– Но, послушайте же, – человек в бордовом дублете тронул своего соседа за плечо. – Ведь у нас приказ: ускорить развитие земной цивилизации исключительно мирным, научным путем. Этим людям пригодятся ученые, гении, двигатели прогресса! Нужно приглядеться к этому человеку – это может оказаться второй Коперник! Его трудами, возможно, воспользуются представители нового поколения! Земные люди, невзирая на чудовищное невежество, невероятно умны, и благодаря таким, как сеньор Филиппо, мы встретимся с их потомками в Космосе ещё до новой эры! – Оставьте, – поморщился статный мужчина в богатом гауне без рукавов. Он пристально смотрел на трибуну, где зачитывали приговор. – Какого дьявола нас сюда послали, ума не приложу. Я бы обратил взор на сеньора Галилея, которому потребуется поддержка в самом ближайшем будущем... – Начальство сочло, что этот человек справится и без нас, – миролюбиво заметил человек в дублете. Мужчина в гауне скривился и замолчал: инквизиционный трибунал зачитывал приговор. – Сим признаем Джордано Бруно, урожденного Филиппо Бруно, известного также по прозвищу Бруно Ноланец, нераскаявшимся, упорным и непреклонным еретиком. Приор Джордано лишается священнического сана и отлучается от Церкви. Предаем Джордано Бруно на суд губернатора с нижайшим поручением подвергнуть его наказанию без крови. По зале пронесся сдавленный многоголосый шепот, так что возгласы двух собеседников на крайней скамье потонули в поднявшемся шуме. – Помилуйте... Лучиано, – запнувшись, словно забыл имя соседа, выговорил человек в бордовом дублете. – Но ведь это означает... – Ну да, – дернул щекой Лучиано. – Сжечь живым. Дикари, любезный Кристиано, сущие дикари. В конце концов, могли бы придумать альтернативу смертельной инъекции – поднести яд, к примеру. Однако же, надо думать, развлечений у аборигенов не так уж много. Прилюдное сожжение – вполне себе представление. Получше интерактивных шоу виртуальной реальности. - Вот почему мы должны стимулировать их науку, вырвать из первобытного состояния... – с жаром начал Кристиано и тут же умолк: приговоренный резко выпрямился, окидывая трибунал почти просветлённым взором. Несмотря на многолетнее заточение, философ непостижимым образом сохранил и здоровье, и даже внешнюю привлекательность: копна нечесаных волос, некогда каштановых, а теперь с густой проседью, обрамляла бледное лицо, на котором в этот миг жили только сверкающие гневом карие глаза. – Вероятно, вы с большим страхом выносите мне приговор, - чуть задыхаясь, отчетливо выговорил он, - чем я его выслушиваю! Один из инквизиторов кивнул стоящим в дверях конвоирам; те устремились к гордо выпрямленному мыслителю. – Сжечь – не значит опровергнуть! – заметив приближение стражи, выкрикнул Бруно. – Сжечь – не значит опровергнуть! В зале поднялся шум. Кристиано, приподнявшись на своем месте, напряженно вглядывался в коридор, куда уволокли приговоренного; оттуда все еще доносились те же крики. Почтенное собрание потянулось следом, некоторые сбивались в группы, горячо обсуждая течение суда. В их сторону никто не смотрел, так что Кристиано, в задумчивости опустившись обратно на лавку, вновь обратился к соседу: – А ведь только вдумайтесь, – медленно проговорил он. – В тексте обвинения ни слова не сказано о гелиоцентрической системе и вообще науке... Лучиано скосил глаза на соседа и усмехнулся. Впервые в его облике проступило что-то почти человеческое. – Кристиано, друг мой, – проговорил он почти мягко, – сеньор Джордано нарушил монашеские обеты, распространял всевозможные ереси, утверждал, что Дева Мария не могла родить, что Христос умирал не по своей воле и вообще был не Сыном Божиим, а магом – пособником сатаны, по сути – что возмездия за грехи не существует, и что одна душа может находиться в двух телах. Учил, что Моисей выдумал свои законы и совершал чудеса посредством магии, что пророки и апостолы тоже были магами, и многие из них не распяты, но повешены. Сеньор Бруно писал множественные каббалистические труды, искажал понятие Святой Троицы... Число и характер его ересей таково, что любого другого по законам местных дикарей сожгли бы сразу, как только тот в первый раз раскрыл рот. Джордано терпели долго, любезный Кристиано, не желая ни терять брата во Христе, монаха и пусть опустившегося, но пресвитера, ни бросать таким образом тень на имя католической церкви. Святая Матерь Божья, они дали ему семь лет! Семь лет, чтобы одуматься! – Лучиано махнул рукой и поднялся, с невыразимым отвращением одергивая гаун. – Кого интересовали его научные труды, если можно так назвать вольный пересказ чужих мыслей? Еретика и его чудовищные учения не вытерпели ни в Швейцарии, ни в Англии, ни во Франции, ни в Германии, ни, в конечном итоге, Италии! Если бы трибунал заблуждался так уж фатально, и в сеньоре Бруно нашелся бы проблеск надежды, разве не нашел бы он себе теплого места хоть где-нибудь на этой... перспективной... – Лучиано явно кого-то перекривил, – планете? – Он хорошо говорит, – вставил в поток обвинений Кристиано. – О да, язык подвешен, что надо! Философ, – Лучиано почти раздраженно махнул рукой. – Поэт! Все это очень мило, мой друг, но я безумно рад, что нашу цивилизацию подобное болото миновало. Завязнуть в бессмысленном словоблудии, наплевав на то, что истинно важно – науку, прогресс – хуже судьбы не придумаешь! – Ты предвзят, Л’лэй. – Ты неразумно расходуешь эмоциональный ресурс, К’кай. Кристиано с сомнением покосился на красного от возмущения товарища и вздохнул. – Что ж, у нас в списке еще... мистер Уильям Гилберт, герр Иоганн Кеплер... Но по этому, – Кристиано почти с сожалением взглянул в сторону коридора, – отказ? Лучиано уверенно кивнул. – А что в отчете напишем? – развел руками Кристиано. – Домой нескоро – еще пять десятков земных лет. Это дома у нас короткая командировка, а здесь – чувствую, придется даже тела сменить, эти уже стареют. Гаджеты применить не сможем – как бы самих инквизиторы не повязали. Переселиться-то не успеем. Когда нас спросят, почему мы не остановили дикарей и допустили, чтобы сожгли одного из списка на рассмотрение – что мы ответим? Лучиано задумался совсем ненадолго. – Мы Джордано Бруно не сжигали, – пожав плечами, резонно возразил он. – Ответим, что просто грелись у костра. Возмутиться Кристиано не успел: стража вернулась в зал вместе с одним из главных обвинителей, и процессия устремилась к замешкавшимся собеседникам. – Сеньор Кристиано Алерамичи? От имени Святой Инквизиции прошу вас и вашего друга Лучиано пожаловать в зал допросов. Есть сведения от сеньора Джованни Мочениго о том, что вы прилюдно обсуждали небесные явления, а также использовали в своей речи некий неопознанный язык, хотя сеньор Мочениго знаком со многими. Попрошу проявить благоразумие и проследовать за мной. К’кай бросил ошарашенный взгляд на собеседника и поймал мрачную ухмылку Л’лэя в ответ. Старший инспектор по делам Земли отвечал за обоюдную безопасность и, без сомнений, придумал бы, как выбраться. Не отправят же их, в самом-то деле... Да ведь они даже сигнал в шаттл послать не успеют! Л’лэй усмехнулся, и в его глазах К’кай увидел ту же шальную искру, с которой, помнится, инспектор соглашался на космическую командировку. - Кажется, проблема отчета отпала сама собой, друг мой Кристиано.
|