Он увидел их издали. Человека четыре. Шли по лесной тропе, которая, вихляясь, пролегла среди деревьев. Звери, как и он сам, чувствовали посторонних и затихали. Хозяин леса прищурился, пытаясь разглядеть, кто пожаловал. Вдруг охотники или, того хуже, браконьеры. Нет, показалось! Старик, идущий первым по тропе, был знаком ему много лет. В черном берете и старых потрепанных штанах, владелец лодки и маленького дома на берегу. Художник. Пару раз приходилось подглядывать из-за плеча на холсты, на которых быстрыми мазками старик увековечивал озера, лес, избушки и елки. Он любил эти края, Кенозеро, речку Поржву и каждый год приезжал с весны до осени. А на зиму уезжал обратно в город. Уважал его лесной хозяин. За любовь к лесу, за помощь местным жителям, которые о нем отзывались как о святом.

Двух других видеть тоже приходилось: они приезжали к старику каждый год, звали его дядей. Племяннички! Ох уж и помотал их лесной хозяин по чащам и буреломам прошлым летом. Ох и нахохотался, когда эти двое, выбившись из сил, заночевали в лесу, вздрагивая от каждого шороха. А тут, как назло, то филин ухнет, то волк на луну завоет. Смешно. Хоть немного тогда от скуки развеялся. Позабавился. Потом, правда, старик-художник пришел. Не сразу, через недельку, как гостей проводил в большой город. Сел на поваленное дерево и начал то ли жаловаться, то ли выговаривать. Дескать, что же ты так, лесной хозяин, ребят моих обидел. Аж стыдно стало. Немного, самую малость, но стыдно.

Племянники, не позабыв прошлогоднего гостеприимства, старались идти за стариком след в след. Не отставать.

Четвертый, большой и сильный человек, более напоминающий норвежского викинга, был тут впервые. Широкие плечи, рыжие волосы, самый тяжелый рюкзак на спине и голубые-синие глаза, что та вода в Кеноозере. На голове линялая кепка, видать, позаимствованная у старика-художника. Человек шел, тащил рюкзак и словно не видел всей красоты леса. Зеленых елей, лосей, стоявших невдалеке на опушке, белок и соек на ветках. И все пролески, полянки, заросшие иван-чаем, грибами да ягодами. А даже траву на лугу с большими каплями росы, сверкающими на утреннем солнце алмазными бликами.

Лесной хозяин заглянул в мысли «викинга» и обомлел. Человек не восторгался природой, не боялся чащи и диких зверей, а просто делал в уме какие-то вычисления, вспоминая замысловатые чертежи, и даже не глядел по сторонам.

«Дай-ка, я тебя помотаю» – подумал хозяин леса и свернул тропинку в самую чащу. Потом – на пригорок, мимо медвежьей берлоги, потом – снова в чащу. И дальше, мимо болотца.

Люди шли. Старик-художник впереди начал сердиться.

– Сколько лет тут хожу, до соседней деревни пару часов своим ходом!

– А мы идем уже три часа, – подал голос один из племянников.

Начались споры, куда идти: налево или направо?

– Пап, мы же по кругу ходим, – вдруг сказал «викинг» старику и огляделся.

Оказывается, сынок к старику пожаловал! Первый раз за несколько лет. Старик гордился сыном, называл его героем державы. И терпеливо объяснял любопытным, что сынок его, Глеб, очень занят на работе и в отпуск не ходит.

Хозяин леса увидел, как мысли Глеба перескочили с формул и чертежей на лес, тропинку и стоящее в зените солнце. Он ленивым взглядом посмотрел по сторонам.

– Смотри, – ткнул пальцем в направлении солнца. – Когда мы через луг шли, солнце вон там было, на востоке. А теперь... Точно говорю, по кругу ходим.

– Выведешь? – старик довольно прищурился, нисколько не сомневаясь в ответе.

Тот кивнул.

«Как же! Выведет, – подумал лесной хозяин. – Он тут в первый раз, леса не знает. Сейчас тропки заплутаю и чащу с буреломом наведу. Все тут и заночуете. А придет после старик жаловаться и стыдить, так и скажу ему, что сынок твой никакого почтения лесу не проявил, никакой красоты не заметил даже.

Глеб, между тем, скинул на землю рюкзак, размял плечи и посмотрел на небо.

Ну хоть небесной красотой подивись! Небо лазурно-голубое среди верхушек елей и белые облака. Век бы смотреть, любоваться! Но человек словно не заметил ни облаков, ни синевы неба. Прищурился, посмотрел из-под ладони на солнце, потом на стволы деревьев. Снова на солнце. Произвел в уме какие-то подсчеты и скомандовал.

– Нам туда! – ткнув пальцем в сторону севера.

Через несколько шагов дорогу преградили поваленные ветки и деревья. Бурелом.

– Так ведь не пройти, – взвыл один из племянников.

– Пройти, – сказал Глеб и достал из рюкзака топор, подкинул в руке, словно приноравливаясь к рукоятке. Потом потянулся к бурелому и начал рубить.

– Знаете поговорку, чем дальше в лес, тем больше дров? – сказал Глеб братьям и, криво усмехнувшись, показал топором на сухие деревца, преградившие дорогу. – Это именно наш случай!

«Что-то я замешкался, – подумал Лесной хозяин, наблюдая, как отлетают в сторону щепки. – Тропинку вовремя в сторону не увел».

Люди вышли на поляну, полностью покрытую розово-лиловыми цветами иван-чая. Дальше, мимо поваленного сухого дерева, уходила в лес узкая словно нитка тропа.

– Тут я уже дорогу узнал, – сказал художник и пошел вперед уверенным шагом. Следом потянулись племянники. Глеб постоял минуту на краю поляны, посмотрел рассеянным взглядом на цветы, прислушался к пению птиц. Широко по-мальчишечьи улыбнулся. И сказал, растягивая каждый слог:

– Ле-по-та!