Жизнь каждого существа течет по определенным правилам, именно они определяют будущее. Некоторые из них не меняются веками, иные же каждый меняет, как пожелает. В этом суровом и холодном мире именно те неизменные правила дают возможность выжить.

Это – история правил одной маленькой лисы.

С самого рождения моя мать каждый день заставляла меня повторять пять главных правил, которые нельзя было нарушать ни при каких обстоятельствах. Пять фраз, по которым я должна была жить всю жизнь. Я не понимала их, порой отрицала, но помнила всегда. Каждое мое утро начиналось с завтрака, перед которым я должна была рассказать матери об этих правилах. Только после этого мать позволяла притронуться к еде. Иногда я буянила и отказывалась, так как сама мать порой эти правила нарушала и оставалась без еды на весь день, но на следующее утро все равно проговаривала их. Есть все же хотелось. И даже спустя годы, когда и матери уже не было, мой завтрак начинался с этих правил.

Правило первое: «Люби лес – это твой дом. Он всегда поможет тебе».

Я родилась в этом лесу и до четырнадцати лет не покидала его границы. Лес давал нам все, а то, что не хватало, мама обменивала в дальних человеческих поселениях. Мама говорила, что люди определяют сезоны глазами. Они видят, как меняется природа вокруг них. Мы же приближение сезонов определяли носом и ушами. Я знала запах этого леса. Чувствовала, как он менялся с каждым новым сезоном. Весной он пах землей и нежной зеленью, хотя той самой зелени еще даже не было. Летом лес пах цветами и теплом. Осенний лес приносил запах прелой травы и сырости, а зимой морозную свежесть. Я помнила, как звучит любое изменение в этом лесе. Знала где проходит семья кабанов, где шуршит гусеничка в листве, какое из деревьев скрипит при ветре, а какое шелестит. Я могла гулять по этому лесу с закрытыми глазами и ни разу не заблудиться, ориентируясь только на слух и нюх. Лес мне был не просто домом, он был мне другом, с которым я разговаривала в пору, когда мать уходила к людям.

То лето оказалось слишком пасмурным и холодным. В нашем маленьком саду почти ничего не росло. И маме приходилось часто отлучаться, чтобы запасенные за года целебные травы обменять на еду. Мне тогда было всего девять лет. И я часто надолго оставалась одна. Девятилетняя я была слишком бесстрашна, чтобы уйти далеко от дома, и слишком любопытна, чтобы усидеть на месте. В тех краях я еще ни разу не бывала. Знала, что именно через эту часть леса ходит мама к людям. И я надеялась, хоть краем глаза увидеть тех самых людей. Несмотря на правило.

Правило второе: «Не приближайся к людям без крайней необходимости».

Я их скорее почувствовала, чем увидела. Запах, который въелся в мою голову на всю оставшуюся жизнь. Запах людей смешанный с запахом крови и гари. Это тошнотворное сочетание тут же заставило меня притаиться. Страха тогда еще не было, только любопытство. И я тихонечко подкрадывалась к источнику запаха. Чем ближе я подползала, тем все отчетливее были слышны грубые голоса и рваные приглушенные крики. От них становилось чуть страшнее, но не столько, чтобы погнать меня обратно в лес.

Это была группа мужчин вооруженных и воинственных. Я никогда никого не видела, кроме мамы, тем более мужчин. Только слышала по рассказам мамы. Они мучили другого человека. Били, прижигали и хохотали над тем, как их жертва бьется в путах. Впервые я тогда испытала страх, но оцепенела до такой степени, что не могла сдвинуться. В конце концов, жертва тех людей, перед самой смертью обернулась в рысь. Это меня настолько ужаснуло, что я кинулась домой, не помня себя, не разбирая дороги.

Потом мама меня долго ругала, когда смогла успокоить и все объяснить про людей, про охотников, про перевертышей. Было чудом, что охотники в пылу просто не заметили маленького лисенка с тех чащобах. Она тогда сказала, что лес защитил меня. Наверно так оно и было. С тех самых пор второе правило стало для меня самым важным. И даже когда я осталась совсем одна, я почти не выходила из леса к людям и чаще оставалась в лисьей шкуре, чем в человеческом образе.

Правило третье: «Никому не доверяй».

Именно несоблюдение этого правила лишило меня дома и семьи. Случилось это в мою четырнадцатую зиму. Уже будучи взрослой, я часто охотилась одна. В тот день я рано ушла на охоту в лес и там столкнулась с другой лисой. Мое чутье подсказало, что передо мной не просто лиса, а такой же перевертыш, как я. Именно это родство способствовало тому, что я восприняла перевертыша если не другом, то союзником. У нас были общие враги, общая судьба «беги и прячься». Обернувшись в человека, мы познакомились. Ее звали Кили. Она рассказывала, что сбежала в этот лес из дома, который уничтожили охотники, что сейчас ищет новый дом, где можно было бы поесть и согреться. Девушка внушала доверие, да и о других перевертышах мама ничего не говорила, поэтому я пригласила Кили к нам в дом.

Мама, конечно, ругалась, но Кили оказалась доброй и общительной. Много рассказывала о своей жизни, о чудесном острове, где перевертышей никто не убивает и о том, что она мечтает попасть туда. Днем мы с ней вместе охотились, а ночами тихо шушукались под одеялом, пока мама не начинала ругаться. Через неделю Кили пропала. Просто исчезла, когда утром мы с мамой проснулись. Я думала, что она все же решилась найти тот чудесный остров, но на следующий день Кили вернулась. И вернулась не одна.

Я еще ничего понять не успела, а мама тут же выпихнула меня в заднюю дверь и приказала бежать. И я убежала настолько были страшны мамины глаза, что ослушаться просто не пришло в голову. А вслед за мной ветер гнал между вековыми стволами деревьев запах огня и людей. Я с трудом различала в нем едва заметную нотку маминого запаха, которую полностью заменил запах крови. Потом я перестала чувствовать что-либо. Ни единого запаха. Слезы лились градом, а сопли заполнили весь нос. Я не убегала слишком далеко, но и не возвращалась к дому до тех, пора пока не перестала ощущать людской запах. Но возвращаться было уже некуда. Не было дома, одни обгорелые головешки. Не было мамы, только следы крови, затоптанные десятками сапог.

Правило четвертое: «Никогда не сдавайся».

Этот запрятанный маленький домик я даже сама нашла не сразу. Всего раз мама показывала мне его расположение и говорила, что это наше убежище. После того как я осталась одна, мне понадобилось несколько дней только на поиски тайного убежища. Когда я продрогшая и усталая набрела до едва заметного под ветвями огромного накренившегося дерева домика, смогла в волю отдаться своему горю. Я не выходила из дома, я не обращалась в человека, и даже перестала охотиться очень долгое время. Просто тихо умирала на пороге старого покрытого мхом снаружи домика. Пока однажды в полузабытии не услышала мамин голос: «Запомни это правило, родная. Живи несмотря ни на что. Порой будет тяжело и больно, но никогда не сдавайся. Порой тебе будет казаться, что выхода нет. Но даже тогда не сдавайся. Думай быстрее. Трудись тяжело. Слушай себя. Прислушайся к лесу. Замечай все вокруг. Именно это даст тебе возможность выжить в мире, где нам нет места». После этого сна я очнулась. И начала жить заново каждый день и каждое мгновения помня пять маленьких правил.

Правило пятое: «Никого не впускай в свое сердце. Будь всегда одна».

Пятнадцать зим я прожила одна, твердо следуя маминым заветам. Жила тихо, почти незаметно. Редко выходила в дальние сельские поселения для обмена кореньев и трав на крупу. Я привыкла к такой жизни. Хотя порой невыносимо хотелось чужого тепла рядом, ненавязчивого присутствия, тихих бесед и просто заботы. В такие дни я особенно усердно повторяла Правила, и каждый раз запиналась на последнем.

Почему? Почему мать так рьяно требовала выполнения именно этого правила, но при этом не соблюдала его сама? Она не жила одна. У нее была я. Непонимание этого, только отягощало принятие этого правила. Никогда не думала, что одиночество начнет меня тяготить. В этом лесу, я с самого детства любила быть одна, слушать лес, разговаривать с ним, но сейчас даже мой верный друг тяготил меня. Лес не дарил тепло, лес не нуждался во мне, он не мог улыбнуться в ответ или прийти с жалобами. Было одиноко. Невыносимо одиноко. Ночами тихо скулила, завернувшись в одеяло с головой, чтобы не слышать завывания леса, который будто спрашивал: Что не так? Как тебе помочь? И даже ответь я ему, чем лес мог помочь? Ничем.

Возможно, то было провидение или лес все же понял меня. Но однажды, возвращаясь от людей, я нашла маленького мальчика-перевертыша. Он был маленький, всего несколько лет от роду, худенький и грязный. И самое главное, это был маленький волчонок. Он еще не умел контролировать себя, потому среди взлохмаченных соломенных волос торчали местами пораненные серые ушки.

Я забрала ребенка к себе и ни разу не пожалела об этом. Пусть волк, пусть чужой, но в этом мире у него, как и у меня, никого не было, и мы оба нуждались в живом тепле. Малыша я назвала Сери, из-за его сереньких ушек, так как сам он ничего не помнил. Ни как оказался в лесу, ни его родителей. Сначала я пыталась его заставить вспомнить, вдруг его потеряли и ищут. Но все попытки заканчивались дикими приступами воя и боли, которая искажало лицо ребенка до не узнаваемости. Я прекратила эти попытки. Для нас с ним не было прошлого. Мы начали все с чистого листа и стали семей.

Я учила малыша жить, так же как учила когда-то меня мама. Так же ругалась, если Сери нарушал правила или отказывался их соблюдать. Так же успокаивала, когда к нему приходили кошмары. А он так тесно жался ко мне, утирая слезы о рубашку, и звал мамой, что я невольно вспоминала себя, когда впервые столкнулась с людьми.

Так проходили недели, месяца. Сезоны сменяли друг друга, а мы с Сери просто жили в своем тихом и счастливом мирке. И я упорно не понимала, зачем нужно было пятое правило.

Мы с Сери вместе пережили уже шесть зим. Мальчику, наверно, было около десяти. Он, как и я в его возрасте, теперь сам уходил на охоту. Часто возвращался грязный, весь в ссадинах, но довольный своей добычей и гордо клал ее на стол, говоря о себе, что он теперь дома добытчик. Я гордилась своим малышом. Журила его за грязь, но гордилась. Только к людям я его не отпускала, так же как раньше моя мама. В отличие от меня Сери не сопротивлялся. Я не спрашивала больше его о прошлом, но понимала, что именно люди были виноваты в его кошмарах и в том, как он оказался в лесу один. Сери не рвался к людям и всегда очень тяжело отпускал меня, когда я собиралась в людские поселения.

В тот день все было так же. С самого утра он капризничал, все время рвался обнять и не отпускать, даже пускал слезу. Потом просто устроил представление с ором и слезами и только спустя пару часов моих уговоров нехотя отпустил. Идти до ближайшего селения было три дня. И я спешила, понимая, как тяжело Сери переносит мои отлучки. Быстро забрав все, что мне нужно, возвращалась домой обычным путем, пока не почувствовала самый страшный запах в целом мире. Охотники. Они всегда пахли металлом, кровью и гарью от пожарищ или костра.

Я бросила все. Перекинулась в лису и уже готова была сбежать, как поняла, что люди идут в направлении моего дома. Они не заметили меня. В который раз лес защитил меня, и я могла легко сбежать. Но что станет с Сери? Что если они пройдут так далеко, что смогут найти хижину? Кто важнее? Я или Сери? Для меня выбора не было.

В тот миг, когда я ринулась наперерез охотникам, поняла, зачем мать настаивала на этом последнем правиле. Не будь у нее меня, в тот день она спасала бы не меня, а убежала бы сама. Будь я одна, я не стала бы отводить охотников от дороги, что вела к хижине с моим пусть и не родным сыном. И как бы ни защищал меня лес, как бы я ни использовала все знания, но убежать от охотников, когда те гонятся по твоему следу, уже невозможно.

Я бежала, натыкалась на ветви, падала, снова бежала, пока сил не осталось. И только одно грело мою душу. Я не сдалась. Просто выбрала тот путь, который давал жизнь моему волчонку. Я научила Сери всему, что умела сама. Оставила его жить согласно тем неизменным правилам, которым научила меня мать: «Люби лес – это твой дом. Он всегда поможет тебе»; «Не приближайся к людям без крайней необходимости»; «Никому не доверяй»; «Никогда не сдавайся»; «Никого не впускай в свое сердце. Будь всегда один». И я знаю, что Сери будет жить. Этого достаточно. Теперь в конце своего пути я понимала свою мать как никогда прежде.