|
Кто бы мог подумать, что несамостоятельность Веры сыграет ей на руку, заставив ее забрать документы из Ленинградского педагогического института, куда она – спортсменка с пятилетнего возраста – неожиданно для всех подалась на факультет иностранных языков, и поехать за провалившей экзамены подругой на физкультурный.
И ведь перспективы на будущее были самые радужные – карьера тренера, большой спорт, заграничные поездки. Не нужно больше стоять в очереди в «Березку» и думать, что же тебе все-таки достанется – финский лыжный комбинезон или датские кожаные сапожки на шпильке (мечта любой модницы). Сапожки были необходимы. Веру часто приглашали на танцы курсанты высшей мореходки, и Толик Жемчугов в тот памятный вечер не отходил от девушки ни на шаг, не замечая победных взглядов в сторону завистниц. Да, если о чем-то и стоило жалеть, так это о Толике, который остался в родном Заполярье и подавал большие надежды. Но если подумать, то жалеть вообще не стоило. Сколько их еще будет, этих Толиков Жемчуговых! Вера – настоящая красавица, спортсменка, комсомолка, после танцев на открытой площадке в парке ее провожал целый главный инженер из Куйбышева. Взрослый, солидный, надежный.
Провожал инженер, а сердце екало от третьекурсника – что поделать, когда самая известная личность в университете тарахтела у входа в институт на мотоцикле «Ява» в белых импортных джинсах, у всех девчонок перехватывало дыхание. Погодите же, Вера еще заставит всех заговорить о себе, и этот модник сам будет за ней бегать.
Жизнь лежала перед Верой радужным ковром и искрила солнечными бликами, предвкушение чего-то необыкновенного не оставляло ее, и все время казалось, что вот там за углом это необыкновенное и случится. Жизнь и правда преподносила сюрприз за сюрпризом – то в виде ужасной усталости и постоянной сонливости, крадущей драгоценное беззаботное время, то в лице зависти однодневок-подружек, не желающих прощать бледную северянку, поселившуюся в мечтах почти каждого студента. И даже Он заинтересованно смотрел ей вслед. Смотреть-то смотрел, но на этом все и заканчивалось, а Вера не хотела с таким мириться.
Тренировки заканчивались поздно, но привыкшая к полярной ночи Вера бесстрашно возвращалась одна домой. «Ничего-ничего, – думала девушка, – то ли еще будет, ой-ей-ей». И развлекала себя мыслями о потенциальных ухажерах, стуча каблучками в темноте дремлющего города. Жить в общежитии Вере казалось унизительным, и родители сняли ей комнату в коммуналке, в благополучном районе. Какое-никакое, а свое жилье буквально возносило Веру над всеми, как будто мало было ее бледной, мраморной кожи с голубыми прожилками и холодного безразличия ко всему происходящему вокруг.
Вокруг тонули в безмолвии дома, изредка подмигивая Вере зажигающимся в окнах светом. Район был тихим и светлым, но каким-то совсем чужим. Она выросла в холоде и темноте, но привыкла совсем к другому свету – ослепительному белому свету, отражающемуся от снега. Вера часто ездила на лыжах в сопки и смотрела на родной город, раскинувшийся перед ней огромным пульсирующим сердцем, деловито толкающим в вены-улицы вездесущую жизнь. Это было самое трепетное воспоминание о Севере, тщательно хранимое глубоко-глубоко в душе, поросшей кривыми маленькими березами Заполярья.
Впереди показались очертания пятиэтажного дома, терпеливо ждущего припозднившуюся Веру. Во дворе одиноко стоял столик, за которым днем с упоением резалась в домино местная интеллигенция. Девушка миновала песочницу, выкрашенную еще ранней весной, но все еще источавшую едва заметный запах краски, и поморщилась. Когда-нибудь у нее будет большой дом с белыми стенами, резным крыльцом, облагороженным красной краской – прижаться носом к разогретой на солнце краске, вдохнуть поглубже и вспомнить, как в далеком студенчестве в далеком городе также пахло от песочницы во дворе. А еще у Веры появится сад с розовыми кустами. Они цвести весь сезон, заставляя соседок завистливо заглядывать к ней во двор. Все это и еще очень много чего ждало Веру в скором будущем и нетерпеливо переминалось с ноги на ногу.
Обычно во дворе уже никого не было – после тренировки Вера еще тайком от тренера ходила в балетную школу совершенствовать гибкость тела и возвращалась с другого конца города слишком поздно для приличной одинокой девушки. Это тоже временно, – уверяла себя Вера, украдкой глядя на того третьекурсника. Временно или нет, а ходила она одна уже очень давно и привыкла к тишине их образцового дворика. Резкий звук мотоцикла заставил девушку вздрогнуть от неожиданности, и она сразу заметила их. Не местные, иначе Вера точно знала бы, кто это загораживает проход в ее подъезд на четырех мотоциклах, так нахально газуя под окнами. Сердце Веры тревожно стукнулось в ребра. Бояться нечего, – уверяла она себя, – это глупо, Вера. И, тем не менее, боялась.
Четверо не обращали никакого внимания на приближающуюся девушку и продолжали громко переговариваться. Парень, сидящий на оранжевом мотоцикле, постоянно выкручивал газ, но ни одно окно так и не открылось и оттуда не послышались обещания вызвать милицию, чтобы та забрала оболтусов, нарушающих покой добрых граждан. Девушка споткнулась на ровном месте и так неловко дернулась всем телом, что зубы стукнулись друг об друга с душераздирающим звуком. Только этого не хватало... – ощупала Вера острую грань отколовшегося зуба языком. Подходя ближе, она стала различать слова, ранее сливающиеся в какой-то странный шум.
– А я вам говорю, переть на них надо! Совсем от рук отбились! – яростно увещевал товарищей тощий парень на белом мотоцикле.
– Тебе бы только повоевать, территорию отобрать под свой контроль. А дальше что? Что дальше, я тебя спрашиваю? – наскакивал петухом на него наглец с оранжевого. – Ничего святого у них не осталось, того и гляди, спасать будет некого.
Двое других сохраняли молчание, только поблескивал в лунном свете серебристый, да таился в темноте отчего-то казавшийся хищным черный.
Вера осторожно обошла молчаливых ребят и почти забежала в подъезд. Стаккато сердца заглушало все остальные звуки и тяжело и больно отдавалось в ушах.
– И не боится ведь, ходит ночью одна-одинешенька... Чего доброго, скоро совсем весь стыд потеряют.
– Да просто не знает она еще ничего, вот и бродит ночами, – и от звука этого голоса Вере захотелось сжаться в комок и стать мурашкой на ладони мира.
Она заскочила в свою секцию и захлопнула дверь, даже не намереваясь задумываться об услышанном. Обрывки всякого разговора порождают слишком много неясностей. Послезавтра у нее снова тренировка, и ей опять возвращаться одной.
Если Вере когда-то и казалось, что она добилась в жизни всего, о чем мечтала, то тогда, когда пропахший маслом и бензином бывший третьекурсник сделал ей предложение. Ей. Вере Кораблевой. Про которую все время говорили, что у нее рыбья кровь. Рыбья – не рыбья, а факт налицо. Лучший студент института, надежда сборной СССР и просто мужчина ее мечты привез ей с зимних сборов духи «Клима» и яркий луч прожектора, освещающий ее безоблачное будущее. Олька, что училась на курс старше, и слыла непроходимой кокеткой среди преподавателей, почти почернела от злости.
Этим вечером Вера приплясывала перед зеркалом, напевая «Миллион алых роз», и впервые не печалясь о том, что у практически идеальной нее совершенно не было слуха. Она продела в уши маленькие жемчужины – папа привез их из плавания на ее шестнадцатилетие, высоко собрала волосы и жирно подвела глаза, враз превратившись в Одри Хэпберн, даже платье цвета июльского неба было таким же очаровательным, подчеркиваемым легкой строгостью белого воротничка. Они с ее третьекурсником – наверное, на всю жизнь он останется для нее третьекурсником – идут в ресторан. У него повышенная стипендия и какой-то еще доход от экспериментальной группы в сборной Союза, и они так часто ходили в рестораны, что Вера начала уставать от них. Но сегодня особенный вечер. Сегодня в город приехали его родители с младшим братом, и ее официально представят семье, как будущую супругу.
Счастье омрачалось только тем, что вчера вечером она снова видела этих залетных мотоциклистов у своего подъезда. И опять ее обдало ледяной волной, как когда поздней северной весной решишь искупаться в приветливом лесном озере, окунешься по грудь, опустишь ноги и почувствуешь лед. Вере не хотелось слышать, о чем они говорят, и она постаралась побыстрее забежать в подъезд.
– Слышали? А Колька-то третьекурсник в Олькином подоле наследил!
– Да глупости все это, нашел, кого слушать. Я тебе точно говорю – Танька Звягинцева его единственная королева. Жалко-то как девчонку!
– Сплетники, – вновь припечатал холодный голос, и у Веры брызнули слезы из глаз.
Она плохо спала всю ночь, ей ужасно мешал шум под окном, резкие звуки мотоциклов, грубоватый хохот. Она лежала в темноте и удивлялась – почему никто не реагирует на этот гвалт? Накрывалась подушкой, зажимала уши, но ничего не помогало. Голос словно вырезал письмена у нее на ребрах. Не нашептывал ей откровения, не рассказывал о будущем, ничего потустороннего. Просто Вера знала и чувствовала его.
Вот и сейчас, прихорашиваясь перед зеркалом, Вера ощущала присутствие внутри себя. Она отогнала эти мысли, улыбнулась своему отражению, покружилась в душистом облаке «Клима» и уверенно шагнула за порог, гордо неся голову на встречу со светлым будущим.
А наутро третьекурсник Коля уехал в спортивный лагерь зарабатывать деньги на свадьбу и медовый месяц, который они планировали провести в Сочи. Вера терпеливо дожидалась своего принца, сияя от раскинувшейся перед ней узорчатым ковром безоблачности ее жизни и прозрачности будущего.
Она дождется, а через два месяца Оля расскажет о своей беременности. Третьекурсник был самым перспективным студентом, кандидатом на свершение великих подвигов во имя Родины, но даже на него не желала закрыть глаза партия.
Вера никогда не была особенно музыкальной девочкой. С раннего детства она росла в спортзале, плохо развивалась физически, а короткую программу всегда ставила под песню Эдуарда Хиля «Зима» – потолок ее музыкального воспитания. Хотя мама очень старалась привить им с братом вкус к классической музыке и военным фильмам, Вера совершенно не интересовалась культурной жизнью страны. Это, невзирая на то, что советский народ был очень музыкальным народом. Редкий школьник не бежал после уроков на репетицию хора или урок сольфеджио и не сводил с ума соседей практически гениальным пиликаньем на каком-либо инструменте.
Вере было скучно. После института она вернулась в Мурманск, воспользовавшись вызовом тренера, и почти забыла обо всем – о третьекурснике Коле, так подло обманувшем доверие, а мотоциклистах у подъезда и коллективных поездках в колхоз на сбор яблок. В столице Заполярья жизнь протекала иначе. Вера каталась на лыжах в сопках по ярко освещенной трассе, ходила в бассейн с подругами по залу и жила с мамой в стандартной двушке. И никогда даже не задумывалась о том, как протекала бы ее жизнь, согласись она на разнарядку в Саранск. Редкие письма от институтских знакомых складывались в плетеную коробочку и убирались под стол. К чему ей было вникать в чужую жизнь, когда своя ее вполне устраивала? Ну и что, что в тени тренера проходят ее лучшие спортивные годы? Елена Константиновна обещала передать ей своих лучших учеников, просто все никак не могла уйти на пенсию. А Вере оставались поздние тренировки в освободившемся зале и группа гуттаперчевых учеников, которых следовало научить хоть чему-то.
В Мурманске никогда не было проблем с освещением. Город утопал в полярной ночи почти полтора месяца, хотя солнечного света горожане не видели гораздо дольше, зато золотой свет фонарей вполне составлял ему конкуренцию. Вера возвращалась поздно и усталая. Новые сапоги были на два размера велики и жутко натирали. Она брела вдоль проезжей части, перекинув сумку через плечо и погрузившись в собственные мысли. Потому и не заметила их сразу, а когда заметила, то заледенела. Они пронеслись мимо нее на страшной скорости, совсем не обращая внимания на гололед, сверкнули серебристой и огненной искрой в искусственном свете и исчезли за поворотом, чтобы через несколько секунд с ревом вернуться назад и окружить оказавшуюся на перекрестке Веру.
Она прижала сумочку к груди и не решалась сделать шаг – все ее прошлое нахлынуло единой волной и закружило в немыслимой свистопляске. Вера никогда никому не рассказывала про свои неожиданные вечерние встречи и растерялась от немыслимости повторения этих встреч за несколько тысяч километров. Мотоциклы быстро взревели снова и унеслись, разделившись на повороте. Белый с огненно-оранжевым свернули на проспект, а серебристый и черный в сторону дома Веры. И мало кто решился бы утверждать, что ее это обрадовало.
На негнущихся ногах Вера добралась до дома и с облегчением оглядела свой пустующий двор. Возле подъезда никого, лавочку занесло снегом, и фонарь светит как-то тускло. Девушка споткнулась на полпути и едва не упала, но крепкая рука поддержала ее.
Он был военным врачом. Дважды разведен. Представительный, умный и очень спокойный. Вере казалось, что она нашла то, что искала всю свою жизнь. Свадьба была тихой, но какой-то солидной, вот только мама Веры все время молчала. И, наверное, так и продолжала бы молчать, но родился Славочка. К тому времени Вера бросила карьеру тренера и ушла работать в школу рядом с домом. Жизнь не менялась – вечерние поездки на лыжах и походы в бассейн с подругами, только балетная школа из-за ее удаленности ушла на задний план.
Славочка рос с бабушкой, опекаемый и лелеемый, а Вера всего пару раз резко садилась на постели, когда во сне ее опять заключали в круг четыре мотоцикла.
Девяностые выдались по-настоящему голодными. На окраинах страны это ощущалось не так сильно, как в столице и близлежащих землях, но все равно ощущалось. Вера в те времена не раз вспоминала рассказ бабушки о послевоенном времени – в на удивление большой по тем меркам семье чай пить было принято «вприглядку». Положишь кусочек сахара на плечо, отхлебнешь из чашки и посмотришь на сахар. До такого, конечно, не доходило, но изменения в стране не просто витали в воздухе, они жили день ото дня в каждом доме, в каждом сознании.
Именно тогда впервые Вера задумалась о поездке к своему третьекурснику. Всю жизнь перед глазами Веры стоял его образ – сунув под мышку годовалую дочку, Коля носится по лестницам института, закрывая «хвосты». А сейчас он уже давно развелся с Ольгой, та забрала девочку и уехала жить в Свердловск, ныне новомодный Екатеринбург, а сам бывший звезда сборной Советского Союза обосновался в маленьком уездном городке. Спортивная карьера давно сошла на нет, время требовало иного, и бывшие ученики-биатлонисты подались в криминальные структуры. Не забывая про тренера, который выдал им путевку в светлое будущее и аттестат зрелости.
Положа руку на сердце, третьекурсник никогда и не исчезал с горизонта Веры. После развода с Ольгой он приехал к ней в Мурманск, широкими красивыми жестами и неизменными белыми джинсами заставил замирать сердце, почти достал звезду с неба, все-таки свозил ее в Сочи, на руках вернул на родной Север, настоял на подаче заявления в ЗАГС и исчез на год. С ума сходила вся родня, доводившая Веру до исступления своими трескучими междугородними переговорами. Ничего! Ничего она не знала о его местонахождении! И знать не хотела.
Этот день навсегда врезался ей в память, как день, когда в ней безвозвратно умерло что-то еле живое, что-то такое, что всю жизнь определяло ее принадлежность к человеческому роду. На негнущихся ногах возвращалась Вера из больницы. Последняя ниточка, связывающая ее с мечтой, оборвалась и тянула внизу живота ноющей пустотой. Они сидели за столом во дворе и играли в домино. Молча. Мотоциклы мирно лежали рядом, поблескивая на солнце. Во дворе было неожиданно тихо и безлюдно для погожего летнего дня. «Наверное, все разъехались в отпуска» – решила Вера и все также равнодушно побрела домой.
– Рыба! – гаркнул тощий.
– Жизнь за жизнь, – заметил ей вслед страшный голос, и она вздрогнула всем телом.
Так вздрагивала она всего несколько раз в жизни, и всякий раз ей казалось, что кто-то лобзиком выпиливает у нее на ребрах каждый звук этого иномирного голоса. Но даже это почти забытое ощущение не заставило ее прибавить шаг.
Через год третьекурсник вернется и расскажет красивую сказку о том, что он кого-то застрелил на охоте, и влиятельные люди помогли ему пересидеть сложное время. Вера будет делано улыбаться и маленькими глотками пить шампанское, почти не сводя глаз с рассказчика. Своим пустым нутром она отчетливо ощущала, что это не конец и не начало, что это их искалеченная жизнь.
К концу девяностых страну потрясывало, но это не помешало Вере однажды выйти на станции того самого уездного города и снять комнату в гостинице. Она гуляла по улицам, ходила загорать на речку и однажды решилась. Его адрес секретом не был, раз в год на праздник Севера, который аккурат приходился на ее День Рождения, третьекурсник наезжал в Мурманск с неизменными духами «Клима». Впору было начать ненавидеть этот аромат, но закалка страшного советского дефицита гасила импульсы в зародыше, и прозрачная крышечка все также бережно касалась пульсирующих точек за ухом и ключиц.
Вера шла по частному сектору, заглядывая за заборы и любуясь цветами и ровными грядками приусадебных участков. На минуту ей вдруг почудился звук приближающегося мотоцикла, и она была почти уверена, что видела, как они свернули за угол. Калитка нужного дома была закрыта, собаки не было слышно, а потом выглянула соседка и сказала, что они неделю назад уехали отдыхать на море, но она может передать, что нужно. Вера покачала головой и уехала в Мурманск. Эпоха духов в голубой коробочке подходила к концу.
Славочка был очень сознательным мальчиком и к разводу родителей отнесся философски – лишь бы им было хорошо. Он в какой-то мере очень сочувствовал отцу, глядя на выдержанную, бледную маму, которую мало что могло выбить из равновесия. Кроме измены, как оказалось.
В жизни Веры снова ничего сильно не поменялось, все шло своим чередом. Она работала в школе, которую тихо ненавидела. Ненавидела коллег, учеников, и только спорт доставлял ей удовольствие – она нарезала круги на лыжах в мороз и метель, днем и ночью. Иногда вспоминала про тренировки и выступления, доставала старые фотографии и долго рассматривала их на кухне под абажуром. Потом сгребала все в одну кучу и убирала на антресоли.
Вере и папе Славочки очень хотелось, чтобы Славочка пошел в медицинский. К тому времени бывший муж Веры занялся мануальной терапией и проводил сеансы иглоукалывания на дому. Дело это было прибыльное, позволило ему купить квартиру в доме напротив школьной площадки, из окон которой он целыми днями мог смотреть, как Вера проводит уроки, караулить ее на остановке троллейбуса и пытаться проводить домой, вымолить прощение и вернуться в семью. Но Вера была непоколебима и твердо стояла на своем – равнодушно уходила с работы окольными путями и уезжала в отпуск в Сочи к единственной сохранившейся институтской подруге.
А Славочка поступил в школу милиции. Времена тогда были смутные, но Север далеко, и перемены еще не успели докатиться до него в полной мере. Он жил своей замороженной советской жизнью, в то время как по стране уже вовсю проехались гусеницами танков девяностые с реформами. И даже проскальзывала иллюзия стабильности нулевых. Славочка, милый мальчик с горячим сердцем, отучившись, пошел работать в ОМОН и через полгода засобирался в командировку. В Чечню. Вера возвращалась домой каждый вечер и выглядывала их. Но ничего не случалось, никто не встречался ей на пути. А сын из командировки привез ей будильник. Ужасный, гротескный будильник ядовито зеленого цвета, который поразил даже так и не развившееся творческое воображение Веры. Вместо привычного писка или дребезжания он разражался какой-то жуткой мусульманской мелодией, заставлявшей кожу Веры покрываться мурашками размером со слона.
И жизнь потекла дальше. Вера пыталась уйти работать в другую школу, но несколько дней поездок на троллейбусах с пересадкой в метель вернули ее обратно. Хотела выйти замуж, но не находила достойного кандидата. Сын был совсем взрослым, и она оказалась предоставлена самой себе. Всю жизнь Вера прожила в одной квартире с мамой, находящейся в непрестанной холодной войне с мужем дочери, работала в школе рядом с домом, была хорошей женой, матерью, простой женщиной, которых тысячи и тысячи ходят по серым улицам, кутаются в капюшоны и воротники, пряча лицо от злой метели, ничего никогда не боялась, кроме одного – услышать снова тот голос.
В этот вечер Вера вернулась поздно. Движение в городе было практически парализовано из-за снежной вьюги, и добираться из бани пришлось мелкими перебежками. Славочки дома не было. Мама с тревогой сказала, что он помчался в пригород за Юлей вместе с Мишкой. Вера постояла у окна, но сердце молчало. Дети вырастают и выпадают из гнезда, забирая материнские сердца с собой в свободный полет. А утром позвонили из милиции.
Хоронили в закрытом гробу, потому что то, что извлекли из покореженного автомобиля, назвать человеческими телами было очень сложно. Вера заледенела. Обхватила себя руками и держалась в стороне от родственников, глядя на гроб сына сухими глазами. Все, что она могла чувствовать в этот момент – это черную, жгучую ненависть к Юле, попеременно падавшей в обморок и рыдавшей в голос, с воем, по-бабски, не просто жутко, а безобразно. Из всех возможных в этот момент эмоций Вера выбрала презрение, с которым смотрела на эту молодую женщину с опухшим от слез лицом.
– Смерть за смерть, – произнес за спиной знакомый голос, и Вера даже не дернулась.
Обернулась. Они стояли сзади и пахли машинным маслом и бензином. Все четверо не смотрели на нее. Они будто не видели никого из людей вокруг, только два закрытых гроба. Вера отвернулась и плотнее запахнула шаль на груди. Только сильно заныл низ живота почти забытым ощущением.
Через два года снова объявился третьекурсник. Приехал в Мурманск с одним паспортом и нарисовался на пороге. Вера открыла дверь, молча отошла с дороги и пропустила его в квартиру. Они прожили год, а затем продали жилье в столице Заполярья, купили дом в сельской местности недалеко от уездного города и увезли туда маму Веры и будильник с мусульманской мелодией ядовито-зеленого цвета. И вроде бы все было хорошо, жизнь Веры вернулась к тому месту, на котором она когда-то надломилась и пошла чужим путем, не тем, которым суждено было пройти ей. Только с того момента прошла целая жизнь. Жизнь Веры Кораблевой и жизнь третьекурсника Коли. И мечта, такая яркая и острая, притуплявшая всю жизнь любые другие эмоции, вдруг оказалась ожившим ночным кошмаром.
Мама быстро умерла в этом ласковом, теплом краю. Третьекурсник оказался алкоголиком со стажем и допился до инсульта и слабоумия. Вера оформила его в специализированное учреждение и посадила розы. Жизнь шла своим чередом. Зимой она каталась на лыжах по лесу, а летом вытаскивала из гаража выкрашенный золотой краской велосипед и уезжала на целый день. Те четверо больше никогда не встречались ей на пути. Вокруг менялись времена, на руинах прошлого возводились новые миры, взрастали поколения. Люди отрекались от своего прошлого, отрывались от корней, забывали, кто они на самом деле, уходили с головой в придуманные миры и не замечали ничего, что творилось вокруг. Пятой Всадницей шествовало по миру Равнодушие, оседлав золотого коня. И даже Дьяволу уже не нужны были души, потому что они не представляли никакой ценности.
|
Мне понравилось!