Аннотация:

На маскараде в Версале графиня Мартина Макона встречает незнакомца в костюме Гермеса, вестника богов. Он оказывается не только прекрасным любовником, но и очень осведомленным человеком, знающим то, что графиня хранила в глубокой тайне...

ВЕРСАЛЬСКАЯ ИСТОРИЯ (viorika)

Яркие огни освещали Версаль, все окна дворца сияли. Люстры, жирандоли, канделябры изливали свет тысячи свечей, мерцающих во множестве зеркал. Сверкала позолоченная мебель, мрамор отвечал отблесками холодного света. Драгоценные камни, украшавшие руки, шеи, головы сотен людей, высокомерно отбрасывали разноцветные искры, как будто насмехаясь над сжигающей яркостью свечей.

Он пробирался сквозь плотную толпу гостей, имевших счастье получить королевское приглашение на версальский маскарад. Он следовал за ней.

Темно-зеленые глаза хищника неотступно следили за маленькой, полной фигуркой. Графиня Мартина Макона. На ней был костюм Геры – богини богинь. Туника, шелковая, многослойная, подвязанная одним пояском, легкие сандалии и золотая диадема, выдающая ее роль на этом маскараде, – вот и весь костюм. Тяжелая грудь, пухлые руки, полные бедра, густые волосы рассыпались по плечам. Они укрывали от бесстыжих глаз больше, чем тонкий шелк туники. С первого взгляда могло показаться, что Мартине более подходит роль скромной пастушки, но это заблуждение жило только до тех пор, пока она не начинала двигаться.

Она шла впереди, величественно, мягко – так могла ходить только богиня. Грудь легко покачивалась в такт. Кошачьи движения, грациозность и страсть – она вызывала в мужчинах желание, неотступное и сжигающее, и прекрасно это сознавала.

Графиня Макона будет для него самой сладкой, самой богатой добычей.

На протяжении ста лет его предки старательно и целеустремленно уничтожали то, что удалось собрать мечом и коварством прадедов. Его отцу достались лишь громкое имя и жалкие крохи былого величия, но он был умным человеком. Отец рано понял и научил сына, что золото не обязательно добывать киркой в глубоких шахтах, золото можно добыть из людских слабостей; много больше золота – нужны только ум, осторожность и, конечно, информация. За информацию он платил щедро, и пока все ястребы и сороки, встречавшиеся на пути, делились добычей на его условиях. Мартина Макона будет самой дорогой из его пташек. Ее тело – сладкий приз в придачу к золоту.

Мартина остановилась рядом со столиком, густо уставленным всевозможными бутылками с вином. Дорогой королевский хрусталь отражал загадочными бликами яркий свет сотен свечей. Лакей, наряженный пастушком, наполнил бокал бургундским красным вином из ее виноградников.

Впервые за пять лет после смерти мужа Мартина появилась на увеселительном балу. Сначала должны были утихнуть сплетни, связанные со скоропостижной смертью Бастиана. И еще должны были подрасти девочки, ее ангелочки. Даже сейчас, спустя пять лет, одно воспоминание о муже вызвало гримасу отвращения на лице, благо, спрятанном под маской.

Женоподобный мерзавец! Здоровенный волосатый шотландец, Якоб, считавшийся личным секретарем графа, занимал ее место в супружеской постели. Даже первую брачную ночь Мартина, тогда еще юная наивная девушка, провела не со своим мужем, а с его младшим братом, Гастоном. Гастон же был отцом ее детей. Нельзя портить кровь, будущий граф Макона должен был быть им по крови. Некоторое время она даже любила деверя. Но неумеренная тяга к вину, еде и увеселениям превратили некогда стройного красавца мужчину в опухшего сатира с висящим животиком, лицом, покрытым красными пятнами от непомерных возлияний, и дурным запахом изо рта. Да вот же он, Гастон, очень кстати наряженный Дионисом, богом виноделия. Граф Макона, покачиваясь, путаясь в своем длинном красном плаще, приближался к столику с напитками.

– Вина, – бросил он лакею. Осушив залпом первый бокал, граф велел наполнить его снова и только тогда обратил внимание на стоящую рядом богиню: – о, мадам, позвольте. – Он сделал попытку элегантно поклониться и поцеловать ручку незнакомке, но не удержал равновесия и едва не свалился ей под ноги.

– Гастон, прекрати немедленно, – зашипела Мартина. – Тебе не кажется, что сегодняшний маскарад для тебя закончился?

– О, прекрасная Мартина, позволь спросить, что ты тут делаешь?

– Веселюсь, как видишь. – Она сделала попытку отобрать бокал у деверя, но он неожиданно проворно увернулся и, проглотив очередную порцию вина, изрек:

– Так веселись, сестрица, и дай повеселится другим.

Он повернулся, тут же наткнулся на перезрелую нимфу, подхватив ее под руку, потянул глупо хихикающую наяду в танцевальный зал.

Мартина вздохнула. Маленькими глотками пила вино и осматривалась.

В зале было душно, тяжелый воздух, пропитанный запахом всевозможных духов, горячих людских тел, винных паров, вызывал легкую тошноту и головокружение. Бабушка рассказывала, что на прославленных королевских балах в ее время частенько падали в обморок от зловония. Чтобы впустить свежий воздух в залы, были открыты все окна, но слабый ветерок жарких июльских ночей не очень-то освежал.

Маскарады были особенно любимы знатью, они позволяли почувствовать себя свободней и раскованней. Французский двор и без того считался самым фривольным среди европейских королевских дворов. Но это была вольность, затянутая в корсет, немилосердно потеющая под высокими париками. Маскарад же позволял сбросить неудобные одежды, облачившись в наряды легкомысленных богов и пастушек, скрыв лицо под маской, размыть на короткое время четкие границы общественного положения.

Хотя король оставался королем даже в нелепом наряде Зевса-громовержца. По залу прошел шумок, волна подобострастных поклонов сопровождала короля, скорее напоминавшего неуклюжего Пана, чем гордого, могущественного повелителя громов и молний. На его правой руке висела недавно представленная ко двору графиня Дюбарри. Эта презренная белошвейка вырядилась Дианой, богиней охоты, как некогда мадам д'Этиоль, очаровавшая Прекрасного Луи. Но если маркизу, даже глубоко ненавидя, уважали, то новую фаворитку – открыто презирали. Ни королевская власть, ни прямой приказ принять простолюдинку в ограниченный круг аристократии не заставили изменить отношение к ней le sang bleu.

Мартина присела в почтительном реверансе, склонив голову, опустила глаза, почувствовав на себе пристальный взгляд. Она не желала быть замеченной коронованным сластолюбцем. Хотя мадам Дюбарри и без того не оставляла шансов аристократическим соперницам: почувствовав интерес своего любовника к пышногрудой красавице, поспешила увести его подальше от соблазна.

Презрительная улыбка тронула губы графини. Мадам не о чем беспокоится: Мартина не стремилась ссориться с ней, наоборот, желала приблизиться к новой фаворитке, имевшей безграничное влияние на короля. Виноторговец, которому графиня продавала вино из своих виноделен, уже подобрался насколько мог близко ко двору, желая стать главным поставщиком вин Версаля, но золоченые двери дворца были для него закрыты. За это дело взялась графиня Макона: если Бюжо станет главным поставщиком, ее винодельням гарантирован стабильный доход. Но этим Мартина займется позже, а пока она попробует просто повеселиться.

Окинув взглядом зал, подумала, что королю стоило бы приглашать меньше людей на Версальские балы, слишком шумно и тесно тут. Хотя в тесноте была своя прелесть: легкие одежды, загадочно окутывавшие женщин, дразнили и возбуждали. Чья-то рука как бы нечаянно сжала грудь Мартины. Она увернулась от наглого, пьяного Нарцисса, кто-то слегка погладил ее бедро, но графиня оттолкнула очередного ухажера. Все эти случайные прикосновения, вино, музыка, смех, маски, никого не обманывавшие, но придававшие пикантности изощренному беспутству, будоражили кровь. Мартина направилась к открытым дверям террасы, желая остудить пылавшее тело, но на миг замерла, встретившись взглядом с мужчиной, неторопливым шагом направлявшимся прямо к ней.

О, это был достойный экземпляр мужского рода. Высокий, широкоплечий мужчина, одетый в костюм Гермеса. На нем была короткая туника белого шелка, легкий плащ из парчи, вышитый золотыми нитками; узкую талию подчеркивал широкий кожаный пояс. В густых, темных, коротко остриженных волосах блестел золотой обруч, украшенный крылышками, – он должен был напоминать о традиционном петасе, с коим на голове изображался вестник богов. Крылышки украшали и сандалии. Не хватало только керикиона, обладающего способностью примирять врагов, но земному Гермесу он был, пожалуй, не нужен. Самым вызывающим в его костюме было отсутствие чулок, некоторые дамы бросали возмущенные взгляды на голые ноги Гермеса, немного кривоватые, но, несомненно, мужские, крепкие ноги. Мартине именно эта деталь или, вернее отсутствие ее, более всего понравилось в костюме бога вестника. Она помнила, насколько раздражала ее привычка мужа брить не только лицо, но и все тело. Однажды в пылу ссоры она язвительно заметила Бастиану, что даже если вместе с волосами он сбреет и свое сомнительное мужское достоинство, то все равно не превратится в женщину.

Несколько шагов и они встретились лицом к лицу. Не произнеся ни слова, Гермес протянул руку, Мартина, плотоядно улыбаясь, подала ему свою и беспрекословно двинулась за своим проводником.

Оказавшись на террасе, они, не сговариваясь, забились в самый темный ее угол. Без каких-либо предисловий он грубо прижал Мартину к стене, но это нисколько не испугало и не разочаровало графиню. Тело ее вибрировало и томилось в ожидании мужчины, она не намерена была терять больше времени. Притянув за волосы его голову, принялась жадно целовать чувственные губы. Гермес приподнял свою богиню и усадил на широкие перила балкона, грубо раздвинув ее бедра, откинул тонкий шелк туники. Она тем временем неистово гладила его тело, все больше прижимая к себе, обняла ногами его талию и с блаженным вздохом впустила в себя.

Мартина спиной ощущала пропасть, но опасность свалиться с балкона только усиливала шторм, бушевавший внутри, обостряла чувства, как и звуки, издаваемые случайными свидетелями, так не вовремя заглянувшими на «их» террасу. Последний толчок, и вскрик облегчения... Он, мягко прижав, снял ее с балконных перил. Они постояли обнявшись. Несколько минут расслабления, и желание снова наполнило ее кровь – этому способствовали его умелые ласки, мужские руки, настойчиво изучавшие ее тело. Горячий шепот заставил богиню вздрогнуть:

– Мартина, прекрасная Мартина, мне так жаль сообщать тебе это, но я знаю, как ты отравила мужа...

Расслабленность мгновенно покинула графиню, она напряглась, но не вырвалась из объятий, а, сильнее прижавшись, так же прошептала ему на ухо:

– Ну и что из того, мой бог плохих вестей? Муж умер от скоротечной лихорадки, это может подтвердить доктор, лечивший его, и слуги, ухаживавшие за Бастианом во время болезни.

Он прижался к ее губам, и Мартина ответила на страстный поцелуй. Сладкий миг закончился, и зловещий шепот снова наполнил ее уши:

– Но его секретарь готов поклясться на Библии, что своими глазами видел, как ты сыпала яд в бокал мужа. Он хоть и шотландский дворянин, но его слово весомее слов ста слуг, к тому же доктор утверждает, что причины лихорадки непонятны и вполне могут быть вызваны отравлением. Он тоже готов свидетельствовать. У тебя есть еще несколько могущественных врагов, готовых поддержать обвинение.

– Чего ты хочешь?

– Тебя, любовь моя, ты еще прекрасней и чувственней, чем я думал. И денег, конечно, любовью сыт не будешь, прекрасная Гера.

Его цинизм даже понравился Мартине. Вот наглый негодяй.

– Тогда возьми меня.

Он резко и грубо развернул ее лицом к стене и, так же как первый раз, рывком вошел сзади. Мартина извивалась и стонала, двигаясь навстречу своему опасному любовнику. Ей хотелось ощутить его глубже, сильнее... Его умелые мужские руки ласкали грудь, вызывая острые, чувственные ощущения... Они занимались любовью неистово и пылко. Он снова развернул ее, подхватил и прижал к стене спиной. В голове у Мартины на миг помутилось, стон разочарования вырвался из груди, но вот опять его твердая плоть заполнила жаждущее тело. И снова ритмичные движения подняли волну экстаза. На миг перехватило дух, всхлип, протяжный стон...

Мартина отстранилась, тяжело дыша, Гермес вздохнул, попытался что-то сказать и медленно сполз к ее ногам. Не спеша поправив тунику, графиня переступила через бездыханное тело своего аманта и спокойно спустилась в сад, центральной аллеей направившись к выходу, туда, где ее ждал экипаж.

Она шла, покачивая бедрами и все еще ощущая в себе мужскую плоть. Луна ярко светила, затмевая своим полным ликом звезды, напрасно соперничавшие в яркости с повелительницей ночи.

Мартина поправила кольцо на среднем пальце правой руки, на миг блеснул зловещим зеленом светом драгоценный изумруд.

Да она отравила своего мужа.

Она должна была это сделать, пока не подросли девочки, пока не поняли, каким чудовищем есть тот, кто назывался их отцом. Пока его развращенный секретарь-содомит не разорил их окончательно. Жаль, она не успела расправиться и с ним: подлец вовремя сбежал. Мартина без тени сожаления подала бокал отравленного вина Бастиану и с удовольствием наблюдала, как корчился тот в предсмертных муках, несколько дней сгорая от непонятной лихорадки. Она защищала не только себя, но свою семью, даже этого слабовольного беспутного Гастона.

Мартина остановилась на миг, услыхав в кустах знакомые стоны, прошептала про себя:

– Яд ведь можно не только налить, его можно еще и вколоть... – Она снова задумчиво поправила кольцо. – Бедный, бедный Гермес, как жаль... Ах, как жаль...