Дело Пентагона (СЛР)

Навигатор по разделу • Справка для авторов • Справка для читателей • Оргвопросы и объявления • Заказ графики • Реклама • Конкурсы • VIP

22 Май 2015 21:16

Момент выхода Шона с женской сумкой был незабываем)))))
Вот все-таки не до конца я его понимаю... Что же ему надо было от нее? Если просто секс, почему люксом все не ограничилось?
_________________

Зайки долго не живут (с) Оксана Сергеева

22 Май 2015 23:03

Zanoza-v писал(а):

Момент выхода Шона с женской сумкой был незабываем)))))
Вот все-таки не до конца я его понимаю... Что же ему надо было от нее? Если просто секс, почему люксом все не ограничилось?

В смысле? Сексом, вроде, и ограничилось, только постоянным)

22 Май 2015 23:11

LexyGale писал(а):

Zanoza-v писал(а):

Момент выхода Шона с женской сумкой был незабываем)))))
Вот все-таки не до конца я его понимаю... Что же ему надо было от нее? Если просто секс, почему люксом все не ограничилось?

В смысле? Сексом, вроде, и ограничилось, только постоянным)

Ну зачем ему постоянный с ней, конда он ее еле терпел и выносил?))) а от других отбоя нет)))
_________________

Зайки долго не живут (с) Оксана Сергеева

23 Май 2015 0:08

Zanoza-v писал(а):

LexyGale писал(а):

Zanoza-v писал(а):

Момент выхода Шона с женской сумкой был незабываем)))))Вот все-таки не до конца я его понимаю... Что же ему надо было от нее? Если просто секс, почему люксом все не ограничилось?

В смысле? Сексом, вроде, и ограничилось, только постоянным)

Ну зачем ему постоянный с ней, конда он ее еле терпел и выносил?))) а от других отбоя нет)))

Ну так, все как в типичном романе, мозговыносящая химия))) Кто ему вообще мог понравиться, если он был влюблен в Карину?) А тут девочка, симпатичная, в перспективе не глупая, в общем-то знает, чего хочет, а, главное, сама уедет, когда закончит университет. Больно ему нужна была головная боль в виде полноценных отношений. Это же Шон

23 Май 2015 0:28

» Арт #1

Вот на досуге нарисовала)

24 Май 2015 20:45

» Глава 5

Счастливый шторм
Настоящее время
Мой папа любил повторять, что люди по натуре существа очень глупые. Он был прав. Он вообще очень мудрый человек. Я вспоминала его слова и ругалась, что была именно такой, как он и считал. Глупой. Всю свою жизнь я была уверена, что я американка, представительница лучшей расы из всех человеческих. И что все будут передо мной за это падать ниц. Я отказывалась признавать, что мне могут встретиться люди, с которыми нас будет разделять языковой барьер. И не учила языки. Это и было глупо. Я должна была догадаться, что все не так просто хотя бы когда встретила Шона. Он явно не восторгался моей национальностью. А теперь я окончательно убедилась, что мир вращается не вокруг Соединенных Штатов, потому что сейчас я сижу в маленькой комнатке и просматриваю видео, деля наушники с Леклером. И его прилизанные волосы слишком близко к моим прелестным белокурым локонам. Так близко, что страшно заразиться. И все дело в том, что эта зараза напоминает мультиязыковой разговорник, а ни один из изучаемых мной персонажей исключительно по-английски не говорит. Леклер уже продублировал мне некоторые записи на несколько языков, но это не то! Я не чувствую интонаций, правдивых ли, ложных ли. Когда я слышу Леклера, я и вижу Леклера. А мне нужно чувствовать, как это говорит тот, кто действительно произнес фразу.
Это странно, но после нашего с Шоном диалога за ужином агент стал серьезнее ко мне относиться. Он еще не отдал мне записи с камер бунгало после того, как мы вернулись, и я подозреваю, что там настоящая бомба. Попыталась выведать у Келлерер, но та всего лишь нахмурилась и покачала головой. Ну и что мне с этими двумя гадами делать? Хакнуть или стырить запись по старинке?
Утро мы с Леклером тратим на пленки, потом он работает, а я обмозговываю информацию на пляже, попивая мохито. Я нашла очаровательное уединенное местечко, где никого не смутят мои шрамы. Точнее, конечно, оно недалеко и найти меня вполне можно, но если уж в мой алтарь кто-нибудь припрется по собственной воле — пусть пеняет на себя, я хочу моря, солнца и отсутствия ФБР на горизонте.
Рядом со мной на песочке мирно покоится незабвенный блокнот — он помогает мне обмозговать ситуацию. Рисую Шона. Он с рогами и хвостом со стрелочкой. На противоположном конце — пиковую дамы из колоды карт моего детства — роковая Карина. Марко я рисую в парике, с моноклем и закрученными усами — представитель Старого Света. И, конечно, Такаши — анимешный персонаж. Они расположены по четыре стороны креста. Мелко-мелко вписываю все, что о них знаю. С Шоном мне очень просто разобраться. С Кариной сложнее, с Такаши еще сложнее, но Марко… про него я вообще ничего не знаю.
Леклер мне подтвердил, что было два имэйла: от Шона и Карины. Также он рассказал мне об отсутствующих алиби: Карина с ее персональной частичной амнезией о той ночи вообще ничего не помнит, Марко напивался дома в компании девицы, которую выгнал за несколько часов до момента икс, Такаши находился в аэропорту, длинная пересадка между рейсами, и хотя на камерах он засветился, сидит этот дружок там за ноутбуком, так что запись вообще ничего не доказывает.
И что мне это дает? А ничего. Рисую графики встреч и совпадений, но номер дохлый. Кому вообще придет в голову сунуть нос в компьютер сидящего на лавочке человека? И при этом каждый из таковых может оказаться злоумышленником, взламывающим министерство обороны США. Какая-то неутешительная у меня выходит картинка. Шон прав, как можно через несколько лет поймать человека, совершившего киберпрестуление? Либо тебя ловят по IP-адресу сразу, либо не ловят вообще. Ну, еще есть вариант с украденными данными, но там история тоже мутная. Видно, у них сперли что-то такое, что ввергает народ в огромный ступор. У Шона что ли спросить?
Гхм, а ведь если этот гад точно знает, кто пощекотал пятки Пентагону, то есть как минимум еще один человек, который тоже в курсе. Человек, который в курсе всегда, который связывает всех воедино — Манфред Монацелли. Кто как не сеньор Хакер осведомлен о каждом шаге своих крылатых подчиненных? Вроде бы, вариант восхитительный, за исключением одного но: я никогда о нем как о программисте ничего не слышала. Да, он глава Бабочек, но взломщик ли он? Если так, то он должен быть самым талантливым, но об этом ни слова. Так кто он, Теневая фигура или вообще не из нашей братии?
Я хватаю блокнот, натягиваю сарафан и иду к фургончику. Энтузиазм — штука прекрасная! Потому что идти туда час как минимум, а на мне высоченные шпильки, и нисколько не напряжно. А все почему? Правильно, потому что каждому хочется побывать в дурацком ФБР-фургончике, напичканном следящей аппаратурой по самую крышу. Агентов, разумеется, моя наглость оскорбляет в лучших чувствах! Меня ж, если вдуматься, никто не приглашал, а тут все сплошь конфиденциально. Но первой в себя приходит Келлерер, у которой вопрос самый что ни на есть дурацкий женский:
— Ты на таких каблучищах со своего пляжа сюда дошла? — удивляется она.
— А что? Тут удобная колодка.
Мужчины начинают хохотать. Им никогда не понять. Кстати, эту парочку вредных представителей сильной половины человечества я не знаю. И никто не торопится меня с ними знакомить. Может быть Леклер прав, чем меньше мне внимания, тем я сосредоточеннее.
— Леклер. — Я картинно падаю на один из стульев. — Расскажите-ка мне о Монацелли.
— Марко? — тут же откликается он.
— Не угадали, агент. Поведайте мне лучше о загадочной личности нашего сеньора Хакера.
Леклер кивает. Он мой вопрос предвидел и отвечает на него так, словно текст заучивал. Чтобы, например, лишнего не сболтнуть. Нет, мне определенно не нравится этот тип.
— Монацелли никакой не хакер. Он вообще не имеет программистского образования. И хотя никто об этом рассказывать не спешит, Бабочки ему достались в наследство. Видите ли, доктор Конелл, у Манфреда был брат, который погиб лет пятнадцать назад. И тот унаследовал его дело. Ему просто крупно подфартило. Да, вероятно в программировании он поднатаскался. Но он не программист, на его счету взломов нет. Но он неплохой историк. Поищите в интернете, у него есть забавные работы.
— Историк? — недоверчиво щурюсь я. Это как далеко его занесло!
— Историк. Он доктор философии. И просто хороший стратег. Его брат Бабочек до таких высот довести не смог. Или не успел.
— А как, говорите, погиб его брат, агент?
— Случайно, доктор Конелл. Сход лавины в сезон горных лыж. Разумеется, он проверен вдоль и поперек. Иными словами, звание сеньора Хакера сильно завышает достоинства Манфреда Монацелли.
— Вы недолюбливаете историков, агент? Экая дискриминация, — хмыкаю я.
— Знаете сколько историков я пытался поймать, доктор Конелл?
— Ни одного? — без промедления выдаю я предположение.
— Угадали. А хакеров?
— Мириады!
— Восемнадцать. Так что с вам подобными, доктор Конелл, намного интереснее.
— Но я не хакер.
— Вы превосходно разбираетесь в компьютерах, в более широком смысле этого слова вы очень даже хакер. Но, в общем-то, вы правы, я всех брал исключительно на взломе. Это мой профиль. И обычно я не ошибаюсь, чую, кто виноват. На этот раз мой радар указывает на Картера. И я его возьму. Он станет моим бриллиантом. Я даже попытаюсь добиться, чтобы его не казнили. Буду до конца жизни ходить к нему в тюрьму и любоваться. — Остается лишь покачать головой. Стоит позавидовать. Шон даже в этом стал лучшим. Спорю, он единственный хакер, за которым гоняются с таким вдохновением. — Так что, доктор Конелл, да поможет мне Бог. Вы верите в Бога?
— Только когда дела совсем плохи. И не стесняюсь в этом признаваться, — пожимаю я плечами. — А что, если это не он? Не Шон. Мне не кажется, что это он. Не знаю почему.
— Уж не потому ли, что он заказывал вам столешницу? — сухо интересуется Леклер.
— Столешницу? Вы серьезно? Если вы думаете, что меня можно разжалобить столешницей, то мне срочно надо пересмотреть свою манеру поведения!
— Доктор Конелл, — холодно улыбается Леклер. — Я бы точно не стал соблазнять вас рассказами о столешницах, но мне бы очень хотелось узнать, почему это делает Шон Картер. Что-то мне подсказывает, что букеты цветов он вам не дарил ни разу. Но столешницу почему-то решил важным поставить на место.
— А вы полагаете, что все его поступки логически обоснованы? Уверяю вас, я видела достаточно доказательств обратного. Он человек очень раздражительный. Крайне. Но, можно, конечно, предположить и то, что Картер действительно был настолько страстно в меня влюблен, что подарил… столешницу, — Келлерер загибается от смеха. А дальше моя логическая цепь обрывается, потому что придумать продолжение вообще не представляется возможным. Ну маразм потому что! Когда-то Шон сыпал программистскими метафорами, и получалось у него куда как прозрачнее. А вот к чему приткнуть столешницу я вообще не понимаю. — Действительно хотите продолжить этот разговор? — устало интересуюсь я у Леклера.
— Пожалуй, нет, — на удивление искренне улыбается Леклер.
И пока мне не начало мерещиться, что в этом типе есть нечто человеческое, я покидаю фургончик.

— Сюда идут ужинать наши горе-хакеры. Живо вниз, — говорит Келлерер, врываясь в мой номер. — Сегодня работаем без Леклера.
Закатываю глаза. Я только собралась на пробежку. На мне лента поверх перепутанных волос, белый топик, черные спортивные бриджи и миниатюрные кроссовки. Да, прикид для ресторана что надо! С другой стороны, какая разница.
Мы спускаемся вниз, но в ресторан нас не больно жаждут пускать, так как вид у Келлерер еще хуже, чем у меня. Этот вид значит: щас, падла, значок достану! И пока она не успела, я касаюсь пальцами руки швейцара и мягким голосом, улыбаясь во все тридцать два зуба, объясняю, что мы собирались прогуляться, но так проголодались после шопинга, что просто не дошли до дверей, решили перекусить. Несколько взмахов ресниц, парочка улыбок «с ямочками», и через минуту мы внутри.
— Ты вообще человек?
Я ей насмешливо улыбаюсь.
— Бери выше. Я женщина. Слышишь как звучит? Я женщина. Почувствуй всю силу этого слова.
— Боюсь, что меня в Бюро не поймут, — бурчит она себе под нос.
— Вот именно поэтому ты так и не умеешь. Полюби свою суть, и мужчины захотят пускать тебя куда угодно, — и я посылаю одному из парней, который на меня смотрит, воздушный поцелуй. Келлерер лишь качает головой.
Она договаривается с персоналом очень-очень тихо, чтобы никто не знал о прослушке. И вот мы с ней, как чертова парочка, сидим в закрытой шторками кабинке над прослушивающим устройством. Оно идет вкупе с жучком, который прикреплен к подставке для соли и сахара, стоящей на будущем столике наших хакеров. И вдруг Келлерер возвращается в нашему дневному разговору.
— Ты думаешь, что это не Картер?
— Думаю, что не Картер.
— Почему?
— Кто лучший в мире хакер?
— Картер.
— А у кого больше всех взломов?
— У Карины.
— Но кто лучший хакер?
— Картер.
— Вот поэтому это был не он.
— Нет мотива, — задумчиво говорит Келлерер. Мне сдается, что Леклеру она просто ученица, помощница. Или ее цель — изображать мою подружку. Втираться в доверие. Так тоже может быть.
— Истерическая попытка отвоевывания позиций не в его характере. Хотя он бы мог. Да, мог, и легко. Просто он великий и ужасный Картер, он великий и ужасный хакер. Перед кем ему выделываться? — О, и раз уже мне представился уникальный шанс… — Да, кстати, давно хотела спросить, что с волосами Леклера?
Келлерер начинает хохотать.
— Еще пара дней и, чувствую, ты их собственноручно бросишься отмывать.
— Ну нет, к такому обилию геля я в жизни не прикоснусь.
А затем появляются наши «объекты». Они усаживаются за тот самый столик, который был зарезервирован. И ведь знают, что их прослушивают, но даже не пытаются обхитрить нас. Мы с Келлерер выжидающе наклоняемся к динамику и чуть не сталкиваемся лбами.
— Я никак не могу понять почему мы приперлись в отель, где живут достопочтенные господа из Бюро, — фыркает Марко.
— По той же самой причине, что Шон третий день подряд побрился, — издевательски фыркает Пани. Мы с Келлерер поднимаем головы и вопросительно смотрим друг на друга. Это вот что сейчас, все на меня намекают? Она хмыкает. — По-моему ему стоит наладить, скажем, межгалактический контакт с Джоанной Конелл. Или воспользоваться, наконец, услугами телефонного оператора, спросить ее номер телефона и с чистой совестью следить по GPS за каждым ее шагом. Картер, ты собираешься устроить ей здесь засаду? Дожидаться, пока она выйдет? Или тайком проберешься в ее номер с целью понапихать во все возможные места жучки и камеры?
Я аж подпрыгиваю. Да, об этом я как-то не подумала. Очень не хочу, чтобы Шон меня прослушивал. Причин объективных нет, но от одной лишь этой мысли хочется убивать.
— Успокойся, Карина, — невозмутимо, будто и не о нем речь, отвечает Шон. — Уверен, что они уже сидят и нас слушают. Твой гениальный план провалился.
— Естественно, слушают, они же этим всегда занимаются. Знаешь, это бесит. Не понимаю, зачем мы это терпим…
— Советую тебе прикусить язык, поверь, лучше знать что именно Леклер видит, чем догадываться. И это хороший стимул держать себя в руках при любых обстоятельствах. А возвращаясь к твоему вопросу, — это такая уступка: мы ужинам под носом у Леклера, позволяем ему нас видеть и слышать, а он, в свою очередь, достает нас чуточку меньше.
— Ну, рациональное зерно в этом есть, — вздыхает Карина. — Предлагаю сменить тему.
И дальше идет разговор о компьютерах. Я даже встаю на колени перед этим низеньким столиком, чтобы слышать лучше. Келлерер на меня непонимающе косится. А это именно то, что так ценно в Бабочках — новости, разговоры себе подобных о том, что вам всем интересно. Я уже почти, почти жалею, что не согласилась на предложение Монацелли. Я хочу к ним.
— Да нет же, идиот, — говорю я в ответ на реплику одного из программистов, который, видимо, их параллельщик. И мне вторит Шон:
— Ты что, совсем идиот? Это не заработает! Это невозможно. — Я даже улыбаюсь.
— Почему?
— Уведите этого идиота отсюда, пока я его не убил.
— Хватит третировать окружающих, Картер, — злится Марко.
— Ну наконец-то еда, — вздыхает Карина. — А то я уже боялась, что он перегрызет нам глотки в ожидании.
Стук вилок и бокалов. И все молчат. Мы с Келлерер ждем. Это скучно. Но приходится. Я откидываюсь на спинку дивана. Да, Бабочки разговаривают о проектах, от которых у меня текут слюнки. Работая в ВВС, я не могла похвастаться большим разнообразием заданий. Локационные системы, безопасный отзыв ядерных боеголовок. Вот с чем я ковырялась целых два года. А тут просто букет: банковские системы безопасности, разработка алгоритмов шифрования, новые языки программирования. Я бы сказала, что попала в рай, если бы не сидела за его воротами. Праздник жизни прекращается в районе десяти часов вечера и Келлерер тянет меня к себе в номер. Мы с ней сидим около ноутбука и смотрим съемку с камеры. Думала, Бабочки хоть как-то пообщаются, но они молча расходятся по комнатам. Такое впечатление, будто им друг с другом… некомфортно?
Келлерер, как выясняется, человек адекватный и женские замашки в ней все-таки наличествуют, так как переключается она на видео из комнаты Картера. Полностью поддерживаю ее выбор. Но радостей мужского стриптиза, на который мы с ней втайне рассчитывали, на этот раз нам не достается. Шон стоит около окна. В руке опять стакан. Я не видела, сколько он выпил за ужином, но… почему я вообще за этим слежу? Почему меня интересует количество потребляемого им алкоголя? Никакой зависимости я за ним никогда не замечала, неужели дело в том, что его поведение в ту роковую ночь я пытаюсь оправдать именно этим? Он развязывает галстук, но не снимает его. Окно Шона выходит на море. И даже с камеры видно, как волнуется море. Внезапно Картер распахивает створки, и в комнату врывается ветер и дождь. Острых ощущений что ли захотел? Раздается стук в дверь.
— Картер! Электричество отключилось, — кричит Марко. — Врубай запасной генератор. Сейчас ноутбуки сядут.
Шон даже не делает вид, что услышал. Сам он не стал включать ни свет, ни ноутбук, и все, что мы хоть что-то видим — следствие чудесной светочувствительной матрицы камеры.
— КАРТЕР! — орет Марко громче. Ноль эмоций.
Но к Монацелли младшему на помощь спешит подкрепление. Бабочки ругаются, и уже не только по-английски, но Шон все стоит у окна, даже головы в сторону двери не повернув. Но вдруг он вздрагивает, разворачивается и бросается к выходу. Дверь аж от стены рикошетит.
— Леклера не было. Куда делся Леклер? — рявкает он. Так вот о чем Картер так усердно размышлял. Однако кроме него никому до пресловутого агента и дела нет.
— Электричества нет, — возмущается Марко.
— Леклер где?! — они друг друга будто и не слышат. — Его хоть кто-нибудь где-нибудь видел? Если бы он был в отеле, он бы обязательно помозолил глаза. Или заставил Конелл это сделать.
Келлерер переключается на другую камеру. Коридор, где стоят наши программисты. Те переглядываются и раздраженно пожимают плечами, будто для них все в порядке и ничего криминального не произошло…
— Дьявол! Куда делся Леклер?! — Картер срывается с места и несется по коридору, очевидно, к лестнице.
Келлерер переключается на еще одну камеру. Прихожая.
— Ты серьезно собираешься ехать в отель по такой погоде? — рычит Марко. — Ты спятил?
— Остановись, — возмущается Карина. — Ты пьян! Не смей приближаться к машине!
Но Шон уже выскакивает из бунгало.
Я перевожу взгляд на окно, дождь хлещет невероятный. В такую погоду можно с равным успехом и разбиться, и утонуть. Даже если ты трезвый.
— Да, Эдди, а где Леклер? — совершенно ровно спрашиваю я, хотя сердце заходится от дурных предчувствий. — Что это он тебя оставил моим тюремщиком?
— Он в Риме, — хрипло и виновато отвечает она.
— Значит он, говорите, считает, что это Картер к Пентагону лапку приложил? И, тем не менее, дражайший агент поехал к Манфреду, как только я его надоумила. То есть пока меня сбивают со следа, Льюис Леклер пытается единолично заграбастать себе всю славу и оставить моего отца без помилования?!
— Джоанна! — орет мне вслед Эдди. — Джо!
А я уже покидаю ее номер и выскакиваю на улицу. Надеюсь, что Картер доберется до отеля живым. Кто мои друзья? Кто мои враги? Келлерер была такой милой и любезной, что жалкая нуждавшаяся в тепле и поддержке Джоанна Конелл потеряла бдительность. Нет, она точно прикрывает Леклеру тылы, и здесь только из-за меня. Ну, Картер, конечно, мне тоже не друг, но эта сволочь хотя бы знакомая. Как мне себя вести, чтобы выжить и не прогореть? Играть на два фронта? Господи, дай же мне хоть одно преимущество, пусть в данных обстоятельствах я буду хоть в чем-то уверена!
Я стою под дождем и мерзну. Льет так, словно небеса прорвало. Выглядываю во тьме фары машины Шона. Даже почти решаюсь помолиться за его благополучие. Мне же нужны ответы! А у него они есть. Я знаю, что по такой водной подушке машину ведет, и сквозь лобовое стекло не видно ни зги. Я попала в шторм на трассе всего однажды, мне было двенадцать, и я никогда не забуду это ощущение беспомощности маленького человечка перед лицом беснующейся стихии. Машинами был усеян каждый поворот. А ведь сейчас льет ничуть не слабее!
Я знаю, что за моей спиной стоит Келлерер и тоже ждет. Она под козырьком, а вот у меня мозгов не намокнуть не хватило. И от холода уже трясет. Когда я вижу фары машины Шона, чуть не падаю на асфальт от облегчения. Он даже притормаживает, заметив меня. Надо сказать за время пробежки от парковки, он вымок далеко не так сильно, как я. Может Картер и повел себя глупо, но я сама-то чем лучше?
— Ты что тут стоишь? — пытается перекричать он непогоду.
— Я видела тебя с камер. — Дрожу я от холода.
— То есть поэтому ты стоишь на улице? — недоумевающе интересуется Шон.
— Нет. — И я буквально заталкиваю его внутрь помещения. Келлерер на меня мрачно смотрит.
— Не делай глупостей, — говорит она и протягивает мне какой-то диск. Не знаю что там, но коробочку беру. На ней позавчерашняя дата. Запись после ужина в ресторане? Должно быть, там запечатлено нечто эпохальное.
— Бюрошные ублюдки, — бормочу я.
Келлерер закатывает глаза и уходит, качая головой. Шон крайне заинтересован сложившейся ситуацией. Администратор отеля в шоке, но он быстро приходит в себя, чтобы сообщить пренеприятнейшие новости:
— Мистер, номеров больше нет, — участливо произносит сердобольный сотрудник. — Сожалею.
— Он со мной, — говорю я.
— Мисс, но у вас одноместный номер.
Однако, меня голыми руками сегодня не взять, я же в бешенстве.
— Вот как? То есть вы помните, что номер у меня одноместный, но не помните, что я не мисс, а доктор? Доктор Конелл, пометьте себе где-нибудь. И свои сожаления засуньте себе в задницу. По-вашему лучше выставить человека в такой шторм на улицу, чем поделиться парой квадратных сантиметров, рассчитанных, как правило, на одну персону? Приветливая итальянцы нация, ничего не скажешь.
Администратор впадает в окончательный ступор, даже заливается краской праведного гнева, а Картер хмыкает. Злость и беспокойство за судьбу отца вытеснили из меня страх перед ним. Стою в лифте, дрожу от холода, но не боюсь. В руке автоматически сжимаю диск. Интересно, Келлерер бы отдала его мне, если бы я не психанула?
Только мы оказываемся в номере, я включаю свой ноутбук и выпроваживаю Шона в душ. Не потому что склонна к альтруизму, просто хочу посмотреть видео в одиночестве.
— Там есть банный халат. Он один, но возьми его. Не хочу, чтобы твоя смерть наступила вследствие моей скупости.
Сама я сажусь на пол и смотрю запись.
А там опять Шон и Карина. Гм, и почему я не удивлена. Они вообще расстаются? Хотя, пожалуй я рада видеть ее нервозность воочию. Она заслуживает каждой минуты беспокойства!
— Ну и? Я так понимаю, она не растаяла и в твою постель не прыгнула, а то ты бы не отправится прямиком к бутылке. — Так, кажется, счет неоплаченных долгов Пани стремительно увеличивается. И пора бы мне уже начать с ним разбираться. Тем не менее, в ответ на слова Карины молчание. — Что случилось?
— Ничего. — И Картер, естественно, выпивает залпом свое пойло. Затем ныряет в бар за нераспечатанной бутылкой и несет ее в спальню. Выглядит до крайности невозмутимым.
— Ты выяснил, почему она здесь? — Ни на шаг не отстает Карина.
— Конечно, выяснил. Только это не твое дело.
— Шон, я хочу знать что ты собираешься с Джоанной Конелл делать. И я не о свиданиях, на которые ты собираешься, словно на школьный выпускной, спрашиваю.
— Ты что несешь? — устало спрашивает Картер.
— Ты трижды перевязывал галстук, хотя в первый раз у тебя получилось лучше остальных двух! Ты же с ума сходишь. Неужто ты надеешься на продолжение вашего совместного прошлого? Прошло два с лишним года, она теперь с ФБР якшается, очнись! И она из-за тебя отказала Манфреду, причем жестко, не скрывая причин. Так что там тебе ловить нечего, я…
Но внезапно Картер молниеносно быстро оборачивается:
— Я думал, что она умерла! — орет на Карину Шон. Та отшатывается от него точно так же, как я от ноутбука. Хотя это не помогает, я же в наушниках. — Ты считаешь, что все знаешь о жизни, а ты ни хрена не знаешь, Пани. Ты когда-нибудь чувствовала себя виноватой каждую гребаную минуту… Я обзванивал больницы и опознавал всех крашеных блондинок в моргах, а ты удивишься, если узнаешь сколько их дохнет по Сиднею и в пригородах. А все потому что она ушла, оставив все вещи и документы. И это была моя вина. Это есть моя вина. Доктор, который ее оперировал, который видел, что я с ней сделал, испугался за ее жизнь, испугался, что ее будут и дальше преследовать, и разрешил ей назваться именем матери. И, черт меня дери, даже если бы я знал имя ее матери, я бы никогда не догадался, что она им подпишет свою медкарту. Но, что еще хуже, имен ее родителей я не знал, мне и в голову не приходило, что это вообще может быть полезной информацией. Я не хотел о ней знать ничего. Вообще. А вот она, напротив, меня хорошо изучила. Настолько хорошо, что мою черствость она использовала против меня же. Зои Хэрроу! В карте было написано Зом Хэрроу, я сам видел!
Так что когда в американское посольство пришел запрос на выдачу новых документов на имя Джоанны Конелл, и мне об этом сообщили, я думал… нет, по-моему я даже думать был не в состоянии. Так тоже, оказывается, бывает. Я несколько месяцев жил как в аду, уверенный, что я ее не только случайно убил, но даже тело найти не в состоянии! Ты хоть представляешь какой ужас чувствовать себя беспомощным настолько? До того момента я вообще не понимал значение слова «бессилие». Так что ни хрена ты не знаешь, Пани, и не надо мне рассказывать сколько раз я перевязывал галстук, я в состоянии посчитать!
— Шон… — она стоит, обхватив себя руками. На лице шок и ужас.
— Я убью, клянусь, я убью Леклера за то, что он с ней сделал, за то, что притащил ее на Сицилию. У меня есть свои границы, переступать которые я считаю недопустимым. Я не собирался вынуждать Джоанну Конелл меня видеть снова. Но Леклер посчитал, что он вправе. По-моему настало время его разубедить.
Карина некоторое время хранит молчание, а потом спрашивает:
— Ты знаешь кто это был?
— Знаю.
— И что ты будешь с этим делать?
— Скажу Джоанне и буду любоваться, как она медленно выносит Леклеру мозг. У нее на этот счет настоящий талант. Он страстно жаждал пообщаться с Конелл? Вперед.
— И что потом? Все будет плохо или очень плохо?
— Нет, Пани, будет очень и очень хорошо, если я с большой точностью выгадаю момент, — сухо объявляет Картер.
Но Карина не промах, следующий ее вопрос очень-очень правильный:
— А будет хорошо всем или только тебе?
— Мне-то конечно. А вы уж со своим дерьмом сами разбирайтесь.
А затем его губы расплывапются в улыбке. Мечтательной. Я такого вообще никогда не видела. Чтобы Шон просто радостно, просто искренне улыбнулся? Мир сошел с ума. Но в этот самый момент шум воды в душе прекращается.
Я быстро выключаю ноутбук, диск прячу между мусорной корзиной и мешком. Ну уж туда-то Шон его искать, я полагаю, не полезет. Обдумываю услышанное. Что ж, кажется, я все необходимое уже услышала. То есть Леклер решил, будто имя Шон мне уже сказал, и поэтому полетел доставать Монацелли? Как бы там ни было, я очень рада, что эта запись существует, потому как теперь не столь сильно боюсь Картера. Да, возможно все быльем поросло, но то, что он переживал, доказывает адекватность одного небезызвестно субъекта. Это очень в тему, учитывая, что мы заперты в одном номере, а он у меня недостаточно большой, и бегать друг от друга кругами не выйдет.
Шон выходит из ванной. На нем банный халат. И, кажется, больше совсем-совсем ничего. Прочь шальные мысли.
— Пока я в душе, доверяю тебе обыскать мой номер на предмет жучков Леклера — где угодно. — Боюсь подумать куда он полезет! — Кроме ноутбука!
С этими словами я скрываюсь в ванной. Не скажу, чтобы я согрелась там, ну хотя бы потому что боюсь, что Шон все-таки решит взломать моей тридцатидвухсимвольный пароль! Я выхожу в кофте до колен и теплых гольфах. И все равно мерзну. Снимаю телефонную трубку и заказываю два горячих кофе. Можно было бы и что-нибудь алкогольное, но не в такой же компании! А Шон демонстративно невинно сидит в кресле. Рядом с ним три жучка. Один сломан, один вырван, третий просто лежит. Значит не прослушка, а что-то еще. Почти уверена, что это блокиратор интернета (видела у Шона дома подобные). То есть захочет Леклер, и останусь я без доступа к сети? Прелестно.
Сажусь на кровать.
— Леклер встречается с Монацелли, — начинаю я диалог.
— От Манфреда он ничего не узнает, — спокойно отвечает Шон.
— Он встречается с Монацелли, чтобы присвоить себе все заслуги, и моему отцу не дали помилование, Картер! — Ради убедительности я даже сажусь на самый край кровати, поближе
— Успокойся! — отмахивается Шон.
— Мне не давали просмотреть вчерашние записи, чтобы я не узнала, что ты сказал, что скажешь мне имя. Но что за момент? Чего ты ждешь? О чем говорил?
— Манфред оставит мне Бабочек. Когда мы закончим этот проект. И я смогу делать все, что захочу. — Картер тоже ради убедительности наклоняется ко мне. Халат распахивается на его груди. Мне было бы много спокойнее, если бы этого не случилось, но он даже не замечает моего смущения, только вкрадчиво шепчет: — Конелл, это расколет команду. Каждый хочет занять трон сеньора Хакера. Каждый считает, что он достоин. И, бесспорно это так, потому что сам Манфред не заслуживает даже в ногах посидеть! — Ауч! Жестко он Монацелли… — А мне нужны надежные люди, Джоанна. Мне нужна их поддержка. Я не могу потерять всех. Но, полагаю, они захотят разбежаться и начать хакерскую гонку. Надо ли говорить, что после Пентагон-скандала это очень неуместно? Тем не менее, они решатся, я уверен. Все тщеславны и считают себя неуязвимыми.
— И что ты будешь делать?
— Большая часть Бабочек, Джоанна, поддержат меня. Как бы то ни было, это факт. Но слабых Бабочек. А мне нужны сильные сторонники. Мне нужны ты — человек, которого пригласил Манфред лично и который займет мою сторону.
Я отшатываюсь.
— Шон, я не могу с тобой работать. И на тебя работать тоже. Не заставляй меня озвучивать причины.
Он тоже откидывается на спинку кресла.
— Ну давай подумаем, Конелл. Теоретически, ты можешь вернуться в Штаты и работать на ВВС США. Но ты уверена, что после подобного предательства, выдержишь? Мне не нужно, чтобы ты жила в Сиднее. Хоть в Антарктиду отправляйся, мне плевать, лишь бы Wi-Fi там имелся. Ты злишься, у тебя есть причины, но вот так взять и погубить карьеру..? — На его лоб падает зачесанная прежде назад прядка черных волос. От него пахнет моим шампунем. Это раздражает. Но еще больше раздражает, что он опять соблазняет меня моими же амбициями! — И я больше никогда не причиню тебе вреда. Обещаю.
Молния разрезает небо, и адов раскат грома сотрясает отель, заставляя меня подпрыгнуть. На фоне этого грохота стук в дверь чуть не добивает меня вконец. Забирая заказанный кофе, я борюсь с дрожью в коленях.
— Как ты относишься к бартеру, Конелл? — вдруг интересуется Шон. — Давай поторгуемся, если угодно. Не согласишься — ни хрена от меня не получишь, — хмыкает Шон, размешивая в чашке сахар. — Решайся, Джоанна, я дам тебе даже больше, чем сказал Леклеру. После того, как Манфред отдаст мне Бабочек, я передам тебе и имя, и доказательства. — Я даже задыхаться начинаю. — При условии, что ты никогда никому о моем участии не расскажешь.
— Откуда они у тебя?
— Этот разговор не для сегодняшнего вечера, — качает он головой.
Офигеть. У Шона действительно есть доказательства? То есть вот так все просто? То есть это значит, что нужно всего лишь согласиться стать Бабочкой, и у меня будет не только виновный по делу Пентагона со всеми уликами, но и роспись полковника на документах о помиловании?
— А если так, что будет с Бабочками? — шепотом спрашиваю я.
— На Марко мне наплевать. После того, как ФБР начали за нами гоняться, он попал в психушку, и доверять ему больше нельзя. Он до сих пор психически нестабилен. — Нет, я, конечно, слышала об этом, но Шон жесток. Без поправок на человеческий фактор, как всегда. Только что толку его воспитывать? — Карина? Карина моя. — Меня от такой формулировки коробит. Потому что даже спустя столько лет, при том, что делить нам с ней больше нечего, я ощущаю эту ужасную гложущую ревность. У меня, должно быть, с головой не все ладно, как у Марко. Ну что за дело мне теперь до их отношений? Никакого, и тем не менее меня бесит, что Шон одно лишь ее имя произносит! — Это я ее привел к Бабочкам, и она уйдет за мной. Пострадает, но без вопросов подчинится. Она из таких. Карина пофыркает и успокоится, утешившись соображениями возраста, статуса и тем, что у нее полный комплект в лице детей и мужа. Но Такаши — никогда. И будет прав. А я не могу его потерять. Он мне нужен. Он единственный человек из всех Бабочек, которого я по-настоящему уважаю. Он хорош.
— Но ты лучше.
Шон кивает.
— Да, Конелл, именно потому что ты в это веришь, я и прошу тебя на меня работать.
И что мы имеем в сухом остатке? Шон предлагает мне жизнь отца и работу мечты, охотно поддерживая легенду, будто меня последняя нисколько не интересует, хотя мы оба прекрасно знаем, что это не так. Вот если бы еще мне не пришлось работать именно с Шоном… Но глупо отпираться, он уже победил. Без доказательств мои догадки гроша ломаного не стоят. Так что нет, мне не хочется иметь дело именно с Картером, но все равно я медленно протягиваю ему руку для пожатия.
— Спаси моего отца.
А дальше мы сидим в тишине при тусклом освещении и пьем кофе. Буря не утихает. Я уношу чашки в ванную, переодеваюсь в пижаму и возвращаюсь в комнату.
— Ты можешь остаться, пока шторм не утихнет. Я сейчас ложусь спать. — И половину своих жизненных сил я трачу на следующее предложение: — Ты тоже ложись.
Почему в одноместных номерах ставят двуспальные кровати я, наверное, никогда не пойму. Но сегодня впервые в жизни мне пригодилась эта странная особенность. Шон Картер есть Шон Картер. Его не надо десять раз просить. Он преспокойненько занимает одну из двух сдвинутых вместе кроватей и растягивается на ней во всю длину. Какая-то часть меня надеялась, что он откажется. Но этот человек с ощущением неловкости не знаком.
Лежу к нему спиной. Не могу уснуть, потому что рядом Шон. И мне очень тревожно. Даже когда мы жили вместе я не спала в его постели, а уж теперь, после всего, что с нами было, после той ночи и трех лет, что мы друг друга не видели, мне крайне неспокойно. И я не уверена, что мое предложение о совместном ночлеге он воспринял правильно… Но вдруг его пальцы чуть приподнимают край моего спального топа на спине и касаются вереницы рубцов. Я вздрагиваю и закусываю подушку, чтобы сдержать рыдания, стараюсь лежать максимально неподвижно. Но, думаю, судорожное неровное дыхание все равно меня выдает. В темноте скрыться намного сложнее, чем кажется. Ночь — настоящий подарок для всех органов чувств, кроме зрения.
Ни один из нас не говорит ни слова. Наконец, Шон убирает руку и притворяется, будто его и нет. Но мне требуется несколько часов, чтобы в это поверить и уснуть.

Утро застает меня солнечными лучами. Я сажусь в кровати и поворачиваюсь к окну с улыбкой. Я никогда не перестану радоваться солнцу и свету. Вот только мой взгляд натыкается на Шона. И я тут же кисну.
— Доброе утро, — говорит он, издевательски приподнимая одну бровь. Но вместо ответа я чихаю. Ненавижу мужчин, которые в шторм разъезжают на своих красных бьюиках, заставляя дам в беде переживать еще и за сохранность их жизней. А правда, чего это я выскочила на улицу? Наверное, да, я за него волнуюсь. Почему? Потому что есть мужчины, которые нас определяют. Шон меня определяет, плохо это или нет, я не знаю. Думаю, это не плохо, а настоящий кошмар.
— Я на пробежку, — говорю я, запихивая ноутбук в рюкзачок. Не оставлю его с Шоном в одном номере.
— Я не собирался его трогать, — раздраженно замечает Картер.
— Нельзя же исключать вариант, что тебе станет скучно. Давай сюда кредитку, я куплю тебе одежду.
Брови Картера ползут вверх. В глазах застывает явная насмешка.
— И не надо на меня так пялиться. — Стою перед зеркалом и убираю волосы вверх. Затем натягиваю эластичную ленточку поверх своей не особенно изящной прически. После пробежки вымою и уложу волосы как подобает типичной Джоанне, после ухожу в ванную переодеваться. Пусть пока Картер переваривает услышанное.
Картер сидит за столом, в руках крутит кредитку.
— Ты угадаешь мой размер, Джоанна? Или нуждаешься в напоминании? — многозначительно спрашивает Шон.
— Я не собираюсь тебе подбирать вечерний костюм. Уверена, что ты переживешь, если вещи не сядут по фигуре так, как ты привык, — с легкостью игнорирую я все поползновения.
Я закидываю на плечи рюкзачок и покидаю отель. Шторм не пощадил нас. Линии электропередач во многих местах оборваны, по некоторым улицам сходят настоящие селевые потоки, такое впечатление, будто прошел целый тайфун. Моя пробежка носит очень избирательный характер, так как в некоторых местах приходится долго искать обходной путь. Не побегаешь особо, прискорбно. И магазины преимущественно закрыты, но один работающий мне найти удается. Покупаю мужские джинсы и футболку. Продавщица несколько раз смотрит на мою руку, удостоверяясь что кольца там нет и никогда не было. Начинаю ненавидеть итальянцев. Я и забыла, что у них не особенно эмансипированные порядки. Не станешь же ей объяснять, что я покупаю тряпки для мужчины, который попал в шторм, а раньше был моим любовником?
Мне звонит отец. Слышал о случившемся. И пока продавщица ищет нужный размер, говорю по телефону.
— Пап, все в порядке. Ты не говорил с мамой? Она знает где я?
— Я сказал, что у меня неприятности. И сказал, что ты на Сицилии, но она не связывает эти два события.
— Хорошо.
— Ты не передумала?
— Все будет хорошо. Мне помогут, пап, — говорю я.
— Ладно, Джо, будь очень осторожна. Эти люди не такие хорошие…
— Я не доверяю ни одному. Но Шон может помочь…
— Люди не меняются, Джоанна. Если он однажды тебя обидел…
— Если для того, чтобы спасти тебя мне придется всего лишь обидеться, уверена, я это переживу. Но одной мне не справиться. Ты просто держись, па, и не делай глупостей. Ты это умеешь. А я буду делать то, что умею я… — пытаться обаять всех подряд, отводя от себя многочисленные подозрения.

25 Май 2015 12:14

Какая чудесная глава! Сколько в ней о переживаниях и волнениях Шона! Карина в этой книге раздражает почему-то) хотя и в прошлых иногда тоже раздражала Laughing

И опять же про столешницу - даже агенты фбр поняли, к чему Шон говорил про столешницу. А Джоанна нет. А может просто не хочет понимать, чтоб не вернулись чувства к Шону
___________________________________

--- Вес рисунков в подписи 227Кб. Показать ---

25 Май 2015 14:07

Aydan писал(а):

Какая чудесная глава! Сколько в ней о переживаниях и волнениях Шона! Карина в этой книге раздражает почему-то) хотя и в прошлых иногда тоже раздражала Laughing

И опять же про столешницу - даже агенты фбр поняли, к чему Шон говорил про столешницу. А Джоанна нет. А может просто не хочет понимать, чтоб не вернулись чувства к Шону

Спасибо!))) И Карина в этой книге раздражает по авторской задумке)))

25 Май 2015 16:58

Я так и подумала. Не раз замечала этот прием, когда в серии книг герои из прошлых произведений кажутся уже не такими интересными и раздражают даже. На то они теперь и второстепенные Laughing

___________________________________

--- Вес рисунков в подписи 227Кб. Показать ---

25 Май 2015 20:08

» Глава 6

Кибербог
Семь лет назад
В тот понедельник я зашла в здание университета, и все вокруг как-то странно притихло. Казалось, даже время остановилось. Все на меня пялились. ВСЕ! Я будто на приборном стекле под микроскопом оказалась! Мои ноги отказались слушаться, но Керри схватила меня за локоть и потянула вперед. И только когда мы оказались вне зоны видимости сотни глаз, она позволила мне привалиться к стене и отдышаться.
— Тихо, — я затравленно на нее посмотрела. — Тихо. А чего ты ждала? Ты у нас теперь первая леди.
— Прошло всего два дня! И выходных! Так откуда все знают?! — возмутилась я.
— Этот слух пустила я, пока Хелен не начала трепать что похуже. Так что теперь ты — скромная королева, а она — злобная узурпаторша.
У Керри весьма специфический взгляд на некоторые вещи. Королева? Серьезно?
— А как же… Аарон? — вдруг вспомнила я о том, что у меня вообще-то как бы парень на горизонте замаячил, и я его вот так жестко, получается, продинамила… и даже не объяснить! Вот же закон подлости!
Мы с Керри дружно потупились. Мне даже захотелось пойти и помыться, чтобы вернуть себе сверкающий блеск после того, как вывалялась в грязи. Но умом я понимала, что рано. Об меня теперь все, кому не лень, ноги вытрут!
Пока мы с Керри болтали и обсуждали сложившуюся ситуацию, я чуть не опоздала на пару Шона. В последний момент прошмыгнула в аудиторию и вытащила нетбук. Включая его, я не учла, что у меня не отключен звук, и когда он запел приветствие на всю аудитории, покраснела. Опасливо взглянула на Шона, убавила громкость и села, скрестив руки на коленях, ну образец смирения. И только тогда я заметила, что на этот раз не одинока, и рядом со мной сидит Хелен Амберт. Что-то было с этим не так. Несколько раз она задавала уточняющие вопросы, старательно обращая на себя внимание. На третий раз Шон предложил ей выступить на следующей паре с докладом по столь сложной и непонятной теме. Разумеется, детально в ней разобравшись, так как у него нет времени вдаваться в курс программирования до самых азов. Народ захихикал. Но я молчала, потому что внезапно поняла, что делает Хелен. Если раньше ректор был недосягаемой высотой, то теперь, когда он спустился на землю грешных студенток, и Хелен решила постоять за род не крашеных не блондинок.
Ревновала ли я? Да, конечно. Я буду ревновать все, что принадлежит мне, иначе очень скоро останусь у разбитого корыта. Шон диктовал, а мне тяжело было сосредоточиться, так как я злилась на Хелен. И все ждала, когда же он сделает мне хоть какой-то жест, обратит внимание, попросит задержаться после пары. Но ничего подобного не произошло. И я отправилась на остальные пары, возмущенная до предела. Говорят, что отношения — это приятно. Но лично я никогда не чувствовала с мужчинами легкости. Я видела маму и других женщин, для них брак был радостью, но ни на одну из них я сама не походила. У меня вечно существовали какие-то условности и ограничения, заставлявшие подстраиваться и втискиваться в рамки. Уменьшаться. Быть то менее амбициозной, то менее заинтересованной. Изматывающее, скажу я вам, занятие.
Я прилежно занималась до позднего вечера. Изучала книги, решала задания. Рядом лежал телефон, и признаков жизни он не подавал, а ведь я так ждала. Мы с Шоном обменялись номерами, но он не звонил. А я боялась набрать номер первой, не из гордости, а потому что подозревала в собственном новоиспеченном ректоре тирана, которому не понравится мой звонок.
Не знаю как я дожила такими темпами до среды, не ворвавшись в его кабинет, не потребовав срочных объяснений и не напомнив о нашем уговоре.
Я не для него наряжалась часа два утром. Ну конечно нет, просто мне хочется быть красивой. И определенно эти светлые блестящие локоны, спущенные на одно плечо совершенно не для него. И то, что я смешала три помады, чтобы добиться желаемого оттенка тоже не имеет к Шону Картеру никакого отношения. А короткая юбка? Да вы что! Просто я купила себе новые красивые колготки, которые необходимо продемонстрировать…
— Это не для него, — бросила я зеркальному отражению ухмыляющейся Керри.
—И кого ж тогда ты собралась соблазнить сегодня? Я начинаю завидовать легкости, с которой ты это делаешь, — хмыкнула Керри, старательно разлепляя склеившиеся от туши реснички.
— Очень смешно. Я наряжаюсь для себя!
— А знаешь, Love Mississippi, ты сегодня вечером меня не жди. Я намереваюсь найти себе тоже какого-нибудь себя, — улыбнулась Керри и шутливо дернула меня за волосы. — Хотя, тебе бы я тоже посоветовала с самой собой задержаться. А то ты уже три дня себе места не находишь, уверенная, что ты сама себя же и забыла!
Я лишь фыркнула и поспешила ретироваться в коридор подальше от подруги, которая определенно взяла след и теперь не отстанет! Однако, поскольку процесс любования собственным отражением не закончила — приватизировала зеркало при входе. Там я уж и с одной стороны на себя полюбовалась, и с другой, и поулыбалась, и волосы взбила по тысячному, наверное, разу. А что? Главное самой себе нравиться, и я не о том, что имела в виду Кэрри! Но вдруг я почувствовала, что за мной наблюдают, повернулась и встретилась взглядом с Аароном. Ох, лучше бы я ушла и побыстрее.
— Привет, — опустила я глаза. Но он не поздоровался в ответ.
— Для него наряжаешься? — даже не пытаясь скрывать обиду, спросил он.
— Нет, просто все запуталось, — выдавила я. И вдруг поняла, что звучит как наибанальнейшая отмазка!
— Угу, — кивнул Аарон. — Так всегда говорят. А ведь Хелен была права, да? Ты с ним переспала, чтобы остаться в университете.
— Нет! — воскликнула я. Однако меня уже никто и слушать не собирался.
— Ну, он, должно быть, остался доволен, раз теперь вы начали встречаться. Но ты-то что в этой ситуации нашла? Или ты ради блестящего будущего на что угодно и кого угодно согласишься? Он же тебя на сколько, говоришь, старше?
— Перестань, — устало ответила я. — Ты не понимаешь. Я не смогу тебе объяснить.
— Потому что все именно так, как я говорю.
— Нет, Аарон…
— Не бойся, я не собираюсь как Хелен кричать об этом на каждом углу, просто… это отвратительно!
— Мне он нравится. Он умный и… и симпатичный. Так что в этом отвратительного? Да, так уж случилось, что он еще и ректор, который устроил мне прессинг, но… Аарон, прости, я знаю, что тебя обидела, но это правда. Шон мне нравится.
— У него виски седые!
— А вот и нет!
— Через несколько лет будут!
— Он не такой уж и старый! Ну, может, лет на десять старше. Определенно не дедушка. Так что прекрати его оскорблять!
— Ты во всем такая, Джо. Если ты что-то для себя решила, до тебя не достучаться. Я тебе не пара? Ладно. Но этот бесчувственный робот — тоже. Знаешь, по университету ходит слушок, что он предпочитает умненьких иностранок, чтобы потом не задерживались…
— Все, я ухожу.
И действительно ушла. Мне были слова Аарона неприятны, а потому я предпочла его не послушать. Я была дурой. Аарон был потрясающим парнем, он сумел меня простить и остаться другом до самого выпуска из университета, но мне было девятнадцать, я идеализировала и мир, и людей. А сквозь призму розовых очков Аарон на фоне Шона Картера он совершенно не смотрелся.
Я села на первую парту перед Шоном и посмотрела на него.
— Доброе утро, профессор Картер, — пропела я, заставляя его если не ответить (как он обычно это делал), то хотя бы внимание на себя обратить. Он действительно поднял на меня глаза, но вдруг кивнул и ответил:
— Если оно у вас доброе, мисс Конелл, то пусть так.
В аудитории повисла тишина такая, словно случилось что-то почище второго пришествия! А я не сдержалась и улыбнулась. Знала, что Шона, скорее всего, это взбесит, но не сдержалась. Я вообще человек улыбчивый.
— Задержитесь после пары, — вдруг сказал мне Шон. На мою улыбку он никак не отреагировал, что, вероятно, являлось знаком хорошим.
А после пары он вручил мне какую-то бумажку. Я не поняла, что это, но Шон соблаговолил пояснить, что это его адрес, по которому он меня ждет вечером… Надо ли говорить, как счастлива я была?

Разобрала загадочные каракули Шона я опять же с помощью Керри. Та даже изволила пошутить, что я слишком старательная студентка и слишком мало конспектов переписываю у одногруппников. Ладно, продолжим, ровно в семь часов вечера я стояла на ступеньках небольшого двухэтажного домика с деревянными перилами и звонила в звонок. Здесь было на редкость уютно, но чуточку пусто, что в Сиднее редкость. Наверное, все дело в том, что дом находился на краю города. Ведь то, что Шон пригласил меня домой — знак хороший, правда? Точнее… это был бы хороший знак, если бы мне открыли. Я снова позвонила. Потом постучала. Но результат сих манипуляций был тот же — нулевой. Я подкралась к гаражу и исхитрилась увидеть в найденную щелочку, что машины нет. То есть он не просто так не открывает, его действительно нет. Ладно, подожду. Я села на ступеньки и включила плеер.
На улице было холодно, я была одета скорее сексуально, нежели тепло, и потому первые полчаса безбожно мерзла, а потом, видимо, настолько окоченела, что даже перестала замечать. Несколько раз я позвонила Шону на мобильный, но трубку он не взял. Может, мы неправильно разобрали адрес? С таким почерком ему и шифровальщик не нужен! Черти что!
Я ждала. И ждала. И ждала. Почему ждала — не знаю. Может быть, потому что не хотела, чтобы Керри знала, как все ужасно, может быть, потому что мне эта шоковая терапия была нужна, и я это понимала. Но, так или иначе, машина Шона появилась на подъездной аллее в четверть десятого. К тому моменту мои руки были синего цвета. Шон деловито припарковал в гараже свою мазду, вышел, закрыл с брелока дверь гаража и только затем увидел меня… Его брови взметнулись вверх. Не ждал.
— Надеялся, что ты уже уехала, — сухо
— Зачем пригласил, если надеялся что я уеду? — поинтересовалась я. Нет, я собиралась ему устроить скандал, но так замерзла, что сил не осталось даже на это. Почему я не уехала? Наверное, потому что я тогда еще на что-то надеялась!
— Мне нужно было задержаться на работе, — он прошел мимо и стал открывать дверь.
— Ладно, — кивнула я и прошла за ним следом в дом.
Было темно, и я ничего не разглядела. Он стал снимать пальто, и уже направился к шкафу, чтобы его повесить, но я не позволила, я шагнула к нему и прильнула к его груди.
— Мне холодно, согрей меня, — прошептала я.
— Джоанна, ты должна была уехать, — устало пробормотал он. Но я лишь крепче прижалась к нему. Он чуть приподнял голову и коснулся подбородком моей макушки. И обнял.
— Согрей меня, — повторила я.
Не знаю почему, он мне показалось, что согласился он неохотно, наверное, подумывал таким образом проучить меня за то, что я осталась… С ним вообще не существовало равновесия, он меня обижал, потом успокаивал и наоборот, если он что-то делал для меня, потом я получала за это пощечину. Если это был такой способ держать меня на почтительном расстоянии… что ж, это работало.
На следующий день слегла с температурой тридцать восемь, адским насморком и ангиной. Керри, конечно, прелесть, но на этот раз смылась куда-то подальше от заразной соседки по комнате, а Шон даже не позвонил, чтобы поинтересоваться моим самочувствием. Хотя мог бы и догадаться, что я заболела после его «гостеприимства». И за день до моего выздоровления эта скотина смылась в Италию, к Манфреду Монацелли.

Прошло две недели с тех пор как мы виделись в его доме. В понедельник все прошло без проблем и эксцессов. Только я дико обижалась. В среду он, кажется, понял, что я скоро взорвусь как чайник, в который забыли налить воды, сел рядом со мной на практикуме и начал учить в своей неповторимой манере.
— Что вы делаете? — фыркнул он. — Нарочно пытаетесь замедлить программу? — изогнул он бровь. — Зачем вы все это наподключали? Если у вас есть лишняя планка оперативной памяти, — хмыкнул он, взглянув на мой крошечный и далеко не самый быстрый нетбук. — Подарите ее мне.
Я покраснела почти до состояния своего любимого девайса, а Шон не отстал.
— Отключайте все. И консоль.
— А куда я буду выводить данные?!
— В файл, — как на идиотку посмотрел на меня Шон. — И считывайте его другой программой.
— Еще одной?! И это, по-вашему, быстрее? — рявкнула я.
— Для исполнения каждой из них — разумеется. Не для вас, конечно, но дело ведь не в трудозатратах, а результате. Не жалейте себя никогда, мисс Конелл, — хмыкнул Картер. — Да, я видел ваши ведомости, мисс Конелл. Впечатляет. Но если вы вообразили себя крутым программистом, сверните эту улыбочку, вообще рот закройте и вспомните, что скромность украшает. И вас, и код.
Я вспыхнула и зло уставилась на собственный компьютер. Надеялась, что уйдет. Нифига! Он только ближе ко мне наклонился и шепнул в ухо:
— Пиши, Джоанна.
Мне оставалось только подчиниться, в то время как Шон ни на мгновение не отвел глаз от моего монитора. Когда я закончила со второй программой, он мне кивнул, отставил стул и пошел искать следующую жертву. К концу пары нагоняй получили все. А под конец пары он снова сказал:
— Загляните ко мне часиков в семь, мисс Конелл.
У меня аж челюсть отвисла, так как в аудитории мы были далеко не одни. Это, значит, вот как он мою ширму воспринял?
— Я, пожалуй, откажусь. Не совсем еще выздоровела, — огрызнулась я.
— Хотите сказать, я помешаю вашему выздоровлению?
— Разумеется, нет. Но заболела я потому три с лишним часа на ступеньках дома ждала вас, вследствие чего и заболела, — тихо прорычала я.
— Я работал, у нас с Манфредом большая разница во времени и всего несколько часов, в течение которых мы можем что-либо обсудить, — совершенно невозмутимо пожал он плечами.
— Я и не говорю, что вы не работали, сэр. Я только говорю, что можно было бы позвонить и предупредить, чтобы я не сидела на холодных ступеньках, гадая, правильно ли разобрала кое-как накарябанный адрес.
— Вы могли бы уехать, вас никто к моему крыльцу не привязывал!
— Я. Не знаю. Почему. Осталась. Но чтобы рецидивов не было, предпочитаю к вам больше не ездить вовсе!
Внезапно Шон достал из кожаного портфеля для ноутбука стикер и ключи и начал что-то писать. Но когда он протянул все это мне, я даже слов не нашла.
— Код от сигнализации и имя собаки. — Не знаю, как я все это взяла, у меня даже пальцы дрожали! — Постарайся к семи не опоздать, у меня запасного комплекта ключей с собой нет. Этот оставь себе, он твой. Если задержусь, свари себе кофе.
— Я не люблю кофе.
— Для программиста это непростительная черта, мисс Конелл. Полюбите.
В семь часов я снова стояла около дома Шона Картера, глядя на него с не меньшим испугом, нежели на владельца. Собака Шона, конечно же, должна была быть огромным злющим доберманом. Почему я ее в прошлый раз не встретила? Не пришлось бы гадать. Я открыла дверь и бросилась к сигнализации. Набрала код, уверенная, что Шон меня обманул, и сейчас приедут копы. Но все прошло гладко. Кроме того, что за спиной раздалось рычание.
— Ох… — это был не доберман, а лабрадор. Милый песочный лабрадор, который, очевидно предпочитал крашеных блондинок на обед. Не удивлюсь, если Шон и впрямь парочку таких, как я, своей питомице скормил. — Привет, Франсин, — прошептала я. Но собаке это не понравилось.
В конечном итоге мне пришлось пробраться бочком к холодильнику и своровать оттуда колбасу. Я попыталась кормить Франсин с руки. Первый раз было ужасно страшно, потом стало получше, а через пять минут собака радостно виляла хвостом и глядела на меня преданными влюбленными глазами. Я ее кормила, гладила, чесала живот, разговаривала и расчесывала пальцами мягкую шерсть. Тем и занималась, пока в дверь не позвонили. Шон опоздал всего на пятнадцать минут. Реабилитировался, наверное. Я даже собралась открыть ему дверь, но собака обняла лапами мою ногу и злобно зарычала, не отпуская. Ей колбасы и ласки вместо хозяина, пожалуйста.
— Иду! — крикнула я и потянула собаку за собой, «на буксире». Эта псина ко мне точно приклеилась. А я… ну я, эм, вообще собак побаиваюсь. В общем, добиралась я долго, боялась, что меня тяпнут. Вопрос только кто именно. Когда я открыла Шону дверь, Франсин все еще висела как клещ на моей лодыжке. И чтобы меня гарантированно не укусили, почесала собаку за ухом. В целом знакомство прошло отлично, без потерь (колбаса не в счет). — Пусти меня, Франсин.
Шон буквально столбом застыл от такого зрелища. Он просто стоял и смотрел на нас, кажется, потеряв дар речи.
— Франсин. — Я снова потянула ногу, но та зарычала и крепче обняла меня лапами. — Ну же, отпусти.
Шон гневно шагнул к собаке, присел, и я подумала, что он ее ударит или что-нибудь еще. Но тут Франсин оставила в покое мою ногу, встала на плечи Шону лапами и попыталась лизнуть его в лицо, радостно погавкивая и поскуливая. Шон, однако, облизать себя не позволил, только ее потрепал питомицу по шее.
— Пойдем, я тебя накормлю…
— Да она, вроде как, накормленная…
— Чем?
— Колбасой. Она на меня рычала, и я…
— Ясно, — фыркнул Шон.
— Франсин? Ты назвал собаку Франсин? — Это в моей голове вообще не укладывалось.
— Мой отец.
— Оу, он тебе ее подарил?
— Он погиб. Собаку взять было некому, а усыпи я ее, отец бы мне и с того света голову открутить ухитрился.
— Мне жаль.
— Угу, я знаю, что положено говорить в таких случаях.
— И у тебя больше никого из родных?
— Никого.
— Я правда могу оставить себе ключи? — Ну а что? Он был прав, я не чувствовала сожалений по поводу смерти Картера-старшего. А младшего жалеть не видела смысла.
— Да. Они твои.
Я ему улыбнулась, он скривился, развернулся и пошел умываться.
— Ты покажешь мне дом?
— Охотно.
Вот только он не зашел ни в одну комнату, пока вел меня по коридору до самой последней двери.
— Моя спальня. Заходи и чувствуй себя как дома.
Это было ну просто восхитительно грубо.

Окончательно моему отцу приказали возвращаться в Штаты в конце августа. Это означало, что в Южном полушарии у меня не оставалось ни одного родного человека. Это была жуткая мысль. Пребывая в США, я всегда знала, что в крайнем случае мне есть куда податься, а отсюда нужно сначала пролететь тысячи и тысячи миль. Не говоря уже о стоимости билетов… в общем из-за этих новостей я растерялась.
Они вылетали из Сиднея в выходной, и мы решили истратить друг на друга каждую оставшуюся минутку. За время пребывания в Австралии они уже несколько раз были в этом городе… в моем городе, но я знала, что папа и мама не так прикипели к нему, как я. Не знаю почему, но, в отличие от них, мне Сидней понравился с первой же минутки. Думаю, если бы не это обстоятельство, университет кибернетики имени Бенжамина Картера никогда бы не приобрел одну потрясающую студентку-американку. А это я к тому, что смотреть красоты и достопримечательности родителям было не очень интересно, и мы решили посидеть в ресторанчике с потрясающей кухней, где мама могла бы найти какой-нибудь новенький сногсшибательный рецептик.
И вдруг, стоило папе отойти, как мама завела со мной серьезный родительский разговор.
— Ханна, ты изменилась, — сказала она. О да, так зовет меня только она. По ее мнению, каждый должен иметь домашнее милое прозвище, а Джо — имя для мужчины. — У тебя кто-то появился?
— Да, — кивнула я, морально готовясь к нравоучениям.
— Ты должна быть осторожна, деточка, мы тебе издалека ничем помочь не сможем. Кто он такой?
Я мысленно проштудировала список личностных качеств Шона, попыталась понять, что из этого не доведет маму до истерики в рекордное время. И, надо сказать, если исключить некоторые странности в наших с ним взаимоотношениях, список получился очень даже представительный! И это моей амбициозной душонке пришлось по вкусу.
— Ну, он взрослый и серьезный. Уже многого достигший, мам. Все будет хорошо.
— Ты любишь его?
— Мы не так долго знакомы, пока нет. Но он мне нравится.
Это было ключевой фразой той эпохи моей жизни. Я говорила пока, уверенная, что настанет момент, когда это слово уйдет в небытие. И, разумеется, любовь подразумевалась счастливая и взаимная. Чуточку я мечтала быть миссис Картер, но не позволяла мечтам выйти дальше, чем из разряда «не исключаю такого итога, но никому не скажу». Я была уверена, что в конце концов сумею разбудить Шона, ведь в любовных романах за неумной страстью всегда следуют свадебные колокола. Правильно? Правильно.
— И сколько ему лет? — насторожилась мама, узнав, что Шон «старше». А, стало быть, не зря после разговора с Аароном биографию собственного бойфренда я выучила назубок.
— Двадцать восемь, — осторожно сказала я. Это означало, что у нас девять лет разницы. А мама с облегчением улыбнулась.
— Ну, не такой уж и взрослый.
— Взрослый, мам, ты просто с ним не знакома. Ему с тем же успехом могло быть и тридцать восемь, — шутливо сказала я, хотя все это было правдой. Но маме уже было не до того, в ней проснулось банальное женское любопытство:
— Он красивый?
— Ну… да… Только я с ним не поэтому.
Гхм, маме не стоило объяснять, по каким причинам я встречалась с Шоном. Не думаю, что она желала бы для своей дочери подобного. Не скажешь же, что мам, я увязла в этой истории по самые уши, и выбора не осталось… Я решила, пусть лучше думает, будуто я встречаюсь с симпатичным и перспективным парнем, вместо того, чтобы знать, что я всего лишь сплю с пугающе сексуальным лучшим хакером мира. Я ей о нашей жизни почти не рассказывала, а когда она расспрашивала — приходилось придумывать или выцеживать из пальца.
— Ханна, все равно осторожнее. — То ли чувствовала она, то ли просто переживала за меня, я не знаю. Но она, как и все мамы, была права.
А на следующее утро они с папой улетели. Родные и любимые. И оставила меня жизнь одну-одинешеньку на растерзание Шону Картеру.

Мы с Шоном встречались уже месяц. Ровно. А, потому, по такому поводу я пришла к Картеру с шампанским и двумя бокалами (которые взяла напрокат у пьянчужки Керри). Разумеется, мой порыв так и зачах на корню (как всегда). Но! Прошу заметить, что ради разнообразия виной тому был не Картер. Точнее Картер, но не тот, о котором вы подумали. И началось с того, что когда я постучалась в дверь домика Шона, открыл мне незнакомый высокий парень с каштановыми волосами. Очень раздраженный высокий парень с каштановыми волосами.
— Аааа… ээээ… Шон где? — окончательно смутилась я.
Вот, клянусь, если бы мне после всех уже состоявшихся сюрпризов объявили, что этот дом принадлежит не Шону Картеру, я бы вот ни капельки не удивилась. Это не значит, что я адекватно отреагировала бы, нет, скорее всего, я бы начала орать и бросила бы Шона на глазах у всего университета уже на следующий день, но я бы не удивилась. А вот уже потом начала бы думать что наделала и как открутиться от неизбежного отчисления.
— А ты кто? — грубо спросил парень. Но я же такая я, и не могла просто назвать имя, меня же он взбесил!
— А ты?
Он оказался и умнее, и сговорчивее:
— Джастин Картер, — ответил он без возражений.
И у меня отнялся дар речи. Кажется, Шон говорил, что у него нет родственников…
— А я уж было надеялся, что ты ушел, — раздраженно пробормотал Шон, появляясь в коридоре. Ну то есть для этого осла как бы вовсе не неожиданность, что у него есть брат-племянник-или-кто-он-там, и это притом, что он сказал, будто родных у него нет. И почему он выставляет этого парня из дома? Уж не из-за меня ли? — Впусти ее уже, я с ней сплю. — Вот еще одна радость жизни вдогонку, нет, они меня сговорились добить? У меня окончательно отнялся дар речи.
— Она не похожа на проститутку. — Вот она где была, конечная станция поезда под названием «шоковая терапия».
Губы Шона сложились в такую улыбку, что я вознамерилась размахнуться и один бокал о голову одного Картера, второй — о голову другого. С Керри потом стану объясняться. Полагаю, она даже мне посочувствует, и мы коллективно выпьем. Из чашек.
— Ясно, она и не проститутка, — видимо, заметил выражения наших лиц Джастин.
Ой, да неужели?! Вот уж никогда бы не подумала! Интересно, сколько еще у Картеров подобных родственников-уродов? Надеюсь, от встреч с остальными меня провидение убережет!
Но нет же, Джастин так и не угомонился, он решил, видимо, что мне и этого мало!
— Ну раз ты не проститутка, то ты иностранка. И я уже все про вас знаю. Хорошенькая и умненькая, но вы вместе недавно. И поэтому пока еще не живете под одной крышей. Но скоро это изменится, так как Шон у нас один быть не любит. Жаль только, что его романы всегда неудачно заканчиваются.
— Романы? — ровно поинтересовался Шон. Будто это слово было ему незнакомо в принципе.
— Ну да, была тут такая рыжая красотка, прожила в этом самом доме два года. И бросила тебя ради одного наркомана.
Это было так неприятно слышать, самой захотелось выгнать Джастина взашей. Шон, однако, смолчал. Не отвергал, не спорил, а ведь он всегда этим занимается. Тревожный звоночек. Нет, тысяча тревожных звоночков. Я уже было начала разворачиваться, чтобы уйти и позволить Картерам выяснять отношения наедине, но тут услышала нечто, что заставило притормозить и пересмотреть поведение Джастина.
— Я не дам тебе денег, — сообщил Шон.
Хм, надеюсь это все-таки Джастину. А то я уже и проституткой сегодня побывала, и вообще каждый визит в дом Шона — как игра в рулетку!
— Это деньги отца, не твои! — возмутился Джастин.
— Проваливай, — буднично посоветовал ему Шон, развернулся и скрылся в гостиной.
А мы с Джастином так на пороге и остались. Ему, вроде как, велели свалить, мне, вроде как, вообще даже приветственных слов не сказали.
— Так ты его… хм…
— Я с ним вроде как встречаюсь, — раздраженно скрестила я руки на груди, ухитрившись и вид грозный принять, и хрупкую аммуницию не разбить.
— Ну-ну, посмотрим сколько ты продержишься. С этим паразитом.
И ушел. А я, наконец, получила возможность войти в дом. Прошла в гостиную, поставила на пресловутый стеклянный столик шампанское и бокалы и стала дожидаться, когда Шон поднимет глаза от ноутбука. Только он этого не сделал, просто буркнул:
— Я не стану с тобой спать сегодня. Я занят.
— Ну тогда я просто… посмотрю.
— Нет.
— Да!
— Чего тебе надо?
— Сесть рядом и посмотреть в твой экран!
— Будто ты что-то поймешь.
— Это уже не твои проблемы.
Шон раздраженно взглянул на меня и пожал плечами. А я присела рядом и постаралась сделать вид, что меня нет. Постаралась не мешать. Но, вообще-то, когда Шон был увлечен кодом, он вообще больше никого не замечал. Так что мера была перестраховочная.
А печатал он быстро. Его пальцы на мгновение зависали над клавишами, а потом продолжали свой причудливый танец. Она умел на одном дыхании выдавать сложный код целыми фрагментами. И таким прекрасными в своей организованности и сложности, что я могла лишь мечтать, чтобы у меня хоть когда-нибудь мозги заработали так же. Сложно ли мне было сидеть и вникать? Поначалу — практически невозможно, я начинала зевать, возиться, быстро уходила (да-да, я не один раз сидела, прилипнув к монитору Шона точно пиявка), а потом привыкла. Я смотрела и впитывала его мастерство и даже образ мышления. Потому что он взаправду творил. Он был творцом чего-то невообразимого.
Мы живем в реальности, где миром правит Бог. Уж есть он или нет — не знаю. Но это наше пространство, и мы есть нечто, подчиняющееся чьим-то законам, прописанным свыше. Законам Бога. Но еще есть киберпространство. Шон Картер, открывающий новый проект, был творцом наравне с Богом. Он мог все. Любая идея, приходившая ему на ум, легко и просто программно реализовывалась. И я сидела рядом и думала, а что если мы тоже есть всего лишь попытка неудачника-программиста? Что если компьютер, который нами управляет, попал в руки не к Шону, а к Джоанне, и потому мир так несовершенен? Если бы человечество попало в руки Шона — мы бы стали чистым идеалом, без депрессий и сомнений, без ошибок и нелепых случайностей… Так что если в киберпространстве существовал Бог, то его звали Шоном Картером. Каким бы гадом он не был, его гениальность воистину неоспорима. И это была вторая причина, по которой я не могла торжественно хлопнуть дверью домика на окраине Сиднея аж целых четыре года.
Однако, тем вечером я приобщилась к миру Шона Картера еще одним способом: посредством телефонного звонка. Шон либо не слышал трелей, либо решил не слышать. Звонке на десятом я не выдержала:
— Я могу ответить?
— Ответь, — вполне миролюбиво бросил мне Картер.
Ну я и сняла трубку, поздоровалась. Молчание. А потом на ломаном английском у меня поинтересовались правильно ли попали в дом Шона Картера. Я попыталась попроще объяснить, что все в порядке, и, видимо, объект звонка понял, что происходит, оторвался от ноутбука, подошел ко мне и забрал трубку. Так я познакомилась с Александром Елисеевым — человеком, ради которого Шон соизволил отлепиться от ноутбука.
Разговаривали долго, а я все это время посматривала на часы. Было уже очень поздно, если бы Шон меня выставил на улицу, я бы навряд ли поймала автобус. Но ведь он не предлагал мне остаться на ночь. Но я, признаться, хотела задержаться и решила рискнуть. Кусая губы, дожидалась, когда закончится разговор, очевидно, на русском.
Наконец, трубка была повешена, и Картер повернулся ко мне. Он выглядел задумчивым. Взглянул на шампанское и бокалы, потом — на меня.
— Праздник?
— Да, Шон, праздник. — Но я вдруг почувствовала, что мне не стоит озвучивать, какой именно. — Выпьешь со мной?
Шон посмотрел на бутылку, потом на меня. В тот момент я поняла, что он что-то задумал.
— Выпью. Пойдем со мной, — сказал он, подхватывая бутылку, и отвел меня в спальню.
Шампанское пила только я. Картер предпочитал алкоголь покрепче. И кроме этого я помню только то, что было безумно хорошо. Я проснулась наутро в его постели и чуть не его объятиях. Естественно, я посчитала это добрым знаком.

Спустя, однако, три дня действие повторилось, но в инверсном варианте: я открыла дверь дома Шона в ответ на стук Джастина. Увидев меня, младшенький растерялся:
— Привет, ээээ… — начал он миролюбиво.
— Проститутка, — вежливо подсказала совсем не дружелюбная я.
— Да ладно тебе, я был сильно зол, — сказал Джастин и неловко взъерошил волосы. Расстроен. Ну ладно-ладно, почти разжалобил.
— Так ты его брат? — попыталась уточнить я у человека, который на беседы настроен куда как больше.
— Да. А он обо мне не говорил? — горько хмыкнул Джас.
— Нет, — вздохнула я, вспоминая, как он намеренно исключил брата из членов семьи. — Он занят, Джастин.
— Так как тебя зовут? — продолжил настаивать парень.
— Джоанна.
— Впусти меня, я все же попробую.
Ну что ж, не маленькие уже, пусть сами разбираются. Я толкнула дверь, и Джастин вошел внутрь. Шон поднял голову и коротко взглянул на брата.
— Выстави его, или я выставлю вас обоих, — рявкнул Картер и снова приклеился к экрану.
— Эээ… я не думаю, что с ним разговаривать хорошая идея, — тут же пошла на попятный я.
— Да брось, я просто поговорить, — огрызнулся в ответ Джастин.
— Я сказал, выстави его, — полностью проигнорировал брата Шон.
— Как я могу выставить твоего брата из твоего дома? — возмутилась я.
Вот так мы оба и оказались на улице, все еще не до конца веря в происходящее. Напару с Джастином мы брели по аллее, забыв обо всех наметках конфронтации. Враг моего врага, как говорится… В общем Джастин попинывал камень, найденный по дороге, и периодически, когда тот долетал до меня, я возвращая законному правообладателю.
— Он съехал с катушек с тех пор как мать умерла. Ему было десять. Мне — четыре, — вдруг заговорил Джастин.
Я чуть не задохнулась от восторга. Это же был реальный шанс узнать о Шоне, не нарываясь на скандал.
— Он сказал, что отец тоже погиб… мне так жаль.
— Погиб… — Джастин опустил голову. — Его убили. Зарезали в машине, где он ехал с любовницей… моей ровесницей, — рассмеялся Джастин. Меня это немного покоробило. — Ей чуть не перерезали горло тоже, но она крутанула руль, и машина съехала с моста. Спаслась, в общем, отцу повезло меньше. Шон не любил отца, но смерти ему не желал. Собаку он приютил, а меня, напротив, выставил из дома. Отдал, называется, сыновний долг. С тех пор мы совсем отдалились. Кажется, лабрадор пришелся брату по душе больше, чем я…
— Да брось… — А еще больше, чем подружка.
— Ну и наивная же ты. Сколько ты с ним? Неужели еще не поняла, что он не человек, а киберзомби. Он безжалостен и совершенно черств, Джо.
— Нет, он не такой. Он… помог мне.
— Ага, и теперь ты с ним за это спишь. Он это сделал с одной единственной целью — заполучить тебя в собственную постель. Я же уже говорил, ты в его вкусе. За просто так ради другого человека Шон ничем не пожертвует. Даже каплей воздуха.
Я тайком попыталась разглядеть Джастина и удостоверилась в двух вещах: на Шона он был вообще не похож, и на безымянном его пальце красовалось обручальное кольцо. Как выяснилось, мой интерен без внимания не остался.
— Хочешь вас познакомлю? — спросил Джастин, и я даже не стала делать вид, что не понимаю, о ком речь.
— Да, — кивнула я. Еще бы, с женой брата моего парня как не познакомиться.
— Она тебе понравится. Она милая. Ее зовут Аня, и как все русские девушки, она очень хорошенькая.
Я засмеялась.
— У нас сегодня дома вечеринка, хочешь присоединиться?
Оказалось, что все не просто так. Вечеринки не было, но с друзьями Ани и Джастина собрать ее было очень просто. И увидев, сколько понавалилось студентов, я поняла, куда делись накопления молодой семьи. Кстати, здесь не обнаружилось ни одного знакомого лица. Это позволило расслабиться.
Аня оказалась очени приветливой и крайне энергичной. Она бегала между гостями, болтала суетилась, но каким-то мистическим образом организации мероприятия это не помогало никоим образом. Может быть, все дело в количестве выпитого. Ко мне весь вечер приставал какой-то парень, и отвязаться от него удалось только с помощью Джастина. Правда тот не один раз намекнул мне, что этот парень тот куда более отзывчивый, нежели Шон. Ну еще бы. Но ведь меня простыми доводами не проймешь. Я хотела перевоспитать Шона и точка! Я не собиралась его ни на кого менять!
Так что ровно в полночь, как Золушка, я ушла с вечеринки в гордом одиночестве. Но стоило выйти из дома к поджидавшему меня такси, как вдруг в глаза ударил дальний свет фар какой-то машины. Я заслонила лицо рукой, едва устояв на ногах. Было ужасно ярко. До боли.
Затем фары приглушили до габаритов, но оглушительно взревел клаксон. И я поняла, кто за рулем. Черти. Игнорируя такси, я подошла к машине Шона и наклонилась.
— Ты что тут делаешь? — спросила я.
— Залезай, — буркнул Шон. И я возликовала. Он же приехал за мной! Я тут же скользнула в машину. Но рано обрадовалась.
— Хорошо повеселились? — поинтересовался Шон и, не дожидаясь ответа, рванул с места. Он ехал так, словно тест-драйв проводил, вписываясь в повороты на двух колесах. Двигатель издавал звуки реактивного самолета. Я вцепилась в ручку двери и смотрела вперед, боясь, что мы разобьемся.
Но внезапно машина остановилась на обочине, и Шон наклонился ко мне.
— Ты что… — попыталась возмутиться я.
Он схватил меня за руку и в пару движений опустил спинку сидения. Я сначала попыталась сопротивляться, но это было бесполезно. Это был заведомый проигрыш, и даже не в неравенстве сил дело. Проверка? Или что? Я совершенно не понимала, зачем ему это было нужно.
Но теперь я знаю. По какой-то неведомой причине Шон не хотел, чтобы я приближалась, но и отпугнуть не желал. Я не знаю, как так, я не знаю почему, но за четыре года я насобирала достаточно доказательств своей правоты. А это значит, что раз однажды он чуть не лишил жизни меня, то мой отец от него именно жизнь и получит.

26 Май 2015 23:27

» Глава 7

Просто стекло
Настоящее время
Я возвращаюсь в отель и бросаю на стул перед Шоном покупки, а сама, не сказав ни слова, направляюсь в душ. Когда я выхожу оттуда, Шон уже оделся и обулся. Вещи подошли ему идеально, я даже удивлена. Пожалуй, хорошо, что в обычной жизни он не носит футболки, почему-то на нем они смотрятся на редкость провокационно. С тем же успехом он мог бы быть голым. Рехнуться можно. Достаю из ящичка фен. Как-то это странно, он в моем номере, а я сушу волосы, слишком интимно. Шону, конечно, высший балл за невозмутимость, как всегда, но я никогда не обладала подобной выдержкой, а потому начинаю болтать, чтобы отвлечься от мыслей.
— На улице кошмар. Много разрушений и везде валяются провода.
Шон смотрит на меня молча. Ну а что? Пока у него есть ноутбук, он о таких мелочах как «негде жить», «нечего есть» и «никуда не добраться» не печется. От его взгляда мне становится не по себе, особенно если учесть, что у меня на голове настоящий веник. Лихорадочно хватаюсь за расческу.
— Движение местами перекрыто, но, возможно, ты сможешь доехать до бунгало, — тонко намекаю я на то, что устала от его общества.
— Как там дела? Из моих никто не пострадал? — спрашивает Шон. Сначала даже не понимаю, почему у меня, ах да, он, наверное, полагает, что я успела в записи с камер заглянуть.
— У Келлерер спросишь. У меня нет доступа к видео, только у агентов. И до первой чашки кофе я с ними не общаюсь.
Далее, старательно игнорируя присутствие Шона, я взбиваю волосы, наношу макияж, завязываю на волосы платок и, наконец, ухожу в ванную только чтобы переодеться.
Спускаемся в ресторан. К собственному удивлению, вижу там Карину с ноутбуком Шона. Кажется, в отсутствие обилия девайсов у Картера началась ломка, и он заставил ее принести хоть что-нибудь. Тогда почему он не спросил о своих людях у нее?
— Мог и вчера позвонить! Мы вообще-то переживали, — раздраженно говорит Пани, а ее глаза раз за разом проходятся по Шону вверх и вниз. Кажется, у нее шок. Честно говоря, я тоже раньше его в подобных шмотках не видела. Разве что во времена какого-нибудь ремонта. — Гхм, непривычное амплуа.
— У нас с Конелл разошлись взгляды на мой внешний вид, — невозмутимо сообщает Шон. Карина опасливо на меня поглядывает.
Но я ей облегчать задачу собираюсь и, не дожидаюсь, когда она начнет болтать и со мной тоже, сажусь за столик около окна с видом на грязное после шторма море. Тут хорошо, можно парочку хакеров игнорировать. Изучаю спасательные лодки. Ищут пострадавших. Как ни странно, эта мысль наполняет меня домашним теплом и уютом. Я очень тоскую по дому, но не по стенам, а по ощущениям. Ко мне подходит официант, я заказываю еду и дожидаюсь, когда ее принесут.
Вместе с завтраком показывается и Келлерер. Идет прямиком ко мне. Она не зла, но и счастливой ее не назовешь.
— Самолет Леклера вылетает из Рима через сорок минут, потрудись спрятать все колючки. Это тебе дружеский совет.
— Твоих дружеских советов мне не нужно… Эдди.
Ее чуточку передергивает от подобного обращения, но раз уж мы заговорили о дружбе, почему бы и не уколоть? Уверена, что ни Келлерер, ни Леклера уменьшительными именами не зовут.
— А как называет Леклера матушка? Лью? Луи?
— Ты забыла, что ты полностью в наших руках?
— Это не я полностью в ваших руках. И обращаться СО МНОЙ как с преступницей вы не имеете никаких прав. Ну давай, что ты со мной сделаешь за хамство? Вздернешь? Я уже ничему не удивлюсь, — шиплю я на нее. — В чем ты пытаешься меня обвинить, в том, что я училась в университете Картера и знакома с ним… близко? Это, вроде как, моя главная жизненная ошибка! И я, и мой отец работали на ВВС годами, не надо теперь обвинять нас в том, что мы для кого-то там недостаточно хороши.
— Думаешь, что я ничего не знаю? Ты не партиотка, ты из тех тихонь, которые смотрят и выжидают, а выгадав нужный момент нападают исподтишка.
— Тогда не надо меня злить, и я останусь сидеть в своем уголочке, буду мирно красить ногти. В розовый. — И я начинаю рассматривать собственные пальчики со свеженьким веселеньким маникюром.
Келлерер качает головой и уходит. Слежу за ней. Карина и Шон тоже наблюдают, как Келлерер садится за соседний с ними столик, прикрыв лицо газетой. Они кисло переглядываются, а затем Картер открывает ноутбук и утыкается в него. Совсем как Эдди в газету. Это самая идиотическая ФБР-афера мира. Хакеры знают о Бюро, Бюро — о хакерах, все они мирно сосуществуют и только делают вид, что не в курсе того, что каждый за другим следит. А я-то думала, что тут собрались серьезные ребята. Я с аппетитом завтракаю. Наконец, подкрасив губы, я встаю из-за столика и иду в собственный номер, со всеми попрощавшись. Потому что у меня в руках переписанный номер кредитки Картера. Не то, чтобы я надеялась там что-то стоящее обнаружить, но вдруг таким образом удастся выяснить, можно ли ему доверять.
Я сажусь за ноутбук и пытаюсь подключиться к интернету. Нет сигнала. Был же… ах да, тут же у меня Шон побывал. Обшариваю каждый сантиметр комнаты, но жучка нет. Наконец, открываю дверь. На том месте, где было прежнее отверстие для замка стоит третий жучок, который я опознала как блокиратор интернета. Раздавливаю его каблуком, и коннект появляется словно по волшебству! Вуаля и вот он. Козел. Зачем ему это понадобилось? Быстро и болезненно вскрываю банковские счета Картера. Нет времени заморачиваться на аккуратность, скоро появится Леклер и понапихает в мою комнату жучков снова. Но только вот вскрыв счета Шона я обнаруживаю, что за последние полчаса он даром что остров не купил. Так вот зачем он заблокировал мой интернет! Раскусил, значит!
Добавляю еще один кредит на несколько миллионов и в графе пометок ставлю:
«Ты придурок!» — У меня, между прочим, шок. Он только что ни на что потратил столько денег… Зачем? Просто, чтобы меня позлить? Или чтобы что-то доказать?
«Я думал, мы договорились», — отвечает он мне счетом еще на несколько миллионов.
«Мы договорились!»
«И что же это тогда ты здесь делаешь?»
«Проверяю».
«Например, что?»
«Заказ авиабилетов, регистрация подозрительных телефонных номеров…»
«Спросить не пробовала?»
«Так ты мне и скажешь. А тут все прекрасно видно»
«Где угодно, но только не здесь и не со мной. Кстати, я не поблагодарил тебя за вещи, ведь ты так спешила сбежать от меня подальше!»
«Обращайся»
Итак. Ему только что не отказали в кредите на тридцать шесть миллионов… Что-то я в своей жизни делаю не так. По кредитке Картера можно чатиться за сумасшедшие деньги, а у меня на собственное жилье не хватает. И даже нет соображений, где его купить. Как-то это совсем печально.
Памятуя о том, что скоро прибудет Леклер, спускаюсь вниз, прихватив с собой любовный роман. Сижу и деловито листаю страницы, делая вид, меня совсем не интересует то, что происходит в холле вокруг. Рядом садится парень и что-то спрашивает на итальянском, я ему очаровательно улыбаюсь, но не понимаю ни слова. Только плечами пожимаю. Он тоже улыбается, но, кажется, очень хочет до меня что-то донести, а потому пытается снова и снова. Наверное, он думает, что языковые способности возрастают пропорционально количеству повторений. Может и так, но не когда ты впервые каждое из этих слов слышишь.
— Он интересуется не хочешь ли ты устроить совместную пробежку завтра утром, — словно из-под земли вырастает за моей спиной Картер.
— Да, конечно, и переводчика, пожалуйста, для полного комплекта.
Шон что-то отвечает парню по-итальянски. Думаю, фразой про переводчика дело не ограничилось, так как бедняга буквально на глазах зеленеет. Нет, я даже спрашивать не буду, что Картер добавил от себя. Хватает того, что итальянец убегает, чуть не спотыкаясь. А на его место вдруг дружным хором шмыгают Шон с Кариной. Это что еще за новости?
— Да-да, я не возражаю, спасибо, что поинтересовались, — ехидничаю я.
— Извини, просто других свободных мест нет, — отвечает мне Пани. Браво. Светское воспитание, а как же. Только фигня все это.
— Неужели? По-моему у тебя проблемы со зрением. — Ага, лично меня этикету никто не учил, а если и учили, то пользуюсь знаниями я весьма избирательно.
— Для людей нашей профессии, это нормально.
— Для людей любой профессии посещать врачей нормально. Этого не стоит стесняться.
В попытке подавить раздражение Карина даже глаза прикрывает. А я что? Я торжествую. Иногда доводить людей до белого каления так приятно!
— Рад, что вы закончили, — сухо говорит Шон. — Конелл, устраивать чат в моей кредитной истории — не самая умная мысль, — сказал Шон. Я слегка в шоке, ладно если бы мы с ним наедине это обсуждали, ладно даже если бы просто в холле, но тут же страшная и ужасная, и противная Карина!
— Не понимаю, о чем ты, — огрызаюсь я.
— Да, это, конечно, не ты сегодня выпросила у меня кредитку, чтобы узнать ее номер.
Мои щеки заливаются румянцем. Черт…
— Я просто читаю. — И картинно показываю ему глупую книжку.
— Тебе стоит осторожнее… читать. Когда торопишься, ты… читаешь слишком топорно.
— Я читаю как умею, — резко говорю я.
— Нет, ты читаешь намного лучше.
И я снова краснею, но теперь уже от удовольствия, а Шон продолжает:
— Ты хотя бы куки* почистила?
*От англ. cookie —печенье) — небольшой фрагмент данных, отправленный веб-сервером и хранимый на компьютере пользователя. Применяется для сохранения данных на стороне пользователя.
— Где ты в книге видел куки? — спрашиваю я.
— Тебе стоит их срочно найти и почистить. У тебя на хвосте два агента ФБР, а ты… прочитала мою кредитку, и это может быть очевидно.
— Ты бредишь? — спрашиваю я, мило улыбаясь и хлопая вычерненными ресницами.
— Я всего лишь призываю тебя быть осторожнее. Им не стоит знать, что можешь делать подобные вещи.
— Читать? — продолжаю изображать невинность и бесить Шона. Нет, он что серьезно полагает, что агенты идиоты и думают, будто Манфред со мной в ладушки играть собирался?
— Ты пойдешь и почистишь их сейчас! — рявкает он так, что несколько человек оборачиваются. Ну вот, наконец, нормальная реакция на Джоанну Конелл. А то я уж было подумала, что Шон начал ратовать за спасение собственной души!
Но его истерия на меня подействовала. Сижу в номере, сначала чищу сегодняшние куки (не стоит агентам знать, что я их все снесла, это будет подозрительно), затем лихорадочно выкидываю компрометирующую информацию на сервер ВВС, шифрованный-перешифрованный, пароленный-перезапароленный, сама писала. Интересно можно ли его вскрыть? Я бы предложила Картеру попытаться, но он ведь будет знать где искать, и, как и любой маньяк, не успокоится, пока не доберется! Кстати, о поисках, диск со вчерашним видео пропал. Кто это сделал? Картер? Келлерер? Карина?
Подкрашиваю губы и спускаюсь. По моим подсчетам минут через пятнадцать здесь будет Леклер, если ему удастся быстро объехать все селийные потоки. Я должна его встретить во всеоружии. Но Леклер быстр, едва я спускаюсь, вижу как ко входу уже спешит Келлерер.
— Меня доставили вертолетом, — объясняет он напарнице.
— Агент. — Я иду к нему, распахнув объятия. — А мы уже по вас соскучились!
С толку сбиты все. Я крепко обнимаю Леклера, даже поцелуй на его щеке запечатлею.
— Как встреча с Манфредом Монацелли? — я веду его к диванчикам, на которых сидят хакеры и сажаю на свое место. Он на меня смотрит как-то устало. То ли не спал, то ли это я его так сходу доконала. Если последнее верно, то он никудышный агент, а это не так.
— Доктор Конелл…
— Джоанна. За время вашего отсутствия мы с Эдди нашли общий язык, знаете ли. Думаю, и с вами сможем.
Келлерер в не меньшем шоке, нежели Леклер. Скоро она расскажет ему все, как оно есть. Но пока она не может раскрыть при хакерах карт, по которым мы все тут играем! Джоанна молодец.
— Это Келлерер вам сказала, что я встречаюсь с Монацелли?
— Конечно. Как он поживает?
— Даже лучше, чем вы можете себе представить, Джоанна.
— Он вам выдал имя преступника века?
— Нет, — рычит он.
— Какая жалость, — пою я. — А как поживает полковник? С ним вы давно говорили в последний раз?
Глаза Леклера сужаются. Он понимает, что я на что-то намекаю.
— Джоанна, что они здесь делают?
— Очаровательная Карина ищет Шона, — я сладко улыбаюсь. — А Шон здесь со вчерашнего вечера. Мы с Эдди решили не выпроваживать на улицу человека в шторм и любезно приютили вашего любимчика. Кстати, это ваше, агент, простите, — я протягиваю ему раздавленный жучок. — Я так соскучилась по интернету, что не выдержала.
— Келлерер? — гневно спрашивает Леклер. — Что тут без меня было?
— Охотно обсудим это за чашечкой кофе, — тяну я с таким акцентом, это даже мне самой он кажется вульгарным. Чуть пододвигаюсь вперед по подлокотнику, и моя далеко не самая длинная юбка скользит вверх по ногам. Я наклоняюсь к нему и почти в ухо шепчу.
— Да и у меня из номера пропал диск. Ну тот, что Эдди мне дала вчера. Ну тот, где Шон говорит, что точно знает, кто взял Пентагон, и расскажет об этом мне.
Глаза Леклера расширяются и мигом выныривают из моего декольте. Хочется рассмеяться.
— Келлерер, ты отдала ей диск, который она еще и потеряла?
— Вот он, — хрипло говорит Келлерер и достает из-под рубашки диск.
— Все мое нижнее белье перерыла, пока его искала, Эдди? Спорю, что начала ты оттуда! — говорю я ледяным тоном. Молчит, значит я угадала. — Если Монацелли уже сказал вам имя, Леклер, давайте срочно обменяем его на новенькие погоны. Ведь обещания для вас пустой звук, — картинно взмахиваю я рукой в сторону Карины. — Так вы давно разговаривали с полковником?
На лице у Карины выражение страдания. Она вообще ничего не понимает.
— Что вам надо, доктор Конелл?
— Звоните в Штаты и срочно выправляйте юридические документы, где будет указано, что все как в браке: по завершении трудовых отношений блага напополам! Пока бумаг нет, меня у вас тоже не будет. На документах должны стоять все подписи, кроме одной — полковника. Два экземпляра, один для вас, другой — для меня. Ну, на этом все, отдыхайте, агент. Выглядите так, будто по вам кто-то проехался. — Я хлопаю его по плечу, снова целую его в щеку, а затем ухожу. — Ну в раз у меня отпуск за ваш счет и погода ужасная, пойду, наконец, займусь куплю родителям сувенирчиков!
В номере я беру ноутбук и лак для ногтей. Закрываю дверь и капаю капельку розового лака на пол. Если кто-то войдет, дверь свезет лак, и я узнаю. Потому что не родился еще человек, который может не свезти лак для ногтей!

Я наклоняюсь за плоским камушком и бросаю «лягушку». Но море все еще неспокойное, и после трех ударов о воду он тонет. В штиль я могу бросить «лягушку» на восемь прыжков. Мой многообожаемый сосед Коул бросал на девять, но меня все равно считали чуть ли не чемпионкой, так как не каждый мальчишка сумеет повторить мой рекорд. Это был особый ритуал издевательств над приезжими. Девчонка вас влет побьет. У выходцев побережья свои законы и игрушки. Мы прекрасно плаваем, и нет ни одного ребенка, который бы ни разу не встал на доску для серфинга.
Передо мной лежит мертвая медуза, выброшенная штормом на берег. Я боюсь медуз. Не могу выносить, когда их маленькие скользкие тела касаются моей кожи, и довод «не укусит» не действует. Они противные. Почти как тараканы. Те тоже не кусаются, но от этого менее гадкими не становятся. Я наклоняюсь к медузе. Фу-фу-фу. Мне всегда приходилось делать вид, что я их не боюсь, а то бы меня обсмеяли с ног до головы. Но от этого мое сердце не перестает попыток остановиться при соприкосновении с медузой.
Сажусь на колени и смотрю на медузу. Прозрачная и безобидная. Пока не попадает в ладонь, когда ты гребешь на глубине. Вот тогда самое время утонуть. Пальцем трогаю мертвое медузье тельце, вскрикиваю, вскакиваю, начинаю отряхивать палец и отплевываться. Ну с чего я могла подумать, что высушенная солнцем медуза чем-то лучше живой? И после этого я гордо называю себя доктором философии. Начинаю хохотать. Со стороны, готова поспорить, смотрится мое поведение маразматически.
Это мне урок, который стоит перенести и на Шона. Несмотря на то, что сейчас он ведет себя на удивление хорошо, суть не поменялась. Он все еще черствый ублюдок, который может ужалить и обидеть.
Снимаю кеды и шагаю в воду. После шторма она холодная. Я бреду в сторону бунгало хакеров. Не знаю зачем. Просто, чтобы убить время. Непосредственно к бунгало я не иду. Стою и смотрю издали. Я всегда наблюдала за жизнью Бабочек сквозь щелку в заборе. Сквозь окошки домика Шона. Но с этим покончено. Бабочки уже не те, что прежде. Пентагон-скандал уничтожил все. Я ненавижу человека, который решился на памятный славный подвиг, он порушил мечты тысяч и тысяч людей во всем мире. Людей, которые надеялись и стремились. Теперь стать Бабочкой не менее почетно, в сотни раз более опасно. За ними следят. Они были богами, а теперь за ними по всему миру таскается прилизанный маньяк. Вздрагиваю от этих мыслей, разворачиваюсь и иду в отель.
Захожу в холл и вижу двух дедушек-итальянцев, играющих в шахматы. Подсаживаюсь и смотрю. Разумеется, мне тоже предлагают сыграть. Мы с папой играли в шахматы с тех пор, как мне исполнилось… лет шесть, наверное. Я играю хорошо, даже слишком. Итак, я обыгрываю в шахматы двух пенсионеров. Джоанна Конелл, кажется, совсем опустилась. Иду в сторону собственной комнаты. Лак, конечно, смазан. И смазан так, словно его и не было. Вздыхаю и открываю дверь. А что мне это дает? Либо это горничные, либо Леклер, либо еще и Картер. Как ни крути, а я подозреваю всех хором.
— Привет, Леклер, — говорю я.
На моем письменном столе лежат документы. Но я все равно не верю, что он заходил только за этим. Я не юрист, я не доверю своим не испытанным на юридической практике мозгам жизнь своего отца! Я могу только пригрозить взорвать перегрузом все мэйнфрэймы ВВС. Очень крутая угроза, но за это я буду объявлена национальной преступницей. И на эшафот мы с отцом пойдем вместе.
А потому я беру документы и иду к бунгало снова. Потому что Леклеру я даже отправку факса больше не доверю! Стучусь. На небе собираются тучи. Новый шторм? Я категорически отказываюсь застревать с Картером под одной крышей на еще одну ночь. Пока я смотрю по сторонам, дверь открывается. На пороге Шон лично. В руке — стакан. И прежде, чем успеваю подумать, что говорю, язык сам выдает:
— Ты слишком много пьешь. — Но он всего лишь поднимает брови, ждет, когда я перейду к конструктивной части. — Мне нужно отправить факс.
Шон отталкивает дверь, не говоря ни слова. Демонстрирует, что я могу зайти. Я прохожу внутрь домика, который рассматривала в камеру и машу ладошкой агентам. Картер спускается вниз, в подвал, там они работают. От обилия техники у меня перехватывает дыхание. Я хочу это все и сразу.
— Факс, — сухо говорит Шон, и садится на один из столов. Даже вид не делает, что доверяет мне. Я набираю номер отца. У него ночь, но на военной базе можно найти факс в любое время суток.
— Пап, привет, — говорю я.
— Что-то случилось, Джо?
— Нет. Мне нужно, чтобы ты принял факс. Перезвони, как его найдешь, и дай мне номер.
Чтобы не молчать, пока ждем, завожу дежурный разговор.
— Думала, вы работаете допоздна.
— Так и есть.
— Но…
— Электричество еще не починили, а у меня генератор много техники не потянет, так что у всех что-то вроде выходного, — сухо отвечает Шон.
— Понятно, — киваю я.
В этот момент, к счастью, раздается звонок, и я начинаю давать отцу указания:
— Проверишь у юристов. Есть одна контора… я даже не знаю как тебе передать… ах да, у Брюса должен был остаться мой старый ежедневник, там записан адрес, прямо на форзаце. Только сделай это срочно!
— Я люблю тебя, Джо, — тихо говорит он.
— Я знаю, — вздыхаю я и отключаюсь.
И ухожу обратно в отель. От бесконечного хождения у меня сильно болят ноги, и завтра мне возвращаться на службу Отечеству.

И хотя Шон пообещал мне помочь, и хотя я хочу, чтобы у Бабочек все сложилось хорошо, я ищу хакера сама. Не могу я довериться. Не мое это! Сижу, весь день просматриваю записи с камер наблюдения. Глаза болят. Хочется отвлечься. Это тяжелый труд. Ну, когда приходится вдумываться. Разумеется, большая часть записей — фигня. Самый интересный фрагмент, на мой взгляд — приезд хакеров на Сицилию. Шон объявился на Сицилии за месяц до остальных. Что они с Манфредом здесь делали? Документы о передаче Бабочек готовили? Не знаю. В общем, Манфред приводит остальных, рассказывает, как будет проходить работа, а затем эти двое — в смысле бывший и будущий сеньоры хакеры — остаются наедине.
— Твоя работа найти нам приличного параллельщика, — обвиняет Монацелли Шон.
— Я одного знаю не просто приличного, а очень классного, и этот кадр попросту тухнет на военной базе ВВС, развлекаясь запуском ядерных боеголовок на Иран и их отзывом. Только сможете ли вы вместе работать?
— Я смогу работать с кем угодно. Только она тебя пошлет быстрее, чем успеешь сказать пару фраз.
— Картер, как ты ухитрился потерять такого программиста?
— Я, Манфред? — Шон выпрямляется во весь рост и буквально нависает над итальянцем. — Ты набрал в Бабочек всякой швали, Такаши туда же, и ты мне теперь говоришь, что я прошляпил Джоанну Конелл?! Я много лет твердил, что нет у нас параллельщиков, а ты что? Гнул свою линию, что тебе никто не указ. Вот и наслаждайся теперь обществом тех, кто остался, потому что, такими темпами, и нас посадят, а сам ты уже никого не наберешь!
— Ладно, не спорю, доля моей вины тоже есть. Ты просто внятно объясни мне, что вы с Джоанной Конелл не поделили? — спрашивает Манфред.
— Журнальный столик.
Леклер входит именно в тот момент, когда я сгибаюсь пополам от хохота на стуле.
— На сегодня, я полагаю, все?
— Я тоже… так… полагаю, — выдыхаю я на каждом слове, протирая глаза от слез.
Сицилия медленно, но верно становится моей клеткой. Есть здесь люди, с которыми я не могу общаться, есть те, с которыми не хочу, есть те, с которыми пыталась, но ничего не вышло. Сижу на пляже, но море совсем не такое веселое, как в детстве. Я пытаюсь складывать все, что происходит в бунгало в отдельную картинку, но на кого не смотрю, кажется, что кругом одни лишь жертвы обстоятельств. Злодея вычислить просто в книжке, когда тебе предлагают полный ассортимент персонажей, и один из них непременно злой. А тут… кто злодей? И кому я могу верить? Вообще-то я не вижу ни одного полностью положительного героя. Все они играют. Со мной и друг с другом… Вот как сейчас. Иначе почему бы еще рядом со мной оказалась Карина?
— Не возражаешь?
Я не знаю, что на это ответить. Пожимаю плечами. Иногда я не понимаю, каким образом мы с Шоном вообще ухитрились сойтись. Если он любил Карину, если она в его вкусе, то каким ветром его могло вынести на меня? Мы же с ней настолько разные, что говорить даже о дне и ночи, воде и огне не приходится. Мы вообще несравнимы. Вот просто нет, вообще. Она из мира соболей и бриллиантов, а я — текилы и серфинга. Без Шона Картера мы бы не пересеклись никогда. Не в этой реальности!
— Нас подслушивают? — опасливо оглядывается Карина.
— Конечно, — отвечаю я.
— Кто?
— Не знаю, все? — Я прикусываю собачку молнии не куртке, стараюсь смотреть только на море. Присутствие Пани всегда роняет мое настроение. Хотя сегодня, пожалуй, и без ее участия оно не блещет.
— Здесь так одиноко, — вдруг говорит она. Стараюсь не выдать удивления. Но мир определенно с ног на голову переворачивается.
— Ты просто скучаешь по Алексу. — Сухо сообщаю я, потому что я скорее с Келлерер еще разок подружусь, нежели с Кариной Граданской.
— Нет. В смысле да, но не в этом дело. Просто я не чувствую, что мне здесь хоть кто-то рад. После Пентагона это наш первый общий проект. Все боялись встречаться, боялись взглянуть друг другу в глаза. И до сих пор вместе нам совсем не так легко, как прежде. Осознание, что один из нас предатель, который всех подставил, не способствует налаживанию отношений. Мы все друг друга подозреваем. Мы все друг для друга Леклеры. — Аа, ясно. То есть с остальными ей еще более некомфортно, чем со мной? Ну что ж, у меня для нее нерадостные новости. Я скорее с Шоном попытаюсь завязать задушевную беседу, чем с ней, хотя это и чревато.
— Как там поживает Алекс?
— Алекс?
— Алекс — единственная безопасная тема для разговора, которую я смогла придумать, — сухо говорю я.
— Нормально поживает. В данный момент с детьми.
— Ты уверена, что это хорошая идея — оставлять мужчину одного в стране с детьми?
Карина смеется. Ненавижу ее. У нее даже смех красивый.
— Поверь, кроме как на детей, сил у него ни на что не останется вовсе.
Это не то, что я слышала об Алексе, но благоразумно решаю промолчать. К тому же мне плевать. Но затем она добавляет нечто интересное:
— В любом случае я скоро вернусь, проект не продлится больше месяца, так что мы доживем. Должны.
Не больше месяца, значит… это мне подходит. Самые последние лучи солнца скрываются за водной гладью, и мы погружаемся в темноту. Мне надо бы вернуться в отель. К видео файлам, но от них, если честно, уже тошнит. Карина молчит, неотрывно смотрит на воду.
— Джоанна, я хотела тебе сказать, что сторону выбирать все равно придется. Одной тебе не справишься. Кому ты доверяешь?
— Я никому не могу доверять.
— Так не выжить…
— Главное не выбрать, а чтобы выбрали тебя.
Она как-то странно притихает. Это прозвучало весьма двусмысленно.
— Шон, я думаю, ему ты можешь верить, — говорит она опасливо. Я надменно усмехаюсь. А она долго смотрит на меня.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Потому что он не такой, как тебе кажется.
— Не такой? А какой?
— Он не плохой, Джоанна.
— Ты не все понимаешь. Дело не в том, кто плохой, а кто нет. Все сложнее. Знаешь, я должна тебя поблагодарить. Ты сдала мне козырные. До того, как я узнала вашу с Шоном историю, мне нечем было крыть. Вообще. А потом… потом каждый раз, когда он начинал зарываться, я хлестала его именно тобой. — От этих слов она вздрагивает. — Так что каким бы замечательным Шон ни был, мы четыре года друг друга прокручивали в мясорубке, устраивали персональный ад. И это с вами он может быть хорошим, не со мной. И я не верю, что он мне желает только добра. И я не стану ему безоговорочно доверять. Больно было. Подставляться снова нет ни малейшего желания.
— Что ж, я тебя поняла, — хрипло говорит Карина, а потом откашливается. — Хм, ты знаешь что пропало из данных Пентагона, Джоанна?
У меня аж дыхание перехватывает.
— Нет.
— Карты.
— Карты? — Это кажется совершенно невероятным. Зачем кому-то могли понадобиться карты?
— Сами по себе они абсолютно бесполезны. Это просто карты с обозначением полной застройки Земли. Они ежедневно обновляются со спутников, и они пропали. Можно говорить о том, что кто-то хотел построить локационную модель, но нет. Каждый день военные отслеживают количество поступающих на спутник запросов, но ни одного лишнего никто не засек. Карты просто где-то лежат. Ситуация очень сильно напоминает чью-то злую шутку. Именно по этой причине власти так озадачены и все еще тянут с поимкой злоумышленника. Не взлом, а показуха. Взяли трофей, на стенку повесили. Но, надо отдать этому гению должное, именно благодаря этому я осталась на свободе. Мне нужна была не слава, а деньги. А наш взломщик явно жаждет величия. Поэтому Леклер и думает, что это Шон себе такую корону приобрести вздумал. Что ж, не стану тебя утомлять своим обществом далее. Спокойной ночи, Джоанна.
Она ушла, а я сижу в темноте в одиночестве и жду озарения. Какому ненормальному могли понадобиться карты застройки, если они просто лежат? Или им нужен был спутник? Но они не направляют спутник, просто используют, да и то единственным доступным образом? Даже Шон бы не перепрограммировал спутник, перебив единолично коды военных. Той ночью я не сплю. Не понимаю, а когда я не понимаю, я сама не своя. Может, прав был агент, что не сообщал мне эту информацию. Определенно сбивает с толку.
Я встаю и иду в бар. Там сидит Леклер. Сюрприз. И, пожалуй, приятный. Разговор с ним мне не помешает.
— Вы слышали? — спрашиваю я.
— Конечно.
— И что вы можете на это сказать?
— Есть идеи?
— Если бы были, я бы уже спала, — ворчу я. — Вот почему вы ищете исполнителя, а не заказчика?
— Даже если подумать, что он был, доказать, что кому-то понадобился голографический глобус, не так просто. Для чего? Либо заказчик сам крутой программист, который будет использовать получаемые координаты. Но, опять же, военные уже тысячу раз сменили адреса обращений к спутникам, пытались таким образом выманить хакера, но нет. Ни единой попытки взлома.
— Хреновая у вас работа, агент.
Сидим с ним в баре и пьем. А я еще обвиняла Шона чуть ли не в алкоголизме. Спиртное, кстати достаточно развязывает мне язык, чтобы наконец, спросить:
— Почему вы так по-дурацки зализываете свои волосы? — Бармен смотрит на меня и хмыкает. Он тут, кстати, забавный. Мне этот парень определенно нравится.
— Потому же, почему вы не носите раздельное бикини, доктор Конелл. Все всегда предельно просто.
Я застываю на месте.
— Смелее, — подбадривает меня Леклер.
Подавляя неприязнь, запускаю пальцы в его волосы и обнаруживаю под ними большой рубец. Из моего горла вырывается странный звук.
— Это пулевой ожог. Ваша очередь?
Вместо ответа я роняю голову на сомкнутые на барной стойке предплечья и начинаю плакать. Леклер ведет рукой по моей спине прямо по одежде и добирается до места, откуда начинаются шрамы. Собственно, их и искать нечего. Там их очень-очень много, начинаются они чуть ниже поясницы и идут вверх, почти до самых лопаток… Леклер, как и я, отдергивает руку и трет пальцы. А я не могу остановиться, не могу перестать плакать. Бармен, наконец, догадывается напоить меня успокоительным.
— За что он это сделал?
— Я не знаю, — всхлипываю я. — Или знаю. Понимаете, агент, это удивительно, но женщина может продолжать уважать мужчину даже после такого. — Я указываю на собственную спину. — Бояться, но уважать. Но если он ухитряется свалить на ее свои проблемы, потому что сам с ними справиться не смог, — нет. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Тогда в ее глазах он просто перестает быть мужчиной, опорой. Кто бы он ни был: муж, брат, друг, любовник или… — и на выдохе я заканчиваю, — отец. Так что в тот день, когда я уехала на Сицилию, я потеряла своего папу. Ничто никогда не будет так, как прежде. Я больше никогда не позволю себе на него положиться. А Шону Картеру браво, собственную только зрения он до меня донес однозначно, но все-таки можно было выбрать способ помягче, чем стеклянный журнальный столик.

27 Май 2015 5:13

Вот это переписка посредством кредитов Very Happy

Вот двоякие чувства к Джоанне - то ли пожалеть ее, за то, что 4 года терпела такое отношение к себе, то ли наоборот пожурить? Неужели она Шона так любила? Или просто боялась, что он не даст ей окончить учебу, если уйдет от него? Сейчас она меня прям радует, не дает спуска противникам, будь то агенты ФБР или же сам Шон и Карина

Спасибо за новые главы! Жду продолжения Embarassed

___________________________________

--- Вес рисунков в подписи 227Кб. Показать ---

27 Май 2015 18:42

Aydan писал(а):

Вот двоякие чувства к Джоанне - то ли пожалеть ее, за то, что 4 года терпела такое отношение к себе, то ли наоборот пожурить? Неужели она Шона так любила? Или просто боялась, что он не даст ей окончить учебу, если уйдет от него? Сейчас она меня прям радует, не дает спуска противникам, будь то агенты ФБР или же сам Шон и Карина

Спасибо за новые главы! Жду продолжения Embarassed

У Шона и Джоанны все не так уж и тривиально выйдет Wink

Очень приятно ваши комментарии получать)))

27 Май 2015 18:44

» Глава 8

По Фурье
Семь лет назад
Во вторник вечером в общежитиях отключили электричество. Цунами обрушило электропровода на всем побережье. Мы пришли совершенно неподготовленные к лабораторным Шона, так как у нас тотально сели аккумуляторы. И он рассвирепел. Он рвал и метал, и все страшно перепугались. Никто не понимал, что мы должны были в такой ситуации делать. Но, как выяснилось, претензии были вообще не в к нам.
В рекордные сроки в аудиторию были вызваны начальники общежитий, техники, заведующие учебной частью, а также пара проректоров и несколько совершенно неопознанных личностей. И всему этому звездному составу была устроена выволочка по первое число. Дошло до отчетов и объяснительных. Занятия были сорваны во всем университете. Начали собираться комиссии. Ректор негодовал. Как же можно оставить человека одного-одинешенька и беззащитного во всем враждебном мире? Нужен как минимум один родственный компьютер на душу! Мы стояли перед огромной аудиторией и слушали сбивчивые объяснения и оправдания нашего, по большей части, свирепого коменданта перед вальяжно раскинувшимся на первой парте ректором.
Мы даже не стали скрывать своего злорадства, когда вся понурая свора власть имущих, обещая нам много радостей в этой жизни одними лишь взглядами. Приказом ректора было велено жителям общежития разъехаться по домам или не посещать занятия, чтобы не мозолить глаза своими бестолковыми физиономиями. Мне в Штаты слетать было, конечно, не слишком сподручно, а потому я уже закинула на плечо рюкзачок и направилась к выходу, когда…
— Стоять, — рявкнул мой ректор.
Я немного опешила, но ослушаться не посмела.
— Едь ко мне домой и жди, когда вернусь.
Мне стало неуютно. Это так странно. Да еще и все присутствующие, включая административный состав, на меня ошарашенно уставились.
Я до последнего боялась, что он не придет. Ну его, взбредет еще в голову меня продинамить и остаться в отеле. Или это он так понимает благотворительность? У него-то свет есть. Собственно, я не стала об этом размышлять слишком уж натужно, воспользовалась предложением и подключила жаждущий энергетической пищи нетбук к сети, после чего занялась лабораторной все для того же Шона. Именно за этим занятием он и застал меня четыре часа спустя. Его губы при виде меня искривились.
— Чувствуй себя как дома, не стесняйся. — И к моим ногам упал чемодан с моими вещами. Шон ушел, а я все еще не могла найти слов и оправданий его поступку.
— Да как ты посмел копаться в моих вещах?! — воскликнула я. А он поднял на меня удивленные глаза.
— Не говори ерунды. Я попросил коменданта, — кисло отозвался он и уткнулся носом в свой собственный ноутбук.
— Отлично. Лучше бы это сделал ты. Ты хотя бы часть моего нижнего белья видел прежде!
И неожиданно он вскочил со стула и угрожающе навис надо мной.
— В таких случаях говорят спасибо и все. Я тебе не служанка. Я избавил тебя от арендной платы, согласился тебя учить…
— А я согласилась с тобой спать.
— Ты умоляла меня с тобой спать. Но я не жалуюсь. Закончили бессмысленную дискуссию!
— Это не так! В смысле я не умоляла!
— Ладно, не умоляла. Но ты уверена, что хочешь отказаться от нашей договоренности, раз твое белье перебирал не я?
Я зарычала и ушла.

Правила проживания в доме Шона Картера были простыми: чистота и порядок. Делай все сама, и лучше чтобы он не знал о том, что именно ты делаешь. Он не знал какой я люблю кофе и дату моего рождения, имена моих родителей и в каком штате я родилась. Он знал, что я крашеная блондинка Джоанна, со всеми вытекающими заскоками. Меня можно было иметь, срывать на мне злость, а потом не замечать. И мне безопаснее всего было просто не попадаться ему на глаза. Правда некоторые аспекты жизни он делил со мной охотно.
— Расскажи мне о Манфреде Монацелли, — попросила я.
— Мерзкий итаяльяшка. Хитрый и наглый. Но платит. Потому я его терплю.
Шон Картер терпит Манфреда Монацелли. Сейчас надорву живот от хохота.
— Я не очень понимаю, как организована его компания.
— Виртуально. — Это могло бы прозвучать как угодно, но прозвучало презрительно, словно я ребенок, который не понимает сколько будет 1+1. Он закатил глаза. — Мы встречаемся на виртуальных конференциях, обсуждаем проекты. Пересылаем коды. Встречаемся только для больших проектов.
— А… взлом?
Он перегнулся через кухонный стол.
— Вали отсюда, — мягко и тихо проговорил он.
Этого оказалось достаточно, чтобы я заперлась в спальне до конца дня.
А в другой раз я села рядом с ним на диван и поставила перед ним в качестве взятки прекрасно сваренный кофе. Крепкий, горький. Так, как он любил. Он понюхал кофе, и пара складочек на лбу разгладилась. Ничего не сказал. Значит, можно.
— Чего тебе? — пробормотал он весьма себе миролюбиво.
— Ты пиши, а я посмотрю.
Он недовольно на меня посмотрел, но хрен ему! Я ведь не просто так кофе сварила и, рискуя нарваться на неприятности, принесла. Взятка, а как же иначе?
— Я буду молчать и ни о чем не спрошу.
— Хочешь научиться — читай книги.
— Нет. Я хочу не научиться, а научиться у тебя. Ты пиши, а я просто посижу рядом.
Я села в позу пансионатской воспитанницы и замерла, а Шон повернулся к компьютеру и забыл о моем существовании. И поскольку я знала, что Картер и пустая угроза существуют в параллельных реальностях, я молчала на протяжении трех часов. После этого не выдержала и ушла.
— Есть то, что тебе не дается? — однажды спросила я у Шона.
— Распараллеливание, — даже не задумываясь, ответил он. — Видимо, моя голова работает исключительно линейно.
Таким образом я постигала не только программирование, но и мыслительный процесс Шона. Я начинала понимать как он думает, с чего начинает и как продолжает, где логика. Он всегда продумывал программу до мелочей сначала всю логику расписывал на бумаге, копировал, цеплял этот листок на холодильник, зеркало в спальне, зеркало в прихожей, напротив ванной и около раковины и, конечно, рядом с монитором его любимого компьютера. Потом он писал классы, исправлял с помощью программы ошибки, а потом начинал отладку на бумаге снова: печатал весь код, и черкал черной ручкой фрагменты, местами менял, оптимизировал, проверял названия и повторы условий, уменьшал вычисления. Потом он помечал места, где нужно было параллелить и, временами, отправлял Манфреду, признавая собственный пробел. В довершение всего он долго проверял программу сам, и только потом отдавал ее тестировщикам. И когда выходил готовый продукт, его можно было посылать на выставку. Шон Картер определенно не был бездумным кодером, который бестолково стучит по клавиатуре. Им одним можно было заменить полноценную команду программистов.
И я пыталась научиться тому же. Хотела думать как Шон. Но врать бесполезно, настолько абстрактной мне никогда не стать.
Первые полгода вместе на вопрос как мне живется с Шоном я неизменно отвечала, что все в порядке. Я надеялась, что он меня полюбит. Я так этого хотела, это было как покорить Эверест. Но однажды все изменилось. Однажды наш преподаватель заболел, и пришла замена… И в моей жизни появился профессор Роберт Клегг…

Он окинул взглядом нашу аудиторию. Его глаза задержались на мне на пару секунд дольше, чем на других, и за это время я успела почувствовать волну неудовольствия. Я сразу поняла, что он в курсе, кто я, и одобрения от него не дождаться. На лабораторных я сдавала все вовремя, и толково защищалась, но понимала, что не в любимчиках. Такое сразу понимаешь. Он был объективным оценщиком, но мы точно знали, кому он благоволит. И почему-то меня его презрение задевало. Может, с непривычки, может, хотела доказать, всему миру, что отношения с Шоном ничего не решают, может, он мне сразу стал симпатичен… не знаю. Но и Клегг тоже понимал, что ситуация необычная, и однажды решил со мной поговорить.
Однажды после одного из занятий он позвал меня на кафедру якобы, чтобы помочь ему донести стопки отчетов.
— Я все понимаю, вы не глупая девушка и, судя по всему, неплохая. Я все знаю. И ректор знает. Вы у него не первая… гхм… ученица. — Слышать это было на редкость неприятно. — Спору нет, учитель он хороший. Та, другая теперь работает на Манфреда Монацелли. — У меня перехватило дыхание. — Но, как вы, наверное, уже поняли, я не одобряю подобного рода отношений между преподавателем и студенткой. Это первое. А второе, вы-то сами уверены, что вас все устраивает? Вам нужен не такой человек, как ректор. Я его знаю очень давно. Подумайте о том, что делаете, еще раз, мисс Конелл.
Это был первый раз, когда я подумала, а правда, не стоит ли мне уйти от Шона? Потому что Роберт Клегг озвучил жуткую правду — Картер злобный робот и ничего не меняется. Я хотела быть любимой женщиной, а не мебелью. И я не хотела навечно застрять в должности подружки Шона Картера.
Но ректор будто почувствовал мои сомнения:
— Я улетаю на три недели в Италию. — Мне оставалось лишь кивнуть. — У нас намечается небольшой проект, в рамках которого сюда прилетит один человек — Такаши Мияки. Знаешь кто это?
У меня отнялся дар речи, я могла только стоять и ловить ртом воздух. Шону моя реакция, однако, понравилась.
— Думаю, вас стоит познакомиться. И да, в мое отсутствие можешь тут делать что угодно, если, конечно, ничего не сломаешь.
После таких слов я, разумеется, оставила мысли о том, чтобы с Шоном порвать.
Без Шона дом был слишком пуст, и потому я пригласила Керри. Только переступив порог, она деловито прошлась по всем комнатам и объявила, что ничего-то особенного в доме ректора нет. Вот так ему, так. Я до слез хохотала. А потом мы с ней сидели, попивая шикарное вино и кофе из запасов Шона. Пару раз порезались по сети в стрелялки, затем с огромным удовольствием пустили на металлолом несколько сотен американских машин во Flatout*. Было весело. И тогда, здесь, в окружении вещей, которые характеризовали Шона, как ничто иное, я почувствовала, что почти люблю его, что хочу быть с ним и дальше. Я была такой непрошибаемой идиоткой, что вот хоть веревку мылить иди!
* Flatout — гоночная компьютерная игра.
Но в то время по ночам я безумно скучала по Шону. Утыкалась носом в его подушку, нюхала его лосьон после бритья. В общем, мне его не хватало во всех смыслах. До него такого со мной не случалось никогда. Ну то есть пока его рядом не было, я сумела уверить саму себя в том, что хочу быть с ним, что все у нас хорошо. Иногда это умение очень полезное, но, временами, выживанию не способствует. И в день, когда он возвращался, я запекла утку, приготовила свой любимый лаймовый пирог. Тысячу раз успела пересчитать, во сколько он приедет, места себе не находила. Даже надела красивое белье.
Когда хлопнула дверь, я бросилась туда и даже сначала не поняла, что происходит. Шон едва на ногах стоял, бледный, с кругами под глазами. Это потом я уже узнала, что у него от перепадов давления на высоте начинается мигрень, но тогда в ужас пришла. Едва к нему не бросилась помогать, но вдруг он повернулся ко мне, и лицо его исказила такая досада вперемешку с презрением, что я, напротив, буквально отпрыгнула и ударилась спиной о косяк. Очень больно. А Шон произнес:
— Испекли мне пирожок любви, мисс Конелл? Обрядились в шелка и кружево. Образцовый пример жены, только с той разницей, что ты мне не жена. Я устал и не нуждаюсь в компании. Проваливай, и чтобы я тебя сегодня не видел!
— Кто первый на защиту? — вместо приветствия спросил Шон на следующий день.
Я оглядела аудиторию, но жаждой первооткрывательства никто не горел. А вот у меня отчет был готов, так как я знала, что Шон обязательно прикопается, если не подготовлюсь, так что первой села на скамью подсудимого, как ласково мы прозвали место защищавшегося.
Я аккуратно положила отчет на стол и уже открыла рот, чтобы начать рассказ, но Шон вырвал бумагу прямо у меня из-под пальцев и стал небрежно перелистывать страницы. Он не стал смотреть теорию, сразу перешел к коду. Его глаза переползали по строчкам вниз и вверх, очевидно создавая в воображении намного более качественный способ организации. И хотя я все старалась сделать идеально, Шон вдруг ткнул пальцем в одну из строчек и прорычал:
— Что это?
— Вычисление косинуса… — удивилась я. Ну что можно найти критичного в обыкновенном косинусе?
— Я не слеп, мисс Конелл! — рявкнул он. — Что он здесь делает?
Я нервно оглянулась на одногруппников, но все как-то сразу стали значительно меньше и незаметнее. Это казалось совершенно невероятным, но при том, что в аудитории находилось человек двенадцать, она вдруг… опустела.
— Вычисляется, — тупо ответила я.
И тут-то и рвануло!
— А вы хоть представляете сколько времени вычисляется косинус?! — заорал Шон. Я было подумала, что это шутка, но у него на виске даже жилка пульсировала. Господи, это был такой ужас! — Вы, помнится, тянете на красный диплом?!
— Д-да, — пробормотала я под нос себе, однако в тот момент не была уверена, что вообще хочу учиться где-либо, на кого-либо и как-либо.
— Что? — отчет хлопнулся на стол, но в тишине казалось, что это не бумага по дереву ударила, а пушечный залп прогремел…
— Да, — я не осмеливалась больше поднять на него взгляд. — Профессор.
— И, стало быть, у вас по математическому анализу стоит отлично, так?!
— Д-да, — я сжала пальцами сидение стула. — Профессор.
— Как компьютерно вычисляется косинус, мисс Конелл? — этот мягкий тон меня добил.
— Осмелюсь предположить, что через разложение в ряд Фурье*... сэр.
*Ряд Фурье — представление произвольной функции с периодом в виде ряда с бесконечным количеством элементов, каждый из которых обеспечивает большую точность вычислений, но и более сложен алгебраически.
— Вы правильно делаете, что осмеливаетесь. — Я бросила на него быстрый взгляд, но это было ошибкой. — А почему вы глупее разработчиков, мисс Конелл?
— Но я не могу задать точ…
— Точность?! Вы пишете программу, результаты которой не повлияют на вращение Земли. И, судя по всему, никогда не напишете ничего, что на это бы повлияло! Тогда на кой вам эта точность?! — он схватил мой отчет и разорвал его напополам, а потом швырнул в мусорку и даже руки стряхнул. — Вон из аудитории…
Я не могла в это поверить. Сколько не пыталась — не могла в это, черт подери, поверить. Меня выгнали с пары за то, что я не подумала разложить косинус в ряд Фурье в практический работе, которую никогда, никто и нигде больше не увидит. Я шла по коридорам университета и смеялась сквозь слезы. У Шона отвратительный характер. Всегда был, есть и будет! И при случае он этим не стесняется пользоваться!
А если разложить по Фурье поведение Шона Картера с поправками на время и дополнительные знания, то, выходит все максимально просто: в Италии он наслаждался ли нет ли обществом Пани, в которую был влюблен… И тут возвращается в серую действительность, где дома его встречает совершенно посторонняя девушка, не такая роскошная, не такая успешная, а проще говоря, нежеланная. Да еще и с какими-то претензиями. Вот и вся наука.
Я добрела до расписания факультета Керри и вытащила ее с пар, чтобы плевав на оставшиеся занятия пойти есть мороженое. Я предвкушала приятный день, полный спокойного, мирного и очень женского нытья. Керри против такого расклада была вовсе не против, потому мы сидели в кафе и поглощали мороженое, жалуясь друг другу на жизнь тяжелую.
— Он психованный подонок, — возмущалась Керри, поддерживая меня руками, ногами и всеми остальными частями тела.
— Он меня ненавидит, — воскликнула я, размахивая ложкой. — Можно мне заночевать у тебя?
— А ты…
— Я уломаю охранницу. Наплету про ключи или что-нибудь в этом роде. Меня помнят, к тому же я… — я начала истерически хохотать. — Шлюшка ректора, — задыхаясь, проговорила я.
— Что? — не поняла Керри сквозь мои приступы. Но я не могла перестать смеяться.
— Шлюшка… ректора, — громко сказала я, и почти все в кафе обернулись на нас.
И тогда вдруг победили слезы. Я начала захлебываться собственным эмоциями и разревелась. Но самое удивительное, что Керри тоже заплакала вместе со мной. Я даже удивляюсь, как нас не попросили оттуда уйти, пока мы всех посетителей не распугали!
— Я знаю, — всхлипывала Керри. — Что нам надо. Пойдем на вечеринку Бьянки. Только сначала по магазинам. Я… — ее голос прервался всхлипом. — Просто мечтаю увидеть тебя с заячьими ушками.

Бьянка была из девушек местных. У нее были вполне состоятельные родители. Училась она с Керри, так что я была с ней знакома весьма условно. И хотя Бьянка с моей соседкой близко не дружили, на вечеринки друг друга приглашали. Так что и на этот раз мы с Керри завалились в сотрясающийся от грохота музыки домик и тут же нахватали себе выпивки. Таков был план — наладить собственную жизнь путем вливания в себя нескольких литров разной дряни.
Однако, план не очень-то сработал. В смысле напиться удалось, да еще и качественно, но все остальное пошло вкривь и вкось. Я познакомилась с симпатичным парнем, с которым мы смеялись, танцевали и пили. Я уже примерила на него костюмчик Шона, так как была уверена, что о прошлом бойфренде мне пора забыть, но затем…
Я стояла около столика и напропалую флиртовала с симпатичным парнем, который, судя по всему, был не против и более близкое знакомство завязать, но вдруг…
— Тебе не идет имя Джо.
— Ну тогда зови меня Джоанной, — игриво протянула я.
— Джоанной? Ты… Джоанна Конелл? — Его руки так быстро убрались от меня, что я не устояла и рухнула на стол с выпивкой. — Прости, я не… прости…
И ретировался. Словно я прокаженная. А все почему? Потому что с Картером связалась. Нет. Мне еще вовсе не хватит, я еще совсем трезвая, раз меня беспокоят подобные инциденты. Керри уже с кем-то целовалась. И мне тоже дико вдруг захотелось. Захотелось целовать парня, нормального, может быть не такого красивого, умного и влиятельного, как Шон, просто парня. В конце концов, куда я замахнулась? Я даже не самая красивая. Но я все-таки достаточно привлекательная, чтобы кому-то нравилось со мной целоваться, а не орать из-за косинусов.
Потому я взяла еще текилы и пошла на поиски своего счастья. Счастье же нашло меня самостоятельно. Он мне и улыбался, и комплименты делал, и не мог оторвать взгляд от моей груди. Это было приятно. Может быть я бы и предпочла более старомодный способ восхищения, но уроненные платки ушли в прошлое. Однако только он собрался меня поцеловать, как меня окликнули. Я резко повернулась и увидела Джастина.
— Эм, привет, — смущенно проговорил он.
— Только не начинай! Я пьяна и ненавижу твоего брата! — выпалила я, но послушно убрала руки за спину, словно занималась чем-то и впрямь неприличным.
— Я тоже ненавижу своего брата. Все в порядке. Просто я хотел убедиться, что ты все еще адекватно соображаешь, что делаешь.
Вот так. Он, оказывается, из лучших побуждений сорвал мне все планы на вечер. Оставалось только забрать подругу со слезами на глазах и вернуться в общежитие.
Мы с Керри уже улеглись спать, как вдруг дверь распахнулась с пинка. Мы обе подскочили. Выломанные петли жалобно поскрипывали. А Шон подошел ко мне и схватил за запястье и заставил встать.
— Дверь завтра поменяют, — пообещал он вместо приветствий и объяснений, затем накинул мне на плечи свой пиджак и, очень больно удерживая за локоть, повел к выходу из общежития.
Вот так я впервые не ушла от Шона.
Утром я решила завести серьезный разговор. Ведь, в конце концов, должна была я выяснить, что можно, что нельзя, и чего вообще он от меня хочет.
— Я хочу поговорить о том, что случилось. — Но Шон рывком поднялся с кровати и стал одеваться. — Ты мне обещал хотя бы ширму отношений. Все знают, что мы с тобой вместе, но никто не знает, что на самом деле ты меня презираешь. Что я делаю не так? — на ходу завязывая галстук, он вышел из комнаты. Я последовала за ним. — Пожалуйста, скажи, и я это исправлю. Я не понимаю тебя, я стараюсь узнать тебя лучше, но ты… — Он демонстративно меня игнорировал, ждал, чтобы я замолчала, просматривал папку с бумагами, потом достал пачку сигарет и вытянул оттуда одну штуку. Я слегка обомлела, не замечала за ним пристрастия к курению… Но это не заставило меня замолчать, я просто не могла остановиться! — Шон, дело ведь не в лабораторной работе, не в Фурье-разложении! Почему ты со мной не разговариваешь? — А он глянул на меня так, что страшно стало, и выскочил из дома, хлопнув дверью. Даже галстук не завязал как надо.
После утреннего инцидента я сидела на лекции по культуре, старательно игнорируя смешки и злые взгляды Хелен. Однако губы сами собой складывались в обиженную линию. И вдруг мне на парту легла записка: «Если у вас все, дай знать — я девочка не гордая». Это было просто отвратительно, но то, что Шон ухитрился втянуть меня в нечто подобное – еще хуже. Я чувствовала хихиканье Хелен и ее подружек каждой клеточкой тела. Эти отношения с Шоном с самого их начала только унижали меня. Лучше бы я тогда смолчала. Лучше бы вылетела из университета!
Когда я вернулась домой, Шон разговаривал по телефону. Со своим русским другом Алексом, очевидно. И он… смеялся. Я оказалась под таким впечатлением, что даже сунула голову в гостиную, чтобы проверить, не померещилось ли. Только Шон меня заметил, сделал внушительный глоток чего-то крепкоалкогольного и отвернулся.
Дабы никого не бесить, я ушла в спальню и уселась за ноутбук. Когда Шон вошел в дверь, я нервно замерла. Но вместо того, чтобы начать на меня орать, он скинул обувь и уселся рядом со мной на кровать. Все это время мои пальцы безжизненно лежали на клавиатуре.
— Этот код неправильный, — сообщил он внезапно. И начал объяснять, что именно ему не нравится.
— Может быть сначала извинишься? — спросила я раздраженно.
Он издал звук, сильно напоминающий рычание, а затем снова спокойным тоном начал мне диктовать, что писать. Это был его способ помириться? Я поджала губы.
— Продолжай сама, не обращай на меня внимания.
Он сидел со мной долго. Почти весь вечер. Но не коснулся даже пальцем. Зачем он это делал? Что он пытался мне сказать? Что несмотря на все разногласия, мы можем существовать вместе и быть полезными друг для друга?
И странности на этом не закончились. На следующее утро я стояла около аудитории в короткой юбке цвета хаки и горчичной блузке с большим шелковым бантом на груди, накрашенная, хорошенькая, как куколка. И радовалась, что прошлый вечер был довольно приятным. В моей новой жизни это было достижением. Вдруг в коридоре показался Шон, и все студенты притихли, но сделали вид, что им совсем, вот ни капельки не интересно происходящее.
— Вечером прилетит Такаши Мияки, пару дней поживет у нас, — без предисловий сказал Шон. Я онемела, но сдержать глупую счастливую улыбку не смогла. А несколько человек попытались подобрать челюсть с пола. — Используй это знакомство с умом. И промолчи про С++ и личную жизнь!
— Да, да, да, — я зажала глаза рукой, оттопырив мизинчик. — Что-то еще?
Только я оторвала руку от глаз, он схватил меня за талию и жадно поцеловал. И хотя это был прекрасный поцелуй, просто невероятный, я смутилась, потому что не фанат проявлений чувств на публике. А затем Шон ну просто не мог не сделать хоть маленькую, но подлянку. Он потянул за ленточку банта, отчего лиф моей блузки чуть не расползся в стороны. Я вскрикнула и прижала руки к груди.
— Очаровательная вещица. До вечера, мисс Конелл.
И хотя я была вся красная, переживала, что наше поведение крайне неприлично, с какой завистью на меня смотрели окружающие придало мне уверенности в правильности поведения ректора. Шон точно знал, что делает. Он заставлял всех видеть, что я… желанна? Полагал ли он, что этого достаточно и мне тоже? Поблажка. Так я назвала это для себя. Шон дал мне поблажку, таймаут в череде тирании. Да, толку от нее было мало, но иногда обманываться так чудесно…

Такаши Мияки оказался японцем до мозга костей. Он улыбался. И я тоже. Он и Шону улыбался, но тот не реагировал. А у меня начинали болеть скулы, но Такаши улыбался, и улыбался, и улыбался, и мне было совестно перестать.
— Он так и будет улыбаться? — спросила я у Шона на кухне, массируя пальцами щеки. Там мы заваривали Такаши кофе.
— Да. У японцев как принято. Можешь перестать сиять как мегаваттная лампочка, он не обидится.
Но я не могла. Было неловко. Шон и Такаши обсуждали проект, и я не была уверена, что они говорили на английском. Потому что я и половины слов не понимала. Посреди вечера я сбежала в спальню Шона, достала справочники и начала искать неизвестные мне слова. Да, я их находила но если вы думаете, что объяснения понимала… Ха! Нифига подобного!
— Ты куда пропала? Что ты делаешь? — спросил Шон, закрывая дверь.
— Схожу с ума от собственного невежества.
— Никто и не говорил, что ты должна нас понимать.
— Я это говорю. — Уголок губ Шона дернулся от этих слов вверх.
— Идем.
Шон усадил меня рядом с Такаши и объяснил, что они утомили даму. Представил меня как перспективную его студентку. Такаши немного нахмурился.
— Перспективная? — прищурилась я. — Я же не могу разложить косинус по Фурье!
Шон замолк, а Такаши вдруг начал смеяться, чем меня очень даже здорово удивил. Насколько мне известно, несмотря на все улыбки, их нация очень сдержанная.
— Мисс Конелл, мы бьемся в другой лиге, нежели студенты. И раскладываем косинусы по Фурье, чтобы меньше напрягать наших холеных параллельщиков. — Я очень удивилась его словам.
— Холеных?
— Холеных, ведь мы предпочитаем их не тревожить без крайней надобности и обходиться собственными силами.
— Но почему? Ведь в век большого количества процессоров… — И я развернулась к нему всем корпусом.
— Да, конечно, все верно, — охотно начал он объяснять. — Но каждая выигранная миллисекунда — огромное достижение, иначе нам бы и суперкомпьютеров не хватало. Знаете сколько времени уходит на распараллеливание кода? Чем его меньше, тем лучше, тем меньше путаницы у нас.
— Но если оно есть, почему бы не поставить все на параллельное программирование?
— Ах, мисс Конелл, — заулыбался Такаши. — Потому что грамотные параллельщики — такая великая редкость… У вас сколько голов? Одна? И вы думаете одной головой. Сядьте за компьютер с Шоном и напишите мне сходу код, пользуясь двумя головами за два процесса. Вы вытерпите ровно минуту, никак не больше. — Ох, это он был прав. — А также проблемы отладки, проблемы обдумки. У человека должны быть невероятные мозги, чтобы он был грамотным параллельщиком. Незаурядные.
Я улыбалась, слушая его. И скулы у меня больше не болели. Потому что искренняя улыбка еще никому не навредила. Такаши мне понравился. Я даже заварила ему традиционный американский чай, что его, как представителя страны Восходящего Солнца, сильно позабавило. Но искренность всегда окупается. Всегда. Мы с Такаши сходу нашли общий язык, чем изрядно польстили самолюбию Шона, который воспринял это как подтверждение гениальности.
Это был хороший день. Стоя в спальне, я все думала, почему если Такаши так мил, то Шон, будучи звездой той же величины, временами просто невероятно гадкий? Вдруг я почувствовала руку Шона на талии.
— Ты что собираешься делать?! В доме гость!
— Он ко мне приехал, вот если бы я к нему — совсем другое дело.
— Шон, нет, я не…
— Просто веди себя тише, чем обычно. — И он зажал мне ладонью рот. А другой рукой уже поднимал мою юбку, добираясь до тонких кружевных трусиков. Я попыталась вырваться и дальше возражать, но Шон мне просто не позволил. Когда его пальцы скользнули под кружево, я просто запрокинула голову, не в состоянии сопротивляться. Ему пришлось держать меня, чтобы я не упала и приглушать мои крики собственными губами.
Он меня поднял и перенес на кровать. И все продолжилось. Он сидя сжимал меня в объятиях, я смотрела на его лицо, как на него причудливо ложится свет. Смотрела и думала, что он красивый мужчина, по-настоящему красивый и по-настоящему мужчина. С ним легко быть маленькой и слабой. И, в то же время, так опасно. Касаясь руками его впалых щек, я оцарапала кожу о щетину чуть не в кровь, а затем запустила пальцы в его черные волосы и вдруг заметила, что они у него… волнистые, почти кудрявые, просто Шон как-то так их укладывается, что в глаза не бросается. А затем меня внезапно накрыло волной удовольствия...

27 Май 2015 22:15

» Глава 9

Человечность
Настоящее время
И внезапно проснулась в своем настоящем на Сицилии. Подушка еще в слезах после возвращения от Леклера. Мне пора перестать вспоминать Картера. Мы с ним договорились работать, а не трахаться на каждом углу, как это было раньше. Только что-то внутри меня радикально противится целибату. Или какого хрена я по ночам вспоминаю как мы с Картером… совокуплялись в его Сиднейском домике семь лет назад? Черт, я дура. Хватаю халат, в котором спал Картер, и презрительно спихиваю его с кровати. Я его не убрала с половины после того как вышла из душа. Нет, подозрительно подхватываю. Да, конечно, халат пропал Шоном, почему им, а не мной, предатель! Блин, засада. Как, спрашивается, я должна теперь его носить?! Никак. Пусть горничные стирают. Одежду Шона, кстати, услужливо унесли, могли бы и халат забрать. Начинает заниматься рассвет, неужели я больше после собственных эротических грез не усну? После Брюса я ни с кем не спала, если разобраться, неделю я на Сицилии, а до того неделю мы работали как проклятые. Две недели? Ну, для нас с Брюсом это не странно. А вот с Шоном нас подобное воздержание могло бы довести до сумасшествия. Вот же идиотизм. Смеюсь и встаю на пробежку.
Однако, решение выйти из собственной комнаты не такое уж хорошее, так как на меня обрушивается весь наш разговор с Кариной, затем и с Леклером, и настроение портится. И внезапно идея остаться в номере с эротическими грезами о Шоне становится очень даже заманчивой. Потому что, видимо, меня ждет еще целый день просмотра видео. Это просто стрельба. Я уже ненавижу снующих туда-сюда человечков. Агент Бюро во мне точно не умер. Это ж такая тоска!
У меня появляется мысль: изучить, кто из хакеров, когда и с кем пересекался. Ведь раз мы отмели идею о том, что Монацелли был заказчиком, значит должен был быть еще один суперосведомленный о жизнях остальных хакеров человек. А потому я забираю у агентов папки с делами и начинаю изучать как, когда и где кто с кем из хакеров пересекался. Изучаю все вплоть до переписок. Но толку от этого чуть. Всем исправно и приветливо отвечает только Такаши, но он не особо с остальными близок. Шон регулярно только с японцем и общается. Карина вообще обитает в параллельной реальности, где у нее куча собственных проблем, а Марко живет задирает нос, он ведь сын Манфреда. Я черчу какие-то схемы, как в фильмах вешаю на стены, смотрится внушительно. И думается легче. Чувствую себя Расселом Кроу в Играх Разума. Может быть и у меня уже началась шизофрения? Может быть я ищу послания там, где их нет? Так проходит день, еще один. Я даже о еде забываю, меня все время в ресторан вытаскивает Келлерер. Но с агентами мы больше почти не общаемся. Меня тошнит от двойных игр. Проходили, спасибо.
Попивая кофе на балкончике с видом на море, я все еще рассуждаю о хакерах. Из моих записей выходит, что если об отсутствии алиби Такаши можно было догадаться, то с остальными сложнее, их нужно знать близко, чтобы догадаться…
Итак, подводим итоги:
1) Шон близок с Кариной, но Марко все его компетенции. Он не мог знать об отсутствии алиби последнего.
2) И все-таки Манфред оставляет бабочек Шону, а не кому-либо, значит что-то Шон для него сделал.
3) Но Манфред единственный, кто мог бы слить исполнителю информацию о хакерах.
4) И все же карты никак не использовались. Зачем Манфреду еще один трофей, если у него их итак тьма? Если только это сделал он сам, а он не мог.
Все, не могу больше над этим висеть. Решаю, что раз сегодня пятница, то мне не помешает выходной.

Сижу в баре. Вокруг — молодежь. Явно студенты, только они могут жить в атмосфере безостановочного праздника круглогодично. Я им завидую, университет — прекрасная пора. Помню, как раньше была счастлива со своими друзьями. Керри, Клегги, Аарон… Закрываю глаза. Хватит уже о прошлом! Для того чтобы отвлечься достаю припасенный блокнот и рисую новый сценарий. Снова рисую крест из персонажей. Все таких же. Шон — чертик, Карина — соблазнительница, европейский аристократ Марко и анимешный Такаши. И между всеми ними сеньор с моноклем…
— Забавно, — раздается голос из-за спины. Я подпрыгиваю и хватаюсь за сердце. За моей спиной стоит Шон. Черт… Я даже глаза тру, откуда он тут? А, тем временем, Шон присаживается на табурет рядом, не отцепляясь от меня взглядом. Мне все это крайне не нравится. Особенно в свете моего расчудесного сна.
— Что здесь делаешь?
— Проверяю, жива ли ты еще.
— Жива, — говорю я, будто оно итак не очевидно.
— Пить будешь? — спрашивает Шон и, наконец, отворачивается.
— Пиво, — пожимаю я плечами. А бармен услужливо протягивает мне пиво. Будто готовился, что я закажу именно это.
— Ты права, — вдруг говорит Шон.
— В том, что выбрала пиво?
— Нет, — как на идиотку смотрит он на меня. — В том, что я много пью. Тебя это беспокоит?
— Шон, к чему ты клонишь? — прямо спрашиваю я, так как совершенно не понимаю, чего он от меня хочет. Я определенно не собираюсь сидеть тут и вести с ним светские беседы о состоянии его печени.
— Я думаю, что ты боишься.
— Конечно, боюсь, — киваю я, но все-таки пытаюсь уточнить. — А чего я боюсь?
Картер закатывает глаза.
— Того, что я сорвусь.
— Это бред. Мы не настолько близко общаемся, чтобы ты мог мне причинить вред снова.
Ну да, собственно, этими словами я подтвердила его догадку.
— Я пью, потому что здесь ты. А значит, мне стоит поговорить с тобой, чтобы больше этим не промышлять.
— Так ты… пообщаться со мной вздумал? Уверить в отсутствии дурных намерений касательно меня? Как это мило. — Я немножко в шоке. — Это тебе серьезно поможет? Ну… начинай. — Я делаю глоток пива.
Но у Шона, как всегда тактика радикально отличается:
— Переспи со мной. — И я захлебываюсь. Вот и весь разговор… Коротко, ясно, понятно, спасибо.
— ЧТО?! Ты спятил! Ты пьешь, потому что я с тобой не сплю?
— Нет, я пью, потому что ты меня винишь.
— Но ты виноват!
— Но если ты со мной переспишь, ты перестанешь бояться, и я не буду чувствовать себя последним подонком.
— Погоди-ка, так это мне надо?
— Не только. Я просто хочу с тобой переспать, — невозмутимо сообщает мне Шон и протягивает руку за пивом, которое ему протягивает хихикающий бармен. По-моему мне стоит перестать садиться за стойки! Но на них удобно писать… и не нужно дожидаться выпивки… стооооп! Какие барные стойки?! Мне Картер предлагает переспать!
— Шон, нет, — качаю я головой. — Мало того, что это аморально, так еще и только больше все запутает. Мы договорились, что я буду на тебя работать и…
— Всегда знал, что разговоры — пустая трата времени.
Его бросок похож на змеиный. Не увернуться. Вот он сидит, а в следующий момент я чувствую губами его губы и уже раздвигаю ноги, притягивая его ближе к своему телу. Я ненавижу себя за это. Все законы подлунного мира гласят, что мы разумные, труд сделал из обезьяны человека и тому подобное, тогда почему вдруг в двадцать первом веке, в эпоху расцвета разумности и логичности, два доктора философии без малейшей поправки на время, место, статус и прошлые обиды бросаются друг на друга посреди переполненного улюлюкающим народом бара? И почему ни одно противоядие не действует? Мы же друг от друга знатно натерпелись.
Вокруг разговаривают люди на своем эмоциональном чудноватом языке, я их не понимаю, но знаю, что говорят они о нас, если бы я оказалась на их месте, я бы тоже говорила. И собрав все силы, я решаюсь на этот сверхчеловеческий поступок — отталкиваю Шона.
— Еще! — вопят пьяные студенты. А одна из девочек идет и нагло виснет у Картера на плече, выдавая целую итаяльнскую скороговорку. Мне не надо ее понимать, чтобы знать, о чем она говорит. Предлагает более покладистую… себя. Ревность затапливает каждую клеточку моего тела. Черт возьми, я же целовалась с ним минуту назад так, что чуть не потеряла сознание, а эта стерва… Шон что-то отвечает девушке. В его исполнении итальянский кажется издевательством, так как он по-австралийски растягивает слова, даже не пытаясь подражать темпераментным местным жителям. Он говорит достаточно долго, чтобы я успела почувствовать себя дурой… Но девчонку словно сдувает. И несколько человек загибаются от смеха.
— Пойдем? — он протягивает мне руку, и я уже почти соглашаюсь, особенно после этой итальянской стервы, но нет!
Да какого хрена?! Если я собираюсь с ним переспать, я должна что-то стоящее получить взамен!
— Кааартер, — тяну я с улыбкой. — Ты, помнится, хочешь, чтобы я перестала тебя бояться, ну так отлично. Договорились. Я проведу с тобой ночь при одном условии. О таком я тебя никогда еще не просила. — Он смотрит на меня подозрительно, но не отказывается. — Я хочу увидеть в тебе нечто человеческое! Я хочу, наконец, увериться, что ты не гуманоид. Давай, начинай уверять меня в собственной безобидности!
— За это ты проведешь со мной ВСЮ ночь.
— Легко. — Прости Господи, это будет и впрямь легко. Легче просто не придумать!
Студенты визжат от восторга, им бы лишь хлеба и зрелищ. Шон подманивает бармена пальцем и заказывает выпивку на всех. А себе Картер берет водки и текилы, и я начинаю подозревать, что до секса у нас не дойдет. Потому что именно после этого сочетания я просыпаюсь в неожиданном месте. Каждый раз. Искренне жалею, что настояла на таком глупом варианте развития событий, потому что, несмотря на все бравады, я хочу, чтобы все закончилось, как Картер предложил. После нескольких стопок адской алкогольной смеси Шон, как ни странно, все еще в состоянии стоять на ногах, но сказать, что твердо язык не поворачивается. Забавное зрелище. Чтобы не оставаться трезвой и занудной на празднике жизни сама я тоже пью текилу. Меня ее научили стопками хлестать еще в Миссиссипи, и почти без последствий.
Он тащит меня танцевать, но он не просто не ведет, он даже не сохраняет вертикальное положение тела. После того, как мы опрокидываем пару столиков, я начинаю опасаться, что администрация нас вышвырнет, а никуда довести я его не смогу, потому уговариваю его сесть. Пытаюсь завести разговор, но он мне не позволяет. Вместо этого Шон протягивает бармену купюру и просит сменить музыку на «что-нибудь приличное». Собственно, сколько я знаю Картера, у него на все один ответ: заплати, и все путем. Он считает, что все покупается, вопрос в цене. В чем-то он прав, меня ведь ему купить удалось. Именно купить. Не деньгами, но сути не меняет. Тот, в благодарность наливает ему «за счет заведения», хотя, насколько я знаю, мелодию можно сменить и нахаляву, а на пожертвованные Шоном деньги бармен может весь вечер нас поить, не потратив ни цента.
Тем не менее, жизнь налаживается, и вместо занудных переливов волынки включается Тина Тернер и ее «I will survive». Это я твержу себе каждый день. Я выживу. Выживу. Все мы выживем. Мной завладевает меланхолия, но ровно до того момента, пока Шон со студентами снова не выпивают и не начинают ходить кругами, изображая нечто подозрительно напоминающее американских ковбоев. Текила, которую я пытаюсь проглотить, попадает аккурат мне в легкие, и чуть не умираю от кашля. Бармен даже воду мне протягивает. Серьезно? Ковбои? Мои руки так и чешутся записать это и выложить на ютуб. И, кажется, они даже поют. Хором, хотя получается, разумеется, нескладно. То, что Миссиссипи граничит с Техасом не означает, что мы любим наших соседей. Открою вам тайну, техасцев никто не любит. Наверное, этот штат еще жив, потому что там обитают настоящие мужчины: пыльные, потные, широкоплечие и со шпорами на ботинках… Но, черт, в исполнении Шона это так смешно! Студенты вопят и улюлюкают. И где-то внутри меня распространяется тепло. Мне хочется улыбаться, и мне все равно, даже если виной тому одна лишь текила. Но почему он не может быть таким? Может быть спившийся Шон Картер не такая уж плохая идея? Он веселится и никого не взламывает. А потом я вспоминаю про журнальный столик, и… мне нужно еще текилы.
И только я делаю глоток, Шон вдруг поднимает руку и заявляет:
— Спо… спорим. — У него даже язык заплетается. — Что хоть я и пьяный, обыграю в бильярд каждого из вас. — И студенты, которые едва ли более трезвые, нежели Картер, соглашаются с готовностью бойскаутов!
И пока мы с ним идем к столу (в некотором смысле я его тащу на себе), он мне рассказывает, что бильярд — одно из немногих увлечений, которое они разделяют с Алексом. И эти слова снова посылают по моему телу теплые токи, заставляют улыбаться. Может быть это была очень плохая идея. Я не планировала влюбляться в Шона, а в отсутствие других кандидатур и при наличии бутылки — он просто идеал!
Сильно сомневалась, что он кого-то обыграет, но он… обыгрывает. Одного за другим. Словно насмехаясь. Может быть пьяным он только притворяется? Это длится уже несколько часов, удары по шарам, пьяные крики и новые и новые порции выпивки. И я бы и дальше продолжала этот вечер, но мысли о сексе гонят меня прочь. Когда мы покидаем бар, на часах уже три ночи.
— Как мы доберемся и куда? — спрашиваю я Картера, не особенно рассчитывая на ответ, потому что адекватным он не выглядит. А он и не отвечает, просто со второй попытки достает из кармана ту самую уже знакомую мне кредитку и указывает на ближайший отель.
На нас с ужасом смотрит администратор. Видимо, мы сегодня собой являем тот еще колорит. Надо собраться. Соберись, Джоанна, сделай умное выражение лица, ты же доктор философии! Да не перекошенное, а умное. Я залихватским жестом (чуть не промахнувшись) откидываю назад волосы, стараюсь идти ровно и придать себе максимально высокомерный вид, потому что это у меня получается лучше, чем все остальное. Мне, кстати сказать, все это удается, но тут, за моей спиной Шон сносит вазу, слышится отборный мат, я оборачиваюсь, спотыкаюсь и в итоге повисаю на стойке регистрации. Администратор в ужасе.
— Здравствуйте, я доктор Конелл, а это редкий вредитель и будущий труп, если вы нас не пустите, — сообщаю я весьма трезвым голосом. Затем, вспомнив о карточке, протягиваю ее женщине за стойкой.
— Но эта кредитка на имя мистера Картера.
— Он доктор Картер, и этим именем вы можете опознавать будущий труп в морге. Не обращайте внимания на мой лепет. Американцы, — доверительно сообщаю я, подкладывая ладонь под щеку. Кстати, когда говоришь слово американцы, все как-то сразу становится проще, никому неохота связываться со свободомыслящей нацией. Только вот сволочь-Картер каким-то образом услышал мои слова и орет на весь вестибюль, что он австралиец. Однако, женщине это очень даже помогает. И она начинает стучать по клавиатуре с удвоенной скорость.
— Что-нибудь еще нужно? — спрашивает она, пока я медленно засыпаю, опершись о стойку.
— Бутылку вина на опохмел, — сообщаю я сонно и веду Шона к лифту.
Пока мы едем несчастные пять этажей, взгляд Шона трезвеет с каждым последующим. Интересно, что ему помогает: высота, время или созерцание меня? Потому что все это время он не отрывает от меня глаз. Я, кстати, занимаюсь тем же, но IQ мне это явно не прибавляет. Звяк, я, покачнувшись, иду к выходу из лифта.
— Джо, — вдруг совершенно осознанно выдыхает Шон, и что-то в этом есть очень непривычное. Что-то настолько интимное, что я спотыкаюсь на выходе, он меня пытается поймать, но в его состоянии это невозможно. Мы падаем на коврик и начинаем целоваться. Не знаю чем бы закончилось, если бы ногу Шона не зажало дверями лифта. После этого нам удается встать и найти номер с указанными в буклетике цифрами. Как самый трезвый из имеющихся в наличии, я беру на меня обязанность открыть дверь, но, как выясняется, вставить карту в замок — задача экстра-класса. Не меньше двадцати минут мы пытаемся открыть дверь. Точнее первые пять пытаюсь я, потом меня пробивает истерический хохот, и я сползаю вниз по стене, а спасать безвыходную (или безвходную) ситуацию берется лучший хакер мира. Оказывается, за пятнадцать минут трезвый Картер может вскрыть средненький мэйнфрейм, и те же пятнадцать минут пьяный Картер может пытаться попасть в щель замка простейшей двери.
Дверь распахивается, и мы дружно падаем на пол. Снова. Он лежит на мне. И, собственно, задача выполнена, мы в номере, пьяные и счастливые, вероятно даже более счастливые, чем когда-либо за те четыре года, потому что ограничений, наконец-таки нет. Это просто одна ночь, именно то, что могло бы быть у меня в самом начале, но не вышло из-за моих же нервов. Я определенно не из тех, кто может спокойно отдаваться каждому встречному. Но теперь Шон — никакой не первый встречный, он у меня в печенку въелся, как яд, даже в ФБР оценили, так что сейчас… сейчас все просто идеально. Мне удается пинком захлопнуть дверь, и все, мы одни, отрезаны ото всего внешнего мира, скрытые пузырем безмятежности, обеспеченного нам избытком алкоголя.
Губы Шона касаются моей шеи и, видимо, чтобы не отрываться от процесса, он мой топик он снимает через ноги, но возражать по этому поводу я не вижу смысла, так как его губы опускаются ниже, все ближе к моей груди. А я не в состоянии расстегнуть его пуговицы, потому рву рубашку, ломая ногти (Бог мой, представляете насколько я не в себе, раз не обращаю на это внимание?), мои стоны, наверное, до первого этажа слышны. Я определенно счастливейшая из женщин этого потрясающего мира! А у меня больше нет ни одной проблемы, кроме той, что он все еще пока не во мне, что он все еще недостаточно близко. Но это случится, скоро.
Под моими пальцами тело, знакомое мне, пожалуй, лучше, чем собственное. Я переворачиваю Шона на спину и начинаю целовать его. Что делает его таким невероятно сексуальным? Только тело? Да, он красивый, но он не самый красивый. Может быть дело в том, что в нем не найти ни одной женской черточки? Его нос с горбинкой, а щетина всегда оставляет на моей коже борозды. И его тело состоит из мышц и углов. Это сводит меня с ума. Его губы ни капельки не мягкие, и его пальцы причиняют мне боль. Я люблю видеть, как он теряет из-за меня контроль. Я люблю, когда он входит в меня, и реальность еще больше отдаляется. Какая же я дура, почему от этого отказалась? Почему мы оба от этого отказались? Разве оно того не стоило?
Где-то в процессе нас прерывают, приносят шампанское, и я, загородившись дверью, беру его. Если бы не это, мы бы, наверное, так до кровати и не добрались — остались на полу.
В первых лучах солнца я почти достаточно трезвая, чтобы быть в шоке от видения того, что стало с мебелью гостиничного номера. Радуюсь, что я не попросила номер люкс. И это последняя мысль, после нее я проваливаюсь в сон.

Просыпаюсь я только в полдень. Шон лежит на кровати, накрыв голову подушкой. Простыня бесстыдно откинута в сторону, почти ничего не скрывает, и я вижу как свет струится по рельефным мышцам его тела. И почему мы договорились всего об одной ночи? Но на самом деле ответ я уже прекрасно помню, потому что алкоголь выветрился. Теперь я трезвая и разумная, и Картер тоже. Если жив, конечно. Я чувтсвую себя человеком процентов на сорок, никак не больше. Стягиваю с кровати простыню, ведь Шону она все равно ни к чему. Он так бесподобен, ему нечего стыдиться. Я бы на его месте тоже не стеснялась. Наверное. Начинаю искать припасенную бутылку вина. Гхм, она стояла на столике, но столик стоял определенно не в этом углу, а то бы дверь не открылась… а где, кстати, столик стоял? Я не помню. Наконец я ее нахожу — закатившуюся под тумбочку и прикрытую моим бюстгальтером. Кладу ее в безжизненную руку Шона. И он чуть ли не одним пальцем откупоривает бутылку.
— Это именно то, чего я хочу больше всего на свете, — бормочет он и делает большой глоток. Ему определенно повезло, что на бутылке крышка, а не пробка. Некачественное вино только что спасло жизнь Шона Картера. Ха-ха.
— Дай и мне, — говорю я и, выхватив у него бутылку, сама пью прямо из горла. Простыня при этом практически падает, обнажает мой бок, и я не могу дотянуться, чтобы ее поправить. Не хочу, чтобы Шон видел меня голой теперь. А его глаза уже изучают мою кожу. Возвращаю бутылку и поправляю простыню. Его глаза горят, прожигают дыры в ткани. — Шон не смотри так на меня. Одна ночь. Таков был уговор.
Он просто смотрит на меня, я вижу как на его виске начинает пульсировать жилка. И я не хочу смотреть ниже, я не выдержу если взгляну!
— ШОН! — окликаю я его громко.
— Да? — спрашивает он так, словно контролирует не только себя, но и весь мир. И я все-таки смотрю ниже. Мда, до настоящего самообладания ему далеко.
— Одна ночь. И все.
— Одна ночь, из которой я ничего не помню, — буднично сообщает мне он.
Вот это новость… как я жалею, что не знала об этом раньше. Я бы позволила себе больше, в десятки, сотни раз. Я могла бы заставить его говорить, заставить объяснить все, что я так и не поняла о нас. И самое важное: почему он сделал все, чтобы я ушла? Это больно. Прошло три года, а рана не заживает. Ведь вопрос остается без ответа. Почему он даже шанса не оставил мне остаться? Измены? Их я терпела, обижалась, но привыкла. Унижения… он умел извиняться в своей единоличной эгоистичной манере, что я, в конечном счете, научилась понимать и принимать. Но последнее, что он сделал, не оставило мне шанса. Сознательно причиненный вред — не то, что я смогла бы пережить. Тогда встает вопрос: почему я в этом номере, наедине с голым Картером, который не помнит ни одной позы, в которой имел меня прошлой ночью?
— Это не моя проблема. И, поверь, тебе повезло.
— Я был настолько плох?
— Если подпевание Тине Тернер считается.
— Я был настолько плох, что ты отказываешься со мной спать? — полностью игнорирует он мои слова.
— Шон, ты не был плох, и мы оба это знаем. А еще мы оба знаем, почему я с тобой отказываюсь спать и дальше.
Внезапно он встает и подходит ко мне.
— Один раз, чтобы я запомнил. Иначе это эгоизм.
— Ты был пьян, но свое получил.
— Фактически, о том, чтобы я напился, меня попросила ты. Косвенно, но все же. И мне нужно получить то, о чем просил тебя я.
Он рывком выхватывает у меня простыню. И я стою перед ним голая. Но недолго. В следующее мгновение я уже повисаю у него на шее, обвивая его бедра ногой. Я рехнулась. И не забудьте записать в медкарте!
Ночью мне все виделось иначе. Как-то мягче, без горьковатого привкуса последующего расставания. А он словно делает все возможное, чтобы я пожалела о своем решении. Не может же он в самом деле хотеть, чтобы я вернулась? Или он рассчитывает на курортный романчик, который нам Леклер по доброте душевной позволит? Это безумие, это неправильно. Так не должно быть, то, что уходит, исчезает насовсем, иначе быть просто не может. «Мы» — я и Шон Картер — канули в Лету, возврата нет. Это блажь, уступка прошлому, попытка расставить все по местам, так что он делает? Зачем?
Я лежу на кровати. Воздуха мало, а тот, что остался — слишком горячий. Кожа липкая от пота, но я безмерно, безгранично счастлива. Будто все проблемы решились. Впрыск эндорфинов в кровь и все тому подобное. Черт подери! Что я творю?!
— И ты хочешь, чтобы это не повторилось? — спрашивает Шон.
— Я… согласна на отсутствие рецидивов, — говорю ему я. И искренне верю собственным словам. — Это не значит, что я тебя не хочу, — неожиданно добавляю я. Мне даже не надо поворачивать голову, чтобы знать, что он на меня смотрит. — Но это не меняет того, что мы с тобой совершенно разные. И не меняет того, что я не в состоянии простить то, что ты со мной сделал. Тебе никогда не понять сколько сил я тратила на то, чтобы быть совершенством, чувствовать себя совершенством. А ты только брал и разрушал мои попытки. Унижал, заставлял быть такой же, как ты. Или не ты, но кто-то, кто тебе по духу ближе. А по-моему на этом свете нет ничего, что стоило бы отказа от себя. Я уже пыталась под тебя построиться, ничего не вышло, с чего ты взял, что я хочу рискнуть всем снова?
Может быть, дело не в том, что он осознанно меня ломал раз за разом. Может, само так получалось. Ведь, как бы там ни было, Картер харизматичен. Вы не найдете человека, который остался бы к нему равнодушен. Нет, это не обаяние, он ублюдок, и это видно… но харизма — она есть. Да. Без нее Шон при всем своем уме был бы ничуть не лучше любого мальчишки.
Из отеля мы выезжаем крайне весело. Шон в бешенстве. Не знаю из-за моих слова или тараканов в собственной голове, но он очень зол. На его рубашке осталась лишь половина пуговиц, а потому только она и застегнута. Его прическа свидетельствует о том, что он занимался сексом всю ночь и до душа не добрался по странным сомнительным причинам. Глаза у него с похмелья все еще красные и воспаленные. Но все-все-все это меркнет по сравнению с выражением лица. Ах, сколько достоинства, он же властелин мира. Отвергнутый, обиженный и рассерженный. Меж бровей глубокая складка, губы сжаты в ниточку, подбородок поднят.
Администраторша поглядывает на нас очень заинтересованно. Я ее понимаю, сейчас Шон не очень похож на человека, который может запросто завопить на весь вестибюль, что он австралиец. Однако, Картер как всегда непрошибаем, успешно делает вид, что ничего странного не происходит.
— Признаться, я не ожидала, что сегодня вы вообще выедете, — говорит администраторша, сверкая улыбкой и поглядывая на Шона. Он смеряет ее подозрительным взглядом, но вместо того, чтобы ответить, обращается ко мне:
— Не напомнишь, что было?
— Ты пел I will survive, обещал обыграть в бильярд каждого студента в округе, вопил, что ты австралиец, ползком выбирался из лифта и пятнадцать минут пытался открыть замок номера. — А Шон ничуть не смущает, просто закатывает глаза.
— Надеюсь ты удовлетворена моей «человечностью».
— Вчера была, сегодня протрезвела. Ты на машине?
— Нет. Я знал, что придется пить.
— По-моему ты пришел ко мне, собираясь бросить это пагубное пристрастие.
— Не рассчитывал, что ты так легко согласишься.
У меня отнимается дар речи. И правда. Иногда я сама себе поражаюсь. Что он со мной делает? Как? Где, в конце концов, моя голова? Почему в присутствии Картера мне регулярно сносит крышу?
Но на лице у Шона ни торжества, ни ехидных ухмылок. Он равнодушно постукивает кредиткой по стойке рецепшна. Будто не ошарашил меня новостью про мою же непозволительную сговорчивость. Поэтому я просто меняю тему:
— Как ты меня нашел?
Он замирает, а затем смотрит на меня как на идиотку.
— По GPS твоего телефона, конечно.
— Конечно. Вместо того, чтобы позвонить, спросить где я и предложить собственную компанию, ты решил пробить мое местоположение по спутнику. Очень по-человечески, Картер. Браво.
— Мне легче общаться с компьютерами, чем с людьми. Мои социальные контакты ограничиваются, как правило, постелью. Меня это устраивает. И не надо делать вид, что ты этого не знаешь. Если хочешь, чтобы я не искал тебя, не пытался взломать твой блэкбери и не тащил в постель, тебе стоит вернуться в Штаты и ближайшим рейсом.
Мое раздражение выливается на администраторшу, которая слишком уж долго копается в своем компьютере. Помнится, ночью у нее получалось значительно лучше.
— Простите, у вас система повисла? — спрашиваю я раздраженно. — Потому что сейчас у вас уникальный шанс попросить этого мужчину помочь. Поверьте, он и Пентагон запросто взломает, лишь бы отсюда побыстрее убраться.
— Неужели, — снова улыбается она Шону. И на этот раз его августейшество изволит ответить:
— Советую разобраться самостоятельно, потому что после моего вмешательства вы можете обнаружить массу неприятных сюрпризов, — сухо говорит он.
Администраторша принимает его слова за шутку и смеется, а Картер снова перевключает внимание на меня:
— Как поживают Леклер и Келлерер? Давно вас не видно.
— А что, страшно? — осеняет вдруг меня. Пока мы с Картером не виделись, он весь извелся, гадая, не строим ли мы собственный коварный план. — Не бойся, я не составила контрзаговор против тебя.
— Ты смешная, — вдруг улыбается он холодно. — Запомни, я тебе предложил отличную сделку, а Леклеру ты нужна будешь максимум две недели. Для него ты не долгосрочный проект. Он гоняется за мной три года, ищет, копает землю. Ничего не находит. Он тыкается в тупики, разыскивая мои слабости. Он нашел тебя и машет перед моим носом, надеясь, что я взбешусь или отвлекусь. И ошибусь.
— Но ты же не ошибешься, — меланхолично отзываюсь я, скорее по привычке.
— Разумеется, ошибусь. Я же человек.
У меня отвисает челюсть, а Шон фыркает, качает головой и выходит из отеля. На подобное признание я даже не рассчитывала. Не то, чтобы я считала Шона безгрешным, но одно дело, когда это знаешь ты, и совсем другое, когда он в своей слабости признается самостоятельно. Раньше такого не случалось.
Итак, он вышел из вестибюля, а я остаюсь, чтобы подписать бумаги. Была уверена, что он уже уехал, но когда выхожу на улице, обнаруживаю, что он стоит на пороге и выдыхает в небос сигаретный дым. За все время, что мы жили вместе, курящим я видела его считанное число раз, и то, что сейчас он снимает стресс посредством никотина — знак не очень хороший.
— Сэр, здесь нельзя курить! — говорит швейцар, спеша к Картеру. Но тот просто бросает ему пару банкнот, как кость собаке. Это сравнение наводит меня на мысль.
— Как Франсин?
— Умерла через месяц после твоего ухода, — невозмутимо отвечает Шон.
Не знаю почему, но новость потрясает меня настолько, что я непроизвольно начинаю искать себе оправдание:
— Она была немолода…
— Да-да, Конелл, была, — перебивает меня Шон и вдруг смотрит так, словно я настоящий враг человечества. — Но она скучала, скулила и не давала мне спать по ночам.
Я чешу бровь. Кажется, я попалась в паутинку Шона, и он мной играет, а я все больше запутываюсь. Так делают некоторые животные: кусают, отходят и смотрят как ты отреагируешь. Он что-то хочет мне сказать?
— Мне ужасно жаль. — Никогда не понимала, что говорить в таких случаях. Но на этот раз Шон на мой ответ не обращает внимания вовсе.
— Так интересно было за вами наблюдать. Не знаю что именно сделала собака, что ты ее не смогла простить, но ведь она пыталась выслужиться, ходила вокруг тебя, а когда ты уезжала, ложилась на кухне и ждала возвращения. Я не умею разговаривать с животными, а то бы дал ей хороший подзатыльник и объяснил, кто ты есть. А ты, Конелл, беспардонная стерва, которая никому не дает вторых шансов, не так ли?
От этих слов у меня начинают гореть уши. Хочется ему врезать! Да как он вообще смеет говорить мне такое?!
— Франсин не таранила мною мебель, — рявкаю я. — А ты не помираешь с горя из-за моего ухода. Ты не оставил мне ни единого шанса остаться с тобой.
— Я знаю, — кивает он.
— Тогда о чем ты говоришь?
— О том, что умение прощать может сильно облегчить тебе муки совести. Ты ведь уже пожалела, что была с собакой неласкова? Ты всегда так поступаешь: ставишь клеймо и раскаиваешься, только когда исправить что-либо уже нельзя. Когда-то давно ты поставила клеймо, что на Франсин, что на мне. И никогда даже не сделала попытки пересмотреть собственное мнение, не так ли? А стоило бы! Я надеялся, что за три года ты изменилась, Джоанна. Может и так, но не в лучшую сторону.
Оставляю Шона докуривать свою сигарету, а сама ловлю нам такси. Потому что стоять рядом и выслушивать оскорбления только за то, что отказываюсь с ним спать, как минимум неразумно. Он чуть ли не инвалидом меня сделал, а я, значит, виновата и не даю ему реабилитироваться? Что это вообще за шизофренический бред?
Такси я ловлю по методу Шона. Выбрасываю в сторону руку с зажатой купюрой. Это существенно ускоряет процесс. И спустя пять минут мы сидим рядом с Шоном в такси.
— Так… гхм, у тебя теперь нет собаки?
— Что? — Картер выглядит удивленным до глубины души.
— Мне казалось, что ты любил Франсин…
— Я взял Франсин только потому, что чувствовал себя в долгу перед отцом за собственный сволочной характер.
— Но ты привязался к собаке.
— Если я и привязался, то только к одной собаке. Другую я буду ненавидеть так же, как и всех остальных.
— Да, и с людьми у тебя так же, — бормочу я и отворачиваюсь к окошку.
После этого молчание превращается в раздраженное. Сидим и таращимся в разные стороны. После всего случившегося мне срочно необходим электрошок. Меня вышибли из комфортной зоны. Раньше я всегда знала, где находятся стоп-линии Шона. И старалась к ним даже не приближаться. А теперь он сам заставляет меня их пересекать, а я не хочу, потому что не знаю, чем это чревато.
— То есть ты всегда метил в кресло сеньора Хакера? — озвучиваю я единственную идею. Вот же она, эта причина. Шон на пороге собственного потолка, так что он счастлив и спокоен. Ему не о чем больше переживать. Он просто снимает сливки, наслаждается собственным триумфом. Всеми способами.
— Конечно, — спокойно отвечает он.
Итак, Шон Картер перестал лихорадочно цепляться за ступеньки лестницы в поднебесную, теперь он разрешает себе и пожить. Это смешно, но, тем не менее, действенно. Он достиг всего. Он наш новый бог. Может быть, он и прав, может быть разбрасываться неправильно, но кто еще в состоянии идти к поставленной цели, годами не сбиваясь с курса? Честно говоря, я никого кроме Шона не знаю.
— Из тебя выйдет замечательный сеньор Хакер, — говорю я, когда такси тормозит перед отелем, и выхожу из машины.
Забираю у администратора ключ от номера, и именно в этот момент рядом со мной появляется Леклер. Злой, как черт.
— Ну и как впечатления, доктор Конелл? Понравилось спать с подозреваемым? — спрашивает он, не говорит, а шипит подобно змее. Администратор начинает кашлять. У него культурный шок.
— Как и всегда, агент, — без обиняков заявляю я. Не его, вообще-то дело!
— Еще раз вытворите что-то подобное, и можете прощаться как с Картером, так и с папочкой. Я вас вышлю отсюда первым рейсом, на который билет найдется. И если придется лететь с пересадкой в Антарктиде, это меня не остановит.
— ЧТО?!
— Он подозреваемый, а вы…
— Шантажируемая. Я не представитель органов власти!
— Мне кажется, вы не понимаете серьезности ситуации, доктор Конелл. Это не игрушки. Спать с тем, кого вы подозреваете, нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Стоило бы помнить, с кем вы в одной упряжке! Ведь вы итак не беспристрастны.
— Я была с вами в одной упряжке, Леклер, пока вы не свалили в Рим. Теперь каждый сам по себе, уж извините.
— Я делал свою работу. Так, как умею. И ничего согласовывать с вами не обязан.
— А я обязана согласовывать с вами с кем мне спать, мой маленький сладкий сутенер? — игриво провожу я пальчиком по его груди. Его это бесит. — А разговаривать с ним я могу? Или вы составите мне список дозволенных тем?
— Перед камерами или жучками говорите о чем угодно. Только чтобы до стонов не доходило. У вас, помнится, в Штатах жених остался.
— Он мне не жених.
— Ваш отец так не считает.
— Если мужчина спохватился, что может меня потерять только после того, как потерял — он мне не нужен! Я хочу, чтобы меня жаждали каждую секунду, миллисекунду, не только когда я пропадаю из поля зрения. Вот что называется правильной помолвкой, а Брюс…
— А Шон Картер, конечно, жаждет вас каждую секунду и миллисекунду, когда не находится в постели другой. Вы видели записи до вашего приезда? Посмотрите. Он не скучал.
— Да.
— Что?
— Конечно, видела. Агент, вы думаете, что я настолько наивна? Он мне верность не хранил никогда. Поначалу было обидно и непонятно, но со временем удивляться перестаешь. Ну да, противно, но я же не замуж за него собиралась.
— Полагаю, что это потому, что он никогда бы вам этого не предложил.
— Логично, не находите? Я никогда не собиралась за него замуж, потому что мы слишком разные. Не стану отрицать, что я определенно не та женщина, которая может поставить на колени Шона Картера. А, может, он просто не из тех, кто способен связать свою жизнь с кем-либо.
— Тем не менее, Карине Граданской он предложение делал, — сообщает мне Леклер. А вот этого я не знала. И эта новость парализует мой мозг. Есть ли у вас люди, которых вы откровенно ненавидите, которых просто не можете не ненавидеть, которые для вас просто средоточие собственной ненависти и отчаяния? У меня такой человек есть. Это Карина Граданская. И пусть мне не нравятся слова Шона о том, что я не даю вторых шансов, не прощаю, не пересматриваю свое отношение, с Кариной это правда.
— Удивительно наглые администраторы пошли, подслушивают, подслушивают… мой ключ у вас, вы его потеряли или кому-то отдали? Я точно знаю, что ко мне в комнату, пока меня нет, целыми табунами ходят. И это не горничные. Это Леклер, Келлерер, полагаю, что и гости из бунгало тоже!
— Простите, но мне ничего об этом не известно, — чопорно отвечает сотрудник отеля.
— Вы в состоянии ключ найти?
И он протягивает мне ключ.
— Вы официально занесены в список людей, которые меня очень-очень сильно раздражают! — Наверное, он просто под горячую руку попался, но я не могу не выпрыснуть яд хоть на кого-нибудь.
А затем я вхожу в собственную комнату. А там стоит Карина Граданская. И изучает материалы, которые я повесила на стенку. Ну все, попалась, стерва. Объективно, она конечно, не виновата в том, что Леклер меня попытался уколоть, но это не значит, что ей не достанется.
— Какое… потрясающее зрелище.
— Шон с тобой? — спрашивает она.
— Шон с тобой, — я не в состоянии сдержаться. Просто не могу. И пусть понимает, как хочет. Но на провокации она, конечно, не ведется.
— Не поняла… — И так по-детски удивленно на меня смотрит. У нее вообще хорошо получается делать большие невинные глазки.
— В бунгало. Шон туда поехал, — поясняю я, будто именно это и имела в виду.
— Аа… — тянет она. — Ты… эээ…
— Ты говорила кому-нибудь о своей болезни? — ухожу я от расспросов.
— Ты о провалах в памяти? Н-нет, — она смущена.
— Я изучила вашу переписку, и поняла, что в курсе был только Манфред.
— О, — она думала, что я интересуюсь не для дела? Так Карина еще и наивная? В жизни не поверю. — Да, так и было. Это означает, что только я под подозрением?
— Значит никто из хакеров больше не знал?
— Я скрывала дочь, о ней был осведомлен только Манфред. Так я под подозрением?
Итак, Манфред или Карина? Или Манфред проболтался? Или не проболтался, а специально сообщил?
— Тебе лучше покинуть мою комнату.
— Конечно, извини за вторжение, просто Шон пропал и я вспомнила шторм… — Не верю ей. — Ты знаешь, где он был?
— Я знаю где он был.
Она качает головой.
— Ты ведь его используешь. Для этого. — Она обводит рукой мои записи. — Он знает?
— Конечно, знает. Он сам предложил.
Она тяжело вздыхает.
— И теперь ты с ним спишь.
— Вы с Леклером коллективный набор свечей заказали? — иронично спрашиваю я. — Это здесь не при чем. — Я указываю на стену. — Ты за Шона не переживай, Пани, с ним уж точно ничего не сделается.
— Откуда тебе знать? — рявкает она. Защищает? Как же меня бесит эта парочка. — Я всегда подозревала, что ты эгоистка!
— Взаимно. Только ты еще и с**а.
— Я изменилась!
— Легко быть хорошей, когда в твоей жизни все прекрасно. Это как облагодетельствовать окружающих, когда на твоем счету миллиарды. А когда у тебя болела дочь, а тебе не хватало человеческого сострадания, ты пришла в дом, в котором я жила, и разрушила сказку, в которую я верила. Сдернула с меня розовые очки. А я любила свои розовые очки. И не надо меня обвинять в скупости и черствости теперь!
Сейчас, Пани, я уйду, вернусь через двадцать минут. И лучше, чтобы тебя здесь не было!

04 Май 2024 15:09

А знаете ли Вы, что...

...Вы можете просмотреть все книги-новинки года на специальной странице. Подробнее

Зарегистрироваться на сайте Lady.WebNice.Ru
Возможности зарегистрированных пользователей

Не пропустите:

Участвуйте в литературной игре Фантазия

♥ Нам понравилось:

В теме «Хорошее настроение»: [img] читать

В блоге автора miroslava: Образ Сони Ростовой в романе Л.Толстого «Война и мир», часть 1

В журнале «В объятьях Эротикона»: SEX-Ликбез

Зарегистрируйтесь для получения дополнительных возможностей на сайте и форуме