— Ах так? Ну и сиди там хоть до утра, идиотка бешеная! — проорал Макс и захлопнул дверь. Я показала двери средний палец и полезла в карман за сигаретами. Закурила, успокоилась немного и решила, что пора возвращаться с крыши в дом, потому что зима в этом году выдалась очень даже настоящей, с метелью и морозами. Так что термометр на фасаде НИИ ТПУ, который, кстати, был с крыши Максового дома отлично виден, показывал минус двенадцать. Затянувшись в последний раз, я шикарным щелчком отправила окурок в полет с двадцатиметровой высоты и подошла к двери. Взялась за ручку и дернула на себя. Дверь не открылась. Я толкнула. Та же история. Черт, этот придурок что – запер меня здесь? — Макс! — заорала я, — Открой дверь, урод! Никакой реакции. Он действительно меня тут запер! Вот скотина, а? «Люблю, трамвай куплю»! И я еще идиотка бешеная? Уж во всяком случае, мне не пришло в голову запереть любимую на крыше сталинской семиэтажки в новогоднюю ночь! — Макс! Ну Макс! Открой! Безнадежно. Он либо решил меня напугать до обморока, а потом выпустить и насладиться моим позором, либо я думаю о нем лучше, чем он есть, и в эту самую минуту он разминается коньячком со своими придурковатыми друзьями и бывшими любовницами. А меня он немножко подзабыл на заснеженной крыше в центре города, такую себе фифу в вечернем платье и короткой шубке! В ярости я несколько минут орала и трясла двери, но никакого толку от этого не было. А ноги в тонких чулках уже покрылись ледяной корочкой, во всяком случае, коленок я почти не чувствовала. Ни хрена себе Новый год начинается! На крыше, блин! Одно утешает – если я доживу до полуночи, то увижу салют на площади с самой выгодной точки. Я бы посмеялась, если бы не было так холодно, черт возьми! Надо что-то делать, абсолютно ясно. Я сунула руки в карманы шубки и обнаружила там пачку сигарет, зажигалку, жвачку и салфетку. Телефона нет. Мне капец! Оскальзываясь на ледяном железе и проваливаясь в снег по колено, я побрела по крыше ко второму выходу, в надежде, что дверь открыта. Напрасные надежды — дверь во второй подъезд была еще более заперта, чем первая. Я испугалась. На самом деле я испугалась только теперь. Не позволяя себе впасть в панику, я вернулась к «своей» двери и снова какое-то время громыхала и орала. Когда окоченели не только коленки и руки, но и шея, лицо и уши, а голос охрип, я прекратила дебош и снова закурила. Сволочь какая, а? Что мне делать-то теперь, Максим Сергеевич, дебил ты пьяный? Я бы заплакала, но мне было слишком холодно – меня колотило, и сигарета все время грозила вывалиться из бесчувственных пальцев. Я даже не знаю, сколько времени уже тут кукую – у меня нет телефона! Черт, черт! Ну что же делать, а? В отчаянии я подошла к краю крыши и заорала хриплым голосом: — Помогите! Люди, помогите, я на крыше! Ну, естественно, вместо громового вопля у меня вышел слабый писк, меня никто не услышал. Что же делать, Господи, что мне делать? Я снова закурила, не потому что хотелось, а чтобы согреться хоть капельку. Идиотка, я-таки бешеная идиотка! Чего меня черт понес на крышу, а? Максик меня расстроил, это да. Захотелось эффектно уйти, хлопнув дверью. Ага, без сумки, без телефона и на крышу! Гениально, мать твою! И этот придурок со своей любовью и дурной манерой приглашать на Новый год весь свой гарем, не придумал ничего умнее, как закрыть меня здесь и уйти! Сволочь, сволочь! Я со всей дури пнула дверь и заорала, в бессильной ярости задрав лицо к небу: — Помогите! Чудеса, наверное, случаются, особенно под Новый год. Зажегся свет. В одном из мансардных окон, на которые я даже не обратила внимания, пока бродила тут в поисках спасения. Зажегся свет! Я рванула к этому свету, как замороженная бабочка – неловко скользя и рискуя сверзиться с крыши вниз. Подобралась к окну и заколотила в стекло. Гардины отъехали в сторону и из-за стекла на меня уставились два изумленных голубых глаза, принадлежащие какому-то мужику. — Откройте! Откройте мне, пожалуйста! — закричала я и еще раз поскребла створку окна. Мужик в окне покрутил пальцем у виска, но все-таки повернул ручку и приоткрыл окно: — Ты что там делаешь? С ума сошла? — Меня здесь заперли, я замерзаю, впустите меня, прошу вас, — попросила я и состроила самое умоляющее лицо, на которое только была способна. Наверное, я все-таки прихожусь дальней родственницей коту из мультика про Шрека, потому что мужик хоть и скорчил недовольное лицо, но все же распахнул раму и даже протянул руку, чтобы я могла влезть. Я всунулась в окно и чуть не полетела носом вниз, но мужик меня подхватил и поставил на пол. — Спасибо вам, спасибо! Вы представляете, он меня запер! Запер, я никак не могла дверь открыть! Я кричу-кричу, никто не слышит, а у меня даже телефона нет, чтобы позвонить! Я так замерзла, там такой ужас, такой мороз, а я вот видите как, в одних чулках! Спасибо вам, вы меня спасли, спасибо вам огромное, простите, что... Мужик встряхнул меня и, сурово сдвинув брови, сказал: — Стоп. Замолчи. Я послушно захлопнула рот. Мужик отпустил меня, отошел к столу и налил в стакан какого-то спиртного. Подошел, протянул стакан и так же коротко скомандовал: — Пей. Я отхлебнула. Какая-то настойка, вкусная, но крепкая, как зараза. Слезы, которые так и не пролились на крыше от холода, брызнули из моих глаз от этого пойла. — Спасибо, — прокашляла я. — Мгм, — очень развернуто ответил мой спаситель и пошел куда-то из комнаты. — Вы извините, я пой... — начала я ему вслед, но он только махнул рукой и вышел в двери. Я осталась стоять посреди комнаты со стаканом в руке, наслаждаясь теплом чужой комнаты и горячей волной алкоголя, омывающей все мои внутренности. Несколько секунд я тупо стояла и осматривалась. За мансардным окном, как ни удивительно, оказалась мансарда. Большая, метров пятьдесят, студия, и живут тут люди не бедные, если судить по стильной мебели и очень приличному ремонту. Среди прочего я обратила внимание на фотографии в стильных рамках, стоящие на полке вместе с книгами, свечами, сувенирами и прочими безделушками. На фотках присутствовал тот самый голубоглазый мужик, который меня сейчас спас, и с ним какие-то люди. Значит, он тут живет. Интересно, кто он? Такой вполне симпатичный мужик, лет тридцати, высокий, спортивный, темноволосый, причем волосы длинные, собраны в хвост. И глаза голубые-голубые, прямо как у ребенка. Я еще поглядела на фотографии и возгордилась своей проницательностью – на одном из снимков хозяин квартиры был изображен вместе с пятеркой таких же длинноволосых парней рок-н-рольного вида, и все – с гитарами в руках. Какая-то музыкальная группа, нет? Я бросила взгляд на гитару, прислоненную к креслу, на огромный музыкальный центр и стопку дисков высотой в полметра, на синтезатор, торчащий из-за некой мебельной конструкции в глубине комнаты, и решила, что он, пожалуй, музыкант. На следующем фото он был изображен с тремя умопомрачительными девицами, из чего я сделала вывод, что бабы любят музыкантов. Я отхлебнула еще и решила, что надо его позвать, извиниться, поблагодарить и валить, не мешать человеку. Как только я это подумала, человек (парень, мужик) вернулся в комнату с большой кружкой чего-то горячего в руке. — Дай, — сказал он, отобрал у меня стакан и вылил настойку из него прямо в эту кружку. Молча поставил кружку на столик и только потом продолжил: — Пей, пока горячее. Покажи ноги, не обморозила? — Спасибо, все нормально, вы извините, я пойду, простите, спасибо... — снова залепетала я. Он поморщился и опять велел мне заткнуться: — Стоп. Пей чай и покажи ноги, — он аккуратно взял меня за локоть и усадил в кресло, пододвинул кружку и присел возле моих ног. То есть он на полном серьезе решил, что я ему стану коленки показывать? Я поджала ноги под себя и проблеяла: — Не надо... — Не дури. Я врач, — сообщил мужик и по-хозяйски взял меня за голень, потянул ногу к себе, расстегнул сапог. Я сидела в кресле дура дурой, сложив руки на груди, и пялилась на то, как какой-то вообще левый мужик снимает с меня сапоги и щупает мои коленки. Он закончил и посмотрел на меня: — Пей чай. Страшного ничего нет, но лучше помазать олазолем. Ты попей, я сейчас принесу. Только чулки сними, — он встал, и пошел опять прочь из комнаты, а я осталась сидеть в кресле, охреневшая от такого гостеприимства. Чай в кружке пах столь соблазнительно и был такой ощутимо горячий, что я не сдержалась и стала пить. Через минуту мужик вернулся с тюбиком мази и посмотрел на меня недовольно: — Чулки, — сказал он терпеливо, как говорят тупому ребенку, — снимай чулки. — Не могу, — сказала я, — я вас стесняюсь. — Я же сказал тебе, я врач. Ну, если хочешь, я отвернусь. — Меня Лиза зовут, — зачем-то представилась я. Наверное, от пережитого стресса мозги мои совсем отказали. Или, может быть, я такая честная девушка, что не могу вот так взять и снять чулки для незнакомого мужика. — Прекрасно. Снимай давай. — Отвернитесь, — прошептала я, и, когда он отвернулся, все-таки задрала подол и скатала чулок с правой ноги. Тут он повернулся, глянул хмуро, дернул бровью и отвернулся обратно. Черт! Сижу тут, как Пеппи хренова, с задранным платьем и в одном чулке! Ужас! Быстро стащила второй чулок и сунула в карман шубки. — Сняла, — отчиталась я, — вы извините меня, я... Он повернулся, снова присел на корточки, ухватил мою ногу и стал намазывать мазью. Большие узкие ладони с длинными пальцами скользили по моей коже очень профессионально, и я убедилась, что он точно врач. Во всяком случае, он не щупал меня, а лечил. Когда я снова завела шарманку извинений, мужчина поднял лицо ко мне и, наконец, разразился: — Послушай, Лиза. Я устал, я только что пришел с работы и хочу отдохнуть, выпить и встретить Новый год во сне. А ты тут сидишь и шумишь, мешаешь мне тебя подлечить и спокойно пойти спать. Я уже понял, что какой-то мудак запер тебя на крыше, что тебя зовут Лиза, и что ты мне очень благодарна. А теперь закрой рот и давай вторую ногу. Я возмутилась. Нет, ну надо же! Никаких вопросов, никакого сочувствия, а только «заткнись и давай ногу»! И хоть, по большому счету, я должна была его благодарить и убираться, но он меня выбесил своим показным равнодушием и я тоже высказалась: — Да, пожалуйста! Вам спасибо, конечно, вы меня спасли и все такое, и чай у вас вкусный, и ноги вы мне мажете, но это не повод так со мной разговаривать, будто я вам прислуга! Отдайте ногу, я пошла! Он и не подумал отпустить ногу, но посмотрел на меня как-то странно и вдруг заржал: — Извини, пожалуйста, — сказал он, смеясь и продолжая втирать мазь в мою бедненькую ножку, — действительно, ты же не прислуга, ты просто идиотка, которая оказалась на крыше в новогоднюю ночь! Надо же было тебя не впускать и не согревать, а политесы разводить, знакомиться и все такое! — Пусти, — прошипела я и дернула ногой. Он даже не подумал пустить: — Сиди. Я Эд. Никогда Эдик, еще реже Эдичка, в крайних случаях Эдуард Маркович. Я реаниматолог. Живу здесь, если тебя это интересует. Этого достаточно, чтобы намазать тебе ногу олазолем? — Вполне, — пробурчала я. Но на самом деле мне вдруг стало ужасно интересно еще про него узнать, про этого «никогда-эдика». Такой он мне показался любопытный, прям спасу нет. Ну, это профессиональное. Я – журналист, поэтому часто вижу вместо человека статью на второй полосе. А тут – готовые десять тысяч знаков для дамского журнала: одинокий печальный герой спасает жизни на работе и дома. Очень романтично, нет? Алкоголь, стресс или что там еще на меня повлияло, но я вдруг подумала, что совсем не спешу свалить из этой мансарды обратно к мудозвону Максу, а очень даже хочу поговорить с Эдом и написать потом статью, на гонорар от которой можно будет, наконец, отрихтовать крыло моей старушке. Сказано – сделано, я откинулась на спинку кресла и завела светскую беседу: — Скажите, Эд, а почему вы встречаете Новый год во сне? Вам не с кем праздновать? Эд посмотрел на меня, как мне показалось, с раздражением, но все-таки ответил: — Потому что три часа назад выезжал на аварию. Два трупа и очень тяжелый парень. Мы его тащили-тащили, но так и не вытащили, так что настроение у меня совсем не праздничное. — О, простите, — смутилась я, но все-таки не заткнулась, — У вас тяжелая работа, наверное, но ведь нужная, вы же жизни спасаете. Я врачами восхищаюсь. Я замолчала на секунду, ожидая, что он что-нибудь скажет, но реплики не последовало, и я снова заговорила: — А вообще удивительно, что вы врач, я просто смотрела на фотографии и решила, что вы музыкант, — призналась я. — Да, я играю в группе, но это хобби, — сказал Эд и отпустил мою ногу, — все, теперь посиди минут пятнадцать, пока впитается. Хочешь еще чаю? Или поесть? Я набралась наглости и попросила еще глоток настойки. Он улыбнулся, и я просто залипла на эту его улыбку, так сильно изменилось его усталое, даже суровое лицо, осветилось улыбкой, как фонариком. В общем, я получила стакан настойки и шерстяной плед, которым Эд укутал мои ноги. Он тоже налил себе стаканчик и уселся в соседнее кресло. — А поставьте мне вашу музыку? — попросила я, чтобы начать разговор. — А ты любишь музыку? — ответил он вопросом на вопрос, но все же встал и поставил диск. К своему удивлению я услышала знакомую песню: — Ой, это же SilverSolid, классная группа, мне нравится, — сказала я, — Я как-то интервью брала у них, разговаривала с Владом Каминским, такой потрясающий парень. — Да? А ты, выходит, журналистка? Влад, кстати, вашу братию любит, а я вот нет. Ну, он фронтмен, ему положено с вами облизываться, а я клавишник, мое дело кнопки нажимать. — Ой, вы клавишник SilverSolid? Я вас не узнала, — смутилась я. — Что ни разу не удивительно. Слушай, прекрати уже выкать, не такой уж я и старый, — скривился Эд. — Ладно, — кивнула я. Мне было тепло, я совсем успокоилась и расслабилась, и мой журналистский нюх заработал на полную катушку. Я шарила глазами вокруг, замечая мелочи и стараясь запомнить их для моей гипотетической статьи. Пустовато и очень по-мужски живет Эдуард Маркович, опрятно, но совершенно мужской опрятностью, слегка неряшливой и очень практичной. Небрежно брошенная на спинку стула куртка, пепельница полная, кружка грязная на столе, книжка раскрытая на диване. Я потянулась и взяла книжку в руки: — Что читаешь? — Буквы, — пробурчал Эд, — называется «Сквозь туман»**, про пришельцев из параллельного мира. Сносно. — Ммм, — протянула я, разглядывая строгое женское лицо со шрамом, нарисованное на обложке, — любишь фантастику? — Расслабляет, — пожал плечами Эд. — А почему у тебя елки нет? — Есть. Только я не наряжал ее. Не думал, что буду дома. Шило в моей заднице зачесалось, и я предложила: — Давай нарядим? Что за Новый год без елки, ведь правда? Раз уж я мешаю тебе спать, так давай хоть отпразднуем, Эд? Он снова улыбнулся, и я опять поразилась, как меняется от улыбки его лицо. — Ты в детстве, наверное, была самой активной девочкой в классе, да? Ни секунды не посидишь спокойно и вечно влипаешь в неприятности. — С чего ты взял? — Нет, а кого на крыше заперли в новогоднюю ночь, меня что ли? — хохотнул Эд и встал, — Ладно, давай елку поставим, раз уж ты здесь и без всей этой мишуры никак не обойдешься. Он вышел из комнаты и вернулся с большой картонной коробкой в руках. Беззлобно ругаясь, Эд собрал и установил на комод пушистую елку, потом я выползла из своего гнезда в кресле, скинула шубку, и мы с ним развесили шары и гирлянду, и наконец, я лично влезла на стул и набросила на всю красоту сверкающий «дождик». Хоть елка у Эда и пластиковая, но ощущение праздника от нее было самое настоящее. Пока мы наряжали ее, я как-то совсем забыла, что нахожусь в квартире чужого мужика и должна, вообще-то, благодарить, извиняться и валить, чинить разборки с Максом. Только налюбовавшись елочкой, я взглянула на большие часы на стене и пискнула: — Ой, уже половина двенадцатого! Эд поглядел на меня, и лицо его снова стало усталым и отстраненным: — Тебе надо идти, да? У тебя там, наверное, компания, да и в морду нужно дать тому уроду, что тебя запер, — сказал он. Я посмотрела на своего спасителя, и мне стало так его жалко. Ну, правда — один, после тяжелой смены, грустный, уставший... — Пригласи меня встречать с тобой вместе, — сказала я. — А ты согласишься? — спросил он и подошел почти вплотную, заглянул мне в лицо, даже поднял руку, как будто хотел прикоснуться. — Соглашусь. — Встреть, пожалуйста, Новый год со мной, Лиза. — Хорошо, Эд. В дурацких мелодрамах в этом месте обычно звенят колокольчики и герои целуются. Мне почему-то тоже захотелось его поцеловать, такой он был в эту секунду красивый и невыразимо притягательный, герой, спаситель, музыкант и все такое. Но мы же не в мелодраме, так что поцелуя не вышло, а вместо колокольчиков из музыкального центра заиграла очередная песня Solid. Эд немного натужно оживился, сообщил, что у него даже есть шампанское и надо же что-то пожрать, попросил меня расставить тарелки и ушел в кухню. Я подошла к окну, посмотрела на веселый, ярко освещенный город, на заваленный снегом край крыши, истоптанный мною, и вздохнула. Вот вечно я влипаю во всякие истории, тут Эд прав, конечно! Я поставила на стол пару тарелок, пару бокалов и зажгла свечки в большом вычурном подсвечнике. Эд принес блюдо с бутербродами, потом вазу фруктов и бутылку шампанского. Вырисовывался ужасно романтический ужин вдвоем под бой курантов, Максик подох бы, если бы знал. Телевизор Эд не стал включать, он распахнул окно и отдернул штору: — Отсюда виден салют и слышно с площади шоу, так что мы не пропустим час икс, — сказал он и стал открывать бутылку. Я поежилась на сквозняке, пошла к креслу и накинула снова свою шубку. Действительно, через пару минут завывания с площади стали громче, потом загремели куранты и над крышами вспыхнул первый салютный залп. Эд подал мне бокал и произнес: — С Новым годом, Лиза! — С Новым годом! — прокричала я. Звякнули, соприкасаясь, бокалы, и я как будто взлетела в вихре пузырьков, вихре ледяного воздуха, рвущегося в распахнутое окно, вихре огней, раскрасивших ночное небо. Эд тоже отхлебнул шампанского и положил руку мне на плечо, притянул к теплому своему боку, укрывая от ветра. Я стояла рядом с удивительным парнем, любовалась фейерверком, и чудесное ощущение волшебного праздника заполняло меня по самую крышечку. Вот удивительно, я ожидала от этого нового года совсем других событий, я была уверена, что в полночь буду целовать Макса. А вместо этого я обнимаюсь с незнакомцем, фактически с незнакомцем, и фактически обнимаюсь, потому что я обвила рукой его талию и прижалась, как ни прискорбно это признать, к Эдуарду Марковичу покрепче. Последний залп взорвался голубыми искрами, Эд повернулся ко мне и наклонился так близко, что я почувствовала на лице тепло его дыхания: — С Новым годом, — прошептал он. И вот тут, клянусь, я услышала колокольчики. Ну, или я слишком много выпила, ну, или он просто был неотразим, мистер Эд. Я приподнялась на цыпочки и поцеловала его, прикоснулась губами к теплым губам, почувствовала, как он обнимает меня, как поцелуй из невинного превращается в страстный, как мои же собственные руки ныряют ему под футболку и взбираются по гладкой коже его спины. Мы целовались, ледяной ветер из окна шлепал нас занавесками по головам, шампанское играло в крови, ноги подгибались. Волшебство длилось и длилось, и я никак не могла вынырнуть из колодца, в который падала вместе с Эдом. Мы целовались, я вела себя неподобающе – щупала его, гладила, а нагладившись, вынырнула из-под футболки и стащила с эдовых волос резинку. Темные волны его волос, пахнущие мятой и сигаретным дымом, тут же подхватил ветер, и я зарылась в них пальцами. Большие узкие ладони с длинными пальцами вели себя ничуть не благоразумнее, разве что под платье они не забирались, но платье мое было настолько условным, что этого и не требовалось. Мы целовались, целовались, а потом я обнаружила себя лежащей в его широкой кровати. Себя и горячего, шумно дышащего, полуголого Эда. И меня это не смутило, не испугало, не остановило. Наоборот, я постаралась превратить его из полуголого в совершенно голого и сделать уже то, чего мы оба так хотели. А потом был фейерверк, фейерверк в темноте под моими веками...
*** Проклиная свою дурацкую фантазию, я карабкалась по обледенелой крыше к окошку. Еще чуть-чуть, еще одно усилие, Лизка, давай же! Подползла и постучала в стекло. Штора отдернулась, и за стеклом нарисовалось изумленное лицо Эда, почти такое же, как год назад. Рама распахнулась, волна звука чуть не сшибла меня с подоконника: — Ты рехнулась, да?! Чего ты туда полезла, идиотка? А если ты свалишься к чертям?! С ума сошла? Сюда иди! — он сдернул меня вниз и крепко встряхнул за плечи, — Лиза, ну что это еще за идиотизм, скажи мне? — Эд, ты вот вообще не романтик ни хрена, — заржала я и обвила его за шею руками. — Романтика такая сомнительная, что попахивает психушкой! — возмутился Эд, но все-таки поцеловал меня. — С новым годом, Эдуард Маркович, — прошептала я ему в шею. — С новым годом, мышка, — ответил Эд мне в макушку. Мы еще секунду постояли, обнявшись, а потом Эд буквально оторвал меня от себя и подтолкнул к двери: — Давай, шевелись, романтичная моя! Нас ждут, Влад звонил, жаловался, что Вера его задолбала вопросом, где мы лазим, ей же без тебя скучно. Давай, давай, поехали! И мы поехали. Музыкальный центр остался включенным, огоньки его перемигивались, отражались в круглых боках елочных шаров, а из колонок тихонько пели Solid. Снег сыпал с темного неба, заметая следы на крыше. Колокольчики звенели, конечно, звенели, у кого-то случались самые настоящие чудеса. С Новым годом, дорогая моя волшебная крыша, с Новым годом!
Познакомиться с героями данного рассказа еще ближе Вы сможете в романах "Уравнение с четырьмя неизвестными" и "Сквозь туман"
|