Тишина (антиутопия, 18+)

Ох, сто еще за проблемы? Кажется, важное и опасное, раз они скрывают и Герман не может продолжить разговор с женой, который его взволновал не меньше.
Но так приятно читать про общение подруг! Кара идет на поправку - сильная девушка. А для нее , интересно, хороший парень подыщется?
Света, спасибо!
___________________________________

 » Глава 51

51
Следующие дни мужчины приходили выдохшиеся, как после тяжёлой работы. Каре становилось всё лучше, но мы чувствовали нервозность, глядя на мордахи двух друзей и слыша какую-то суету сверху. Неужели что-то происходит там, а мы остаёмся в неведении? Неужели Общество нашло и эту стоянку повстанцев?
К вечеру третьего дня, когда мы сидели за ужином, Риши доев свою порцию, тяжело вдохнул и заговорил:
- Тут неподалёку оказался полуразрушенный город. Там не было Лагерей, лишь пара устаревших заводов. Он пострадал, когда в очередной раз делили землю Общества, - мулатка непонимающе уставилась на него, я же запамятовала рассказать ей об этом, настолько я была поглощена своими амурными похождениями, - а ты не знаешь, что нынче у нас не одно Общество, а несколько? – спросил он у неё
- Нет.
- Да, их теперь несколько, и пару лет здесь проходила граница двух Обществ. Ваше Общество, то в котором вы выросли, оно большее, пыталось защитить этот, свой, городишко. Здесь разразилась битва. Поселение было наполовину разгромлено, оно не раз переходил от одного Общества другому. Я сейчас не возьмусь сказать, чья это земля. По большому счёту она только статус для этих Обществ. Их не интересует, что происходит в городке. Наши ходили проверять его неделю назад. Они не нашли людей, но на одной из фабрик был обнаружен работающий оружейный станок и склад с заготовками. Оружие, которое выпускал этот станок морально устарело, очень давно, но некоторые наши умельцы, на основе старых заготовок, придумали нечто новое и интересное, Общество до такого не додумалось, и мы хотели опробовать их идеи. В общем, пару дней назад, туда отправилась небольшая экспедиция, которая должна была вернуться с готовым оружием, но там на них напали.
Мы с мулаткой боялись дышать, зная, кого можно встретить в подобных местах. От лица девушки отлила кровь, она сидела белая как простыня, я, полагаю, выглядела не лучше.
- Кара, Ася, что с вами? – первым наше состояние заметил любимый, врач приглядевшись тоже переполошился.
- Кара, ложись. Герман уложи Асю на кровать, - я протестующе замахала руками.
- Мы бывали в заброшенном городе, - шепотом пробормотала подруга.
- Ну, они бывают разные, - попытался беззаботно попытался заметить супруг, но голос его звучал жалко. Мулатка только кивнула.
- В нашем были охотники - каннибалы, а в вашем что? – написав я изобразила улыбку, с огромным трудом растянув губы, наверное, это было похоже на оскал.
- Ну да, ну да, - пробормотал Риши и, засунув руки в карманы, дошел до стены и принялся с упоением её изучать, - они, наверное, чем-то похожи … каннибалы ли, жители, живущие там? Разве что, каннибалы-падальшики. Они едят своих собратьев, но только после того как те умирают своей смертью. Но реакция на любых людей, не из их сообщества, весьма агрессивная. Они или убивают, или сажают в клетку… попросту говоря они ждут, пока жертвы сами умрут. Я не понимаю, как за несколько лет десяток человек так сошли с ума? Они с трудом внимают человеческой речи, с ними было двое маленьких детей. Эти существа вряд ли приспособятся к нормальной жизни. Их психика искорёжена. Ко всему прочему они выращенные, а значит не все восстановительные процессы пройдут, так как надо…
- Почему ты так говоришь? – подруга уже пришла в себя.
- Выращенные - недочеловеки, как бы нам не хотелось обратного. У вас некоторые связи в мозгу не просто оборваны, они заблокированы. Выращенному трудно испытывать что-то кроме симпатии и влюблённости. Более сильные чувства, при своём появлении, ломают психику хозяина. Психологическая травма для выращенного - это приговор, обычно она не обратима. Я вижу у тебя проявление сильных дружеских чувств к Асе. Было у тебя что-то подобное к родителям, к любимым?
- Нет.
- Ася, Кара с момента вашего знакомства сильно изменилась?
- Да. Особенно после Лагеря, она стала другим человеком.
- Это защитная реакция организма, он старается хоть как-то спасти рассудок,- не громко молвил врач, прочтя мою записку, - Кара не надо думать, что, говоря это, я отношусь к тебе как-то иначе, чем, например, к Асе. Просто надо понимать, что это особенность твоего организма, как то, что ты не можешь иметь детей,- у подруги из глаз покатились огромные слёзы.
- Теперь точно никогда не смогу, - прошептала она пустыми глазами глядя на врача.
- Что ты имеешь в виду? – я трясла её за руку пытаясь привлечь к себе внимание, когда она, наконец, повернулась, показала вопрос.
- Мне в Лагере удалили все женские органы…
- У выращенных тот же набор органов, что и у рождённых, только у них некоторые, скажем так, «не подключены». Например, у выращенных есть матка и яичники, но они никак не соединены между собой. Хотя бывают аномалии, к слову сказать, достаточно часто, когда в процессе жизни природа берёт своё, и связи появляются там, где человек их так старательно уничтожал и нейронные, и мышечные, и прочее, прочее. Именно поэтому у выращенных все же может быть потомство, и каждый второй не сходит с ума при «сбое программы». Отчасти поэтому, при освобождении Лагеря, выращенных мы не принимаем, они уже не могут быть полноправными членами общества. Кроме большого количества физических отклонений от естественности, это чаще всего сильно повреждённая психика, не способная полноценно функционировать. Возвращаясь к наши баранам, вроде бы народу всего ничего, но сопротивлялись они очень активно, - перевёл беседу в нейтральное русло врач, - А потом их надо было пристроить в реабилитационный центр, - я нахмурилась, - это там, где живу освобождённые выращенные. Они живут вне Общества. Занимаются в основном натуральных хозяйством, как было тысячи лет назад у наших предков. Абсолютно без благ цивилизации. Лишние продукты они отдают нам, а мы их охраняем. Там нашли приют люди разных профессий, кто-то более приспособлен к жизни, кто-то менее. Есть охотники, рыболовы, врачи. Они строят свой быт так, как считают нужным. Мы только обеспечиваем максимально возможную безопасность. Так вот, в одно из близлежащих поселений мы направили нашу «находку».
Ужин был окончен. Все молчали. Я взялась убирать со стола, мулатка ушла на кровать и забилась в угол. Мужчины вышли на улицу, но я слышала их приглушенные голоса, а значит, они не ушли далеко, а стоят у самых дверей.
Закончив с посудой, подошла к кровати, и, сев, обняла ноги подруги.
- Аська не представляешь, как это было страшно. В тот вечер, когда я отвлекла медсестру, чтобы ты пробралась в свою палату, они меня поймали. Я думала меня убьют. Я сидела в комнате без окон, куда меня заперли и тряслась. Мне было очень страшно, и я молилась лишь об одном, чтобы скорее умереть. Когда ужас меня обуял так, что мутилось перед взором, зашел главный по Лагерю и мило поинтересовался, зачем я это сделала, я молчала. Они начали меня бить и, в итоге, я призналась, что похоронила друга рядом с могильником. Мне подумалось, что лучше они выкопают Эрика, чем навредят тебе. Ему уже было всё равно. После меня не отвели в общую палату, а заперли в одиночную, как тебя. Только условия у меня похуже были. Меня привязали к кровати и обкололи. После, я приходила в себя лишь перед операциями. У меня было такое чувство, что это делали специально, чтобы сообщить, что у меня вырезают. Они забрали одно лёгкое, часть печени, почку и все внутренности которые отличали мой организм от мужского. Мне, наверное, на всё было плевать, кроме последнего. Я стеснялась тебе сказать, но с тех пор как я оказалась на улице, я мечтала только об одном. Что рано или поздно я всё-таки создам свою ячейку, но такой как я, вряд ли бы дали ребёнка, я слыхала, что есть ещё те, кто рожает детей, а не выращивают. Мы бы убежали, и у меня был бы ребёнок… тогда я не знала, что я всё равно не смогу родить. Сейчас-то Риши всё растолковал... как больно Ася, когда умирает мечта! Как больно! Теперь уже точно я никогда не буду матерью… я никому такая не буду нужна… зачем я живу? Я помогла тебе… теперь мне надо уйти… - её речь звучала сбивчиво, иногда девушка всхлипывала и стирала тихо катившиеся по щекам слёзы.
- Ты в своём уме? Я никуда тебя не отпущу! Кара, ты мне нужна! Ты мой единственный друг. Я не представляю, как будет у нас с мужем… сейчас у меня есть только один человек, на которого я могу положиться! – мои слёзы капали на записку, когда я её писала. Девушка прочла её и лишь печально улыбнулась:
- Хорошо, я останусь. Разницы нет…
- Кара, это война… сколько детей остаются без родителей … как Конор, например…
Подруга погладила меня по голове, уткнулась своим лбом в мой и разрыдалась, я от неё не отставала, по моим щекам стекали солёные капли.

натаниэлла пока Кара к сожалению не сможет ни с кем строить отношения, но во второй части она попытается

Добрый вечер
Проды сегодня к сожалению не будет, но так как первая часть трилогии, роман "Тишина" близится к концу (осталось 8 глав, которые я надеюсь выложить в ноябре) и я решила поделиться творческими планами.
После окончания первый части трилогии "Голос" - романа "Тишина" я возьму тайм-аут на месяц, т.к. не смотря на то, что у меня имеется одна маленькая "помощница", я надеюсь в ближайший месяц обзавестись ещё одной. А в новом году будет выкладка второй части трилогии роман "Шепот". по завершению выкладки второй части, скорее всего я возьму перерыв побольше, месяца в два, перед выкладкой третьей части "Крик".
Хочу напомнить, что вторая часть трилогии будет тяжеловата, это планируется драма-боевик. не смотря на лирическое начало, но характер героини требует развития, и оно будет весьма не простым.

Света , спасибо , что поделилась планами, буду иметь в виду.
История получается страшная. Оказывается, выращенные и впрямь не совсем люди - что на физическом уровне, что на ментальном. Мороз по коже от таких экспериментов.
Когда люди играют в богов, у них получаются только пародии.
Кару жаль. И сделать ничего нельзя. Но хотя бы у нее есть друг - Ася.
___________________________________

натаниэлла лагеря это фабрики органов, выращенные в этом плане удобнее(((. итог этих экспериментов будет очеь подробно описан 4м романе по этому миру, но когда он будет писаться не скажу((( хотелось бы в следующем году, он крутится в голове, но сначала надо завершить начатое, а не плодить старты(((

 » Глава 52

52
Мы так и уснули, проснулась я от того, что чьи-то руки бережно уложили меня на диван.
Когда я в следующий раз подняла веки утро медленно вкрадывалось в нашу землянку – снаружи слышались приглушенные звуки, говорящие о том, что весь окружающий мир проснулся, подруга ворочалась в своей кровати, медленно просыпаясь, Риши ещё похрапывал, любимый уже дышал ровно и, может я не права, но мне казалось, что он уже проснулся и лишь лежит с закрытыми очами. Я уверенно села, как бы там не было на душе, тело требует подзарядки и движения, потому я направилась, наощупь, готовить завтрак. На мою суету и вкусные запахи жители земляники, потягиваясь, пришли к кухонному столу.
После завтрака Риши ушел, мулатка сидела на диване, бездумно уставившись на стену, дорого бы я дала, чтобы узнать какие мысли варятся у неё в мозгах. Я боялась, что подруга совершит какую-нибудь глупость. Герман стоял, прислонившись спиной к столу и смотрел, как мои руки проворно моют одну тарелку за другой.
- Как смотришь на то, чтобы немного прогуляться? – спросил он, когда последняя тарелка была вытерта и легла на своё место, в шкафчике. Я согласно кивнула, - Кара, мы с Асей пройдёмся. Побудь пока здесь.
- Хорошо, - слова подруги звучали тускло и безжизненно, ей богу пока она болела я меньше за неё беспокоилась.
- Я поговорю с Риши, но думаю, мы и тебе устроим экскурсию сегодня-завтра.
- Думаешь, стоит? Помнится, выращенных тут не жалуют.
- Всё будет нормально, – голос супруга звучал жёстко и уверенно, - Ася пойдём, - он увлек меня к выходу. Я разрывалась, мне совсем не хотелось оставлять подругу одну, но и хотелось с ним поговорить, да и наверху я ещё не была при свете дня, ночи тут были такие, что дальше своего носа и не увидишь. Всё же второе желание пересилило, и я пошла за супругом.
Оказавшись наверху мне на секунду показалось, что я ослепла и оглохла, а лёгкие заполнились чем-то вязким. Солнце слепило, отражаясь от капелек на листьях, сообщая о том, что ночью был дождь, оно светило так, как будто лето вошло в свою силу, но я ведь помнила, что месяц назад лежал снег, но лежал ли он здесь это был вопрос. Звуки, их были миллионы или даже миллиарды, птички, жуки, звери, люди - всё смешалось в дикую какофонию. Ночью этого многоголосия не было, но сейчас шум заполнял разум, мешая ясно думать, а может я уже просто разучилась жить среди живых существ? В Лагере у меня была слишком тихая комната, явно со звукоизоляцией, землянка тоже почему-то сильно заглушала звуки. А воздух тут был какой-то дивный, непривычный, я не первый раз это уже замечала, он был такой влажный, что казалось, не вдыхаешь его, а откусываешь.
На мгновенье я забыла обо всём, о Германе, о Каре, так тут было чудесно. Муж аккуратно взял меня под локоть и потянул в сторону тропинки. Я согласно поплелась за ним, жадно озираясь и вглядываясь во всё, он не торопил меня, понимая, что надо удовлетворить моё любопытство.
Чуть поодаль от нашей землянки, плотной группкой стояли палатки, их было много, больше десяти. Вокруг ходили люди, занимаясь обычными утренними делами: кто-то вешал постиранное бельё, кто-то мыл посуду. Палатки были небольшие на три – четыре человека. Дальше за небольшим пролеском, достаточно далеко от жилых, стояли другие брезентовые строения, большие, похожие на те, в которых мы находились после того как нас освободили из Лагеря.
- Это лечебница, - негромко сказал муж, проследив за моим взглядом, - врачи и медсёстры обычно живут рядом. Только Риши как всегда не как все.
Дальше была большая расчищенная поляна, по её периметру, образуя круг, в несколько рядов лежали брёвна, несущие на себе обязанности лавок, на них сидело несколько человек: юноша, усердно что-то чертивший в тетради, пожилая дама вязала, ближе к нам была небольшая группа людей, человек пять, трое мужчин и две женщины, они чистили оружие. Когда мы уже почти прошли одна из женщин повернулась в нашу сторону и просто впилась в меня глазами:
- Соловушка! – она, быстро встав, подошла к нам, - это ты? – она так внимательно всматривалась в моё лицо, что казалось я, ощущала её взгляд как прикосновение.
- Да Айрис, это она, - ответил за меня любимый.
Женщина протянула ко мне испачканную оружейным маслом руку и коснулась щеки:
- Надо же! Соловушка! - шепотом произнесла она, - помнишь меня? Вашу соседку тётушку Айрис?
Перед мысленным взором встал образ другой особы: светлой, аккуратной, с повязанным под подбородком платком – тётушка Айрис исчезла, когда мне было пятнадцать лет, через год после того как её сына распределили в армию. Сейчас же передо мной стояла скорее командор, нежели та наша соседка, её лицо было значительно более морщинисто, обветрено и потемневшее от загара, взгляд из кроткого и доброго стал настороженно-злым, но чем дольше я в неё всматривалась, тем больше узнавала знакомые черты. Я кивнула - да узнаю. В ответ на её лице я увидела поначалу непонятную мне гримасу, правый угол рта поднялся вверх и глаз прищурился, тогда, как левая сторона осталась без движения, и вдруг я поняла, что это улыбка, видимо слева оно было повреждено. Она похлопала меня по щеке:
- Это хорошо, девочка, что ты с нами. Не знаю почему, но чувствую, что хорошо. Эх, если бы ты ещё запела, я бы точно не сомневалась, что делаю святые дела, - и так же быстро как подошла, она вернулась к своим делам. Я не могла двинуться с места, будто приросла к земле, так меня ошарашила эта встреча.
- Пойдём, - муж тоже был удивлён этой встречей.
Он потянул меня за руку, и я, не отводя взора от Айрис пошла за ним, только когда поляну начали закрывать ветки деревьев, я смогла оторвать глаза от этой женщины. Дальше шли непонятные для меня палатки.
- Это склады, - продолжил просвещать меня супруг.
За ними начинался лес. Даже та часть поселения повстанцев, что я сейчас увидела, а это была именно часть, была очень большая для тайной организации, как их ещё не накрыло Общество оставалось для меня загадкой. Мы шли, углубляясь в лес пока голоса не стихли за нашей спиной, уступая место щебету птиц и шуму жителей леса. Любимый подвёл меня к повалившемуся дереву и сел на него, я пристроилась рядом. Здесь было хорошо, тихо и спокойно. Мы долго сидели молча, без движения просто наслаждаясь природой. Я искоса поглядывала на супруга, он смежил веки, расслабился, недовольно-настороженное выражение исчезло и его лицо озаряла спокойная улыбка. Я вздохнула, отгоняя от себя истому, надо было расставить все точки над «и».
- Так, давай с начала, - я заскрипела ручкой по бумаге, - правильно ли я понимаю, что ты меня любишь? – протянув ему, блокнот я наблюдала за тем, как он читает.
- Да.
- И ты, ничего не сказав, бросил меня в селе, потому что думал, что так будет лучше для меня?
- Да.
- Отлично! - во мне начала закипать злость, - а ты не допускал мысли, что стоит для начала спросить меня - чего я хочу? Не подумал, что тебя будут искать? Что я, по-твоему, должна была делать, когда в дом завалились непонятные люди и начали меня избивать? Они требовали, чтобы я поведала, где мой муж! Я так испугалась! Сначала я думала пойти к директору фермы и рассказать всё ему, но он бы мне не поверил. Такой ситуации просто не могло быть в Обществе! Мне показалось, что все решат, что я сошла с ума и отправят в Лагерь. Я не боялась его тогда, но в то же время понимала, что во мне нечего исправлять. Но если я буду говорить правду, мне никто не поверит, я с тем же успехом могла рассказывать, что видела летающую собаку. Да я сама себе не верила! И я решила убежать, просто потому, что другого логического выхода придумать не получилось. У меня не было желания отправляться на исправление, я боялась тех, кто пришел ко мне, и совсем не хотела с ними встречаться, идти к кому-нибудь и ждать, что они найдут меня снова и те люди подтвердят мои слова, удовольствие сомнительное. Эдак мне по всем соседям надо было ходить, чтобы все признали мои речи истинной, а от того что поверили в селе не значит, что так отреагировали бы где-то ещё. Ведь я считала, что всё наше Общество такое же правильное, как и наша деревня! Я собрала всё самое дорогое и сбежала. Поначалу я просто сбежала, но потом у меня сформировалось чёткое желание найти тебя. У меня было множество вопросов, и я была уверена, что ты дашь мне на них ответ. Да, конечно, я получила много информации пока шла сюда. Даже больше, чем хотела! Мой мир рассыпался на кусочки, и я не представляю, как его собрать обратно. Я слушаю то, что мне говорят, я смотрю на то, что вижу, но всё равно, мне не верится в реальность происходящего! Зачем ты остался дома? Насколько было бы проще, если бы я жила так как жила! Мой мир бы остался навсегда идеальным!
Когда муж читал эту тираду, я наблюдала все его чувства, написанные на лице, как в раскрытой книге: расстройство, злость на тех людей, что пришли в нашу хату, и уныние от моих последних фраз. Я никогда бы такого не сказала, не будь я так зла на всё сущее из-за того, что он оказалось не таким, каким я его себе представляла. Когда муж закончил лицо его, потеряло всякое выражение, казалось, что это лик каменной статуи.
- Да, наверное, ты права. Мне не стоило создавать с тобой ячейку, – в его речи звучал металл, - я очень виноват, что испортил твою жизнь и не могу всё вернуть обратно. И, чёрт возьми, я даже не разумею, как её чуть-чуть исправить.
Злость, выплеснутая на бумаге, отступала. Я вдруг осознала, ЧТО я ему сказала. Каково это услышать от любимого человека слова: «Зачем ты появился в моей судьбе?». Я написала следующую записку и протянула ему.
- Даже если бы ты и попытался что-то изменить, у тебя ничего не получилось. Ты же пытался. Но я выяснила кое-что за то недолгое время, что жила в нашем доме одна. Я не хочу встречать и провожать свои дни без тебя. Ты сложный, иногда пугаешь меня, а здесь и вовсе совсем не такой, каким я тебя помню, постоянно путаешь меня, но ты мой. Одно осознание того, что ты живой и рядом, делает меня счастливой. Я не ведаю, какими ты представляешь наши дальнейшие отношения, но боюсь, чтобы тебе от меня избавиться, тебе придётся меня убить.
Он поднял глаза от моей записки, боже, что это были за глаза! Я никогда не замечала столько эмоций в них. Там была и радость, и боль, и надежда, и тоска – в них была бескрайная вселенная и все эмоции, которые только можно найти на планете. Мы несколько минут смотрели друг на друга, а затем он сгрёб меня в объятья и прижал к себе. Сколько мы так сидели? Мне было хорошо и уютно в его объятьях, я чувствовала, что весь мир где-то там, далеко, есть я и он, а если, не дай бог, что-то или кто-то попытается меня обидеть, Герман защитит меня. Когда он, наконец, ослабил руки, сжимавшие меня, я почувствовала какую-то пустоту.
- На многие вопросы я нашла ответы, но многие для меня до сих пор тайна, - написала лукаво, глянув на него.
- Спрашивай.
- Откуда ты узнал, что я пою по ночам?
Супруг удивленно уставился сначала на листок, а затем на меня:
- С чего ты решила, что я это знаю?
- А ты не знаешь?
- Ну, знаю…
- Я узнала это от Эрика, того мальчика, который приносил тебе обезболивающие. Ты не ответил.
- Ты его встречала? – я грустно кивнула, но любимый, похоже, не смог верно интерпретировать выражение моего лица, - где? Как он?
- Я встретила его в детском поселении. А сейчас он где-то в том Лагере, из которого нас спасли. Я говорю где-то, потому что мне не известно, что произошло после того как мы похоронили его на свалке тел…
- Он умер…
- Да, он умер, потому что пошел со мной… я никогда себе этого не прощу… разумом я понимаю, что без меня он бы не дошел и туда, и, возможно, его не стало бы в первом же городе где мы были, но в душе всё равно виню себя…
Муж сидел, понурив голову и гладил меня по спине, через некоторое время он заговорил:
- Тебя с детства знало всё село. Ещё когда я первый раз услышал твоё пение, я сказал матери, что создам ячейку с тобой. Сколько мне тогда было? Лет пять, наверное. Мы росли, и я наблюдал, какая ты становилась красавица и умница. Я всегда посматривал на тебя. А когда мне было пятнадцать лет, как-то ночью я пришел к вашей избе, задумав найти твоё окно и заглянуть в него. Каюсь, цели у меня были совершенно нескромные, я жаждал увидеть какая она, девушка, завладевшая моим разумом и сердцем… - мои щёки залила краска, я не в силах была поднять взгляд от земли, когда представила, как он подсматривает за мной и что он при этом думал, у меня-то были весьма конкретные мысли, когда я, в этом возрасте, искоса поглядывала на него, - и вот, стою я, в кустах, у вашего забора, жду, когда потухнет огонь на крыльце, чтобы можно было незаметно пересечь двор. Вышла твоя тётушка, потушила свет, но тут по улице пошла гуляющая молодёжь, я продолжил сидеть в засаде. Наконец, всё стихло, и я, прокравшись через палисадник, принялся заглядывать за ставни, где-то подтягивался, опираясь о подоконник раскрытого окна, где-то влезал на лавку или поленницу. Я обошел всё здание, но понять какая из комнат твоя не смог, в тот вечер было облачно и света не хватало. Я уже собирался идти домой, когда дверь на крыльце тихонько приоткрылась и выбежала ты, босая, в одной тоненькой ночнушке. Я замер, прижавшись к стене дома, и не мог оторвать глаз. Ты, тем временем, вскочила на пень, подняла лицо к мерцающим в темноте неба звёздам и запела, я был готов поклясться, что слышал, музыку, хотя прошло уже несколько лет, как ты потеряла голос. Наверное, просто вспомнились ваши концерты из детства. Ты застыла, вытянувшись, как струна, смежив веки - прекраснее зрелища я не встречал. Потом я частенько прибегал к вам и смотрел, как ты пела.
- А окно-то нашел? – написала я дрожащими пальцами.
- Нет, - он усмехнулся, - да и не надо было мне уже. Не в твоих возможностях вообразить, сколько всего было в том, какая ты была... – его очи затянуло мечтательной дымкой.
- А почему ты так отреагировал, когда я захотела завести детей?
- Наверное, я выжил из ума, но я считаю, дети должны появляться лишь у тех людей, чьи чувства взаимны. Почему я не хотел выращенных малышей, теперь ты в курсе. А рождённые… видишь ли, зачатие ребёнка - это продолжение любви. Полагаю, ты осведомлена, как это происходит? – я отрицательно покачала головой, тут уж пришла пора краснеть любимому, - ну, … в общем… давай это как-нибудь в другой раз обсудим. Я ведь тогда запрещал тебе делать прививку, потому что надеялся, что когда-нибудь ты что-то почувствуешь ко мне. Тебе же известно, что прививки лишают возможности деторождения. Я грезил, чтобы у нас была доченька, но я мечтал, что ты захочешь не просто набор хромосом, а ребёнка именно от меня. Я не раз представлял, какая она будет: маленькая, с льняными кудрявыми волосами и курносым носиком, похожая на тебя и на меня…Хоуп…
- Хоуп?
- Да. Мне нравится это имя, оно означает «надежда»
- Мою сестру завали Фелисидат Любовь Хоуп
- Надо же, все её называли Филькой. Даже не представлял, что у неё такое сложное имя - я улыбнулась, вспоминая сестрёнку, да я бы тоже хотела назвать нашу дочь Хоуп.
Мы не один час сидели на бревне. Муж расспрашивал меня, как я попала в Лагерь, я рассказывала, без подробностей, но сказать ведь быстрее чем написать. Мы не обратили внимания, как начали спускаться ранние весенние сумерки, а чистые листы в блокноте закончились. Когда я это поняла, засуетилась, ведь обед был не приготовлен и Кара с Риши, наверное, голодали, но супруг только теснее прижал меня к себе.
Уткнувшись носом в его куртку, я вдыхала лакомый аромат, в нём было много всего намешано: запах листвы и прелых опилок, костра и пороха, медикаментов и мыла, а ещё от него пахло мужчиной, и слаще этого духа я для себя представить не могла. Когда-то давно я спросила у мамы, как она целует мои грязные ножки, ведь это противно, а она сказала, что родные люди пахнут вкуснее всего, даже амбре пота не отталкивает, а наоборот притягивает, теперь я постигла, что она имела в виду. Запах моего любимого мужчины, будоражил меня, заполняя мой разум воспоминаниями, какая на ощупь у него кожа и как сбивается его дыхание от моих прикосновений. Меня кидало в жар от этих мыслей, пришлось даже отодвинуться, чтобы успокоиться. Вскинув голову, я увидела очи супруга. Ох! Лучше бы я этого не делала, они из голубых превратились в две ярко-синие, горящие звезды. В них пылало незнакомое, но так отчаянно влекущее к себе пламя, застилая собой тот нежный взгляд, который был до этого. Его лицо оказалось совсем рядом с моим и продолжало приближаться, хотя я не заметила, чтобы я или он двигались. Мы, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза, я чувствовала его жаркое дыхание на своей щеке. Когда наши уста соприкоснулись, по спине пробежала дрожь. Слаще его губ, в моей жизни не было ничего, никакой мёд ни сравнился бы с этой сладостью. Они влекли к себе, манили и не отпускали. Хотелось вечно касаться их языком, впиваться в них и нежно целовать. Мир вокруг меня закружился, и я, плотнее зажмурившись, отдалась этим будоражащим и манящим ощущениям. Казалось, минуты застыли, остановив свой бег. Было ощущение, что нет ничего, есть только его рот и мой и больше ничегошеньки. Но так было только по началу, затем я осознала, что есть не только наши уста, но и мы все, целиком. Огонь заполнил моё тело, оно горело, и я не знала от чего. Мне хотелось схватить любимого, схватить и тискать, рвать, мять, поглотить, чтобы не осталось «он» и «я», а, чтобы было одно большое, горячее, пульсирующее «мы». От этого желания я задыхалась, казалось ещё чуть-чуть и я сойду с ума. Я не осознавала, чего же я так хочу, нет, не хочу, а жажду, это неведомое «что-то» было необходимо мне как кислород, как сама жизнь. Измученный мозг пытался предложить мне что-то, что было знакомо, но это было всё не то. Меня пугало и одновременно очаровывало это странное желание. Собрав остатки самообладания, я оторвалась от его губ, судорожно хватая ртом воздух, перед взором был бурый туман.
Когда я смогла нормально соображать, то обнаружила свои ладони на груди мужа, пальцы судорожно сжимали ткань рубашки, его руки обнимали меня: одна лежала на спине, слегка давя на неё, чтобы мне не удалось сильно отодвинуться, другая, пробравшись под мою кофту, покоилась на груди, отчего кожа, которой он касался, пылала огнём. Вокруг было уже темно, но даже в сгустившихся сумерках я видела, как он загоняет куда-то вглубь себя этот сумасшедший огонь, который пожирал нас, сводя с ума. Через несколько минут наше оголтелое сердцебиение успокоилось, а радужка Германа снова стала голубой.
- У тебя необыкновенные глаза, - его голос был хриплый, надтреснутый. Он прокашлялся и продолжал, - я никогда не думал, что они могут сначала быть как изумруды, а потом сменить цвет на шоколадный, - я ничего не смогла ответить, было слишком темно, и бумага кончилась, так что писать я могла разве, что на своём предплечье.
Как-будто, только сообразив где лежат его ладони, муж неуклюже, но быстро взялся их вытаскивать из-под моей рубашки. Мне показалось, что щёки его запылали, и он усердно принялся рассматривать ствол рядом стоящего дерева. Надо было идти назад, но так не хотелось, чтобы закончился этот счастливый день, полный эмоций, чувств и чего-то нового, незнакомого, того, что хотела познать вся моя сущность.

 » Глава 53

53
Зря я опасалась, что друзья будут голодать без моей суеты на кухне, когда мы спустились в землянку, там царил аромат свежеприготовленной пищи, такой аппетитный, что рот тут же наполнила слюна. В углу дивана притулили кастрюльку, бережно укутанную одеялом, судя по благоуханию, там были тушеные овощи, на нашем импровизированном столике стояла большая миска с салатом, а на кухонном столе тарелка с пирогом. Герман жадно потянул носом:
- Неужели?
- Да, брат, это малина, - засиял врач, - я еле выпросил у старухи Анжелы банку с малиновым вареньем. Ох! Знал бы ты, что мне пришлось ей посулить! Чуть ли не себя, - он хохотнул, - но обошлось малой кровью. За это она стребовала с меня, все дрова на зиму, что ей надо будет заготовить. Так что у тебя будет весёлая осень, - и он подмигнул мне.
Да, на столешнице расположился, как и полагалось коронному блюду, большой пирог с малиной, через широкую решеточку полосок из румяного теста была видна сочная и лакомая начинка. Я сама с удовольствием бы отведала его, но мне вдруг сделалось так обидно. Сейчас любимый будет, есть пирог Кары, и нахваливать его. Зачем она его сделала? Почему не оставила эту банку до моего прихода? Наверное, её попросил медик, но легче от этого не становилось. Сама подруга стояла у раковины и домывала посуду, скопившуюся после приготовления блюд.
Ужин был великолепен, мужчины не замолкая хвалили новую кулинарку, как, оказывается, легко меня было заменить: землянка блестела чистотой, вкуснейшие блюда были готовы и совсем неважно, чем я занималась весь день. Вот и думай после этого, зачем я тут нужна. Счастливое настроение этого дня сменилось унынием. А вдруг супруг соблазнится талантами Кары, и я буду ему не нужна? От меня толку то чуть, в детстве хоть песни были, а сейчас только и умею, что дом прибирать, да еду готовить и то посредственно, таких вон, пруд пруди. Я сердито уткнулась в свою тарелку.
После трапезы мы с Карой уже вдвоём взялись убирать и мыть посуду:
- Тебе не понравилось? Было не вкусно? - я отрицательно помотала головой, - что-то случилось? Герман тебе что-то сказал? Почему ты такая? – подруга выглядела грустной и обеспокоенной, это была разительная перемена, ведь когда мы кушали она сияла словно начищенный пятак, слушая комплименты друзей, - Ася, что с тобой? - я махнула рукой, мол, ерунда, но подруга не унималась, - я что-то не так сделала? Не молчи же! – в сердцах воскликнула она, эти последние слова заставили меня улыбнуться, - ну, я не это имела ввиду, - смущенно принялась оправдываться девушка. Я вытерла мокрую ладонь полотенцем, погладила её по спине и ободряюще подмигнула. Нельзя показывать, что я расстроилась, она и так в последнее время не находит себе применения. Человек вон с жизнью собрался прощаться, а я обижаюсь на то, что мне не дали выглядеть самой лучшей.
На следующее утро врач не ушел как обычно в лечебницу, а задумчиво сидел на диване пока мы с Карой прибирали после завтрака. Герман куда-то убежал, но скоро вернулся с кипой листков, сшитых толстенькой бумажной верёвочкой, правильно, ведь я вчера осталась без средств общения. Он всунул мне их глядя в пол с суровым выражением моськи и уселся рядом с врачом:
- О чём ты думаешь?
- Надо их показать Тэкэо.
- Думаешь?
- Бывает. Или полагаешь, что он не узнает, что Ася твоя жена и она с подругой? А подругу и Асю то никто не проверял. Да даже если ты будешь клясться, что сам роды принимал, им сделают тест…и мы точно уверены, что Кара этот тест не пройдёт.
- А ты не можешь как-нибудь подтасовать результаты.
- Здрасти-приехали! Общество всех обманывает, и мы давайте будем!
- Риши! Ну, ты педант! Кару же выгонят!
- Без тебя знаю!
Мужчины разгорячились, споря, они кричали друг на друга и размахивали руками, мы же тихо стояли возле раковин. Да и как тут влезешь, когда не в курсе, ни правил, ни порядков.
- Твою ж мать, Риши! Ты понимаешь, чем это всё кончится? – орал Герман, вскочив и начав ходить перед диваном.
- Ты мою маму не трогай. Понимаю и получше тебя, - ехидно скорчил рожицу друг, - небось, думаешь, что выставят девушку, да и всё? Щаз! Вот эта, - он указал в мою сторону, - пойдёт с вот этой, - палец переместился на мулатку. Ты потащишься с ними, но мы ж герои! Мы не бросим повстанцев без помощи! Вот и будешь, как дома у себя, искать для них полезное, а когда сюда придёт Общество, а оно придёт, не сомневайся! Я за ваши жизни, гроша, ломанного не дам! Потому что дураку ясно, что жить вы будете где-то недалеко, для удобства так сказать, и вас сметут первыми, на подходе к поселению. И как ты выкрутишься? Мышц-то ты конечно отрастил! Кто ж спорит! Но против пятерых, у тебя слабые шансы, против десятерых их почти нет, а против двадцати… да ты труп через секунду! Так что не надо мне тут рассказывать! От правильности решения зависит не одна жизнь, а три как минимум, а то и больше, - Риши устало потёр лоб.
Герман остановился и шокировано смотрел на друга, когда тот выдавал свою тираду, Риши же говоря, выплёвывал слова злобно и едко, стараясь уязвить ими каждого, но больше всех себя.
- Ну и какие идеи? - любимый сунул ладони в карманы и стал покачиваться с пятки на мысок, его лицо не выражало не единой эмоции.
- Да никаких! Я думаю! Может, стоит сразу сказать, что Кара выращенная, но допустим, Ася просто не может без её помощи с кем-то общаться? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Это всё ерунда, Кара не знает язык глухонемых, а нас быстро раскусят, увидев, как Ася пишет записки! Вместо того чтобы злить меня, сам бы что-нибудь предложил бы, - Риши уткнулся лицом в ладони и замолчал.
- А может я просто не буду выходить? – подала голос Кара, - что я там забыла?
- Ага, - не отрывая рук от лица, устало ответил врач, - а когда мы уйдём на очередное задание, сдохнешь с голоду.
- Но ведь Ася то не уйдёт…
- Ты это с чего решила? Пойми, у повстанцев нет домохозяек, которые сидят и ничего не делают. Тот, кто остаётся просто отдыхает от предыдущего задания или залечивает раны, или обслуживает этих товарищей. Она на секундочку немая! Помощник из неё хреновый! А когда нападает Общество, то тут уж и вовсе, знаешь ли, праздных нет. У нас не воюют только дети, - Риши, наконец, открыл лицо и тяжело вздохнул, - а детство у них заканчивается ох как рано. С семи лет уже помощники на кухне там, или в лечебнице, так что и без Аси подручных хватает. А как детки смогут, оружие держать, сами рвутся в бой. Для них война - это нормальная жизнь, они в ней выросли и другой не ведают. А те дети, что мы забираем из Лагерей, уже обозлены до предела, от всей той боли, что они натерпелись, эти и без оружия готовы глотки рвать Обществу. Ладно, - он хлопнул ладонями по коленям и встал, - пойду я в лечебницу, раз всё равно ничего не придумывается. Какой толк голову ломать? А ты поломай, - ткнув пальцем в грудь Герману, врач развернулся и начал подниматься по лестнице, - тебе всё равно кроме тренировок делать нечего, - бросил он, уже выходя из землянки.
Мы остались в тишине, каждый думал о том, как бы по лучше выкрутиться из ситуации, по всему выходило, что надо врать, но врать не хотел Риши.
- Твою мать! Перфекционист хренов! – Герман со всей силой шарахнул кулаком по одной из тумб. Мы с Карой подскочили от неожиданности и от того как громко прозвучал голос мужчины. Тумбочка жалобно хрустнула разломанной столешницей.
- Герман! – Кара всплеснула руками и бестолково засуетилась вокруг разломанной мебели, я, не двинувшись с места, наблюдала, как муж потирает мгновенно покрасневшие костяшки.
Он встряхнул рукой, пробормотал какие-то проклятия и быстро вышел на улицу. Мы остались вдвоём. Сначала Кара бесполезно пыталась придать тумбочке товарный вид, потом плюнула и посмотрела на меня:
- Может мне всё-таки уйти? Только создаю лишние проблемы. Видишь же, он говорит, воюют… а я не могу… я бы с радостью, но правда не могу… - из глаз подруги покатились слёзы. Я не могла смотреть на неё такую. Это была другая Кара, совсем не та, что я знала раньше. Я подошла и обняла её, она, уткнувшись мне в плечо, принялась горестно всхлипывать. Что ж за место тут чудное? Кара не похожа на Кару, Герман тоже не узнаваем, интересно я тоже поменялась?
Потихоньку мы успокоились, занимаясь домашними хлопотами, конечно, у каждой из головы не шла эта ситуация, но и придумок не было никаких. Незадолго до обеда в землянку влетел Риши, волосы у него на голове были всклокочены, сумасшедший взгляд метался, в руках у него было что-то белое.
- Где Герман? - мы неопределённо пожали плечами.
- Он ушел почти сразу после тебя, - удивлённо пробормотала подруга.
- Едрён-батон, - он кинул Каре то, что принёс, - быстро переодевайся, я сейчас найду Германа. И сверху накинь что-нибудь, на улице не Африка, - с этими словами он снова умчался куда-то.
На поверку то, что принёс Риши оказалось большой длинной рубахой, в таких, после операций, лежали в Лагерях, так мне сказала мулатка. Мы в удивлении разглядывали вещь, потом девушка, решившись всё же, одела её на себя. Когда всё было готово, и мы, не понимая, что происходит, сидели вдвоём, прямые, как аршин проглотившие и ждали, вернулся Риши, держа Германа за запястье так, будто он упирался, хотя муж наоборот шел быстро.
- Так, бери Кару на руки и иди в обход, к лечебнице, ты там должен быть через семь минут. Зайдёшь во вторую палатку. На третьей койке лежит тело. Тело забираешь, кладёшь на его место девушку. Так теперь ты, - он повернулся к подруге, - ты не помнишь, кто ты и как тебя зовут… Чёрт! Чёрт! Чёрт! – и он принялся судорожно копаться в карманах, затем вытащил бинт и наскоро замотал подруге всю голову, - последнее, что помнишь - была в Лагере. Всё! По ходу дела продумаем легенду, а теперь споренько-споренько.
Супруг подхватил мулатку на руки и выскочил из землянки, за ним бегом последовал врач, оставляя меня в недоумении. Их не было достаточно долго, и я начала переживать. Насколько мне хватало скудных мозгов, я поняла, что Риши таки решился подменить подругой, кого-то из больных и раз он не дал указаний любимому, что делать с человеком, то надо было полагать, что он умер, иначе бы так просто всё не было. Но вдруг их поймали? Вдруг выяснили, что подруге здесь нельзя находится? Я металась из угла в угол и не могла ничего делать. В голове крутились всевозможные ужасы. Мужчины вернулись только через три часа, я, наверное, на полголовы успела поседеть. Но когда они вошли, вид у них был довольный. На мой вопросительный взгляд врач поднял руку:
- Сейчас всё расскажу. У нас есть что поесть? – я с негодующим взглядом упёрла руки в бока, - ладно, ладно… потом есть-то, дашь? – я отрицательно покачала головой, - ну вот! Может я зря Кару пристроил? Она всегда кормила вовремя! – я понимала, что всё прошло хорошо и поэтому он шутит, но эти заявления разбудили во мне злость и друг получил кулак, сунутый ему под самый нос. Увидев это, любимый разразился громким хохотом, - ну и жена у тебя, - обиженно заявил ему врач. Было забавно, что такой мощный и крупный мужчина как Риши, пытается изобразить обиженного, - хотя я тебе сочувствую. Вот посмотрим, кто посмеется, когда ты от неё такое же получишь!
Герман подошел и обнял меня за плечи:
- Не переживай, я такого не получу, она меня любит, - и звонко чмокнул меня в макушку. Несмотря на всю нервозность ситуации по моему телу разлилось приятное тепло от касания его пальцев, а поцелуй хоть и в макушку затуманил мозг, - давай уже не томи девушку, иначе я расскажу.
- Ладно, - недовольно пробормотал врач, - в общем, была у меня одна больная, они с Карой прямо как две капли воды, схожи словно с сестрёнки . Она бодро шла на поправку, и я думал сегодня-завтра придёт в себя. Но ночью у неё стало отказывать сердце, об этом мне сказали медсёстры. А на утреннем обходе, прямо во время осмотра оно остановилось. Я честно пытался его завести и помочь девушке, но ничего не получилось. Мне помогали медсёстры, но, когда я понял, что – всё, ничем не поможешь, обе аккурат пошли за разными лекарствами для этой больной. И я вдруг решил, а почему нет? Срочно подключил аппарат к соседнему больному, чтобы они не увидели на мониторе остановившееся сердце и побежал к вам. Дальше Герман отнёс Кару и забрал ту девушку. Мы её похоронили в лесу, - тут у него лицо из радостного превратилось в виноватое-виноватое, - может, не стоило так делать?
- А что бы ты изменил? Ты и так сделал всё, что мог. Просто бы освободил койку, а Кару бы выгнали. Риши, это было правильное решение, - муж говорил, уткнувшись мне в макушку, от чего его слова звучали глухо. Каждый его выдох пробегал по мне горячей волной от макушки до самых пяток, от этого я очень плохо соображала, выхватывая лишь куски из короткого рассказа врача.
- В общем, я проинструктировал Кару, как она должна была прийти в себя. Надо заметить свою роль она исполнила виртуозно. Я через несколько дней её выпишу, правда эти дни придётся потерпеть уколы, но лекарства я назначил весьма безобидные. Я запретил ей говорить с кем-либо кроме меня. Пробы крови у неё брать не должны. А если уж это не получится, то я не знаю, что делать, - не смотря на последние слова, по лицу Риши блуждала довольная улыбка, - ладно, раз тут не кормят, я пойду обратно, - он встал и направился к выходу, но на полпути обернулся, - но я вернусь через час и надеюсь на еду.
Врач ушел, бурча себе под нос, что стоит начать делать добрые дела, все начинают на тебе ездить. А мы так и стояли, по середине комнаты, руки Германа крепко и надёжно обхватывали меня, а губы изредка касались волос в лёгких поцелуях. Казалось, усилием воли он разомкнул свои объятья, от чего мне сразу стало холодно. Его ладони погладили мои плечи и медленно начали скользить, вниз касаясь моих рук только кончиками пальцев, затем они переместились на талию и остановились, достигнув бёдер. Дыханье его стало частым, а моё сердце было готово вырваться из груди, так часто оно колотилось.
- Как от тебя уйти? Как отпустить такую красоту, когда так крепко держишь? – сквозь зубы пошипел он, голос был хриплый, как будто надламывающийся, - Ася… ты не представляешь, как тяжело находиться рядом с тобой и не касаться тебя… была бы моя воля, я бы схватил и унёс тебя куда-нибудь далеко, в забытый богом домик, в лесной глуши и не на секунду бы не выпускал из своих объятий, - он замычал, как будто ударился обо что-то, а моё сердце рухнуло вниз от этих звуков. Он резко убрал ладони и быстро отошел к кухонному столу, - давай что ли, обед помогу готовить, - моё сердце бухало о рёбра, отдаваясь эхом в голове, в горле пересохло, а тело отказывалось слушаться от звуков его голоса и от тех слов, что он говорил.
Я неуверенно развернулась и, пошатываясь, пошла к кухонному шкафу, чтобы достать еду. Муж стоял, опёршись кулаками о стол, и смотрел куда-то в пустоту. Я начала возиться, готовя и потихоньку унимая дрожь в теле. И вот, казалось бы, я совладала со своими странными и новыми ощущениями, когда он неожиданно взял меня за плечи и повернул к себе:
- Да это ж наваждение какое-то! - прорычал он и впился в мои губы. У меня возникло ощущение, что в тот же момент оглохла. К лицу прилила кровь, и мне стало очень жарко. Его руки то сжимали меня так, что хрустели косточки, то вдруг опомнившись, отпускали, но через секунду забывались, снова заключая меня в крепких объятиях. Его губы чудились мне везде: на губах, на шее, на ключице, на груди. Он целовал, сжимал в зубах ткань моей кофты, касался слегка языком кожи. Я перестала осознавать, где я и кто я. Мне лишь хотелось окунуться с головой в этот омут, куда меня затягивали поцелуи любимого, его хриплое дыхание и оглушительный стук моего сердца. Мне думалось, что я ничего не способна ощутить, что всё моё тело онемело, но каждое его прикосновение или поцелуй, зажигал во мне огромный костёр, а лучше сказать поджигал фитиль бомбы, которая была готова взорваться в каждую секунду обещая стереть остатки моего разума.
- Ох, чёрт! – он отпрянул от меня как будто ошпаренный, - нет, сейчас нельзя, - его очи горели диким, сумасшедшим огнём, - я, пожалуй, сейчас уйду… не обижайся на меня, - пошатываясь как будто бы он был хмельной или очень плохо себя чувствовал, муж вышел из землянки оставляя меня с моим пожаром, бушующим во всём теле.
Я долго боролась с тем пламенем, что бушевало во мне, пытаясь усмирить его тем, что делала привычные дела, но мысли, на секунду отпустив, снова возвращались к прикосновению его рук, к его поцелуям, к его учащённому дыханию и громкому сердцебиению, которое я не могла слышать, но чувствовала каждый удар. Мои пальцы тряслись от этих мыслей, я бесконечно что-то роняла, каждый раз радуясь, что посуда была не бьющейся. Уж не знаю, какой у меня был вид, когда вернулся пообедать Риши. Но судя по тому взгляду, которым он на меня смотрел, выглядела я не очень. Он ничего не сказал, но, по-моему, всё понял. А может это мне лишь казалось.

Привет!
Спасибо за главы!
Я очень рада, что Риши решился на подмену. Не знаю, раскроют ли аферу, но это очень правильный и благородный поступок. Что до обмана... уверена, он имеется с двух сторон. Когда начинают строить общество, любое, не думают о единичных судьбах, не делают исключений, и получаются перегибы.

Герман без ума от Аси, но все чего-то боится. Уж скорей бы они переспали - доводит себя и девушку до белого каления, и трусливо в кусты.
___________________________________

натаниэлла Риши идеалист, ему трудно переступать через свои принцыпы, но он так же понимает, что мир не разделён чёткими гранями. А Герман боится того, что его любимая не готова, он ведь первый и единственный у неё, да и негде и некогда им)))))

 » Глава 54

54
Лишь к вечеру мне удалось угомонить кипевшую кровь. Я боялась лишь одного – что, когда увижу любимого, меня опять накроет лавиной чувств и эмоций.
Он появился перед самым ужином. Риши как раз пришел из лечебницы и рассказывал мне, что у Кары всё хорошо. Они договорились, что немного погодя она «вспомнит» меня и то, как мы шли к повстанцам. Я боялась поднять на супруга взгляд не зная, что в них увижу.
- Ну как дела? – поинтересовался он у врача.
- Всё идёт по плану. Через пару дней Кара вернётся в нашу весёлую компанию, - ответил друг, потирая ладони и втягивая воздух в котором разливался аппетитный запах рагу. Сегодня днём он мне принёс тушку кролика, это было первое свежее мясо здесь, до этого всё было консервированное или сушенное.
- Ася, наложи Риши ужин, а мы с тобой прогуляемся до палатки Тэкэо. Он недавно вернулся, и, думаю, самое время вам познакомиться.
Я вздрогнула и подняла на него взор, первый раз за вечер. Меня бросило в жар от его взгляда. Никогда и ни у кого я не видела такого в глазах. Они были тёмно-синие, как глубокое озеро, и из этой глубины на меня пыхнуло жаром воспоминаний сегодняшнего дня. Было видно, что он старательно запрятывает пожар, бушевавший в нём, стараясь не выпускать его наружу. Лицо мужа отчаянно противоречило выражению его очей и было предупредительно милым, а улыбка ласковой и доброй, но я знала, что его, как и меня не оставляло то животное остервенение, с которым он меня целовал пару часов назад.
Нервно кивнув, отвечая его словам, я принялась усердно вытирать руки, стараясь ничем не выдать своей нервозности.
Мы вышли из землянки, и в сотый раз я поразилась окружающей меня природе. Сгущались сумерки, и уже трудно было различать листву над нашей головой, а огни костра и пластиковых окошек палаток мерцали, стирая ощущение реальности происходящего. В этот раз мы пошли в другую сторону, направившись к палаткам. За ними на отдалении располагалась ещё одна группка строений и где-то уже вдалеке виднелись огоньки ещё одной. Было такое чувство, что мы попали в какой-то сказочный лес, настолько мистическим делала всё опускающаяся темнота.
Дойдя до первых палаток, Герман свернул в бок, там чуть поодаль от своих собратьев, находился брезентовый домик, свет в нём горел ярче всех, а может, так только мерещилось из-за того, что окошки были открыты. Из них доносились громкие голоса, в основном мужские, они были подобны далёкому рокоту грозы, такие же низкие и грозные, но иногда звучали и женские, похожие на звон колокольчика или журчание ручья. Мы немного помедлили у полога, я всеми фибрами души ощущала, что любимый волнуется, и вошли.
Как оказалось, диспозиция была немного другая, нежели та, что мнилась мне на улице - много мужчин и две женщины. По центру размещался огромный стол, заваленный бумагами, поверх него лежала карта, нарисованная чьей-то искусной рукой. Вокруг стола возвышалось шестеро мужчин и четыре женщины, позднее я узнала, что это командиры подразделений и муж один из них. Всего подразделений было двенадцать, Тэкэо несмотря на то, что считался здесь главным, тоже командовал одним. Каждый из присутствующих был колоритен по-своему.
Во главе расположился невысокий, смуглокожий мужчина с азиатским разрезом глаз, на нём была тёмно-зелёная форма, а речь звучала властно, это был Тэкэо. Я никогда не встречала смесь мулата с азиатом, конечно, сейчас не было национальностей и в каждом из нас было столько всего намешано, но такой вариант внешности я видела впервые.
Рядом с ним стоял не человек, а сказочный великан, самый рослый из находящихся здесь, был ему по плечо. Кроме высокого роста и богатырского телосложения, лицо великана украшала окладистая борода, и я поняла, почему мужские голоса напоминали мне раскаты грома, потому что этот субъект, кроме всего прочего являлся обладателем глубокого, приятного баса.
Чуть ближе к двери устроился невысокий, юркий мужичок, всё в нём смотрелось остро и нос, и плечи, колени и локти, казалось, что этот человек сделан из одних углов, а от того что он беспрестанно двигался, возникало чувство, что смотришь на постоянно крутящуюся геометрическую фигуру. Голос у него был слишком высокий для особи мужского пола, именно его я приняла за женский. Как я позже узнала этот эффект возник из-за того, что у него в Лагере удалили все железы, вырабатывающие какие-либо половые гормоны.
Далее была Айрис, честно говоря называть её женщиной сейчас было трудно, до того мужиковато она выглядела.
У самой двери справа находился атлетически сложенный мулат, он был чёрен как здешняя ночь. Поразило меня в нём то, что он снова и снова подбрасывал, и ловил большой нож, и возникало ощущение, не обращал ни малейшего внимания на то, что происходило вокруг, словно не имел отношения ко всему действу.
Слева от входа расположилась барышня, напоминающая лесную нимфу, именно так они изображались на картинках в книге сказок. Она была белокура и хрупка, даже сосредоточенное выражение не портило ангельской красоты. Светлые, коротко подстриженные кудряшки обрамляли лицо наподобие нимба.
Рядом с ней стоял кряжистый дядька. Он был ниже меня, но широк в плечах, про таких говорят: «Проще перепрыгнуть, чем оббежать», но он не был толстым, от каждого его движения веяло мощью.
Третья женщина была похожа на сельскую учительницу: худощавая, прямая как аршин, строгое и сосредоточенное лицо вызывали один вопрос: «Что она здесь делает?»
Мужчина за её спиной, стоявший у самой стены, старался держаться подальше от ярко освещенного стола. Его было трудно рассмотреть, то, что я смогла разглядеть при первой встрече, так это что с его фейсом что-то не так. Позже я узнала, он лишился в бою одного глаза, а лицо его испещрено шрамами.
Товарищ, стоявший по правую руку от предводителя повстанцев, выглядел бы волне обыденно, если бы не огненно-рыжие, торчавшие во все стороны волосы.
И последнюю девушку в это странной компании можно было бы назвать вполне обычной, даже удивительно, что она оказалась здесь, но стоило ей выйти на яркий свет, меня поразило то, насколько она была молода, это была даже не девушка, а девочка, ей от силы было лет шестнадцать.
Герман, постояв на пороге и прочистив горло выдохнул:
- Это Ася.
- Ася? – Тэкэо рассматривал меня, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую на птичий манер, как будто я была диковинной зверушкой, - а кто такая Ася?
- Ася - моя супруга, мы создали ячейку, перед тем как я был вынужден уйти из села, – я вдруг поняла, что мой супруг робеет перед этим невысоким и сухопарым мужчиной.
- Ммм, как интересно, - мне стало любопытно, может у него шея болит, потому что он не переставал разглядывать меня в той же манере, - а мы тут вот план дальнейших действий продумываем, - он перестал смотреть на меня и повернулся к Герману, его, хотя и приятный тембр, напоминал мне змею, которая ползёт между камнями выглядывая жертву.
- Да, я потому и пришел, что ты всех собрал.
- Да? Как интересно.
- Мне показалось, что это удачный момент познакомить всех с моей женой, - речь Германа набирал уверенности и к концу фразы стал жестким, почти повелительным.
- Вообще то, я согласна с Германом. Ты просто обязан познакомиться с Соловушкой, - улыбнулась своей странной улыбкой Айрис, - эта девочка ещё станет тебе ценнее золота.
- С чего ты так решила? – лениво спросил главарь, медленно оглядывая всех собравшихся и только в конце поворачиваясь к говорившей.
- Интуиция, - казалось, Айрис не замечала этого странного поведения, - ничем не обоснованная интуиция.
- Очень приятно, Ли, - послышался бархатный, по-кошачьи плавный баритон. Мулат на секунду перестал подбрасывать нож и улыбнулся мне белоснежной, на удивление доброй улыбкой.
- Ладно, Герман. Мне тоже очень приятно, но всё же давай как-то к делу приступим, - неожиданно для меня с предводителя повстанцев слетела вся напыщенность и змееподобность, он, вздохнув, потёр лицо, жестом очень уставшего человека и склонился над картой, - Виктор, мне пришла информация с этой стороны, - он указал на какую-то точку на карте. Я стояла слишком далеко, чтобы разглядеть, - что отсюда движется армия Общества, зачищая все селения и города от недовольных режимом. Думаю, всем понятно, они ищут нас. Движутся медленно, прочесывая все леса. Полагаю, твоей команде стоит выдвинуться им на встречу. Что б люди время зря не теряли. Твои ребята ж отдохнули?
- Ну, как-то так, - рокочущим басом ответил великан, - мы уже неделю как вернулись с последнего задания
- Отлично. Карина, твои идут в обход и заходят с тыла. Надо рассчитать, сколько времени уйдёт на крюк, чтобы вы прибыли на место тогда же когда и группа Виктора, - девочка стоявшая справа от него, молча кивнула, - так, пока ребята будут разбираться с этим отрядом Общества, группа Ли и Абры пойдёт к Лагерю вот здесь, - он указал на место у правого края карты, - насколько мне известно, он не большой, да и людей там не много. Так что хватит двух ваших отрядов и одного медицинского. Я скажу завтра Риши, что вечером вы выдвигаетесь.
- Тэкэо, это очень далеко от нашей нынешней стоянки, - голос у «учительницы» звучал спокойно, строго и был похож на хруст сухих веток, - если у Виктора и Карины что-то пойдёт не так, мы не сможем вернуться и помочь. Ты сильно разбрасываешься силами. Сейчас надо будет ещё агитгруппы отправлять. Ты оставляешь стоянку почти пустой.
- Да почему пустой? – предводитель стукнул рукой по столу, - тут останется шесть групп!
- Пять, - чопорно поправила его женщина, - не забывай, что Ангелина сейчас охраняет разработку оружия. Три из них уставшие, только вернувшиеся с задания. И позволь напомнить, что последняя вылазка не была такой удачной. Мы понесли серьёзные потери, а восполнить их пока нет возможности. Новенькие с трудом оклёмываются! А их ещё надо учить! Вот ты умеешь обращаться с оружием? – обратилась она ко мне. Я покачала ладонью из стороны в сторону, как бы обозначая: «Чуть-чуть», - она немая? – обернулась говорившая к Герману.
- Нет, она просто не говорит, - ответила за него Айрис, - но она заговорит, - подмигнула она мне.
- Не сомневаюсь, - со скепсисом продолжила «учительница», - так вот, не умеют. Они толком и не знают с какой стороны стрелять, желторотики. Кто у тебя их учить будет? Уставшая после сражения группа, или та, которая сейчас должна охранять стоянку?
- Абра, а может нам стоит вообще ничего не делать, а сидеть здесь тихонечко и ждать, когда Общество само к нам придёт, и скажет: «Ребят, давайте жить дружно!»? А потом соберёт всех и чохом засунет в Лагерь. Для нас, я думаю, поднатужатся и новый построят, только наш! И будем мы там счастливо жить, да только не долго!
- Да, лучше взять и всем дружно помереть! – хотя она не повышала голос, было чувство, что она кричит.
- Да почему помереть? Наоборот, даже если что-то случится у одних, у других всё будет хорошо, а так как они не будут в одном месте, то хотя бы часть будет спасена, - влез в разговор вертлявый мужичок.
- О да! Конечно! Новак, тебе бы лишь не сидеть на месте. Ты скольких потерял? Пятерых?
- Семерых.
- Хорошо хоть не десять! Бестолковее тебя группой никто не управляет.
- Да, ты никогда людей не теряешь! - эти двое схлестнулись, не обращая внимания на собравшихся.
- Успокойтесь! – обрубил Герман зло, - как не сбор, так лбами сталкиваетесь. Идите на улицу ругаться. Мы это уже всё слышали!
Спорщики замолчали, Абра со свистом выпустила воздух, набранный для очередной хлёсткой фразы. Глава повстанцев устало потёр веки. Было видно, что он давно не спал:
- Кому-то кроме Абры, ещё не нравится план действий?
- Да всех все устраивает, расслабься, - подал голос кряжистый мужчина, - полагаю, на сегодня хватит. Все в курсе, что им делать. Завтра закончим обсуждать подготовку. Отдохнул бы ты Тэкэо. Смотреть на тебя тяжело. Пошли, друзья, - и, не ожидая ответа, он направился к выходу. За ним потянулись остальные.
- Герман, останься, - обронил Тэкэо и опустился на узкую лежанку, стоявшую у стены, - значит жена, - продолжил, когда все кроме нас ушли. Муж лишь сдержано кивнул, - выращенная?
- Рожденная.
- Уверен?
А ты проверь, - я слышала, как клокотала в словах любимого, - ты совсем свихнулся со своим рождением.
- Я не представляю, чего ждать от выращенных. Ты мне можешь гарантировать, что в один прекрасный день у них не сработает какая-либо тайная программа, вживлённая Обществом, о которой мы ни сном, ни духом? – супруг молчал, - вот и я не могу. Скорее я даже уверен, что она есть, иначе всё было бы слишком просто. Остаётся одна надежда, что в покорёженной психике она не сможет включиться. Пусть с утра сдаст анализ. Не допускаешь, что стоит всё же её куда-то отдельно поселить? Мы тут не цветочки растим. За её жизнь никто не сможет поручиться.
- Я поручусь.
- Вам виднее. Я бы свою женщину спрятал.
- А как бы ты обеспечил ей безопасность? – зло выплюнул муж.
- Ты всё же знаешь, зачем эти выпады?
- Я тебя понял, и ты меня услышал. Надеюсь, мы всё прояснили?
- Да. Это твоя жена и, если тест покажет, что она рождённая, она имеет полное право остаться.
Мы вышли и двинулись к землянке. Супруг вёл меня за руку, а я могла размышлять только о тёплой ладони сжимавшей мою.
- Зря я конечно так. Семья Тэкэо погибла, когда Общества воевали между собой. Их деревня оказалась на пути сражений. К нему в дом ворвались солдаты и убили жену с сыном, а его сильно ранили и, посчитав убитым, пошли в следующую хату. Вечером его нашел человек из повстанцев. Тэкэо потерял много крови. Его с трудом выходили, а когда наш предыдущий предводитель умер, все выбрали его. Он хороший мужик, но начисто повернулся на ненависти к Обществу, а ещё на том, что выращенным нельзя верить. Солдатами чаще всего делают выращенных. Во многих из них заложены специальные навыки, у рождённых есть только призвание, но оно обычно не одно и не столь ярко выражено, у них больше возможностей выбора профессии. Редко кто стопроцентно подходит для армии, как например я, хотя я и рожденный, - молвив это он замолчал, размышляя о чем-то, о своем.
Когда мы спустились, Риши дремал на диване. Только после того как мы поужинали муж разбудил друга:
- Риши, просыпайся. Надо поговорить, - врач с трудом разлепил веки.
- Что у тебя ещё? - он сел и принялся тереть глаза, как малыш, который хотел спать, мою душу наполнила нежность к нему. Как быстро это огромный мужчина стал совсем родным, как брат.
- Решено завтра твою группу отправить к очередному Лагерю.
- Ну и ладно, - он громко и с удовольствием зевнул, - то же мне неожиданность. Я уже сколько тут торчу? Ты меня не удивил.
- Я рад, что это для тебя не сюрприз. Как быть с Карой?
- А что с ней? Полежит пару дней. А потом её отпустят. Не устраивай кипиш на пустом месте.
- Тэкэо сказал, что Асе надо сделать анализ.
- Тоже не новость. Этого тоже следовало ожидать.
- Как считаешь, Кару не будут ещё раз проверять?
- Не думаю. Но если что-то и произойдёт ты же будешь здесь. Скажи, что после отдыха твоя группа выйдет в дозор. Потом, когда я вернусь, ты пойдёшь на задание. Просто пока девчонки не обживутся, не будем их оставлять здесь одних. А теперь дай мне поспать. Не придумывай проблем там, где их нет, - Риши завалился обратно и положил предплечье на глаза, - свет потушите поскорее, я просто умираю, как спать хочу, - любимый задумчиво посмотрел на смежившего веки друга.
- В этом есть доля логики, - пробормотав это муж выключил фонари у кухонных шкафов и у софы, оставив только лампу на тумбочке у кровати.
Я замерла у стены, вдруг ощутив, что мне нестерпимо хочется уснуть, чувствуя себя защищенной в объятиях Германа. Но как намекнуть ему об этом, и не охватит ли нас безумие сегодняшнего дня. Робко подойдя к топчану, я села на него и подняла взор на мужа. Он стоял на грани света и темноты, превращаясь из простого человека в сказочного героя.
- А что, если нам лечь вместе? – нерешительно спросил он.
Я, улыбнувшись, похлопала по ложу, приглашая. Он присел и прижал меня к своему боку, так нежно и аккуратно, как если бы я была хрустальная. Я положила ему голову на плечо и вдохнула любимый аромат. Это был мой мужчина. Мой от кончиков волос до пальцев на ногах. Мой и больше ничей. Сколько мы так сидели, не знаю. Я чувствовала, как душа погрузилась в забытие блаженной неги, от тепла родного человека. Не исключаю даже, что закемарила. Не могу точно сказать. Очнулась от того, что любимый с предельной осторожностью разворачивает меня, укладывая. Затем он лёг рядом, а вернее притулился на краю, потому что несчастная лежанка не была рассчитана на двоих. Я забилась в угол, давая ему больше пространства. Но он подвинулся чуть ближе лишь для того, чтобы обнять меня. Так мы и заснули в объятьях друг друга.
Ли в моей голове похож сразу на двух людей:



- Айрис
- Тэкэо в молодости

 » Глава 55

55
Когда я проснулась, первая мысль была о том, что это самое замечательно утро с того момента как я ушла из села. Но, шевельнув щиколоткой, я поняла, что это не совсем так. Лёгкое движение отозвалось болью, всё тело затекло и теперь нещадно начало жаловаться о том, насколько ему было неудобно ночью. Муж с улыбкой открыл глаза тут же, стоило мне пошевелиться.
- Привет, - от того какая у него было довольная моська мне сделалось смешно. Вот много ли человеку надо? Поспать на неудобнейшей кровати с любимой. Перегнувшись через него, я взяла блокнот.
- Всё классно в совместном сне, но, наверное, если б мы спали на полу, моя спина была бы мне более благодарна, - прочитав это супруг рассмеялся во всё горло так, что наше ночное пристанище заходило ходуном.
- Не поверишь, я с тобой абсолютно согласен, - сообщил он, отсмеявшись, и, покряхтывая, как столетний дед, сел.
Риши уже не было. Мне было стыдно. Человек нас приютил, а я даже не сподабливаюсь его кормить вовремя. Германа же угрызения совести, похоже, не мучали. Он с удовольствием уплетал нехитрый завтрак, который я соорудила:
- У нас сегодня очень насыщенный день, - заявил он с набитым ртом, я вопросительно вскинула брови, - поначалу мы сходим и сдадим эту треклятую кровь, - его лицо посуровело, но тут же сменилось обратно к своему благодушному выражению, - проведаешь Кару, а потом надо бы тебя научить стрелять. Конечно, я постараюсь быть всегда рядом, но ты просто обязана уметь постоять за себя. Мы выбрали слишком неспокойную планиду, и лучше я тебе дам этот навык, чем это сделает судьба, она жестокий учитель.
Я споро вымыла посуду, убрала со стола последствия моего кулинарствования, и мы выдвинулись к лечебнице. Когда я вошла туда, в нос удалил сильный запах лекарств и хлорки. Всё-таки эта палатка отличалась от тех, что в которых мы жили после освобождения из Лагеря, каждая койка была отделена занавесками, создавая хоть какую-то иллюзию уединения. К моей великой радости стонов вокруг не было. Вообще тут властвовала тишина, лишь где-то дальше слышались приглушенные речи и мерное попискивание аппаратов.
- Здесь люди поправляются. Тяжелые пациенты и операционная в другой палатке. Есть ещё палатка безнадёжных. Там лежат те, кто не приходят в себя после комы или специально погружены в лечебный сон, - не громко, на ухо, рассказывал мне муж, когда мы шли по импровизированному коридору.
Дойдя до конца, мы завернули в правую палату, там стоял пара столов. За одним из них восседали две девушки. Я ожидала здесь встретить Риши, но его не было.
- Привет, Герман. Это кого ты привел? - улыбнулась ему во все тридцать два зуба одна из медсестёр. Неожиданно меня накрыла необъяснимая злость к ней. Кто она такая, чтобы улыбаться моему мужчине? Я сцепила челюсти, чтобы не заскрежетать ими.
- Это моя жена. Тэкэо велел провести ей стандартный тест, - как ни в чём не бывало, произнёс супруг, ответив улыбкой на улыбку. Что это он ей так лыбится? А что если она его подруга? А вдруг всё, что он мне говорил враньё и у него тут целый табун таких девулек, вон какой видный парень. Нам рассказывали, что когда-то в древности правители и богатеи могли иметь по несколько жен, и это называлось гаремом. На уроках истории утверждали, что это отвратительно, с чем я была совершенно согласна, но кто ж знает, вдруг повстанцы другого мнения? На то, чтоб в моём мозгу, пронеслись все эти мысли, потребовались секунды. Когда любимый обернулся, я явно источала ненависть ко всем жительницам планеты земля и достаточно было ему на меня посмотреть, как он тут же стал озабоченным, - Ася, что случилось? – спросил он шепотом, слегка сжав мои пальцы, готовый прятать меня за свою спину. Я сделала над собой огромное усилие и постаралась проглотить эту злобу, стирая её с лица. У меня нет никакого повода так считать или реагировать. И справившись с собой, я помотала башкой, стараясь показать, что ничего не произошло и всё нормально.
Девушки переглянулись и та, что спрашивала мужа, встала и принялась копаться в шкафчике, вытаскивая прибор и ватку с кровоостанавливающим лекарством. Затем уколола мой палец и выжала капельку крови на стёклышко в агрегате, уже через минуту он замигал зелёной лампочкой, показывая, что всё в порядке.
- Ну вот. Всё отлично, - она цапнула какую-то бумагу и приготовилась заполнять.
- Василиса Район Сол Рокотова, урожденная Виндзор, - подойдя к ней ближе, чтобы видеть, что она пишет, супруг диктовал мои данные, - фермерское село семьдесят два, родственники: муж Герман Рокотов. Детей нет, пока, - он обернулся и лукаво мне подмигнул, - Немая. Полный комплект. Тебе же не делали операции в Лагере? - он встревоженно взглянул на меня, я отрицательно покачала головой, - прививки не делались год. Мы можем идти?
- Да конечно, - девушка прикрепила вылезшую из прибора бумажку к исписанному листку с моими данными.
- Ох, сослужит нам плохую службу эта бюрократия, - негромко пробурчал любимый, когда мы выходили, - к Каре? – я кивнула в ответ.
Подруга лежала во второй комнатке от входа. Там находились только койка и машина поддерживающая жизнедеятельность организма, я огляделась в поисках возможности подключения аппарата к соседнему больному, памятуя о рассказе врача, и увидела, что между стеной палатки и шторкой зазор и можно было видеть другую лежанку. Мулатка разглядывала, с отсутствующим видом, потолок и поначалу даже не обратив внимания, кто пришел. Когда она всё же перевела на нас взор, на мордахе засияла наисчастливейшая лыба.
- Асенька, - я присела на край лежанки и сжала её ладонь в своей, - я так рада, что ты пришла, мне без тебя тут было очень тошно.
- Я Герман, муж Аси, - представился супруг, я подняла на него непонимающие очи, но сообразила, что по легенде они не знакомы.
- Очень приятно… - сначала на лице подруги тоже отразилось недоумение, сменившееся прозрением.
- Не буду вам мешать. Ася я подожду тебя на улице. Только помните, что это всё же лечебница и не стоит громко говорить, дабы никому не докучать, - многозначительно окинул нас взглядом, любимый, отодвинул полог и вышел.
- Как ты тут? – написала.
- Лучше, только зад болит от уколов, - смешливо фыркнула девушка, - ты-то как? – её глаза лучились лукавством.
- Замечательно, - я решила не отвечать на её скрытый вопрос, - знаешь, что Риши скоро уходит на задание?
- Да, он меня поставил в известность. Я вообще-то опасаюсь этого, - тихо продолжила подруга, - а то возьмутся мне анализы делать.
- Риши сказал, что не сможет тебя выписать до своего ухода. Не переживай я буду к тебе приходить и Герман обещал следить, чтобы всё было хорошо. Я никому не позволю тебя обидеть. Сейчас Герман будет меня учить стрелять. Не представляю этого действа.
- Надо бы. А то я умучалась с тобой, пока мы жили в городе. Оберегай тебя как цветочек, - раз она шутила, значит всё было не так плохо. Похлопав меня по руке, подруга молвила, - ну иди. Придёшь после обеда? – я кивнула, - ну иди, иди.
Оглянувшись на прощание, я вышла из комнаты, а затем и из палатки. Супруг расположился у входа, ковыряя носком огромного ботинка землю.
- Готова? - я, улыбнувшись, сначала пожала плечами, а затем отрицательно мотнула черепушкой, - вот и чудненько, что готова, - произнёс он, обдавая меня теплом своей обворожительной улыбки, взял за запястье и повёл вглубь леса.
Мы прилично попетляли по бору, пока перед нами не открылась небольшая полянка. Она была скрыта от посторонних глаз высокими деревьями и плотным кустарником. Муж взялся ковыряться в бесконечных карманах своих штанов, извлекая на свет божий кучу непонятных мне вещей. Там была маленькая коробочка, значение которой мне было не ведомо, патроны, небольшой пистолет, охотничий тесак. Он долго рылся пока не нашел любовно обструганную деревяшку формой похожей на нож.
- Я подумал, что начинать надо не с огнестрела. Давай попробуем с этим, - он вертел на ладони найденную вещь, - сама хоть не поранишься.
- Тебя хоть не пораню, - написала я ему, меня обидело пренебрежение и недооценка моих способностей. Он улыбнулся и протянул мне деревянный нож.
- Отходи и нападай.
Я отошла, взвесив на ладони инструмент, примериваясь к нему. Рукоятка была неудобной, сделанной под мужскую ладонь. Вздохнув я, ринулась на Германа, который специально встал ко мне спиной. Я даже не успела, как следует замахнуться – вот я бежала, нападая, а в следующий момент, я уже лежу на спине, а травинки щекочут мою шею. Муж, улыбаясь, склонился надо мной.
- М-да. Если ты так топаешь, то не беги. А уж как дышишь… так дыша можно уже не нападать, а прятаться. Рожающая корова и то, тише вздыхает.
- Следи за временем, мне ещё Риши обед готовить, - усевшись, написала я. Словами не передать, как мне обидно было слышать, эти его речи, хотя я понимала, что он прав, а потому не показывала вида.
- Ладно, может попробовать научить тебя хотя бы отбиваться, - по моей спине пробежали мушки от воспоминаний о том, как мне первый раз в жизни пришлось защищать себя и чем это всё закончилось. Герман, ухватив меня под подмышки, легко поставил на ноги. Отступив на пару шагов, хитро сощурился и протянул, - защищайся.
Не торопясь, вразвалочку он двинулся ко мне. И опять я не успела сообразить, как лежала на земле, а надо мной, крепко сжав меня ногами, высился муж. Что ж это за напасть то такая. Я и раньше не слышала, как он ходит, но сейчас кажется, он ещё и двигаться начал не заметно глазу.
- Дааа. Плохо дело, - он не отпускал мой взгляд, зажимая мои предплечья коленями. Я дернулась, пытаясь высвободиться, конечно, это не возымело успеха. Он, вздохнув, поднялся, позволяя мне пошевелится.
- Вообще, я же как-то справлялась, - написав это, я вспоминала тех милых людоедов, в гостях у которых нам довелось побывать. Тогда же я смогла, весьма удачно, ударить человека.
- Хотелось бы на это посмотреть. Сейчас ты как куль с мукой, - я зло топнула и скрестила руки на груди, от того, что он прав, не было слов, - попробуем, что ль с азов, - он взял меня за кисть, - освобождайся.
Следующие пятнадцать минут я скакала вокруг него как мартышка, я и тянула, и пыталась разжать пальцы, и толкала, в конце концов, меня начала брать злость, я даже била его по бицепсу. Дело кончилось тем, что он одним движением кисти подтянул меня к себе и крепко обнял.
- Вот, как-то так, - протянул он мне на ухо. Во мне во всю бушевало желание его прибить, - продолжай, - дважды меня просить не пришлось, озлобление придало мне силы. Хотя это чувство нельзя было назвать злостью, это была ярость, лютая, застилающая глаза белой пеленой, а в голове билось одна мысль: «Освободиться любой ценой».
Примерившись, я выгнулась, ударила ему пяткой по колену и впилась зубами в тыльную сторону ладони, он взвыл, согнулся и чуть ослабил хватку. Я этого только и ждала. Рванувшись, что есть мочи я пулей выскочила из его хватки и кубарем полетела по траве. Но остановившись, тут же вскочила, готовая дальше бороться и сопротивляться.
- Что ж, лучше, по-женски, конечно, но лучше, - пробормотал он, разглядывая след от моей челюсти, - хорошо хоть отгрызть не попыталась, - хохотнул он, - но всё же это не лучший метод, можно и без зубов остаться, а тут тебе не Общество, зубы чинить никто не станет. Давай ещё раз.
Я подошла, и он сомкнул пальцы, будто одел каменный браслет, на мою руку.
- А теперь будем действовать по науке. Ты должна развернуть кисть так, чтоб и моя повернулась в неестественном для неё направлении, тогда захват ослабляется и можно запястье выдернуть.
Я долго стояла, примериваясь, слегка поворачивая руку то так, то эдак, наблюдая, куда поворачивается его кисть. А потом принялась с силой крутить запястьем, получалось плохо.
- Нет, ты не понимаешь. Берись за мою, - я взяла его за руку. Несмотря на всю мощь, заключенную в больших мышцах я смогла обхватить его запястье двумя пальцами и очень удивилась, что у такого мощного и крупного мужчины могут быть такие тонкие кости. Пока я размышляла об этом, он резко повернул предплечьем и освободился от моей крепкой хватки. Я часто задышала от боли.
- Ася, не отвлекайся! Ты что, уснула! Ещё раз. И будь так добра, следи за тем, что я делаю, а не мух лови! – я, давясь слезами, смотрела в землю, но слышала, что голос был недовольный. Он опять проделал манёвр, теперь уже предельно медленно, мои пальцы, сжатые с максимальной силой, разжались как по мановению волшебной палочки и предательски заныли, - пробуй, - его лапища сжалась на моей многострадальной конечности.
И вот уже полчаса я билась, чтобы вырваться. муж пару раз показывал приём, которому мне не удавалось научиться. Казалось бы, надо всего-то вывернуть кисть. Я скрежетала зубами, бесилась, но толку от этого было чуть. Связки и мышцы ныли от непривычного занятия. Самое противное, что я не могла прекратить эту экзекуцию, потому что для написания записки мне нужны обе руки и кажется, любимый это понимал. Голова переставала работать, просыпалось что-то звериное. Я уже не могла думать и следить за действиями, хотелось лишь вырваться из этого капкана, который звался Германом. В сотый раз, вертя предплечьем я вдруг поняла, как надо сделать, чтобы он отпустил. Со всей дури крутанув запястьем, немного по-другому, чем он говорил, я почувствовала, как пальцы поддаются, ждать второго шанса я не стала и рванула несчастную конечность на себя.
- Ну, наконец-то! - он был так доволен, как будто я голыми руками передушила дюжину врагов, - теперь можно двигаться дальше.
- Нет, - всполошившись, я быстро выводила буквы в блокноте, - у меня еда не готова.
- Ася, что ты голову мне морочишь! Ты это Тэкэо скажешь, когда он мою группу отправит на задание? Или, может, будешь объяснять солдату Общества, когда он придёт тебя убивать? – муж стоял, уперев руки в бока, а его очи горели злым огнём, - милая моя, давай-ка возьми себя в руки! Даже если ты вечером заявишь, что пойдёшь жить в лесную глубинку, ты обязана уметь себя защитить! У тебя есть пять минут, чтобы попроклинать идею идти за мной к повстанцам, и продолжим, - он отвернулся и мягко ступая, как лесной кот, пошел к другому краю полянки, стараясь успокоиться.
Я, малодушно подумала, а не сбежать ли мне сейчас обратно в землянку, пока он ко мне спиной, но тут же отбросила эту идею, потому что, во-первых, он услышит, это только мне казалось, что я бесшумная, хитрая и изворотливая, на поверку оказалось-то не так, а во-вторых хоть удавись, но он прав. Я понуро поплелась за ним. На ходу изучая свои ноги на предмет появления в них какой-нибудь суперспособности, например, мощно брыкательной, я не заметила, как он остановился, и впечаталась в его спину.
- Ася, - простонал он с мольбой, - ну о чём ты думаешь? – я, печально глядя ему в лицо грустно пожала плечами. А о чём я думаю? Да обо всём и не о чём, но точно не о том, как мне завалить мужика в два раза больше себя. Мне совсем не хотелось, учится драться или быть сильной и жилистой, всё это было чуждо мне. Но я понимала, какое бы отвращение мне не внушала драка или оружие, это надо знать. Я могу надеяться только на любимого или на Риши, но они не смогут быть всё время рядом, а ещё я отвечаю за Кару, из которой уже не получится бойца.
- Так, потренируем другой захват, - прервал мои мысли супруг, - сразу оговорюсь, не кусаться, будешь этим пользоваться с врагом, когда уже не будет других вариантов. Наша цель научить тебя более замысловатым вещам.
Герман зашел мне за спину и взял за оба запястья. Я принялась крутиться как уж на сковородке, пытаясь выкрутить руки, но ничего не получалось. Посмотрев какое-то время на мои бесполезные мытарства, и тяжело вздохнув, он отпустил меня.
- Смотри. Держи меня, - я послушно выполнила указание, не прошло и секунды, как я оказалась опрокинутой навзничь придавленная коленом, нога и живот противно ныли, - поняла? – поинтересовался он, я отрицательно повозила черепушкой по земле, потому что встать не было никакой возможности.
Муж поднял меня и повернулся спиной. Второй раз, показывая уже медленнее, он двинулся вперёд, образовывая зазор между нами, легонько толкнул меня пяткой в живот, от чего дыхание сбилось, и я начала ослаблять хват, он так же легко, лягнул моё колено, и я завалилась на землю. Как ему, наверное, тяжело со мной, он же старался рассчитать удар, чтобы мне было не сильно больно, но, чтобы он возымел действие. Потом до ломоты в суставах я пыталась вывернуться и повалить его, сначала ударяя в пол силы, а потом лупася от души куда доставала, и не попадая, заваливалась вместе с ним, потому что попала туда, куда совсем не надо, в общем, допуская кучу ошибок. Только когда я окончательно перестала что-то соображать, он отпустил меня.
- Пошли делать твой обед, - с тяжелым вздохом он принялся распихивать обратно, по карманам, всё то, что он вытащил в начале, в поисках орудия нападения, - всё сверххреново, подруга моя.
Я шла за ним, еле волоча ноги от усталости, а в мозгах, наверное, не было не единой мысли. Когда мы спустились в землянку, Риши уже был там. Он, ковыряясь в шкафу, собирал вещь-мешок.
- Аська ты вообще мышей не ловишь… - завёл он, из-за двери шкафа, но стоило ему взглянуть на меня, как он сразу же насторожился, - что случилось?
- Да ничего, - недовольно буркнул супруг, - учил её, вот…
Муж подошел к кухонному столу и принялся чистить картошку, которую я взялась мыть. Я удивлённо вскинула на него взор, но он этого не заметил.
- Судя по вашим лицам всё отлично, – скептически заметил врач, бросив своё занятие и подойдя к нам.
- Как резать? – обратился ко мне Герман, я показала фалангу указательного пальца, он кивнул и принялся крошить почищенные клубни, - понимаешь, друг, она не сможет отбиться от стада зайцев, если они решаться её атаковать. Да, чёрт! – муж с размаху, с грохотом, положил нож на стол, я скосила глаза, потому что мне показалось, будто доска, на которой он кромсал клубень, раскололась, - даже если они так и не решаться нападать, она с ними не справится!
Вот это уже было враньё! Я схватила блокнот и, капая мокрыми пальцами на лист написала:
- Ага! Он большой и сильный дядя, а я никчёмная трухлявая гнилушка не способная шевельнуться! Ну, вот один вопрос, как я сюда добралась?
Риши ухмыльнулся, прочитав записку, а супруг вырвал её у друга и пробежался по ней взглядом. Его скулы побелели, а глаза метали молнии.
- Послушай, - он говорил тихо, но от злобы, слышавшейся в голосе, у меня аж заложило уши, - я, конечно, безмерно виноват, что не взял тебя сразу с собой. Но позволь напомнить, чем закончилось твоё путешествие? Вы оказались в Лагере и сами оттуда, уже, выбраться не могли. Имей ты хоть какие-то навыки выживания, возможно туда бы вы не попали.
Это уже был нечестный выпад, я от удивления открывала и закрывала рот, словно рыба.
- Я не уловила сути про Лагерь, объясни, пожалуйста, ещё раз, - когда писала, я чувствовала, как у меня заходили желваки.
Всё-таки хорошо ссориться на бумаге, пока один напишет, пока другой прочитает. Герман понял, что сморозил глупость, упомянув про Лагерь, ведь и сам он там, однажды, умудрился оказаться. Да тут две трети повстанцев, тренированные и матёрые, были из Лагеря. Он просто молча чистил и резал овощи, не продолжая разговор. Риши поспешил ретироваться еще, когда любимый начал на меня наезжать, и уже заканчивал паковать свои вещи.
Обед прошел в тягостном молчании, лишь, когда я собрала тарелки, мужчины заговорили:
- Когда уезжаешь? - Герман сидел с задумчивым видом, и чуть ли не в пол уха слушал ответ товарища.
- Вечером двинемся. Ли и Абра уже выходят. Мы пойдём позже, всё равно, пока суть да дело… в общем, сутки бездельничать.
- Сколько машин берёте?
- Да вроде парочку. Один тягач и грузовик-бегунок.
- Ужинать придёшь?
- Нет, милая, сегодня меня не будет на ужине, - врач скорчил рожицу, и муж усмехнулся, прогнав ненадолго с лица сумрачное выражение, - ну что ж, пойду я, - Риши встал, и они крепко обнялись с моим супругом. Затем он подошел ко мне, - слышь, подруга? Не убивай его до моего прихода, потерпи, я вернусь тогда хоть ножом пыряй. А то психанёшь, а потом жалеть будешь. Когда я буду под рукой, всё получится проще, ты – покалечила, я – подлатал, - он, подмигнув, заключил меня в медвежьи объятья.
- Я вам не мешаю? – притворно оскорбился любимый.
- Конечно, мешаешь, - откликнулся друг, разворачиваясь и не выпуская меня из объятий, приподнял как пушинку, коей я не была, - но ума не приложу, куда тебя деть. Ладно, ребят, - наконец, разомкнув руки, он пошел к выходу и уже у самой лестницы обернулся, - До встречи, - мы молча кивнули в ответ. У Риши было такое лицо, что трудно описать словами, на нём отражались, и беспокойство за свою судьбу, не желание уходить из этой спокойной и размеренной жизни, и тревога, и ещё много всего не поддающегося описанию, но как не странно, мы понимали, что он чувствует. Вот и закончился, коротенький эпизод в нашей судьбе и, хоть, он был заполнен переживаниями, это, пусть ненадолго, но была мирная жизнь. Каждый из нас, каким-то шестым чувством осознавал, что так у нас уже не будет, но в данный момент в это не верилось. Хотелось думать, что впереди только хорошее.

Привет!
Спасибо за продолжение!
Интересно было познакомиться с руководителями повстанцев, хотя, если честно, Тэкэо мне совсем не понравился. А вот Айрис показалась наделенной способностями ясновидения, во всяком случае, пророчества ей удались (и Тэкэо к ней прислушался).
Учиться драться это сложно. Даже разозлившись, Ася ничего не могла противопоставить прирожденному войну. Так, может, ей научиться стрелять? Не подпуская к себе никого близко.
Кара идет на поправку. Ох, как бы не узнали о ней правду. И как бы сама она не выкинула неожиданный фортель - то, чего опасаются у выращенных.

И спасибо за иллюстрации!
___________________________________

 » Глава 56

56
Когда стихли шаги врача, я вернулась к мытью посуды. Обида на мужа клокотала во мне с неутихающей силой. Как он мог такое сказать! Почему, стоило ему начать тренировать меня, он завел такие обидные речи? То я была молодец, что пошла за ним и таки оказалась здесь, теперь же я стала глупа и бесполезна, как подушка, набитая пухом. Её бьют, а она и защититься не может. Конечно, адекватно я понимала, навыков в драке у меня - никаких, из опыта обращения с оружием, только ружьё, да и то стреляла я из него пару раз, и справиться со мной не составит труда, но всё равно, нельзя бить по больным местам. Нельзя казнить человека, когда он выбрал единственно правильный путь. Я была настолько погружена в свои мысли, что, наверное, не заметила бы разверзнись земля у меня за спиной, куда уж услышать шаги. Поэтому почувствовав на своей макушке прикосновение губ, я вздрогнула.
- Ася, – позвал он почти шепотом, и его голос запутался в моих волосах становясь ещё глуше, я продолжила вытирать тарелки, стараясь не потерять той злости, которая норовила моментально испариться, стоило ему меня коснуться, - Ася, я дурак. Я самая большая бестолочь, которая только может быть, - борьба с собой мне явно не удавалась, решимость не прощать, таяла всё быстрее, с каждым словом, напоминая мартовский снег, согретый горячим весенним солнцем, - как мой язык только повернулся это произнести! Ты цветок, нежное создание, выросшее, не зная злобы и несправедливости. Откуда в тебе взяться умению воевать и агрессии. Ведь это из-за меня ты сейчас вынуждена постигать эту мерзкую, по своей сути, науку. Из-за меня учишься защищать себя, а чуть позже тебе придётся учиться убивать людей. Чёрт! Я так хотел бы оградить тебя от этого, чтобы ты не ведала ни боли, ни жестокости, но я только и могу, что научить всему, что умею. Почему я появился в твоей судьбе? Ей-богу мне было бы легче и спокойней, живи ты привычной жизнью в селе, чтобы даже не знала о моём существовании, чтобы твоё сердце не билось чаще, при мысли обо мне, - он взвыл со отчаяньем. Протянув руку, я, не оборачиваясь, погладила его по щеке, как знакомо мне было это чувство, когда готов вырвать себе сердце, лишь бы оградить любимого от всех бед. Как я хотела, когда шла сюда, сделать всё, чтобы его жизнь была легче, пусть даже я ему была бы не нужна. Это глупое, безотчётное желание счастья, близкому человеку, любой ценой. Мы как два озлобленных зверя сначала кусаем друг друга, а потом принимаемся зализывать нанесённые раны. Из-под моих ресниц покатились слёзы, одна из них предательски шлёпнулась на стол. супруг замер, заметив это.
- Милая, ты плачешь? – я замотала головой, разбрызгивая слёзы уже катившиеся градом. Он обошел меня и, наклонившись, заглянул в лицо, - Ася, - в его голосе было столько боли, будто это были не мои слёзы, а кровь из его свежей раны. Он опустился на колени, обхватив мои ноги и уткнулся лбом мне в живот, - любимая извини меня, - его голос стал безжизненным, как чудно, отстранённо подумалось мне, в закоулках сознания, его интонация и поведение меняется как погода осенью, на взморье. Я читала когда-то, что осенью на море может светить солнце, а через секунду небо заполоняют грозовые облака и начинается ливень. Вот и с любимым происходило так же, за последние полчаса я услыхала в его интонациях такую гамму эмоций: была и злость, и любовь, и отчаянье и вот отрешённость. Запустив пальцы в его непослушные вихры, я ласково перебирала их пальцами. Мне никогда не понять этого человека. Интересно, какой он был тогда, ещё до армии? Так ли быстро менялось его настроение? Я никогда не видела и не слышала, пока мы учились в школе, что б он был не в духе. Герман всегда улыбался, даже была шутка, рождённая отвергнутыми воздыхательницами: «улыбка до ушей - хоть завязочки пришей». Вот так мы и стояли, я, играя пальцами в его волосах, а он на коленях передо мной.
Наверное, я готова была так стоять вечность, но ноги заныли, напомнив о том, что находится долго без движения неудобно. Я, вытащив блокнот из кармана написала:
- Пошли, изверг. Надо дальше продолжать мою экзекуцию, - и примиряюще протянула ему записку. В ответ муж непонимающе уставился на меня.
- Или то, что ты показал мне с утра, было максимум твоего боевого мастерства? - от этой фразы, написанной на следующей бумажке, у него на губах заиграла весёлая мальчишеская улыбка.
- Давай, пожалуй, пойдём, постреляем. А то терпежа мне не хватает, тебя борьбе учить, а ведь ещё б с ножом надо выучить обращаться. Я наверно пока учить буду, поседею и облысею от нервов, - он встал и протянул мне ладонь, - моя хорошая, прости мои срывы, я, правда, очень за тебя боюсь.
Я, кивнув, послушно взяла протянутую кисть, а что тут ещё скажешь?
Стрельбище располагалось далеко от поселения, мы долго шли по лесу, наслаждаясь отступающим звуком человеческого жилья, в какой-то момент начало казаться, что в здесь больше никого нет, но это очарование быстро разрушилось громкими хлопками. Услышав их, сначала я даже вздрогнула, от неожиданности, Герман лишь крепче сжал мои пальцы. Мы вышли на редколесье, огороженное верёвкой, чтобы никто не полез, по незнанию или заплутавши, под пули. На деревьях хаотично были развешены мишени, какие-то высоко, какие-то на уровне человеческого роста, какие-то низко почти в траве.
- Тренируемся мы, стреляя краской, патронов не напасёшься, краску достать проще - тихо рассказывал мне муж, когда мы подходили, - наши умельцы постарались сделать так, чтобы и отдача от выстрела была как у обычной «пушки», но всё же погрешность существует. Настоящими патронами можно будет пристреляться, но только раз или два. Покамест будем тренироваться так.
На небольшой прогалине стояли два молодых парня, лет по семнадцать, и негромко спорили, похоже, это их выстрелы мы слышали. Рядом была крохотная, сколоченная из трухлявых досок, будка, призванная скорее просто защищать содержимое от природных катаклизмов, нежели быть настоящим складом оружия. В одной из стен зияла неровная дыра, при ближайшем рассмотрении стало понятно, что возникла она не по какой-то неведанной силе, а была предусмотрена строителями.
- Август, - позвал Герман, подходя. Из дыры высунулась физиономия без возраста – похоже, это был мужчина, заросший сизой бородой почти до маленьких, хитрых глаз.
- Чаво тебе? – осведомилось существо.
- Пострелять мне, - в тон ему ответил муж.
- Чаво стрелять-то?
- Всяво мне стрелять, - диалог становился всё страннее.
- Ох, боже-ж ты мой. Усё ты не угомонисси. Прям всяво? – голова исчезла, и последние слова доносились из недр оружейной.
- Не, ну на всяво меня не хватит. Давай пукалку и ружо.
- Ох, екарный бабай! Ну, на, - из дыры дулами чуть ли не в живот Герману высунулось оружие: один небольшой, но весьма необычный пистолет, насколько я могла его себе представить, и что-то похожее на смесь винтовки и ружья, это я определила по тому, что ружьё-то я видела.
- Ты б поаккуратнее, - пробурчал Герман, опуская оружие стволами в землю, - пристрелишь, не ровен час.
- От, тебя пристрелишь, шайтан. Ещё всех тут переживёшь, демон, - пробурчало откуда-то из дыры, после этого существо, обитающее в этом странном домике, зашлось громким каркающим кашлем.
- Вы отстрелялись? - поинтересовался муж, направившись куда-то за будку и поравнявшись с парнями. Они сдержанно кивнули. Я потрусила за супругом, не поспевая за его широкими шагами.
- Август у нас существо забавное, но не злобное, - даже Герман рассуждал о нём как о чём-то бесполом, - он почти всю жизнь прожил в уединённом доме в лесу, но в пылу очередного сражения, Общество спалило его халупу. И как они туда попали, а главное, зачем, остаётся для меня загадкой. Забавность Августа в том, что он изъясняется на весьма странном диалекте, как ты успела заметить, и наотрез отказывается понимать что-либо другое. Однажды кто-то попросил у него пистолет, старик перевернул всю свою клетушку, ругался и не мог найти. Просивший не выдержал и стал помогать. Когда Августу предъявили пистолет, он заявил, что: «Это ж пукалка!» и «Никто тут ни черта не знает!» попытки объяснить и переучить ничего не дали. Так до сих пор не понятно, куражится он или от природы такой дурной, но службу свою несёт ответственно и верно, если с ним общаться на его языке, - любимый остановился у пня и положил на него стволы, - смотри, вон там цель. Видишь? – я кивнула. Он взял пистолет и, прицелившись, нажал на курок. В центре мишени появилось круглое пятно, - ну, собственно, всё. Попробуй, - он протянул мне оружие.
Моя первая пуля, из-за отдачи, ушла в молоко. Последующие хотя бы попадали ближе к намеченому, это не могло не радовать, но я воочию убедилась, что та моя, удачная охота, была просто колоссальным везением. Стреляла я долго, Герман несколько раз заполнял ствол краской. На предложение пострелять из ружья, я отвечала отказом, во мне проснулась какая-то упёртость, вот уж в чего в себе не замечала. Я должна была научиться делать хоть что-то одно, но хорошо. К концу тренировки результаты улучшились.
- Хватит на сегодня, - сказал любимый, когда сумерки плотным покрывалом начали наползать на лес. Видимость пропала почти мгновенно, вот я вижу мишень, а вот уже только чернота перед глазами. И как повстанцы умудряются ходить, не вытягивая руки перед собой, чтобы во что-нибудь не врезаться?
Супруг собрал оружие и пошел к будке, я, уцепившись рукой за его ремень, дабы ни во что не врезаться, последовала за ним. Домик вырос перед нами будто из-под земли. В этот раз диалога, как такового, не получилось. Муж сунул стволы в дыру, оттуда, в ответ, что-то буркнули.
- Ну что, остались силы на Кару? - спросил он, когда мы двинулись дальше, я кивнула, а потом задумалась, как он спиной чувствует мой ответ? А ведь чувствует как-то.
Он безошибочно вышел к лечебнице и остановился:
- Я, пожалуй, подожду тебя здесь. Напомни Каре, что говорить лучше не громко, - он провел своей шероховатой, натруженной ладонью, по моей щеке, я улыбнулась ему и пошла в лечебницу.
Когда я вошла в палату подруга просияла, будто бы я была счастьем всей её жизни:
- Как дела? – написала я ей, присев на край кровати.
- Да как? Всё без изменений. Недавно заходил Риши – попрощаться. Считает, что меня через пару дней отпустят, всё-таки мне будет спокойнее рядом с тобой. А чем ты занималась, целый день? – я закрыла моську ладонями и покачала головой из стороны в сторону.
- Что случилось? – переполошилась мулатка.
- Это кошмар какой-то. Драться не получается – Герман бесится и перестаёт следить за языком. Стрелять тоже не удаётся толком, - взгляд девушки, читавшей записку, стал несчастным и скорбным
- Он тебя обижает?
- Да не то чтобы обижает. Скорее рвёт себе сердце. Выдаст что-то, а потом сам себя грызёт за это.
- А ты?
- А что я? Молчу, - когда я писала это, улыбка волей-неволей расползалась на моей моське, так глупо звучало это слово от меня, - да и что тут скажешь. Пожалеть его надо.
- Мне грустно, что так складывается.
- Не расстраивайся. Хорошо всё, мы же все люди. Да и скучно было б, если пришла и всё - рай. Человек же долго не может, если хорошо всё, сам себе беды придумывать начинает.
- Если так, то да, конечно, - подруга выглядела растерянной, обдумывая сказанное.
- Расскажи мне что-нибудь, а то у меня писать сил нет никаких, - передав ей записку я прикрыла глаза, неожиданно, тяжелым грузом, придавила меня усталость, казалось, что я окаменела, даже моргать было для меня непосильной работой.
- Да что рассказывать. Торчу тут одна, как сыч. Как сложно ничего не делать! Последние несколько лет ведь ни дня бездействия не было. Вот выпустят меня отсюда, буду хоть готовить вам, вон ты, какая усталая, а тебе ещё ужин сообразить надо, - голос мулатки звучал всё дальше и только перед тем как забыться сном, я вдруг поняла, что засыпаю, сегодняшний день был слишком богат на эмоции и физическую нагрузку.

Привет!
Радует, что Герман сумел найти слова и супруги помирились.
Асе и правда нужно уметь себя защищать, жизнь такая.
Света, спасибо!
___________________________________