На перекрестке
Младой Тэмлейн достался ей - Ни с чем остались мы! Р.Бернс "Тэмлейн" (Перевод М.Ковалевой)
Но что же так больно и трудно дышать, Когда, продерясь сквозь сады и посевы, То иволги голос, то плач королевы Зовет, не дает, ни работать, ни спать. Дорогой ночною подковы звенят, И свет из окошка уже не виднеется. Ах, Дженнет, мое золотое деревце, Не позабудь меня. В.Завгородний "Тэмлин и Дженнет"
На перекрестке трех дорог стоял крест. Под крестом на насыпи сидел старик с посохом на коленях, обратив лицо с закрытыми глазами к солнцу. На вопрос прохожего «Деда, а как пройти на ферму Эллисланд?» он, помолчав, ответил вопросом: – А почто тебе в Эллисланд, паря? – Хочу подсобить дом отстроить после пожара, да заодно кой-что спросить у Тэма Лина. – А с чего ты взял, будто на ферме пожар был? – Так в песне про то говорилось на вчерашней ярмарке. В песне про Тэма и Дженет. – Ну-ка, ну-ка, повтори мне ту песню. Про пожар я еще не слыхал. – Не, деда, петь я не мастак, да и слов толком не запомнил. – Ну, хоть перескажи, про что там. Только с самого начала. Да ты присядь, в ногах правды нет. И не спеши, не тараторь. – Старик повернул голову к собеседнику, не открывая глаз. Путник примостился рядом, положил котомку на землю, вытянул длинные ноги. – Значит так. Рвала Дженет цветы на лугу у реки и донеслась до нее из леса на другом берегу печальная песня. Жалился парень, что после Дня Всех Святых под холм заберет его Царица Фей и лишит света Божьего. Перешла мостик Дженет, по голосу нашла певца и показался он ей краше всех на свете. То был Тэм Лин. Он девушку обласкал да научил, как его от плена избавить. – Быстро они у тебя сладили, – проворчал старик. – Только встретились, и сразу под куст. – Не сбивай, деда, – отмахнулся рассказчик. – В ночь пришла Дженет на перекресток трех дорог и дождалась верховых. Пропустила всадников на вороных конях и на буланых, а седока, что был на белой кобыле, стащила наземь и крепко схватила. Оборотился он аспидом, плюнул ей в глаза ядом, но Дженет не отпустила. Стал волком и зарычал прямо в лицо, зубами защелкал, а она, знай, держит. Превратился в меч раскаленный и ожог ей руки, но Дженет стерпела – не бросила. – А после меч оказался горящим углем, и умница Дженет кинула его в воду, – скучно продолжил старик и даже зевнул. – Нет, деда, не так. Меч обернулся скворцом, и Дженет – сожженными-то ладонями – его не удержала. Но сообразила, успела сорвать с себя шерстяной плащ и накрыть им и птицу, и себя. И с земли Тэм Лин поднялся уже человеком, нагим, как его мать родила. А плащ сделался бархатным. – И Царица Фей крикнула Тэму, что, если б раньше проведала о его измене, вырвала бы ему бесстыжие глаза и вложила заместо них по гнилушке, – опять не утерпел старик. – А Царица Фей сказала Дженет, что хоть той хватило любви, чтобы превратить шерсть в бархат, но нет такой силы, чтобы певца-бродягу удержать на месте и сделать хорошим мужем. Что станет для Дженет тот плащ свадебной мантией, вот только счастье новобрачной продлится недолго. Не дольше, чем бархатный плащ будет греть ее плечи. А потом и ее навсегда забудет Тэм Лин. – А дальше-то что? – морщинистые веки разомкнулись, обнажив бельма. – Ну, Тэм с Дженет дали клятвы друг другу, и невеста была в том самом плаще. Свадьбу знатно отгуляли. Но молодой муж хозяйствовать был не мастак, года не прошло, как он заскучал и ушел петь песни по городам – народ веселить за гроши да харчи. Немало времени спустя, как-то в грозу молнии подожгли несколько крыш, и пока Дженет с работниками выводили скотину из хлева, и дом сгорел, и плащ заветный в сундуке тоже сгорел. Тут стала Дженет косы на себе рвать, убиваться, что не вернется к ней больше ненаглядный Тэм Лин. И вдруг наутро подкатила к ферме карета и вышел оттуда Тэм и накинул жене своей на плечи бархатный плащ еще богаче свадебного. Чтобы счастье ее никогда не кончалось. – Рассказчик протяжно выдохнул и замолчал. – А на пожарище расцвел белый шиповник, – сколько-то прождав, добавил старик. – Что? Какой шиповник? – не понял парень. – Раз с цветов начал, цветами и закончи! Хоть шиповником, хоть чертополохом, – припечатал слепец березовым посохом. – На то есть правила, как историю вести. До Тэма Лина их блюли строго. – Так не я ж сочинял, а на ярмарке арфист пел. – Торговец бархатом горсть монет арфисту отсыпал – тот и спел, что заказано. Одному, небось, нужно было дорогой товар распродать, а второму, может, и в охотку, хвату эдакому, чужую песню переиначить. А ты, паря, простец простецом, раз той песне поверил. Слава Богу, не случалось на ферме Эллисланд пожара. И Тэм Лин с Дженет из наших краев уже много лет как уехали. – Эх, – вскочил путник, – опять меня обвели! – Ладно, не горюй. – Старик похлопал по насыпи рядом с собой, приглашая снова присесть. – В простоте душевной греха нет. Порадовал ты меня давней историей на новый лад. Вот послушай, как оно на самом деле случилось. Тэм Лин был пришлым. Незнамо откуда забрел к нам на ярмарку и углядел там Дженет. Волосы у нее были чисто золотые, ее только слепой не заметил бы. И одевалась она справно от щедрот отца своего. Стали они встречаться, вместе на разные посиделки ходили. Тэм на всякие работы подряжался, чтобы им не разлучаться. Вроде как прижиться старался. – А как же его песни? Он что, даже и не пел? – И пел, и свистал, и плясал – в любом веселье он был первым. Хотя в борозде прыти-то убавлялось. Вот когда Дженет понесла, кинулись они в ноги к ее отцу, мол, признай-ка, батюшка, наш брачный контракт, нашу клятву над быстрой водой. Но тот, не будь дураком, позвал подручных, да хорошенько начистил хребет Тэму и выгнал паскудника под страхом, что насмерть забьет. Потом по-всякому заставлял Дженет замуж выйти, парня ей подыскал стоящего... Только она ни в какую. – Так и рожала безмужнею? Сраму не побоялась? – Так и рожала. Но она безмужней себя не считала, все твердила, что муж у нее уже есть и другого ей не надо. Мол, со дня на день Тэм за ней и за дитем ихним вернется. Отец за такие речи поколачивал ее в сердцах, так, бывало, приходила Дженет сюда на перекресток и на дорогу глядела. – А Тэм Лин так и не вернулся? – Да нет, вернулся. Года через два, или поболе. В карете, как ты и сказал. Не возок какой, а две лошади в упряжке. Увез нашу златовласку в город – там, слышь-ка, нашлись такие дураки, которые за его байки да песни платили щедро. Вон их теперь на каждом застолье поют. Хотя складывал он их не по правилам. И девок портил, и стихи портил. А о чем ты Тэма спросить-то хотел? – Как повстречать Царицу Фей? Старик уронил посох и заругался. – Ну, паря, да ты совсем без царя в голове. Лучше невесту для себя приищи, а от всякого морока шарахайся да беги со всех ног. Давай-ка, ступай домой, там проползи под смородиновым кустом и бери за себя первую девушку, какую после увидишь. Бог тебе в помощь, давай, иди, нечего тут рассиживаться. Ишь, Царицу Фей ему подавай. Сплошной ветер в голове – видать, мало пороли. Слушая удаляющийся топот, старый слепец положил на колени посох, поднял к солнцу лицо и, успокаиваясь в вечной темноте, пробормотал: – И не Тэм Лин то был, и не Дженет. Взаправду-то их звали Робин и Джин. Эх, Джин... И почто тебе сдался этот чужак? Даже имя твое в своей песне переиначил.
|