проводит пальцами по аккуратной ранке и улыбается тем необъяснимым, взрывоопасным ощущениям, когда острые зубы распороли кожу, и он от тонкой боли кончил так, что забыл на миг собственное имя.

– Нет.

– Так я первый и единственный?

– Молись, чтобы я не сожрал тебя, уж очень вкусный оказался.

– Конечно. Буду всячески выводить тебя из себя.

– Я и не сомневался, – Ярик затушил окурок в пепельнице и вернулся в комнату, тут же нырнув под одеяло, которым Филатов успел накрыться.

– Ты куда ноги свои холодные сунул!

– Терпи.

– А это вампирские штучки не дают тебе заболеть раком легким? – Присущее ему любопытство проснулось, и Женька занял позицию «все из тебя вытрясу» и для пущей убедительности, стал греть в руках окоченевшие на морозе ладони.

– Нет. Я обычный человек. Без суперсил, адской жажды крови. Я болен. В моей крови не вырабатываются эритроциты. Это связано с вирусом, поразившим моих предков в XVI веке. В течении сотен лет, происходили мутации, которые позволяют эритроцитам усваиваться через желудок. В средние века не было такой штуки, как переливание крови, поэтому организм сам искал способы выживания.

– И это у тебя с рождения?

– С четырнадцати лет. Половое созревание, именно тогда тело существенно перестраивается.

– А родители?

– Только отец.

– А если ты не выпьешь?

– Тогда мне будет плохо. Это почти анемия, но которую можно вылечить, хлебнув чекушку крови.

– А я надеялся на столетия во мраке, чрезвычайно образованного молодого вампира, а оно вона как оказалось.

– Я бы тебе показал столетия во мраке, но что–то уж больно жрать хочется, – Ярик вытянулся и прижался к теплому Женьке. – Только придется выкинуть омлет, не люблю холодный.

– Ничего, я сделаю тебе другой.

Рассказ участвует в борьбе за звание "Знойная ботва"