Любой обманчив звук...

Вместо эпилога
После того, как помянули в столовой Кира и обсудили возможность переброски на остров, все разошлись, думая каждый о своём. Время уже два года как было нелёгким, терять друзей становилось с каждым разом как-то тяжелей. Будто кто-то бросает камень в корзину, что у нас на плечах. И груз всё больше давит, пригибает к земле, и тяжело нести бремя утраты. С каждым разом из сердца отрывается кусок, а рана заживает долго, и шрам остаётся навсегда.
Мы все в Убежище стали семьёй и потеря одного из нас рождала боль в груди, а надежда на освобождение от мутаций слабела, хоть мы и не признавались в этом себе.
А потом появился шанс. И Кир принёс в жертву себя, чтобы надежда окрепла в наших сердцах. Ради этого стоило верить в лучшее.
И любить.

Когда мы остались одни с Кэт, я просто взял её за руки и смотрел в глаза, поглаживая нежную кожу пальцами. Потом скользнул рукой вверх, провёл по щеке, по губам, наклонился и поцеловал.
- Я поплыву на остров на разведку. А ты останешься здесь. Если не вернусь, ты будешь жить.
Она помотала головой. Я же не рассчитывал на что-либо другое?
- Кэт, если там опасно, я хочу, чтобы ты жила ради нас.
Она посмотрела на меня, будто я сказал что-то очень глупое.
- Если с тобой что-то случится, ты думаешь, я буду жить? С меня хватит того способа существования, который был у меня до того, как ты появился в моей жизни. Поэтому, если ты хочешь чтобы я жила, то придется смириться с тем, что отправляться на остров мы будем вместе.
Мог бы и не говорить ничего, - подумалось мне. Я видел, как она послушалась меня там, у АЗ-шки. Я нахмурил брови.
- Кстати, о жизни и смерти. Я обещал тебе кое-что.
Она приподняла бровь в немом вопросе, а я еле сдерживался, чтобы не улыбнуться.
- Я сейчас буду тебя наказывать за то, что не ушла тогда, у АЗ. И не надо на меня так смотреть! Снимай штаны и быстро.
Она приняла игру и, бросив мне: "Хорошо", закусив губу и посмотрев на меня своими тёмными омутами, начала медленно расстёгивать молнию. Потом пуговица. Потом Кэт повернулась и стянула немного штаны, чтобы видно было её бельё. Я сдался быстро. Притянул к себе, схватил одной рукой грудь, а вторую запустил в трусы, поглаживая нежно. Потёрся пальцем о клитор, Кэт выгнулась, застонала, я прикусил мочку уха и поцеловал в шею. В голове кружилось, в этот раз от Кэт, и было это чертовски приятно.
Она уже была мокрой, а я не мог больше ждать. Просто не было сил противиться этому. Потом я займусь медленно с Кэт любовью, буду нежно гладить и целовать всё её тело, ничего не пропуская. А сейчас я нетерпелив и жаден. Поэтому легко надавливаю на спину любимой, и она, прогибаясь, опирается о спинку кровати, рядом с которой мы стоим. Когда я вхожу, Кэт стонет и поднимает голову, придвигаясь ко мне ещё ближе. Мы единое целое и двигаемся в едином ритме, выбивая стоны и крики друг у друга. И когда приходит освобождение, тяжело дыша, мы падаем на кровать, умудрившись не разъединиться.

- Кэт?
Она почти засыпает и её
- Мм? - больше похоже на мурлыкание. Моя кошечка.
- Я люблю тебя.
- Я тебя тоже.

Неважно, что ждёт нас в будущем - даже, если смерть, - мы вместе, и это главное.

Она звала его, и он пришел. Так бывает только в счастливых сказках, у которых нет финала. У сказок вообще не бывает конца, как нет его у жизни. Завершается одно, на смену этому тут же приходит что-то другое. Бесконечность, которую не дано познать, а можно только принять, как высший дар и утешение в самые трудные времена неизбежных потерь.
...Саша вошел, прикрыл за собой дверь. Шагнул вперед, опустился на корточки. Закуток, в котором обитала Марина, сразу перестал быть пустым и одиноким. Стены отодвинулись куда-то, над головой шатром цвета индиго развернулось звездное небо. Льющий из густой небесной глубины лунный свет лучом освещал Сашу, делая его центром Вселенной. Но и без этих ненужных воображаемых «спецэффектов» для Марины все так и было.
Не шевелясь, будто боясь нарушить что-то, она следила за каждым бесшумным и пластичным, как у рыси, движением Саши.

Ее чуть подрагивающая рука оказалась в его руке, от прикосновения теплых пальцев слегка покалывало кожу. Он провел пальцем по линиям на ее ладони, и по телу Марины побежали мурашки, а от звука его тихого голоса замерло дыхание.

- А мне важно... - прошептала Марина. - Мне важно все, если ты будешь рядом со мной.
Протянула свободную руку, коснулась щеки Саши, погладила, задерживая прикосновение, не в силах его прервать.
«Мой. Здесь и во всех мирах. На всех островах и в любые времена.». Вздохнула, борясь то ли с нервным смехом, то ли со всхлипом. "Дурочка сентиментальная, никогда ведь такое вслух не произнесу. Но сделаю все, чтобы знал это..."
Теперь поняла, почему осталась жива и спаслась в то страшное утро. Для чего выжила, переболев жесточайшей пневмонией, а потом не попала в отряд обеспечения на станции «Горная». Причина была перед ней, ясная, как солнечный день.

- Танец? - Она покачала головой, улыбаясь. - Увы, не думаю, что умею танцевать так, чтобы хоть немного соответствовать тебе. Но... Научи меня. Покажи, как надо.
Она встала с койки, потянула Сашу за собой.
- Скажи, ты веришь в «Аврору»? В остров? Ты, вообще, веришь? - спросила она, вглядываясь в его лицо..
Он не ответил, только в глубине его глаз вспыхнул уже знакомый огонь. Он верил. В себя, в нее, в то, что все возможно, просто надо двигаться вперед выверенными шагами и не отпускать того, кто рядом.
Горячая ладонь Саши легла на спину Марины. Мягкий рывок, притяжение. С губ сорвался восторженный вздох, и тела сблизились в тесном соприкосновении. Одна рука Марины легла на Сашино плечо, вторая оказалась в переплетении пальцев партнера, чуть вверх и в сторону.
- А музыка? - тихо спросила Марина, не отводя взгляда от глаз Саши.
- Музыка? - Губ его коснулась легкая улыбка. - Будет музыка, - кивнул он.
Прежде, чем зазвучал негромкий бархатный голос Саши, Марина услышала, как звук зарождается в его груди и отдается во всем ее теле. Первое слово совпало с первым шагом. Он повел в танце, заставив забыть о том, что танцполом был закуток в пять квадратных метров.
Короли и народ ели бутерброд,
А он падал все маслом вниз.
И один генерал по ти-ви сказал,
Что на Марсе не будет виз.
Журналист и актер затевали спор
О высоком, о роли муз,
А Битлы и Шекспир покоряли мир,
На волынках играли блюз.
Первый луч, первый дождь,
По весеннему Арбату ты идешь.
Первый звук, первый снег,
Эта песня о тебе и обо мне.

***

...Они водили к порту группы переселенцев два раза в неделю. Шагали выученным на зубок маршрутом, никого не теряя.
Кирилл уплатил дань за всех.
По дороге баллончиками с краской писали на заборах, стенах домов, на витринах магазинов, аптек, ресторанов о том, чтобы оставшиеся в живых шли в порт, где их ждет «Аврора» и новая надежда.
«Сегодня 25 октября 2037 года Синедольск покинули еще 20 человек. Следующую группу ведем 28 октября...»
Синедольск по-прежнему казался городом мертвых, полным страха и зловещей тишины, а остров оставался призрачным и нереальным, но это почти не имело значения, пока Саша и Марина были вместе.
_________________

Эпилог

Зомберки надвигались медленно, но неотвратимо, как приливная волна, а она почему-то была безоружна – ни арбалета за плечом, ни кнута в руке…
- Дана, всё в порядке, успокойся, - Лис осторожно вынул пистолет из сразу ослабших пальцев, опустил оружие на прикроватный столик и, обняв жену, вгляделся в её лицо: в расширенных зрачках Даны снова плескался страх.
- Прости, что разбудила, - Дана прерывисто вздохнула, почти всхлипнула, и потёрлась щекой о плечо мужа.
- Опять сон? – Лис медленно пропустил сквозь пальцы длинную огненную прядь и, прижав Дану к себе, начал гладить по спине.
Дана кивнула и замерла, греясь в тепле рук любимого, понемногу осознавая, что не надо никуда бежать, никого спасать, что вокруг – стены их дома на острове, за рождественско-новогодние дни пропахшего насквозь еловой хвоёй, мандаринами, глинтвейном и ванилью; а рядом муж – живой и невредимый.
Дана подалась вперёд, медленно, с явным намёком, провела ладонями по груди Алекса, сцепила пальцы в замок на его шее и, падая на подушку, потянула за собой.
- Люблю тебя, - выдохнула в губы и улыбнулась, видя вспыхнувший огонёк желания в глазах мужа. Поцеловала и… выскользнула из объятий, услышав сонное хныканье, мгновенно перешедшее в требовательный плач.
- Тише, тише, Крисси, не надо так кричать, сейчас покушаешь, - подхватив на руки трехмесячную дочку, Дана вернулась к кровати, осторожно села и, обернувшись к мужу, попросила:
- Алекс, помоги. Наша рыжулечка проголодалась.
Лис расстегнул пуговку и, поцеловав жену в ямочку между ключиц, осторожно спустил с её плеч ночную рубашку. Дана приложила дочь к груди - плач сменился сосредоточенным чмоканьем – и откинулась чуть назад, в объятия мужа.
У неё снова есть семья и это счастье.
_________________

пока не эпилог)))


Живой. Остальное неважно. По крайней мере, поправимо.
Шмыгнув носом, подала руку Штефу. Совсем расклеилась. От мысли, что могла его потерять - внутри все льдом покрывалось. Времени на обнять и удостовериться , что он действительно в порядке не было. Рывком поднявшись на ноги, тут же увернулась от летящего на них со Штефаном зомберка, чтобы успеть достать оружие, метнув бумеранг, отсекла ногу второму. Рядом орудовал тесаком товарищ по плену Стас, навстречу спешила его подруга. Пришлось отказаться от идеи снять парочку тварей с расстояния, чтобы не зацепить кого-то из своих. Странно само по себе, что гибрид могла считать людей своими. Но, мир изменился до не узнаваемости, и в нем нашлось место даже для таких исчадий ада, как зомберки, неужели люди не смогут поладить с вполне безобидными гибридами.
Титановая игрушка, просвистев над головой одного из людей Александра, раскроила череп мутанту, выпуская на волю скукоженное и почерневшее серое вещество, брызги темной жидкости разлетелись во все стороны, метя воздух специфическим запахом. От вони, едва уловимой для человека, у гибрида кружилась голова и жажда крови становилась практически непреодолимой.
В воздухе растаяли прерывистые звуки песни, которую напевал Кирилл, уводя за собой толпу кровожадных тварей. Покойся с миром. Сверху посыпались обломки разрушенного ударной волной бетона, неосторожно задетые чье-то ногой. Сзади в предсмертной агонии крякнул зомберк, так и не достигший желанной цели – тонкой шеи гибрида, поймать которого счел бы за честь любой мутант, если бы ими руководили еще какие либо инстинкту, кроме основного и единственного - убивать.
Нине хотелось заорать во все горло, выплеснуть накопившееся за последние сутки напряжение. Все равно в суматохе никто внимания не обратит. Никто, кроме Штефа. А ей меньше всего хотелось отвлекать его от основной задачи – увести людей в безопасное место с наименьшими потерями. Сцепив зубы, гибрид развернулась на девяносто градусов и влетела в центр тут же сомкнувшегося вокруг нее хоровода из пяти тварей. Время зависло на высокой ноте, отмеченное привычным едким запахом смерти. Она уже не чувствовала боли и усталости в измученном АЗ теле, не видела четырех изуродованных тел, когда захлестнула петлю, наспех скрученную из повисшего между крышами домов сверхпрочного кабеля, на шее пятого и с диким оскалом дернула. Идеальная машина для убийства. Лишь чудом сохранившая способности чувствовать…
Они бежали, прячась между домов и отбивая яростные атаки зомберков, пока на вымершие бетонные джунгли не опустилась ночь. Пробираться в темноте стало труднее, но даже в ночи выжившие обеспеченцы не сбавляли темпа, пока не достигли пункта назначения – крохотной будки венткиоска. Нина спокойно выдохнула, когда за углом соседнего дома мелькнула наглая чумазая рожа со сломанным носом и едва заметно кивнула. Ребята живы. Они встретятся позже, когда Нина поговорит со Штефом и объяснит, что ее друзья так же важны ей, как и ему его команда. И если она действительно нужна ему, людям придется смириться с присутствием не одного, а сразу четверых гибридов с различной степенью изменения исходного генетического кода.

- И меня с собой прихвати. Хотя я и так неплохо отдохнула после того как мои бывшие боссы почили с миром. – На разрисованном потеками чужой крови лице расплылась довольная ухмылка. У Нины было тысяча и одно предложение как провести совместный отпуск, но интуиция подсказывала, позволить мужчине сделать выбор и за себя и за нее. Они оба чертовски нуждаются не столько в хорошем секс марафоне длиною в парочку суток, сколько в спокойном без лишних эмоций разговоре. Просто чтобы донести мотивы каждого и не окунаться по новой в разлуку до краев наполненную болью и обидой. Времени упущено тьма. Целая жизнь по меркам современного мира, разделенная на «до» и «после» катастрофы, изменившей в обоих столь много.

Нина не спросила куда направляется Штефан, принимая тихую ласку. Учиться доверять никогда не поздно.
Короткий миг, пока она прислушивалась к его ровному дыханию по ту сторону двери – начало маленькой вечности для двоих. Или продолжение. Окинув взглядом скромную маленькую комнатку, гибрид опустилась на жесткую односпалку, прижалась щекой к колючему одеялу, хранящему родной запах, сладко зевнула. Прикрыв глаза, Нина успела подумать, что вылазка прошла весьма удачно, они почти не понесли потерь. Штефу бы не понравились мысли гибрида, для него каждый человек – не просто боевая единица, а невосполнимая утрата. Но она другая и ему тоже придется к этому привыкать. Глубокий сон вырубил сознание ровно на два часа.

Умытая и переодетая она появилась в столовой как раз в момент, когда ребята поминали погибшего товарища, и неловко застыла в шаге от Штефа. Она не знала, что говорят в таких случаях. Да и зачем что-то говорить о том, кого не знала. Разве только поблагодарить за жизнь, так щедро отданную во имя будущего тех, кто был дорог Кириллу. Гибрид многого не знала о людях. Скорбь на их лицах сменялась светлой грустью и…надеждой. Точнее знала, но давно забыла, похоронив в себе большую часть человеческого «Я». Так было проще адаптироваться и принять новую себя. Легче оправдаться перед памятью о тех, кто ни за что не принял бы ее жертву добровольно.
Точно почувствовав ее состояние, Штефан притянул Нину к себе на колени и не отпустил, пока не пришла пора расходиться. Еще за столом, глядя на расслабленное, умиротворенное лицо своего мужчины, Нина точно знала что скажет ему ночью, но когда под утро направились узким коридором к комнате Штефа, все правильные слова выветрились из головы, уступая место странному страху вновь все испортить. Нина еще никогда не чувствовала себя настолько растерянной и беспомощной. Надежда на то, что Штефан не заметит дурацкую робость , испарялась с каждой секундой ожидания, мелко сотрясавшего хрупкое тело. Там, за пределами убежища была другая привычная и простая жизнь по закону - убивай, чтобы выжить, здесь, рядом с ним начиналась та, от которой она успела отвыкнуть. О которой никогда не переставала мечтать.

ЭПИЛОГ

Я проснулась и потянулась. Почувствовала его ровное дыхание, значит, еще спит. Аккуратно освободившись от ласкового плена его рук, я встала и пошла на кухню. Аромат кофе сразу же распространился по кухне. Взяв чашечку, я вышла на крыльцо нашего дома. Да, именно нашего дома. Наконец-то, здесь, на острове, мы узнали, что такое мир и спокойствие. Я посмотрела на видневшуюся линию горизонта, первые лучики солнца пробивались сквозь мглу, чтобы осветить новый день. Рассвет. Как приятно увидеть очередное утро, всматриваться в свое будущее и понимать, что в этот момент тебя не ждет потеря близкого человека. Я глубоко вдохнула и сделала глоток кофе. Поставив чашку на столик, я облокотилась о перила и задумалась. У меня сейчас есть Стас, он был для меня самым важным человеком в моей жизни, он стал моей семьей. Я люблю его, и понимание этого дарило радость, я теперь не одна. Вдруг, мои мысли закрутились с бешенной скорость. Так, стоп. Последние были… Значит, должно быть… Я сжала руки крепче и улыбнулась. Неужели… И тут я услышала за спиной шаги. Он подошел ближе обнял меня и поцеловал в шею.
- Доброе утро, кошечка моя.
- Доброе, любимый. Ты проснулся рано – констатировала я
- Ты оставила меня одного… замерзать – его губы обожгли мое плечо.
Воспоминание вырисовывало картинки вчерашней ночи. Я все так же стояла к нему спиной, не осмеливаясь обернутся. Его руки скользили по моей талии и я, не задумываясь, озвучила свои мысли.
- У меня задержка – я почувствовала как он замер и добавила – две недели.
Он резко развернул меня к себе и заставил смотреть в его глаза. В его взгляде я читала светящуюся радость.
- Это то, что я думаю?
Я улыбнулась.
- Скорее всего, да.
- А-а-а-а-а-а - Он закричал и подхватив меня начал кружить.
Я звонко смеялась и была счастлива. Взяв меня на руки, он понес в спальню, положил на кровать и нежно начал поглаживать живот. Он поцеловал мои губы, нежно и страстно одновременно. А затем картинки нашей прошедшей ночи снова воплотились в жизнь.
Я лежала в его объятиях и понимала, что самые счастливые моменты нашей жизни только начинаются. У меня возникло огромное чувство благодарности подруге Судьбе. Ведь я могла и не встретить Стаса. Прикрыв глаза, я подумала, что лучшего мужа я найти не могла. А вот какой он отец? Это мы еще посмотрим.

И это не эпилог. Пока не кончаем

Синедольск. Станция "Заводская". Новый 2037 год.

Это был их первый Новый год, который они если не праздновали, то, по крайней мере, пытались это сделать. Умытые, нарядные дети, зевающие, но терпеливо ждущие полуночи, с гораздо большей жадностью смотрели на жёлтые яблоки, нарезанные аккуратными дольками, чем на гору игрушек, лежащих под ёлкой. Да, у них была и ёлка, и несколько гирлянд, и подарки малышам, и ускользающее ощущение, которое Штефан не мог пока осознать. То ли прощались с прошлой жизнью, то ли робко приоткрывали дверь в новую реальность. Где должен быть Новый год. Этот, следующий, и после него...
Стол тоже был довольно праздничным и богатым. Свежий хлеб, который девчонки приноровились готовить в хлебопечках, несмотря на то, что мощности генераторов хватало не всегда. Даже икра. И красная, и чёрная, и заморская баклажанная. Какое-то подобие оливье, рецепт которого изобретали едва ли не всей женской половиной Убежища, и даже попытались втянуть в изобретение Штефана риторическим вопросом: "Что будет, если положить вместо "Докторской" пару банок ветчины?". На стенах дети развешивали снежинки из цветной бумаги, вырезанные вместе с Лидией Павловной, преподавателем музыки одной из школ Синедольска.
Всё это вместе навевало ощущение праздника.
А Штеф мечтал о мандаринах.
Садясь за один из праздничных столов вместе со всеми, понимая, что скоро закончатся эти краткие мгновения преддверия волшебства, которые казались тенью, но всё-таки были, командир отряда "Сапсан" взял одну из бутылок шампанского с каким-то незнакомым ему названием. Дождался, пока девчонки с сияющими лицами по привычке тихо начнут обратный отсчёт, и усмехнулся. У них даже была речь Президента. Правда, одного из лохматых годов, но ведь была же. И бой курантов, когда можно было представить, что где-то там, за этими стенами станции живут люди, собравшиеся сегодня за праздничными столами. Ожидающие все того же волшебства, что и они. В которое хочется поверить, несмотря на то, что ты двухметровый бородатый мужик, а не парень Витя четырёх лет, уже спящий на руках матери и зажимающий в ладошке надкусанную дольку яблока.
Но Штеф мечтал даже не об этом. Ему до одури хотелось мандаринов.
Всё же он всегда был слишком человеком...

Станция "Заводская". Осень 2037

Всё то, что составляло привычное времяпрепровождение Штефана, закончилось. Обычно он возвращался к себе, падал на узкую койку и просто отключался. Всегда тревожно, подспудно прислушиваясь к каждому шороху. Сейчас всё изменилось. В голове роились десятки вопросов, каждый из которых неизменно был связан с Ниной. Штеф скорее чувствовал, чем видел то, что ощущает Нина сейчас. Растерянность. Зеркально отображающую то, что рождала её близость внутри Штефана. Между ними стояло четыре года разлуки. И хрен с ней, с задетой гордостью, которую командир "Сапсана" уже научился запихивать куда поглубже. Его волновало совсем другое. Что будет теперь? Какая жизнь их ждёт? Уйдёт ли Нина с ним туда, где ему самое место? И будет ли себя чувствовать на своём месте в этом случае? Что с ним будет, если однажды он опять услышит от Нины, что она хочет его покинуть?
Закрыв за собой дверь, Штеф указал кивком головы на свою постель, где, скорее всего, она уже успела обустроиться и поспать, быстро спрятал мелькнувшую на губах улыбку и подошёл к заваленному всякой ерундой металлическому столу.
- Что думаешь об этом острове? Решать, конечно, будем завтра, все вместе. Но вдруг ты знаешь что-то, чего не знаем мы?
А, чёрт. Всё не то.
На Нину он не смотрел. Молча взял со стола пачку сигарет, придвинул стул ближе к койке, повернул его и перекинул через него ногу, устраиваясь так, чтобы опираться руками на спинку. Также молча закурил, наконец, позволив себе, прищурившись от дыма, посмотреть на сидящую на его постели женщину. Часть вопросов о том, что с ним будет, если она уйдёт, отпала сама по себе. Ничего не будет. Он просто продолжит жить дальше, а в своём сердце похоронит ещё часть прошлой жизни. Огромную часть. Которая, пожалуй, только и оставалась живой, наперекор всему, что с ним происходило. И больше не будет ни на что надеяться.
И верить, пожалуй, тоже перестанет.
Даже в то, что когда-то его дети смогут попробовать на Новый год мандарины.
Она была растеряна. Но, наперекор желанию встать с этого чёртова стула, подойти, обнять, сказать, что он просто рядом, Штеф продолжал смотреть на Нину и молча курить, уничтожая сигарету огромными тягами.
Четыре года разлуки. Внезапная встреча, в которую уже давно перестал верить, вихрь чувств, которые считал давно похороненными заживо, водоворот сомнений. Крышесносный секс, который всегда был только с ней. Её запах везде. Тот родной аромат, что не способны были стереть из его памяти все женщины, успевшие перебывать в его постели после Нины. И растерянность, поделенная пополам. Как всё то, что всегда было между ними. Они всё всегда делили на двоих. Кроме того решения, которое приняла Нина давно.
Четыре года разлуки назад.
- Почему ты ушла тогда? И почему вернулась сейчас?
Тихо, почти шёпотом, два вопроса.
Всё же он не только всего лишь человек. Он ещё и всего лишь мужчина.

Эпилог

Синедольск, октябрь 2037
станция метро "Заводская"

Водка пресная, как вода, стекла по горлу и тяжело плюхнулась в желудок. Можно не закусывать, да и не хотелось сейчас на пищу даже смотреть.
И слез не было, потому что весь их остаток из того запаса, что выдавался на целую жизнь, вскипел и испарился в тот миг, когда потерял дочь и нерожденного внука.
Сейчас, сидя за столом со всеми, Леонид Сергеевич растерялся, думая о том, что гибель Кирилла подействовала на него неправильно: выжженная пустота внутри не покрылась вечным льдом, а будто бы даже... стала меньше. Кир ушел, смертью своей устыдив за нежелание жить, и каким-то непостижимым образом умудрился пробудить то, что давно было мертво.
Парень не должен был погибнуть. Сергеич видел в Кире его жизненную силу, мощь духа. Они мало говорили о прошлом, не демонстрировали кровоточащие болячки и шрамы, а выживали вместе в мертвом городе, прикрывая друг другу спины, когда было нужно.
Леонид Сергеич покосился на сидящую рядом Диану. Она притихла, замкнулась, выглядит совсем ребенком, кажется такой беззащитной. Но он видел ее там, наверху, знал, как эта девочка умеет принимать решения, как действует, когда промедление в секунду может стоить жизни.
Кроме этого да ее имени Сергеич не знал про девушку почти ничего, и сейчас в голову почему-то пришла мысль о том, что хорошо бы сделать так, чтобы все что жгло, проедало и висело неподъемным грузом, можно было содрать и сбросить, как змеиную кожу. И не тянуть больше за собой ничего, не коптить дымом прошлого тот отрезок земного пути, что еще суждено прожить. Хоть год, хоть месяц, хоть день.

...Вот и пришел конец этого очень долгого дня. В тесной комнатушке тишина и полумрак. У ног лежит Кайзер. Пес не двигался, только тихо дышал, прикрыв глаза. Не спал, сон таким не бывает. Это режим существования, когда жить незачем, а просто еще почему-то дышится.
Сергеич прикоснулся к собаке осторожно, подержал руку на теплой шерсти загривка, потрепал легонько. Кайзер на ласку не отреагировал, остался равнодушным.
- Кайзер, подъем, - голос прозвучал негромко, но решительно. Пес услышал команду, открыл глаза, посмотрел внимательно на говорящего с ним не хозяина, а чужого человека, и не двинулся с места. - Кайз, пойдем со мной! Не станем мы с тобой лежать и от тоски изнывать. Надо одно дело сделать, а без тебя никак.
Подошел к двери, хлопнул себя по бедру, скомандовал настойчивей:
- Ко мне! Ну, пойдем!
Кайзер нехотя поднялся и поплелся за Сергеичем.
У двери комнаты, в которой жила Диана, человек и собака остановились. Кайзер глянул на Сергеича, словно говоря: «Чего ждешь? Давай, действуй. Ты же знаешь, зачем сюда шел и меня звал».
Сергеич постучал.
Диана приоткрыла дверь, посмотрела вопросительно.
- Извини, Дианочка, за поздний визит. Мы с Кайзером поговорить зашли. Тут дело такое, что не терпит отлагательств.
В темных глазах Дианы мелькнула тревога.
- Что-то случилось?
- Ну-у... можно и так сказать, - Леонид пожал плечами. - Ведь, и правда, много чего случилось за эти дни. И все оно не просто так.
Внимательный взгляд Дианы скользнул по лицу Леонида Сергеича, задержался на Кайзере.
- Проходите, пожалуйста, - отступила в сторону, пропуская в комнату.
Они присели друг напротив друга - Диана на краешек койки, гость на стул у стены. Кайз тяжело опустился на пол и снова замер неподвижно, словно опять утратил весь интерес к происходящему и погрузился в мир своей верной, тоскующей собачьей души.
- Тут такое дело, Дианочка, - начал Леонид. - Я могу долго говорить, топтаться вокруг да около, заходя со всех сторон, но не стану. Скажу лучше уж напрямую. Ты все равно в итоге решишь, что у меня старческая деменция, - хмыкнул, почесал бороду.
Диана чуть нахмурилась, неуверенно качнула головой, не понимая, о чем толкует Сергеич.
- В общем, бывает же так, что не связаны люди общей кровью, и не знают почти ничего друг о друге, а все равно чувствуется родная душа. Вот для меня Кирилл таким стал. Как сын, как брат и как друг. Теперь нет его, остался у меня только Кайзер.
Сергеич наклонился, погладил пса по голове. Тот в ответ чуть шевельнул ушами.
- Но есть еще ты, Дианочка. - Он посмотрел в темные удивленные глаза девушки, помолчал, набираясь смелости. - Не подумай чего лишнего и ненужного. Ты мне как дочь. И негоже людям сейчас одним оставаться, надо держаться вместе. Вот я и... хочу предложить тебе свое неказистое общество. Как старший друг, как отец. Не могу оставить тебя, не знать, что с тобой, куда подашься. Ты в остров веришь? Поедешь туда?
Сергеич выдал все это единой тирадой, перевел дух, снова встретился с девушкой глазами, улыбнулся. Улыбка вышла кривоватой и горькой, но он не булочки сейчас с изюмом лепил.
- Куда ты, туда и мы с Кайзером. Уж прости, но не оставим тебя. Захочешь, принимай семейство из старика и собаки. А не захочешь семейством, так мы пойдем охраной, твоими сопровождающими. Но одну не оставим.
Что он мог еще предложить в этом мире? Только то, что не оставит, не бросит, пока сам дышит, ноги переставляет и что-то может делать. И еще ему очень хотелось знать, что эта девочка с умными темными глазами найдет свое счастье в этой жизни. Леонид Сергеевич должен увидеть, как в глазах этих зажжется огонек радости и любви. И все продолжится новой жизнью.

Нина присела на край койки. Не зная, куда девать руки, вцепилась пальцами в одеяло. Она боялась этого разговора и понимала, что он неизбежен. Просто начать с чистого листа, не разобравшись в прошлом и не оставив его позади окончательно, не получится.

И все? Они ограничатся обменом мнениями об острове и крутых парнях с пушками с «Авроры»?
Нина кожей чувствовала напряжение, исходящее от Штефа, наблюдая, как он берет сигареты со стола, присаживается на стул, делает первую тягу. Он нервничает не меньше. Слова и звуки обманчивы, язык тела – красноречив до невозможного. Опасается ли он, что правда окажется нестерпимой и ответы Нины ранят еще больнее, чем ее уход четыре года назад? Думает, что гибрид обвинит во всем его?
Секунда. Две. Три. Пауза затянулась. Нина покосилась на сильные длинные пальцы Штефана, сжимающие сигарету с уверенной породистой небрежностью хозяина жизни. Ей всегда нравилось наблюдать за ним. Особенно, когда не подозревал об этом. Изучать привычки. Запоминать черты. Просто наслаждаться красотой и гармонией красивого мужского тела, которое знала так хорошо. Она знала многих привлекательных мужчин, которых волновала, которых не пугала ее сущность гибрида, но именно Штефан стал ее выбором. Почему? Не важно. Важно, что свой выбор она привыкла защищать до последнего. Важно, не сломать сейчас хрупкий мир между ними и сохранить то, что осталась. По словам Штефа, осталось не так уж мало, если он нуждается в ней так же, как она в нем.
- Отпуск закончился? – с ироничной усмешкой отозвалась со своего места. Наморщив нос, чтобы не чихнуть, неглубоко втянула приправленный дымом воздух. Когда он начал курить? Вероятно, когда понял, что больше некого оберегать от дурацкой аллергии. – Знала бы - толку скрывать? Но если тебе интересно мое мнение – нам жизненно необходимо провести разведку. Кто-то должен первым проникнуть на остров и здраво оценить ситуацию. В идеале - работа для гибридов. – Горькая усмешка скривила губы. – Ты ведь не захочешь поручить мне это задание, правда?
Очередная затяжка, сжигающая сигарету до фильтра. Очередное облачко дыма, щекочущего ноздри. Изучающий взгляд напротив, прожигающий насквозь. Нина окаменела на кровати, упрямо встречая этот взгляд.
Штефан решает, что будет делать с ней. Или уже решил.

Гибрид знала. Что рано или поздно он озвучит эти вопросы. Не осознавала только, что отвечать придется не только ему , но и себе самой. И если с первым было более-менее все понятно, то второй…
- Хочешь знать, что чувствуешь, когда де факто перестаешь быть человеком? – побелевшие пальцы еще сильнее вцепились в край кровати, словно Нина боялась упасть. – Когда в удостоверении личности появляется два лишних штриха, обозначенных красным, а на теле - вот это? – Рванув рукав футболки наверх, гибрид продемонстрировала небольшую красную татуировку – клеймо корпорации. Отвела взгляд в сторону. Стараясь, чтобы голос звучал ровно, продолжила:
- Глядя в зеркало, ты видишь привычное лицо, глубоко внутри ты все еще чувствуешь себя человеком. Твое сознание прежнее и еще не начало меняться. Но люди - те, с кем жил на одной улице, с кем ездил одним маршрутом в общественном транспорте, с кем болтал о погоде во время рабочего перерыва, с кем дружил, кого уважал, кого даже не встречал ни разу, далекие и близкие – уже вычеркнули тебя из списков себе подобных. Для них, ты - результат лабораторных исследований, низшая раса. Гибрид. Тебя больше никогда не примут обратно и никогда не забудут, что ты продал тело и душу в обмен на большие бабки. Не важно, что подвигло тебя на этот рискованный шаг. Не позволят забыть, что гибрид создан служить людям и больше ничто не подымет его до уровня человека. Вручая пластиковую карту с красной меткой, тебе еще раз напоминают: ты – второй сорт, нечто среднее между человеком и животным. И потом, не упускают ни единого случая, чтобы напомнить еще раз…еще…еще. Это становится невыносимым. Особенно когда исходит от людей, которым привык доверять. Больно. Настолько, что можно сломаться.
Рывком спрыгнув с кровати, гибрид обхватила себя руками. Ее знобило. Чтобы успокоиться. Начала мерить шагами небольшое пространство комнаты. Проходя в очередной раз мимо Штефа, остановилась за его спиной. Он не поймет. Он человек. Мужчина. Больше, чем кто-либо.
- Я не смогла, Штеф. У меня не получилось быть вторым сортом и жить в твоей тени. Не вышло делать вид, что все хорошо, когда твой лучший друг по пьяни «пошутил», будто мне нереально повезло обратить на себя внимание агента. Пусть я уже не человек, но я не считаю себя хуже или лучше вас. Я просто другая. Поначалу мне казалось, что тебя все устраивает. А потом я запуталась. Четыре года назад я ушла не от тебя. Не от нас. Я сбежала от ситуации, с которой не смогла справиться. – Не обязательно оборачиваться, достаточно чувствовать, как прицельный взгляд мужчины ощупывает узкую спину снизу вверх и останавливается в районе затылка, чтобы понять – Штефан ждет. Сейчас незачем произносить пафосные речи. Если он до сих пор нуждается в ней, подсознательно должен понимать – она не могла не вернуться рано или поздно.
- Год назад я и еще трое выживших гибридов, случайно наткнулись на вашу группу в аптечном супермаркете. Когда вы пополняли запасы медикаментов. Уже тогда я поняла, что не смогу покинуть Синедольск, пока ты здесь. Было сложно решиться дать знать о себе. Сам знаешь почему. Вокруг тебя постоянно крутятся прилипчивые девицы. – очередная горькая усмешка и тихий вздох, потонувший в шуме его дыхания за спиной. – Я и в этот раз ничего не планировала. Знать, что ты жив – уже хорошо. Черт…– шмыгнула носом, отерев пальцами едкую жидкость в уголках глаз, - Я боялась, что не нужна тебе больше. Что не простишь. И сейчас боюсь. Мне хорошо, только когда ты рядом. Чувствовать тебя. Прикасаться. Знать, что смотришь на меня, как сейчас. Не желаешь выпускать моей руки, в первую встречу после долгой разлуки. Заново учишься читать мои мысли. Разве всего этого недостаточно, чтобы вернуться?

Ты нужна мне, Нина...
Раз за разом Штеф прокручивал в голове собственные слова, сказанные его женщине. Его ли? В этом не было сомнений. И в то же время он сомневался. Имел ли он на это право? Вполне. Как любой человек из плоти и крови. Которому сомнения совсем не чужды.
На слова Нины лишь ответил слабой улыбкой и покачал головой, давая понять, что не захочет. И дело вовсе не в том, что он не доверяет. Совсем в другом. В том, что она ему нужна. Рядом. На этот раз без права на то, чтобы покинуть его. И их. Снова отпустить её куда-то, при этом зная, что собственным решением подвергает опасности - непомерная цена за благополучие и безопасность людей, которых ты должен защищать.
И всё же сейчас было не время отвечать на заданный вопрос. Он и она имели право ещё и на обсуждение того, что касалось только их двоих. В идеале, конечно, все эти мыльнооперные беседы можно было заменить парой-тройкой часов хорошего секса, но у Штефа не было уверенности в том, что после он не захочет вернуться к желанию услышать ответы на те вопросы, что он задавал сам себе последние четыре года. Почему она ушла и вернётся ли она к нему хоть когда-то?
Хоть когда-нибудь.
Не просто окажется рядом. А вернётся. К нему.

Он тихо выдохнул, затушив окурок и отбросив его куда-то в сторону. Слушал Нину, не перебивая, просто следя взглядом. Всё же парой-тройкой часов секса они бы точно не обошлись. У обоих накопилось так много всего, что нужно было сказать друг другу, что никакая постель их не спасла бы точно. Штефан предполагал... нет, даже знал, что причина крылась именно в этом. Но наивно надеялся, что Нине будет важно только то, что есть между ними. А между ними всегда было так много... То, как она понимала его, кем была для него, какое место занимала в его жизни. Это то, ради чего стоило сражаться за них и за то, чтобы быть вместе. Была ли вина Штефа в том, что не понял, насколько всё серьёзно, не предвосхитил события, не принял как данность страхи и боль Нины? Сейчас ему казалось, что только он один и был в этом виноват. Его оправдывали только две вещи: он никогда не относился к ней так, как делали "недавние знакомые", и теперь всё было иначе. Два чёртовых года из четырёх всё было иначе. Но пока он просто смотрел на Нину, безотчётно сжимая побелевшими пальцами спинку стула, и слушал. Давал ей возможность сказать то, что нужно было наконец озвучить. Зная, что и он сам не сможет промолчать в ответ.

- Даже трети из всего этого достаточно, чтобы не уходить, - тихо ответил, стоило Нине замолчать. - Знаешь, ты всегда была той единственной, кто рождал внутри меня настолько полную гамму чувств и эмоций. Наверное, они и есть - жизнь. Жизнь рядом с тобой. И я наивно полагал, что тебе важно только то, что думаю, чувствую и ощущаю я. По отношению к тебе. И тебе важно только то, что есть у нас. А не где-то там в пьяных бреднях какого-то му*ака. Я ошибался. Ошибался в том, что не дал тебе возможности почувствовать и понять, насколько ты важна и ценна для меня.
Сделав новый глубокий вдох, будто кислорода в комнате было чересчур мало для них двоих, и он хотел отдать свою порцию Нине, стараясь дышать как можно реже, Штефан поднялся и подошёл к девушке. Встал за её спиной, в нескольких сантиметрах, которые сейчас казались слишком бесконечными. Провёл руками вдоль её тела, медленно, осторожно, будто боялся причинить боль или поломать. А после развернул лицом к себе.
- Я сто раз уже сказал тебе, что всё изменилось, - голос Штефа звучал приглушённо и хрипло. - И всё действительно изменилось. Того мира, в котором мы жили раньше, нет. Бесспорный факт, правда? И тем не менее. Нет ни того самого пресловутого пьяного му*ака, ни тех, кто будет считать тебя ниже из-за того, что ты другая. - Штефан невесомо провёл по предплечью Нины, касаясь того места с "меткой", которое было скрыто рукавом футболки. - Нет и нас. Тех, что были четыре года назад. И у меня, Нина, тоже нет ничего. - Его тихий голос стал громче, а чувства, которые он так умело научился скрывать, обнажились. Прежде всего, перед ним самим. - Это всё, что у меня осталось, слышишь? Вот это всё, - Штеф неопределённо махнул рукой, в особенности никуда не показывая и зная, что Нина поймёт, о чём он. - Больше у меня ничего нет. А последние пару лет у меня не было и тебя. И я, чёрт побери, научился жить с этим осознанием. Несмотря на "огромное количество прилипчивых девчонок", о которых ты мне тут толкуешь, я был один.
В последних трёх словах было всё то, что угнетало его эти пару лет. Чувство полного одиночества. Груз ответственности, который он добровольно взвалил на себя, стараясь заместить им пустоту. Сейчас он в ответ на признание Нины, словно маленький мальчик, упорно настаивал, что его обиды важнее и его страхи сильнее. Вернее, так могло показаться кому угодно. Кроме Нины. Она же, как надеялся Штефан, поймёт, что кроется за его словами.
- Я был один, слышишь? Все эти чёртовы два года я был один. И теперь у меня только один вопрос между тем, что останется в прошлом, и тем, что будет или не будет у нас с тобой в будущем.
Снова глубокий вдох, - желание оставить Нине весь кислород, если она сейчас скажет, что снова уйдёт.
- Я БЫЛ один?
И в этом прошедшем времени всё. Прежде всего желание услышать, что отныне всё будет иначе. Что он был один. А теперь их снова стало двое.

Оба предполагали, что делают как лучше. Оба заблуждались в своей уверенности, что знают чем на самом деле живет другой. Два любящих существа могут быть близки настолько, насколько это вообще возможно, и даже тогда между ними останется малая толика невысказанного. Тайного. Что должно оставаться таковым. Личного, хранящегося в глубине души. Страхи. Сомнения. Опасения быть непонятыми. Да мало ли дерьма, от которого стараешься оградить родную душу.
- Все верно, Штеф, но я не могу со стопроцентной уверенностью сказать, что поступила тогда неправильно. Таким как я не нашлось места в старом мире, среди людей и вместе с тем, я чувствовала, что мое место рядом с тобой. Оставалось либо просить тебя отказаться от привычной жизни, либо уйти самой. Трудный выбор. Врагу не пожелаю. – Нина не собиралась вываливать на Штефа столько всего, но чувствовала – если не выговорится, сойдет с ума. Очередной вдох горько-сладкого воздуха в момент, когда сигарета с тихим шипением приземлилась где-то в углу комнаты, дался труднее, чем все предыдущие. - Я не имела права требовать от тебя еще больше, чем ты уже дал мне, и выбрала второе. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно, освобождая тебя от себя, а на самом деле сделала несчастными обоих: тебя лишила права выбора, себя – того единственного, что было хорошего в моей жизни. Странно да, мне совсем не хочется просить за это прощения сейчас? Я лично определила наказание за сделанный шаг, обрекая себя на жизнь без тебя. Просто хочу чтобы ты понял – Нина Шнайдер сполна оплатила свои ошибки и рациональность гибрида.

- Оставь. Я не дала тебе шанса показать это. Настолько сильно погрузилась в себя и свою неудовлетворенность окружающими, что просто не сочла нужным подумать о твоих чувствах. – пожала плечами Нина. Все, что говорит Штеф правильно. Все. Поменялись обстоятельства, мир, в котором приходится выживать, они сами. Что теперь о прошлом и о том, как могло бы быть. Если бы она тогда не ушла. Если бы доверяла ему немного больше.
Единственное, что стало откровением – Штефан никогда не забывал ее. Пытался вытеснить мысли о ней и чувства, что связывали их раньше, но так и не смог избавиться от пустоты и одиночества. Даже среди людей, ставших для него семьей.
Вновь повернувшись к мужчине лицом, гибрид смотрела на Штефа, узнавая заново, читая на его лице то, что раньше было скрыто и понимая, какой ценой далось бывшему агенту абсолютное обнажение перед женщиной, в какой-то мере предавшей его чувства. Стиснув зубы, прикрыла глаза, когда Штеф легко прикоснулся загрубевшей подушечкой большого пальца к свидетельству ее принадлежности к новому виду. Ему всегда было неважно, что она не совсем человек. А милые внешние отличия лишь вносили особую пикантность в их отношения.
В деталях она упустила важное – Штеф не просто считал ее особенной, она была единственной.

Нина закусила губу, и покачала головой, делая еще один крохотный шаг навстречу и перекрывая оставшееся пространство между собой и Штефом.
- Я всегда была с тобой. В своих мыслях. Снах. Во всем, чем занималась, был ты. Все эти годы , как медленный яд в крови, как наваждение, от которого не хочешь избавляться. Ты был единственным. Всегда. И остаешься таковым. Меня не было рядом, но ты не был одинок. Просто я лишила нас обоих возможности ощущать это. Мне жаль.
Обнять Штефа, вжаться в его торс, привстав на цыпочки, дотянуться до сомкнутых губ и коснуться уголка рта в коротком миге нежности, было самой естественной в мире вещью. И самой необходимой сейчас. В последние несколько десятков часов Нина заметила за собой привычку прикасаться к своему мужчине по поводу и без повода. И, кажется, он был вовсе не против. Хоть это между ними осталось неизменным.
- Штеф, я не прошу тебя забыть все и продолжить отношения, будто не было этих четырех лет. Просто позволь быть с тобой. Я устала без тебя. Устала любить на расстоянии.

В жизни иногда наступает тот момент, когда ты понимаешь, что вот-вот пройдёт секунда-другая, и ты уже никогда не будешь прежним. Пусть даже ты и врал самому себе, что ты изменился давно. Однако стоит тебе понять и принять тот простой факт, что есть какое-то важное обстоятельство, без которого никакие изменения не могли на тебя повлиять, как ты осознаёшь, что стоишь на пороге перемен именно сейчас. В данную секунду.
Штеф так часто говорил Нине о том, что изменился, что уже и сам не мог прочувствовать: то ли он пытается убедить в этом её, то ли - самого себя. И только когда они сказали друг другу самое главное, когда он услышал от неё слова о том, что всё это время она его любила, пусть и на расстоянии, Штефан понял, что они оба стоят в начале пути, который будет кардинально отличаться от той прошлой жизни, что сегодня они оставляли позади. Вместе. И облегчение от этого простого осознания стало для командира "Сапсана" тем спасительным маяком, который он безуспешно пытался разглядеть во тьме последних четырёх лет жизни.

Прошлый Штеф принялся бы возмущаться. Для начала - тому, что Нина сделала выбор за обоих. После - за то, что она осознанно обрекла и себя, и его на ненужные мучения. Новый Штефан лишь только слушал, что она говорила. Внимательно следил взглядом за каждым оттенком эмоций на любимом лице. И принимал как данность то, что ему говорила Нина. Это, разумеется, не исключало данного самому себе обещания впредь измениться настолько, чтобы подобного с ними не повторилось. Он не хотел больше ни позволять Нине решать всё за двоих, ни принимать подобных решений со своей стороны. Они будут делать эти шаги вместе. По той простой причине, что у них есть такое право, такая возможность и это самое "вместе". И ему нравилось, как звучит это слово. Словно точка в том, что раньше причиняло боль. Точка перед новым предложением.
Он дал ей возможность сократить последнее расстояние, которое можно было перекрыть единственным вдохом, разделённым на двоих. Всё также смотрел на неё, чувствуя, что его выдержки надолго не хватит. И в то же время не торопясь оканчивать этот момент. Не было никакого мира, кроме того, в котором находились они оба. И Штеф с Ниной заслужили эту возможность быть только друг для друга. Хотя бы на эти бесконечные несколько минут.

Сегодня они сказали друг другу едва ли не больше, чем за всё время, пока были вместе. Важного и настоящего. Единственного, что имело значение. И тогда, и сейчас.
- А мне нет, - прижимая к себе Нину, мягко улыбнулся Штефан, чувствуя ещё и то, как с его плеч падает невыносимый груз. - Я уже говорил тебе, что никогда не пожалею о том, что ты со мной и мы вместе. Или не говорил? - прошептал, вдыхая её аромат. Чувствовать прикосновение её губ казалось настолько закономерным, что Штефан знал и верил: то, что говорит Нина - единственная из всех возможных истин. Она всегда была с ним. Во всём, что происходило с ним, была она. Как яд в крови, то медленный, отравляющий невозможностью осязать ту, кого любишь больше жизни, то убивающий быстро, стоит только вспомнить, каково это - быть рядом с ней и принадлежать одной Нине. - И значит, раз мы всё это время были друг у друга, мне не жаль.

- Похоже, мы оба чертовски устали, да, кошечка?
Его взгляд потемнел, когда он обхватил ладонями её лицо, наклоняясь к губам Нины, и прошептал прежде, чем жадно поцеловать:
- Но с тобой я могу уставать часы напролёт.

Чуть позже, когда в их маленьком мире, где царствовал почти непроглядный мрак, Штефан перевернулся на спину, усаживая Нину сверху и довольно ухмыляясь, слыша её усталый стон, который он тут же поймал губами, начиная насаживать женщину на себя снова и снова, он осознал, что ему всегда будет её мало. И того, как его взгляд жадно проходится по идеальным изгибам её тела. И того, как его широкие ладони ложатся на её талию, когда он хочет быть как можно глубже, надевая Нину на себя. И того, как его плечи саднит от того, что Нина впивается в них ноготками.
И всё же пара-тройка часов хорошего секса - лучшее окончание того дня, который изменил твою жизнь на до и после.

Время безжалостно. Неумолимо быстротечно. Отчего же сейчас оно медлит, заставляя сердце замереть в ожидании ответа . Как перед затяжным прыжком.
Даже невидимые пылинки зависли в воздухе над головой под лампой без абажура, притаившись.

Она знает, он не оттолкнет. Не сейчас, когда сильные руки бережно и властно берут в плен, в котором хочешь остаться навечно.
Гораздо важнее, чтобы впредь не допускал и мысли, будто она способна жить без него и дышать полной грудью.

Запрокинув голову, Нина вглядывалась в бездонные почерневшие глаза Штефана. И терпеливо ждала. И ощущала себя человеком. Обычной женщиной. Как никогда прежде. Слабой. Зависимой от жгучего взгляда, кривоватой улыбки, крепких объятий. Счастливой уже от того, что чувствует своего мужчину, может сказать насколько сильно любит.

Если бы можно было остановить время, перемотать его вспять, чтобы услышать это еще раз. Бесконечное количество раз. Штефан действительно изменился. Или это гибрид стала другой, доросла до способности видеть его настоящего.
Послушно кивнув, Нина скосила повлажневшие глаза на узкую койку и, вероятно впервые за всю сознательную жизнь покраснела своим мыслям. И судя по улыбке Штефа, он выбрал донельзя удачное время, чтобы вернуть себе способность читать ее мысли.

***
Томно потянувшись до приятной боли в усталых мышцах, Нина растянула губы в довольной улыбке, когда Штеф перевернулся на бок и теснее прижал ее к себе, будто боялся, что строптивая женщина вновь куда-то исчезнет. Выпростав руку, нежно разгладила пальцем складку между густых темных бровей, дотронулась до скованных сном век , «лучиков» в уголках глаз. Интересно, как часто он смеется теперь и что приносит ему настоящую радость. Она так много пропустила в жизни Штефана. Ей столько предстоит узнать о нем. Каждая новая деталь станет откровением и напоминанием о том, насколько прочна связь между ними и Нина не имеет права на еще одну ошибку.

Палец невесомо прочертил линию вдоль едва заметного белого шрама, спустился вниз и замер на плотно сомкнутых губах, тут же прихвативших чувствительную подушечку в легком сонном поцелуе. Влажное прикосновение кончика языка было настолько острым и волнующим, что Нина едва сдержала стон наслаждения. Уткнувшись влажным лбом в плечо Штефа, и вдыхая родной запах, Нина крепко зажмурилась. Она боялась уснуть в то утро. Их утро. Первое в бесконечной чреде таких же. Не важно, чем они будут отмечены радостью, светлой грустью или болью утраты близких друзей. Но каждое утро они будут просыпаться вместе, в их общем заново отстроенном мире.

Эпилог. Остров с неясными когда-то координатами

Штефан любил сидеть на побережье, вглядываясь в бескрайнюю водную гладь и стараться ни о чём не думать. Выходило обычно хреново. Мысли были, причем самые разнообразные, которые подбрасывали командира отряда "Сапсан" как на американских горках. Частенько он задумывался о том, что его жизнь, о которой он уже мало что помнил, закончилась в октябре 2035. И началось новое существование. Которое измерялось на данный момент двумя с половиной годами, прожитыми в мире, где царил хаос. С тех пор, как они оказались на острове, минуло всего шесть месяцев. И всё это время Штеф не мог вдохнуть свободно и спокойно, словно каждую секунду ожидал какого-то очередного подвоха. Даже когда увидел на лицах ребят облегчение, свидетельствующее о том, что они научились главному - доверять. Всё равно каждую секунду он ждал подвоха.
Мир мало изменился за эти полгода. Вернее, не изменился вообще. Лишь только вплелось в кругозор тех, кто когда-то прятался в метро, осознание, насколько глобальной была катастрофа. Там, в Синедольске, они могли пару лет самообманываться и убеждать себя в том, что когда-нибудь мир снова будет прежним. Сейчас же, посещая новые места, где они искали выживших, они понимали, что шансов у них нет. По крайней мере, не сейчас. Не стоило рассчитывать на то, что Земля в обозримом будущем вновь станет тем домом, в котором человечество привыкло жить.
Отряды "Сапсан" и "Гюрза" так и продолжали своё дело. К обычной нелёгкой работёнке в виде обеспечения прибавилась ещё и необходимость искать и спасать тех, кто мог выжить. У них появилось более мощное оснащение, в разы увеличившее безопасность людей, а вот мысли... Мысли остались прежними. И с ними Штефан учился продолжать жить дальше.
Спасение было в таких вот кратких моментах отдыха, когда он просто устраивался на побережье и ждал. Уничтожая одну сигарету за другой, командир чутко прислушивался к шагам той, кто и составлял его маленький спасительный мир, живя в нём подобно маяку. Когда он слышал почти бесшумную поступь, никогда не был в силах сдержать лёгкой улыбки, которую Нина, разумеется, видеть не могла. Так и представлял себе, как она идёт, втягивая носом сигаретный дым и старается не чихнуть, чтобы ни чем себя не выдать.
Она устраивалась позади, обнимала обеими руками и прижималась к его спине, и Штефан только тогда понимал, что может сделать свободный вдох. Обычно они так и сидели вдвоём, молча. Штеф тушил окурок, проводил загрубевшими пальцами по ладони Нины и прикрывал глаза.
Ему стоило провести рядом с нею всего пару минут, чтобы мысленно оказаться в совсем другом мире. Не то, чтобы Штеф был фантазёром или, что ещё хуже, романтиком. Просто он считал, что имеет право на немного другие ощущения, чем бесконечная тревога, необходимость убивать или ожидание подставы от себе подобных.
В последние несколько месяцев они с Ниной почти не ругались, а если такое и случалось, командир знал, что делать. Несколько часов дикого, на грани с грубостью секса неизменно побуждало и его, и её окончить глупые перебранки и ощутить, что им есть, чем заняться помимо ненужных ссор. Они с Ниной словно заново выстраивали те отношения, что когда-то давно казались им обоим понятными и устоявшимися. И то, что им приходилось снова идти друг другу навстречу, принимать и познавать самих себя заново, лишний раз давало им обоим убедиться в том, что в мире нет ничего, что является константой. Жизнь всегда вносит в планы свои коррективы.
Готов ли был Штефан к осознанию того, что изменения, произошедшие и с миром, и с Ниной, и с ним необратимы? Сейчас, сидя на берегу рядом с любимой женщиной, которая стала другой, но в то же время оставалась прежней, он понимал, что готов. Оставалось прояснить то немногое, что волновало его сейчас больше всех апокалипсисов вместе взятых. Повернувшись к Нине, Штефан склонил голову набок, словно раздумывал о чём-то крайне важном. Впрочем, так оно и было.
- Что? - наконец, не выдержав, задала вопрос Нина.
- Мысль мне одна покоя не даёт.
- Какая? - внешне она оставалась спокойной, но Штеф видел тревогу, разлившуюся по радужке глаз Нины.
- Да есть одна.
- Говори.
- Касается тебя и меня.
- Я слушаю.
- Как думаешь... - он намеренно сделал паузу и прибавил, видя, что тревога в глазах Нины становится сильнее: - Когда у нас родится девочка, что она унаследует первым: твои чудесные рожки или мой отвратительный характер?

Эпилог
На острове, что стал домом.
Год спустя

Ему снилось детство, полное солнечного света, радужных мыльных пузырей, теплых улыбок родителей, счастливого смеха малышки Лоры, что улыбалась во весь ротик. Она делала первые несмелые шаги рядом со светящейся от счастья матерью и протягивала к ней пухлые ручонки, неустанно лопоча что-то на своем непонятном языке и пытаясь поймать пузыри, что надувала мама. И Саша на пару с отцом, в глазах которого сияли озорные смешинки, сидел на скамье неподалеку и завороженно любовался младшей сестрой. Он словно со стороны наблюдал за всем, плотно сжимая упрямые губы, сцепив в замок напряженные пальцы. И смотрел на Лору, которая так мило и смешно заваливалась в стороны, гулко топая ногами даже по траве и то и дело падая. Любовался матерью, которая, почувствовав его взгляд, обернула к Саше свое лицо и тепло улыбнулась, подбадривая. Как раз в этот момент Лора не удержалась на некрепких еще ножках и шлепнулась на попу, вновь привлекая к себе внимание мамы, и задорно рассмеялась, отчего милые кудряшки на ее голове весело запрыгали, переливаясь в лучах солнца.
- Такая забавная, - Саша бросил в сторону отца.
- И милая, - с улыбкой в голосе послышалось в ответ.
- Макс! – мать, снова повернув голову в их сторону, помахала рукой. – Идем к нам!
Отца не нужно было просить дважды. С обожанием глядя на своих девочек, он поднялся со скамьи.
- Ты как хочешь, сын, а я пойду. И знаешь, она все поняла... - почти невесомо коснувшись плеча сына и подмигнув Саше, отец двинулся на лужайку парка, где на пушистом пледе резвилась Лора, громко приветствуя любимого папочку веселым криком, полным счастья.
И Саша понял, что прошлое отступило, освобождая из удушающих тисков горечи и сожаления о том, что довелось сделать тогда, в то страшное утро, когда он смотрел на Лору, что корчилась в странных судорогах.
- Иди, сынок, тебе пора...

- Саша, нам пора, - мягкий толчок в бок заставил вынырнуть из объятий сна. – Саша, проснись же...
Тихий нежный голос, который так любил слушать Чернецов, сейчас звучал странно. Все еще не придя в себя, Саша приоткрыл один глаз и поморщился от света, что ударил по зрачку тонкой полоской света из приоткрытой двери коридора. Бросил быстрый взгляд на электронный циферблат будильника – часы показывали ровно три часа ночи.
- Саша, ну проснись же, - растерянно прозвучало в тишине, выдавая тревогу, отчего Саша мгновенно очухался, резко приподнимаясь на кровати.
- Что случилось, любимая? - в полудреме шаря в поисках Марины, наткнулся непослушными пальцами на тепло ее руки. – Мне такой сон приснился...
Вздохнув, Чернецов переплел свои пальцы с пальцами любимой женщины и сделал попытку придвинуться к ней, чтобы обнять и поцеловать. Но сделать этого не удалось. Не понимая, в чем дело, Чернецов уставился на Марину, которая сидела на кровати и куталась в пушистый махровый халат.
- Расскажешь потом, ладно? – напряженно сказала Синеглазка, а после встала и тяжелой поступью прошлась к двери. – Вставай, нам пора ехать.
- Куда? – спросони не понял Саша, хмуря густые темные брови, пока спускал на пол ноги. Кожи подошвы ног коснулся толстый ворс ковра.
- Чернецов, по-моему, ответ очевиден, - Марина приподняла красиво очерченные брови в немом вопросе, покачала головой и улыбнулась ему в полумраке, поглаживая ладонями свой живот. – Я рожаю.

Спустя несколько долгих и томительных часов, в течение которых Чернецов намотал по холлу медицинского корпуса не один десяток километров, на свет появился новый человек, жизнь которого началась на острове, где теперь обитали те, кто выжил после багровой волны и кому посчастливилось поймать сигнал «Авроры».
Глядя через окно в палату, где сейчас лежала спящая Марина и бережно обнимала их сына, Саша понимал, что судьба преподнесла ему самый удивительный подарок в жизни: хрупкую, но такую сильную Синелазку, которая стала его верной спутницей жизни, и маленький комочек счастья, что сейчас мирно посапывал в уютной колыбели рук матери, морща во сне свое припухшее розовое личико и забавно причмокивая губками.
_________________