«Зал был белым и золотым, как бальный. Огромные хрустальные люстры, полностью зажженные, светились исключительно для красоты, сентябрьский солнечный свет струился через огромные окна. Вместо полированного пола для танцев простиралось огромное пространство из опилок и песка, аккуратно расчерченное ровными линиями. Копытами их разбивали в абстрактные картины танцующие под музыку белые кони.
...великий Неаполитано Петра возвращался в Испанскую школу верховой езды, и сам директор собирался ехать на нем, а вся Вена собралась смотреть на то зрелище.
Под аркой свет разгорелся еще ярче. Дверь отворилась. Появился конь с неподвижным, как статуя, всадником, медленно шагнул в зал, уши напряжены, движения горды и холодны, он полностью себя контролирует, но полон восторга. Никакой принужденности и напряженности. Он идет по кругу, танцующие шаги даже еще красивее от их бесшумности – музыка заглушает даже шорох копыт, так что конь скользит без усилий, как лебедь. Свет струится и сверкает на белой шкуре, с которой исчезли черные пятна, а хвост и грива вздымаются белоснежным густым шелком.
Музыка изменилась, директор сидел неподвижно, старый скакун фыркнул, шевельнул ртом и поднял себя, седока и все высоко над землей. Потом все закончилось, и он трезво отвечал на приветствия, шевелил ушами от аплодисментов. Толпа поднялась. Наездник снял шляпу в традиционном салюте портрету императора, но как-то сумел отодвинуть себя и свои таланты в тень и представлял только коня.
Старый пегий наклонил голову. Он стоял к нам лицом, в шести футах и смотрел прямо на нас, но в его темных глазах не было приветствия, никто бы не сказал, что он узнал нас. Он был сконцентрирован, вернулся к полной самодисциплине, которая подходила ему, как собственная шкура.
Он повернулся и ушел в замирающем шуме аплодисментов. Огромная серая дверь закрылась, свет померк, и белый конь пошел по коридору под арку, на которой было до сих пор написано его имя, и где его ждала охапка свежего сена.»
Мэри Стюарт «Заколдованный конь»
Когда я впервые читала роман Мэри Стюарт, я думала, что это небольшое преувеличение: летающие кони? То, что лошади могут очень легко и грациозно выполнять фигурные шаги во время спортивных соревнований по выездке, я видела. И как красиво они прыгают через барьеры – тоже. Но танцевать, взлетая в воздух? Сомнительно. Однако я вскоре убедилась в своем заблуждении. Есть место на земле, где белые кони вальсируют и выполняют удивительные по красоте движения и прыжки. Это уникальное место находится в Вене, прямо в дворцовом комплексе и выстроено специально для лошадей липицианской породы в Испанской школе верховой езды. Об этом лучше прочитать не сухую справку Википедии, а описание из того же романа.
«Он ... перевел разговор на Испанскую школу верховой езды в Вене.
Испанскую потому, что когда-то ее укомплектовали испанскими лошадьми самой древней породы в мире – потомками римских кавалерийских лошадей, скрещенных с арабскими, лучшими лошадьми для воинов. Белые жеребцы каждое воскресенье утром показывают чудеса выездки в прекрасном здании, похожем на бальный зал восемнадцатого века. Правда летом у них каникулы, но Тим надеялся, что отец, пробыв в Вене полгода, познакомился с нужными людьми и сможет провести его в конюшни и на тренировки.
Удивительно, что лошади вообще не исчезли, когда развалилась австрийская империя. Когда образовалась республика, никто не интересовался этими реликтами и красивой жизнью, но потом они начали давать публичные представления, конечно, стали государственной собственностью, и теперь австрийцы преданно ими гордятся. Тяжелое время было и в конце последней войны, когда Вену бомбили. Директор полковник Подхайский вывез их из города, потом их освободила из Чехословакии американская армия и они разместились сначала в чем-то вроде бараков на севере, а потом в Пибере на юге Стирии, недалеко от Граца. С тех пор их выращивают в Пибере до четырех лет, потом лучших отправляют в Вену учиться, а остальных продают.
Представление потрясает своей древностью, движения и фигуры передаются год за годом, и все это идет от Ксенофонта, его «Искусства верховой езды». И это не просто выездка, которую можно увидеть на соревнованиях. Это танец, они просто парят над землей, это движения древних боев, когда лошадь должна чувствовать каждое желание всадника, от этого зависит жизнь.
Тим показывал фотографии лошадей, движущихся различными аллюрами, делающих пассажи, пируеты, пьяффе, некоторые очень походили на древние конные статуи. Все они – потомки шести скакунов, имена им даются двойные, первое – по имени отца, второе – матери. Там был Плуто Теодороста, любимец директора, недавно он умер. Теперь лучший конь – Маэстозо Меркурио, его фотография тоже присутствовала. Маэстозо Эле очень на него похож, они родственники. Конверсано Бонависто – фаворит предыдущего директора. Неаполитано Петра запечатлен в трудновообразимой позе. С ним связана какая-то история. Тим точно не помнил какая. Вроде его собирались подарить какому-то восточному властителю, но жокей убил коня, а потом себя, чтобы не расставаться. Один конь – Неаполитано Анкона – был темным. Раньше в этой школе встречались кони всех цветов, но теперь – только белые, и только один такой для поддержания традиции.»
Испанская школа верховой езды в Вене практикует высшую школу с академической и военной целью почти 450 лет – возраст, превосходящий все другие европейские школы. Манеж, бывший некогда зимним садом королевской семьи, выполнен в восхитительных пастельных тонах, оттеняющих 46 коринфских колонн цвета кофе с молоком. Большие двери Winterreitschule (зимнего помещения школы) открыты, в полной тишине в манеж въезжают всадники Школы во главе с полковником. Они доезжают до портрета императора Чарльза VI, сидящего верхом на липициане, и, остановившись, замирают. Затем медленным движением рук всадники снимают треуголки, украшенные золотыми лентами. Вытянув руки, они салютуют монарху. В середине большого камня, находящегося в манеже, выгравирована программа Школы: «Обучать молодых дворян и готовить лошадей к академической верховой езде и военной службе»...
Ну, с Веной все понятно, но при чем здесь Испания со своими андалузскими лошадками?
Начиная с создания Школы в XV веке, отмечалось ее стремление к работе с испанскими лошадьми. В процессе разведения представители этой породы приобрели благородный силуэт, прекрасно подошедший европейским Дворам в эпоху барокко.
Крепкие, выносливые, энергичные, живые и вместе с тем легкоуправляемые, липицианы вызывали зависть врагов Австрии. В 1796 г., а затем в 1805 г. триста голов были вывезены в Венгрию, чтобы не достаться солдатам Наполеона, который хотел использовать их в своей кавалерии. Спасением во Вторую Мировую войну для липицианов стала Чехословакия. С 1852 года, с самого начала существования, Императорский конный завод, расположенный в то время в Липице, а ныне – в Словении, где климат приближен к Андалуссии, импортирует андалусских и липицианских лошадей для скрещивания с местными породами. В заводе используют жеребцов датских, итальянских и чешских пород, чтобы получить липицианов в стиле «барокко», являющихся эмблемой Школы в Вене. С Первой мировой войной и крушением Австро-Венгерской монархии, Липица отошла к Италии и конюшни были переведены в Пибер, рядом с Грацом. Здесь было продолжено и продолжается до сих пор разведение лошадей, называемых “липицанеры”. В настоящее время Национальному конному заводу доверена миссия по дальнейшему разведению лошадей в Австрии, по преобразованию и улучшению этой отрасли.
Испанская школа в Вене высоко держит планку. Хранительница классических канонов «сохраняет искусство верховой езды в самой возвышенной форме, согласно традициям, оставленным мэтрами верховой езды XVIII века» - написал в работе 1946 года, посвященной Школе, генерал Декарпентри, всадник Cadre noir. Торжественно открытая в 1572 году императором Максимилианом II, Школа никогда не закрывала своих дверей, даже в «черные» дни своей истории – во время осады Вены турками, случившейся через несколько лет после открытия, или во время Второй Мировой войны.
Чтобы не опорочить репутацию Школы, ученики и лошади должны пройти курс серьезного и долгого обучения. После работы на корде для липицианов, «мэтров» среди лошадей, согласно венской традиции, начинается четырехлетний период обучения. После того как лошади «ставят» шаг, рысь и галоп, начинается работа над элементами. Вначале лошадь должна научиться выполнять собранные аллюры, менку ног, пиаффе и пассаж. После освоения выездковых элементов приступают к элементам «над землей»: левада, крупада и каприоль. Это обучение длится в течение восьми лет. «Было бы ошибкой готовить лошадей слишком быстро», – замечает полковник Подайски, директор Школы с 1939 по 1965 год, чемпион по выездке Олимпийских игр 1936 года в Берлине. «С самого начала работы мы следим за тем, чтобы это доставляло лошадям удовольствие. Для выездки требуется бесконечное терпение и 45 минут работы в день. Это максимум, который лошадь может вынести». И добавляет: «Выговор на повышенных тонах, любое грубое воздействие наносит непоправимый ущерб природному таланту лошади и лишает удовольствия, с которым она должна выполнять упражнения».
Обучение всадников производится опытным тренером, на готовой лошади. Школа, 
некогда бывшая закрытым учебным заведением для дворцовых офицеров, сановников императора и нескольких армейских офицеров, открылась в XIX веке для крупной буржуазии, а затем – для иностранных офицеров. И хотя сегодня Школа открыта не только для элиты, в ней сохранилась строгая иерархия. Каждый ученик должен пройти все этапы в соответствии со своими способностями, спортивными достижениями и сроком службы. Униформа этих всадников мало отличается от униформы их знаменитых предшественников. Они также носят коричневые мундиры, украшенные по центру двойным рядом латунных пуговиц, бриджи из белой замши, черные сапоги и белые кожаные перчатки. Различается лишь ширина ленты, украшающей их головной убор.
Всадники Школы иногда дают возможность понаблюдать за их тренировками широкой публике. Тогда можно увидеть то, как ведется обучение перспективных жеребцов различным выездковым элементам, упражнениям высшей школы, прыжкам. В течение сезона, представления, устраиваемые Школой, происходят дважды в неделю, по вечерам, под музыку Моцарта или Штрауса.
Мне понравилось!