Элоиза

Исследовательское судно «Элоиза» третий месяц бороздило просторы Небесного мира. Запас припасов стремительно таял, равно как и энтузиазм участников экспедиции. Еще пара недель – и придется поворачивать назад, к Маллейе.

Матросы шептались между собой: мол, у капитана совсем с головой не в порядке. Загнать их в этот сектор космоса мог только настоящий псих. И пусть официально главным на корабле считался вовсе не Фредрик Лайтенд, а профессор Блюнс, но именно капитан рулил «Элоизой» как в прямом, так и в переносном смысле. Сухенький старичок сначала возражал ему, пытался спорить, но уже через неделю оставил это гиблое занятие. Проще гору сдвинуть.

Капитан проснулся очень рано. Ночные дежурные уже вовсю зевали, мечтая о теплых койках в каютах. Дневные – еще смотрели красочные сны. Неспешно приведя себя в порядок и одевшись, Фредрик сел за стол, достал из закрытого ящика небольшой предмет. Серебряный компас, такой старый, что металл потускнел, а узор на крышке и, вовсе, стал черным. Только стрелка, теперь бешено вращающаяся по кругу, ярко блестела в свете настольной лампы.

– Скажи мне, милая, неужели все мои поиски напрасны? – пробормотал мужчина, закрыв глаза. Перед ними плясали то ли пятна, то ли цветные вспышки раскаленного газа.

У него было еще полтора часа. Захлопнул крышку. Достал кипу пожелтевших конвертов. Он помнил каждое письмо наизусть. Помнил, как раньше пахла бумага. Все завитушки мелкого аккуратного почерка. А вот лицо той, кому принадлежали те письма, уже позабыл. Она стала подобием послевкусия на языке, отпечатка на сетчатке после взгляда на слепящее солнце. Призраком. 

Он каждый день писал для нее ответы. Уродовал белую гладь темно-синими венами букв. Зачеркивал, сминал, начинал сначала. Кто-то коллекционирует красивые камни, кто-то – статуэтки из фарфора и бронзы. Капитан Лайтенд собирал по крупицам надежду на то, что однажды она прочтет его ответы.

Или не она. Лишь ее призрак.

Наконец, пришла пора приступить к своим непосредственным обязанностям. Капитан знал, что его здесь не любят. Он пришлый, «землеройка», решившая зачем-то оторваться от поверхности родной планеты. Да, у Лайтенда был опыт воздухоплавания во время армейской службы. Но одно дело болтаться около границ стратосферы, а совсем другое – плыть по необъятному Небесному миру. За глаза болтали, в глаза продолжали улыбаться и пулеметной очередью выплевывать: «Да капитан, есть капитан!» – на каждый его приказ. Люди, что с них возьмешь? За свою длинную жизнь мужчина и не такое переживал. И не таких тоже. 

За панорамными окнами рулевой рубки открывался удивительный вид. Тысячи звезд – осколков хрустальной чаши рассыпались на черной скатерти. То там, то тут космос расцвечивался яркими красками. Это так называемые «рыбки» сбивались в косяки, играли чешуей. На самом деле к привычной земной рыбе крохотные конгломераты пыли и газа не имели никакого отношения. Фредрик пару раз видел их вблизи, они больше на медуз смахивали, прозрачные светящиеся шарики с оборочками щупалец. Когда ученые впервые обнаружили «рыбок» то долго не могли поверить, что они не живые существа. Уж больно затейливо они двигались, рассыпаясь в стороны при приближении кораблей. 

– Капитан! – заметив начальника, вытянулся в струнку старпом Стивер. 

– Лейтенант! – не успел Фредрик ответить на приветствие, как в рубку ворвался-вкатился один из исследователей. – Капитан и вы здесь? Уф! Кажется, мы поймали сигнал.

– Кажется? – не без иронии уточнил Лайтенд. – Мне думалось, мистер Юсфен, в вашей профессии подобные слова исключены. 

– Сигнал очень нечеткий, – не обратил внимания на замечание ученый. – Но голос определенно мужской. 

– Ловушки? – вместо Лайтенда поинтересовался старпом.

– Профессор считает, что рано. Наловим лишнего. Надо найти источник, – покачал круглой головой ученый. 

– Направление? – присоединился к деловитому обсуждению Фредрик.

– То же. Ну, может, на пару градусов правее. 

– Может? 

Сегодня мистер Юсфен исчерпал лимит капитанского терпения. Пришлось оторваться от прекрасной картины за окнами  и самому пройти к радиомеханикам. Все трое толкались вокруг одной установки, из которой доносилась самая настоящая какофония. Обрывки песен и разговоров, шелест, щебетание и буханье далеких взрывов.

Зима пургою вымещает злобу

И белый снег...

– Стой! – Лайтенд схватил одного из радиомехаников за запястье, не дав ему заглушить звук. – Можешь отфильтровать это?

– Капитан, это всего лишь обрывок, – ответил за коллегу Густас. – Даже если мы вычислим частоту, то ловить будет нечего. 

«Зима пургою...» – вновь разнеслось по радиорубке. 

– Что я говорил? 

– И все же отфильтруй и запиши. Прошу. 

Услышав последнее слово, Густас опешил. Он был вовсе не против, но хватило бы и обычного приказа. А тут капитан вдруг попросил, да еще уставился на парня таким взглядом, будто... это, и правда, было для него важно. Отрывок песни повторился еще три раза, а на четвертый стал угасать. «Элоиза» уходила прочь. Еще немного, и будет поздно. 

– Хорошо, – согласился радиомеханик. Капитан только благодарно кивнул и покинул рубку. 

Обломок, маленькая песчинка, оставшаяся от громадного бархана. Всего лишь полторы строки, блуждающие по космосу в виде закольцованного послания. Да, источник может быть где угодно. Возможно, так далеко, что расстояние придется измерять уже не километрами, а световыми годами. Хотя все могло быть и наоборот. 

– Простите, капитан, – из-за двери высунулась фуражка старпома. 

– Дерек? Что ты хотел?

– Там такое, не поверите! – глаза ниже фуражки лихорадочно блестели. Капитан удивился. Стивер никогда не отличался особой впечатлительностью. – Идите же!

Пожав плечами, мужчина последовал за старпомом. И обмер, едва его взгляд столкнулся с огромным объектом за закаленным стеклом. 

Небесные киты были легендой. Не дурацкой байкой, которую пересказывают пьяные матросы в барах. Их существование доказали еще до того, как люди покорили космос, но встретить этого зверя вот так, столкнуться с ним практически лицом к морде удавалось лишь считанным единицам. 

Кит был огромен. Больше земного раза в два, а то и в три. Гладкая, словно отполированная шкура его была не серой, не синей и даже не белой. Гигант был покрыт затейливыми узорами, словно какой-то шутник наклеил на него тысячи и тысячи разноцветных стеклышек. 

Хрустальные киты, проводники человеческих душ, единственные обитатели бесконечного небесного океана. Фредрик невольно попятился от окна, склоняя голову. Никогда прежде мужчине не доводилось испытывать подобный трепет, какой сейчас охватил его. Кит медленно проплывав мимо, и можно было заметить тень на его боку, бросаемую «Элоизой». 

– Боже милостивый... – пробормотал старпом.

– Да уж, – подтвердил Лайтенд, и пока живая громада не покинула поле зрения, больше не произнес ни слова. 

Лишь вечером его снова потревожили. Густас принес запись.

– Я все сделал, как вы просили.

– Благодарю, – капитан повертел в руках небольшой кристалл в деревянной коробочке. 

– Ловушки заброшены, будем всю ночь стоять, – не зная, о чем еще сказать, напомнил парень. И вдруг решился: – Вы знаете эту песню?

– Да... она очень старая. Ее часто любила петь одна девушка. 

– Ваша невеста? Простите, если лезу не в свое дело!

– Нет, не невеста, – Фредрик отложил запись. – То есть... Когда-то я пообещал ей вернуться. И не смог. Она умерла. Давно. Но по-прежнему ждет меня где-то там, – капитан махнул рукой в сторону иллюминатора. – Я старался никогда не нарушать обещаний. И это не нарушу. 

– Понимаю. 

– Сколько у нас времени? – стряхнув остатки воспоминаний, как пес воду, Лайтенд поднялся из кресла.

– Боюсь, не так много. Вспышка достигнет Маллею где-то месяца через четыре, но уже сейчас попадается много артефактов. Если не поторопимся, потеряем сотни, а то и тысячи душ. То есть сигналов. В общем, – наигранно засмеялся Густас, – работы невпроворот.

Когда четырнадцать лет назад астрофизики предсказали Вспышку, правительства стали в спешке готовиться. Вывезти всех людей с Земли не получилось бы. Да и куда? Не на Маллею же – крохотную станцию, на которой могло проживать одновременно не больше пяти тысяч человек. Других подходящих для жизни планет, до которых, во всяком случае, земляне могли добраться, не было. И тогда на очередной чрезвычайной конференции был выработан план спасения. Правда, многие называли его планом отчаяния. Множество судов, таких как «Элоиза», снарядили в долгие экспедиции и послали вылавливать ЭПС. Каждый экипаж получал список из нескольких тысяч имен и кристалл с образцом психического сигнала каждого человека. Что делать с выловленными в космосе воспоминаниями, пока не знали, но естествоиспытатели надеялись на прогресс и будущих гениев. 

Еще спустя несколько лет случилась катастрофа. Огромная звезда принялась стремительно сжиматься, а потом взорвалась. Землю всего лишь «зацепило». Во всяком случае, так поговаривали на Маллее. Скоро энергия взрыва дойдет и сюда, и тогда от погибших не останется даже эха. Лишь хрустальные киты будут распевать песни мертвецов да пересказывать друг другу их истории. 

Лайтенд снова взялся за компас. Мечущаяся туда-сюда стрелка неожиданно остановилась, замерла. Сначала капитан подумал, что дело в записи. А потом губы его сами по себе расплылись в улыбке. 

– Стивер! – Капитан бесцеремонно растолкал спящего старпома. – Ты засек, в каком направлении ушел кит?

– Да. Мы повесили на него маячок. Вы никаких приказов не отдавали, знаю...

– Дерек, ты – умница! Можешь показать на карте? 

На следующие утро «Элоиза» на полных парах последовала за громадным повелителем небесных вод. Теперь в радиорубке не стихало: 

Опять сидеть я буду до рассвета

И стук в окно, как проклятая, ждать

Тебя я кликать снова стану с ветром

И путь луною стану освещать

Пускай растут, что хлеб в печи, сугробы,

Старуха-вьюга над крыльцом кружит.

Моя любовь, к тебе – любовь до гроба – 

Сама в ночи дорожку проторит.

– Жди меня, милая. Я возвращаюсь.