Феникс

На новом месте Аллегре приснились маки и ликорис. И младенец посреди цветов. Цветов, обернувшихся дивным шелком – пламенным, алым, переливчатым, – изукрашенным золотыми перьями птицы сижант. Из такого же шелка была сшита свадебная стола ее матери, горевшая под пурпурной паллой, когда вдовая Юлия обещалась богатому торговцу финикийских кровей Ан-тону: «Где ты Гай, буду я, Гайя».

Аллегра проснулась спозаранку и всплакнула, когда поняла, что чудесный малыш ей лишь приснился. Что она не введена в дом мужа, а при сгинувшем отчиме так и остается под опекой матери, которая мечется из города в город, из провинции в провинцию, в поисках все новых и новых оберегов, амулетов и заклинаний. Нет, пора осесть. Аллегра давно в состоянии принять мужчину. После завтрака она непременно попросит Юлию выделить приданое и подыскать ей нестарого, доброго жениха из достойной семьи. А уж расплатившись тремя монетами за огонь и воду из рук мужа, сделает все, чтобы ощутить под сердцем желанную тяжесть. И да помогут ей Пертунда, Венера и Према. И Мутун-Тутун. За годы путешествий привыкнув к вольной жизни, она постарается переломить себя, постарается подчиниться мужу и сохранять покорное положение. Ах, если б можно было иметь ребенка, не отдавая во власть мужчины самое себя  и всё свое имущество.

Утро еще не занялось, но Морфей бежал от нее. В одной лишь тунике и легких солеях Аллегра поспешила в кладовую. Ей не терпелось увидеть наяву приснившийся свадебный наряд матери, коснуться знака, дарованного в сновидении.

Камора была заставлена ларями и сосудами причудливой формы, собранными Юлией за несколько лет странствий. Со шнура под потолком свисали высохшие пучки неведомых трав и пергаменты с непонятными иероглифами.

Аллегра почему-то знала, где искать. В незапертом ларе из кедра благоухал сундучок из сандала. А в нем оказался свинцовый ларчик. Тяжелая крышка поддалась, открыв чудо огня – шелк запылал даже при сумеречном свете из маленького оконца под потолком. Руки сами собой вынули невесомую свадебную столу из гнездышка, встряхнули и приложили к груди. Золотая вышитая птица словно склонила голову Аллегре на плечо и обволокла девушку крыльями. Клепсидра в углу вдруг закапала чаще и чаще. Свитки и травы затрещали и вспыхнули. Глиняные сосуды брызнули осколками, а медные и бронзовые покорежились, словно стиснутые десницей титана. 

В коридоре зашлепали босые ступни, и в кладовку ворвалась растрепанная мать в одной тунике.

– Дурочка! Ты что удумала?! Брось сейчас же! В тебе моя кровь, а...

– А то, что обязалась сделать женщина, может осуществить ее дочь, – раздался голос от порога, и в камору шагнул дряхлый старик, серый, словно слепленный из пепла и дорожной пыли. – Предательница. Ты добровольно согласилась стать моей в обмен на богатство и власть...

– ...и на долгую жизнь, – воскликнула Юлия.

– Да, на долгую жизнь. Но время преображения настало. Настало раньше, чем я предвидел, раньше, чем ты надеялась, клятвопреступница, и ты скрылась от меня, попыталась возвести между нами препоны. Но тщетно противиться судьбе и стихиям. – С каждым шагом, с каждым словом дряхлость спадала с мужчины: он распрямлялся, становясь выше и могутнее, седые волосы налились золотом и медью, серые глаза изумрудно засверкали. Финикиец Ан-тон развел руки, и ладони его вспыхнули, язычки огня побежали по телу. – Иди же ко мне, жена моя, возлюбленная моя, увенчаем нашу свадьбу. Не бойся, наслаждение от нашего единения превысит короткую боль. Стань моей до конца.

– Я с первой встречи всем сердцем принадлежу тебе, принадлежу мужу, которого страшусь узреть. Ведь ты пожрешь меня, поглотишь меня...

– Наши начала сольются, и мы сделаемся едины в одном, чтобы жить вечно, – Огненный Человек взял Юлию за плечи и притянул к себе.

Аллегра уронила столу и, пятясь из кладовой, видела, как мать со стоном подалась в пламенное объятие, как лицо ее озарилось счастьем, как огонь поднялся, скрывая обе фигуры.

За порогом она споткнулась о нубийца, доверенного раба Юлии. Тот скорчился на полу, накрыв голову руками, и от удара пяткой пробормотал: «Досточтимая Белая Матрона соединилась с Рыжим Человеком». Аллегра подождала, пока отблески на стене потухли, и шагнула к двери. Всё в каморе стало золотым: стены, пол, потолок, лари, остатки сосудов. А на полу, на алом шелке лежал младенец и смотрел на нее зелеными глазами. Она подхватила на руки раскрасневшегося малыша, пахнущего свежевыпеченным хлебом, и возблагодарила Весту.