Для настоящей любви не существует преград. Она дарит свет и помогает развеять темные чары. Истинное чувство способно побороть любое проклятье, говорится в красивых легендах. Но какова реальность? Что придется принести в жертву, дабы обрести желанное счастье? Не вырвать ли собственное сердце из груди, когда когти зверя доберутся до самого нутра?

ЛЮБОВЬ И ГОЛОД

Djupt or djupet

Hjerte hamrar.

Djupt or djupet

Hjerte slr.

lik stein slr gneist,

Slr gneist til bringas

brisingeld .

Slr gneist til hjartet

til hug og blod. [1]

Wardruna «NaudiR»

Собрав одежду в корзину, Бисения выпрямилась и окинула взглядом горы, простиравшиеся до самого горизонта. Их хребты вели к солнцу как единственная дорога к богу, а люди говорили, что там, за склонами, лежали обширные поля с золотой пшеницей. Бисении хотелось увидеть их, чтобы почувствовать себя как дома, ведь ее родной деревне уже не суждено было воскреснуть. И девушка все чаще задумывалась над тем, чтобы остаться на новом месте.

Просторный край дарил ощущение сказки, о которой Бисения прежде и помыслить не могла. На версты вокруг простирались горные цепи с каменистыми долинами, и лишь один холм в самом сердце сурового царства порос сочной зеленой травой. На нем били ключи и оживали озера, и камни чередовались с лесной чащей, утаивая тропинки от взора всесильного неба.

Люди выбрали это место, чтобы возвести замок, и Бисения стояла у подножия каменного великана, не веря в то, что судьба привела ее сюда. После всех лишений и долгого пути бог благословил ее и людей из родной деревни, показав им рай на земле.

– Я помогу? – отвлекла девушку Улада и, не дожидаясь ответа, подняла позабытую корзину с земли.

– Вряд ли ему это понравится. – Бисения аккуратно забрала ношу из ее рук.

– Он сам тебе сказал? – Глаза Улады распахнулись широко-широко, словно и не было слепящего солнца, прежде заставлявшего ее щуриться.

Бисения с трудом скрыла свое недовольство. Ее названая сестра даже не усомнилась в том, что речь шла об Эйрике, словно он был единственным мужчиной, за чьей одеждой той приходилось следить. Да только одержимая чувствами Улада видела в этом угрозу для своей любви, и Бисения не могла ее винить. Ей самой нравился Эйрик, пусть не до такой степени, чтобы забыть о девичьей гордости и являть свою привязанность перед другими.

– Мы не обсуждали это, – призналась она и пошла в сторону замка, зная, что Улада последует за ней. – Я просто выполняю свою работу. Да и кому понравится, если его одежду будут трогать все кому не лень?

Бисения умолчала о том, что Эйрик сам отдал такой приказ. Вестимо, он доверял ей больше, чем другим, потому что она говорила на его наречии.

– Это я «кому не лень»? – Улада с трудом поборола в себе гнев. – Понимаю, почему ты так дорожишь своей работой, – хлестко подметила она, намекая на личный интерес посестры.

Ее поведение начинало раздражать Бисению. В их возрасте женщины уже детей воспитывали, а Улада только и думала, что старшей подруге повезло больше, просто потому что та стирала чужое тряпье!

– Они не придают уходу за одеждой такого значения, как мы. – Бисения с трудом взяла себя в руки и попыталась скрыть проступающее раздражение. – Если ты хочешь дать ему знак, то сшей и подари рубашку, – предложила она. – Даже если он не поймет, что ты имела в виду, то почувствует заботу. А если поймет, но откажет, то всегда можно будет сказать, что это дар за оказанный приют.

Улада остановилась, обдумывая услышанное, и ее лицо просияло, когда девушка нашла совет полезным.

– Спасибо! – прошептала она. – Спасибо, Лиса, ты подала мне отличную мысль! – С этими словами она убежала, видимо, посчитав свою ревность беспочвенной, отчего Бисения расстроилась еще больше.

Будь она настоящей лисой, то запутала бы девушку и заставила потерять Эйрика, даже не испытывая к нему чувств. Но, к несчастью, Бисения всегда говорила правду и не могла навредить той, чей отец принял ее в семью: девушка помнила о поступке Вратослава и была благодарна ему, пусть и не стала близка с его женой и дочерью.

Бисения прошла в замок и принялась подниматься в комнату Эйрика, с горечью думая, что данное ей людьми имя касалось только лишь ее облика, но никак не сути.

Хотела ли она развести Эйрика и Уладу? Бисения не знала. Она была на два года старше посестры, а чувствовала себя неуютно рядом с порхающей от любви подругой. Девушка с грустью осознавала, что никогда не испытывала таких чувств как та и – чего скрывать? – не получала столько мужского внимания, сколько вызывала одной своей улыбкой Улада.

Бисения гнала от себя ревность и зависть, казнясь за собственные мысли, и все время пыталась загладить вину перед названой сестрой. Иногда ей хотелось взять наконец самую красивую вещь или заполучить самый лучший кусок со стола, но младшая товарка словно читала ее мысли, и девушка уступала ей, мысленно каясь в худых думах. Стоило ли поступить так же с Эйриком? Бисения не знала.

Она считала, что дала правильный совет посестре, ведь тот не принял бы сшитую Уладой рубашку за свадебный дар. Эйрик и его люди принадлежали другому народу, пусть с не столь расхожими обычаями, но все же другому. И мог ли данный Бисенией совет провести Уладу по мосту в богороще, мог ли завершиться обручальными клятвами, – девушка не знала. Она запретила себе даже думать об этом, решив, что если и приведет, то, значит, такова ее судьба...

Бисения была уверена лишь в том, что не любила Эйрика. Просто Улада не умолкала с россказнями о нем, пробуждая в девушке любопытство. Да и как тут было не любопытствовать, когда он являлся владельцем всех земель, простиравшихся покуда хватало взгляда?

Эйрик приютил их, голодных и убогих, когда конец казался неизбежным, а от родной деревни осталось пепелище. Он не ронял слов попусту, держал мысли при себе и производил впечатление сильного и умного мужчины. Бисения не раз слышала восторженные женские охи и не могла не поддаться общему восхищению. И только природная подозрительность останавливала ее от того, чтобы поддаться неизведанным чарам.

Замкнутость Эйрика порождала недоверие. И пусть он не производил впечатление тихого человека, Бисения помнила, что привлекательная внешность часто скрывала уродливые пороки. Быть может, именно поэтому у него не было жены, как и не было во всем замке детей, а женщин – считанные единицы?

Вратослав сказал, что Эйрик потребовал от них покинуть крепость не позднее явления Даждьбога, и это также казалось девушке странным.

«Я хотя бы дала Уладе правильный совет», – насмешливо подумала Бисения, не досчитавшись двух рубашек, и легкий холодок проступил в ее груди, требуя отдать дань уважения страху. Чиня одежду и прибирая в покоях Эйрика, она узнала, что он мог пропадать целыми днями, и ни разу не замечала, чтобы спал в своей кровати... Слишком много странностей было в этом человеке.

Бисения сжала полотно и прогнала страх, понимая всю бесполезность своих попыток, ведь боязнь неизвестного только подначивала ее любопытство.

< - >

Улада принялась за шитье, и, захваченная и воспарившая духом, она управлялась с ним на славу. Лишь иногда девушка просила совета у Бисении, отринув запрет на чужую помощь. Все свободное время она посвящала думам об Эйрике и наблюдению за таинственным и привлекательным хозяином. Улада участвовала в увеселениях, веря, что он обратит на нее внимание не как на девушку, что уйдет с летом, а как на ту, которая похитила его сердце. И вера в это крепла с каждым днем.

Местные мужчины сближались с пришлыми подругами, и один даже «украл» себе невесту, следуя духу ее традиций. Свадьбу сыграли в самую лучшую пору года, когда Солнце благоволило молодым.

Бисения с радостью принимала тепло, даримое им, и плескалась, и – реже – гуляла с остальными товарками. Только она не предвкушала случайных появлений охотников за девичьими душами, считая свою «лисью» внешность недостойной чужого внимания.

А ведь в былое время ее волосы горели ярче огня и, вестимо, на зависть самому Сварожичу, так как он лишил их прежнего блеска. В былое время глаза ее сияли, словно чистое озеро, а сейчас в глубине их мутнели желто-бурые бусины под стать иссушенным осенним листьям. Даже кожа, бывшая белее снега, потемнела и стала золотистой, словно спелая пшеница, да только сама Бисения не любила сравнивать себя с безупречной матерью-природой. Яркая внешность девушки потускнела, как лишилась красок и ее жизнь под разрушительным влиянием судьбы.

Когда-то Бисения молила богов об этом. Она упрашивала их о перемене в своем облике, чтобы сблизиться с собственным народом.

Девочке с непривычной яркой внешностью не было места в деревне. И пусть никто не мог назвать ее чужой на земле, где жили ее предки, отличная внешность была уделом чужаков, которые несли только смерть и разруху. Чужаки забрали жизни ее родителей и только чудом не обратили девочку в рабство. Чужаки шли с севера и с востока, и не было от них спасения. И Бисения молила богов о перемене, дабы сблизиться с теми, кто единственный мог принять ее в свою семью.

Боги откликнулись на ее просьбу, лишив внешность солнечной печати, и девочка выросла в девушку самого посредственного вида, выделяясь из толпы сверстниц только необычайно длинной косой.

Бисения считала, что заплатила достойную цену за свое желание и иногда даже жалела о нем. Быть может, останься она по-прежнему яркой – и нашелся бы человек, который полюбил бы ее как солнце. Сейчас же девушка ничем не отличалась от невзрачной серо-бурой лисы, а юность уже миновала.

В свои семнадцать она по-прежнему ходила девой, а значит была непривлекательной или – что хуже – порожней и порченой словно пустоцвет.

Бисения отгоняла мрачные мысли, убеждая себя в том, что богу и людям куда важнее внутренняя суть. Девушка перешла в истинную веру, которая учила, что жизнь отождествляла страдания, а праведность и послушание были высшим благом, и праведность в понимании новых святых была совсем не той, что у предков Бисении.

Девушка еще поминала старых богов и мыслила старыми ведами, но отчаянно пыталась уйти от этой привычки. Очутившись в новом месте, она еще больше пожалела, что отец Михаил остался в деревне, а значит уже наверняка преставился. С этой мыслью девушка перекрестилась и отправилась на водоем.

Неподалеку от общей купальни она обнаружила маленькую заводь, скрытую свисающими ветками и цветами. Приходя сюда в одиночестве, Бисения всегда застывала перед тем, как пойти в воду: сильны еще были представления о том, что заберет ее Водяной. И каждый раз она крестилась, брала себя в руки и опускалась туда, веря, что бог не оставит, хотя в мыслях звала Берегиню.

Так же поступила и в этот раз, уже не испытывая прежнего страха. И сразу же успокоилась, стоило только воде принять ее тело в свои объятья, а бросившему в озноб холоду отступить.

Бисении хотелось сбросить рубашку и отдаться озеру искренне и полно, как бывало в детстве, пока в дом не пришел священник.

Тогда Вратослав уберег Уладу от того, чтобы внять уговорам человека в рясе, да не стал настаивать с названой дочерью, видя, что та не может найти себя после смерти родителей. И батюшка Михаил подарил Бисении надежду. Как и веру в то, что за все страдания воздастся и жизнь после смерти станет легче и проще.

Только люди вокруг предавались греху, а мир был полон ненависти и вражды. Даже люди Эйрика, мнившие себя христианами, по-прежнему почитали старых богов, принося им жертвы. Бисения знала, что и сама поддавалась искушению, часто нарушая запреты и обращаясь к старым богам, но ничего не могла с этим поделать.

Каждое событие в ее жизни, каждый миг пребывания в новой вере вызывал огромные трудности. Даже сейчас, испытывая неприятное ощущение от липнувшей к телу ткани, Бисения едва мирилась с этим.

Длинная сорочка тянула ко дну и то и дело задиралась по самую талию, когда девушка делала очередной рывок. И даже священник не мог бы объяснить ей, зачем скрывать свое тело в такие моменты. Она ведь спрашивала – он не ведал. Хотя каждый ребенок в ее деревне смог бы дать ответ.

В народе Бисении единение с природой считалось самой жизнью. Люди почитали матерь-землю, любили и боготворили ее. Но они также знали, что, отдаваясь ей, человек подвергался опасности, теряя свою людскую суть.

Стоило сбросить покровы – и обрывалась всякая его связь с настоящим. Отдавшись земле полностью, он мог уже никогда не вернуться в свой людской облик. Его захватывал круговорот жизни и смерти, где плотское являло духовное, и предки Бисении не видели в этом ничего постыдного. Только предупреждали, что растворяться в этом было опасно. Не то же ли самое подразумевало и христианство?

Бисения не отрицала греховности наготы, только думала, что сброшенная во время купания сорочка не лишила бы ее веры и не ввергла в грех. И тут же понимала, что уже одна эта мысль была кощунственной.

Девушка вздохнула и прикрыла глаза, смиренно каясь в своих думах. Она знала, что в новой вере плотское нужно было умерщвлять, и умерщвляла как могла, мирясь с ненавистной облипающей тканью...

Легкий звон вывел ее из раздумий, вынуждая открыть глаза и схватиться за ближайший выступ в поисках равновесия. Бисения попыталась обнаружить, кто мог ее потревожить, а главное – узреть, ведь в намокнувшем виде ее длинная сорочка обнажала почти все. К облегчению девушки, на берегу заводи оказалось пусто, и Бисения перевела взгляд к занавесу из листьев, который разделял озеро для общих купаний от того, в каком пребывала она.

Девушка понимала, что скрытую за ним ее никто не заметит, и вдруг с трепетом осознала, что сама могла видеть посетителя, оставаясь при этом незримой.

На берегу стоял Эйрик.

Бисения никогда прежде не видела его на купаниях или полянах. Он не участвовал в пиршествах, кроме тех, что устраивались в общем зале. Девушка вообще полагала, будто он не покидал свою берлогу где-то в замке, и только сейчас поняла, что ошибалась.

Звон издал меч, который Эйрик положил на прибережный камень. Следом последовал кожаный ремень с пряжкой. Бисения отвернулась, понимая, что должна уйти, пока ее не заметили или – что хуже – пока она не увидела слишком многое.

Долго пробыв в холодной воде, девушка уже начинала замерзать, да только пальцы отчего-то вцепились в ухваченный камень и не желали отпускать. Бисения понимала, что не должна подглядывать, но не устояла перед собственным искушением.

Никто из женщин не видел Эйрика таким. Никто не знал, чем он вообще занимается, оставаясь наедине. Может, он проведет какой-то ритуал, который раскроет тайну его нелюдимости?..

Бисения признавала глупость всех своих оправданий. Еще совсем недавно она рассуждала о том, что хорошо и что плохо. Она сражалась с собственной верой за право снять сорочку, а теперь собиралась смотреть, как разоблачался Эйрик, что было в разы непристойнее. Девушка испытала стыд за то, как быстро позабыла обо всех азах веры, стоило только поддаться настоящему искушению, но уже не могла оторвать взгляд от мужчины на берегу.

Ему не понадобилось много времени, чтобы развязать тесьму туники и положить ее туда, где лежали остальные вещи. Следом отправились и штаны, и Бисения затаила дыхание, глядя на его тело.

Одежда и прежде не могла скрыть то, как хорошо он сложен, просто без нее эти ощущения усиливались многократно. Эйрик казался прекрасной статуей из тех, что, девушка слышала, вырезали на юге по образу богов. Только он был лучше – живым, настоящим и, наверное, теплым. От этой мысли в противоположности с ледяной водой Бисения поежилась. И, хоть она не могла рассмотреть Эйрика пристально, это не умаляло ее желания почувствовать жар и твердость его тела.

Девушка ощутила, как краска заливает ее лицо, а предательское блаженное тепло разливается внутри, и пожалела о содеянном. Это нужно было прекратить. Ей не стоило смотреть на Эйрика, тем более так. Только взгляд сам скользил по широким плечам, груди, опускался к животу и узким бедрам... В этот момент Бисения поблагодарила бога и богов за то, что разделявшее их с Эйриком расстояние не позволяло ей видеть, что скрывалось в темных волосах внизу его живота. И тут же разочарованно выдохнула, когда Эйрик одним движением скрылся в воде, вызвав лишь легкое колебание озерной глади.

Некоторое время Бисения ждала, пока он вынырнет, но мужчина все не появлялся. Она начала волноваться и приподнялась на камне, вглядываясь в темную поверхность сквозь зеленый занавес. Тишина окутывала и давила, заставляя сердце подпрыгивать в груди от тревоги, и она тянулась целую вечность...

– Хорошо, что я встретил лису, а не медведя, – раздалось у нее за спиной, и Бисения дернулась от испуга. Камень, за который она держалась, вырвался и плюхнулся в воду.

Даже обернувшись, Бисения не сразу нашлась, что ответить. С одной стороны, ее испуг еще не прошел, с другой – ее охватил стыд перед Эйриком, и она не знала, за совершенный ли поступок или за то, что от мужского присутствия в груди разгоралось тепло.

– Я... Н-не... Я испугалась, – жалко пролепетала она и пояснила: – Думала, ты утонул.

Бисении казалось глупым отчитываться перед ним, словно ребенок, но она чувствовала себя виноватой и в то же время не хотела разговаривать: только смотреть на лицо Эйрика, которое теперь оказалось так близко. Прежде она не замечала, что его брови и ресницы были гораздо темнее волос, а серые глаза так ярко выделялись на загорелом лице – только эта красота не принесла девушке облегчения.

Эйрик не выглядел ни тронутым ее словами, ни даже злым. Раньше ей казалось, что в его глазах всегда сквозила угроза штормового неба, сейчас она заметила в их глубине затаившийся блеск. Был ли он теплым или холодным, Бисения понять не могла. Только поежилась, когда Эйрик пристально всмотрелся в ее лицо.

– Не в своем озере. – После сказанного он окинул взглядом ее промокшую рубашку и посиневшие губы и добавил: – Пойдем, не то умрешь от холода.

Эйрик не предложил ей помощь и даже не обернулся, чтобы проследить, плывет она за ним или нет. Осознание этого неприятно кольнуло Бисению. С другой стороны, ей стало легче, когда он вышел из воды и встал к ней спиной, чтобы не видеть ее обнаженного тела, чьи очертания легко угадывались под промокшей тканью.

Бисения стала быстро переодеваться, с трудом сдерживая стучащие от холода зубы, и даже вид обнаженного Эйрика не помогал справиться с пробивающим ее ознобом.

В этой части озера заросли скрывали купающихся от посторонних глаз, но и не пропускали солнце, которое быстро согревало мокрые тела. Капли стекали с волос Эйрика на нижнюю половину спины, заставляя взгляд невольно скользить им вслед. Глядя на его обнаженное тело под проблесками редких солнечных лучей, Бисения начинала понимать, почему он был загорелым везде. И то и дело одергивала себя, когда взгляд снова и снова опускался к его ягодицам. Вместо этого девушка пыталась смотреть на его длинные волосы. Но даже они вызывали у нее только одни мысли: на его груди и в паху их цвет был темнее, чем на голове.

– В следующий раз предупреди о своем присутствии. – Голос Эйрика вывел ее из глупых раздумий, заставляя вспомнить об обстоятельствах этой встречи.

– Я не собиралась подсматривать, – тихо призналась Бисения.

– Меня это не волнует, – отрезал он. – В следующий раз просто предупреди, и я уйду.

С этими словами он исполнил свое обещание и скрылся из виду, хотя она еще не успела полностью одеться.

Бисения едва сдержала вздох разочарования. Она понимала, что безразлична ему, и вдобавок понимала, что без чужого присутствия чувствует себя еще более одинокой.

Ей не нужно было видеть его обнаженного тела. Достаточно было просто сидеть рядом на камне и молчать. Только Эйрика не было рядом, и даже его одежда пропала с прежнего места к тому времени, как девушка стала возвращаться в замок.

< - >

Позже Бисения обнаружила череду естественных проходов, которые соединяли два купальных озера, и поняла, как Эйрик обнаружил ее присутствие. Она старалась не думать о том, что он мог увидеть, проплывая под водой, да и сам хозяин места не распространялся по этому поводу, как прежде делая вид, что девушки не существует.

Улада закончила добрую половину рубашки, и Бисения понимала, что только глупец мог отказаться от такого дара. Посестра была красивой светлоокой девушкой с золотистыми волосами. И румянец трогал ее белые щеки, а ямочки в уголках делали улыбку чарующей. На нее уже заглядывались люди Эйрика – и в том числе его лучший соратник Йохан, – но ни один не осмеливался посягнуть на дочь Вратослава, который был главой гостившего люда.

Со временем кто-то пустил слух, что Улада уже готовит рубаху своему суженому, и мужчины стали гадать, кого она одарит. Бисения не знала, был ли Эйрик осведомлен об их традициях так же, как и его люди. Просто надеялась, что был. Отчего-то ей не хотелось, чтобы он ранил Уладу отказом, и в то же время сердце болезненно сжималось, когда представляла себе их с Уладой свадьбу. Лишь иногда Бисения тревожилась, спрашивая себя, мог ли вообще такой нелюдимый человек любить?

Улада же не замечала его отстраненности. Она старалась не проявлять особых чувств в присутствии Эйрика, но и не сомневалась в том, что его сердце свободно. Девушка только следила за ним, чтобы узнать получше, и одним вечером призналась в этом Бисении.

– Помнишь, ты говорила мне, что он не спит в своей комнате? – тихо напомнила она, когда поздним вечером они с посестрой сидели за шитьем. – Я проследила за ним и теперь знаю, что он ночует в подземелье, – поделилась Улада.

– Уля, ты не находишь его поведение подозрительным? – в свою очередь, насторожилась Бисения. – Ты уверена, что такой мужчина стоит твоего выбора?

Ей уже порядком хотелось спать, и только услышанное от посестры на миг вывело ее из состояния полудремы.

– Именно поэтому я хочу, чтобы сегодня мы пошли за ним и все увидели, – сообщила Улада.

– Я не пойду! – прошипела Бисения так, чтобы названые родители не услышали, но и чтобы Улада не решилась на уговоры. – Там сыро и мрачно. Не пойду.

– Ну, Лиса, ты же старше меня, – принялась уговаривать та, и Бисения только покачала головой. Ей хватило одного подглядывания за Эйриком. Что бы он ни делал ночью, она решила, что от наблюдения за этим ей станет не легче.

Тем временем Улада продолжала безуспешные уговоры и даже пригрозила отправиться за Эйриком в одиночестве. Бисения хотела-было сообщить родителям об этом, но передумала. Все слишком часто потакали младшей любимице, чтобы та могла образумиться. И если решила, что пойдет одна, стало быть, пойдет, несмотря на запреты.

– Хорошо, – согласилась Бисения. – Но мы не задержимся там надолго, только глянем одним глазком...

Радостные объятья послужили ей наградой и вызвали улыбку, однако как старшая она снова попыталась оставаться строгой.

Уже опускаясь по лестнице, Бисения пожалела, что дала свое согласие. Девушке не хотелось признаваться в этом Уладе, но ей было страшно. Каменные стены и так давили на нее, отчего Бисения часто уходила из замка в лес, теперь же запах сырости и земли сдавливал грудь, затрудняя дыхание.

В ее родной деревне люди жили в совете с землей, но в их домах часто бывал свет. Здесь же мрак царил внутри огромных каменных строений, а сквозняки пронизывали до костей. Бисения всегда поражалась разнице между волшебной красотой природы снаружи и холодным безразличием замка внутри.

Когда девушки наконец спустились туда, где, по словам Улады, должен был находиться вход в подземелье, то обнаружили массивную деревянную дверь, которую охранял один из людей Эйрика. Они были вынуждены спрятаться за лестничным поворотом, чтобы не быть замеченными, и Бисения прошептала:

– Ты видела? Нам не стоит идти дальше.

Улада замотала головой, словно не произошло ничего необычного:

– Там всегда кто-то стоит.

– Там находится что-то запрещенное, иначе бы это не охраняли. Мы не пойдем дальше! – с нажимом повторила Бисения.

– Эйрик всегда уходит туда ночью. Один. Там не может быть ничего запретного или опасного, – стояла на своем Улада. – Отвлеки стражника, а я пройду внутрь и мигом вернусь.

Бисения даже не стала спрашивать ее, как именно та собиралась вернуться, когда Карл оставался на посту. Она сразу же развернулась, чтобы уйти, да только Улада не пустила ее, продолжая уговоры.

Девушки начали спорить, и вскоре созданный ими шум донесся до стражника, который тут же потребовал явить себя. Бисения медленно вышла на его зов, в то время как Улада продолжила скрываться за поворотом в надежде, что ее не обнаружат.

– Меня послали за пивом, – соврала Бисения первое, что пришло в голову. – Понятия не имею, где его искать, а тут так темно, что чуть ноги не сломала, – пробурчала она, лишь бы как-то объяснить шум, который устроили они с Уладой.

Узнав ее, Карл вмиг успокоился.

– Для Вратослава? – только и уточнил он.

– Да, – подтвердила Бисения, чувствуя себя крайне неудобно за то, что солгала людям, давшим приют ее близким. Ох и достанется потом от Вратослава!

– Поздно ты пришла... – с грустью подметил Карл, хотя она видела, что он хотел бы ей помочь. – Но погоди, может, найду бочонок.

– Буду благодарна, – улыбнулась она и с тревогой проследила, как он отпер дверь и скрылся в темноте.

Улада тут же выбежала из своего укрытия и направилась к проходу.

– Одумайся! – на миг остановила ее Бисения. – Столько вранья – ради чего?

– Тем более жаль, если после столького вранья мы просто развернемся и уйдем, – подметила та и тут же умоляюще посмотрела на старшую товарку: – Ну пожалуйста, Биса...

Та вздрогнула: если Улада звала ее по данному родителями имени, значит это действительно имело для нее важное значение.

Уже отпустив посестру, Бисения принялась корить себя за то, что в очередной раз пошла у той на поводу. Сколько раз она покрывала Уладу и брала на себя ее грехи... Должен же был и этому прийти конец! И тут же остановила себя, понимая, что не могла идти против судьбы. Она должна была служить своей неродной, но принятой семье за то благо, которое они для нее сотворили...

Звон ключей вернул Бисению в настоящее, и девушка с тревогой посмотрела на Карла, запирающего деревянную дверь.

– А к чему такая стража? – Она постаралась сделать так, чтобы ее вопрос прозвучал легко и ненавязчиво. – Чего тут хоронить?

Карл тепло улыбнулся, как делал всегда, когда оказывал ей услуги.

– Приказ Эйрика. – И вместо пояснений протянул маленький бочонок: – Я бы помог донести, да только сама понимаешь: нельзя покидать пост.

Бисения заставила себя улыбнуться и принять дар. Ее вовсе не обрадовало то, что Карл промолчал, но ни он, никто другой ни разу не дали повода усомниться в своей честности и порядочности. Три дюжины женщин и детей свалились на голову людям в замке, а они ни разу не отказали им в еде или крове. Бисения чувствовала себя отвратительно за то, что не только шла на ложь, но и была вынуждена подвести самого любезного из людей Эйрика.

– Спасибо, – снова улыбнулась она Карлу. – Я непременно принесу тебе какого-нибудь питья, чтобы скрасить эту ночь.

– Только не пьянящего, – засмеялся тот, и она кивнула, отходя к лестнице.

Всю дорогу наверх девушка думала, как быть. Оставив бочонок на кухне, она принялась искать сонную траву, чтобы сморить Карла и открыть дверь для Улады. Уже готовя напиток, девушка подумала, что было бы правильнее признаться тому во всем и куда проще, чтобы открыть дверь. Но это создало бы дурную славу для Улады. В родной деревне посестру нарекли бы пробитной, а в этом месте могли счесть глупой или легкомысленной.

Бисения остановила свои тревожные рассуждения, решив, что зря беспокоится. Если внизу находился только Эйрик, то он не представлял ни для кого угрозы. Или вдруг, явившись туда с Карлом, Бисения даже могла помешать договоренности молодых? Воображение уже нарисовало ей два сплетенных в любовном жару тела, и девушка дернула головой, отгоняя эти фантазии. Она решила, что опоит Карла, вернет Уладу в комнату, а сама пробудет на страже до утра или до тех пор, пока бедный Карл не очнется.

– Никаких происшествий? – улыбнулась Бисения, снова встретив мужчину у входа в подземелье.

– Нет, хвала богу, – покачал тот головой. – А ты с обещанным питьем?

– Я всегда держу свое слово. – Она лукаво подмигнула, передавая ему наполненный мех.

Некоторое время пришлось потратить на бессмысленную беседу. Вряд ли в былом Бисения посчитала бы разговор о детях и замужестве глупым, но сейчас все ее мысли были заняты посестрой. Что-то внутри кричало о том, что подруга нуждалась в помощи, и девушка с трудом дождалась, когда Карл утратил связность речи, а затем и вовсе начал проваливаться в сон.

Девушка придержала его, когда он стал терять власть над своим телом, и как могла помогла ему опуститься на землю. Она бы никогда не подумала, что мужчина мог весить так много...

Безумный крик оборвал ее мысли, и сердце в груди ответило рваным стуком, поднимая гул в ушах. Когда душераздирающий вопль повторился, Бисения вдруг осознала, что по-прежнему держит голову Карла, вместо того чтобы отпирать дверь. Она бросилась к ключам, но пальцы дрожали. Девушка пыталась уловить и другие звуки, однако тишину подземелья нарушало только бряцанье ключей в ее непослушных руках. Понадобилось несколько попыток, чтобы открыть дверь, и Бисения, не раздумывая, бросилась вперед.

Она не была уверена в том, что кричала Улада: голос не походил на голос посестры, и раздавался он не близко, а приглушенно, словно издалека. Только в груди стало настолько тревожно, что девушка уже не слушала разум.

Ворвавшись в подземелье, она думала, что сразу же найдет ответы на свои вопросы. Увидит что-то страшное, пугающее, безумное. Но ее окутала тишина.

Некоторое время Бисения осматривалась и привыкала к мраку, после чего быстро прошла дальше.

Обойдя запасы еды и питья, она остановилась у камер, огражденных решетками. Никогда прежде Бисения не слышала, чтобы Эйрик держал здесь кого-то, да сами камеры не имели узников. Все были пусты, кроме одной. Ее устлали мехами и даже поставили огни.

У Бисении не было времени на осмотры и размышления. Она обратила внимание на открытую дверь, которая запиралась на засов, и решила идти дальше.

Пол в камере был устлан медвежьими шкурами, там же лежала и рубашка – одна из тех, что Бисения стирала собственными руками. Целая-целехонькая, как если бы Эйрик предусмотрительно снял ее. Девушка решила было, что не имеет права идти дальше и искать его и Уладу, но она вспомнила о душераздирающих криках и поняла, что одно воспоминание о них заставляет капли пота катиться по ее вискам. Когда сквозняк обдал спину, девушка осознала, что вся взмокла от страха. Она по-прежнему ничего не понимала. Только ветер вел ее в камеру, и чем дальше шла Бисения, тем сильнее ощущала запах леса.

Чутье ее не подвело: узкий земляной проход вывел из темницы прямо в ночной лес. Давящая тишина замка сменилась шелестом листьев и пеньем сверчков, прохладная шелковистая трава расстилалась под ногами. Бисения всегда чувствовала себя лучше на лоне природы, но сейчас ее сердце продолжало тревожно биться, а крик в голове то и дело вспарывал ночную тишину. Какой-то хруст нарушил идиллию царства Святобора, и Бисения вздрогнула.

Это не походило на звук ломающихся веток, значит никто к ней не шел. Хруст повторился, слабый и хлюпающий. Она никогда прежде не слышала такого звука, и оттого он казался пугающе неестественным, однако издававший его мог представлять опасность и находился совсем рядом.

Когда ее глаза привыкли к темноте, Бисения пристально осмотрелась вокруг. Прямо на тропе, по которой она шла, находилось какое-то темное пятно. Девушка сделала всего полшага, чтобы рассмотреть его лучше, и замерла, не осмеливаясь идти дальше.

Оно было слишком знакомо ей, ведь в лесу не было другого такого же крупного зверя. Он склонился над темной травой, и там, прямо перед ним, белело что-то совсем иное... В лесу таких белых зверей не водилось, Бисения точно знала. А еще она не осмелилась сделать ни шагу как раз потому, что почувствовала, кто это, еще до того, как увидела или поняла.

Едва различимый треск ткани. Хруст. Звук разрывающейся плоти. Темное пятно над белым. Темное пятно у белого там, где должен быть живот... Медведь оторвал очередной кусок мяса и с утробным рычанием поглотил его. Он продолжал вспарывать нежную плоть, зарываясь мордой все глубже, словно это было самым ценным для него яством. Бисения же видела, как он поглощает саму жизнь... Она зажала себе рот рукой, пытаясь сдавить крик, рвущийся наружу. Леденящий холод окутал ее позвоночник, заставляя оцепенеть. И прежде чем девушка пришла в себя, зверь посмотрел прямо на нее.

Он услышал бы малейший ее всхлип даже в верстах отсюда, учуял бы запах в десятках верст. Ветер, поменявший направление, только быстрее указал ему верный путь.

Холодный липкий страх вмиг одержал верх над болью потери. Бисения не могла пошевелиться, а зверь молча наблюдал за ней. Она не знала, сможет ли уйти. Еще не могла полноценно думать, так как губы дрожали и беззвучные слезы катились по щекам. Он больше не был голоден, но мог начать какую-то свою, только ему известную игру. К ужасу Бисении, зверь сделал шаг навстречу. Она же начала медленно отступать, чтобы не привлечь еще больше его внимания, однако медведь продолжал следовать в ее направлении. Постепенно неуверенные его шаги становились все тверже и размашистее, и, заметив это, девушка решилась бежать.

Бисения стремилась к той стороне, с которой пришла. Она думала о том, что доберется до камеры и закроет засов, а если нет, то воспользуется дверью. К этому времени люди уже должны были собраться, ведь Улада кричала целую вечность назад. Бисении хотелось расплакаться при одном упоминании этого имени, но сейчас ей нужно было спастись самой.

Тяжелая поступь раздалась совсем рядом, и земляной проход пригрозил стать погребальной ямой. Медведь буквально наступал на пятки, и его рваное дыхание заставляло Бисению вполне осязаемо ощущать хватку зубов на собственной спине. Слабый свет тускло мерцал вдали, и отчего-то девушка поняла, что не успеет.

Она пригнулась, чудом угадав, когда медведь совершил рывок, и он рухнул в угол решетки, наваливаясь на нее весом всей своей туши. Тот выход, на который рассчитывала Бисения, теперь был перекрыт.

Девушка еще не собралась с мыслями, а медведь уже стоял на всех четырех и двигался в ее направлении. Ей не оставалось ничего другого, кроме как молиться и отступать назад. Шкуры убитых медведей приятно ласкали ноги, и Бисении захотелось плакать от осознания того, что ее жизнь заберет именно их сородич.

Решетка за спиной показала, что отступать больше некуда, и девушка с замиранием сердца стала следить за зверем, направлявшимся к ней.

Он переваливался нелепо, грузно, и отчего-то сейчас это воспринималось не как повод для насмешек, а как проявление силы, с какой этот зверь держался на матери-земле.

Его морда не выражала ни жалости, ни довольства. Медведь мог обнюхать и облизать своего детеныша с тем же видом, с каким разрывал жертв в клочья. Бисения закрыла глаза и задрожала.

Она не боялась смерти, отчего-то боялась именно быть съеденной заживо. Испытать агонию разрываемой плоти, ощутить, как кто-то жрет ее внутренности еще до того, как остановится сердце...

Морда зверя все еще была покрыта кровью, и Бисения молилась, чтобы Вратослав нашел его и успел убить до того, как он нападет на кого-то другого. Уже после нее... Так странно было Бисении думать о будущем без самой себя.

Почувствовав теплое дыхание у живота, она отвернулась, чтобы ненароком снова не посмотреть вниз.

Она, считавшая себя смелой и сильной, не могла сдержать слез, лившихся градом. Страх опережал мысли и заставлял вздрагивать каждый раз, когда зверь терся носом о ее тело, словно помечая кровью и указывая на истинного виновника сегодняшних смертей.

Бисения вцепилась в стальные прутья за спиной, молясь богу и богам, каких только знала. Лучше бы рвал скорее, чем так терзал. В ответ он заскрежетал когтями о решетку и издал протяжный рык. Бисения зажмурилась еще сильнее, а зверь повторил свой рев.

Постепенно гортанный звук затихал, превращаясь в странное мычание. Зверь снова ткнулся ей под грудь, в этот раз не отнимая морды, и продолжил маяться, как раненый.

В какой-то момент он затих, и только сиплое рваное дыхание свидетельствовало о том, что зверь находится рядом. Бисения больше не чувствовала его тепла как прежде. Может, он действительно ранен и издыхает? Она бы все отдала за это.

Но когда девушка открыла глаза, то не поверила себе.

– Господи, – только и выдавила она и приложила ладонь ко рту.

Увиденное никак не укладывалось в голове. Бисения снова закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями, но когда посмотрела вниз, то по-прежнему видела человека, которого узнала бы из тысячи. Его влажные серебристые пряди опускались на спину, и это он – он и никто другой – прижимался лбом к ее животу.

Девушка задрожала, второй раз за ночь сдерживая безумный крик, и вгрызлась зубами в кулак, заглушая стон раненого зверя. Беззвучные рыдания терзали ее грудь, а слезы уже промочили ворот рубашки.

– Прости, – едва слышно прошептал Эйрик, а Бисения принялась колотить его по плечам и спине с ненавистью, какой никогда в себе не подозревала.

Он удерживал ее в своих руках мертвой хваткой, пока она билась в истерике, и Бисения ненавидела его за это еще больше, чем прежде. Она била и била, будто это могло избавить ее от боли и ужаса пережитого. Будто могло вернуть Уладу.

– Прости, – повторил Эйрик, в этот раз подняв глаза.

Бисения все еще хотела верить в то, что все ей привиделось, приснилось, но живое доказательство случившегося стояло прямо перед ней. Его серые глаза, его лицо. И кровь на этом лице, и кровь на плечах и груди, которыми она когда-то восхищалась... Так же как восхищалась – нет, любила – Улада.

Бисения разрыдалась. У нее больше не было сил бить его, не было сил стоять. Даже думать не было сил. Хотелось провалиться в забвение, в беспамятство, чтобы потом проснуться и узнать, что все ей только приснилось. Что все живы и здоровы, и жизнь будет протекать как прежде.

Кто-то прижимал ее к себе и убаюкивал, словно ребенка. Кто-то говорил вечные слова «все пройдет» и шептал колыбельные, только звучали они на чужом языке, а губы саднило от соли слез, крови и пота.

< - >

Когда она вынырнула из состояния полузабытья, горизонт был сер. Бисения лежала на грубом настиле и чувствовала такую пустоту внутри, словно уже отправилась в мир Нави. Произошедшее казалось ей сущим мороком. Эйрик, медведь... Он на самом деле являлся человеком-зверем, о которых она слышала только в легендах? Но то, что казалось реальным в детстве, сейчас не поддавалось никаким объяснениям, и Бисения ничего не понимала. Она попыталась избавиться от мыслей, сосредоточившись на звуках вокруг.

Замок молчал, но даже он молчал напряженно, как если бы готовил очередной удар своим постояльцам. Бисения пролежала какое-то время в липкой тягучей тишине и не выдержала. Она решилась выйти и встретить реальность лицом к лицу, да только дверь не поддалась, когда девушка попыталась открыть ее.

Бисения несколько раз дергала затвор, лишь сильнее убеждаясь, что ее заперли, и не могла найти этому походящего объяснения. Вратослав наверняка был зол на нее за то, что она подвела его дочь. Но разве Бисения была из тех, кто бежал от ответственности? Да и куда здесь бежать?.. А может, это Эйрик запер ее, чтобы скрыть происшедшее? Было похоже на то, да только он мог убить ее еще раньше и не испытывал нужды в заточении...

Чем дольше девушка оставалась в своей темнице, тем беспокойнее себя чувствовала. Поэтому, когда замок в двери заскрежетал, она отпрянула к окну и настороженно всмотрелась в посетителя.

– Видар... – с облегчением выдохнула Бисения, узнав в мужчине старого знакомого.

Видар попал в их деревню еще мальчишкой, когда его взяли в плен, чтобы заставить родного дядю остановить набеги на поселок. Тот предпочел забыть о племяннике, и вражда продолжалась. Отец Михаил взял мальчика под опеку и вырастил, дав крещение. Остальные же продолжали называть старым именем, чтобы не забывал, откуда родом, и знал свое место.

Именно от Видара Бисения усвоила наречие, похожее на то, каким пользовался Эйрик, и это склоняло ее к мысли, что мужчины могли принадлежать одному народу.

– Рад, что ты очнулась, – приветствовал Видар. – Мы думали, ты тронешься рассудком...

– Вы знаете, что произошло?

Он опустил голову, и сердце у Бисении тревожно заныло.

– Карл очнулся, но его знания обрывочны. – Мужчина снова посмотрел на нее. – Остальное известно, но, возможно, тебя тоже выслушают.

– Прямо сейчас?

Видар скупо покачал головой, и девушка рванулась к нему, осыпая вопросами:

– По чьему приказу меня заперли? Что вообще происходит?

Видар взял ее за плечи, призывая к спокойствию.

– Вратослав вызвал Эйрика, – пояснил он и спустя мгновение добавил: – Твою судьбу будет решать победитель.

После этого мужчина оставил ее одну, и ворох неприятных мыслей снова закружился в голове Бисении.

Поединок. Старый способ доказать свою правоту.

Кто-то видел в этом волю богов, кто-то – красивое зрелище, а Бисения – лишь способ отомстить. Как глупа она была, если не догадалась об этом раньше! Разве мог Вратослав закрыть глаза на смерть единственной дочери? Да только мнения Бисении по этому поводу никто не спрашивал, и думать об этом было бессмысленно.

Какое будущее ее ждало? Девушка не знала. Кто бы ни победил, она не совершила преступления и не была виновна в убийстве, хотя именно она и никто другой солгала и опоила Карла, из-за чего свершилось непоправимое.

Кровавое колесо закрутилось, и поединок только ускорял его обороты, порождая зачатки кровной мести. В глубине души Бисения желала победы Вратославу, ведь только так душа Улады могла обрести желанный покой, и тут же стыдилась своих мыслей, когда думала, что сказал бы на них отец Михаил.

Смерть отнимала жизнь, а не дарила ее, и только прощение могло сгладить горечь утраты. К сожалению, Бисения не могла смириться со случившимся, и даже смерть Эйрика ее не устраивала. Она не знала, что скрывалось за его поступками, и пусть ненавидела его за содеянное, но не могла не признать собственной вины и вины Улады в свершившемся. Именно невозможность определиться со своими желаниями тревожила Бисению больше всего.

Если бы можно было сбежать от ответа. Уйти, покинуть этот замок со всем людом и забыть о том, что было... Только время уже перешло на враждебную сторону и тянулось немилосердно долго.

Бисения принялась бродить по своей темнице, ожидая хоть какого-то намека на исход поединка. Его наверняка проводили снаружи, а толстые каменные стены не пропускали ни звука с места кровавой схватки. Под окном расстилался лес, и Бисения не могла увидеть ничего за его плотной листвой, поэтому снова сосредоточилась на звуках мучительной тишины.

Девушка знала, что поединок не мог длиться долго. Его исход должен был быть предрешен еще до полноценного рассвета. И в этот момент до нее донесся женский плач. Внутри все перевернулось, когда рыдания стали более гулкими, ведь по Эйрику в замке плакать было почти некому...

Бисения подбежала к двери, стуча и молотя по ней кулаками с просьбой выпустить ее. Но никто не услышал.

Замок ожил с рассветными лучами, и жизнь в нем закипела бурная, да неестественная.

Кто-то оплакивал родных за серыми стенами, но никто из них не пришел за Бисенией. И девушка впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему одинокой. Не было ничего хуже проклятия собственного рода, и она наверняка провинилась перед ним в чем-то, если в этот момент о ней никто не вспомнил.

Девушка не видела погребальных костров и не присутствовала на тризне. За целый день никто не отворил дверь и не принес еды. Даже не вспомнил о ней, словно она уже умерла.

Бисения начинала понимать, что лучше бы так и случилось. Погибни она в когтистых лапах зверя – и сегодня ее поминали бы как лучшую из дев. А так никому не было дела до обычной Лисы...

Новым днем Видар снова отворил дверь и сообщил, что их люди ушли. Все ушли, и остались только они двое.

< - >

Бисения долго не могла простить его за то, что он принял решение вместо нее. Пусть Видар был прав, когда говорил, что все знали о ее вине. Пусть ее названая мать ненавидела ее за то, что та оставила Уладу наедине с чудовищем. Остаться в его логове было не лучше.

Бисения знала, что со временем ее простили бы. Пусть обращались бы как с изгнанницей и не разговаривали годами, заставляя выполнять всю грязную работу, но простили бы. Жена Вратослава была строгой женщиной и порывистой, но не могла держать обиду всю жизнь. Во всяком случае, Бисения в это верила или пыталась верить. Ее пугала сама мысль о том, чтобы остаться без роду, без племени. И в то же время страшно было представить свою жизнь с людьми, которые утратили в нее всякую веру...

Видару было проще: он воспринимал начало службы у Эйрика как возвращение к своим корням. Значило ли это, что приобретенные им узы в ее роду ничего не стоили? Значило ли это, что и ее узы с родней Вратославом не имели значения? «Кровь не вода» – всплыли в ее голове слова Видара. Выходит, он перешел к Эйрику не потому, что предпочел победителя побежденному, а потому что считал себя частью другого народа... Только сама Бисения воспринимала это выражение иначе.

На Эйрике была кровь ее близких, и ничто не могло ее смыть. Перед глазами то и дело всплывал его образ, где багровые пятна расплывались по лицу и телу. И от одного воспоминания об этом Бисения начинала дрожать, как тогда в его руках. «Он ведь просил прощения, – напомнила она себе, чтобы побороть ужас. – Значит понимал, что сотворил – и искал прощения». Но вот искал ли? Первое, что он сделал во искупление, так это забрал жизнь Вратослава. И как, ради бога, земля могла носить такое чудовище?..

< - >

Дни сменялись днями, и Бисения стала благодарить высшие силы за то, что как женщина не могла присутствовать на трапезах в главном зале: так она не видела Эйрика, да он и сам словно позабыл о ее существовании.

Она по-прежнему выполняла домашнюю работу, и в этом ей помогали девушки из родной деревни. Связав свои судьбы со служивыми Эйрика, они вынуждены были остаться, но даже так старались не выводить ее на откровенные разговоры, усиливая гнетущее чувство одиночества.

Погруженная в собственные переживания, Бисения не сразу заметила, что Карл пропал. Видар не отвечал на ее расспросы, и девушка стала опасаться самого страшного... Эйрик продолжал спускаться в подвал и, памятуя о том, чем это могло закончиться, девушка переживала еще больше. Неизвестность лишала покоя, поэтому, когда Бисения случайно осталась с ним наедине, то не выдержала.

– Ты убил его? – спросила она и замерла, опасаясь его реакции.

Вопрос был задан не вовремя: Эйрик уже почти покинул комнату, как делал всегда, когда она убиралась, и при звуке вопроса задержался на миг, словно раздумывая, отвечать надоедливой прислуге или нет.

– В поединке может быть только один победитель, – сказал он наконец. – И правда была на моей стороне.

Бисения не стала подмечать, что в ее представлении звание более умелого убийцы не свидетельствовало о его правоте в спорном деле. Вместо этого уточнила:

– Я говорю о Карле.

Эйрик развернулся и окинул ее взглядом, от которого девушка поежилась. Никогда прежде она не спорила с ним и тем более не требовала отчета. И больше всего опасалась, что он воспользуется своим правом не отвечать.

– Он заточен в подземелье и ожидает своего наказания, – бросил Эйрик, и Бисении понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что именно он имел в виду.

– Заточен?.. С тобой?! – Девушка вдруг поняла, что именно подразумевал под наказанием Эйрик и отпрянула, словно он мог поступить с ней точно также.

Однако к этому времени мужчина уже покинул комнату и не мог видеть ее ужаса.

Бисения понимала, что не имела права оставлять все как есть и жить спокойно, зная, что Карл расплачивался за ее ошибки.

– Подожди, умоляю! – Она выбежала вслед за Эйриком, боясь упустить миг собственной смелости. – Он ни в чем не виноват, клянусь! Ты же знаешь, что это я его опоила!

– Кричи громче, – съязвил Эйрик, не оборачиваясь, – так мои люди будут относиться к тебе с большим доверием.

– Пожалуйста! – Бисения не обратила внимания на его колкость и, обойдя, преградила путь. – Разве мало уже было смертей? – как можно мягче сказала она, опасаясь быть прогнанной за свою смелость, и призналась: – Я почти смирилась с утратой Улады и Вратослава. Почти смирилась с тем, что останусь в этом месте. Просто хоть раз сделай что-нибудь для других. – Бисения положила руку ему на грудь, и от этого прикосновения Эйрик едва ощутимо дернулся.

Она понимала, что сделала все правильно: сказала нужные слова, даже призналась в собственной слабости и попыталась вызвать сочувствие – вот только смотрел он на нее с недоверием и даже усиливающейся яростью.

Теперь настал черед Бисении дрожать под его взглядом. Она медленно отняла руку, понимая, что поторопилась приласкать неприрученного зверя, но Эйрик перехватил ее ладонь.

– Пойдем, – сказал он, и в глубине его глаз на миг блеснул яркий огонек, да только Бисения понимала, что ей вряд ли придется по душе то, что могло будоражить теперь уже нечеловека, совсем неизвестного ей Эйрика.

Девушке пришлось почти бежать следом, потому что он не выпускал ее руки из своих пальцев, а его размашистые шаги не шли ни в какое сравнение с ее крошечными.

Путанные темные коридоры превратились в бесконечный лабиринт, и только когда они оказались на знакомом спуске, Бисения замерла, боясь идти туда.

Эйрику передались ее чувства, но он предпочел подлить масла в огонь.

– Ну же, не смущайся. – Мужчина потянул ее за руку, призывая идти следом. – Я хочу выслушать, как все было. Быть может, это переменит мое решение...

Что-то подсказывало Бисении, что ее выходка могла привести только к худшему, и к собственному стыду она боялась продолжать. На миг ей показалось, что и в прошлый раз он нарочно заманил Уладу в подземелье, а теперь вел саму Бисению по тому же следу, чтобы завершить начатое.

Она сторонилась Эйрика, стараясь держаться как можно дальше, хоть это трудно было сделать, когда он ни на миг не отпускал ее ладонь. Тогда девушка принялась внимательно следить за ним, чтобы не упустить момент, когда он превратится в зверя. Блики огней на стенах только развивали ее страх сильнее.

– Она спустилась одна или ты была с ней? – спросил Эйрик и, не дождавшись ответа, обернулся к спутнице.

Бисения замерла, не в силах вымолвить ни слова. Как тогда, в лесу, на нее нашло затмение, и она могла только наблюдать за происходящим, но не участвовать в нем.

Эйрик говорил что-то еще, а она не слышала ни звука. Только вперилась в его губы взглядом, следя за каждым произнесенным словом. Даже в человеческом облике его рот казался хищным. Бисения почти видела, как Эйрик оскаливается, обнажая острые клыки, которые прокусывают белую кожу и рвут плоть, орошая все вокруг темной кровью...

От этих воспоминаний-видений у нее закружилась голова и сперло дыхание. Бисения вырвала ладонь из его руки и, опершись о каменную стену, обняла себя за плечи. Эйрик остановился и не стал ей мешать. Только встал рядом, пристально изучая ее, отчего девушке стало совсем не по себе. Ей снова мерещился медведь, который не спускает глаз с рыбы в бурной реке с тем, чтобы в нужный момент поймать ее и сожрать.

Бисения хотела потребовать у Эйрика оставить ее, но не могла выдавить ни звука. Только сильнее сжималась в комок под его пристальным взглядом, чувствуя, как он выбивает остатки воздуха из груди. Сердце билось с такой силой, что грозилось разорваться в клочья, а вообще-то ей хотелось плакать. Бисению останавливало лишь то, что слезы пробудили бы его звериную сущность.

– Ты можешь спустится туда со мной и, пережив все заново, забыть о своем страхе, – тихо произнес он, глядя ей прямо в глаза. – А можешь закрыться вот так и дрожать при виде меня каждый раз. Мне все равно.

Только при этих словах Бисения вдруг поняла, что действительно дрожит. От холода или от страха, было сложно судить: в этом месте хватало и того, и другого. А от услышанного «все равно» ей лишь сильнее захотелось плакать. Найдется ли в этом мире хоть один человек, которому ее состояние не будет безразлично? И так как Эйрик смотрел ей в глаза, Бисения по-прежнему не могла позволить себе слезы.

Она напомнила себе, что хотела остановить череду смертей, вспомнила о Карле, чья судьба была ей неизвестна, и решила, что если смогла быть сильной ради прихотей Улады, то сможет стать сильной ради чего-то действительно стоящего.

Она позволила Эйрику повести дальше.

– Вы были вдвоем, – нарушил он долгое молчание. – Ты слишком пугливая, чтобы пойти сюда вообще, она наверняка была слишком пугливой, чтобы сделать этой самой.

«Была» – это слово больно задело Бисению, и она проглотила обиду. Эйрик больше не задавал вопросов, так как знал, что не услышит ни звука в ответ, и ее это устраивало. Девушка пыталась сосредоточиться на его голосе – голосе человека, – чтобы увидеть все его глазами и не думать о звере, которым он был на самом деле.

– Вы увидели охрану и наверняка испугались, – решил он, когда они дошли до двери в подземелье. – Или же ты испугалась, а она нет. Карл сказал, что видел только тебя. Она вытолкнула тебя улаживать сложности? И когда он скрылся, решила посмотреть, что внутри?

Бисения отвела глаза, разрываясь между воспоминаниями и настоящим, а Эйрик не торопился вести ее внутрь.

– Он должен был задаться вопросом, для чего Вратославу пиво поздним вечером, – ровно отчитал он. – Должен был запереть дверь за собой, когда пошел внутрь, – продолжал Эйрик. – Вместо этого точил с тобой лясы, как баба, и даже не задумался, с чего это ты вдруг решила проявить особую заботу и принести питье. Или ты дала ему надежду на что-то большее? – Эйрик притянул ее ближе, чтобы прочесть ответ в ее глазах, и Бисения была вынуждена встретить его взгляд, в котором не видела для себя ничего хорошего.

Ей выносился приговор «виновна», и девушка снова пожалела о том, что спустилась с Эйриком в подземелье. Но, не дождавшись ответа, он повел ее дальше.

– Твоя сестра прокралась внутрь, – сказал Эйрик, когда они миновали дверь, и Бисению больно кольнуло слово «сестра», выстроившее целую пропасть между ней и зверем, который держал ее за руку.

– Быть может, какое-то время она опасалась быть пойманной, но потом пошла дальше, – продолжал он.

Они вышли к клеткам, и Бисения сжалась, когда заметила Карла в одной из них. Он резко встал при виде посетителей, и напряженный взгляд, которого удостоился Эйрик, сменился жалостливым, когда Карл посмотрел на Бисению.

Заросшего и немытого, в истасканной одежде, его было не узнать, но еще больше девушка стыдилась того, что сама приговорила его к такой участи. Не укрылось от нее и расположение его клетки: вплотную к той, где, как она уже поняла, жил сам Эйрик, а значит и медведь. Девушка вздрогнула от страха и ужаса, но ее тянули дальше, внутрь, и Карл лишь провел ее сочувствующим взглядом, будучи не в силах что-либо изменить.

Эйрик завел девушку в камеру, и все внутри Бисении запротестовало. При одних воспоминаниях о прошлом ей снова захотелось бежать, и девушка вырвала было свою ладонь, да только Эйрик удержал ее руку, лишая свободы выбора.

– Я всегда запираюсь на засов и замок, – отчеканил он. – Медведи умны, но даже этот не смог бы открыть дверь. Мне не было нужды прятать ключи от людей, ведь никто из них не проник бы сюда в неведении, и твоя сестра сама отперла его.

Бисения была не в силах выслушивать это, но у нее не было выхода.

Эйрик повел ее дальше, вглубь темного земляного прохода, и тесные своды сомкнулись над их головами. В прошлый раз они казались Бисении воплощением могилы, в этот раз вызывали не лучшие чувства, но Эйрик словно не замечал ее реакции и продолжал:

– Она увидела шкуры и мою одежду. Подумала, что человек не может таить для нее угрозы. И, обнаружив проход, пошла наружу. – Он на миг замолчал, а потом горько усмехнулся: – Любопытство кошку сгубило.

Бисения могла простить ему почти все, но только не услышанное.

– И поэтому ее следовало убить? – с горечью поинтересовалась она, замирая на месте.

Эйрик должен был почувствовать изменения в ней. Должен был поправить себя, извиниться за насмешку, но он не сказал ни слова. Лишь повернулся в ее сторону и продолжил следить за ней с выражением неверия на лице, отчего Бисения разозлилась еще сильнее.

– Глупая любопытная дурочка, глупый бестолковый стражник! – бросила она. – И бедный невинный зверь, который разорвал одну и готовится сделать то же самое с другим. – Ей наконец удалось вырвать руку из его ладони и отступить к стене. – А может, не будь его – и не было бы этих смертей? Может, стоит только убить зверя – и все прекратится?

Уже произнеся эти слова, Бисения поняла, что переступила запретную черту. Глаза Эйрика загорелись от ярости и, когда он совершил рывок по направлению к ней, девушка вжалась в земляную стену, закрыв лицо руками.

Она думала, что сможет побороть страх, что привыкнет к новому чувству, но на деле это оказалось невозможным.

Бисения только ощущала тяжелое дыхание рядом с собой и молилась, чтобы Эйрик не превратился в зверя. Спустя какое-то время она все-таки набралась смелости и открыла глаза, но даже вид Эйрика-человека не принес ей желанного успокоения.

Он был разъярен. Он навис над ней, остановившись в самый последний момент, но по-прежнему желал сломать ей шею или чего похуже, о чем Бисения старалась не думать.

– Ступай, Лиса, – посоветовал Эйрик спустя мгновение, показавшееся вечностью, и прикрыл глаза, беря себя в руки. – Ступай и берегись грядущими ночами, – повторил он. – Этот медведь тоже любит ягоды, а запах крови будоражит его еще сильнее.

Бисения едва дышала, боясь спровоцировать Эйрика еще больше. Боясь даже пошевелиться, не то что вздрогнуть. И только страх перед его превращением дал ей силы медленно выскользнуть из-под него.

Девушка как могла бесшумно прокралась обратно к лестнице и понеслась бегом в свою комнату. Лишь очутившись там, она заперла за собой дверь и почувствовала себя в относительной безопасности.

Безопасность превратилась для Бисении в далекую и невыполнимую мечту.

Она понимала, что Эйрик не мог знать о ее любви к ягодам и о том, что в этот день она их собирала. А если и знал, то точно не то, что сегодня начались ее регулы.

Однако этой же ночью он пропал.

< - >

Бисения уже понимала, что исчезновение Эйрика-человека означало возвращение Эйрика-медведя, и весь замок погрузился в молчание, словно выжидая, чем обернется очередное превращение его хозяина.

Прежде девушка не задумывалась над природой происходящего, и лишь спустя несколько дней начала понимать, что медведь Эйрика отличался от других. Нуждайся он в пище – уже давно нашел бы себе хоть зверя, хоть дичь, каких в лесу водилось предостаточно. Его же не было в замке четвёртый день...

Она боялась расспрашивать приближенных Эйрика и только спустя какое-то время вспомнила о Карле. Бисения долго упрашивала Йохана дать ей возможность спуститься к узнику, но тот относился к ней настороженно и, даже согласившись, предоставил сопровождение.

Бисению задело такое недоверие и, лишь оказавшись под землей, она мысленно поблагодарила Йохана за то, что он обезопасил ее возможную встречу с чудовищем.

Карл выглядел изможденным. Он наверняка не спал с тех пор, как Эйрик превратился в зверя. Бисения слышала, что медведь несколько часов пытался добраться до заключенного, и только клетка удержала его от того, чтобы преуспеть в этом.

– Прости меня, – искренне извинилась девушка, продвигая тарелку с супом под прутьями решетки.

Тот безразлично пожал плечами, принимая еду:

– Уже неважно.

После этих слов Бисения почувствовала себя еще более виноватой.

– Если бы не я, ты не подвергался бы этим мучениям, – заметила она, глядя, как он поглощает остывшее варево.

– Ты не знала, – ответил он, и девушка сжала кулаки от злости, потому что не могла ничем ему помочь. В этот миг смелая мысль пришла ей в голову.

– Я могу попытаться разыскать ключ и освободить тебя, – тихо предложила она, чтобы сопровождающий не услышал.

К ее удивлению, Карл только покачал головой:

– Это решение Эйрика, и я знал, на что иду, отправляясь сюда.

– Он же убьет тебя!

– Хотел бы – уже убил бы, – отрезал тот. – Он не даст зверю одержать верх.

– Он убил мою названую сестру, – с горечью заметила Бисения, – и сейчас убивает кого-то другого.

– Я сожалею о твоей утрате, – искренне отметил Карл, – но живой Эйрик спасет больше людей, чем убьет.

Бисения посмотрела на него как на полоумного, и мужчина продолжил:

– Твои близкие отправились жить на земли, которые отвоевал Эйрик. Он не дает ордам с востока пробраться сюда. И это проклятье пало на него только прошлой весной.

– Проклятье? – Бисения впервые услышала что-то о звере.

– Он начал обращаться после того, как мы закончили удачный поход. И никто не знает, как это происходит и почему. Когда медведь берет верх, им овладевает жажда крови, и она не угасает, покуда он не вкусит человеческой плоти.

Бисения затаила дыхание от услышанного. По всему получалось, что зверю нужна человечина? Девушка вздрогнула и, не сразу преодолев брезгливость, решила было расспросить Карла еще, но вой труб вывел ее из оцепенения, принося чувство тревоги.

– Он вернулся. – Сопровождающий положил руку ей на плечо.

Вернулся на восьмой день отсутствия...

Бисения скрылась в своей комнате, боясь попасться ему на пути.

Замок снова ожил в ожидании новых распоряжений, а она бродила по своей почти келье в странном волнении. С одной стороны, ее обрадовала весть о том, что Эйрик жив, с другой – Бисения боялась представить, ценой каких жертв ему это удалось.

Уже позже она узнала, что он приехал на чужой повозке, и обнаружила две свежие могилы на общем захоронении. Ей хотелось бы смотреть на них как на случайность, которую приносят болезни, или старость, или неудачная охота, но рядом стояли две домовины, под которыми покоился прах Улады и Вратослава, и сердце болезненно сжалось.

Все отчётливее осознавая, в каких условиях оказалась, Бисения начинала чаще предаваться мыслям о том, что когда-нибудь и ее останки окажутся на этом кладбище по всем известной причине, только их будет отличать возвышающийся над могилой крест.

Бисения достала рубашку, которую Улада шила для Эйрика, и подожгла ее. Не для того человека мастерила ее посестра. Увы, она ошиблась в выборе. И отчего-то Бисения была уверена, что та слышала ее доводы и соглашалась с ними.

Закончив общение, девушка пошла прочь от кладбища.

Сейчас, когда Эйрик вернулся, медведей можно было не опасаться некоторое время. Она знала, что эти звери отмечали свои владения, запрещая таким образом вход в них другим, а значит лес был относительно спокойным.

И он по-прежнему манил ее в свои прохладные сети, заклиная лиственным шепотом и принося умиротворение.

Бисения обнаружила куст с дикой малиной и не удержалась от мыслей об Эйрике. Теперь каждый раз, когда она собирала ягоды, в голове всплывали его последние слова, а внутри тепло и холод сливались воедино, смешивая ее чувства подобно рассыпанному жемчугу.

В свою очередь, Карл подарил возможность воспринимать Эйрика как обычного человека. Он же посеял зерна сомнений, которые путали все мысли о звериной природе хозяина.

Народ Бисении верил, что человек мог стать животным, поддавшись природным чарам. Особенно человек, избыточный в желаниях и страстях. Человек, не склонивший головы перед властью старых богов, вызывал на себя их гнев. И самые спесивые и непослушные из смертных превращались в медведей. Насколько Бисения могла судить, Эйрик был очень гневлив и себялюбив, и подобное наказание не виделось ей чем-то невозможным.

Только иногда она думала, что его вовсе не прокляли, как считали его люди, а это дух леса нашел подходящий для себя человеческий сосуд. Уж слишком противоречивыми были поступки Эйрика, чтобы считать их чьим-то колдовством. И то, что Бисения наблюдала после проклятия, также не говорило о скором его выздоровлении.

Эйрик спал на полу и в холоде, ел самую простую еду, лишил себя вина и женщин, переходя в крайность, из которой не было выхода. Бисению же взращивали с мыслью, что умеренность являлась решением ото всех болезней. И именно умеренности Эйрик чурался и до, и после своего обращения.

Погрузившись в свои мысли, девушка и не заметила, как оказалась неподалеку от капища. В замке имелась молитвенная, и Бисения постепенно приводила ее в порядок, но знала также, что люди одинаково поклонялись и единому богу, и старым языческим идолам. Она не могла осуждать их за это, так как в моменты опасности сама прибегала к помощи всех, кого знала.

Это же капище было очень старым. На нем не сохранилось идолов: только старый надтреснувший дуб, словно тронутый перстом Перуна. Многие камни разрушило время, и только жертвенный алтарь поглощал солнечные блики, да деревья создавали причудливый круг, словно не осмеливаясь тревожить священное место. Первые листья уже опадали, орошая плодородную землю, и гармонию места мог нарушить только человек.

Он ступал легко и почти бесшумно, отчего Бисения не сразу заметила его приближение. Завидев же, спряталась за небольшим холмом. Она всегда поступала так при виде Эйрика и не смогла бы найти тому объяснение.

Мужчина был обнажен, и ветер еще не успел обсушить его длинные влажные волосы. Бисения догадалась, что он явился с озера, которое располагалось неподалеку. Оставив одежду под деревом, Эйрик взял с собой только кинжал и без колебаний вошел в круг.

Бисения заволновалась. Она не видела с ним никого живого для жертвоприношения. Сама уже давно не следовала кровавым ритуалам и тем более не понимала, зачем Эйрику как христианину было нужно к ним прибегать.

Он говорил что-то, и ветер доносил до нее едва слышные обрывки глубокого голоса. Эйрик говорил со старыми богами? Просил их о милости? Бисения не могла представить себе этого мужчину молящим о чем-то. Скорее берущим это без уважения к чужой воле.

Его спина была пряма, и в самом виде отсутствовало раболепие. Эйрик обнажил тело и душу, но не встал на колени и до боли напоминал древних богов, способных очаровать своей красотой и тут же покарать за непослушание с не меньшей жестокостью. В какое-то мгновение Бисения поняла, что его место было здесь, среди них, на старом капище.

Их время уходило. Уходила и пора таких, как он. Эпоха жестокости, терзаний и безрассудства. Эпоха людей, сильных духом и телом, осмеливавшихся спорить с самими богами и совершать безумные подвиги. Эйрик наверняка был одним из них. И, быть может, боги не отвечали на его мольбы из-за непомерной человеческой гордыни.

Его голос возносился все выше и выше, словно вопрошая их, бросая вызов и вынося приговор. И Бисения, которая почти разуверилась в силе древних властителей, испытала суеверный страх, когда холодный ветер пришел с севера и закружил листья над капищем. Эйрик продолжал стоять не шевелясь, и только его волосы развевались под порывами обезумевшей стихии. Он продолжал вопрошать и требовать, возвышая голос, и Бисения, вздрогнув, вцепилась в ствол дерева, когда Эйрик полоснул кинжалом по руке. Он, не колеблясь, вытянул ее над жертвенной чашей, и темные капли оросили резную поверхность.

Ветер стих так же, как и появился, и лес смолк, поглощая все посторонние звуки. Стало настолько пусто и тихо, что Бисении показалось, будто она могла слышать звук падающих темно-красных капель. Неужели боги все-таки вняли его мольбам?

Стоило только подумать об этом, как шумы и запахи вернулись, и только Эйрику не осталось места в долине, возвращающейся к жизни.

Он скрутился от боли и рухнул на покрытую листьями землю, обхватывая себя руками. Нечеловеческие стоны срывались с его губ, переходя в утробный рев, с шипением вырывающийся сквозь стиснутые зубы. Кожа взбугрилась и пошла трещинами, оголяя багряное нутро.

Бисения зажала рот рукой и отвернулась, чтобы не видеть ужаса, разворачивающегося на ее глазах. Только звук разрывающейся плоти и ломающихся костей больно бил по ушам, заставляя содрогаться и отступать дальше от пугающего места.

Она не заметила корни дерева под ногами и, споткнувшись, упала. Бисения быстро скатилась к подножию холма, откуда больше не могла видеть Эйрика, и только его нечеловеческие крики еще раздавались, быстро прогоняя ее прочь от капища.

Девушка с трудом сдерживала слезы, когда отступала. Ей нужно было помочь Эйрику, хоть как-то уменьшить его боль – вот только как? Теперь она не знала, было ли хуже пасть жертвой разъярённого зверя или испытывать нечто подобное при каждом обращении в него.

Бисения несколько раз оглянулась в сторону холма, за которым располагалось капище, но ни Эйрик, ни медведь так и не появились. Она прошла еще дальше и, снова не обнаружив никого позади, остановилась. Может, он пошел в другую сторону? Или вообще не превратился? Может, он умер или умирает прямо сейчас? Последнее беспокоило ее больше всего, и девушка не находила себе места от переживаний. Если боги убили Эйрика, а она даже не попыталась ему помочь, то не сможет простить себе этого до конца своих дней. Вместе с тем Бисения боялась возвращаться, зная, что может обнаружить там медведя. Все еще не определившись со своими действиями, она стояла на месте и просто всматривалась в холм вдали.

Спустя некоторое время что-то темное мелькнуло за ним, и девушка напряглась. Эйрик был каким угодно, но не темным. Еще через мгновенье на вершине холма появился медведь, и Бисения медленно пошла прочь в надежде, что он не увидит ее за чередой деревьев. Где-то в глубине души она еще опасалась, что это был не Эйрик, а какой-то настоящий медведь, который убил Эйрика прямо на капище, но умом понимала, что он и являлся животным на холме.

Бисении захотелось остановить все это, остановить превращения. Теперь-то она знала, что за личиной зверя скрывался обычный человек, каким бы плохим или хорошим он ни был. Только, к ужасу Бисении, зверь снова учуял ее след и пошел в том же направлении. Неужели проклятье Эйрика стало ее личным проклятием? Впору было посмеяться над судьбой, но ничего забавного в скорости, с какой хищник нагонял ее, не было.

Бисения не могла поверить в очередное воплощение своего ночного кошмара. От одного его вида ее накрывал дикий первобытный страх. Огромный зверь с лоснящейся шкурой и оскалившимися клыками мчался за ней с единственной целью – вкусить человеческой плоти. И, к собственному ужасу, Бисения не чувствовала себя уверенней от того, что один раз чудом избежала его хватки. Медведю достаточно было всего лишь задеть ее – и это послужило бы началом путешествия в мир иной.

Перед глазами проплыло воспоминание о темной ночи и разрываемой плоти, и Бисения ринулась вперед изо всех сил. Ее сердце сжалось от ужаса и понимания того, что чужая смерть была безразлична зверю. Ведь Улада хотела жить. И те двое, кого он убил совсем недавно, – тоже. Но медведь больше не являлся Эйриком, к разуму которого еще можно было взывать. Бисения же хотела жить до одури, и даже вера ее и вера предков не могли убедить девушку в том, что смерть есть продолжение жизни.

Бисения едва сдержала слезы от несправедливости судьбы. Уже второй раз кровавый жребий выпадал на нее. Словно никакие поступки не могли изменить течения событий и ей было суждено умереть в когтях у зверя. От осознания этого хотелось выть, и Бисения с трудом подавила свои чувства, понимая, что те только приблизят кончину, сбив с толку. А она готова была пойти на все, лишь бы не оказаться в лапах у зверя.

Их силы и так были несопоставимы. Медведь мог гнать жертву вперед версты и версты и не ведать усталости. И, чувствуя, как начали гореть легкие, девушка поняла, что если не случится чуда, ее стараний окажется недостаточно.

Когда они очутились на кладбище, Бисения принялась уворачиваться от зверя за возведенными крестами и домовинами. Медведь ломал деревянные сооружения и разбивал горшки, получая незначительные увечья, и только бесился сильнее. Там, где девушка огибала возведенные препятствия, он шел напролом, распаляя собственную ярость, пока не догадался, почему она вела себя именно так. Он помчался наперерез и последним рывком отрезал ей путь к замку.

Бисения остановилась и попятилась назад. Медведь тоже замер, но лишь с тем, чтобы тщательно принюхаться и, оскалившись, пойти навстречу.

Девушка поняла, что бежать больше некуда, когда натолкнулась спиной на чью-то домовину. В отчаянной попытке спастись она сняла горшок и бросила его в зверя, который окончательно взбесился и помчался прямо на нее.

– Эйрик, пожалуйста, – взмолилась Бисения, памятуя об их последней встрече, и медведь замер в самый последний момент.

Девушка медленно опустилась на землю перед ним, уже не сдерживая слезы. Она взглянула на зверя со всей мольбой, на какую была способна. Но вместо серых глаз увидела карие, вместо серебра волос – коричневый мех. И морда этого медведя имела такое же безразличное выражение, как и когда он настигал ее в прошлый раз.

Животное зарычало и начало снова надвигаться. Его разинутая пасть замерла прямо пред лицом Бисении, которая забыла, как дышать. Медведь с силой ударил по земле, едва не задев девушку острыми когтями, и принялся рыть.

Она сжалась в комок, сторонясь его и боясь пошевелиться, чтобы не привлечь лишнего внимания. Медведь же полностью сосредоточился на разгребании земли, словно не замечая ее, и только когда девушка попыталась отползти, зарычал, а Бисения вжалась под палку, на которой прежде висела домовина.

Он продолжал свое занятие с остервенением, казавшимся ненормальным. Впрочем, Бисения не смогла бы найти во всей этой ситуации ничего естественного. Она едва подобрала ноги, которые медведь то и дело осыпал землей и даже не заметил бы, если бы задел острыми когтями. Девушка все еще не понимала перемен в его поведении и не была уверена, что останется в живых, до тех пор, пока не почуяла резкий трупный запах.

Немного осмотревшись, она поняла, что находится неподалеку от свежих могил, и медведь разрывал одну из них. Бисения прикрыла лицо рукой, спасаясь от удушливого запаха, который становился все сильнее с каждой минутой. Медведь издал довольное урчание, за которым последовал уже знакомый ей треск.

Бисения попыталась сдержать тошноту, когда поняла, что именно происходит. Она давно отвернулась от животного и не смотрела в сторону могилы, но вонь стояла настолько невыносимая, что живот скрутило спазмами, а противный чавкающий звук проникал даже сквозь заткнутые уши. Девушке хотелось кричать от отвращения, но вместо этого она принялась ползти прочь, возблагодарив бога за то, что медведь был слишком поглощен трапезой, чтобы обращать на нее внимание. Бисения держала лицо как можно ближе к земле, пытаясь заглушить вонь, которую чувствовала уже нутром, и, даже сумев отползти на некоторое расстояние, где та ощущалась не так сильно, едва сохраняла сознание.

Когда она наконец смогла перебить вонь запахом земли, медведь еще продолжал терзать труп. Он наваливался на жертву всей тушей и то и дело рычал, расчищая себе путь, когда на мертвое тело падали комья земли. Бисения смотрела на это с ужасом и отвращением и тут же заставила себя отвернуться, когда тошнота стала особенно сильной.

В этот раз девушка не уходила, не сбегала. На нее нашло такое отвращение и в то же время безразличие, что Бисения диву давалась. Она думала, что звуки медвежьего пира никогда не сотрутся из ее памяти, и именно за них она будет держаться, чтобы сбежать из этого проклятого места как можно дальше от Эйрика. Она хотела сохранить их все в своей памяти, чтобы возненавидеть его крепче прежнего.

Но зверь постепенно затихал. Клацанье его зубов перестало быть резким, со временем и хруст костей поутих, пока и вовсе не прекратился. Молчание сменилось тихим скулежом, и Бисения уже догадалась, что должно было последовать за этим.

Она решила, что не будет жалеть Эйрика. Никакие стоны и крики боли не стоят его проклятого дара отнимать жизнь. Но чем дольше она наблюдала, как его крутило, чем дольше слушала болезненное мычание, тем больше сомневалась в верности своего решения.

Шерсть обнажилась, выпуская наружу красную плоть. Плотные мышцы сменились внутренностями, и Бисения с трудом подавила спазм, сжав рот рукой. Под полотнищем мяса, крови, и кишок выворачивались кости, и уже в их просвете показалась гладкая блестящая кожа.

Эйрик рождался заново, стискивая зубы, но даже так будучи не в состоянии справляться с болью. Омытый собственной и чужой кровью, он рухнул на землю, липнущую к мокрому телу, и не успел сделать и пары вздохов, как его начало выворачивать снова, но уже иначе. Он расставался с тем, что только что поглотил медведь. Расставался рядом с останками того, у кого стащил эти куски. Эйрик рвал долго, не получая ни мгновения передышки, чтобы глотнуть свежего воздуха. Он долго задыхался, пока желудок полностью не очистился. И даже тогда его тело еще продолжало скручивать спазмами.

Эйрик свернулся под палкой, под которой совсем недавно точно так же сжималась Бисения, и сердце девушки дрогнуло. Она не хотела идти к нему, не хотела помогать. И в то же время не могла не пойти и не помочь.

Он не убил ее. Бисения долго не могла поверить в это, но так и было. Он не убил ее, предпочтя пойти на другое преступление, чтобы сохранить ей жизнь. Возможно, поэтому сейчас его бил озноб, а вмиг похолодевший ветер пробирал до костей.

У девушки не было с собой накидки или плаща, одежда Эйрика осталась далеко, поэтому Бисения просто подошла к нему и обняла сзади.

Он вздрогнул, почувствовав ее тепло своей спиной:

– Уходи.

Бисения покачала головой, закрывая его своим телом от ветра:

– Ты не убил меня.

– Не стоит... – прошептал он, вздрагивая от тепла, которое дарила ему она в противоположность кладбищенскому холоду. – Просто уходи.

Бисения на миг отодвинулась, давая ему развернуться, и застыла при виде нового Эйрика. Вряд ли сейчас его можно было назвать хозяином, как звали другие. Уж точно не после того, что он сделал, и уж точно не когда его лицо было покрыто кровью и землей, а от самого разило вонью. Но он был настоящим. Он наступил на горло собственному медведю, чтобы спасти ее, а значит был человеком. Бисения провела рукой по его щеке, и Эйрик перехватил ее ладонь, отнимая ее от своего лица.

– Не стоит, Лиса.

Небо цветом вторило его потемневшим глазам.

– Что бы ты себе ни придумала, ты ошибаешься, – добавил он.

– Ты не тот, кем хочешь казаться. – Бисения больше не боялась с ним спорить.

– Я хуже, – предупредил Эйрик, снова вздрагивая, и она не обратила внимания на его слова, завлекая в объятья.

Она не знала, был ли он бессилен после последнего своего превращения или нет, но он не стал отталкивать ее. Очень скоро дрожь Эрика унялась, и уже его объятия согревали Бисению от северного ветра. На какой-то миг их поглотил покой и умиротворение, и она боялась только, что он услышит, как гулко бьется ее сердце под его щекой.

< - >

Вода точила камни и снимала морок. Она смывала все следы. Бисения не смогла бы объяснить, как они, не сговариваясь, пришли к этому месту. Наверное, просто хотели очиститься от того, что произошло.

Эйрик не тащил ее насильно, как делал это прежде. Бисении же казалось странным держаться близко к нему после случившегося. Она шла рука об руку с убийцей, словно они были старыми друзьями.

В этот миг девушка поняла, что им никогда не стать друзьями. Не стать вообще никем. Любой их союз был противоестественен.

Стоило оказаться на берегу озера, как Эйрик оставил ее, с головой скрывшись в темных глубинах. Плохое было время для купания. Ильин день уже прошел, и не было людям места во владениях Водяного. И все же Бисении хотелось последовать за Эйриком. Боязно было только оттого, что единственная ее сорочка уже была на ней и обнажила бы в воде слишком многое...

Девушка присела на берегу, погрузив ноги в воду и принявшись омывать лицо, шею и грудь. Лесная тишина снова была живой и радовала звуками птиц и насекомых. Прислушиваясь к ним, Бисения чувствовала себя в безопасности. Уже закончив, она обнаружила, что Эйрик давно вынырнул из воды и все это время наблюдал за ней, не проронив ни слова.

– Христианка? – сухо уточнил он, и девушке отчего-то стало стыдно, как если бы он застал ее за чем-то постыдным. Она все же кивнула, и он отвел взгляд в сторону.

Бисении стало обидно от ощущения того, что одно-единственное слово могло сделать ее неприкасаемой, но она помнила и другое.

– Ты тоже?

Эйрик кивнул:

– Мой прадед ввел эту традицию.

– Должно быть, он был честным человеком, – решила Бисения.

– Честным убийцей, точнее. Христианство – вера правителей, и он вовремя осознал это.

Достигнув берега в несколько гребков, Эйрик замер на мелководье, и Бисения отвела взгляд не в силах поверить в то, что он мог смущаться. Да и сам Эйрик не давал поводов так думать, по-прежнему не выходя на берег, даже когда она не могла его видеть.

Девушка молчала, зная, что должна что-то ответить, но, столкнувшись с его глазами, забыла, что хотела. Он смотрел на ее лицо и скользил взглядом по телу, выбивал почву из-под ног. Мужчина напротив больше не был медведем, чтобы бояться его, да только Бисения все равно дрожала от какого-то нового, прежде неизведанного чувства.

– Что ты делал на капище? – прошептала девушка, вспомнив о том, что ей не стоило забывать об опасности, которую он таил, и Эйрик вздохнул, словно отходя ото сна. Что-то в воздухе зазвенело и разбилось на осколки, да только было уже поздно поворачивать вспять: он выбрался из воды и присел рядом.

Ветер шептал о грядущей непогоде, и осеннее солнце грело не так ласково, как прежде. При виде обнаженных плеч Эйрика, покрытых каплями воды, Бисения задрожала, как если бы это сквозь нее, а не него дул прохладный ветер.

– Ты сама все видела, – ответил он, и девушка отвела взгляд, но даже так по-прежнему ощущала его присутствие. – Я думал, что, получив мою кровь, они заберут зверя обратно, – пояснил он.

– Думаешь, они сделали это с тобой? – удивилась Бисения.

Она не знала, что Эйрику были ведомы причины его проклятья, но он лишь покачал головой:

– Только старые боги могли сотворить такое. В новом мире нет нужды держать людей в страхе.

– А как же карающая длань господа?

– Я похож на такого? – усмехнулся Эйрик, окидывая ее взглядом, и Бисения потупилась.

– Твои люди считают это чьим-то проклятьем, чародейством... – призналась она.

– Мои люди слишком хорошего обо мне мнения, – отрезал Эйрик. – Они считают, что есть честные рыцари и бесчестные убийцы. Я думаю, что все мы убийцы, пока не встретим мясника получше нас самих.

В былое время Бисению задело бы услышанное, сейчас она видела в этом долю правды.

– Говоришь как медведь, – тихо заметила девушка.

– Возможно, поэтому я и стал им. – Он откинулся назад, устроившись на покрытой травой земле, а Бисения побоялась повернуть к нему голову, чтобы не увидеть нечто большее, чем просто колени.

– Тебе нужно уходить из замка, Лиса, – произнес Эйрик тихо. – Уходи, пока в следующем превращении я до тебя не добрался.

– Меня зовут Бисения, – прошептала она, скрывая обиду от услышанного.

– Почему тогда тебя называют Лисой? – продолжал Эйрик.

– Бисения – это имя, данное родителями, Лиса – людьми.

– И где твои родители?

– Мертвы.

– Мои тоже, – подытожил он, и между ними повисла тишина.

Не так много и одновременно слишком много различий было между ними. От осознания этого сердце Бисении сжалось, и она почувствовала приближение осени в душе.

Девушка не хотела покидать новое место и стыдилась признаться в этом Эйрику, а потому была рада, что они оставили разговор об обращениях. Теперь Бисении казалось, что он был не так ужасен, как пытался явить. А еще она не видела своей жизни в другом месте. Или без него.

Эйрик потянул ее за руку, и девушка, подчинилась, устраиваясь рядом на прохладной земле. Она давно уже не лежала вот так, в тишине, глядя на пробивающееся сквозь верхушки деревьев солнце. И ничего, кроме ковра из травы да сплетенных рук, не объединяло их с Эйриком. При этом сердце Бисении отчаянно пульсировало, а в груди разливалось странное тепло. Или же это просто прохладный ветер заставлял все внутри гореть...

– Бисения, – тихо позвал Эйрик, и девушке было непривычно слышать собственное имя в его устах. Он произносил его со странным выговором, приглушенным и невнятным, но так, как не делал никто прежде.

Девушка повернула голову в его сторону и замерла. На миг ей показалось, будто Эйрик почти осязаемо коснулся ее скул, губ и подбородка, скользнул взглядом по груди и животу к стройным ногам. Бисения поблагодарила бога за то, что оставалась в одежде, пусть та и не защищала от огня, который разливался внутри. И, к собственному стыду, она благодарила богов за то, что они лишили Эйрика одежды, подарив ей возможность пожирать его тело глазами. Девушка покраснела, только когда увидела, как он возбудился, и в то же время испытала странное тепло внутри от осознания того, что он хотел именно ее.

Эйрик провел пальцем по внутренней стороне ее ладони, и Бисения вздрогнула от острого ощущения, пронзившего ее тело. Мужчина продолжал выводить чувственный узор, вторя линиям, высеченным на руке, а девушка снова и снова сжималась от такой простой, казалось бы, ласки. Мнимая невинность его жеста заставляла жидкое тепло разливаться где-то внизу живота, делая потребность в новых прикосновениях невыносимой. Бисения не могла даже представить, какой силы ощущения испытала бы, если бы Эйрик коснулся ее по-настоящему, а ведь ей хотелось этого до боли...

Он смотрел на ее лицо, не отрывая взгляда от губ, а его пальцы медленно поднимались по ладони к чувствительной коже запястья. Бисения откинула голову и замерла, боясь оторвать взгляд от его глаз. Она приоткрыла губы, с трудом сдерживала срывающееся дыхание и заметила, что грудь Эйрика вздымалась не менее часто, чем билось ее сердце. Бисения все более явственно ощущала, что он жаждал ее так же, как и она его, и девушка вцепилась в ткань сорочки, силясь удержаться от того, чтобы не поддаться своему желанию. Ее отчаянный жест не ускользнул от внимания Эйрика, и мужчина с силой сжал ее ладонь. Небольшая боль должна была притупить ощущения, но Бисения продолжала смотреть на него и мысленно молить поддаться искушению и увести ее за собой. Показать ей другой мир, где не будет ничего и никого кроме двух сплетенных в любовном жару тел.

Вместо этого Эйрик выпустил ее ладонь и отвернулся, силясь взять себя в руки.

– Тебе нужно сторониться меня, – проговорил он наконец и быстро поднялся с земли, сбрасывая путы морока.

Бисения хотела бы освободиться от своих желаний так же легко, как и он, но была слишком слаба для этого. Она хотела бы опротестовать его решение, но не могла вымолвить ни слова.

Ее окутала такая нега, что девушка лишь молча провожала его удаляющуюся фигуру взглядом, будучи не в силах ни остановить Эйрика, ни смириться с тем, что он уходит.

Когда он скрылся из виду, Бисения почти заплакала от боли и обиды.

Она не знала, почему он ушел. Почему довел ее до такого состояния и просто ушел. И еще ее грудь раздирало новое чувство, какого прежде Бисения не испытывала ни с кем.

Девушка свернулась калачиком, глядя на заросли, за которыми скрылся Эйрик. Огонь по-прежнему медленно пожирал ее изнутри, и Бисения хотела было броситься в воду, чтобы погасить его, но не смогла решиться на этот шаг. Одна мысль о холодном озере заставляла ее вздрагивать и сильнее сжимать ноги. А еще она помнила, как в этом озере купался Эйрик.

Девушка обняла себя, пытаясь унять дразнящую боль в грудях и меж бедер, но эти прикосновения только усиливали ее. Если бы Эйрик вернулся. Только вернулся и поцеловал. Обнял. Бисения с ужасом осознала, что позволила бы ему сделать с собой все. Хуже – она хотела, чтобы он сделал с ней все, чего только мог пожелать. Она видела природу этого желания в темном треугольнике меж его ног. И как только девушка ни уговаривала себя вспомнить о его медвежьей натуре, воображение упрямо воскрешало только образ недавнего Эйрика. Ласкового, нежного. Обнаженного и горячего.

Бисения провела пальцем по своей ладони там, где его прикосновения оставили огненные борозды, и не такое по силе, но все же приятное ощущение вновь посетило ее. Она провела пальцами выше по руке, к плечу и шее, коснулась губ. Бисения видела, что он хотел ее поцеловать. Почему не сделал этого? Девушка закрыла глаза, представляя себе этот поцелуй. Его губы, должно быть, твердые и горячие... Она бы с удовольствием отдалась их сладости. Бисения коснулась груди, скрытой под рубашкой, и застонала, когда дотронулась до напрягшегося соска. Острое наслаждение пронзило ее, заставляя желать большего. Бисения представляла большие и длинные пальцы Эйрика на своей груди, и сильнее сжимала ноги, пытаясь унять пульсирующую боль внутри. Не выдержав, девушка опустила вторую руку меж ними и снова свела. Так хорошо ей никогда не было. Она задвигала бедрами, продолжая неистово ласкать себя, представляя, будто Эйрик находился рядом. Когда его образ стал совсем ощутимым, она ускорила движения ладони, пока не задрожала и лес вокруг не услышал тихие стоны. Некоторое время ее тело все еще подрагивало в сладкой неге, пока она не получила желанный покой.

Теперь Бисения со всей четкостью осознавала, что не хотела бежать. Она не представляла себе, что сможет жить где-то вдалеке от Эйрика и лишь воображать его прикосновения в мечтах.

Мечтать, находясь радом с ним, было куда слаще.

< - >

Бисения не испытывала иллюзий, которые позволили бы ей принять отчуждение Эйрика за любовь.

Он взял свои желания под контроль и заточил себя в подвале не только на ночь, но и на большую часть дня. Девушка выяснила, что Эйрик никогда прежде не обращался при свете солнца, и решила, что он был прав, считая свое превращение промыслом богов.

Только она уже не боялась его как прежде. В ее представлении Эйрик не отождествлял собой медведя.

Бисения вызвалась приносить еду ему в подземелье и прибираться в темнице, а для этого заручилась поддержкой Йохана в обход самого Эйрика. Других заключенных там уже не было, так как Карла выпустили, даровав помилование, и это сильнее убедило девушку в том, что Эйрик был не так плох, как хотел казаться. Ей было больно видеть его по другой причине.

Они отдалились друг от друга, словно не переживали яркого сближения. Лишь иногда Бисении казалось, будто она чувствовала на себе взгляд Эйрика, да только казалось.

Порой она жалела о решении остаться. Особенно когда перебирала его вещи и вдыхала пьянящий мужской запах, зная, что никогда не сможет прикоснуться к его обладателю. И тут же одергивала себя, считая, что останется хотя бы для того, чтобы попытаться помочь ему. Должен быть способ приручить зверя. И чем дольше Бисения наблюдала за аскетизмом Эйрика, тем сильнее убеждалась в том, что он был человеком крайности и в излишествах, и ограничениях. Вместо того чтобы бичевать себя, ему стоило научиться контролировать собственные желания, но, узнав Эйрика получше, Бисения понимала, что он вряд ли выслушает ее доводы, посчитав их глупыми выдумками. И девушка не знала, сколько ей понадобится времени для того, чтобы пробить его броню.

Ночи становились длиннее, на землю тихо опускался водопад из желтеющих листьев, и только солнце еще не торопилось отступать, стараясь как можно дольше одарять людей своим теплом. По-осеннему холодный и сильный ветер единственный осмеливался перечить его божественной воле, но Бисения не видела в надвигающейся осени угрозы. Запах прелых листьев пьянил ее слаще весенних цветов, и девушка старалась до последнего ходить на озеро, лишь реже опускаясь в холодную воду.

Она подолгу оставалась одна, гуляя по округе, и не теряла надежды убедить Эйрика в своей правоте.

В этот раз Бисения снова отправилась на кладбище, чтобы поговорить с родными и получить их прощение. Девушка долго пыталась подобрать нужные слова, чтобы объяснить им свои чувства к человеку-зверю. Она просила прощения у Улады за то, что предала ее, у Вратослава за то, что обманула. За то, что позабыла об их горе и вместо мщения прониклась жалостью к убийце. Бисения говорила долго, чувствуя, как медленно, но верно тяжелый груз сходит с ее плеч. Она раскаялась в содеянном и призналась, что не сможет ненавидеть Эйрика, как бы ни старалась вызвать в себе это чувство.

Ответом послужила тишина, и, лишь когда осеннее солнце на миг прорезало пелену свинцового неба, девушка улыбнулась, приняв это за хороший знак.

Она отправилась дальше в лес, по следам своих душевных терзаний, и, только прибыв на капище, остановилась. Деревья шумели, отговаривая ее от принятого решения, да и самой Бисении было не по себе от этого странно пустого места. С другой стороны – лес не молчал грозно, как когда богов навещал Эйрик, и ее грехи вряд ли превышали его собственные.

Девушка подошла к границе, разделявшей мир человеческий и потусторонний, и замерла. Она помнила, что Эйрик входил в этот круг обнаженным и, боясь потерять контроль над своим телом, не осмеливалась следовать его примеру. Вдруг ее тоже превратят в медведицу? Стоило ли вообще говорить с ними? Немного поразмыслив, девушка решила, что ее благие намерения не должны были прогневить богов в отличие от гордыни и спеси, которые явил им Эйрик. Только одежды все равно не сняла.

Пугающим было чувство незащищенности, которое Бисения ощутила, вступая в волшебный круг. В церкви она всегда испытывала благоговение от молитвенных ритуалов, но здесь, посреди просторного леса, ее окутал воистину всепоглощающий трепет. «Это неправильно», – напомнила себе Бисения и тут же открестилась от этой мысли, посчитав, что делает нечто более важное, чем стоила ее боязнь перед единым богом.

Она не совсем понимала, зачем пришла сюда и что собиралась совершить. Девушка не знала, к кому обращаться и кого просить о помощи. Она тихо проговаривала историю своей жизни, историю того, как оказалась здесь, как гибли невинные люди и как сердце ее было наказано запретными чувствами. Она говорила, что не понимает Эйрика и его поступков, что он слишком суров по отношению к другим, но верила в волшебную силу своей любви. Бисения просила богов открыть ему глаза и смилостивится над ним. Взывала к тому, что, несмотря на тяжелый характер, люди Эйрика были по-прежнему верны ему, а сама она полюбила чудовище.

Закончив свою речь, девушка приблизилась к плоскому камню, над которым следовало принести жертву, и замерла. Она не принесла с собой никаких даров да и не владела никакими ценностями. Все, что было у Бисении, – это она сама.

Ее взгляд зацепился за кинжал, который Эйрик оставил на алтаре – вестимо, из-за превращения, – и девушка подошла ближе.

След крови подсох на блестящем клинке, и Бисения перевела взгляд на резную деревянную чашу. Крови Эйрика там уже не было, остался только темный запекшийся след, но девушка решилась. Если его боги желали другой, более чистой крови, она готова была дать ее им, пусть для этого пришлось бы смешать свою собственную с Эйриковой.

Бисения взяла клинок и встала рядом с чашей. Руки дрожали, когда она думала над тем, какое кощунство совершает, но, решившись в последний момент, сделала небольшой надрез и прислонила руку к чаше. Девушка долго ждала, пока хотя бы несколько капель не оросят ее поверхность. Наконец они сошлись в тоненьком ручейке и достигли дна, повторив путь Эйриковой крови.

Бисения застыла, боясь даже вздохнуть. Ужас, по силе равный тому, что она испытала, когда моление совершал Эйрик, снова захватил ее суть. Но и только.

Ничего не происходило.

Не было ни ветра, ни мертвой тишины, какой боги одарили Эйрика. Не было вообще ничего.

Некоторое время девушка стояла, недоумевая, что же могла сделать неправильно, пока не поняла, что это ничего не изменит, и не отняла руку от чаши.

– Ты не обнажилась и не распустила волосы, – пояснил Эйрик, и она вздрогнула.

Бисения не понимала, как могла не заметить его приближения. Еще больше она смутилась оттого, что он застал ее за неподобающим действом. Она понимала, что Эйрику была чужда вера во что бы то ни было кроме собственного клинка, но ведь сама Бисения старалась показать ему, что была истовой христианкой.

Она поспешно отошла от старого камня, а мужчина, наоборот, направился к нему.

– Я все чаще думаю, что они удовлетворятся, только если мы перережем себе глотки, – заметил Эйрик, с ненавистью глядя на жертвенный алтарь, словно тот олицетворял старых богов, о которых он говорил. – Но даже нас двоих будет недостаточно. В былое время люди по трое-пятеро добровольно подставляли свои шеи волхвам на этом самом камне. Их крови было так много, что ее забирали серпами вместо того, чтобы сцеживать. – Лицо мужчины стало презрительно-задумчивым. – Думаешь, мы с тобой живы просто потому, что кто-то из них стал жертвенным бараном, а наши предки были правы в своей непоколебимой вере?

Бисения понимала, что он не ждал положительного ответа, но даже если и злился, то точно не на нее.

– Думаю, если бы наши предки умерли на этом самом камне, то нас бы здесь не было,– рассудила девушка и, подумав, добавила мягче: – Но иногда жертвы нужны. Иногда человеку стоит пожертвовать собой, если он уверен в том, что это спасет его близких.

Эйрик усмехнулся, словно она сказала глупость. И Бисения признавала его правоту в некотором роде, ведь их предки свято верили в то, что человеческие жертвы спасут весь род, да только сама она подразумевала совсем другое. Не успела девушка взять себя в руки и вымолвить хоть слово, как Эйрик уже разрезал тишину новым вопросом:

– Признайся, думая о жертвах, ты не могла не поинтересоваться, почему меня до сих пор не убили?

Он улыбнулся и, прищурившись, повернулся в ее сторону. Он выжидал, следил за ее реакцией, вызывал безотчетный страх.

То, как изменился Эйрик, снова напомнило Бисении поведение хищника, и девушка невольно сжалась. В прошлый раз он обернулся на этом самом капище. В прошлый раз он также не был голоден. И сейчас его поведение невозможно было предсказать.

– Да, думала, – призналась Бисения, решив, что страх и молчание были худшим из того, что она могла предложить зверю. – Но так было поначалу. Сейчас я полагаю, что тебя еще можно спасти.

Некоторое время Эйрик просто молчал, обдумывая услышанное, а когда осознал весь смысл ее слов, то расхохотался прямо у жертвенного камня.

Бисения наблюдала за ним со смесью ужаса и изумления, и только уязвленное самолюбие все сильнее поднималось внутри нее, требуя отплаты.

– Даже если боги и наделили тебя этим даром, он может стать как проклятьем, так и силой, – продолжила она, обозленная его насмешкой. – Просто научись управлять им! Вместо того чтобы жаловаться на богов и судьбу, возьми себя в руки, наконец!

– Ты думаешь, я не пытался? – оборвал ее Эйрик, и Бисения замолчала, но взгляда не отвела.

– После первых превращений я запер себя в клетке и бросался на все, что к ней приближалось, от крысы до собаки, – продолжал он. – Через месяц проб и попыток Йохан не выдержал и притащил ко мне какого-то бездомного – так мы и поняли, что медведю нужна человечина. – Эйрик похлопал по камню, на который опирался, словно тот был свидетелем его правоты. – Зачем богам возвращать все на круги своя, если они обрели прекрасного палача?

Он направился в сторону Бисении, и девушка невольно сжалась, напоминая себе, что перед ней всего лишь уязвленный человек, а не зверь, которого стоило бояться.

– Я прекрасно справляюсь с тем, чтобы находить жертвы и приносить их избранному ими чудовищу. Я один обеспечиваю их существование и буду делать это, даже когда не останется ни одного верующего.

Эйрик замер напротив Бисении, и девушка снова попыталась побороть страх, убеждая себя в том, что он не собирался причинить ей вреда. Она чувствовала, что если продолжит бояться, то не сможет бороться с его зверем.

– А как же плохие люди, убийцы, преступники? – предположила девушка, и Эйрик лишь мягко улыбнулся ее наивности.

– Медведю не важно, кто перед ним. Он хватает первую попавшуюся жертву. Так же, как и твою сестру, – с улыбкой напомнил он, и Бисения поежилась от его грубости и жестокости.

Снова его рот вызывал мысли о зверином оскале, а девушке требовалось время на осознание того, что Эйрик вел себя так намеренно вызывающе.

Он наверняка хотел, чтобы она снова испытала ужас от одного воспоминания об Уладе и перестала напоминать ему о его собственной человечности.

– Преступников нужно ловить и держать взаперти, – продолжал Эйрик. – Доказывать их вину и определять, стоит ли она такой казни. Помнится, ты не очень хотела подвергать ей Карла. – Он продолжал насмехаться, зная, что каждая такая улыбка переворачивала все внутри Бисении, заставляя ее терять веру в него.

Девушка опустила взгляд. Почему-то все ее усилия перевести его проклятье в дар в действительности были невыполнимы, только она не собиралась сдаваться.

Бисения подняла голову и вздрогнула от неожиданности, увидев его лицо перед собой. Прежде Эйрик не находился так близко, и она не могла в полной мере ощутить, как гипнотически действовали на нее его глаза. Его брови и ресницы были гораздо темнее серебра волос, и сам облик был сродни волшебному божеству, только Бисения понимала, что Эйрик приблизился к ней совсем не с целью очаровать.

– А самое неприятное заключается в том, что я не хочу умирать. – Он взял ее за руку и едва ощутимо провел пальцами вблизи пореза.

Прикосновение заставило девушку вздрогнуть и далеко не от боли, хотя она уже поняла, что Эйрик готовился нанести ей удар совсем другого характера. К ужасу Бисении, даже понимание этого вызывало у нее не страх или отвращение, а чистое удовольствие.

– Я не только не собираюсь покончить жизнь самоубийством, – продолжал он, – но и не дамся легко в руки тому, кто решит помочь мне свидеться с предками. – Каждое его слово еще сильнее подтачивало и так треснувший столп ее веры. – Я не позволю этому миру избавиться от зверя, не заплатив достойную цену. Я не склонен к самопожертвованию, – отчеканил он, глядя на Бисению в упор, и девушка замерла, понимая, что он почти добился своей цели запугать ее.

Неужели он считал ее такой же, как другие? Неужели ему было невдомек, что она не желала его смерти? Бисения медленно отступила, и Эйрик с довольной улыбкой проводил ее побег взглядом.

Но девушка не сдавалась и, взяв его за руку, потянула следом, заставляя выйти из зачарованного круга. Лишь ощутив за спиной дерево, Бисения остановилась, мысленно взывая к духам леса за поддержкой.

– Я не желаю твоей смерти, – отчеканила она. – Если ты умрешь... – Девушка вздохнула, тщательно подбирая слова: – Если ты умрешь, это будет худшим днем в моей жизни. Кем бы ты ни был, я не представляю мира без тебя. Но я также знаю, что ты способен обрести власть над своим зверем. Хотя бы потому, что один раз тебе это уже удалось.

Эйрик покачал головой, не соглашаясь с ней, и отнял было руку, но девушка вцепилась в его ладонь, умоляя выслушать до конца.

– Ты не убил меня, – убеждала она, цепляясь за тот единственный случай. – Ты сам говорил, медведь выбирает любую жертву. Но он пошел на уступку, чтобы оставить мне жизнь.

– Если ты веришь, что он предпочтет труп живой, еще трепещущей плоти, то глубоко заблуждаешься, – заспорил Эйрик, но Бисения продолжала, уверенная в своей правоте:

– Один раз предпочел. И даже если ты прав, это не повод перестать пробовать. Почему ты уже решил будто бы все кончено? Неужели, столкнувшись с врагом на поле брани, ты спасаешься бегством?

– Мой враг на этом поле боя – я сам, – процедил Эйрик.

– Ты сам превращаешь себя в зверя, – отрезала Бисения, рискуя всем. – Ты живешь в клетке, спишь на медвежьих шкурах. Ты лишил себя всех радостей, питая таким образом свой собственный гнев, – продолжала девушка. – Это он будит медведя в тебе, а не боги. Уступи своим желаниям, стань обычным человеком, и если зверь и не отступит полностью, то хотя бы затихнет внутри тебя.

– Затихнет? Желания? – фыркнул Эйрик, резко переменившись и приблизившись к ней. – Что ты знаешь о моих желаниях? – Им снова овладевал гнев, и в этот раз Бисения отступила к дереву, опасаясь попасть под горячую руку.

– Мое единственное желание – это разорвать тебя на части. Сожрать, сломать, стереть. – Эйрик оперся о дерево по сторонам от нее, лишая путей к отступлению. – Мое желание – овладеть тобой и уничтожить. Ощущать, как твоя жизнь медленно перетекает в мое тело.

Когда Бисения попыталась увернуться, он развернул ее лицом к себе и опустил руку на ее грудь.

– Я хочу оказаться внутри тебя, – продолжил тише, и его пальцы принялись ласкать ее сосок сквозь ткань одежды, заставляя вздрагивать от прежде не испытанного чувства.

Бисения не знала, что было хуже: реакция ее тела на его прикосновения или то, что Эйрик заставлял ее смотреть при этом в его глаза. Или то, что при этом она до одури боялась его.

– Но мои желания отличны от твоих, – пояснил он, проводя руками ниже, к талии, и поднимаясь к ребрам. – Я хочу в буквальном смысле оказаться внутри тебя. – Он провел пальцами по ее телу, словно пересчитывая косточки. – Добраться до самых внутренностей. – Сжал до боли крепко, вынуждая морщиться. – Печени. Сердца. Легких. – Усиливая хватку с каждым произнесенным словом. – И рвать. Рвать. Рвать. – Пока у Бисении не осталось воздуха в легких.

Она скривилась от боли и попыталась вырваться, но силы были неравны. Словно почуяв эту перемену, Эйрик рванулся вперед и пригвоздил ее к дереву, сжимая, сминая, лишая любой возможности сопротивления и вызывая волну панического ужаса.

– Я удерживал тебя на могиле, потому что не хотел упустить твой запах, – продолжал Эйрик. – Я хотел тебя, как ничего на свете. Я жрал тот проклятый труп и представлял, что это ты! – Он опустил голову, словно признавая поражение, и на миг ослабил хватку. – Ты даже пахнешь как тогда... – сказал он, вдыхая ее аромат, и снова разжал пальцы. – Все еще думаешь, что мне стоит отпустить свои желания?

Бисения оцепенела. К собственному ужасу, она понимала, что он не лгал. Она кожей чувствовала его возбуждение, но было то возбуждение мужчины или хищника – девушка не знала.

Эйрик по-прежнему не открывал глаз, и Бисения думала, что это зверь в нем давал ей отсрочку, да только ни одной стоящей мысли так и не пришло ей в голову. Дыхание срывалось, а сердце колотилось так, словно это его, а не ее тело сжал в своих тисках Эйрик. И пусть его жестокие объятья не приносили боли, как прежде, ее не покидало чувство, что ловушка захлопнулась.

Бисения замотала головой, путаясь в мыслях. С одной стороны, этот человек грозил ей смертью, с другой – она испытывала к нему дикое влечение. Она и не хотела умирать, и в то же время жаждала, чтобы Эйрик никогда не разжимал своих чудовищных объятий. Эта раздвоенность убивала. Бисении было бы проще испытывать лишь ненависть и страх вместо целой бесконечности ощущений, о существовании которых она раньше не подозревала.

– Поступай как хочешь, – наконец выдавила девушка.

Эйрик поднял голову и уточнил насмешливо:

– Убить?

Бисении понадобилось время, чтобы взять себя в руки и принять его игру.

– Хочешь – убей.

Девушка и сама поверила в собственное бесстрашие, да только Эйрик покачал головой, принимая ее слова за напускное.

– Превращайся – и покончи с этим! – потребовала Бисения, смелея.

Он по-прежнему оставался в своем человеческом облике, а в этом виде Эйрик не был ей страшен. Если он не превратился после минувшей вспышки гнева, то сейчас тем более не представлял собой опасности.

– Мне надоела эта неопределенность, – продолжала девушка. – Мне надоело, что ты ведешь себя со мной грубо и жестоко якобы для моей безопасности. Просто убей, если тебе от этого станет легче.

Эйрик снова покачал головой и посмотрел ей в глаза.

– Ты забыла, о чем просишь. Ты говоришь одно, а чувствуешь другое. Ты хочешь меня, а не смерти от меня. Это разные вещи.

– Да, хочу, – признала Бисения. – И если смерть сможет остановить это проклятое чувство, я с удовольствием приму ее.

Эйрик замер, с недоверием вглядываясь в нее, словно по-прежнему не воспринимая ее слова всерьез.

– Ну же, избавься от меня, – вызывала его Бисения. – Я ведь даже пахну как тогда, только сегодня, прости, без крови.

Эйрик усмехнулся, словно она сказала глупость, и девушка разозлилась. Она собралась было толкнуть его, но он перехватил ее руку и сжал до боли, открывая порез. Только тогда Бисения поняла причину его насмешки.

– Я получу свое, – пообещал Эйрик, поднося ее руку к губам, и девушка закрыла глаза, готовясь к худшему, но, когда его горячий рот накрыл ее вновь закровоточившую рану, это отозвалось лишь чувственным наслаждением.

Прикосновения влажного языка пробуждали дрожь, не имевшую ничего общего с болью, и страх быстро уступил сладкому возбуждению. Когда Эйрик становился таким испорченным, Бисения не могла больше владеть собой, и он продолжал дразнить ее, лаская узкий шрам горячим ртом.

Эйрик покрыл поцелуями ее запястье и тыльную сторону ладони, отчего девушку охватила мелкая дрожь. Чем дольше он колдовал над ее рукой, тем теплее становилось где-то внизу ее живота. Томительная нега подтачивала ее силы, делая тело мягким и податливым в чужих объятьях, и Бисения немного пришла в себя, лишь когда Эйрик подхватил ее и понес куда-то.

– Куда мы? – Она с трудом разлепила пересохшие губы.

– Ты только что вверила свою жизнь мне, – напомнил он. – Разве остальное теперь не важно?

– Не важно, – согласилась Бисения, отдаваясь на волю его рук. – Только не мучь меня долго, пожалуйста.

– Этого не обещаю, – выдавил Эйрик, и девушка затихла, пытаясь унять волнительное предвкушение, скопившееся где-то внутри ее живота.

Он отнес ее к озеру. В ту его часть, где Бисения часто скрывалась сама и откуда следила за ним когда-то. Девушка на миг смутилась собственных воспоминаний, но Эйрик уже опустил ее на землю.

– Почему мы здесь? – не удержалась Бисения, глядя, как он сбрасывает одежду в один ворох и накрывает своим плащом. Ей не хотелось плавать в холодной воде, а с Эйрика могло статься всякое.

– Отпускаю свои желания, – ответил он, поворачиваясь к ней и окидывая взглядом, от которого у Бисении подкосились ноги.

Эйрик подошел и провел рукой по ее лицу, коснулся нежной кожи шеи и плеч, после чего опустил пальцы на ее заплетенные волосы. Бисения не сразу осознала, что он делает, пока не почувствовала, как шелковистые пряди заскользили все ниже по ее спине.

Эйрик распускал ее девичью гордость, и Бисения на миг растерялась, не зная, подозревал ли он, насколько сокровенным был для нее этот простой жест. Он пропускал шелковистые пряди сквозь пальцы, словно имел на то полное право. Он собирался взять ее честь и подчинить своей мужской власти, и от осознания этого девушка на миг испугалась. Только Бисения уже понимала, что поздно было думать об этом после того, как пошла за ним и смешала свою кровь с его кровью в языческом святилище.

Эйрик наконец распустил ее волосы, позволяя им струиться по ее спине и плечам, и девушка вздрогнула, понимая, что ничто не смогло бы удержать ее вдали от него. Она хотела принадлежать этому мужчине, хотела, чтобы он ею обладал, возможно, даже с первого взгляда. И сейчас он просто исполнял это желание, только гораздо более полно, чем она осмеливалась предположить в самых смелых мечтах.

Эйрик встал перед ней и, развязав тесемки платья, позволил тому соскользнуть вниз. Бисения смутилась и сжалась под его взглядом. Никто и никогда не смотрел на нее обнаженную. Не смотрел с таким голодом и так восхищенно.

– Я мечтал об этом дне с тех пор, как увидел тебя в этой заводи, – сказал Эйрик и отвел ее волосы в сторону, любуясь полушарием обнажившейся груди. – Я видел ваших девушек, но с тобой... – Он провел пальцами по ее коже, вызывая тихий трепет. – С тобой это иначе. – Эйрик накрыл ее грудь рукой и принялся ласкать сосок, отчего Бисения шумно выдохнула.

Кровь закипела и быстрее побежала по жилам, но вместо прилива сил девушка почувствовала только, как отяжелело ее тело, особенно там, где Эйрик касался ее. Она льнула к нему, становясь частью его, а прикосновения его пальцев плавили кожу, делая Бисению невесомой. Эйрик отвел ее волосы с другого плеча, и девушка выгнулась под прикосновениями его рук, ища в нем опоры. Он не противился этому, завлекая ее в свои объятья.

Эйрик провел рукой по ее груди и талии, и вскоре его пальцы заскользили по ее спине, опускаясь на ягодицы. Он притянул Бисению к себе, давая ей почувствовать собственное возбуждение.

Она потерлась носом о его грудь и ключицы и только слегка вздрогнула, когда он провел пальцами меж ягодиц и ниже, в дразнящей близости от ее истекающего лона. Бисения сильнее прижалась к Эйрику, ища в нем укрытия от самой себя и его собственных ласк, но, вместо того чтобы спасать ее, он продолжал дразнящие поглаживания, погружающие ее в пучину без возврата.

В какой-то миг он наконец перестал терзать ее и просто прижал к себе, накрывая губы поцелуем.

Бисения застонала, теряя себя. Ощущение близости его тела, его языка во рту, его пальцев, проникших меж бедер, стало последним испытанием, после которого девушка отдалась во власть чувственных ласк. Бисения принялась отвечать на поцелуй Эйрика, ненавидя медлительность, с какой он ласкал ее рот, и в то же время желая, чтобы он никогда не прекращал свою пытку.

Прикосновения его губ и языка стали тверже, подчиняя ее, проникая внутрь и беря язык Бисении в свой плен. Когда Эйрик втянул его и принялся посасывать, девушка растаяла от волны теплого удовольствия, прошедшей по ее ослабевшему телу.

Эйрик сжал ее ягодицы и впечатал Бисению в себя, словно давая ей почувствовать, насколько они подходили друг другу. Твердость и мягкость. Сила и податливость.

Его член упирался ей в живот, а у Бисении подгибались колени. Она цеплялась за плечи Эйрика, чтобы не упасть, но только его руки удерживали ее от этого. Наконец он смилостивился и опустил ее на ложе из одежды.

Бисения выгнулась под губами, ласкающими ее шею и ключицы, одну и вторую грудь. Она бесстыдно извивалась под мужским телом и не желала ничего иного в этот момент. Когда Эйрик накрыл ртом ее сосок, девушка принялась двигать бедрами в такт движениям его языка. Она помнила, как делала нечто подобное в их прошлую встречу, только тогда его уже не было рядом. Сейчас он ласкал ее грудь и даже опустил руку на холмик внизу живота, потакая ее движениям. Бисения думала, что сходит с ума, желание становилось нетерпимым, она терлась о его руку сильнее и замерла лишь, когда почувствовала его палец у входа в свое жаждущее лоно.

– Не останавливайся, – сказал ей Эйрик, на миг отрываясь от ее груди и заглядывая в глаза. – Ты же делала нечто подобное после нашей прошлой встречи, – подсказал он и принялся водить пальцем у истекающего лона, дразня и провоцируя.

Бисения задохнулась от стыда, понимая, что Эйрик видел, как она ласкала себя. Знал ли он, что при этом она представляла себе его? Девушку обдало горячей волной. О большем она была не в состоянии думать.

Ласки Эйрика изматывали и плавили, и Бисения понимала, что ни одна порядочная девушка не должна была вести себя вот так, да только ее тело имело по этому поводу другое мнение, а бедра сами задвигались навстречу его прикосновениям. Бисения закрыла глаза и отдалась своим ощущениям.

Одна рука Эйрика по-хозяйски покоилась на ее груди, сжимая и поглаживая, с каждой новой лаской заставляя девушку испытывать большее насаждение, другая ласкала меж бедер. Его палец медленно погружался все глубже, и Эйрик давал девушке время привыкнуть к новым ощущениям.

Странное чувство охватило Бисению: ощущение чего-то постороннего внутри и в то же время жажда большего. Жажда пересиливала, и девушка поддалась ей, даже когда это вызвало легкую непонятную боль. Эйрик накрыл ее губы поцелуем, продолжая ласкать и двигать пальцем внутри резче и жестче, пока боль не стала особенно сильной. Девушка попыталась увернуться, вздрогнув от неприятных ощущений, но Эйрик остановил ее.

– Все прошло, – прошептал он и словно в подтверждение своих слов снова возобновил движения внутри.

Бисения еще не успела осознать, что именно прошло, а Эйрик уже опустился к ее раздвинутым бедрам.

На краткий миг он покинул ее тело, и девушка не сразу догадалась, что он собирался делать, пока не почувствовала его язык у изнывающей от желания плоти. Одно невинное касание тут же заставило ее задрожать и выгнуться от наслаждения. Девушка тихо застонала, подбадривая его и моля о большем, а Эйрик продолжил ласкать ее языком, пока ее стоны не стали слишком частыми, после чего принялся вторить себе движениями пальца. Вскоре к одному присоединился и второй, и Бисения на миг смолкла, пытаясь справиться с новыми, болезненно-сладкими ощущениями.

Ее голова шла кругом от дикой смеси боли, вызываемой Эйриком, и наслаждения, даримого ласками его влажного языка. Бисения была близка к развязке. Она просила о ней, бормотала что-то невразумительное, но Эйрик раз за разом миновал жаждущую ласки точку, предпочитая мучить девушку своими пальцами. Когда он вынул и их, Бисения едва не расплакалась от разочарования. Ее тело горело и дрожало, ей до боли нужно было утолить свою жажду. Вместо этого Эйрик принялся пировать над ее плотью, зализывая нанесенные ей раны, и вскоре девушка уже снова стонала, двигаясь в такт его рту.

Бисения думала, что сходит с ума. Она нуждалась в нем до потери пульса. Она хотела Эйрика внутри, и если бы ради этого нужно было умереть, то согласилась бы и на это. Отдала бы все за ощущение его плоти в себе.

Эйрик нарочито медленно покинул ее лоно и проложил дорожку поцелуев к животу и меж грудей. По очереди поцеловал каждый сосок, пока снова не оказался лицом к лицу с Бисенией. В его глазах плясали черти, и девушка уже не задавалась вопросом, почему.

Она лишь сильнее выгибалась под ним, терлась разгоряченным лоном о его пах и поняла, что заигралась, только когда ощутила его член у входа в свой влажный грот. Он был много больше пальца и даже двух, и у Бисении перехватило дыхание, когда мужчина двинулся вперед.

Эйрик накрыл ее рот поцелуем, лишая мыслей и воли и продолжая медленное вторжение. Он двинулся обратно и снова вперед, погружаясь еще глубже, и в этот раз ощущение его внутри перестало быть таким болезненным. С каждым проникновением влажная плоть все с большей готовностью принимала своего повелителя, и Бисения не знала, как объяснить это.

Новые ощущения казались ей странными, в чем-то даже неестественными по сравнению с тем, как она чувствовала себя прежде. Ее смутил и пряно-соленый привкус во рту. Бисения вспомнила, чем Эйрик занимался прежде, и вдруг осознала, что это был ее вкус. Ее кровь. Девушка только успела подумать, что он сошел с ума, как Эйрик продолжил терзать ее рот и в следующий же момент совершил первый толчок, по сравнению с которым все прежние ее ощущения померкли.

Теперь она испытывала нечто совсем другое. Бисения теряла себя, но теряла иначе. Прежде это было потерей всего сознательного, связывавшего ее с прошлым, потерей личного. Теперь же все, что она накопила в себе, вся она переходила под власть Эйрика.

Ей стало по-настоящему страшно, ведь ее тело уже не принадлежало ей. И то, как Эйрик размеренно двигался в ней, заставляя принимать себя, свидетельствовало об этом как нельзя лучше.

Раньше Бисения могла позволить жажде взять верх над разумом и поглотить ее. Сейчас она имела дело с мужчиной, который подчинил эту жажду себе.

Иногда его движения еще причиняли боль, особенно когда он проникал намеренно глубоко и совершал необъяснимые движения бедрами, словно осваиваясь внутри. Но с каждым толчком тело Бисении привыкало к ней и жаждало большего. Боль утихала, позволяя трепещущей плоти взять верх, и Бисения уже не была уверена, что что-то иное сможет унять этот голод.

Движения Эйрика выбивали воздух из ее легких, выворачивали наизнанку, добирались до самой сути. И если именно это он подразумевал раньше, то зверь получил свою жертву. Бисения с ужасом чувствовала, как внутри нее начинает подниматься наслаждение, и каждый толчок вырывал его все ближе к поверхности. Девушка снова чувствовала, как слабела ее плоть, и не знала, где скрыться от этого. Взгляд Эйрика, казалось, прожигал ее насквозь, читая самые потаенные мысли, и девушка задрожала.

Он замер, закидывая ее ноги себе на плечи, и следующий удар стал еще более проникновенным и болезненно-сладким. Бисения больше не могла смотреть Эйрику в глаза. Ее распирало изнутри, и это ощущение, и жажда, чтобы оно не прекращалось, превращали ее в нечто дикое и не поддающееся контролю. Девушка не могла пошевелиться в железной хватке и только стонала, как раненое животное, двигая бедрами ему навстречу.

– Что ты делаешь со мной? – прорычал он, покидая ее безвольное тело, и Бисении показалось, будто ее лишили жизни в этот момент. Лишь почувствовав его жаждущие губы на своем лоне, она снова ожила, двигаясь навстречу твердому языку, и чуть не взорвалась, когда он коснулся пульсирующей вершины.

– Пожалуйста, – шептала она как заколдованная, – пожалуйста... Нет! – выдохнула разочарованно, когда Эйрик прекратил ласки и перевернул ее, поставив на колени.

В былое время девушка бы противилась слиянию в таком положении. Так спаривались животные, никак не люди, но сейчас ей было все равно, лишь бы чувствовать Эйрика внутри. И он не заставил себя долго ждать, сорвав тихий вдох с ее губ, когда выполнил это желание. Больше не было поблажек, пощады или времени, чтобы смириться. Эйрик проникал резко, глубоко, иногда вызывая боль, и чем быстрее двигался он, тем сильнее ныла раненая плоть.

Бисения застонала, погружая лицо в ворох одежды перед собой. Даже та пахла им. Все вокруг пахло Эйриком. Он заполнил собой пространство и снаружи, и внутри нее. Если бы только не боль... Девушка содрогнулась от очередного толчка, и Эйрик накрыл ее тело своим, сжав грудь и принявшись ласкать сосок. Бисения снова начинала испытывать удовольствие под его пальцами.

– Не сжимайся, – посоветовал Эйрик, опуская вторую руку на ее напряженный живот, и продолжил двигаться внутри девушки, держа руку на нем так, словно это помогало контролировать ее тело.

Бисения и сама заметила, что не испытывает боль, когда перестает сопротивляться, но движения Эйрика заставляли ее мышцы сокращаться помимо ее воли. В какой-то миг девушка расслабилась под его ласкающей ладонью, но потом снова напряглась, как только Эйрик опять проник внутрь.

Он опустил пальцы ниже, к увлажненной подрагивающей плоти, и на миг замер, лаская ее, отчего Бисения задрожала. Когда ей казалось, что конец близок, Эйрик снова начал двигаться внутри, вызывая ее внутреннее сопротивление, и боль схлестнулась с наслаждением за право победы над ее телом. Несмотря ни на что, волны удовольствия подходили совсем близко, и только толчки Эйрика соперничали с ними по силе.

Бисения готова была расплакаться от того, как несправедливо было то, что боль и удовольствие сменяли друг друга, не оставляя ей единственного желанного выхода. Она уткнулась головой в ворох одежды под собой, жалко всхлипывая, а Эйрик продолжал мучить ее членом и пальцами.

– Да, так, – сказал он наконец, когда она сжалась под его рукой в приближении развязки.

Толчки стали быстрее и глубже. Такой же рваной и пульсирующей была действительность вокруг Бисении. Она не хотела, чтобы это заканчивалось, и в то же время молила Эйрика не останавливаться, сжавшись под ним в оголенный комок нервов. И уже через несколько ударов расплакалась, забыв, что такое воздух. Ее накрыло чистейшее удовольствие. Удовольствие, о котором девушка раньше и помыслить не могла.

Ее тело содрогалось в такт всхлипам, и в этот миг Эйрик вжал ее в себя, изливая свое семя. Он держал ее крепко, почти причиняя боль, но в этот миг Бисении было все равно.

На некоторое время они замерли, продолжая вздрагивать вместе, не в такт, словно их взмокшие тела вели разговор на неведомом никому языке. Заливаясь потом, с бьющим в ушах пульсом, оба с трудом переводили хриплое дыхание, пока Бисения не сдалась, признавая поражение, и не рухнула на ложе из одежды...

Взмокшая и измотанная, она дернулась, лишь когда Эйрик погладил ее грудь, намеренно задев чувствительный сосок, и поцеловал в шею.

– Я хочу добавки, – промурлыкал он, прокладывая дорожку поцелуев по ее позвоночнику, и сжал ее в объятьях. – И что-то подсказывает мне, что я ее дождусь.

< - >

Бисения не подозревала, насколько быстро могла пасть. Эйрик испортил ее, растлил, заставил превратиться в существо, жаждущее постоянной близости с ним и вздрагивающее от каждого его прикосновения. От кончиков пальцев до кончиков волос на голове девушка принадлежала ему, и это было единственным ее желанием.

Бисения понимала, что ее зависимость неправильна, греховна – и ничего не могла с этим поделать. Она льнула к Эйрику, словно была создана, чтобы принадлежать ему. Словно ее бренное тело и душа ждали этого мужчину всю сознательную жизнь. С ним она теряла себя и свою сознательность, сливаясь с природой и никогда не зная, сможет ли вынырнуть из пучины желания обратно в грешный мир.

Недели сменялись неделями, и одержимые страстью Эйрик и Бисения почти не заметили, как пришли холода. Лишь когда их уединения стали протекать в замке, они наконец поняли, что...

– Наступила осень.

Эйрик стоял у мутного окна, наблюдая за дождливой бурей. Она налетела в одно мгновение, сорвав с леса золотистый покров и превращая деревья в обугленные домовины.

– Давно уже. – Бисения решила не заострять внимание на его мрачном настроении. – Вода готова.

Эйрик без особой радости разделся и проследовал к деревянному чану у огня.

Бисения знала, что он ненавидел купаться так, говоря, что мытье в бадье было равносильно мытью в луже, но иного выхода в холодную пору года не имелось. Вода у огня была теплее воды в озере.

Девушка принялась омывать Эйрика, не забывая разминать его мышцы. Она готова была находиться в услужении его телу бесконечно. Отчего-то Бисения не верила мужчине, когда он говорил ей то же самое, но сама была готова ласкать Эйрика дни и ночи напролет, испытывая дикое возбуждение от одной мысли об этом.

– Осенью мой медведь впадает в бешенство. – Эйрик вывел ее из раздумий, и Бисения поняла, что ему нелегко далось решение сообщить о своем главном страхе.

– Ты уже давно не превращался, – принялась убеждать его она. – С тех самых пор, как мы...

– Живем как муж с женой? – Эйрик подобрал правильные слова и кивнул. – Это так. И я начинаю верить в то, что ты была права, но... – Он задумался и наконец продолжил: – Зверь не мог пропасть бесследно. Меня тревожит его молчание. Затишье всегда оканчивается разрушительной бурей, и я боюсь, что она уничтожит нас с тобой.

Бисения отложила мытье и присела рядом с ним.

– Не думай о плохом, – попросила она, проводя руками по его влажным волосам. – Ты говорил, что никогда не проводил так много времени без превращений, а это знак.

– Говорил, – согласился Эйрик. – Но осень – особая пора. – Он откинул голову и закрыл глаза, позволяя Бисении ласкать себя. – Я приехал в этот замок, чтобы пережить буйство медведя подальше от людей. Осенью он готовится к спячке и забирает столько жертв, что оставляет меня в покое на целую зиму. В этом году ненастье раннее, но он до сих пор молчит.

По его виду было понятно, что Эйрик считал это плохой приметой, и даже женская ласка не могла заставить его поменять свое мнение. Только Бисения также не собиралась сдаваться.

– Ты говорил, что убьешь меня, – напомнила она, проводя руками по его плечам. – И не убил.

– Это случайность, а не правило, – отметил Эйрик с усмешкой. – Да и ты сама любишь повторять: бог любит троицу.

– Ты уже в бога уверовал? – поддела девушка, и Эйрик только засмеялся в ответ, расслабляясь в ее руках.

Несмотря на его кажущуюся веселость, Бисения понимала, что он все еще не верил. Ни ее доводам, ни людям, никому. Он верил во что-то простое и действенное, присутствующее в повседневной жизни, как огонь камина, потрескивающий в комнате. И девушка решила воспользоваться атмосферой тишины и покоя, чтобы напомнить ему о других не менее сильных вещах.

– Помнишь проповедь нашего нового священника?

– Первую и последнюю? – усмехнулся Эйрик, хотя знал, что Бисения не разделяла его насмешки. Она считала старца хорошим человеком, проделавшим огромный жизненный путь, прежде чем задержаться у них в замке.

– Он говорил о любви к ближнему, – вспомнил Эйрик, – о несусветной глупости про то, что нужно прощать врагов и едва ли не встречать их с распростертыми объятьями.

– Любовь и прощение – не глупости. – Бисения хотела бы предупредить его крамольные рассуждения, хотя понимала всю тщетность своих попыток.

– Возможно, когда-нибудь любовь и прощение станут возможны, – решил Эйрик, – но не в наше время. В наше время за отрубленный палец отвечают головой, а за сгоревший курятник – пылающим домом. Мой дом цел благодаря силе моего меча, а не потому, что в нем поселился божий проповедник.

– Ты слишком серьезен, – возразила Бисения. – Иногда стоит доверять другим и доверяться богу.

– Что есть бог, что есть другие? Вера – не более чем способ быть принятым в круг избранных. И каждый из этих избранных воткнет нож тебе в спину при первой же возможности.

– Я – тоже? – не удержалась Бисения.

– Ты другая, – пояснил Эйрик, поднимая голову и поворачиваясь к ней. – Ты оберегаешь меня от того, чтобы окончательно пропасть. – И добавил с мурлыкающе нотками: – Ты та единственная, которая смогла полюбить чудовище и приручить медведя.

– Не веришь в бога, зато веришь в меня? – съязвила Бисения, тщательно скрывая, что ей все же польстили его слова, а Эйрик провел рукой по ее щеке, заглядывая в глаза.

Между ними наступила тишина, лишь изредка нарушаемая воем ветра да треском огня.

– Больше, чем ты думаешь, – тихо сказал Эйрик.

Снаружи бушевала буря, а каменные стены не пускали ее внутрь, оберегая тепло и уют домашнего очага.

– Ты бы вышла за меня, если бы я был обычным человеком? – произнес Эйрик наконец, и девушка замерла под лаской его пальцев, боясь нарушить наступившую тишину.

Бисения с горечью вспомнила, что их история не имела сослагательного наклонения, но все же тихо призналась:

– Да.

– А если бы был зверем? – продолжал Эйрик.

– Ты уже зверь. – Девушка отвернулась, не желая продолжать этот болезненный разговор, но Эйрик заставил ее снова посмотреть ему в глаза.

– И ты все равно со мной, – сказал он, когда Бисения перестала сопротивляться. – Ты веришь, что я не безнадежен.

Она не стала ничего отвечать, понимая, что он, скорее всего, не разделял ее мнения по этому поводу, и любой спор только разрушил бы ту сказку, в которой они провели последние недели.

– Ты бы согласилась стать моей женой сейчас? – Эйрик задал вопрос иначе. – При тех условиях, в которых мы оказались?

– Сейчас? – недоумевала Бисения, все еще не веря, что он говорил серьезно.

– Сейчас, завтра, через неделю, – пояснил Эйрик. – Все зависит от того, сколько времени нужно для приготовлений, а твой любимый старичок-священник наверняка не будет против.

Нарисованная картина на миг выбила почву из-под ног Бисении. Она по-прежнему не верила, что Эйрик говорил серьезно, пока он не добавил тихо:

– Если только ты согласна.

Девушка посмотрела в его глаза и удивилась тому, какое напряжение сквозило в его взгляде, пусть он и не производил впечатление взволнованного человека. Ей стало жаль его, хотя Бисения и понимала, что он никогда бы не принял ее жалость за любовь. Она сама испытывала нечто куда большее, чем просто жалость. Возможно, даже большее, чем просто любовь.

Бисения бросилась Эйрику на шею и принялась покрывать поцелуями его лицо, вызвав целую бурю в бадье с водой.

– Это означает «да»? – все же уточнил он.

– А ты как думаешь? – Она прижалась губами к его губам, обнимая за плечи и позабыв о том, что с каждой секундой, проведенной в его объятьях, ее одежда намокала все сильнее.

– Думаю, это «да», – улыбнулся Эйрик, и девушка ответила тем же, разделяя его радость в поцелуе. – Только я не выдержу дольше недели, – предупредил он, беря ее на руки и поднимаясь в сторону кровати.

– Боишься, что неделя воздержания разбудит зверя? – поддела его Бисения.

– Никакого воздержания не будет, – отрезал Эйрик, опуская ее на шкуры. – Иначе я за себя не ручаюсь.

Девушка засмеялась и хохотала все время, пока он пытался справиться с ее новым платье. Узкое по местной моде и вдобавок мокрое, оно делало труд Эйрика непосильным, но отчего-то не умаляло счастья Бисении.

< - >

Неделя, казавшаяся большим сроком, пролетела незаметно. Взяв на себя предсвадебные приготовления, Бисения примерила роль будущей хозяйки, и только вмешательство Эйрика спасло ее от того, чтобы не свалиться с ног от усталости ко дню собственной свадьбы.

Церемонию венчания провели в часовне, и первое время девушка неуютно чувствовала себя под священными сводами, понимая, что белый цвет ее наряда вовсе не свидетельствовал о ее чистоте. В родных краях он был призван явить девичий траур, но у Бисении не было семьи, об уходе из которой стоило лить слезы, и девушка успокаивала себя тем, что грешила не больше остальных. Союз других присутствующих был заключен по старым обрядам и не всегда освидетельствован церковью, а стены часовни не разрушились и не рассыпались, когда они в нее вошли.

Священник процитировал священные «плоть от плоти», и Бисения невольно вздрогнула, вспоминая о капище. Она медленно осознала, что они с Эйриком стали мужем и женой еще тогда. Вспомнила о невольном обмене кровью в языческом храме. О плотском единении. О духовном родстве, которое удерживало его зверя внутри все последующее время. Но поняла и главное: старые боги обручили их с Эйриком, еще когда она приняла этого зверя в своем сердце. Задолго до слияния крови и тел. И древние боги приняли их обручальные клятвы, а сейчас, стоя у другого алтаря, должно было убедить в том же единого бога...

Бисения затаила дыхание, прислушиваясь к эху разносящихся под сводами голосов. Она дала свои клятвы и обеты, пришел черед Эйрика. Он говорил без тени сомнения на челе, со спокойствием и сдержанностью, которые убедили бы в его искренности любого. Но верил ли ему бог?

Бисения смотрела на любимого, ловя каждое его слово, и боялась, что клятвы Эйрика не будут приняты. Она уже видела, как в угасшем отзвуке последних слов грянут гром или молния, развернется тишина и высшие силы снова выпустят зверя, оставив душу Эйрика без путей к спасению.

Обещания были даны. Последнее слово сказано. Священник поздравил молодых, и Эйрик поцеловал Бисению в лоб, как не целовал до этого никогда. Его губы сулили покой и защиту, словно девушка, стоявшая перед ним, стала его наградой от бога, и сердце Бисении сжалось, когда она подумала, что все это могло разбиться вдребезги в один миг.

Тишина напряженно зазвенела, и... Разразилась поздравительными окликами. Радостные голоса гостей, желавших счастья и долголетия, облетели своды, разгоняя призраков невидимой бури, и Бисения успокоилась, понимая, что небо приняло их брак, а значит не сулило новых испытаний.

Молодожены проследовали в главный зал, где пир должен был продлиться неделю...

Уже сидя за столом, девушка начала осознавать, что именно произошло, но даже это не позволило ей почувствовать всю полноту своего нового положения. Раньше ей казалось, что замужество меняло женщину, делая ее более ответственной и мудрой. Бисения же не чувствовала в себе никаких перемен и лишь волновалась в ожидании первой брачной ночи, пусть любовное таинство таковым для нее не являлось.

Скабрезные шуточки и обилие вина у гостей только усиливали ее страх. Эйрик то и дело целовал ее, как того требовал обычай, и у девушки распухли губы, а каждое новое пожелание пирующих уже не воспринималось с прежней радостью, скорее суля новые муки саднящей плоти.

Заметив ее состояние, Эйрик предложил отправиться на брачное ложе раньше, и когда девушка покраснела, лишь подшутил над ней, заставив покраснеть еще больше.

Гостям было понятно желание молодых остаться наедине, и, к облегчению Бисении, ее проводы обошлись без обряда разоблачения. Девушка была уверена, что Эйрик также не собирался допускать каких бы то ни было свидетелей к их брачному ложу, тем более что он и так был осведомлен о том, как это ложе мять. Напоследок девушка оглянулась и кивнула в ответ на его улыбку, чувствуя, как от его проникновенного взгляда внутри разлилось тепло.

Бисения торопливо прошла в спальню, уже не опасаясь бремени внимания, а сгорая от нетерпения в ожидании мужа. Глупая улыбка не сходила с ее лица, когда она думала над тем, как теперь будут развиваться их отношения. И только иногда девушка пугалась оттого, что все могло стать иначе. Им было легко вместе, они дополняли друг друга, но разве могло это уберечь их от тоски, какую часто испытывали люди, чья страсть увяла? Бисения понимала, что рано было думать об этом, и все же ее сердце трепетало от волнения. А дрожь сладкого предвкушения поднималась в груди, когда она вспоминала, как Эйрик смотрел на нее сегодня.

Девушка осталась в своем подвенечном платье, зная, что ему нравилось разоблачать ее и было бы особенно приятно снимать наряд невесты, делая ее своей женой. Бисения коснулась кос, с улыбкой вспоминая, как он расплетал их в первый раз, и теплая волна укрыла ее тело в своих объятьях, суля ночь истинной любви и радости.

В этот момент отдаленные крики долетели до нее, заставляя вздрогнуть. Ее мысли встрепенулись как стайка испуганных птиц, и Бисения прислушалась, понимая, что крики не прекратились, а стали только громче. Сердце заныло в предчувствии беды.

Девушка, не раздумывая, распахнула дверь и выбежала наружу. Она начала спускаться в главный зал, с каждым шагом приближаясь к источнику шума. Бисения уже поняла, что произошло, но не могла в это поверить. Просто не могла.

Когда до входа в зал оставалось всего несколько саженей, кто-то схватил ее за руку и дернул в обратную сторону.

– Мне нужно туда! – закричала Бисения и попыталась вырваться, но с Йоханом это было не так-то просто.

– Ты должна укрыться, пока все не прекратится, – отрезал он и потянул ее в сторону лестницы.

Бисения еще сопротивлялась, пока не поняла, что с таким великаном как он это не имело смысла. Тогда-то она и заметила, как напряжён был Йохан и с какой силой сжимал меч в руке.

– Эйрик?.. – только и прошептала она, и мужчина кивнул, словно одно это имя объясняло суть всех вещей.

В этот момент крики стали особенно громкими, и оба повернули головы к входу в главный зал. Несколько людей выбежало оттуда, а в следующий же миг огромная темная тень схватила одного из них. Медведь навалился на мужчину всем весом, кроша и сминая. Меч выпал у того из рук, и он больше не издал ни звука, даже когда зверь принялся рвать жертву острыми когтями.

– Эйрик... – только и прошептала Бисения, прикладывая руку к груди.

Она не верила собственным глазам. Девушка пребывала в полной уверенности, что он не мог больше превращаться. Не должен был. Не сегодня и не так.

Йохан сжал ее за руку сильнее и, не медля, потащил наверх. Уже спотыкаясь на ступеньках, Бисения поняла, что снова плачет и это слезы застилали ей глаза, превращая пол под ногами в размытое месиво.

Йохан толкнул ее перед собой и приказал идти быстрее. Тогда-то девушка и догадалась, что опасность не миновала. Медведь последовал за ними, и, увидев его тушу на лестнице, Бисения спряталась за спиной у Йохана. Когда тот занес меч и приготовился нападать, девушка взмолилась:

– Йохан, это же Эйрик!

Но тот лишь оттолкнул ее подальше, отрезая:

– Таков приказ.

Девушка понимала, что должна была бежать, но не могла пошевелиться. Сколько Эйрик уже провел в облике медведя? Она понимала, что достаточно долго. Он уже убил одного человека прямо на ее глазах, а значит получил свою кровавую жертву и скоро должен был вернуться.

Но медведь и Йохан столкнулись в пролете, и мысли вылетели у Бисении из головы. Она с замиранием сердца следила, как две фигуры сражались, не уступая друг другу ни в силе, ни в ловкости, и только зверь постепенно оттеснял человека, доказывая обманчивость ее суждений.

Бисения отступала вместе с ними, содрогаясь от каждого удара. Йохан и Эйрик были как братья. Она знала, что любимый полагался на своего соратника как на самого себя, а теперь они скрестили меч и когти как человек и зверь. И выжить должен был только один...

– Эйрик, пожалуйста! – закричала Бисения, прося его опомниться и вернуться, но медведь продолжал наступление.

Йохан смог нанести ему несколько ударов, и девушка молилась, чтобы кровь, которой пропиталась бурая шерсть, была не Эйрикова. Она просила его вспомнить о своей человеческой сути и вернуться. Йохан нанес еще один удар, и зверь яростно извернулся, впервые хватая мужчину за плечо.

– Эйрик, нет! – кричала Бисения как сумасшедшая, видя, что медведь все глубже вгрызался в человеческую плоть, не выпуская жертву из своих когтей.

Йохан еще не сдавался, пытаясь удержать наседающую на него тушу, но девушка понимала, что конец был близок. Она не могла этого видеть и не могла позволить мужу убить собственного друга.

Бисения подбежала, чтобы схватить выроненный Йоханом меч, и зверь замер, по-прежнему не выпуская свою жертву, но и не отводя взгляда от девушки. В этот миг первая стрела вонзилась ему в спину, и он дернулся, замычав от боли.

– Стойте! Стойте! Прекратите! – закричала Бисения, не видя, откуда стреляют.

Медведь фыркнул и встряхнулся, отступая от Йохана и переводя взгляд на нее.

– Эйрик, это же я... – тихо прошептала девушка и замерла. – Бисения. Биса. Лиса, – приговаривала она, отступая назад. – Помнишь, как ты называл меня?

Еще одна стрела вонзилась в него, и он взвыл.

– Нет! Не стреляйте! Он возвращается! – закричала девушка в отчаянии, боясь, что ее не услышат или, что еще хуже, – не поверят.

Глядя на израненное животное, она понимала, что кровь на его морде и боках была его собственной, и сердце сжималось от ужасного предчувствия.

Медведь пошатнулся, и Бисения вздрогнула, боясь, что уже слишком поздно, но он удержался на лапах и сделал шаг ей навстречу.

– Ты узнаешь меня? – спрашивала она, глядя на него с мольбой и любовью.

Она понимала, что Эйрик должен был вернуться. Уже должен был. Сейчас он подойдет к ней, уткнется мордой ей в живот или колени – и обязательно оборотится человеком.

Зверь сделал еще один шаг навстречу, и девушка выпустила меч из рук. Она все равно не умела обращаться с ним и с трудом справлялась с его тяжестью.

За широкой спиной медведя показалось несколько лучников, и Бисения покачала головой, призывая их не стрелять. Она знала, что Эйрик должен был вернуться с минуты на минуту. Он всегда возвращался, стоило лишь увидеть и вспомнить ее.

– Ты узнал меня? – снова спросила девушка, когда шаги зверя приобрели былую твердость. Он по-прежнему пугал ее своей свирепостью, и Бисения прикладывала неимоверные усилия, чтобы побороть страх, глядя на его оскалившуюся морду.

– Эйрик, ты должен был узнать мой голос. Мой запах, – приговаривала она. – Ты сам об этом говорил. Ты знаешь, кто я, – напомнила Бисения и заколебалась, но все же осмелела и медленно протянула к нему руку.

Медведь замер, принюхиваясь, и девушка почти почувствовала, как его захлестнули сомнения, однако в следующий же миг закричала от боли, когда он вцепился зубами в ее протянутую ладонь.

Острые клыки впились в руку, пронзая ощущением сотен ледяных игл. И жар медвежьей пасти, и огонь, разливающийся по венам, делали это ощущение особенно острым и пугающим. Бисения попыталась было отдернуть ладонь, но хватка зверя была такой сильной, что девушка побоялась вообще лишиться руки. Бисения рухнула на колени, не в силах побороть боль или вырваться из пасти чудовища.

Какое-то движение происходило вокруг, но девушка не могла ни видеть, ни слышать происходящего. Жгучая пульсация заменила ей все чувства, став центром мироздания. Когда это режущее ощущение стало совсем нестерпимым, зверь выпустил руку Бисении, но, как оказалось, только для того, чтобы ринуться на свою жертву снова. Девушка отпрянула в последний миг, с ужасом чувствуя, насколько близко от ее шеи прошли его клыки, и теперь, ощущая каменный пол под спиной, с ужасом понимала, что осталась без возможности к отступлению.

Медведь зарычал и дернулся к ней, но остановился в последний момент, словно что-то удерживало его от продолжения начатого. Бисения попыталась отползти на локтях, но раненную руку свело раздирающей болью, и девушка застонала, понимая, что обречена. Глядя на приближающуюся пасть с острыми клыками, Бисения закрыла лицо, будучи не силах спастись, и молилась, чтобы он не добрался до ее горла.

Когда зверь дернулся к ней в последний раз, рывок получился слабым, и он рухнул на девушку, погребая ее под своей тушей. Бисения испугалась, что если и не умрет в его пасти, то падет от острых как лезвия когтей. Их скрежет вызывал желание заткнуть уши, но вместо этого Бисении пришлось глотать воздух, чувствуя, как вес, которым зверь давил на ее грудь и живот, становился тяжелее с каждой минутой.

Кто-то вытянул девушку из-под медведя еще до того, как он окончательно обмяк, и Бисения не сразу осознала, что осталась в живых. Вереница лиц вокруг превратилась в одно смазанное пятно, и только спустя время девушка начала различать их черты. Напряженные и... сочувствующие. Плохое предчувствие сдавило ей грудь, и в этот момент она обернулась на жалобный стон зверя. Увидев дюжины стрел в его тяжко вздымающейся спине, девушка закричала и дернулась было к нему, но кто-то удержал ее в своих руках:

– Он все еще медведь.

Голос принадлежал Карлу, и Бисения снова попыталась вырваться, думая, что он поймет. Уж кто-кто, а он должен был понять. Но мужчина не выпускал ее, продолжая удерживать в своих руках, и Бисения вырывалась и кричала, слыша в ответ только: «Эйрик приказал» – словно это могло объяснить все происходящее или хоть как-то унять ее оглушительную боль.

Вид поверженного медведя постепенно расплывался, и Бисения еще пыталась дергаться в руках Карла, но с каждой попыткой испытывала только большее бессилие и пустоту. Вскоре темнота накрыла ее веки, и девушка погрузилась в беспамятство, надеясь, что в этот раз точно умрет.

< - >

Она бродила по весеннему лугу, срывая приглянувшиеся цветы. Хотела сплести венок необыкновенной красоты, нарочно избегая красных оттенков и срывая только снежно-белые бутоны. К собственному удивлению, Бисения обнаружила целый участок редких незабудок и, пусть они не годились для ее цели, принялась срывать белые соцветия, уходя все дальше от намеченного пути.

Ее внимание привлек куст малины, росшей неподалеку, и Бисения собрала несколько ягод, таявших на губах сладким нектаром. Она знала, что ярко окрашенные малиновым соком губы откроют домашним, чем она на самом деле занималась, и эта мысль, вызвав улыбку, уступила странной печали. Девушка не могла объяснить причин для этого. Она знала, что кто-то другой, не из домашних, любил эти ягоды, но кто и за что – вспомнить не могла.

Ветер зашевелил высокую траву, и девушка провела по ней пальцами, представляя чьи-то густые волосы под ними. Бисения знала, что эти волосы были светло-серебристого оттенка, но не могла вспомнить никого из своего окружения, чья грива была бы такого же красивого и редкого цвета.

Шепот ветра подсказал диковинное имя этого человека, и девушка встрепенулась.

Оно звучало совсем не так, как привычные ей имена, а значит принадлежало чужаку. И только сердце Бисении болезненно сжалось, пуская ростки сомнений, а девушка подняла глаза к небу в немой мольбе.

– Уходи, – шептал ветер, нагоняя тяжелые тучи и скрывая его от взора просящей.

– Скажи мне, – просила девушка беззвучно.

– Уходи, – повторил ветер, суля приближающуюся бурю.

Бисения не сделала ни шагу. Ветер сминал траву, кренил верхушки деревьев и закручивал облака в невиданные спирали. Он трепал волосы и одежду девушки, хлестал ее по лицу, а она упиралась, глядя на грозовое небо. Темное и серое, с искрой солнца, скрытой за мрачными тучами, оно напоминало ей о человеке, образ которого Бисения по-прежнему не могла обрести.

И ветер понес его прочь, рассеивая те крошечные воспоминания, которые она с таким трудом собрала.

Бисению охватило отчаяние. Что-то подсказывало ей, что она никогда не вспомнит этого человека, если упустит сейчас.

И она последовала за ветром, упрашивая его дать последнюю подсказку. И красное маковое поле сменило ковер из незабудок, а он все несся дальше и дальше, повторяя волшебное незнакомое имя. Это имя растворялось в свистящем шепоте, затихая с каждой минутой, а Бисения пугалась пустоты, которой грозило его исчезновение.

Рев зверя застиг девушку врасплох, и она застыла, с ужасом наблюдая, как на нее несется огромный бурый медведь.

Мрачное небо уходило за горизонт, и поляна под ногами сворачивалась в искривленное полотно. Ветер затихал, превращая пейзаж вокруг в застывшее скомканное видение. Остались лишь она да разъярённый зверь.

– Эйрик... – прошептала Бисения и вздрогнула всем телом, обнаруживая себя в новом месте.

Чья-то размытая фигура медленно приближалась к ее постели. Темная комната постепенно обретала очертания, и зрение неспешно прояснялось, но когда Бисения смогла наконец рассмотреть человека напротив, то не поверила собственным глазам.

– Эйрик, – только и выдавила она и, не задумываясь, рванулась к нему, скривившись, когда боль пронзила пульсирующую руку и тянущий живот.

– Не стоит, рана может открыться, – посоветовал Эйрик и осторожно притянул девушку к себе, но она уже не слышала его, с силой прижимаясь к его плечу и переводя дыхание. Только так Бисения чувствовала себя в безопасности.

– Я думала, ты умер, – прошептала она, прижимаясь к Эйрику сильнее, все еще чувствуя странную боль в руке и животе.

– Я не умер, – ответил он мягко, и девушка на время расслабилась, убеждая себя, что самое страшное осталось позади.

– Зверя убили? Его больше нет? – быстро спросила она и тут же осеклась, почувствовав, как напрягся Эйрик под ее пальцами.

– Зверь по-прежнему часть меня, – признался он и ослабил хватку, позволяя Бисении выпрямиться в его объятьях. – Я вернулся до того, как он испустил последний вздох.

Девушка замолчала, не сразу осознав, что именно не устраивало ее в его ответе.

– Я видела, как он умирал, – сказала она тихо. – Я видела, как он истекал кровью.

Эйрик покачал головой.

– Если он не умер до того, как я обернулся, значит непременно вернется, – сказал он.

Девушка не могла согласиться с ним. Медведь получил ранения, от которых не оправился бы никто, и именно это было главной причиной ее недоверия.

На Эйрике же не было ни царапины. Ни единого следа на лице, в то время как вся морда у медведя была залита кровью.

– Я видела, как Йохан изрубил его, – напомнила Бисения. – Я видела и другие раны на его теле, и десятки стрел в спине. Даже если бы он и выжил после такого, то ты бы не остался цел и невредим.

Эйрик на миг замер и улыбнулся, словно имел дело с неразумным ребенком.

– Ты помнишь, как я превращаюсь? – тихо поинтересовался он и притянул ее к себе, целуя в макушку.

От кротости его голоса и нежности жестов в противоположности тому, о чем он спросил, Бисению прошиб холод. Она поежилась, воскрешая в памяти то, что преследовало ее в ночных кошмарах.

Девушка помнила, как зверь прорывался сквозь тело Эйрика, разрывая его плоть и кости, а когда тот обращался обратно, то точно так же истязал своего мучителя. Прежде Бисения не задумывалась, почему все происходило именно так: ее поражала сама мысль о том, насколько болезненным должно было быть перерождение. Последнее слово застыло у нее в голове, вызывая поразительную догадку.

– Мы обновляемся друг в друге, – сказал Эйрик, не дожидаясь ее ответа. – Я вырастаю из его сути, он – из моей. Словно какая-то сила вырывает новых нас из глубин друг друга.

Бисения взволнованно посмотрела в его лицо:

– И так всегда?

Эйрик кивнул.

– Я не знаю, может ли это продолжаться вечно или же у моего тела есть предел, – сказал он, – Но после первого обращения все прежние отметины исчезли. Как позже исчезали и раны, полученные медведем по время охоты.

Бисения задумалась, пытаясь осознать весь смысл его слов.

– То есть его не убить? – произнесла она наконец.

– Все смертны, – заметил Эйрик так, словно говорил об очевидных вещах. – Но если убить его, я могу никогда не обратиться обратно в человека, – рассудил он и помрачнел. – Я не знаю, прав я или нет. Но для выживания в испытании смертью нужна кровь. Жертва.

– А если ты получишь жертву и вернешься, то он исцелится и все продолжится как прежде, – заключила Бисения.

Теперь она понимала всю напрасность своих надежд на легкое избавление. Ее мечты были глупыми и нелепыми, как детские сказки, где добро непременно побеждало зло. Напрасными, если отбросить веру в то, что любовь могла исцелять и менять вещи, подвластные только высшим силам. Напрасными, если смириться с тем, что она любила того, кто и был воплощением зла в их истории.

– Сколько людей погибло? – спросила Бисения треснувшим голосом, и Эйрик медленно выпустил ее из своих объятий, отчего сердце девушки ухнуло.

– Много, – сказал он, и между ними снова разверзлась пропасть.

Тишина разделяла все сильнее, разрушая последние нити, связывавшие двух когда-то самых счастливых людей. Бисения отчаянно сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

Она боялась представить, сколько человек Эйрик уничтожил в день своего перевоплощения. Сколько людей полегло от их с ним неосторожности.

Она устала от череды убийств, чувствуя в груди такую пустоту, которую, казалось, была не в состоянии вместить. Но еще больше Бисения отчаивалась от осознания того, что не могла ничего исправить и изменить. Она верила, любила, но все эти чувства не имели никакого значения, потому что зверь не мог их испытывать.

Девушка не сразу поняла, что Эйрик поцеловал ее в лоб. Она вернулась в реальность уже тогда, когда он встал и задержался, окидывая ее взглядом. От этого любящего и прощального взгляда тревога захлестнула все ее существо, вызывая дикий ужас.

Только теперь Бисения обратила внимание на теплые штаны, куртку и высокие сапоги, которые были на Эйрике. Ему оставалось только накинуть плащ, чтобы отправиться в дорогу.

– Пожалуйста, нет, – прошептала она и с силой вцепилась в ткань его штанов, не желая отпускать.

– Я должен уехать, – ответил Эйрик, накрывая ее вмиг похолодевшие пальцы своими ладонями. – Я вернусь, когда избавлюсь от зверя, – пообещал он.

– Ты не вернешься! – Бисения прижалась к нему, с трудом сдерживая слезы. Пряжка ремня больно впивалась в щеку, но девушка не обращала на это внимания. – Ты говорил, что, убив его, убьешь себя, – продолжала она. – Ты умрешь!

– Я не умру, – твердо сказал Эйрик и медленно потянул ее за руки, вынуждая встать. – Посмотри на меня, – потребовал он, но Бисения и не думала слушаться, лишь сильнее вцепившись в него, на этот раз в ткань куртки. Она не ослабила хватку, даже когда боль в раненой руке стала невыносимой.

– Биса, посмотри на меня, – повторил Эйрик, и девушка медленно подчинилась, с отчаяньем ощущая, как одна слезинка все-таки скатилась по ее щеке.

– Я не собираюсь умирать, – пообещал он, глядя ей в глаза. – И я говорил, что убью каждого, кто решит помочь мне в этом. Тем более теперь, когда мне есть, ради кого жить. – При этих словах он сплел свои пальцы с ее, и Бисения замерла, с трудом сдерживая поток срывающихся слез.

Эйрик притянул ее к себе, и девушка опустила голову, прижимаясь щекой к его груди.

– Я должен уехать, чтобы гнев зверя тебя не затронул, – сказал он тихо и принялся гладить девушку по спине. – Если я смогу сделать так, чтобы он ушел в зимний сон голодным, он оставит меня.

– Откуда ты знаешь? – по-прежнему сомневалась Бисения.

– Если медведь засыпает на грани истощения, он засыпает навсегда, – предопределил Эйрик, и девушка вздрогнула, поднимая на него глаза.

– Это самоубийство, – отчеканила она, и слезы снова покатились по ее щекам. – Если он умрет, умрешь и ты!

– Когда придет его пора заснуть, он отступит сам, и тогда я вернусь, – отрезал Эйрик.

– Ты не вернешься! Ты идешь на верную гибель! – Бисения даже ударила его по груди со злости и тут же снова пожалела, обнимая за плечи и прижимаясь крепче. – Пожалуйста... Умоляю, заклинаю тебя: останься... – прошептала она. – Мы что-нибудь придумаем. Мы обязательно найдем выход.

Эйрик не ответил, только покачал головой и крепче притянул ее к себе.

– Ты знаешь, что другого выхода нет, – сказал он. – А если в следующий раз я доберусь до тебя? А если наброшусь на наших детей? – предположил он и пояснил: – Обезумевшего берсерка убивают свои же. Мой уже давно осатанел, и я должен справиться с ним, пока не стало слишком поздно.

Бисения понимала всю правильность доводов Эйрика, но они не приносили ей желанного облегчения. Девушка лишь сильнее цеплялась за него в попытке удержать и испытывала странную слабость, от которой бил озноб.

– Ты поймешь, – добавил Эйрик, целуя ее в макушку и касаясь губами ее лба. – Ты все поймешь, когда придет время.

Бисения замотала головой, отказываясь слушать его, но все же подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Лицо Эйрика расплывалось, и девушка то и дело закрывала веки, прогоняя льющиеся слезы.

Выражение непоколебимости принятого решения сквозило в его взгляде, разрывая ее сердце на тысячи кусков. И Бисения уговаривала себя запомнить его, запомнить твердость и уверенность, с которыми Эйрик решил оставить ее.

– Я люблю тебя, – сказал он и едва ощутимо коснулся губами ее губ. – Я вернусь, обещаю. – После этих слов он выпустил девушку из своих объятий, и Бисения схватила его ладонь в последней попытке удержать.

– Не уходи... – молила она едва слышно, чувствуя, как предательские слезы катятся по щекам, а грудь сдавили рвущиеся наружу рыдания.

– Я вернусь, – повторил Эйрик, и, лишь почувствовав, как его пальцы выскользнули из ее рук, Бисения поняла, что потеряла его окончательно.

Она все еще сдерживала раздирающее чувство в груди, глядя на удаляющуюся фигуру, и только влажные ручейки застилали глаза, превращая спину Эйрика в еще более размытое пятно.

– Пожалуйста, – беззвучно прошептала девушка и обняла себя за плечи, чувствуя неимоверный холод и пустоту.

Ее сердце облилось кровью, будто вместе с собой Эйрик вырвал и его кусок из ее жизни.

Он обещал добраться до ее внутренностей – и сделал это. Чего стоило отсутствие медвежьей угрозы, если она не могла вырвать из себя свои чувства? Эйрик по-прежнему оставался внутри, причиняя боль, несравнимую с раной под пропитанной кровью повязкой.

Он больше не мог разорвать ее на части в реальности, но продолжал терзать нутро, и ветер за окном шептал его имя, совсем как в ее недавнем сне...

Бисению пробил озноб. Она замотала головой, отказываясь признавать власть своего видения. Она не собиралась забывать Эйрика, не смогла бы, даже если бы захотела. Но он уходил, и оставался медведь, чьи когтистые лапы будут терзать ее каждую ночь...

Девушка снова покачала головой. Она все еще любила этого мужчину и собиралась бороться за него. Она верила, что боги приняли их союз, и Эйрик был лучшим из людей, несмотря на свою темную сущность.

Бисения побежала к двери и распахнула ее, но не обнаружила никого в коридоре. Девушка сбежала по лестнице, путаясь в длинной юбке и продираясь сквозь людей на своем пути.

Она должна была успеть, должна была остановить Эйрика или хотя бы сказать... Сказать что-то, что заставило бы его остаться.

Бисения задержалась лишь на миг, когда ее скрутило от боли в животе, и тут же заставила себя идти дальше, несмотря ни на что. Цепляясь за стены, она вышла наконец во двор, но не застала там никого.

Лишь спины удаляющихся всадников мелькали вдали, а вскоре и вовсе скрылись из виду.

Бисения долго смотрела им вслед, потерянная и опустошенная. Горы вокруг вмиг показались брошенными и одинокими. Холодный ветер пробирал до костей, напоминая о том, что пришла осень. А впереди ждала зима...

Бисения никогда не боялась грядущей зимы так, как в этот раз.

«Я вернусь», – обещал Эйрик, а он никогда не подводил раньше. Не имел права подвести ее и в этот раз.

Бисения обняла себя руками, глядя вслед пустоте. Боль постепенно отступала, и девушка погладила себя по животу, чувствуя, как та унимается с каждым прикосновением. В этот момент она вдруг ясно осознала все то, что упускала предыдущие недели.

С самого первого их с Эйриком соития прошло уже много больше луны, а у нее по-прежнему не было регул. Пронзившая ее догадка заставила слезы снова заструиться по щекам, и тело ответило на них новой тянущей болью, заставляя девушку взять себя в руки.

Она должна была стать сильной. Должна была оправдать ожидания Эйрика и дождаться его. Особенно теперь, когда ему было ради кого жить.

Бисения улыбнулась сквозь слезы, вспоминая его прощальные слова. Мог ли он знать о ее положении? Она надеялась, что мог, ведь это знание было подвластно медведю.

Бисения мысленно поведала Эйрику о переменах в себе и бросила последний взгляд в сторону леса, за которым он скрылся. Девушка прикрыла живот руками, словно свыкаясь с новой частью себя, и, постояв с минуту, отправилась в дом, опасаясь холодов, которые нес с собой первый снегопад.

Ранняя осень сулила раннюю зиму, и Эйрик был прав, уйдя в путь с первым снегом. Возможно, зверь в нем обладал лучшим чутьем, чем даже сама Бисения. Но она верила, что он вернется. И собиралась ждать его возвращения хоть всю свою жизнь.

Теперь, когда зима приблизилась вплотную, Эйрик должен был явиться еще раньше, и девушка с нетерпением ждала скорейшего прихода холодов. Никогда прежде она не ждала зимы с таким нетерпением, как в этот раз. И знала, что за ней обязательно последует весна, а грядущая весна обещала быть особенно плодоносной.

1. Глубоко в глубине

Сердце кует удары.

Глубоко в глубине

Сердце бьется.

Как камень выбивает искру,

Искру, что несет за собой

Большой костер.

Выбивает искру сердцебиения,

Чтобы объять его в крови.

Проголосовать за этот рассказ вы можете ЗДЕСЬ