Бумеранг

Фрэнки смутно помнила, что было с ней вчера и, кажется, это уже входило в систему. Была Черри, упавшая с лошади, которую она не успела отчитать, а затем отлюбить за то, что та не убилась. Был бык, на котором она и Олли катались в баре. Была Рейчел с просьбой о косметике. Был не совсем презентабельный мотель. Была красная шляпа. А шляпа откуда? Память подводила.
Она явно хорошенько надралась, поэтому на утро ее горло напоминало пустыню Сахару. Что она там намешала? Может быть шампанское? Хотя нет, с шампанского ей было бы гораздо лучше. Даже лаповая настойка от Черри с небольшими дополнениями от самой Фрэнки не была столь удручающей на утро.
Спала она в одежде, туфли валялись у двери, на голове царил хаос, что говорить о помаде – та оставила на одном из одеял кровавые следы, такие же были на лице Олли. Фрэнки поморщилась и, держась за голову, отправилась в тяжелый путь до душа. Эта Австралия и родственнички Мии скоро загонят ее в синюю яму.
Когда она вернулась в комнату, Олли уже проснулся и выглядел милым взъерошенным воробушком. Хотелось зарыться руками и взлохматить его волосы. Ее губы окрасила нежная улыбка:
- Спасибо. – Она коснулась кончиками пальцев его плеча. Он, как ей показалось, был безудержным романтиком. – Спасибо за вчерашний вечер.
А потом случился натуральный дурдом. Тушение пожара, запах гари и клеймо боли, оставленное на лице каждого...
Забыть это сложно, но вместе с дымом ветер принес перемены. И эти перемены были, несомненно, к лучшему.

Год спустя.
- Фрэнки, я буду скучать . – Руки Мэттью сомкнулись на ней плотным кольцом, и она застонала ему в ухо:
- Братец, ты меня задавишь. – Шутливо ударила кулачком ему в грудь и отстранилась. – И нет, не надо делать такое лицо. Я, черт возьми, еще не собираюсь помирать. Ты всегда можешь…
- Позвонить? – Ухмыляется. – Да у вас там связь возьмет, только в случае, если кенгуру станцуют бачату.
- Приехать. – Смеется в ответ. – Ты всегда можешь приехать.
- Ну уж нет, предлагаешь мне променять туманы на космическую жару? Пот, туча гудящих насекомых, пыль… - Отмахивается. – У тебя вон уже первые веснушки выскочили.
- Что? – Судорожно роется в сумочке, проклиная всех и вся.
- Шучу, шучу. – Ловит ее дрожащие руки и крепко сжимает. – Ты - красавица. И, если этот Холли…
- Олли. – Поправляет его, закатывая глаза. Сколько можно? Он за полгода, пока она была в Лондоне не сумел выучить его имени.
- Окей, если этот Олли будет к тебе плохо относится, просто дай знать. – Она закатывает глаза во второй раз.
- Ты же его не знаешь.
- Вот поэтому и даю тебе ценные указания. – Смеется и еще раз крепко сжимает в объятиях. – Иди, твоей рейс уже объявили.
Она машет ему рукой, но сердце разрывается от тоски. Ее любимые мужчины живут на разных континентах.

----
Реал меня съел, в обсуждалку постараюсь приползти вечерком)

- Сказал. - Ответил односложно, утвердительно кивнув головой, не зная, что сказать еще. Правду? Тай нарисовал их вместе с соединенными руками. Его сын гораздо умнее отца.
Грант сам не понял, как так оказалось, что Рейчел, поднявшись на ноги и приблизившись на шаг, вдруг упала на него. Мягкие волосы защекотали кожу, обдавая дурманом знакомых духов и Рэйнольдс не сдержался, прикоснулся губами к светлым прядям, одновременно обхватывая ладонями талию Рейч, не позволяя отстраниться и пресекая глупые извинения. Притянул еще ближе. Отвел растрепавшиеся волосы с лица, поймал взгляд.
- Я соскучился, - тихим шепотом в полураскрытые от удивления и неожиданности губы. Потом он будет корить себя сколько влезет, а сейчас короткий поцелуй-просьба кажется таким естественным, что он не в силах отказать себе в небольшой вольности.

Его руки удерживают крепко, не давая отстраниться, притягивая ближе, Рейчел поднимает голову, и на какое-то мгновение их взгляды встречаются. А у сына его глаза, - успевает подумать девушка, прежде чем в следующее мгновение ошеломленно услышать


И потеряться в ласковом поцелуе. Ее целовали не раз - страстно и горячо, ласково и не очень, так, что хотелось скорее сбежать, тоже было, но сейчас это было словно в другом измерении. Рей будто пытался что-то сказать или попросить или... она не могла себе объяснить, что происходит, но ощущение было странным и новым, может быть в ее жизнь пришло то, о чем она просила, окунаясь в Озеро жизни? Мысли пронеслись с какой-то молниеносной быстротой и осталось только чувство, странное чувство удивительной нежности...
Крепко держась за плечо мужчины, чтобы не упасть, потому что неожиданно закружилась голова, Рейчел слегка отстранилась и посмотрела на Рэя, потом провела рукой по его лицу
- Ты испачкался, - и снова замолчала, потому что все слова вдруг показались какими-то ненужными и слишком громкими.
_________________

Его не оттолкнули и не дали по морде. А ласковое прикосновение к щеке возбуждало больше, чем откровенное заигрывание.
Слава Богу, Рейч отстранилась немного и не могла ничего почувствовать. Грант не хотел наглеть и пугать Рейчел, но как-то само-собой получилось , что правая ладонь задержалась на талии и большой палец медленно погладил теплую на ощупь кожу сквозь тонкую ткань.
- На пожарище, наверно. Вытри, пожалуйста, - пожал плечами, доставая из кармана чистый платок и протянул его Рейч, скорее, чтобы разрядить обстановку, чем потому, что был обеспокоен своим внешним видом. Гранту еще вчера понравилось, как Рейчел мило краснеет, когда смущается. Румянец сначала поджигает скулы, медленно окрашивает щеки. И даже ушки заметно розовеют. А вот нижнюю губу она закусывает очень редко, только когда очень чем-то обеспокоена. Грант усмехнулся. Зря списывать на природную наблюдательность детектива. Кажется он влип.
- Замерзла? - непонятно зачем спрашивал, если скинул куртку и осторожно завернул в нее Рейч. Не получив в ответ бурного протеста, притянул чуть ближе, держась пальцами за полы куртки и скользнул взглядом в скромное декольте темно синего платья, - Рейч, тебе идет этот цвет...мммм...очень красивое платье. И вчерашнее тоже. - Глупо расписывать достоинства женского гардероба, если все, чего хочешь - стащить ненужные шмотки, чтобы расчистить дорогу жадным рукам. Грант тут же мысленно надавал себе по этим самым рукам. Они едва знакомы. И если он проявит чуть больше инициативы, Рейчел может подумать, что он как все. А разве нет? Разве не хочет ее до одури.
Еще как. С той лишь разницей, что и мысли не допускает, что у них будет одна -единственная ночь, а после они разбегутся каждый в свою сторону. А утром Гран поймет, что не готов был отпустить. Да что там, он и сейчас в этом уверен.

Эпилог

Отработав пару дней в авральном режиме, Джек подустал, морально выдохся.
Наступил выходной, в который он хотел проваляться в ничегонеделанье.
День, как день, если бы не конверт с письмом матери в руках.
Закурив, читаю:
«…Осталось в лучшем случае дней десять, врачи сделали всё, что могли, но его силы на исходе.
Прости и приедь пока жив, а то потом до конца своих дней будешь себя мучить виной. …»

Практически сразу за первой, без передышки, затягивается дымом второй, за ней- третьей, пока от табака не першит в горле. Зато светлеет в мозгах и чёткая мысль:
«Что же я творю? ! Она хоть и не родная, но знает и понимает меня как облупленного»-заставляет потушить очередную и резко поднявшись, двинутся в хозяйский кабинет.
Разговор необходим для того, чтобы меня не посчитали предателем. Этому человеку я выложу всю правду, хоть это и не ко времени.
-Мисс Миа…

За ужином объявляю всем о своём решении и прощаюсь.
-Смерч остаётся с тобой, Вишенка, -говорю после благодарностей и пожатий рук, объятий и пожеланий удачи, -На память.
Вспомнив нечаянно подслушанное:

Черри Хорнер писал(а):

Глажу кобылу по лоснящемуся, только что вычесанному боку, прощаюсь.
- Мне будет вас не хватать, - шепчу, глядя в умные карие глаза. Надеюсь, мистер Итан позволит приезжать, проведывать. Лишь бы Белладжио в клетку не запирал. А Оушену гулять давал, передерутся ведь.

Не зная правильно поступаю или нет, не слушая отговорок, позволяю себе обнять почти родного человечка:
-Пообещай, что у тебя всё будет хорошо. Крепко сжимаю за плечи и отпускаю, получив кивок.

Через три дня, стоя перед фермой «Добрый Лист» с чайными плантациями, недалеко от тропического Парка Дейнтри, ощущал волнение, граничащее со страхом.
Увидев отца, не сдержал слёз, которые спящий мужчина не увидел и этому я был рад. Болезни не красят людей, а смертельные тем более.
Сидя возле него, обдумывал свою обиду и понимал, что эта проблема в масштабах жизни- даже не капля в море. Просто запрет жениться на сводной сестре, с угрозой оставить без наследства двум не окрепшим психически и от того так это воспринявшим малолеткам, которым казалось, что это до конца жизни, Настоящая, Единственная.
Но ведь, если бы это чувство было Настоящим, разве это стало бы выглядеть так гадко, приносить столько боли, оказаться десятью годами попыток измучить друг друга..
Схватившая мою кисть холодная рука отца, пытающаяся сжать в приветствии и слова:
- -Всё-таки Ты?-режет мою душу, сердце замирает и с губ срывается то, что не планировалось:
-Прости меня, отец! – заглядывая в его глаза, пытаясь уловить эмоции и чувства. Его ответ заставляет сердце забиться сильнее, чем когда-нибудь раньше:
-И ты меня, сынок, прости. И я тебя люблю, очень люблю,- уже уставая, от этого торопясь,- И я счастлив, что ты приехал, для меня это очень важно.
Замолчал, откинувшись головой на подушку, но цепко держа за руку, не отпуская. Через минут двадцать, отдохнув:
-Я всё оформил и договорился. Знаю, что ты не хотел больше тут жить и работать. Всё продастся после конца сбора, всё кроме городского бизнеса.
- Пятнадцать процентов Аве, она хочет переехать в город, ей одну чайную отдашь. Десять- Зали, -ты же понимаешь, я не мог оставить её без средств, перечислят на подростковый счёт.
-А остальные- тебе, только не отказывайся,- всё ещё не отпуская руки,-Воды. Сделав пару глотков, глубоко вздохнул:
-Я просто боялся и не думал, что у вас так всё серьёзно и
-Всё, пап, простили, забыли и не возвращаемся, -заканчивая разговор, который был нужен много лет назад, а сейчас был просто глупостью обиженного паренька и так тяжело давался уставшему тяжелобольному.
-Ты мне лучше скажи, почему курить не бросил, когда уже всё обнаружилось,-хмуро глядя на вмиг покрасневшего отца.
-Ты представляешь, не смог, четыре раза бросал на недолго и опять начинал. Сам попробуй брось, а потом отца учить будешь, -тяжелее, чем начиная разговор.
- Ава пожаловалась,- с нежностью назвав имя любимой женщины, засыпая от усталости.

Через четыре дня Джек стал хозяином фермы «Добрый лист» и нескольких чайных «Good leafs» в Брисбене.
Зали на панихиде он не видел.

Декабрь. Аэропорт Сиднея.

Сидя в зале ожидания, Джек решался на важные для него звонки.
Первый- лёгкий и приятный, главное чтобы сработала связь и трубку снял тот кто нужен.
Спустя шесть гудков:
-Алло! Привет! А кто это?-немного удивлённым голосом.
-Привет, Вишенка! Джек. У тебя и Смерча всё хорошо?-с волнением.
-О, Джек! Да, да всё просто замечательно. Ты представ.
Перебивая:
-Вот и хорошо, что замечательно. Прости, сейчас не могу долго говорить. Это мой номер. Просто хотел сказать, что если тебе когда-нибудь будет нужна помощь, совет, всё что угодно, только свистни. Там тебе подарок доставят, от ковбоя, на удачу. Постарайся его под копыта не подсовывать,-засмеялся, -Я ещё позвоню. Пока.-ощущая радость от пары слов близкого человека.
Второй звонок был не просто волнительным, он был тяжёлым, сложным, но необходимым.
-Джек?! - ответили, с показавшимся волнением?
-Зали, не ожидала?-ухмыльнувшись.
-Почему же, всегда жду, но ни разу так и не услышала,- уже точно взяв себя в руки. Что-то случилось?
-Тебя не было на похоронах и я
-Была,- перебивая, без капли лжи,- Просто,не подошла, побоялась, что буду не к месту с сочувствием и участием, а с Рэдом мы обо всём поговорили и всё старое утрясли, в отличии от нас с тобой,-с намёком на постоянную недоговорённость.
- Не я сбегал ранним утром после каждой ночи траха, подсовывая чашку чая вместо разговора,-начиная злится.
-Любви, Джек, любви,-пытаясь пристыдить.
-Это не любовь была, хоть убей, не любовь. Если бы ты любила, всё бы было по-другому,-с грустью.
-Всё было бы по-другому, если бы любил Ты,- с горечью в таком родном, возбуждающем.
-Раз мы до сих пор не поняли, как друг другу относимся, это неважно и не к чему. Я устал и больше не ковбой. Меня нет в Австралии,-пытаясь разрубить узел.
-Врёшь, это не международный звонок, ты ещё здесь,
-уверенность в голосе злит.
-Даже если так, для тебя я больше недоступен,-очень уверенно, сжав руку в кулак и стукнув ею по бедру,
- Я просто уведомляю, что отец перевёл на твой подростковый счёт сумму от продажи фермы и мама в Брисбене.
Объявленная регистрация на рейс Сидней- Лондон, торопит закончить разговор.
-Мне пора, прощай.
Но на том конце произносят:
-Лондон?- с недоверием в голосе.
С желанием оставить за собой перевес:
-Новых ковбоев и исполнения желаний.
Нажимая на отбой, слышу:
-Дурак!
Закрыв глаза,отключаю и сдерживаю желание набрать ещё раз:
"С'est la vie!",-подумал, засовывая в карман телефон.
Достал пачку сигарет и, выбросив её в мусорное ведро, направился на регистрацию.

_______________
Всем спасибо за игру!

Сегодня годовщина нашей свадьбы. Я поставил себе столько напоминалок.. за неделю, за три дня, за день и, конечно же, сегодня утром тоже уже пропикало, что Черри будет очень обижена, если я снова забуду о дате. Во искупление прошлогоднего греха, я даже порылся в интернете, чтобы узнать, что дарят на восьмую годовщину. Оказалось, жестяную посуду и маки. По-моему, это просто идеально для моей Вишенки. Я заказал набор форм для выпечки, а сегодня утром в цветочном букет с обязательными маками.

Хотите знать где мы теперь? Не у Макферсонов. Туда мы накатываем на дни рождения и крестины племянников. Как я и сказал когда-то Итану, мы стали родственниками.
Я женился раньше, тем же летом. У нас с Вишенкой была настоящая деревенская свадьба с венчанием в приходской церквушке, вот этой цветочной аркой на лугу, длинными, ломящимися от угощений столами и очень пьяными и горластыми гостями. Незабываемый день. Вишенка была такой красивой в белом платье и фате, что я, как киношный идиот, увидев ее, замер с совершенно глупым выражением на лице, когда Макферсон вел ее ко мне.
В конце лета мы уехали с фермы. Черри хотела, чтобы я вернулся на медицинский и доучился на терапевта. Это была наша первая ссора. Мое скитание по фермам принесло плоды – я понял чем хочу заниматься. Врач – нужная, уважаемая профессия, но клетушка кабинета и вереница пациентов не для меня. Мне хотелось простора, близости к земле и открытий. Тогда Вишенка выслушала меня, улыбнулась и сказала, что это не хуже термодинамики. Фразу я не совсем понял, но то, что жена на моей стороне – навсегда. И вернувшись в университет Кви́нсленда я пошел на биоинженерию.
То время было очень непростыми, но, по-своему, незабываемо счастливым. Мы снимали маленькую комнатку и строили грандиозные планы на будущее. Я учился и работал, Черри училась быть горожанкой, искала помещение для своего кафе и подрабатывала на кухне греческого ресторана. Спросите «откуда деньги?» Нет, мои родители не миллионеры, только и ждавшие возвращение блудного сына, чтобы осыпать деньгами и радостными поцелуями. Отец приехав на ферму заявил, что в таком возрасте женятся только по залету и при других обстоятельствах его сын не взглянул бы на ничем не примечательную деревенскую девчонку, вроде Черрил Хорнер. Тогда Макферсон увел его в дом, и после я никогда не слышал ничего подобного. Но противный осадок остался, а отношения с родителями испортились окончательно. Так вот, это не они, не мои родители, ссудили нас деньгами. Итан заплатил Мие и Черри полную стоимость фермы. И Вишенка решила вложить свою долю в собственный бизнес – кафе. Я был настроен скептически, но, конечно же, рядом, чтобы подхватить, если упадет.
Через год с хвостиком мы отпраздновали открытие. Кафе небольшое, но очень уютное. Вишенка предлагает посетителям простую, домашнюю пищу и в наш век поднадоевшего, но все еще удобного фаст-фуда, скоро приобрела постоянную клиентуру. В Эске со своими клетчатыми скатертями и старой кантри-музыкой она не произвела бы впечатления ни на кого, в большом городе – ее кафе стало островком домашнего уюта для всех, кто живет на бегу.
Я окончил университет с красным дипломом эколога и, благодаря открытому в Квинсленде месторождению сланцевой нефти, получил высокооплачиваемую работу в нефтехимической отрасли. Наконец, я занимаюсь тем, что мне нравится. И это ощущение стоит многого. Больше только счастье от рождения дочери. Два года назад она пронзительным криком оповестила мир о своем появлении и том, что наша жизнь никогда не будет прежней. Бессонные ночи, прививки и размазанный по ковру джем окупаются одной ее улыбкой и прикосновением пухлой ладошки к лицу.

Дверь кафе заперта и это когда до закрытия еще два часа. Хмурясь, сворачиваю в переулок, чтобы зайти со стороны кухни. Эта дверь открыта. Что-то медленно кипит на плите, но на кухне ни души.
- Вишенка?
Голос звучит гулко в пустом помещении – становится не по себе. Положить завернутую в фольгу коробку и цветы не приходит в голову. Выхожу в зал – тоже пусто. Краем глаза вижу в дальнем углу свет – на столе стоят подсвечник, ведерко с бутылкой вина и две тарелки. Так значит сюрприз? Улыбаясь, качаю головой, медленно иду к столику. Керри Андервуд запевает «Don't Forget To Remember Me». Оборачиваюсь и улыбаюсь. Черри в белом платье в цветочек по колено, стоит у музыкального автомата, сияя счастливыми глазами.
- Так ты не забыл.
- Не могу забыть тебя.
Вишенка идет ко мне. Наконец, вспоминаю, что руки заняты и кладу все на край стола. Она шагает в кольцо моих рук еще более любимая, чем прежде. И я понимаю, что счастлив. Настолько, насколько может быть счастлив человек.

Аккуратно держит, чуть притягивая к себе рукой, чувство тепла и какого-то уюта поднимается изнутри, постепенно разгораясь пламенем желания, от чего Рейчел смущается еще больше, списывая свои ощущения на то, что у нее просто давно никого не было, и радуясь, что достаточно темно, чтобы Рэй увидел ее смущение.

Отвечает, доставая платок и протягивая девушке. Рейч осторожно вытирает копоть с его лица, а потом машинально убирает платок в свой карман. Легкая бородка колет пальцы и хочется задержать их еще немного, но от собственных желаний становится совсем неловко… Рейч, что на тебя нашло? – вовсю бесится внутренний умник, – ты видишь этого парня второй раз в жизни, останешься тут ну еще неделю, а дальше? – но думать об этом не хочется. Девушка нервно передергивает плечами, и это совсем не от холода. Движение не остается не замеченным
звучит над ухом, и Рейч тут же оказывается укутанной в куртку Рэя, которая почти полностью скрывает ее платье, и ловит его жадный взгляд, кажется, не оставляющий сомнений… Но губы говорят совсем не то, что читается в глазах.
Он запинается, расписывая ее наряды, она краснеет еще больше, а потом решает наплевать на все – зачем думать о каком-то будущем, которого может и не быть, если есть здесь и сейчас? Есть двое – мужчина и женщина, его желание достаточно очевидно, собственное она чувствует с каждой минутой сильнее, – и тогда Рейч решается: подавшись к нему ближе, поднимается на цыпочки, обнимает за шею и целует. Жадно и горячо, успевая лишь прошептать: «у нас одинаковое имя, дома меня обычно зовут Рей». Это как заклинание из «Маугли» – мы одной крови, ты и я…
_________________

Тихий томный шепот ударил по нервам, разгоняя кровь по венам до сверхзвуковой. Вместо остановиться самому и остановить ее, Грант подхватил Рейчел под упругую попу, отрывая от земли и приподнимая вверх, чтобы наброситься в голодном ответном поцелуе на жаркие губы. Маленькие ладони , вжались в его затылок сильнее, нежно погладили короткие волосы, пропуская их между пальцев и сердце зашлось бешеным ритмом, дыхание сбилось, будто не с девушкой миловался, а преодолевал марафонскую дистанцию. Подтянув Рейчел повыше, Грант потерся носом о мягкие завитушки у виска и едва слышно попросил обхватить его бедрами. Она подчинилась. Доверчиво прижалась еще сильнее, позволяя почувствовать себя. Манящую, реагирующую на малейшее прикосновение.Быть до такой степени женщиной- преступление. Осознает ли она свою власть над ним? Едва ли. Грант довольно хмыкнул, когда Рей со стоном подалась навстречу его руке, сжимающей левую грудь. А сердце-то как стучит. Тянущая боль в напряженных мышцах пресекла последние здравые мысли, подчиняя тело голым инстинктам. Черт, как же ему не хватало этого. Зачем думать о последствиях, если он чувствует, что она хочет его не меньше?
Тихо выругавшись в перерыве между поцелуями, Рэйнольдс закинул хихикающую Рейчел на плечо и понес к конюшне...

Грант не мигая смотрел на спящую рядом Рейч. Язык втягивало от потребности закурить, но он боялся пошевелиться, лишь бы не разбудить ее и не разрушить момент, в котором хотелось оставаться как можно дольше. Вытащив из растрепавшихся волос короткую соломинку, сжал ее зубами, перекатил из правого уголка рта в левый. На губах заиграла улыбка "аля счастливый идиот". Есть ли в этой женщине хоть один изъян? Жадный взгляд ощупал каждый изгиб, задержавшись на стройной ноге, которую Рейч предусмотрительно закинула на мужское бедро. Чтобы не сбежал. Грант самодовольно ухмыльнулся. Черт, с идеальными сложно, им трудно соответствовать. Но пока им , вроде, довольны.Все же не сдержался, обхватив Рейчел за плечи, перекатил на себя и полез целоваться.
- Рей, я не хочу тебя отпускать, - прошептал несколькими минутами позже, по хозяйски поглаживая узкую спину и зарываясь пальцами в копну светлых волос. - Знаю, что рано или поздно должен буду отпустить. Но не хочу, хоть убей.

Дальше все закрутилось в калейдоскопе чувств и ощущений, требовательных губ, жарких рук, сводящих с ума прикосновений и желания прижаться сильнее, слиться воедино под бешеный стук сердца, тяжелое дыхание, тихие стоны и ее имя на выдохе или его, не важно, они произносятся одинаково… Отдавать и принимать, чувствовать и ощущать, жадно и трепетно, нежно и страстно, вечное как мир происходит между мужчиной и женщиной, но так – только для них двоих, в этом месте, в это время сошедшихся и сейчас принадлежащих лишь друг другу.
Сон, не разжимая объятий, словно боясь, что утром сказка кончится, карета превратится в тыкву, а принцесса, какой себя чувствовала Рейч этой ночью, снова станет обыкновенной девушкой.
Взгляд невозможно не почувствовать, но, Рейчел так не хочется просыпаться и чуть приоткрыв глаза, она наблюдает за Рэем из-под опущенных ресниц. Как он красив, зрелой мужественно красотой взрослого мужчины. Складка на лбу, которую хочется разгладить пальцем. Ей надо запомнить эту ночь и его… всего.
Откидываясь на спину, он обнимает и тянет на себя, и снова поцелуй, от которого исчезают из головы все мысли, а по телу разливается желание. Нет, Рейчел, нет, уже утро, сюда могут прийти, вас увидят, – просто орет кто-то умный внутри, но она просит его заткнуться, ничего сейчас не важно.
Рэй отрывается от ее губ и смотрит долгим взглядом, словно тоже запоминая, и сердце пропускает удар. Уже? Так быстро? И словно ответ – его слова.
Не хочу или придется? Почему придется? – Рейч не сразу понимает, что он говорит, а потом отвечает тихо и отрешенно:
– Мы останемся еще на неделю или чуть больше, помочь Мие, – оттолкнувшись от широкой мужской груди, пытается встать на ноги.
_________________

И все? Голая констатация факта, произнесенная голосом лишенным эмоций после того, как оба горели в обоюдной страсти, выражая языком тела все то, что каждый в силу своих личных причин не мог произнести вслух. Поморщившись будто от внезапного удара под дых, Грант напряг руку, удерживая Рей на месте. Вторая обхватила подбородок , не позволяя отвернуться и спрятать взгляд.
- Утром я буду занят на ферме. Давай встретимся около полудня. Пообедаем вместе в городе, потом заедем в участок за твоими вещами. Думаю, нам есть, что обсудить, - непреклонный тон, который может спровоцировать отказ. Но Грант знает, что Рейч согласиться хотя бы из любопытства. Неделя - не так уж мало, чтобы прыгнуть через голову и убедить ее не бросать того, кого приручила.
Грант долго вглядывался в красивые, подернутые поволокой неутихшего желания глаза. И все-же отпустил.
Одевались молча, второпях, будто каялись за украденные у судьбы мгновения. Грант старался не смотреть на Рей, пока не услышал сухой звук застегиваемой молнии, чтобы не передумать и не повалить вновь на импровизированное ложе.
Когда позади раздался шорох торопливых шагов, мысленно выругался и бросился следом.
- Подожди, у тебя здесь... - Догнав у двери, поймал за руку и развернул лицом к себе. Заботливо вытащил из волос застрявшие соломинки. - Вот. Можно, я провожу до дома?

Мужчина… Он явно не доволен ответом Рейч. Она чувствует это по вдруг ставших жесткими руках, которые ее не обнимают теперь, просто удерживают – не лаская и прося, а утверждая и приказывая, по колючим глазам, которые смотрят на нее так, словно хотят прожечь насквозь и заглянуть в душу…
Голосом, которым, видимо, говорит с подчиненными, властным и непреклонным, которому хочется сопротивляться, скорее из-за чистого упрямства, но невозможно отказать. Боясь, что голос ее выдаст, Рейч просто кивает и, отвернувшись, начинает быстро и беспорядочно натягивать на себя одежду, стряхивая соломинки, пытаясь разгладить пальцами юбку. Вот и все, она готова. Опустить голову вниз, слегка потрясти волосами, и резко забросить наверх – так они приобретут некое подобие прически, хотя и так каждому, кто встретится на пути, будет ясно, где и как провели ночь эти двое…
Застегнуть молнию на платье, всунуть ноги в сабо и с гордо поднятой головой и прямой спиной выйти из конюшни.
Догоняет в два шага
Рейч на секунду замирает, глядя в его глаза и читая в них то же, что клокочет внутри нее, потом молча кивает, не в силах произнести ни слова.
Так же молча они доходят до крыльца, кивая встречным, отвечая на приветствия, ловя удивленные и многозначительные взгляды. Только дойдя до дома, Рейч понимает, что так и не отобрала свою руку у детектива… Она делает это сейчас, открывает дверь, потом все-таки оборачивается, легко прикасается поцелуем к его губам и исчезает за дверью прежде, чем он успевает задержать или что-то сказать.
Влетев в комнату, Рейчел с разбегу падает на кровать и дает волю слезам. Она сама не знает, о чем плачет, не может объяснить этого и Рону, когда он испуганно трясет ее за плечо и спрашивает, что случилось.
Потом наконец, Рейч поднимает на брата заплаканное лицо и тихо говорит:
– Я дура, Рон, какая же я дура.
– Я бы так не сказал, – философски изрекает брат, – он мужик толковый.
_________________

Ответа на свой вопрос Грант не получил и окончательно перестал что-либо понимать. Сейчас он боялся анализировать ситуацию и делать какие-либо выводы. Женщин вообще трудно понять. Наученный горьким опытом, Рэйнольдс знал:иногда проще не спорить и позволить думать, что последнее слово осталось за ней. Весь путь до дома они прошли молча. Лишь пару раз поздоровались с работниками , спешившими с первыми проблесками рассвета к загону. От любопытных глаз не укрылся их с Рейч растрепанный вид и переплетенные руки, которых не хотелось разъединять.
Еще до завтрака фермой поползут слухи.
Как будто ему есть до этого какое-то дело. Будто Грант Рэйнольдс сейчас , в этот конкретный момент, может думать еще о чем-то , кроме женщины рядом. Упрямой малышки, от одного вида которой внутренности в узел скручивает в потребности обнять ее, прижать к себе и больше никогда не отпускать. Самым доступным и простым способом доказать, что ее место рядом с ним, в его жизни, в его доме, в его постели. Надо же было так вляпаться! Ее появление перевернуло привычную жизнь с ног на голову, и черт возьми, он был этому рад.
Хмуро взглянув на притихшую задумчивую Рейч, Грант крепче сжал прохладные пальцы и поднялся вместе с ней на крыльце, где-то в глубине души надеясь на то, что она предложит войти.

Напрасно. Отняв руку Рейч коротко поцеловала в губы и скрылась за дверью, прежде чем Грант успел остановить ее.
- Я зайду за тобой позже. - Едва ли она слышала. но Грант не стал догонять. Рейчел нужно немного времени. Позже он заберет ее в город и они обязательно поговорят в спокойной обстановке. Он даже знал, что скажет. Тысячу раз прокручивал в голове, пока Рей спала. Бедный надеждой богатеет.

Засунув руки поглубже в карманы, Грант в последний раз посмотрел на дверь, развернулся и зашагал к воротам. Из-за поворота в клубах пыли показалась полицейская машина, мчащая по проселочной дороге на приличной скорости. Все-таки Майки псих. Иначе бы они не были друзьями.

Когда трактора доползли до дальнего края поля, солнце уже перевалило далеко за полдень. Сдвинув шляпу на затылок, Чак махнул рукой молодому парню из новеньких, и оглянулся на идущие следом сеялки. Если они не успеют сегодня закончить с люцерной, то придётся выходить завтра, несмотря на воскресенье, упускать влагу в почве нельзя. Но поскольку у него на сегодня-завтра были свои, далекоидущие планы, то позволять затягивать работу Чак не собирался никому. Пока, слава богу, идут по графику. Перейдя через межу Чак вернулся к поджидающему его автомобилю и направился через поле к пастбищам, куда должны были уже выгнать остриженных месяц назад овец.
 
Остановив крузер около осматривающих животных женщин, Чак отыскал взглядом свою рыжую занозу. Сегодня они уже сталкивались несколько раз, Чак отдавал людям указания, целовал Валери и уезжал, оставляя её смятённую и сердитую, весьма собой довольный. Вот и сейчас, при его появлении рыжуля сделала вид, что занята выше головы. Как будто это могло хоть кого-то обмануть.
 
– Оставь в покое этого несчастного барана. – Чак отобрал у неё инструмент и прижав к себе, погладил ладонью обтянутую джинсовой тканью аппетитную попку, с удовольствием наблюдая, как она заливается краской. – Ты ему копыта уже второй раз обрезаешь. Не босиком же ему бегать, – посмотрел на часы. – Поехали, у нас ещё куча дел на сегодня.
 
Убедившись, что женщины вполне справляются сами, и не собираясь тратить время на ритуальные танцы, Чак вытащил возмущённо пыхтящую Валери за забор и усадил в свою машину.
 
– Куда ехать? Какие дела, ты что придумал, О'Райли?

– Как куда? В Эск конечно. С отцом Ральфом я уже созвонился, он нас ждёт через три часа.

– Я никуда не поеду! – Валери попыталась открыть дверцу машины, но Чак завёл мотор и нажал на кнопку блокировки, – Чак, ты что меня вчера совсем не слушал?
 
 
От условий, высказанных рыжулей, Чак вчера просто отмахнулся, вынеся главное – замуж за него выйти она хочет. А больше ему ничего было знать не нужно, но глядя, как она сейчас дёргает дверь, Чак остановил машину и развернул девушку к себе.
 
– Рыжуля, ты чего хочешь больше? Стать моей женой или покрасоваться пару часов в идиотском платье? – Он посмотрел в её широко распахнутые глаза и улыбнулся. – Что-то мне кажется, мы не очень расходимся в мнениях по этому вопросу.
 
Чак вывел автомобиль на дорогу, ведущую к «Джокеру» и прибавил скорости. Через полчаса он затормозил перед дверями в женское бунгало.
 
– Десять минут на переодеться, и жду тебя около машины, – усмехнулся и щёлкнул легонько девушку по носу, – Ладно, пятнадцать минут. Но если опоздаешь, то я приду и вытащу тебя прямо в том, в чём будешь.
 

***

 
Наличие либо отсутствие в его жизни миссис О'Райли до сих пор не имело для Чака никакого значения. Отношения с прекрасным полом легко заводились и так же легко разрывались. Время от времени, ещё со времён его американского прошлого, появлялась какая-нибудь особо настойчивая девица, считающая, что он просто обязан разделить с ней фамилию, счёт в банке, и всё прочее, и только смерть разлучит нас. С такими упёртыми бывало сложнее. Но не намного. Хотя для того, чтобы заработать стойкую аллергию на слово «свадьба», вполне достаточно.
 
Почему с рыжулей всё получилось совершенно иначе, он и сам не мог до сих пор понять. Знал лишь одно, отказаться теперь от её обжигающего огня он не сможет. Она должна стать его. И точка. Мысль, что она станет его женой — не то что не пугала, а наоборот, была настолько привлекательной, что он не пожелал отложить это событие ни на один лишний день. И сейчас, повторяя слова клятвы за молоденьким священником, который проводил обряд, сам смущаясь от торопливости молодых, Чак чувствовал себя … счастливым.
 
– Беру тебя, Валери, в жёны. Обещаю любить тебя и оберегать. Быть с тобой в горести и радости, в болезни и во здравии. Пока смерть не разлучит нас.
 
Любить... неужели всё дело только в этом? Неужели он в самом деле влип? Брачная клятва – самый подходящий момент для того, чтобы осознать свои чувства. Чак улыбнулся, слушая клятву Валери. Любить рыжулю будет самой лёгкой и приятной обязанностью в его жизни.
 

***

 
Крузер остановился во дворе фермы, подняв кучу пыли. Заглушив мотор, Чак вылез наружу и открыл дверцу со стороны Валери, с улыбкой подхватывая её на руки и вынимая из машины. Но едва успев обернуться к дому, они вдруг оказались засыпаны дождём из риса и поздравлений, от высыпавших на улицу джокеровцев.
 
– Откуда вы узнали, черти? – Расхохотался Чак, вынужденно опуская на землю новоиспечённую миссис О'Райли и отряхиваясь от насыпавшегося за шиворот риса. Повернулся, чтобы ответить на рукопожатия парней и дружеское хлопание по спине. Женское население «Джокера» тут же захватило в свой круг рыжулю, закружило, со смехом, поцелуями, вопросами и прочей женской сентиментальной ерундой. – Мы-то думали, сейчас удивим всех.

– Ну, как откуда, – подошедший Кид ткнул его кулаком в плечо и начал со смешком загибать пальцы. – Старая сплетница Суини увидела вас на выходе из церкви. Не успели вы отъехать, как она уже допросила отца Ральфа и позвонила в магазин Харрисонов, та позвонила сестре нашей Дженни...

– Всё-всё, дальше можешь не продолжать, – Чак страдальчески поморщился словно откусил лимон, – всё понятно. Удивительно, как при такой разветвлённой агентурной сети нам удаётся сохранять в тайне хоть что-нибудь. Кстати, а где, – Чак огляделся поверх голов, – Итана нет? Мне бы с ним переговорить.

– Он уехал на «Бумеранг». Ещё засветло. Говорят, – Кид понизил голос и бросил осторожный взгляд по сторонам, – она, наконец, решилась. Продаёт.
 
Мужчины понимающе переглянулись и стукнулись кулаками. Из-под навеса, где стояли столы, уже тянуло дымком от барбекю. Обычный ужин легко превращался в свадебный. А парни тем временем уже разошлись не на шутку. Доставая из Крузера коробку с завлекательно выглядывающими бутылочными горлышками, Чак нахмурился. Желающих поздравить новобрачную оказалось намного больше, чем он ожидал.
 
– Так, погоди-ка, – сгрузив опасно звякнувшую коробку на руки Киду, Чак направился к принимающей поздравления Валери, однако вытащить рыжулю из толпы отпускающих солёные шуточки мужиков, которые не желали отказывать себе в удовольствии расцеловать невесту, оказалось не легко. – Миссис О'Райли, тебя нельзя оставлять без присмотра даже на минуту. – Придав заднее ускорение парочке особо ретивых, Чак обнял Валери за плечи, прижав к себе.

– Но Чак, ты всё же мерзавец. – перехватив коробку наперевес, Кид нагнал его,  – Чего же ты со свадьбой так поспешил и никому не сказал. Нет бы по человечески всё устроить. – Прижатая к боку Чака рыжуля встрепенулась и, обрадовавшись неожиданной поддержке, согласно закивала. – Как же без мальчишника-то? Мы бы тебе такие проводы устроили у Гарри. Виски, девочки, танцы на столе, доллары в трусиках. Парни тебе этого не простят, Чак.

– Вот, а я что гово.., – похоже, рыжуля хотела завести прежнюю песню, но вдруг резко замолчала. – Мальчишник? Девочки?

– Конечно, Вэл, - подмигнул Кид, - Что за свадьба без мальчишника? Эх, вы...
 

***

 
Через пару часов, немотря на то, что гулянье ещё было в самом разгаре, Чак подхватил Валери на руки и понёс к себе, под одобрительный свист и смех остальных. Он и без того слишком долго ждал. Впереди была брачная ночь, и он не намеревался терять зря больше ни одного её мгновения.
 
Одежда полетела на пол. Не выпуская рыжулю из объятий, Чак рухнул на кровать. 
 
– Ох, совсем забыл, – порывшись в карманах сброшенной рубашки, Чак вытащил измятый галстук-бабочку и нацепил его на шею, после чего снова вытянулся на кровати, привлекая жену к себе. – Надеюсь, это тебя действительно вдохновляет, миссис О'Райли, – протянул он со смешком, поправляя эту чёртову бабочку и наклоняясь к кусающей губы, чтобы не расхохотаться, рыжуле. – Проверим, моя любовь?

Случившееся с Кингсли осталось почти не замеченным за прокатившейся по округе новости о продаже «Бумеранга». Людям было куда интереснее судачить о том, что Миа Хорнер продаёт свою землю Итану Макферсону, с которым, судя по увиденному несколькими очевидцами в городе, спит. Подробности муссировались со смаком. Кто-то ещё помнил, что много лет назад между этими двумя что-то намечалось, а может даже было, но главным образом потому, что в деле о поджоге построек на «Бумеранге» фигурировало имя одного из работников Макферсона. На фоне выдвигаемых буквально таки фантастических версий, хулиганское нападение было слишком обыденным, хоть пострадал Кингсли довольно сильно – это признавали все.
Миа и Итан ещё долгое время оставались темой для пересудов, невольно подпитывая любопытство общества всё новыми деталями. Говорили, что со дня пожара Миа ни одной ночи не провела дома. Вечером Итан приезжал за ней и увозил на «Джокер», а утром обратно, иногда оставаясь на весь день у Хорнеров, но вечером снова забирал Мию с собой. Также поговаривали, что Макферсон – а о нём знали, что он предлагал старику Мии продать землю – теперь не интересуется как продвигается оформление бумаг, будто завершение сделки его вовсе не интересует. Тем временем на земле Хорнеров уже шли первые преобразования. Всё это казалось каким-то странным и необычным для жителей пригорода, привыкшим к большей определённости. Кто-то считал, что дело закончится скорой свадьбой, другие, что трагедией.
Свадьбу на «Бумеранге» сыграли, но не Мии, а её младшей сестре – Черри. Гости в не меньшей степени чем молодожёнам, уделяли внимание Итану с Мией. За их движениями следили, каждую улыбку и прикосновение обсуждали, но ответы на вопросы найти не могли.

За летом пришла осень. Расследование зашло в тупик из-за отсутствия улик. Рэйнольдс крутил пальцем у виска, объясняя Алану и Джеку, что они собственноручно уничтожили возможные следы преступника в машинах и, находившийся там же Чак, вторил ему с не меньшим пылом. Перетоптанный двор «Бумеранга» и подъездная дорога имели на себе столько следов, что отыскать среди них те самые не было никакой возможности. Единственная зацепка – слова Бена о том, что в ночь поджога он видел Кида разбилась о свидетельские показания Чака и других ребят с «Джокера», единогласно утверждающих, что на ферму они вернулись все вместе. Сам Рэйнольдс интуитивно продолжал подозревать Макферсона, но после разговоров с работниками «Бумеранга» и его хозяйками, его уверенность пошатнулась. Зачем стольким людям врать, что они видели от «Джокера» только помощь, согласно Мие «как физическую, так и финансовую»? Зачем Макферсону ломать то, во что он вкладывает силы и деньги? Дело отошло к висякам, но Итан был далёк от празднования победы.
Миа всегда была упряма и Итан по-своему ценил эту её черту, когда дело касалось работы, но то, что она осталась такой несмотря на взаимное чувство и то, что они стали близки, выводило его из себя. Она упрямилась по поводу, ещё чаще без. Оспаривала каждое принятое относительно них решение и упрямо собиралась перебраться в город. Как считал Итан из глупого желания доказать свою независимость. Это злило тем сильнее, что себя независимым он не чувствовал. Эта женщина, как никто другой, умела дать понять, что некоторые вещи невозможно взять силой, хитростью или деньгами. Он просил её не оставлять его, она – пестовала свою задетую гордость, собираясь положить на её алтарь их будущее. Зачем? Этого её упрямства он не понимал. Разве она сможет жить в одной из коробочек многоквартирного дома? В лабиринте серых улиц, где даже не видно горизонта, а воздух пахнет не землёй, а выхлопными газами. Она не сможет, он знал это. И Миа это знала, но, очевидно, гордость была для неё важнее, чем быть с ним. Вот так, когда он подумал, что они, наконец, будут вместе, Миа его снова оттолкнула. Итан никогда не отличался открытостью, совсем ушёл в себя и в работу, также ища утешение в гордости.
Время бежало что-то безвозвратно меняя, а что-то оставляя неизменным. Если в первые дни после пожара у Итана крутилась мысль рассказать Мие о своей роли в случившемся, с каждым последующим оно таяло. Что значат для неё их отношения, если она собирается уехать? Не много. И если он ей расскажет – потеряет окончательно. Можно подумать, что сейчас она с ним душой и помыслами. Если же допустить, что узнав правду, Миа не обратится в полицию, тогда... Тогда станет ещё хуже. Он должен будет жить не только с осознанием того, что она больше никогда не будет верить ему безоговорочно, как прежде, но и с тем, что свободой он обязан ей. Итан часто думал об этом, перебирал варианты и всё больше убеждался, что говорить ей нельзя. Сожалел ли он о содеянном? Нет. Его не слишком щепетильная совесть прекрасно сжилась с мыслью, что если бы он в своё время не начал кампанию по изживанию Хорнеров с их земли, Миа никогда не попала бы в его постель и он никогда не услышал от неё «Я люблю тебя». Результат стоил затраченных усилий. Совершенно однозначно стоил. А вот причинять ей лишнюю боль и рушить то неустойчивое, что есть между ними, смысла он не видел.

Апрель

Звонок нотариуса застал Итана на пути в город. Короткий разговор, только чтобы сообщить, что бумаги готовы на подпись. Итан пообещал заехать и нажал отбой. Вот и наступил день, которого так ждала Миа.
Он заехал к нотариусу, а потом, вместо того, чтобы отправиться по намеченным делам, зашёл к Гарри. Итан провёл в пабе пару часов, ища истину на дне бокала. Не нашёл, но набрался прилично. Хотел заехать на «Бумеранг», но передумал или просто проехал мимо и только потом вспомнил, что хотел – особой уверенности не было. В голове, как и перед глазами, плыло. Он пытался ухватиться хоть за что-нибудь, что остановило бы затягивающий его круговорот, но опора ускользала. Итан несколько раз открывал глаза и понимал, что засыпает за рулём, пытался не допустить снова, но тяжёлые веки упорно опускались, погружая в благословенное забытье.
Припарковав внедорожник на волосок от бампера впереди стоящего, он выбрался из машины и, сильно шатаясь, пошёл к дому.
Решив, что мать и работники уже спят, Итан набрался терпения и открыл дверь сам. Ввалившись, коснулся рукой стены, пытаясь поймать равновесие и с удивлением увидел, что в дверях гостиной появилась Миа.
Понятно для чего она приехала, даже до утра ждать не стала. Холодные щупальца злости зашевелились, опутывая его затуманенный разум. Итан отпустил стену и, стараясь идти ровно, двинулся к ней.
– Почему ты здесь, Миа? А-а-а, дай я догадаюсь сам, – протянул он, скрывая злость за кривой усмешкой, – Нотариус позвонил и тебе, так? Ты прокатилась в Эск, подписала бумаги и вот ты здесь, – размашисто взмахнул рукой, – чтобы сказать мне, что уезжаешь. Я прав?
Миа смотрела на него пристально, не произнося ни слова, но Итан знал, что она его осуждает.
– Ну, что же ты стоишь – иди! – глядя на неё, махнул за спину в сторону двери, – Иди! – неожиданно зло заорал Итан и схватил Мию за руку. Его голос стал тише и зазвучал твёрдо, предупреждающе, – Но только помни, Миа, что вернуться тебе будет некуда. Я не буду ждать тебя. Не буду, поняла?
Он дёрнул её на себя и, пошатнувшись, крепко обхватил рукой за талию.
– Знаешь, чего я хочу? Удержать тебя силой, – признал он, – даже зная что ты хочешь уехать. У меня сдают нервы, так я боюсь потерять тебя. Я жалок, – ещё одно признание, произнесённое тоном констатирующего факты, – Повторяю, что люблю, а тебе это не нужно. Ты говоришь, что любишь, но я не верю тебе, потому что ты собираешься променять меня на... на что, Миа?
Итан запрокинул её голову, чтобы лучше видеть лицо. Его глаза скользили по её щекам, носу, подрагивающим губам, избегая только глаз. Он не хотел смотреть в них, не хотел видеть безразличие. Накрыв её рот ладонью, сжал пальцами щёки и только тогда посмотрел в глаза. Он не мог скрыть бушевавшие в нём злость и отчаяние, быстро перерастающие в желание причинить ответную боль.
– Я могу заставить тебя продать землю, но не могу заставить хотеть быть со мной.
Поняв, что делает, Итан разжал руку. Оставшиеся от его пальцев белые отпечатки стали быстро набирать цвет, в какой-то степени приводя его в себя. Он хмыкнул и оттолкнул её.
– Зачем ты приехала, Миа? Думаешь, я стану умолять тебя остаться? Может, мне встать на колени?
Он действительно начал опускаться на колени.
– Итан, не надо, – Миа сглотнула слёзы.
– Не надо, – повторил он машинально, глядя в её лицо. – Ничего не надо, так? Всё впустую.
Он устало закрыл глаза, а затем снова указал на дверь:
– Уходи! Уходи, я тебе сказал!
Покачиваясь, Итан стал подниматься по лестнице.
За спиной со стуком закрылась входная дверь.

Резкие порывы ветра откидывают волосы с лица, холодят спину, глаза слезиться заставляют. Миа щурится, смотрит вдаль, окидывает пастбище внимательным придирчивым взглядом, плечи ладонями обхватывает. В памяти удержать все пытается. Здесь так красиво, нигде в мире быть не может лучше: здесь её жизнь, здесь её сердце. Как бы всё не переменилось, но это - навсегда. Миа дышит полной грудью, откидывая голову назад. Роняет шляпу на землю, в небо смотрит. Его ведь тоже должна запомнить, в городе небо слишком высоко, цвета почти нет. Дышать нечем. Как бы она хотела остаться тут насовсем, это её земля, кому бы та не принадлежала. Как с Мией, где бы она не была, что бы не делала, сама она навсегда принадлежит одному мужчине. И это правильно, только так быть может.
Звонок телефона рушит её хрупкое умиротворение. Миа губы кривит в улыбке, которой никого не обмануть. Кивает своим... Нет, теперь уже людям Итана, отходит. Глаза прикрывает, слушает внимательно. Она ведь знала, что скоро. Готовилась. Слезы стекают по лицу. Это ничего. Она не плачет. Просто ветер сегодня слишком сильный, вот и слезятся.

Дома всё привычно. Пока это ещё её дом. На сегодня. Здесь пахнет детством, смехом, несбывшимися мечтами и галлонами выпитого кофе. Мие хочется думать, что все плохое уйдёт из её жизни, когда она уедет. Но она и сама не верит, удержать хочет. Хоть и понимает, что пустое всё. Медленно ведет ладонью по двери своей комнаты. Запомнить пальцами пытается. Вздыхает рвано. Она никак поверить не может, что всё, что это навсегда. Словно сейчас страшный сон, который растворится с рассветом. Только у Мии Хорнер почти не бывает кошмаров, ведь один из самых страшных она видит наяву.
Вместо того, чтобы собираться, она все ходит и ходит по комнате, ладонь от стены не отрывает, словно гладит на прощанье. Больно-то как... И кажется, что теперь всегда так будет. Словно кусок отрывает от себя на живую. Она всё ждёт, чего и сама не понимает. Может, чуда... Того, что Итан позвонит. Ей бы голос его услышать, остальное неважно. Со всем остальным Миа справится, пока Итан рядом. Она вздыхает тяжело. Сама номер набирает. Абонент недоступен или...Ехать без него не хочет, время обмануть пытается. Только документы уже не испарятся, да и она обещала. А свои обещания Хорнеры сдерживают всегда... Миа усмехается горько, кивает своему отражению. Сама заварила, самой и расхлёбывать.

Нотариус протягивает бумаги, улыбается снисходительно. Миа хочет попросить дождаться Итана, когда замечает его подпись на документах. Словно снова по сердцу полоснули. Улыбку давит старательно, сама себя ручку взять заставляет. Она ведь смирилась, готова была, почему тогда так больно? Она словно кровью роспись ставит, не чернилами. И Итана рядом нет, просто, чтобы за руку взял, тогда ей дышать снова есть чем. Губу прикусывает сильно, слёз ещё не хватало. Нотариус указывает на пропущенные листы, Миа кивает, черкает что-то на автомате. Скоро легче станет. Должно же когда-нибудь.
Юрист все не замолкает, наверно ей стоит быть благодарной. Он говорит так много, что Мие не приходится цедить слова. Она хочет спросить, как давно ушёл Итан, но молчит. Неискренне улыбается лживым поздравлениям, кивает невпопад. Ждёт, что тот сам выболтает. Наконец, слышит единственно важное - Уехал по делам, потом домой... Миа кивает, уже не проглатывает очередную шутку о том, позовет ли её Итан управлять Бумерангом. Обещает открыть нотариальную контору. Дверью хлопает громко.

Как бы странно не было, но на "Джокер" она добирается раньше Итана. Видимо, его дела задержали, или Миа уж слишком торопилась. Мать Итана смотрит пристально, даже не спрашивает, только обнимает крепко, предлагает Мие дождаться его самой, якобы к подруге обещала съездить. Миа кивает благодарно. Ждёт. Сама не знает, что сказать и зачем приехала. Не может просто без него. Хотя и спорят так часто. Итан предлагал слишком много за "Бумеранг", Миа отказывалась, они спорили. Он не хотел вычитать из суммы долги, Миа снова спорила. Итан хочет, чтобы она осталась... Миа и сама хочет этого больше всего на свете... Но они снова спорят... Итан ведь думает, что это все глупая гордость. Только для Мии всё иначе. Она просто не может. Слишком боится потерять. Она ведь бестолковая, не хватает в ней чего-то. Может, просто не создана для счастья, только ломать все к чему прикасается получается отлично. И больше всего она боится поломать то, что есть между ними сейчас.
Время тянется так медленно, Миа ходит по комнате, смотрит на старые фото, на часы, снова на фото. Старшего Макферсона она почти не помнит, наверно, поэтому только сейчас замечает, как Итан похож на отца. Думает, что теперь окончательно поняла, почему миссис Макферсон так и не вышла замуж повторно. Несколько раз Миа набирает номер Итана и сбрасывает, не дожидаясь гудка. Пальцы заламывает, губы кусает нервно. Её кофе остыл, а все проблемы кажутся такими надуманными и далекими. Чёрт с ней фермой, с тем, что всё у них непросто, главное чтобы скорее приехал. Ведь уже должен быть дома. Миа не отходит от окна, дыхание задерживает, когда машина во двор сворачивает, облегченно лбом к стеклу прислоняется.

То что зол и на грани замечает сразу же, то что пьян минутой позднее. Когда Итан отпускает стену и хватает за руку. Сдавливает запястье сильно, синяки останутся. Голос груб, как и слова, но за всем отчаянье. Миа узнает гадкое чувство сразу, они ведь с отчаяньем спутники весь этот год. Расстанутся и снова свидятся, даже, если в чужих глазах. Самое страшное - в любимых. Вина затапливает, давит так сильно, что не возможности вздохнуть. Миа ведь снова виновата. Во всём... В том что довела до всего этого. Думала, что всё правильно, что сможет склеить жизнь заново, что окажется не такой никчёмной, что даст им обоим время, что так получится Итана удержать... Сама толкала прочь. Наверно, ей надо утонуть, просто захлебнуть виной, чтобы та наконец-то выдавила боль и сомнения. Если бы Миа только не тянула Итана за собой, на дно, туда, где нет воздуха. Она ведь раньше думала, что больно было... Ничего Миа о боли не знала, пока в глаза Итану не взглянула. Себя винить и жалеть легко, оправдания искать... Но когда видишь боль в его глазах - тогда нет ни причин, ни оправданий, ни прощения. В голос выть хочется от всего, она губы сжимает крепко, хоть чувствует, как те дрожат, слёзы душат, она держит их из последних сил. Пока он не отпускает, пока не отталкивает...
– Зачем ты приехала, Миа? Думаешь, я стану умолять тебя остаться? Может, мне встать на колени?
Господи, до чего она довела...
– Итан, не надо, – шепчет сквозь слёзы, шумно вдыхает и еще громче выдыхает. Трясет словно в лихорадке. Итан снова на дверь указывает, уходит прочь, она в спину смотрит. Знает, что сейчас и правда лучше уйти, утром всё будет проще. Понимает, что не уйдёт. Никогда. Чтобы сама себе не придумала.
Дверь всё ещё открыта, и Миа хлопает ей из всех сил. Итан не оборачивается, только плечи опускает. По её щекам слёзы текут, она сглатывает их, утирает тыльной стороной ладони, говорит хрипло:
- Хочешь, чтобы я ушла сейчас? Придется лично меня вытолкать.

Итан устало опускается на ступеньку, смотрит пристально. Он ведь уже всё сказал. Миа подходит медленно, знает, что оттолкнуть может, потому что заслужила. Перед ним на ступеньку отпускается, в глаза смотреть боится. Ей бы прижаться сейчас к нему, попросить, чтобы не отпускал, ведь она не сможет без него. Хочет все объяснить, чтобы правильно, рационально, только губы кривятся, и слов нет. Она дышит рвано, лицом в грудь утыкается, всхлипывает громко:
- Я такая никчёмная, Итан, ни на что не гожусь... Я ведь рушу всё, к чему прикасаюсь. - Итан вздыхает, Мие кажется, что возразить хочет, она быстро продолжает, чтобы слово вставить не успел. Так долго сказать хотела, а если перебить сейчас, то и не соберется больше. - Моя жизнь - сплошная неразбериха. Всё, что я ценю рано или поздно куда-то уходит от меня. Я ведь люблю эту землю, я знаю как она пахнет, какова на вкус, я знаю каждую травинку и каждый миллиметр изгороди, она вся залита моими слезами, корни деревьев оплели моё сердце... Я и сама, как эти деревья вросла сюда... Без корней дерево умирает, Итан... И иногда я думаю, что тоже умру, когда уеду. Только посмотри к чему всё привело... Я все прошляпила, чуть по ветру не пустила, как ни старалась удержать... - Миа всхлипывает снова, за рубашку его цепляется сильнее, продолжает невпопад. - Успокаиваю себя, что всего 4 часа. Разве это расстояние? Разве этого не достаточно, чтобы я всегда могла быть сильной и не сомневающейся, чтобы ты видел меня только такой? Разве я мало наказываю себя за провал, живя в городе? Я ведь остаться поэтому боюсь, что ничего на самом деле не стою... И что ты это поймёшь. Ведь без "Бумеранга" я смогу, без тебя - нет... Говорят, что сердце рвет на части. А меня всю разрывает. Сколько бы я не притворялась, легче мне не становится... И только с тобой я целая. Я живу. Дышу.
Снова вздыхает тяжело, заставляет себя его рубашку отпустить, с духом собирается, наконец, в глаза смотрит. Палец к его губам прикладывает.
- Знаешь, я поняла, что люблю тебя, когда мне было двенадцать. - Миа усмехается, плечами жмёт, - и сразу же знала, что это навсегда. Даже, когда мне будет сто двенадцать, даже, если уеду на край света, я всё равно никуда от тебя не денусь. И тебя не отпущу. К чёрту Эск... Отдашь мне старую комнату Чака?