Рампул-Пук Йорик тринадцатый всегда смотрел себе под ноги. Если углубиться в этот вопрос, то Рампул-Пук никогда и ни при каких обстоятельствах не смотрел вперед, назад, в сторону и вообще по сторонам. А смотрел только на то, что было непосредственно перед его глазами и под ногами. Вот и сейчас, держа руки за спиной и измеряя каждый шаг тихим счетом (счет в таких делах всегда нужен, так как только на цифры можно надеяться в этом мире), чтобы не сбиться с пути, Рампул-Пук смотрел на свои длинные, доставшиеся ему от отца – Рампул-Пука двенадцатого – туфли, колокольчики на носках которых позвякивали с легким звоном при шаге. Шел Пук, не оглядываясь никуда, смотря только себе под ноги, чуть сгорбившись – как положено достопочтенному лепрекону в его годах и про его должности. Он горбился чуть больше остальных, но тому виной – не его чуть выше положенного для нормального лепрекона рост, который он пытался скрыть, – просто все, чем занимался Рампул-Пук тринадцатый, он делал с особым усердием. И очень гордился этим. Его внутренний счет шагов дошел до тысячи пятисот шести, а это означало, что он дошел до канцелярии сказочных летописей. Двери в канцелярию были открыты настежь, и шум перелистывания страниц немного оглушал. Этот шелест и методичный бубнеж его коллег по работе, высчитывающих буквы и слова в сказках, ведущих учет всех сказочных артефактов, говорили о том, что работа идет полным ходом. Рампул-Пук никогда не задумывался, сколько в этом зале лепреконов и сколько сказок они перечитывали за один поворот вселенной. Но помнил, что когда его отец привел его сюда еще маленьким босоногим лепреконом, зал канцелярии был забит столами с книгами учета сказок. За каждой книгой стоял лепрекон и методично высчитывал в сказках буквы, проверяя, находится ли каждая на своем законном месте. И не поменялось ли что-либо в священных скрижалях. Столов было так много, что когда, будучи еще маленьким, Пук попытался посмотреть и прикинуть в уме, сколько их, он сбился со счета. А это было невозможно – ибо каждый лепрекон просыпался не с криком, взывающим к матери, на устах, а с цифрой. Столы в зале стояли так тесно друг к другу, а книга (каждому лепрекону была выдана своя книга со сказками из его вселенной) была настолько огромной, что поднять ее со стола было не по силам даже орку. (Хотя никто не проверял того факта – ибо оркам в это святилище путь был заказан. Но все знали, что поднять скрижали было невозможно). И когда его отец, достопочтенный Рампул-Пук двенадцатый, передал ему туфли с золотыми колокольчиками и свой стол в канцелярии сказочных дел, Рампул-Пуку тринадцатому показалось, что сбылась его самая заветная мечта, пересиливающая даже мечту стать пониже ростом. С того самого дня Рампул приходил сюда каждый день и, склоняясь над реестром букв в сказках, считал каждый знак и каждую запятую. Где-то над ухом шелестели страницы, и слышалось монотонное бурчание старика, Баламута двадцать пятого, который должен был передать свои башмаки и место своему внуку через еще один поворот вселенной: 

– Хрустальные туфельки – пара. Веретено – одна штука, Яблоко для отравления, надкусанное с одного бока – одна штука... – Его шепот успокаивал, так как показывал, что все в этом мире правильно. Пока веретено всего одно, пока яблоко надкусано только с одного бока, пока буквы в сказочных скрижалях на своем месте, в мироздании все будет правильно. Такой закон мироустройства – все должно быть на своем месте.

Рампул-Пук выдохнул и, потерев длинные пальцы (с виду немного непропорциональные его росту), друг о друга, открыл учетную книгу. Перо окунулось в баночку с тушью, и Рампул-Пук решил начать учет всех «В некотором царстве». Потом, конечно, настанет черед «Жили-были», и потом он дойдет к самому его любимому «Долго и счастливо». Рампул-Пук всегда оставлял на потом самое лучшее – стремиться к приятному ему нравилось. Поэтому Пук нагнулся над книгой и стал водить пером, чтобы не отвлечься от сточек и побыстрей приблизиться к приятной части своей работы. Монотонное бурчание стало вырываться из его уст. А перо летело над буквами, отслеживая каждую черточку. 
Рампул-Пук так увлекся, что, когда строчка закончилась, он даже не понял, что произошло. Он смотрел на буквы в начале страницы, потом переводил взгляд вниз. Не понимая, куда пропали буквы. Он даже подхватил своими непропорциональными к остальному телу пальцами пару страниц и перелистнул их вперед – что делать было нельзя ни при каких обстоятельствах. Да что там говорить, Рампул-Пук через строчку-то никогда не перепрыгивал. А тут перелистнул одну, две, три страницы, и ... пусто! Ни одной буквы, ни одной закорючки. Пустые вековые листы бумаги, требующие их заполнения! Рампул-Пук не любил пробелов! Рампул-Пук был в негодовании, его два сердца начали стучать быстрее, и он вернулся обратно – туда, где еще пару секунд назад он видел буквы. Он затаил дыхание, смотря, как одна за одной буквы с легким взрывом, ели заметным для глаза, исчезали. Одна за одной, одна за одной. Слова распускались, словно петли узора. Одно за другим – одно за другим. Рампул-Пук закрыл книгу. Не желая видеть и признавать того, что видели его глаза. Он посмотрел по сторонам! 

 Впервые в жизни он посмотрел по сторонам. Он всегда доверял только тому, что видел перед своими глазами и под ногами. Но сейчас он готов был смотреть, куда угодно, но только не в книгу учетов. Почти никто не заметил его волнения, и это было хорошо. Если б кто-нибудь заметил это, началась бы паника. Да и лепреконы, что учитывают сказки из соседней вселенной, стали бы над ним насмехаться. А ему хватило улыбочек по поводу его через-чур высокого для лепрекона роста еще в юности. Нет, этого он никак не мог допустить! Поэтому Пук сложил руки за спину, сделал глубокий вдох и со всей важностью, которая была свойственна его виду и его должности, покинул рабочее место на 35698 секунд раньше положенного времени. 

Он не знал, заметили ли его уход, он шел, не измеряя шаги в голове. Он шел быстрее обычного, поэтому колокольчики на его башмачках звенели чуть громче, чем всегда. Возможно, его излишняя суетливость и показывала, что что-то не так, идущим ему навстречу лепреконам. Хотя в это с трудом верилось, поскольку настоящий лепрекон никогда не смотрит по сторонам, а смотрит только себе под ноги. Лишь сейчас, когда он уже бежал по коридорам по своим делам, его осенила мысль, что в этом есть что-то неправильное. Если всегда смотреть только себе под ноги, можно не заметить того, что творится под твоим носом – но эту мысль Пук быстро загнал в себя подальше, ибо было что-то в этой мысли кощунственное. 
Наконец Пук дошел, добежал, достремился к кабинету Того, чье имя надо называть с великим трепетом на устах и полушепотом, даже когда его не было рядом. Ибо поговаривали, что если где-то его имя называли громче положенного, Великий тут же узнавал об этом и отвлекался от реестра вселенных. А если Великий ОН отвлекался от реестра вселенных, всегда случалось что-то катастрофическое – как, например, не поданный к обеду шоколад, или, упаси Боже, надетый не на ту ногу носок! Рампул-Пук хорошо выучил это правило и потому с большим почтением зашел в залу, где учитывался реестр вселенной. Здесь все было не так, как в канцелярии сказок. Но это и было понятно: где сказки и где вся вселенная? Тут много спали. Да-да! Как же еще учитывать вселенную, если не спать? Только во сне Великий Он мог высчитать все нюансы устройства мироздания всех вселенных. Поэтому Пук шел медленно к креслу Великого, чтобы не нарушить его сон. Великий Он возлежал на шелковых подушках. Его очи были закрыты. И только громкий храп давал знать, что Великий Он погружен в работу. Рампул-Пук уже подошел к месту, когда Он поднял глаза, немного раскосые – как и положено для его должности (только великие имели такой разрез глаз – говорили, что это из-за постоянной работы) – и посмотрел на лепрекона. Протяжное и вопросительное: «Мммммммм?» – пролетело по залу, говоря, что Великий Он готов слушать. 
– Бал-Тун-Сан, – начал было лепрекон, склонив голову в знак своего почтения, – Сказки... 
– Мммм? – Приподнял одну бровь Великий Он. 
– Исчезают, о великий Бал-тун-сан. – Рампул-Пук замер, ожидая вердикта. 
– Мммммм! – Взволнованно проговорил Бал-Тун-Сан. 
– Я подумал то же самое! Как удивительно, что наши мысли сходятся! – Начал лепрекон, но Великий Он приподнял мизинец правой руки и медленно опустил его. Что значило, что Великий Он в размышлениях. 
Великий Он посмотрел в окно мирового пространства – которое распростерлось прямо тут в зале учета вселенных. Его брови сошлись вместе. А складки на гладкой безволосой голове стали глубже. Океан вселенных стал двигаться чуть быстрее, приближая то одну, то другую, пока перед глазами не появилась одна маленькая вселенная, на самом краю которой загорались то одна, то две точки, показывая, что именно там зарождались души сказок. 
– О, мои предки! – Вскричал Рампул, обращаясь ко всем Пукам, от которых и пошли лепреконы. – Сказки в руках людей. 
Ужас отразился на его лице. А колокольчики на башмачках стали немного позвякивать, показывая все волнение, которое творится в душе Пука. Так как каждый в Академии вселенных и их мироустройства знал, что там, где человек, можно ожидать всего, чего угодно. 
– Как же быть, о великий Бал-Тун? 
– Ждать... – Ответил Бал-Тун, – ибо, когда мировой баланс и гармония оказываются в руках людей, остается только ждать и надеяться. Веки Великого закрылись, и протяжное «Мммммм» пронеслось по залу. Великий Он был в волнении. Он ждал, как умеет ждать только наблюдатель вселенных...