Случаются в жизни даты в особенности памятные. Нередко бывают они ознаменованы событиями веселыми, но не менее часто грустью веет от незабываемых дней, потому что приходится с кем-то прощаться... А потому, написанный о Марии Петровне в апреле 1995-го биографический рассказ С. Лищинского покажется сейчас, спустя 16 лет, вдвойне проникновенным, своевременным, нужным. Вырезку из старой газеты мы просмотрели с сыном Марии Петровны – Юрием Спиридоновичем. |
Мария Петровна Белая... Женщина удивительной, необычной судьбы. И в то же время такая простая, обыкновенная, даже стереотипная для своего времени, своего поколения. Маленькая женщина, прожившая Большую Жизнь. Родилась она в Воронежской области в селе Нижний Кисляй. Семья жила очень бедно. Особенно трудно и тяжело пришлось во время голодных 1933-го и 39-го. Суп, сваренный из собранного детьми подорожника или одуванчика, был тогда обычным делом... Старшая дочь в семье, Маша рано повзрослела. Она училась в восьмом классе, когда началась война. Но беда не пришла одна. В том же году скончался от туберкулеза кормилец, единственная опора и защита – отец. В Нижнем Кисляе расположился второй эшелон обороны, в связи с этим Урядниковых вместе с другими семьями срочно эвакуировали, то есть попросту выкинули в соседнее село. Из вещей осталось только то, что успели погрузить на тачку. Жили в хате, в каждом углу которой за наспех сооруженными перегородками и занавесками ютились семьи. И снова в свои права вступил страшный спутник детства и юности Марии Петровны – голод. Это был самый настоящий, жестокий, моровой голод, со всеми своими атрибутами – вздувшимися детскими животами и сходящими с ума от бессилия помочь взрослыми... Рядом с селом были поля сахарного завода, где хранилась зарытая в землю свекла – единственное спасение. Но ненадолго. Поле стали патрулировать милицейские наряды. Обычно за свеклой ходила Маша, но в ту, ставшую роковой, ночь мать пошла сама. Милиционеры схватили её, и в наказание троих детей сделали сиротами, назначив матери принудительные работы на том же сахарном заводе за «воровство». Младших отправили в детдом. Старшая – Мария Петровна, которой не исполнилось ещё и 18-ти, пошла работать медсестрой в недавно развёрнутый в селе военный госпиталь. Представьте себе девушку, в лучшие годы своей жизни закапывающую руками куски человеческой плоти, завёрнутые в плащ-палатку, и вы поймете, что такое война. Попробуйте представить хотя бы запах внутри санитарного вагона – обыкновенной теплушки с подстилкой из соломы на голом полу. В таких вагонах тяжелораненых и умирающих бойцов возили в глубокий тыл за сотни километров. А сопровождали их девочки – эвакосестры. Мария Петровна попросила не писать о том, что ей пришлось видеть и пережить в это время. Да это и не нужно. Война есть война. Грязь, кровь и смерть – её извечные инструменты для ковки и ломки человеческих душ... Удивительно для меня только одно: как можно прожить двадцать лет, наполненных голодом и страданиями вокруг и внутри себя, и улыбаться так, как улыбается эта девчушка в военной гимнастерке? Не выдержав домогательств военврача, юная Мария сбежала с эвакопоезда и попросилась в первый же эшелон, следующий на фронт. Её взяли медсестрой в противотанковый дивизион 5-го Донского казачьего кавалерийского корпуса. Но с её телосложением и хрупким здоровьем было не под силу таскать здоровенных казаков и вести походную жизнь. Старый врач отправил Марию Петровну в корпусной госпиталь, где она снова стала эвакосестрой. Но пробыла там недолго, начались тяжелые бои, и её забрали на передовую, санинструктором в истребительный противотанковый полк (в этой должности она и закончила войну). Удивительно тепло вспоминает о тех днях Мария Петровна: «Это было лучшее время моей жизни. В нашем полку были бойцы всех национальностей, но ни разу я не замечала вражды на этой почве. Может, это свойство человеческой памяти, но все, кого я помню, были замечательными людьми. Не было грубости, они всегда помнили, что я женщина и как-то особенно нежно и осторожно ко мне относились. Я не помню ни одного случая мародерства и воровства. А как они дружили!..» В одну из военных зим Марию Петровну отпустили вместе с беременной подругой домой, на побывку. Ехали открытыми машинами, на перекладных, где возможно, пересаживались на товарняки. Так и добрались до родных мест в товарняке, везущем сено. «Если бы не сено, мы бы просто замерзли», – вспоминает Мария Петровна. Приехав домой, застала умирающую мать. Заболела она на принудительных работах. Простудившись в пути, Мария Петровна слегла и сама, пролежав в горячке 10 дней. Как только оправилась, стала собираться в обратный путь. Расставание с мамой было очень тяжелым, мать чувствовала, что умирает, и не хотела отпускать дочь. Несколько раз, не в силах слышать крики матери, Мария возвращалась и снова прощалась, уходила. Это, наверное, самое тягостное её воспоминание... И снова отражение танковых атак, искалеченные, изуродованные тела недавно ещё таких живых и весёлых парней... «Выносила на себе раненых, оказывала первую помощь», – просто говорит об этом Мария Петровна. За один из тяжелых боев она получила наиболее уважаемую казаками награду – медаль «За отвагу». Были, конечно, и многие другие ордена и медали... Можно ещё долго описывать бои, окружения, походы, наступления и прорывы. Но, мне кажется, это отдельная, слишком глубокая тема, и в два слова никак не уложиться. Личная жизнь Марии Петровны сложилась необычно. Маленькая хрупкая девушка, она всегда снизу вверх с обожанием и любовью смотрела на капитана Белого, командира противотанковой батареи, Героя Советского Союза. Она спасала его раненого, была рядом с ним в самые тяжелые минуты, а он смотрел на неё как на дитя... Кончилась война. Спиридон Ефимович участвовал в Параде Победы. А она ждала... «Ничего не вышло, и я уехала домой», – не вдаваясь в подробности, объяснила Мария Петровна. Подвёз до части генерал Лев, он же на разводе и подначил Белого, что, мол, жену ему привез. С этого всё и началось. Свои послевоенные впечатления Мария Петровна выразила очень просто и коротко: «Неожиданно быстро пошло восстановление разрушенного, улучшение жизни, а самое главное, как-то сразу к людям вернулось чувство радости, удовольствия от жизни. Уже через несколько лет после окончания войны она воспринималась как дурной сон, что-то нереальное». О своей дальнейшей жизни Мария Петровна тоже не захотела сильно распространяться: «Жили небогато. Муж служил до 56-го года, а затем вышел на пенсию. Я работала в магазине. Семья была очень дружная, было очень много друзей. Часто устраивали сборы, ездили друг к другу в гости по всей стране. Счастливое было время, а сейчас даже просто жить страшно. Муж умер, страну развалили, теперь многие из боевых друзей живут «за границей»... И вообще ничего в этой теперешней жизни непонятно», – вздыхает Мария Петровна. Она так выражает своё понимание происходящих перемен: «Мы, наше поколение, жили для всех. А теперь каждый живет только для себя». Мне кажется, что она права... Так и живет, маленькая женщина, оставившая за своими плечами такую трудную и громадную жизнь. Её окно в мир – старенький чёрно-белый телевизор, с грехом пополам показывающий центральные программы. Она привыкла жить жизнью своей страны и переживать за всех. Рассказывала, что долго плакала, когда убили Влада Листьева. Согревают её лишь мысли о друзьях. Мало их осталось, но сколько бы ни было, все свои, родные. В Азове 24 апреля собираются ветераны 5-го Донского казачьего кавалерийского корпуса. Мария Петровна тоже всегда готовится к этой встрече, ждет её с нетерпением. Жаль, что всё меньше остаётся таких людей, смотришь на которых с благоговением, с уважением и почитанием. Внимательно слушаешь любой совет, ценишь их житейскую мудрость. Светлая память Марии Петровне... Было в ней что-то такое... доброе... от всех бабушек на свете... Что-то такое, что все мы неудержимо теряем... |
Спасибо Ю.Белому и С.Лищинскому.