Чужие тайны. Александринка

Оставаться на месте в неведении было гораздо большим наказанием для Анны, нежели вероятное недовольство Уварова. Аннушка и сама ещё не могла осознать того, что ощущала прежде всего тревогу и волнение за него, а следом начинал действовать разум, который и мог удержать её от каких-то поступков и действий. Она бросилась к жандарму, толком не понимая, что именно у него спрашивать, не желая попасть под подозрение или как-то навредить тому делу, в котором мало смыслила, но ради чего здесь нынче собрались все те люди, что вызвались помогать Ярцеву.

Облегчение волной затопило Анну, и места опасению, что Пётр Тимофеевич разозлится на неё, не осталось. Она сделала глубокий вдох и закусила нижнюю губу - привычка, выдающая её состояние с головой.
- Самонадеянность, по-видимому, никогда вас не подводила, Пётр Тимофеевич. - Едва слышно проговорила Анна, провожая взглядом сестру, рядом с которой был Курагин. Позднее. Они обо всём поговорят позднее, когда у сестёр будет на то время. Сколько проделок они совершили, но всегда выходили из них целыми и невредимыми. Вот и сейчас всё случившееся воспринималось Анною как очередная проделка, которую они с Агатой обсудят через время. - И этот случай не исключение, - наконец, призналась она, когда пауза чересчур затянулась.

Хотя, Аннушка была совсем не против, чтобы пауза тянулась и тянулась дальше. Ведь всё те же обжигающие прикосновения пальцев Уварова к её руке, почти неприличные и одновременно такие желанные, сжигали её тело и душу лихорадочным пламенем. Рождая фантазии, которые никогда и никто иной не мог бы пробудить в девушке.

- Вот как? - вздрогнув отчего-то, тихо откликнулась Анна. - Я очень рада за Агату, правда.
И вместе с тем, на душе её стало так тоскливо, что Аннушка была вынуждена тут же мысленно обругать себя за столь низменное и эгоистичное чувство. Да, Агата покинет их дом, и теперь она останется наедине с матушкой, но разве сестра не будет счастлива? Конечно же, будет, и Курагин как раз тот мужчина, что способен составить её счастье. Отчего же тогда так грустно нынче?

- Какие смелые признания, Пётр Тимофеевич, - искривив губы в улыбке и направляясь в сторону экипажа, ответила Анна. - Они могли бы показаться мне неприличными, кабы и я сама не испытывала того же самого.
Это было настоящим безумием: признаваться в таком мужчине, ко всему ещё и малознакомому, но ставшим за это время настолько дорогим. И Анна сделала это, очертя голову, не узнавая саму себя.
- И будьте любезны, проводите меня домой, если вам не составит труда. Я и так доставила вам слишком много хлопот, и провожу рядом с вами до неприличия много времени. Но отказаться от возможности побыть наедине ещё немного я не в силах...

Эпилог

Лучшие мужья получаются из раскаявшихся повес (с)

Невеста была чудо как хороша! Даже в простом платье из светлого муслина, с простою же причёской, она являла собою тот образец невинности и одновременно сладкой неосознанной порочности, который сводил несчастного Курагина с ума. О, скольких мук стоило ему это ожидание... Ожидание, когда минет с того случая в порту целых две с половиною недели и он сможет, наконец-то, назвать Агату Павловну своей супругой. Смешно! Но ему пришлось нынче утром выкрадывать свою собственную невесту с чердака, ибо её матушка решительно отказалась не только выдавать дочь замуж за актёра, но и вовсе приказала не пускать его на порог. Но Глеб Иванович на то и был Курагиным, чтобы знать ходы наперёд и придумывать то, что всецело привело бы его с его предметом к истинному счастию. А матушка... Со временем она смирится, в этом нет сомнений. И полюбит если не его, то уж их детей в точности...
А пока... Глядя на то, как Агата направляется в его сторону к алтарю, он следил за каждым её шагом, запечатлевая сей сладостный миг на века...

Произнесённые клятвы остались позади, и теперь у Курагина и его супруги было то, что столь сладостно было хранить в своих воспоминаниях. Но сейчас, когда они остались наедине в их спальне, сим занятиям не было в их жизнях места, ибо подчинялись они древнему как мир желанию обладать друг другом в полном понимании этих сакральных слов. И шёпот их, совершенно бессвязный, и дыхание одно на двоих, и сладость их поцелуев - всё было словно исполнение предначертанного, уготованного им самою судьбой и сделавшей их верными супругами, что будут любить и почитать друг друга до конца своих дней.
Курагин, осторожно убирая прядку волос, прилипшую к щеке Агаты, что-то бессвязно шептал ей, ощущая, как сладостно впиваются ему в спину её ноготки. Двигался неторопливо и неспешно, всё ища на лице своей супруги муку наслаждения, которую отныне и до конца их дней будет дарить ей только он. Он ощущал себя в эти мгновения абсолютно счастливым, тем совершенным счастием, которого всегда так страстно желал (и видимо, искал среди тех, среди кого искать было не надобно). И когда Агата выгнулась в его руках, а с губ её сорвался приглушённый крик, коих так много ещё он будет выбивать из податливого тела жены, он осознал, какой он всё же гений. Простой обычный гений, который однажды задал простой же вопрос:
"Позвольте поинтересоваться, сударыня, на что же вы решились?"

***
Тишину спальни оглашал требовательный и громкий крик сразу двух младенцев, которые совершенно определённым образом давали понять, что им нужно.
- Интересно, сударыня, а ежели их было бы трое, как бы вы справлялись, мон шер? - задумчиво проговорил Курагин, счастливейший из отцов, с умилением глядя на то, как Агата, довольно ловко для матери, которой она стала не долее как два часа назад, кормит детей.
- Мы бы справлялись, Глеб Иванович. Мы. Не я, - в тон супругу ответила Агата, выглядевшая чрезвычайно трогательно с этим чудесным блеском в глазах и выбившимися из причёски влажными прядками волос.
- Хм! Каким это образом, Агата Павловна, позвольте полюбопытствовать? - нахмурился Глеб Иванович, и ему тут же был вручён один из младенцев. Ой и хитрая лиса! Знает же, что теперь отказаться нет решительно никакой возможности!
- Любопытствуйте, Глеб Иванович. Благо сын крупный, есть, где применить любопытство, - раздался тихий смех Агаты Павловны.
Зря она думала, будто Курагин растеряется. Неловко поднявшись с постели, он поудобнее взял Степана Глебовича, что смотрел на него внимательно, хотя, кажется, и собирался заснуть, и подошёл к окну.
- А дочь не крупная, но так и положено. Она изящна как вы, Агата Павловна, - отозвался Курагин, чей взгляд остановился на личике Степана, хмурившего сейчас брови, словно младенец силился понять, кто перед ним.
- Вы всегда были мастер на комплименты, Глеб Иванович, - теперь уже не сдерживая веселья, ответствовала Агата Павловна.
В этой спальне, где находилась семья, только-только встретившая новых её членов, что совсем недавно появились на свет безо всяких созданных своим родителям проблем, царствовало такое тихое, но такое огромное одновременно счастье, что каждый, кто соприкоснулся бы с ним, был удивлён тем, что оно может быть настолько всеобъемлющим. И когда Глеб Иванович тихо, стараясь не разбудить сына, что заснул у него на руках, проговорил непримиримо и веско:
- Знаете что, любовь моя? Думается мне, что через недельку, когда вы все трое окрепнете, нам стоит всё же навестить вашу матушку и отца. Говорят, Павел Афанасьевич нынче даже встаёт с постели и прогуливается в саду...
Агата Павловна, чьё лицо приобрело, было, хмурое выражение, просияла. В этот момент она поняла, что означает понятие "настоящее, полное и цельное счастье, которое никто и никогда у неё не отнимет."

Эпилог


- Ольга Ивановна, вы не видели мои счёты? Кто-то снова забрал их из кабинета, – громко спросил Игнат, в этом самом кабинете находясь. Казалось, только отвернулся, и вот -самого нужного нет под рукой. Супруга в светлом домашнем платье с высоким воротом вошла в кабинет, подталкивая дверь бедром. В руках она держала поднос с ароматными булочками и горячим чаем. Ярцев распрямился в кресле, потягиваясь. Мышцы занемели от долгой работы.
- Нет, не видела. Но догадываюсь, где они могут быть.
Усевшаяся на край стола Ольга Ивановна была незамедлительно перемещена мужем на колени.
- Игнат Наумович! А если дети зайдут или Наум Михайлович? – воскликнула женщина, упираясь ладонями в плечи.
- Не зайдут. Судя по всему, дедушка занялся с внуками своим любимым занятием – играют в банк.
- Не рано ли? – нахмурилась Ольга Ивановна, привычным ласковым жестом поправляя волосы мужа. - Семён и Анна слишком малы, чтобы играть в такие игры.
- Нисколько. Да и пусть лучше отец играет с детьми, чем снова и снова поднимает вопрос о том, что мешается нам в своём же собственном доме.
- А он снова заговорил об этом? – удивлённо воскликнула женщина, не веря своим ушам.
- Представляете? Никакие доводы не помогают убедить отца, что он нам нисколько не мешает. Целый день на работе, ужинает с нами, немного играет с детьми, а после тихо сидит в библиотеке. Кому он может помешать?
- Хотите, я поговорю с ним? У меня неплохо получается.
- Будьте добры, дорогая. После похищения прошло уже четыре года, но отец, кажется, никак не отойдёт, и это его беспокойство отражается на всём.
- Договорились, - улыбнулась Ольга Ивановна, всё же вставая. Разлив чай по небольшим кружкам, протянула мужу одну на блюдце и вздохнула вдруг.
- Что такое, Ольга Ивановна? Что ещё беспокоит мою дорогую супругу?
- Женские глупости всё это, Игнат Наумович. Не беспокойтесь, - отмахнулась женщина и смахнула несуществующую пылинку со стола.
- Скажите же. Меж супругами не должно быть секретов.
- Вам это такой глупостью покажется, - сдалась Ольга Ивановна, скрещивая руки на полной груди, обтянутой плотной тканью.
Игнат присмотрелся. Неужто опять Ольга Ивановна в тягости? Грудь стала полнее, да и сама она снова стала нервной, как и при первых двух беременностях. Игнат никогда и не думал, что ему так понравится быть отцом двух замечательных малышей. Не прилагай супруга некоторых усилий, дети были бы избалованы отцом сверх меры. Даже няня, Настасья Романовна, женщина среднего возраста, заметила, что таких отцов ещё поискать. Так что же тут переживать? Женщины!
- Слушаю вас, Ольга Ивановна, не томите, - поторопил Игнат супругу, но вместо сообщения о беременности супруга выдала странную тираду:
- Игнат Наумович, вот живём мы с вами уже почти четыре года. Двое детей, прекрасный дом, выезды, дача, а меня всё чувство гложет, что всё это растает как дым. Что приснилось мне это. Иногда ночью просыпаюсь, и кажется мне, что сижу в своей спальне. Снова вдова. И так холодно мне, так печально и одиноко, что хоть волком вой. А потом снова просыпаюсь, и вы рядом. На миг хорошо становится, прижимаюсь крепко, чтобы тепло в себя впустить, а сама не сплю и всё думаю, думаю. Боюсь, случится что-то. И не понимаю, то ли я сама себе это надумала, то ли в самом деле какое предчувствие недоброе о себе заявляет. Такие глупости! – Совершенно смутившись, женщина закрыла лицо руками, а через несколько мгновений уже чувствовала теплоту объятий мужа, его жар, успокаивающий, низкий голос.
- Никакие и не глупости, дорогая. Вы просто боитесь, что наша жизнь исчезнет. Думаете, я не боюсь этого? Думаете, сразу привык к семейной жизни? Раньше в нашем доме царила тишина. Теперь же постоянно звенит смех, какие-то песенки, стишки, топот ног. Поначалу казалось, что в гости зашёл к друзьям. Перемены в наши жизни ворвались так быстро, что время для привыкания требуется. Но, знаете, Ольга Ивановна, что самое главное? - спросил Игнат, отстраняя от себя супругу и заключая её лицо в свои ладони.
- Что же?
- Мы с вами о прошлом вспоминать не станем. Это оно как дым растаяло, оно исчезло, а у нас впереди будущее, окрашенное лишь светлыми красками. А сегодня, Ольга Ивановна, пойдёмте-ка у Курагиным? У них всегда весело. Что вы на это скажете?
- Скажу, что люблю вас, Игнат Наумович, - улыбнулась Ольга Ивановна, расцветая на глазах.
В кабинет никто так и не зашёл, и у Ярцевых было несколько счастливых минут, чтобы доказать друг другу свою любовь. А после они пошли в гости к Курагиным, захватив детей, и всей этой шумной ватагой устроили игры. И всё это так разительно отличалось от прежней их жизни, что не верилось, что когда-то эти два одиноких человека жили разными жизнями, не зная друг о друге. Свела их чистая случайность, а соединило великое и светлое чувство под названием "любовь".