Конкурсные забавы

Четвертый час ночи. Еще немного и запоют петухи. К счастью, ни в одной из соседних многоэтажек этой живности нет, так что спать я буду без задних ног.
Лифт дернулся и остановился. Металлические двери распахнулись. Вцепившись в руку мужа, я шагнула в коридор. Нетвердой походкой дойдя двери, стала ждать, пока откроет дверь.
Утром я вышла из этой квартиры вольной пташкой, а вернулась уже окольцованной.
И для меня сей факт был офигительно прекрасен. И если бы не всепоглощающая усталость, я бы порадовалась предстоящей брачной ночи, плавно переходящей в брачное утро. Но после утомительного одевания — я же должна быть самой красивой невестой! — трехчасового блуждания по парку в поисках наилучшего ракурса, немного занудного монолога регистратора и безумного празднества, затянувшегося почти до самого утра, единственным желанием было упасть в кровать и… уснуть. И чтобы никто не будил.
Наконец, после долгого прицеливания, муж попал-таки ключом в замок, и в душе вдруг затеплилось предвкушение, что сейчас меня подхватят на руки и внесут внутрь. Я бы не отказалась, если бы меня донесли прямо до кровати.
Видимо, заметив ожидание на моем лице, муж пробормотал:
— Вик, если ты, конечно, хочешь… — окончание фразы повисло в воздухе.
Мой благоверный выглядел уставшим и потрепанным. Что поделаешь, свадьба это не шутки.
— Ладно, Леш, как-нибудь в другой раз.
Я сама переступила порог нашей квартиры и первым делом разулась. И мои ножки едва не застонали, с благодарностью впитывая прохладу, идущую от плитки на полу.
Леша запер дверь, и я, повернувшись к нему спиной, попросила:
— Платье расстегни.
Сказав пару ласковых по поводу крошечных пуговиц, он все же выполнил просьбу. После чего я направилась в спальню.
Стоило включить свет, и я удивленно застыла. На постели лежала ночная сорочка цвета закатного солнца, с тонкими бретелями и кружевной вставкой по лифу. Красивая! У обновки был лишь один недостаток: настолько короткая, что можно принять за маечку. Но оно и понятно, цель этой вещицы не скрывать женские прелести, а соблазнять.
На карточке, небрежно брошенной поверх подарка, значилось: «Викусь, пусть твоя брачная ночь будет незабываемой. Натка».
Теперь ясно, почему свидетельница и по совместительству моя лучшая подруга немного замешкалась с выходом, когда мы сегодня утром всей гурьбой после выкупа уходили из квартиры. И потом весь вечер Натка бросала на меня загадочные взгляды.
Подруга определенно захочет услышать подробности. Вот и обломаю ей кайф, сказав, что продрыхла остаток ночи.
Стянув дизайнерское платье, бросила его на стул, но, видимо, промахнулась, потому что оно сползло на пол. И не подумаешь, что эта куча тряпья была умопомрачительным платьем, которым восторгались все и вся. Следовало поднять его и аккуратно сложить, но сил не осталось даже на то, чтобы наклониться.
Доковыляв до кровати, присела на матрас и провела рукой по холодящему атласу ночной сорочки. Очень хотелось встретить мужа в этом великолепии, но придется продемонстрировать ему обновку как-нибудь в другой раз.
С трудом подняв руки, я расстегнула сережки и положила на тумбочку. Туда же последовало ожерелье. Завтра все сложу в шкатулку.
Из украшений на мне осталось лишь кольцо, но снимать его не хотелось. Тонкий золотой ободок, плотно обнимал безымянный палец правой руки.
Все еще не верится, что я теперь замужняя женщина. Надеюсь, штамп в паспорте ничего не изменит в нашей с Лешей жизни. И в ней навсегда останется радость встреч, приятное — а временами наполненное удовольствием — совместное времяпрепровождение…
Когда вошел муж, посвежевший после душа, я открыла глаза.
Так вымоталась за день и полночи, что не заметила, как уснула.
— Думал, будем деньги считать, а у тебя, оказывается, другие планы, — взгляд Леши перебегал с сексуальной сорочки на меня, в кружевном белье и тончайших чулках на поясе, и обратно.
— Давай перенесем этот план на утро, — предложила я.
— Не возражаю, — ответил Леша и забрался под одеяло.
Подушка манила к себе мягкостью и обещанием полноценного отдыха, но мне удалось пересилить себя: после душа сон станет втрое приятнее.
Со вздохом стянув кольцо, я положила его на тумбочку, осознавая, что когда вернусь, надену его снова, потому что мне безумно нравилось носить свидетельство того, что я принадлежу любимому мужчине.

Я никогда не отличалась терпением. Впрочем, проверить сей факт мне еще не довелось, и все же я знала, что терпение не относится к моим достоинствам. А еще меня терзало неуемное любопытство. Но в том не было моей вины. Это все работницы в мастерской мадам Ларош. Разве сложно помолчать? Так нет же, они все время трещали, перемывая косточки клиенткам самой популярной шляпницы Лондона. Мне это не нравилось, пока объектом их пристального внимания не стала графиня Стирлинг.
Без предыстории тут не обойдешься. Пятый граф Стирлинг скончался в прошлом году. Его наследника долго искали, пока не нашли в далекой Америке. Но что поделаешь, кровь не водица, так что обществу пришлось принять шестого графа Стирлинга — пусть и не с распростертыми объятиями, но и отвернуться от него тоже не могли. А новый граф будто специально будоражил всех нарушениями правил приличия. И самой последней его эскападой стала женитьба. Ладно бы еще на благовоспитанной английской леди. Так нет же! Он выбрал француженку — наглую, высокомерную и без грамма скромности.
Быстрая свадьба могла означать лишь одно — невеста беременна! Общество с нетерпением ожидало, когда приоткроют завесу тайны, а пока готовилось к Королевским скачкам в Аскоте. Все-таки третье по значимости мероприятие лондонского светского сезона!
Вот и граф с графиней пожелали почтить это событие своим присутствием. Попробовали бы они там не появиться! Но желание желанием, а ведь нужна еще и шляпка! Поэтому графиня Стирлинг появилась в мастерской мадам Лярош и в деталях описала, что желает получить в итоге.
Мастерицы трудились не покладая рук, вот так и появилась я. Шляпка, которую наденут лишь один раз, но это будет день моего триумфа. День, когда все камеры будут обращены на меня… и, конечно, на королевскую семью.
Но чтобы хоть на миг оказаться в центре внимания, я должна стать единым целым с графиней. Однако я понятия не имела, как она выглядит! И это сводило меня с ума. Я голову теряла от беспокойства, что самый знаменательный день в моей жизни может пройти впустую.
Когда работа была завершена, одна из мастериц восхищенно на меня посмотрела и сказала:
— Графине понравится.
Еще бы ей не понравилось! Я же прелестна. Широкие поля, насыщенный розовый цвет и украшение в виде искусственных орхидей, которые не грешно спутать с настоящими. Не иначе как шедевр шляпного искусства. И пусть кто-то лишь посмеет сказать обратное!
И вот меня уложили в коробку, чтобы утром отправить заказчице.
Мне было душно. Тесно. И еще, как оказалось, я боялась темноты.
Не говоря уж о страхе — жутком, удушающем, пронизывающем до самой подкладки. А если курьер ошибется адресом? Или опоздает? И что самое ужасное, вдруг графиня не так уж красива?!
Ожидание было смерти подобно. Но я как-то справилась. Все-таки мне нельзя было терять лицо. Это самое неприятное, что может случиться в жизни шляпки.
И вот меня, точнее коробку, подхватили и понесли. Когда послышалось рычание, мы помчались на крыльях — то ли убегали от страшного зверя, то ли спешили к моей графине.
Когда мы остановились, я обрадовалась, что сейчас мы с ней встретимся! Да только рано радовалась — мы снова двинулись вперед — и направо, и налево, и снова вперед. В общем, запуталась я. И так продолжалось до бесконечности. Я даже со счета сбилась, сколько раз происходило подобное.
И когда мы снова остановились, я уже ни на что не надеялась. Как вдруг меня подхватили на руки и понесли.
Звонок. Едва слышный скрип двери.
— Доставка для леди Стирлинг, — меня кому-то передали.
О, сейчас!
— Где расписаться? — поинтересовался мужской голос, разбивая мои надежды о скорейшем воссоединении с графиней.
И снова скрип плохо смазанных дверных петель. Шаги.
— Лиз, отнеси коробку леди Стирлинг, — приказал все тот же напыщенный мужской голос.
— Но… — пробормотал девичий голосок.
— Что я сказал?!
— Да, конечно.
И меня снова передали в чужие руки.
Шуршащие неторопливые шаги — словно меня не хотели отдавать моей графине.
Остановка. Снова шаги, но уже едва слышимые, видимо, приглушены ковром. Тихий стук.
— Ну что еще? — прорычал мужской голос. Признаюсь, мне стало страшно, так что неудивительно, что Лиз вздрогнула.
— Милорд, — заикаясь, начала она, — простите, но для миледи доставка от мадам Лярош.
— О, моя шляпка! — воскликнул радостный голос. Послышался скрип матраса и шлепанье ног по паркету.
Похоже, моей графине тоже нетерпелось посмотреть на меня!
— Катрин, вернись! Мы не закончили, — понеслось ей вслед.
— Потом. — А через мгновение: — Спасибо, Лиз.
Вот коробку тряхнуло, будто меня выхватили нетерпеливые руки. Вот болтанка закончилась — меня поставили на стол? Что это за странный шелест? О, коробку перевязали лентой!
Крышку сняли, и вместе с воздухом хлынул яркий свет, так что я ничего не увидела.
Заботливые руки достали меня из коробки и водрузили на голову. Я затаила дыхание, ожидая, когда увижу отражение…
Но что это? Неужели моя графиня? Босая? Простоволосая — растрепанные пряди торчат во все стороны. И что это на ней? Неужели ночнушка? Какое непочтение!
Когда возмущение схлынуло, я не могла не признать, что графиня красива. Белоснежная кожа, румянец на щеках, пухлые губы, длинные ресницы. Да и фигура у нее ничего так — еще бы мне не рассмотреть: голубая ночнушка из тончайшего шелка облегала ее тело, будто вторая кожа, не оставляя простора воображению.
В общем, я успокоилась. Графиня наденет платье, сделает макияж, прическу, и мы будем блистать…
— Дорогая, ты забыла обо мне?
Графиня склонила голову на бок и поймала в зеркале взгляд кареглазого красавца в простыне, замершего в дверях.
— Разве я могу забыть о тебе?
— Тогда снимай шляпку и возвращайся обратно в кровать.
— Думаешь, стоит? — все еще не отводя глаз от зеркала, спросила графиня. Она дернула плечом, и узкая бретеля сорочки скользнула вниз, но шелковая ткань притормозила на груди.
— Если ты сейчас же не вернешься в спальню, я сам тебя туда отнесу.
— Правда? — с придыханием спросила графиня.
— И не выпущу оттуда целую неделю, — пообещал граф.
«Неделю?! А как же Аскот?» — ахнула я.
— А как же Аскот? — прочитала мои мысли графиня. Вот только в ее голосе не прозвучало ни капельки страха.
— К черту, Аскот.
«Что значит, к черту, Аскот?»
Да только кто меня слышал? Внимание графа сосредоточилось на жене.
— Какой ты у меня… — пробормотала она, отворачиваясь от зеркала.
— Какой? — граф оттолкнулся от косяка и шагнул вперед.
— Дипломат, — хмыкнула графиня.
Она сняла меня и положила обратно в коробку. Я видела лишь потолок, но слышала многое. Быстрые шаги, почти бег. Радостный смех. Звуки страстного поцелуя. Протяжный стон. Грохот закрывшейся двери.

В тот день я так и не покинула коробку. Но, к моему счастью, Королевские скачки — это мероприятие продолжительное, и назавтра я все же посетила Аскот. И видела королеву… но это уже другая история.

Было это давно. Когда не помню, где — не столь уж важно.
Жила в одной русской деревне девочка Машенька. Добрая, работящая. Родителям по хозяйству помогала, еду готовила, ягоды да грибы в лесу собирала, вышивать да пряжу сучить помаленьку училась. Да только не было у нее истинных умений. Несмотря на желание, все получалось шиворот-навыворот. Пойдет корову доить, так в конце молоко наземь прольет. Кашу варит — так пригорит каша. Грибы собирает — обязательно среди подосиновиков и опять один паутинник да притащит. Когда вышивать начинает, стежки неровно ложатся. А стоит начать сучить пряжу, так обязательно пальцы изрежет да нить кровью испачкает.
И беды эти не от малого усердия: видно, что Машенька старается прилежно исполнять все, что ей рассказывают, но словно порчу на нее навели.
Годы пролетели быстро, вот и замуж ей пора, да кто же возьмет, замуж-то, неумеху такую. Может, парень какой и поглядывал на нее, уж больно девка ладная была: и черноока, и румяна, и коса русая до пояса — да только боялся в дом привести невесту криворукую. Изживет ведь свекровь.
Сказав матушке, что отправляется в лес за ягодами, Марья — взрослая же теперь — взяла корзинку и пошла тропинкой узкой, да только мысли у нее недобрые в голове роились. Захотела избавиться от судьбы несчастливой, вот и надумала, бедная, в омут броситься.

Понимала, что грешно, что нельзя, но жить так больше не могла. А потом долго стояла холме, не решаясь на последний шаг. Но способа другого покончить с порчей не видела, поэтому пробормотала:
— Простите, матушка! Простите, батюшка! Прости меня, Господи, за грех сей тяжкий, что сейчас на душу возьму, — и уже хотела спрыгнуть прямо с крутого обрыва, как вдруг услыхала чье-то кряхтение в кустах.
— Кто здесь прячется? — дрожащим голосом спросила она, выставив вперед пустую корзинку.
Из кустов показалась согнутая старушка, которая тащила огромную вязанку дров.
— Я Марфа. А ты кто? — прищурившись, спросила старуха.
— Марья.
— Не поможешь ли ты мне, Марьюшка, донести хворост до дома?
— Помогу. Отчего же не помочь?
Что могло случиться: работа же простая.
Да только и с ней Марья не справилась. На полдороге выскользнул хворост из петли да рассыпался по земле.
Девушка присела на землю и расплакалась.
— Что ж ты, Марьюшка, так горько плачешь? Чай не молоко, дрова и собрать можно, — утешала ее Марфа.
— Так я и молоко пролью, если его мне в руки дать, — продолжала всхлипывать Марья. — Даже жить не хочется.
— Ну, будет, будет тебе, Марьюшка. Не так велика беда, как тебе кажется. — Однако слезы полились лишь сильнее, и Марфа сказала: — Есть у меня верный способ все исправить.
— Правда? Как? — Марья вытерла рукавом слезы.
— Собирай хворост поскорей, да неси его ко мне домой, а там я уж и пособлю в твоей беде.
Быстро собрав ветки, Марья обвязала их веревкой и, закрепив корзинку, закинула на спину. И была готова бежать к избушке, да только Марфа, вцепившись в клюку, шла, едва передвигая ноги.
Но вот тропинка привела к покосившейся избушке.
— Сложишь хворост, Марьюшка? — спросила Марфа.
— Сложу.
— Но прежде дам тебе подарок. Подожди здесь, — сказала Марфа и вошла в дом.
А вскоре вышла с резной шкатулкой.
— Открывай!
Марья осторожно откинула крышку и ахнула:
— Что же это?
— Ты не бойся, возьми.
Девушка кончиками пальцев подхватила прозрачный кусочек ткани, от которой исходило дивное сияние.
— Это перчатки, — пояснила Марфа.
— Перчатки?! — прошептала Марья. Она и слова то такого не слыхивала.
— А ты надень, не бойся.
Покрутив необычную «перчатку», Марья все-таки догадалась, как надеть ее на руку. Стоило прозрачной ткани ладно обтянуть пальцы, так ее и видно не стало.
Девушка хотела перекреститься, но не рукой же, на которой надета эта колдовская перчатка. Но едва только стала снимать, как Марфа схватила за ладонь.
— Не спеши, Марьюшка. Прежде я расскажу, что будет, если ты оставишь себе перчатки. — И пусть было страшно, но любопытство заставило Марью промолчать. — Это волшебные перчатки. Стоит их надеть, и любая работа будет сделана, да так, что каждый залюбуется. Не этого ли ты хотела?
— Да, но это не по-божески.
— А топиться?.. — Марья лишь склонила голову, понимая, что даже мысли о подобном — страшный грех. — Возьмешь перчатки? Али как?
— Возьму, — прошептала девушка. И уже громче повторила: — Возьму!
— Вот и умница!
— Бабушка Марфа, а перчатки не испачкаются от грязной то работы? — спросила Марья, натягивая вторую.
— Нет, они же волшебные.
— А откуда они у вас?
— Нашла. В лесу.
В глазах Марфы промелькнуло лукавство, да только Марья ничего не заметила, поскольку зачарованно глядела на свои ладони: руки как руки, и не догадаешься, что поверх них надета странная одежка.
— А как же вы без этих перчаток проживете?
— Это подарок за твою доброту, Марьюшка.
— Благодарствую, — она поклонилась.
— А теперь можно и дрова сложить.
— Хорошо, бабушка Марфа, сложу.
Орудуя топором, Марья порубила ветки, а потом сложила их в поленницу. И что удивительно: себя не поранила, да и чурки получились одна к одной, ровные.
На прощанье Марфа отдала шкатулку, да наказала:
— Только ты никому о перчатках не сказывай, а то вмиг утратят волшебную силу.
Марья еще раз поклонилась да пообещала молчать.
И пусть вернулась домой она лишь под вечер, но зато грибов принесла отборных.
Но прежде зашла в коровник и спрятала шкатулку на чердаке. Как и обещала, никто не должен был узнать о подарке.
С того дня жизнь ее переменилась. Никто уже не звал Марью «неумехой» да «криворукой», поскольку за что ни бралась, все у нее спорилось.
И корова молоко давала жирное да ароматное, и пряжа получалась тонкая да белоснежная, а вышивка, ну, просто загляденье, а пироги — вкусней никто не едал. А уж когда Марья бралась за коклюшки — то глаз не оторвать от диковинных узоров, которые расцветали на кружевах.
И пошла молва вначале по деревне, потом и по другим селам, что живет девица красная, которая все умеет да все может. И называли ее не иначе как «Марья-искусница».
И достаток пришел в семью, и женихи ко двору пришли.
Выбрала она того, кто был сердцу мил, да и свадьбу сыграли. А вскоре и детки появились.
Только неспокойно на душе у Марьи. Давний секрет прогонял радость из ее глаз. Ложь не давала спокойно жить, но и правда не могла ее освободить.
Так и жила Марья, желая никогда не получать волшебных перчаток и не в силах с ними расстаться. А меж тем слух о Марье-искуснице дошел и до истинной владелицы перчаток, богини Сивиллы, которая в тридесятом королевстве считалась покровительницей талантов.

Именно благодаря этим перчаткам она могла одаривать людей разными умениями. Но десять лет назад кто-то изловчился и похитил перчатки прямо с рук богини. И теперь она желала вернуть свою собственность.
Растворившись в вечернем ветерке, Сивилла наблюдала за тем, как поздней ночью Марья отправилась в сарай, и от взгляда богини не укрылось, что вошла она с пульсирующими магическим светом перчатками, а вышла уже без них.
Очутившись в сарае, Сивилла без труда отыскала перчатки — ее взгляд проник в каждую щелочку. Улыбнувшись, протянула руки, и шкатулка сама выплыла из тайника. Крышка отскочила назад, и перчатки, сотканные из самой магии, скользнули на руки Сивиллы, но свет не потух, а стал ярче.
Утром Марья прокралась в сарай, но обнаружила лишь пустой тайник. Часть ее души вздохнула с облегчением, что боле не придется лгать, но другая, окутанная страхом, взывала к Богу, в надежде, что он поможет отыскать пропажу. Переворошив сено на чердаке, Марья так ничего и не нашла.
Позабыв о делах, бросилась в лес. Долго-долго бежала по тропинке, пока не нашла ту поляну, где некогда складывала хворост для бабушки Марфы. Но домик выглядел дряхлым, будто в нем уже давно никто не жил.
— Бабушка Марфа! — позвала Марья и вошла внутрь, но здесь царило то же запустенье, что и снаружи.
Стерев слезы с румяных щек, она побрела домой. Невесел был ее путь. Перчатки исчезли, а вместе с ними ушли и все умения. И как же теперь жить? Превращаться снова в «неумеху» не хотелось. Не беда, что люди будут тыкать пальцами. Важно, что ей уже никогда не познать радость и гордость, глядя на дело своих рук. Это печалило больше всего!
— Постой! — послышалось сзади.
Марья оглянулась и, перекрестившись, отступила назад: оно и немудрено, в нескольких пядях от земли парила женщина в чудном платье, а у нее на руках…
— Мои перчатки!
— Нет, мои перчатки, — усмехнулась Сивилла. — Я тебя пощажу, если скажешь, где их взяла?
— Пять лет назад мне повстречалась старушка. Я помогла ей донести хворост, она же одарила меня за доброту этими перчатками.
— Имя!
— Марфа!
— Марфа? — нахмурилась Сивилла. Потом ее лицо просветлело: — Значит, это проделки Маруши! Можешь идти! — добавила она. Все, что нужно, уже известно.
— А как же я теперь? — пробормотала Марья.
— Как-нибудь проживешь, — беззаботно пожала плечами Сивилла. Однако присмотревшись к девушке, спросила: — Думаешь, это перчатки подарили тебе способности?
— А что же еще?
Сивилла подошла ближе и прикоснулась кончиками пальцев к виску Марья, и перчатки засияли подобно звездам.
— Талант был с тобой с самого рождения. Он просто спал в твоем сердце. Перчатки лишь помогли ему проснуться. А всего остального ты добилась сама — долгим и упорным трудом. Все, что ты знаешь, все, чему научилась, не пропадет, останется с тобой навсегда. — Богиня усмехнулась. — Ты как была искусницей, так ею и останешься. Можешь быть спокойна.
Сивилла отступила на шаг и начала исчезать. Здесь ей больше нечего делать, нужно искать проказницу-сестру, которая посмела выкрасть перчатки.
— Никому о нашей встрече не сказывай, — тихо прошептал ветер.
— Никому о нашей встрече не сказывай, — послышалось в песне сойки.
— Никому о нашей встрече не сказывай, — будто чей-то голос забрался в голову Марьи.
Тройной наказ — разве его ослушаешься?
Марья побежала по тропинке. Сердце гулко стучало — то ли от бега, то ли от радости. На душе было так легко и покойно. Теперь она все будет делать сама, и все получится не хуже, чем с перчатками. Она верила в это обещание всей душой.
Она сможет все сама!
Без колдовства!
Только она сама!

Было это давно. Когда не помню, где — не столь уж важно.
Жила в одной русской деревне девочка Машенька. Добрая, работящая. Родителям по хозяйству помогала, еду готовила, ягоды да грибы в лесу собирала, вышивать да пряжу сучить помаленьку училась. Да только не было у нее истинных умений. Несмотря на желание, все получалось шиворот-навыворот. Пойдет корову доить, так в конце молоко наземь прольет. Кашу варит — так пригорит каша. Грибы собирает — обязательно среди подосиновиков и опять один паутинник да притащит. Когда вышивать начинает, стежки неровно ложатся. А стоит начать сучить пряжу, так обязательно пальцы изрежет да нить кровью испачкает.
И беды эти не от малого усердия: видно, что Машенька старается прилежно исполнять все, что ей рассказывают, но словно порчу на нее навели.
Годы пролетели быстро, вот и замуж ей пора, да кто же возьмет, замуж-то, неумеху такую. Может, парень какой и поглядывал на нее, уж больно девка ладная была: и черноока, и румяна, и коса русая до пояса — да только боялся в дом привести невесту криворукую. Изживет ведь свекровь.
И вот однажды отправилась Марья — взрослая же теперь — в лес за ягодами. Шла она по тропинке узкой, да только мысли у нее печальные в голове роились. Не понимая, как долю свою злую поправить, села девушка под деревцем и разрыдалась.
Как вдруг послышалось чье-то кряхтение в кустах.
— Кто здесь прячется? — дрожащим голосом спросила она, выставив вперед пустую корзинку.
Из кустов показалась согнутая старушка, которая тащила огромную вязанку дров.
— Я Марфа. А ты кто? — прищурившись, спросила старуха.
— Марья.
— Не поможешь ли ты мне, Марьюшка, донести хворост до дома?
— Помогу. Отчего же не помочь?
Что могло случиться: работа же простая.
Да только и с ней Марья не справилась. На полдороге выскользнул хворост из петли да рассыпался по земле.
Девушка присела на землю и расплакалась.
— Что ж ты, Марьюшка, так горько плачешь? Чай не молоко, дрова и собрать можно, — утешала ее Марфа.
— Так я и молоко пролью, если его мне в руки дать, — продолжала всхлипывать Марья. — Даже жить не хочется.
— Ну, будет, будет тебе, Марьюшка. Не так велика беда, как тебе кажется. — Однако слезы полились лишь сильнее, и Марфа сказала: — Есть у меня верный способ все исправить.
— Правда? Как? — Марья вытерла рукавом слезы.
— Собирай хворост поскорей, да неси его ко мне домой, а там я уж и пособлю в твоей беде.
Быстро собрав ветки, Марья обвязала их веревкой и, закрепив корзинку, закинула на спину. И была готова бежать к избушке, да только Марфа, вцепившись в клюку, шла, едва передвигая ноги.
Но вот тропинка привела к покосившейся избушке.
— Сложишь хворост, Марьюшка? — спросила Марфа.
— Сложу.
— Но прежде дам тебе подарок. Подожди здесь, — сказала Марфа и вошла в дом.
А вскоре вышла с резной шкатулкой.
— Открывай!
Марья осторожно откинула крышку и ахнула:
— Что же это?
— Ты не бойся, возьми.
Девушка кончиками пальцев подхватила прозрачный кусочек ткани, от которой исходило дивное сияние.
— Это перчатки, — пояснила Марфа.
— Перчатки?! — прошептала Марья. Она и слова то такого не слыхивала.
— А ты надень, не бойся.
Покрутив необычную «перчатку», Марья все-таки догадалась, как надеть ее на руку. Стоило прозрачной ткани ладно обтянуть пальцы, так ее и видно не стало.
Девушка хотела перекреститься, но не рукой же, на которой надета эта колдовская перчатка. Но едва только стала снимать, как Марфа схватила за ладонь.
— Не спеши, Марьюшка. Прежде я расскажу, что будет, если ты оставишь себе перчатки. — И пусть было страшно, но любопытство заставило Марью промолчать. — Это волшебные перчатки. Стоит их надеть, и любая работа будет сделана, да так, что каждый залюбуется. Не этого ли ты хотела?
— Да, но это не по-божески.
— Отчего это? Ты же не только себе, ты людям добро будешь делать. Возьмешь перчатки? — спросила Марфа. — Али как?
— Возьму, — прошептала девушка. И уже громче повторила: — Возьму!
— Вот и умница!
— Бабушка Марфа, а перчатки не испачкаются от грязной то работы? — спросила Марья, натягивая вторую.
— Нет, они же волшебные.
— А откуда они у вас?
— Нашла. В лесу.
В глазах Марфы промелькнуло лукавство, да только Марья ничего не заметила, поскольку зачарованно глядела на свои ладони: руки как руки, и не догадаешься, что поверх них надета странная одежка.
— А как же вы без этих перчаток проживете?
— Это подарок за твою доброту, Марьюшка.
— Благодарствую, — она поклонилась.
— А теперь можно и дрова сложить.
— Хорошо, бабушка Марфа, сложу.
Орудуя топором, Марья порубила ветки, а потом сложила их в поленницу. И что удивительно: себя не поранила, да и чурки получились одна к одной, ровные.
На прощанье Марфа отдала шкатулку, да наказала:
— Только ты никому о перчатках не сказывай, а то вмиг утратят волшебную силу.
Марья еще раз поклонилась да пообещала молчать.
И пусть вернулась домой она лишь под вечер, но зато грибов принесла отборных.
Но прежде зашла в коровник и спрятала шкатулку на чердаке. Как и обещала, никто не должен был узнать о подарке.
С того дня жизнь ее переменилась. Никто уже не звал Марью «неумехой» да «криворукой», поскольку за что ни бралась, все у нее спорилось.
И корова молоко давала жирное да ароматное, и пряжа получалась тонкая да белоснежная, а вышивка, ну, просто загляденье, а пироги — вкусней никто не едал. А уж когда Марья бралась за коклюшки — то глаз не оторвать от диковинных узоров, которые расцветали на кружевах.
И пошла молва вначале по деревне, потом и по другим селам, что живет девица красная, которая все умеет да все может. И называли ее не иначе как «Марья-искусница».
И достаток пришел в семью, и женихи ко двору пришли.
Выбрала она того, кто был сердцу мил, да и свадьбу сыграли. А вскоре и детки появились.
Только неспокойно на душе у Марьи. Давний секрет прогонял радость из ее глаз. Ложь не давала спокойно жить, но и правда не могла ее освободить.
Так и жила Марья, желая никогда не получать волшебных перчаток и не в силах с ними расстаться. А меж тем слух о Марье-искуснице дошел и до истинной владелицы перчаток, богини Сивиллы, которая в тридесятом королевстве считалась покровительницей талантов.

Именно благодаря этим перчаткам она могла одаривать людей разными умениями. Но десять лет назад кто-то изловчился и похитил перчатки прямо с рук богини. И теперь она желала вернуть свою собственность.
Растворившись в вечернем ветерке, Сивилла наблюдала за тем, как поздней ночью Марья отправилась в сарай, и от взгляда богини не укрылось, что вошла она с пульсирующими магическим светом перчатками, а вышла уже без них.
Очутившись в сарае, Сивилла без труда отыскала перчатки — ее взгляд проник в каждую щелочку. Улыбнувшись, протянула руки, и шкатулка сама выплыла из тайника. Крышка отскочила назад, и перчатки, сотканные из самой магии, скользнули на руки Сивиллы, но свет не потух, а стал ярче.
Утром Марья прокралась в сарай, но обнаружила лишь пустой тайник. Часть ее души вздохнула с облегчением, что боле не придется лгать, но другая, окутанная страхом, взывала к Богу, в надежде, что он поможет отыскать пропажу. Переворошив сено на чердаке, Марья так ничего и не нашла.
Позабыв о делах, бросилась в лес. Долго-долго бежала по тропинке, пока не нашла ту поляну, где некогда складывала хворост для бабушки Марфы. Но домик выглядел дряхлым, будто в нем уже давно никто не жил.
— Бабушка Марфа! — позвала Марья и вошла внутрь, но здесь царило то же запустенье, что и снаружи.
Стерев слезы с румяных щек, она побрела домой. Невесел был ее путь. Перчатки исчезли, а вместе с ними ушли и все умения. И как же теперь жить? Превращаться снова в «неумеху» не хотелось. Не беда, что люди будут тыкать пальцами. Важно, что ей уже никогда не познать радость и гордость, глядя на дело своих рук. Это печалило больше всего!
— Постой! — послышалось сзади.
Марья оглянулась и, перекрестившись, отступила назад: оно и немудрено, в нескольких пядях от земли парила женщина в чудном платье, а у нее на руках…
— Мои перчатки!
— Нет, мои перчатки, — усмехнулась Сивилла. — Я тебя пощажу, если скажешь, где их взяла?
— Пять лет назад мне повстречалась старушка. Я помогла ей донести хворост, она же одарила меня за доброту этими перчатками.
— Имя!
— Марфа!
— Марфа? — нахмурилась Сивилла. Потом ее лицо просветлело: — Значит, это проделки Маруши! Можешь идти! — добавила она. Все, что нужно, уже известно.
— А как же я теперь? — пробормотала Марья.
— Как-нибудь проживешь, — беззаботно пожала плечами Сивилла. Однако присмотревшись к девушке, спросила: — Думаешь, это перчатки подарили тебе способности?
— А что же еще?
Сивилла подошла ближе и прикоснулась кончиками пальцев к виску Марья, и перчатки засияли подобно звездам.
— Талант был с тобой с самого рождения. Он просто спал в твоем сердце. Перчатки лишь помогли ему проснуться. А всего остального ты добилась сама — долгим и упорным трудом. Все, что ты знаешь, все, чему научилась, не пропадет, останется с тобой навсегда. — Богиня усмехнулась. — Ты как была искусницей, так ею и останешься. Можешь быть спокойна.
Сивилла отступила на шаг и начала исчезать. Здесь ей больше нечего делать, нужно искать проказницу-сестру, которая посмела выкрасть перчатки.
— Никому о нашей встрече не сказывай, — тихо прошептал ветер.
— Никому о нашей встрече не сказывай, — послышалось в песне сойки.
— Никому о нашей встрече не сказывай, — будто чей-то голос забрался в голову Марьи.
Тройной наказ — разве его ослушаешься?
Марья побежала по тропинке. Сердце гулко стучало — то ли от бега, то ли от радости. На душе было так легко и покойно. Теперь она все будет делать сама, и все получится не хуже, чем с перчатками. Она верила в это обещание всей душой.
Она сможет все сама!
Без колдовства!
Только она сама!

Стою с обнаженной душой.
Вокруг тысячи глаз — любопытные и равнодушные, заинтересованные и безразличные.
Они смотрят, смотрят, смотрят… И не сбежать, хотя каждую секунду я думаю лишь об одном: уйти, скрыться, исчезнуть. И все же стою на месте, позволяя лицезреть, любоваться, исследовать, а в душе пульсирует крошечная, словно огонек свечи, надежда, что когда-нибудь это прекратится. А люди продолжают смотреть. Но видят не меня, а оболочку. Она им важнее.
И никто не знает о моих мечтах, желаниях.
Люди думают, у меня их нет, ведь я лишь манекен — безликая, молчаливая кукла.
И если уж суждено демонстрировать одежду, то почему бы не строгий деловой костюм? Или белоснежное свадебное платье, хотя можно и вечернее? Обычные бриджи и топик тоже неплохой вариант. Я бы даже согласилась на купальный костюм, поскольку есть вероятность прикрыться парео. Но нет, дурацкий случай занес меня в магазин белья.
Там время отмечалось для меня нарядами, которые приходилось демонстрировать. Первым был черный комплект с алыми розами, хотя кое-где белели крошечные маргаритки. Потом розовое бюстье с вытканными миниатюрными цветочками на тот темнее, после него терракотовое — с опушкой из меха рыси. Корсет с атласной шнуровкой спереди. А потом снова комплект, на этот раз сиреневый, оттененный черным кружевом и поясом с чулками. Затем малиновый бюстик с эффектом рush-up, хотя, поверьте, я в этом совсем не нуждалась. Мне повезло, и следующей вещью оказался пеньюар цвета шампанского с окантовкой из кружев по лифу. А потом, будто в наказание, почти прозрачное голубое боди…
И я терпела — стиснув зубы, сдерживая слезы, молчаливо стеная в душе — терпела, потому что все еще надеялась, что меня посчитают ненужной и заменят кем-то другим. Нет, я вовсе не хотела оказаться на складе, а мечтала, что меня передадут в ателье. Там я забуду о прошлой жизни и стану верной помощницей портного. А если он ночами станет работать над собственной коллекцией, моему счастью не будет предела.
Мечты — краткий миг радости моего унылого существования. Но даже они не помогали забыть, как я одинока.
Рядом столько людей, но я одна в этом мире. Столько рук — но не чувствую тепла. Столько глаз — но нет желанного внимания.
А мир продолжает кружить вокруг меня: консультанты, покупатели, праздные прохожие — все со своими заботами, проблемами, ожиданиями. Что им до обычного молчаливого манекена?
Да, мир живет своей собственной жизнью.

Безмолвный крик моей души

Моя судьба – торговый зал.
На мне белье опять.
И кто же это вам сказал,
Что мне легко стоять?

Едва прикрыта я бельем.
Народ снует вокруг.
На теле чувствую моем
Касанья сотен рук

Я не безликий манекен
Я чувствовать могу…
Мне б прочь бежать из этих стен
Но как я убегу?

Я не живая. Ну, и что ж?
Есть повод уколоть?
А впрочем, что с меня возьмешь -
Пластмассовая плоть.

Но там внутри надежды свет,
Что вам не затушить!
Кто вам сказал, что сердца нет
И нет во мне души?

Стою, не понята никем.
Всем просто наплевать.
Да, я всего лишь манекен!!!
Что любят одевать.

Думаете, работать костюмером легко? Совсем нет! А уж сколько подводных камней в этой заурядной на первый взгляд профессии.
— Леночка, — обращается ко мне наша прима, — пусть у ночной рубашки будет вырез поглубже.
«Куда уж глубже?» Ее четвертый размер и так не помещается, а уж когда эта совсем не юная Джульетта машет своему Ромео с балкона… Впрочем, может, ради этого половина зрителей и ходит на спектакль.
И я делаю все, о чем меня просят. Разве откажешь жене продюсера и по совместительству директора в нашем театре? Можно, конечно, если не жалко попрощаться с должностью. «Не велика потеря!» — подумал бы кто-то. Только не я. Очень уж сложно найти работу в нашем провинциальном городишке. А одним пошивом себя не обеспечишь.
— Елена, — смущенно бормочет Семен Аркадьич, — штаны опять не застегиваются. И камзол маловат.
«В спортзал ходить нужно! И меньше пива хлестать по вечерам!» Но молчу. Все-таки лучший друг продюсера. Одна беда, обычное перешивание пуговиц не поможет. Только корсет. Ох и крику было, когда я это предложила. Но ничего, согласился — лишних денег на обновление гардероба все равно никто не выделит.
— Лелик, — томно тянет наш местный «казанова». — Мне опять рубашка мала.
Еще бы! Этот только в спортзале и пропадает. Но я лишь вздыхаю и шью новую рубашку. А все потому, что красивый, зараза!
А ведь есть и другие актеры. Каждый со своими требованиями и претензиями: здесь мало, здесь велико. А потом еще тут испачкал, тут хочу покрасивше. И еще, еще, еще…
Я же одна. Не разорваться же мне в самом деле!
А тут еще подруга — Людка подрабатывает в театре гримером — повадилась вещи таскать из костюмерной. Я сначала не замечала. А когда углядела, сразу выяснила, кто это такой шустрый.
Оказывается, у них с мужем сексуальные игры!
Говорю подруге:
— Нельзя, уволят. И меня в придачу за то, что молчала.
А она:
— Люсь, прости! Понимаешь, я даже не представляла, что все так хорошо будет. И Стасу нравится. У нас прям жизнь заново началась.
— Хватит.
Не хотелось мне слушать про ее радости. Сама-то в разводе, и мужика под боком нет.
Выбив из Людки клятвенное обещание не трогать вещи, я успокоилась.
Но рано радовалась.
Утром пятнадцатого февраля меня разбудил звонок в дверь. Часы показывали только четверть седьмого и я, натянув халат, пошла открывать. А там уж раннему гостю не поздоровится.
— Люся, солнышко, только не ругай! — взмолилась Людка прямо с порога.
— Ты чего в такую рань приперлась? Знаешь же, что я раньше восьми не встаю.
Что поделаешь, люблю ночами шить, так что мы с рассветом уже давно не видели друг друга.
Людка шмыгнула носом:
— Вот, — и протянула пакет, и у меня сразу сердце кольнуло от недоброго предчувствия.
Я заглянула внутрь и ахнула, узнав костюм Саломеи, хоть он и был закинут туда бесформенным комом — вместо того, чтобы аккуратно висеть в костюмерной.
— Ты же обещала!
— Это еще не самое страшное.
— Не самое?..
— Мы на него вино пролили, — потупила глазки моя бывшая подруга.
— Что?! — рыкнула я.
— И потом Стас немного увлекся… — совсем тихо прошептала она.
Я не стала уточнять подробности, а решила сама посмотреть.
«Мама дорогая!»
На шароварах пятно, а на бюстике не хватает половины украшений, да еще и лямка выдрана с куском ткани. Я не могла отвести глаза от этого ужаса, а потому не среагировала на звук шагов.
— Доброе утро, — поздоровался брюнет в тренировочном костюме, спускавшийся по лестнице. Ни дать ни взять — спортсмен. Его рыжая такса тоже приветливо тявкнула. Мужчина оценил размер чашечек бюстика, который я держала в руке, потом перевел взгляд на мою грудь, к слову, меньшего достоинства, и усмехнулся.
— Доброе утро, — широко улыбнулась Ленка и отступила, освобождая проход.
Я же пробормотала что-то неразборчивое и втянула подругу в квартиру.
— Кто это? — встрепенулась Людка.
— Такса вроде соседки, Марьи Михайловны.
— А парень? Ни чё так, да?
Я посмотрела на подругу. Ей что, мужа не хватает? При мысли о Стасе, вспомнила, что он натворил, и нахмурилась.
— Ты же все исправишь, правда, Люсь? — тут же взмолилась Людка.
— Где все остальное? — спросила я.
— Вот, в пакетике.
Людка достала целлофановый кулечек, на дне которого болтались бусинки и стразы.
— Это все? — строгим голосом поинтересовалась я.
— Что нашла, — сглотнув, пробормотала Людка.
Я лишь вздохнула. Подруга снова начала выспрашивать, можно ли все исправить, но я не стала отвечать, а выпроводила ее без ответа — пусть помучается — и приступила к работе.

Само собой, я все исправила. Я же рукодельница и умница!
После того случая Людка больше к театральным вещам не прикасалась, но я зорко за ней следила: не умеешь бережно относиться в одежде, не будет тебе и сладкого.
Кстати, о сладком.
Тот сероглазый брюнет, который встретился нам на лестнице, через пару дней постучался в мою дверь — с милой такой улыбочкой на губах и тортиком в руках. Я пригласила гостя — не пропадать же добру. Как оказалось, Антон (как же я люблю это имя — теперь!) выгуливал собаку матери, пока та была в больнице. Узнав у матери, что я не замужем, решил заглянуть в гости. А уходя, пригласил на свидание. И я согласилась. Ну, не могла же отказать мужчине, который видел меня в домашнем халате!
В общем, что ни делается, то к лучшему.

— Вас приветствует агентство «Жена на час». Если вам нужна помощь по хозяйству, нажмите один. Если вас интересует психологическая помощь, нажмите два. Если сомневаетесь, какую услугу выбрать, нажмите три и дождитесь соединения с оператором.
Не раздумывая, мужчина нажал на кнопку «3».
Некоторое время в трубке играла тихая мелодия, потом приятный женский голос произнес:
— Добрый день, я оператор Маша. Чем могу помочь?
— Расскажите подробнее о ваших услугах.
— Да, конечно. Что касается помощи по хозяйству, то базовый набор — это готовка, стирка, глажка, уборка, забота о домашних животных и растениях, прочее. Все зависит от требований и нужд клиента. Вторая сфера деятельности, это психологические услуги. Там два пакета. Первый, «Напугай будущую свекровь». Наша работница играет роль невесты, и в результате мамы клиентов надолго забывают о том, что сыну уже сорок и ему давно пора жениться. И второй, «Психологическая атака». Если клиент — убежденный холостяк — вдруг ловит себя на мысли, что было бы неплохо подыскать жену, наша сотрудница за один, максимум, два сеанса помогает вернуть прежние убеждения.
— А как это происходит?
— К сожалению, не могу подробно описать весь процесс. Все происходящее должно стать неожиданностью, иначе пропадает лечебный эффект. Но если вкратце, наша сотрудница показывает, насколько жизнь мужчины может измениться во время брака.
— И действует?
— Пока еще никто не требовал вернуть деньги, — хмыкнула Маша. — Я так понимаю, вас интересует именно эта услуга?
— Да, — нерешительно произнес мужчина.
— Хорошо. Представьтесь, пожалуйста, назовите свой полный адрес, а также дату первого сеанса. Эта информация нужна для договора. Потом наш представитель завезет вам документы, вы ознакомитесь, подпишете и передадите дубликат ключей.
— Ключи?.. — насторожился мужчина.
— Да, наша сотрудница должна прийти пораньше, чтобы подготовить обстановку.
— Но…
— Я понимаю, это неожиданно. Но ведь вы же не по объявлению звоните? Нас рекомендовали?
— Да, — только и сказал мужчина.
— И отзывы были хорошими?
— Даже более того, — и все же в его голосе слышалось сомнение.
— Вам нужно подумать? Хорошо. Только не тяните слишком долго, как бы потом не пришлось обращаться в агентство по организации свадеб.
— Подождите! — воскликнул мужчина. И добавил уже более спокойным голосом: — Подождите. Я согласен. Записывайте…

Каждую пятницу после работы Сергей с друзьями на несколько часов зависал в ближайшем баре. Традиция. И даже в этот вечер мужчина не стал ничего менять, хотя предполагалось, что после работы он сразу пойдет домой — все-таки предстоял сеанс по отвращению от зачастивших мыслей о браке.
Привычный шум. Гулкий смех. Пенящийся ароматный напиток в пузатых кружках. Хрустящие соленые орешки. Все как всегда. Просто расслабься и получай удовольствие. Но нет! Удовольствие где-то потерялось. А может, его прогнали мысли о том, что дома ждет жена? «Не стоит делать два дела одновременно», — решил Сергей и, попрощавшись с друзьями, отправился домой.
Чем ближе квартира — тем сильнее разбирало любопытство.
Открыв дверь, мужчина ринулся в квартиру и чуть ноги себе не поломал, споткнувшись о небрежно брошенные туфли. Женские туфли!
Кое-как удержав равновесие, Сергей отпихнул туфли в сторону и разулся сам. А потом вдруг учуял знакомый запах — горелая картошка. Его оттенял другой, не менее знакомый. Но, вроде, маляры рядом не работают? Странно.
Вздохнув, Сергей двинулся в сторону кухни, но не сделал и нескольких шагов, как из ванной появилось страшное чудище. Мужчина с перепугу не сразу сообразил, что существо в потрепанном халате, бигудях и с зеленым лицом — это Алена, его «мнимая» жена. В руке у нее была вата, источавшая резкий запах ацетона. Женщина потерла накрашенный алым лаком ноготь на большом пальце левой руки, присмотрелась и потерла еще.
— И где тебя носило? — поинтересовалась жена.
— Мы с друзьями пьем пиво по пятницам, — ответил Сергей, стараясь не вдыхать едкий запах, казалось, пропитавший все в коридоре.
— Понятно, — протянула Алена. — Ужин на плите, — сообщила она и скрылась в ванной.
Сергей бросился на кухню… открыл форточку и вдохнул свежий воздух. Почти свежий, потому что сосед справа как раз вышел на балкон покурить.
Никотин немного успокоил нервы, и Сергей решился взглянуть на то, что притаилось в сковородке. Еще горячее — хорошо. Огромные куски лука и чернеющие бока сгоревшей картошки — уже плохо, но всегда можно отпихнуть непривлекательное в сторону. Отковырнув кусок более-менее приличной картошки, отправил его в рот — и тут же выплюнул обратно. Пересолено!
Налил покупной воды из бутылки, сделал глоток и, выпучив глаза, выплюнул в раковину. Схватил другую чашку и набрал воды из-под крана. Туда-то уж точно его женушка не добралась.
— Ты еще не садился? — миролюбиво поинтересовалась Алена. Она была без маски, но теперь лицо лоснилось от крема.
— Что с водой? — спросил Сергей.
— Я прочитала в журнале, что нужно добавлять яблочный уксус. Полезно для здоровья.
Мужчина тихонько проворчал, что он и так здоров.
— В следующий раз добавлю меньше яблочного уксуса, — пообещала женщина. — Садись, накрою на стол.
— Я не буду, — покачал головой Сергей.
— То есть как это не буду? — уперев руки в бока, переспросила жена. — Я полдня простояла у плиты, готовила любимому мужу, а он не хочет? Ах, ну да, конечно! Он же у нас по барам да по ресторанам ходит. Там лучше готовят? Эх, ты! — В ее глазах заблестели слезы. Но момент слабости прошел, и она заявила: — Будешь спать на диване.
Резко развернулась и ушла.
— На диване, так на диване, — пробормотал Сергей.
Он заглянул в холодильник, где всегда держал стратегический запас сала, но обнаружил там лишь огурцы, какую-то зеленую траву и йогурт. Двадцать баночек обезжиренного йогурта.
Пожевав хлеба — с отрубями, как было написано на этикетке — мужчина направился в ванную. Увиденное там стало последней каплей.
Сергей привалился к двери и медленно сполз на пол. Взгляд сам собой устремился вверх — туда, где над ванной сохли десятки кружевных трусиков и бюстгальтеров различных цветов и конструкций, а также будто змеи свисали колготки. Такое ощущение, что Алена не стирала неделями.
В надежде, что все это ему мерещится, Сергей закрыл глаза, посчитал до десяти, потом, на всякий случай, еще раз до десяти и открыл глаза. Все на месте.
— Никогда не женюсь, — пробормотал мужчина.
Открыв дверцу подвесного шкафчика, он с трудом разыскал среди множества баночек и флакончиков свою зубную щетку и пасту.
Будь его воля, Сергей бы прямо сейчас выставил «мнимую» жену из дома, но по условиям договора, не мог прекратить представление, так что оставалось подождать до утра. Которое не наступало еще очень долго. Мужчина часто просыпался, его мучили кошмары: то привидится зеленолицее чудище, то стая женского белья и колготок, преследующая будто свора собак.
А утром, рассчитавшись с сотрудницей агентства и получив заверение, что до обеда квартира станет прежней, Сергей устремился на работу. На душе было легко и спокойно, ведь он знал, что больше никогда в его жизни не повторится вчерашний ужас.

Поздним вечером иль рано поутру
В котелок, ведро или кастрюлю воды нальет,
Стружку мыльную добавит,
Ложку соды, пару капелек лимона.

Терпеливо ждет, когда огонь
Разогреет воду до предела…
Размешает раз, другой — заглянет внутрь:
Только так узнает, что готово.

Полагаешь, ведьма? Колдовство творит?
Нет (*смеюсь), все много прозаичней:
Желтому белью, увы, не от природы,
Хочет женщина вернуть любимый белый цвет.

(Порошок стиральный тогда был редкостью большой,
А потому мы дружно кипятили всей страной).