Здравствуй...

Дождливым летним вечером одинокая женщина вошла в большой загородный дом, освещенный праздничными огнями. Торопливо осматриваясь, она шла через комнаты, звучащие взрывами хохота, которые, замолкая, перетекали в легкомысленное позвякивание бокалов и переливы негромкой музыки. Мужчины в строгих костюмах и женщины в шуршащих вечерних платьях равнодушно окидывали ее взглядами и тут же отворачивались. Подойдя к дверям просторного помещения - помпезного и безвкусного -  женщина остановилась и быстро огляделась по сторонам. Раздосадованно прикусив губу, она сокрушенно покачала головой: здесь снова не оказалось того, кого она настойчиво искала. Женщина уже собралась идти дальше, но неожиданно глаза ее расширились, и она потрясенно замерла. Выдохнула. И в следующий миг с ужасом осознала, что кошмар, преследовавший ее долгие годы – стал явью. 

 А ведь день начинался совершенно обычно. Хотя нет... Кого она обманывает? Себя? Очень глупо - себя не обманешь. Ночью она снова видела Его во сне и потом большую часть дня соскребала остатки спокойного благополучия в аккуратную горстку. Утром, когда ночной кошмар только начал ослаблять тугие узлы ужаса, ей пришлось особенно трудно. 

Она не была хорошей хозяйкой. Домашние обязанности давно стали для нее тяжкой обузой, от которой она избавилась при помощи нанятой домработницы. «Барствуешь!» - ворчала свекровь, и приходилось с ней соглашаться. Они с мужем были не настолько богаты, чтобы с легкостью позволить себе подобную роскошь. Некоторое время она еще тщетно боролась с собой, с удивлением вспоминая, что когда-то в юности с удовольствием жарила блинчики, гладила рубашки и вытряхивала половики. Куда все подевалось? В очередной бесплодной попытке привить себе любовь к кухне, женщина оборудовала ее по последнему слову техники. Но в результате пользовалась только кофеваркой – дорогой, профессиональной и стильной, украшенной латунными ручками под старину.   

Кофе был ее слабостью. 

Глядя, как муж озадаченно роется в холодильнике, она испытала привычное раздражение. Домработница неизменно оставляла приготовленный завтрак на второй полке сверху. Что он в таком случае ищет? Вчерашний день?! Женщина встала и, подойдя к мужу, демонстративно достала тапперваровский контейнер с герметично упакованным завтраком. Поставив его в микроволновую печь, она с легким осуждением взглянула на мужчину, и тот раздраженно и слегка пристыжено развел руками. 

Она знала о своем муже все. Знала где найти ключи от его машины, когда он в бешенстве метался по квартире, изрыгая проклятия в адрес пропавшего черного брелока. Она всегда могла предположить, куда он второпях пихнет солнцезащитные очки. Она снисходительно пожимала плечами, наблюдая, как уйдя мыслями в заоблачные дали, он забрасывает под кровать один носок. Все это не более чем мелочи жизни. Гораздо важнее другое: ее муж - умный и вдумчивый собеседник, интересный мужчина с породистым лицом испанского идальго,- был лучшим другом и опорой. Она прекрасно понимала и ценила это. Но вот любила ли? 

Поерзав на кухонном стуле, мужчина удобно устроился за столом, придвигая поближе кетчуп, хлеб и солонку. С наслаждением вонзив вилку в сочный кусок мяса, он блаженно прищурился в предвкушении удовольствия, но подняв глаза на жену, поперхнулся и озабоченно вгляделся в ее хмурое лицо: 

- Плохо спала? 

Она махнула рукой и покачала головой – отвечать не стала. Втянув губами светло-коричневую пенку ароматного эспрессо, посмотрела в окно. Нереально огромные капли дождя быстро пролетали за стеклом, гипнотизируя, околдовывая, воздушным плетением унося сознание сквозь заиндевевшую память. 

Много лет назад она предала любимого человека. 

Она и  сейчас морщилась от презрения к себе, вспоминая ту давнюю историю. Если бы за день до роковой ошибки кто-то предрек ей случившееся, она бы ни за что не поверила - ведь она любила его всю жизнь. Иногда ей казалось, что она родилась с любовью к нему: ползала на четвереньках, безбожно картавила, выговаривая букву «р», ревела у врача во время прививок - все это только для того, чтоб однажды вырасти, превратиться в красивую девушку и стать его возлюбленной. 

В раннем детстве любить его было трудно: когда тебе всего пять лет, а ему уже десять, это не просто разные планеты – это разные галактики. И привлечь внимание далекого инопланетянина  можно только истошным криком из песочницы, осуществляемым на пару с его младшей сестренкой. Это действовало безотказно, и ему приходилось бросать футбольный мяч, спускаться с космических высот своего возраста, и решительно наводить порядок среди расшалившейся малышни.  Когда тебе исполняется десять лет, а ему пятнадцать, можно пойти дальше и поразить его воображение,  без запинки отбарабанив выученный наизусть состав сборной Бразилии по футболу.  

Когда двадцатилетним парнем он вернулся из армии и окинул ее жарким мужским взглядом, она впервые в жизни перестала чувствовать себя угловатым пятнадцатилетним подростком и ощутила всю силу своей женской привлекательности.  А спустя два года познала вкус нежных нетерпеливых губ и, сладко потерявшись в настойчивом желании его горячего тела, услышала счастливый прерывающийся шепот: «Выросла,... хорошая моя... дождался наконец-то». 

Над ухом оглушительно взвизгнул миксер. От неожиданности женщина дернулась и пролила кофе. 

 - Коктейль будешь? 

Довольная мордашка дочери улыбалась ей, застенчиво демонстрируя на зубах новенькие скобы пластинки. Коктейль озадачивал грязно-розовым цветом, поэтому женщина поморщилась, но огорчать ребенка не захотела. Она согласно кивнула и протянула пустой стакан, над которым девочка резво наклонила заляпанную колбу. И в этот момент  на экране телевизора возникло непонятное существо, поражая воображение и отвлекая внимание: ротик ребенка в изумлении приоткрылся, немыслимый Котопес сделал стремительное сальто-мортале, а взбитая сладкая пена лениво растеклась по столу, дотягиваясь щупальцами до детской пижамы и женского шелкового халата. О боже!

После минутной суматохи и строгих отцовских наставлений, обе «пострадавшие» переодевались в детской комнате. На дверце шкафа висело дочкино бальное платье – набухшее нижними юбками и усыпанное сверкающими кристалликами. Давно ожидаемое выступление планировалось только через неделю, но костюм был готов уже сейчас. Заглядевшись на праздничный детский наряд, женщина неожиданно вспомнила собственное свадебное платье: не то - гламурное и облегающее - в котором пасмурным продрогшим днем она пришла с мужем в загс, а другое, - воздушное и пышное. Первое. Которое ей так и не довелось надеть.  

Когда  житейское землетрясение мощным толчком разломило судьбу надвое, свадебное платье так же висело на плечиках, - отдельно от остальных вещей, - а счастливый жених только что купил толстые обручальные кольца. Рассматривая их, она ворчала, что они выглядят «неэлегантно». В ответ он смеялся и говорил, что она ничего не понимает. Зато они солидные и основательные! А это важно, потому как не на пару дней куплено - на всю жизнь... 

В шутливом недоумении она пожала плечами и с удовольствием с ним согласилась. Подружки могли хихикать сколько угодно, но ей, действительно, нравилось его слушаться. Было что-то невероятно притягательное в том, чтобы подчиняться и чувствовать его старшинство – не столько по возрасту, сколько внутреннее, мужское, заслуженное. 

С раннего детства она привыкла к тому, что он старший и сильный, а она может дурачиться и прятаться за его спиной. Она - Малая. 

 «Нет, Малая, прости, - устало сказал он в тот день. -  Я с тобой поехать не смогу. Мне надо хорошенько выспаться». Большую часть зимы и всю весну он отчаянно много работал – им нужны были деньги. Дело, конечно, понятное и обычное – деньги всегда нужны. Но особенно они необходимы тогда, когда приходится платить за ресторан, длинный лимузин, букеты и гирлянды из цветов.  Когда фотограф,  хитро улыбаясь, выкладывает различные варианты композиций и пейзажей, а она теряется и не знает, что выбрать -  ей хочется всего. Когда тамада требует  определиться с призами и программами, а она только беспомощно разводит руками - ей нравится абсолютно все! Иногда казалось, что список затрат не уменьшается, а наоборот -  растет и ширится. По утрам она с тоской смотрела любимому человеку вслед и весь день не могла избавиться от щемящего чувства одиночества. Он почти все время отсутствовал, а домой возвращался чужим, уставшим и до предела вымотанным. По вечерам, забираясь к нему на колени, она пыталась его развлечь и порадовать, щебетала забавные истории, старательно кивала головой, соглашаясь с его доводами, она все понимала, но... 

Но в тот вечер ей снова пришлось ехать на дачу к друзьям одной – без него. В доме, пропахшем вином, порочностью и шашлыками ей удавалось решительно все: она флиртовала, острила и выигрывала конкурсы. Она была самой желанной партнершей по танцам, и в опьянении от собственной красоты блистала, без устали строя глазки, кокетничая и соблазняя... А ближе к утру совершила самую большую глупость в своей жизни.

Как же она надеялась, что он ничего не узнает! Как молилась, чтобы случайные свидетели случившегося, промолчали и не выдали. Смиренно и униженно просила у ангела-хранителя помощи и защиты. Только в этот раз, а больше никогда не понадобится – честно-честно! Но злые вести разлетаются быстро. Отвратительно хлопая черными вороными крыльями, они не спеша кружат над судьбой, неминуемо опускаясь на землю. И вот уже подружки стали заинтриговано перешептываться, глядя ей вслед, а бабки на лавочках осуждающе замолкать при ее появлении. 

 В тот день, когда он все узнал, они встретились посреди зеленого палисадника, слепящего глаза радостным весенним цветением. В двух шагах от них скособочился погнутый турник, на котором он когда-то до изнеможения (на спор!) подтягивался. Чуть дальше тоскливо поскрипывали качели – те самые качели, с которых она однажды прыгнула высоко в небо, изображая птицу, а очнулась на земле, не в силах ступить на сломанную ногу.   

Быстро взглянув в его бледное и потрясенное лицо, она сразу все поняла и в ужасе онемела. Опустив глаза, стояла она в предгрозовом майском мареве, сжавшись в комок, корчась под его словами, бьющими наотмашь. Она судорожно сглатывала, всхлипывала, но не могла выдавить из себя ни слова. В случившемся была виновата только она – от начала и до конца. Но решение принял он. Развернулся и ушел, а ей осталось только глядеть ему в спину, стараясь навсегда запомнить твердую походку, растрепанную макушку и гордую осанку. 

Он всегда был таким: решительным, бескомпромиссным и цельным - все или ничего. И любил также: отдавая себя без остатка, но и взамен требуя не меньше. А она оказалась никудышней и слабой: не смогла сама признаться в случившемся, не смогла извиниться, не смогла даже броситься за ним вслед. Так и осталась молча стоять на краю жизни, врастая ногами в навалившуюся беду. 

- Мам! Ты не забыла записать меня на тренировки?

- Нет... 

- Мам! А, правда, у соседей красивый щенок, только очень-очень глупый? Ведь глупый? 

- Глупый... 

- Мам! Когда ты сегодня вернешься? 

- Не знаю... 

- Что?.. – дочка накрутила волосы на щетку и включила фен. Перекрикивая гудящую технику и свое отвратительное настроение, женщина в раздражении рявкнула: 

- Не знаю! Я работаю – понимаешь?! У меня дела – понимаешь? Мне надо сосредоточиться, а ты тарахтишь не умолкая! 

Ребенок испуганно моргнул, попятился, и она тут же пришла в себя. 

«Да что это со мной? – думала она, подбегая к девочке, обнимая, тиская, зацеловывая ребенка и одновременно испытывая отвращение к себе. - Можно подумать проклятый кошмар мучает первый раз. За столько времени могла бы привыкнуть». 

Но привыкнуть не получалось. Страшное сновидение изматывало уже много лет, безжалостным маятником раскачивая жизнь - то приходя, то уходя. Однажды она не видела его почти год и уже вздохнула с облегчением, решив, что прошлое наконец-то смилостивилось и отпустило ее. Но в тоскливой осенней мороси сон вернулся и принялся с садистским удовольствием терзать ее душу каждую неделю, как будто торопясь наверстать упущенное. 

Лекарства не помогали: она быстро отказалась от них, поняв, что с виду безобидные капсулы напоминают маленьких шкодливых мошенников, которые избавляя от призрачных снов, заодно прихватывают все краски жизни. 

Гипнотизеры, знахарки и экстрасенсы с удовольствием брали деньги, водили руками, сооружали конструкции из непонятных загадочных слов, а сон только смеялся над ними, приходя снова и снова. 

Она смирилась. 

Мрачный бред, выползающий из темных щелей  подсознания, был одновременно одинаковым и разным. Несчастная, неприкаянная и одинокая, женщина брела по незнакомым местам – городу, поселку, аэропорту, заброшенному заводу или же бесконечному в своей нереальности зданию. Антураж не имел значения, важны были только две повторяющиеся вещи: комнаты и двери. Тоскливо переходя из одного помещения в другое, женщина спотыкалась, падала, обдирала колени, плакала от жалости к себе,  ползла по грязному полу, а потом снова с трудом поднималась и плелась вперед. 

Когда окончательно выбившись из сил, она открывала последнюю дверь, то неожиданно видела его, стоящего в середине комнаты – спиной к ней. Окидывая взглядом до боли знакомую фигуру, она еще успевала счастливо замереть в коротком миге узнавания. Но уже в следующую минуту задыхалась от горя. Потому что он начинал неторопливо оборачиваться: она видела резко очерченный волевой подбородок, решительно расправленные плечи и, холодея от ужаса, встречала взгляд любимых серых глаз – полных презрения. 

Барахтаясь в кошмаре, она захлебывалась в его отчужденности, ощущая, как душа намертво вмерзает в опустошенность. Стены комнаты начинали стремительно сжиматься, до пределов наполняясь терпким запахом его ненависти. И удушающим угаром ее непроходящей вины.

Громко звеня тарелками, женщина рывком заложила их в посудомоечную машину, не заботясь о сохранности бельгийской керамики. Теперь семейный долг был полностью выполнен, и пришло время позаботиться о себе.

Прежде чем строгий деловой костюм прильнул к телу, она разбавила его ослепительно белой блузой с завязанным на груди замысловатым бантом. Немного женственности не помешает, решила она. Холеные руки с аккуратным французским маникюром пробежались по лицу, стирая его живую естественность и наполняя искусственными бежевыми тонами. Никакого кокетства: все должно быть строго и отчужденно. Через несколько минут из зеркала на нее взглянула незнакомка – холодная и решительная. Бывали дни, когда женщина пугалась собственного отстраненного облика, но сегодня осталась довольна. Так и надо: денек предстоял нелегкий.

Свою работу она, в принципе, любила. Ей нравилось проектировать дома и, мечтательно улыбаясь воображать чужое счастье в придуманных стенах и интерьерах. Проблема крылась в другом – она не всегда любила  клиентов. Да и как можно нормально относиться к этим странным людям? Казалось бы, каждую деталь в проекте сто раз обговорили, согласовали и утвердили. С затаенной радостью она наблюдала, как человек восхищенно ахает и удовлетворенно кивает в ответ. И вдруг за неделю до начала работ клиента посещает желание изменить смету и переделать большую часть чертежей и эскизов. И хотя ничего страшного в этом не было - обычно она до краев наполнена новыми замыслами, идеями и вариантами - но вот сроки... Сроки в таком случае летят к чертовой матери. Ощущение творческого подъема – это, конечно, прекрасно. Полет фантазии тоже неизменно наполнял ее душу счастьем и гармонией. Однако рутинная работа по бюрократическим согласованиям и утверждениям выматывала все нервы и забирала слишком много времени и сил. В такие дни она раздражалась и начинала всерьез подумывать о смене работы.

 - В контору не заезжай! – голос начальника прорвался из мобильного телефона, прервав тягостные размышления. Настойчивый звонок настиг женщину на половине пути, когда она уже битых пятнадцать минут не могла пересечь запруженный машинами перекресток.

 – Отправляйся сразу в мэрию. Я буду ждать тебя внизу.

Она поняла: Виктор спешит, нервничает и злится. Выбежав из машины, она увидела его располневшую фигуру, мечущуюся перед входом. От напряжения и раздражения тот покраснел. «Выглядит паршиво», - подумала женщина, глядя на перекошенное, как будто сведенное зубной болью лицо. - «Интересно, а что ему сегодня снилось?».

Впрочем, к Виктору - своему начальнику и давнишнему приятелю - она относилась с уважением, отдавая должное его хватке и целеустремленности. С невольным восхищением женщина наблюдала, как уже в следующую минуту мужчина расплылся в широкой улыбке и принялся обольщать и задаривать шоколадками местных секретарш.

Весь день они бегали по комиссиям. Одних по-дружески уговаривали, попивая совместный чаек и рассказывая забавные анекдоты. От других решительно требовали и, до хрипоты крича, били кулаком по столу. Перед третьими приходилось заискивающе юлить и унижаться. К концу дня уставшая и раздраженная женщина подумала, что сегодняшний день похож на срез жизни – сложный, противоречивый и многогранный.

- Вот что... - во второй половине дня они добрались до уютного ресторанчика, где Виктор принялся стремительно уминать огромный бифштекс. – На повторное подписание я с тобой не поеду - сама справишься. А я пока рвану на объект: что-то душа не на месте. Как-никак целый день наши работнички без присмотра были.

Она пожала плечами, привычным жестом «на удачу» поправила часы и моментально сконцентрировавшись, переключила мысли на предстоящее дело. Спустя два часа с чувством выполненного долга женщина опустилась на сидение автомобиля и растворилась в его обволакивающем удобстве.

Больше кофе она любила только свою машину.

Это было ее личное пространство: с нежным запахом ванили и новых чехлов, с бисерной иконкой, уютно расположившейся под экраном навигатора, с губной помадой еще весной забытой в боковом отделении двери и неизменной бутылкой минералки, прочно закрепленной в специальном контейнере. Она включила радио, и оно успокаивающе закурлыкало: «К вечеру ожидается шторм с проливным дождем, поэтому не советуем планировать дальние поездки, а рекомендуем с чашкой теплого чая посидеть на диванчике, слушая нашу радиостанцию».

«Ну да, - рассеянно подумала она. - Посидеть на диванчике! Хорошо бы, конечно, но у меня в конторе дел по горло». Ее настроение стало стремительно меняться. Уже в следующую минуту она иронично и зло хмыкнула: «К тому же, когда на тебя наваливается ночной кошмар, сидения на диванчике не только не помогают – они мешают».

Женщина раздраженно крутанула переключатель радиостанции. И тут же юный голосок, сопровождаемый рыдающим синтезатором, тоненько заныл из автомобильных колонок: «Я его так любила, так любила...». Да что же это?!! Она шлепнула пальцем по выключателю. Уж лучше ехать в тишине, чем слушать это бесконечное: любовь - морковь, пришел - ушел, забыл - не простил. Сговорились все, что ли? А впрочем...Зачем злиться?

Она ведь тоже сильно любила его. Хотя в то счастливое время редко об этом задумывалась. Когда он уходил, она мучительно сжалась от отчаяния и боли, уже понимая, что их история закончилась, произошло ужасное и непоправимое. Но всей катастрофы случившегося тогда не осознала. Потому что продолжала с надеждой смотреть в будущее. Ведь что такое девятнадцать лет? Кажется – все еще впереди. Обязательно придет новое счастье – вот оно, уже ждет за следующим поворотом! Новые признания закружат голову, охапки цветов украсят руки, а белая фата прозрачным облаком полетит по ветру. Так и случилось. Вот только в глупом юношеском идеализме ей казалось, что новая любовь будет такой же огромной и всепоглощающей. Возможно даже больше прежней! Но прошли годы, и  женщина с ужасом поняла: больше – не будет. Больше – просто не бывает...

В отстраненной тишине светлого и стерильного офисного коридора звуки ее шагов отражались напряженными сухими выстрелами. Одна из дверей резко распахнулась, и Виктор перехватил ее возле кабинета:

- Ну?!!!

- Все хорошо, не волнуйся. Сейчас допишу новое резюме, потом...

Он нетерпеливо перебил ее:

- Резюме – ерунда. Его и Антонина напишет. Как прошло подписание?

- Нормально. Не хватает только кривоватого росчерка Вернера, – она невесело усмехнулась и пояснила: - Он не смог приехать. У него, оказывается, сегодня день рождения.

Виктор негромко, но смачно выругался. Женщина даже бровью не повела. Они были знакомы со студенческих времен - она его не боялась и не стеснялась.

- Не переживай, я завтра к нему съезжу. Возможно это даже к лучшему, зато успеем что-нибудь придумать с подарком.

Виктор нахмурил лоб и пожевал толстые губы.

- Нет. – Подумав, сказал он. - Подпись хорошо бы получить сегодня. Понимаешь, завтра это будет гораздо сложнее: он начнет мучиться похмельем, а может, вообще ночью умотает из дома в поисках приключений. Это же Вернер! – Виктор хитровато подмигнул: - Может, съездишь?

 Она с сомнением пожала плечами, но взглянув в его лицо, согласно кивнула. Надо – значит надо.

- Умница! - удовлетворенно произнес он, теребя ее по плечу. - Тогда я ему сейчас позвоню, предупрежу. Только знаешь что? Ты свою машину оставь здесь, а сама поезжай на такси. У тебя задний подшипник гудит со страшной силой. Неужели не слышишь?! А если колесо отвалится? Ты на полной скорости вылетишь в кювет, - он неожиданно начал довольно похрюкивать. - А я останусь без лучшего сотрудника! - Начальник пришел в полное восхищение от собственного мрачного остроумия.

В другой раз она бы непременно его осадила и ввязалась в дружескую перепалку. Но не сегодня. Не удостоив Виктора ответом, женщина резко развернулась и прошла в комнату секретаря.

- Тоня, вызови мне такси, пожалуйста, - отчеканила она и только потом огляделась по сторонам.

В приемной царила неформальная обстановка, а несколько человек – знакомых и незнакомых - в расслабленных позах раскинулись на диване и креслах. Здесь явно отмечалось какое-то событие. На журнальном столике для посетителей теснились чашки и фужеры, скрывая в образовавшихся дебрях разоренные блюда с пирожными и бутербродами.

- По какому случаю праздник? – Стараясь исправить оплошность, женщина изобразила лучезарную улыбку.

- Леночка проставляется. Она увольняется, представляешь? Все так внезапно! Оказывается, они с мужем уезжают жить за границу. И до последнего дня держали все в секрете. Конспираторы!

- Надо же, - женщина вежливо улыбнулась, изображая интерес. Ее контакты с Леночкой были весьма поверхностными, поэтому никаких сожалений она не испытывала.

Плюхнувшись в свободное кожаное кресло, женщина уютно вжалась в упругие подушки. Взяла пирожное. Изящной вилочкой с ожесточением раскромсала податливую зефирную плоть, испытывая удовольствие от производимого на тарелке тотального разрушения.

 «Я – Кали, - внезапно подумалось ей, - уничтожительница любви, счастья, уюта и даже несчастного кусочка торта...» Ее замутило. Мысль была совершенно абсурдной, дикой, но всякий раз, как подобные ассоциации приходили в голову, ей неизменно становилось тошно. Стараясь не привлекать внимания, она осторожно отодвинула в сторону ставшее ненавистным пирожное.

- Да... - Мимоходом подпиливая ноготки, Тонечка продолжила начатый разговор. – У всех что-то происходит, и только я сижу здесь безвылазно. – Надув пухлые, чувственные губки, она - голосом капризной девочки - многозначительно заключила: - Люди уезжают и приезжают...

«Действительно, - вторя ей, устало подумала женщина. – Уезжают и приезжают».

Вот и он тогда уехал. Вернее, вся их семья уехала - приблизительно через полгода после случившегося. Вроде бы ему предложили отличную работу в другом городе, прекрасные условия, огромные перспективы для роста и такой гонорар от которого было невозможно отказаться. Поэтому они срочно продали квартиру и уехали.

Ну и хорошо. Можно было только порадоваться - жизнь не особенно его баловала. Отец бросил их, когда он был школьником, а сестренка ходила в детский сад. Неожиданно он остался единственным мужчиной в семье и страстно мечтал быстрее вырасти. Сколько она его помнила – он всегда хотел стать взрослым, сильным и надежным. Другие ребята попивали пивко в подворотне и били баклуши на уроках, а он с шестнадцати лет работал и старательно учился: платные университеты ему не светили.

Узнав о его отъезде, она подумала, что теперь сможет вздохнуть с облегчением. Больше не придется озираться по сторонам и пугливо, хотя и сладко вздрагивать, видя в каждой похожей фигуре – его. Не надо будет обходить стороной привычный с детства продуктовый магазин,  мучительно стыдясь встреч с его матерью – несостоявшейся свекровью. Не придется, краснея, расспрашивать знакомых перед праздниками и днями рождения, стараясь избежать встреч в одной компании с его сестрой – бывшей подругой.

Все это она поняла умом. Но не сердцем. Глупый мускульный кулачок болезненно сжался и пропустил несколько ударов. Наступившей нескончаемой ночью она досыта отревелась. Когда же ближе к утру с трудом уснула, то впервые начала скитаться по незнакомым комнатам и гулким коридорам. А открыв последнюю дверь, утонула в его ненависти, собственной вине и пришедшей следом абсолютной пустоте.

Огонек такси мигнул рассеянным в дожде светом, пока машина надрывно урча и разбрызгивая в стороны потоки воды, выезжала с площадки перед огромным домом. Женщина быстро окинула взглядом вернеровский дворец, который величественно выплыл из темноты леса, напоминая освещенный огнями океанский лайнер.

Зябко поеживаясь и стараясь не растерять стремительно ускользающее из-под пиджака тепло, женщина взбежала по лестнице, прикрываясь от дождя небольшим кожаным портфелем.

Праздник был в самом разгаре.

Пройдя через просторный холл, она тщательно осмотрелась в большом зале, густо украшенном вычурной золотой лепниной.  Затем миновала уже покинутую гостями столовую, тускло освещенную библиотеку и распираемую сигаретным дымом бильярдную. Очутившись в оранжерее, женщина занервничала.

Вернера нигде не было.

Это был плохой знак: известный гуляка и бабник, тот мог запросто уединиться на верхних этажах с подвыпившей цыпочкой. И что ей тогда делать? Заглядывать в спальни, аукаться и нарываться на неприятности? Она мысленно сложила проклятия на голову Виктора, Вернера и заодно всех мужчин. «Все! – решила она. – Сейчас вызову такси и закончим на этом». 

Ей невыносимо и томительно захотелось домой – к телевизору и долгожданной чашке кофе. Торопливо возвращаясь назад в холл, она на всякий случай еще раз с надеждой заглянула в гостиный зал. Но, нет – здесь все осталось по-прежнему: сбившиеся кучками компании совершенно незнакомых людей, белый концертный рояль возле окна (интересно, на нем хоть иногда играют?), раздвинутая в беспорядке мебель «под старину» и низко висящая псевдосредневековая люстра. Ей внезапно подумалось, что замысловатая кованая композиция стесняется собственной нелепости и, прячась под потолком, пытается спастись от насмешливых взглядов, прикрываясь беспорядочно раскиданными железными щупальцами.  «Бездна вкуса» - с иронией хмыкнула женщина.

Но именно благодаря чудовищной люстре она его заметила.

Мужчина стоял в середине комнаты – спиной к ней. Один из подсвечников изогнулся прямо над его головой, нависая и как будто указывая. С интересом окинув взглядом статную мужскую фигуру, она неожиданно увидела, как он до боли знакомым движением запихнул руки в карманы брюк. Женщина оцепенела. «Не может быть!» - выдохнула она и еще успела счастливо замереть в коротком миге узнавания. Но уже в следующую минуту задохнулась от горя. Потому что он начал неторопливо оборачиваться: она увидела резко очерченный, волевой подбородок, решительно расправленные плечи и, холодея от ужаса, встретила взгляд любимых серых глаз – полных удивления.

...В этот момент она должна была проснуться. Но не проснулась. Потом подумала, что хорошо бы упасть в обморок или умереть. Однако качающимся истуканом осталась стоять на месте. Резко дернув головой, женщина попыталась отвести взгляд, но тело неожиданно стало жить собственной жизнью, поворачивая шею обратно. Смотреть на него было больно, не смотреть – невозможно.

Превозмогая ватную онемелость и звон в ушах, она наблюдала, как щека у мужчины нервно дернулась и он что-то произнес. Услышать его она не смогла –  просто прочла по губам:

- Здравствуй...

И тогда натянутая до предела струна нервов лопнула - выдержка изменила ей. Расталкивая людей, она понеслась по комнатам, не разбирая дороги, спотыкаясь, хватаясь за попадающиеся по пути предметы и совершенно не понимая, куда и зачем бежит. В конце одного из коридоров увидела распахнутую дверь и, ворвавшись в комнату, не раздумывая, трясущимися руками закрыла защелку. Ей нужна была передышка.  Настойчивая необходимость хоть пару минут побыть одной.

Оглядевшись по сторонам, она поняла, что оказалась в просторной ванная комнате, отгороженной от мира хлипкой дверью. И все же призрачной преграды хватило, чтобы она смогла перевести дух. Ноги сразу же предательски подкосились, и по холодной стене женщина медленно сползла на пол, одновременно хватаясь руками за голову. С усилием, до боли она сдавила виски, однако это не помогло - мысли рассыпанными бусами разлетелись в стороны. Прорвав плотину первого потрясения, из глаз полились слезы, принося смутное облегчение и одновременно превращая косметику на лице в жалкое месиво. Тихонько всхлипывая, она привстала и добралась до раковины, где беззастенчиво воспользовалась хозяйскими гелями, ватками и лосьонами. Затем пристально взглянула на себя в зеркало: лицо, - лишенное брони косметики, порозовевшее и припухшее от слез, - стало молодым, глупым и ужасно несчастным.

Неожиданный стук в дверь тряхнул, вывернул ее из едва наступившего успокоения и снова окунул в лишенный рационального объяснения ужас. Она замерла и ощутила, как сердце с усилием заколотилось в горле. Настойчивый стук повторился. Едва дыша, женщина на цыпочках подкралась к двери и, распластав ладони возле лица, прижалась к холодной поверхности.

- Открой! – Велел он. Услышав голос, глухо раздающийся с другой стороны реальности она,  - не отдавая себе отчета, будто отмотав пленку на десяток лет назад, - привычно подчинилась.

Защелка глухо щелкнула и, резко дернув дверь, мужчина перевалился через порог. Он стремительно шагнул и, обхватив руками ее голову, развернулся к свету. Не произнося ни слова, внимательно заглянул женщине в лицо.

Этого вынести она не могла.

Нельзя! Нельзя, чтобы он видел ее такой, - некрасивой и заплаканной, - поэтому она истерично забилась в его руках и, захныкав начала отчаянно вырываться. На мгновение он опешил и ослабил хватку. Она сразу же выскользнула и, заметавшись, быстро распахнула его пиджак, утыкаясь носом ему под мышку. Дрожащая и всхлипывающая, женщина походила на перепуганного зверька, в ужасе забившегося под корни спасительного дерева.

 Мужчина замер. Нежно прижав ее к себе, он неторопливо и осторожно погладил женщину по голове. Паника снова нехотя отступила, возвращая утраченное на несколько мгновений чувство реальности. Женщина обмякла и смогла расслышать гудящий звук лампы, одновременно ощущая накатившую волну запахов: дезодорант, мужской одеколон, легкий аромат рубашки выстиранной хорошим порошком и  едва заметный, но ощутимый привкус дорогой ткани подкладки.

Все это было незнакомым, чужим: он все-таки здорово изменился.

Мужчина что-то успокаивающе бормотал, а затем аккуратно стянул с себя пиджак и прикрыл ей плечи и голову. Заслоняя телом от посторонних глаз, он быстро повел ее к выходу из дома, пробираясь через любопытствующие комнаты праздничного дома. Борясь с истеричным смехом, она подумала, что в этом маскараде они выглядят ужасно глупо и на самом деле только привлекают лишнее внимание. Ей неожиданно пришло в голову, что она напоминает провинившуюся кинозвезду, которую заботливый телохранитель тащит через толпу папарацци.

В его машине она смогла окончательно взять себя в руки.  За пару секунд, которые понадобились мужчине, чтобы дойти от ее двери до водительского места, она огляделась по сторонам и испытала горечь. Здесь тоже все было чужим: ни в одной детали не чувствовалось его личности и неповторимости. Любимый мужчина упорно оставался фантомом – бестелесным и постоянно ускользающим. Впрочем, когда он тяжело опустился на водительское сидение и завел двигатель, она успокоилась. В этой машине и не могло быть его вещей: брелок на ключах зажигания явственно свидетельствовал  - джип арендован.

Освещение праздничного дома тускло пробивалось сквозь тонированные стекла, наполняя пространство вокруг них интимным уютом. Следующий час, сидя в машине под окнами вернеровского дома, они продирались в вязком разговоре, который ей никак не удавалось воспринять целиком. До растревоженного сознания доходили только смутные части и обрывки:

Как ты здесь оказалась?...Вернер один из наших субподрядчиков. У меня проект, договор. А ты?...В прошлом году одно дельце с ним провернули - теперь на день рождения позвал. У меня самолет через три часа...Ты женат?...А ты замужем?...У меня дочь...А у меня сын...Как мама, сестра?...А твои – живы-здоровы?

Время шло. Нет, не так: оно улетало - стремительно, глупо и безвозвратно. Внезапно ее охватило отчаяние – они говорили не о том. Чувствуя, как слова комом застревают в горле женщина, - уже не сдерживая слез, - с трудом выдавила:

- Я думала... Никогда больше тебя не увижу.

- Не надо. - Мужчина наклонился и осторожно провел большим пальцем по ее мокрой щеке. - Я слезинки не стою.

«Не стоишь? Ты?! А кто тогда стоит?» - подумала. Но не сказала. Начала бы говорить и точно не справилась с истерикой. Краем глаза она заметила, как желваки напряженно перекатились у него по скулам и, едва сдерживая ярость, мужчина зло процедил сквозь зубы:

- Устроил тогда драму, - отвернувшись, он поморщился и в сердцах хлопнул ладонью по приборному щитку. – Отелло доморощенный!

Лицо его постепенно теряло напряженность и становилось усталым. Губы дернулись в горькой усмешке.

- Я ведь старше тебя, - уже спокойнее пояснил он. - Мог быть умнее.

Откинув голову, мужчина рывком ослабил галстук, и до нее дошло: похоже, все эти годы ему - как и ей - было очень не сладко. Это было несправедливо и ей захотелось пожалеть его, сказать, что это не правильно: она – заслужила, он – нет. Женщина подалась вперед. Близко придвинувшись, заглянула мужчине в лицо и только в этот момент с обрушившейся, как лавина, очевидностью поняла - это действительно Он. Его глаза – они были прежние: серые, серьезные и родные. А вот черты лица стали грубее. И плечи шире...

 «Заматерел» - с нежностью подумала женщина. Пришедшее на ум слово показалось смешным, и она впервые за вечер улыбнулась, а уже в следующее мгновение с испугом и блаженством ощутила, как на нее накатывает оглушающий приступ любви. «Сейчас будем целоваться» -  обморочно поняла она и, в попытке сохранить остатки здравого смысла сжала рукой телефон, лежащий в кармане пиджака. Тот жалобно пискнул потревоженными кнопками.

- Что? Что такое?.. – Мужчина отстранился и напряженно моргнул. – Пришло сообщение? Тебя ищут? Пора домой?

- Пора... - не веря, что произносит это, подтвердила она.

Он тут же резко отвернулся к окну, и больше она не смогла видеть его лицо.

 -Ну что же, – помолчав, сказал он. - Все правильно... Нет, в самом деле – меня ведь тоже самолет ждать не будет.

Разрезая мокрую темноту фарами, машина понеслась по шоссе утопающему в дожде. Мрачная темнота леса постепенно сменилась огнями многоэтажных домов, которые призрачными силуэтами заплясали в водянистой дымке улиц и перекрестков. 

- Я хорошо помню город! – Это были единственные слова, которые он произнес за время пути. Даже ее слабые попытки показать дорогу и завести нейтральный разговор окончились полной неудачей.

Перед подъездом ее дома они как чужие - деловито и  торопливо - обменялись номерами телефонов. Прежде, чем окончательно расстаться, он на мгновение замешкался.

-Ты позвонишь? – все же решил уточнить он, внимательно всматриваясь в ее лицо.

-Да... - ответила она, но голос был безжизненным, слабым, и мужчина болезненно дернулся, взглянув с неожиданной обреченностью. Потом понимающе кивнул: оба слишком хорошо представляли, что произойдет, если они начнут созваниваться и встречаться друг с другом.

На прощание он взъерошил ей волосы, и бережно, томительно и долго поцеловал в макушку. Его теплое дыхание в сыром ночном воздухе согрело кожу и сладкими мурашками разбежалось по телу.

Мужчина развернулся и пошел к машине.

Она снова смотрела ему вслед. До боли сжав кулаки, женщина поняла, что больше не в состоянии видеть его спину. Это невозможно. Это больно. Это сведет ее с ума!  Ей вдруг подумалось, что она уже половину жизни смотрит. Ему. Вслед. И неожиданно тяжелой ношей придавило понимание: судьба сделала полный круг и замкнула кольцо.

Когда огни машины скрылись за поворотом, женщина вихрем пронеслась по лестнице и, ворвавшись в квартиру, больным зверем заметалась по комнатам. Она роняла вещи, отвечала невпопад и, в конце концов, обессилено рухнув на диван, услышала за спиной облегченный вздох родных людей.

 Муж и дочка уже давно разбрелись по кроватям, а она еще несколько часов неподвижно сидела, делая вид, что смотрит телевизор. Потом пила кофе. После пятой чашки сбилась со счета. Какой смысл считать? Количество кофеина явно зашкаливало. Трясущимися руками она раскрошила несколько таблеток аспирина и проглотила кисловатый порошок, стараясь хоть немного унять головную боль и внезапно появившийся озноб.

Она думала о своей жизни. О том, что, похоже, снова собирается предать. На этот раз другого близкого человека – своего мужа. Когда-то она причинила страшную боль любимому мужчине, но сделала это не осознанно, по глупости. Однако теперь на юношеское недомыслие уже не спишешь. Сегодня – все по-другому. Женщина безжалостно взглянула правде в глаза: предательство становилось ее сутью – изменила тогда и готова изменить теперь. Помотав головой, она судорожно всхлипнула и поняла, что совершенно не понимает, как будет с этим жить.

К трем часам ночи измученный организм не выдержал. Кофе и аспирин, замешанные на издерганных нервах отвратительной смесью выплеснулись наружу. Несколько долгих минут рвота мучительно выворачивала ее тело над изысканной гранитной раковиной, которая с бульканьем заглатывала спускаемую воду, возмущаясь происходящими в ней низменными событиями. Прополоскав рот, женщина с трудом доплелась до кухни и прижалась лбом к холодному оконному стеклу.  

«Я не должна, я не могу, - говорила она себе. - Я не должна... Не могу...Я...»

Я взяла в руки телефон, и он предостерегающе мигнул дьявольским желтым огоньком. Я торопливо набрала номер, который несколько часов назад клеймом прожегся в памяти. Я вслушалась в протяжные гудки, отдающиеся нервным звоном не только в голове,  но и в сердце. Я напряженно замерла, когда далекий родной голос хрипло полыхнул в сознании: сметая все на своем пути, - сокрушительно и безжалостно, - и одновременно принося долгожданное облегчение и прощение. И тогда неожиданно онемевшими губами я выдохнула слово, которое выстрадала - кошмарными ночами и пустыми днями. Слово, на которое я только что бесповоротно дала себе право:

-Здравствуй...