Перед праздником в любой организации возбуждение и суматоха. Небесная канцелярия не составляла исключения. Там было все, кроме возбуждения, потому что запарка не уничтожала ангельского терпения. Издавна повелось, что работу они в эти дни делят с Дедом Морозом. Он выполняет пожелания материального, так сказать, характера, а небеса взяли на себя все остальное. Остального, надо сказать, хватало, но с каждым годом становилось все меньше. Перестал народ мечтать о возвышенном, сосредоточившись на квартирах и машинах. С этим разбирались помощники св. Николая. Ангелы же метались среди тонких материй: чувств, невнятных потребностей души, эмоционального голода... Слава Богу, никто уже не желает в Новый Год вечной жизни! Но и с вечной любовью проблем хватало. Ведь в нынешние времена уверение о пользе вечной любви к Богу ценности не имеет. Требуют вечной любви однокурсницы Маши с угрозой суицида в случае невыполнения. Да что Маша! С Машей как раз проще всего! Попробуйте устроить ночь любви с Мадонной на ангельском уровне... А ведь это, в соответствии со старинным договором, на Деда Мороза не спихнешь. Вот и стоял на небесах в новогоднюю ночь, заглушая звуки арфы, рабочий гул.
- ...любовь мужа, ...любовь...любовь..., любовь шефа, ...надежды на победу в Олимпиаде (это не срочно, отложить), ...мечта о вдохновении (ага!), ...любовь, ...любовь, ...любовь...Кин Конга? ... любовь Джулии Робертс (а сколько ей, кстати, сейчас лет? Она ж ему в бабушки годится), ...хочу жить с ангелом, ...любовь... Что? Повторите предыдущий заказ.
Срочно разыскали того, кто вчера удачно справился с почти безнадежным заданием, соорудив один телефонный звонок и маленький потоп. Остальное получилось само собой, но ясно было, что это результат виртуозно просчитанных вероятностей и тонкого психологического анализа. История успела распространиться в ангельской среде и обрасти подробностями. Женщина была безнадежна, и личный ангел-хранитель только растерянно хлопал крыльями, расписываясь в собственном бессилии...
...Лизавета сидела в своем любимом потертом зеленом кресле перед телевизором и смотрела одним глазом в телевизор, а другим – в сервант рядом с ним. В телевизоре показывали рождественскую рекламу Кока-колы, которую она знала наизусть, а потому чисто машинально мурлыкала вместе с хором: «Праздник к нам приходит...», а в серванте стояла бутылка заграничного шампанского, которое по логике вещей нужно было бы поберечь до Нового года. Но – праздник к нам приходит, разве не так? С праздниками возникала проблема, потому что трудно было решить вопрос, какой из них выбрать. Праздники шли косяком на все вкусы и вероисповедания, начиная от западного Рождества, до Старого Нового года, приводившего в изумление всех иностранцев недоступной их воображению загадочностью. Новый год среди всех был единственным всеобщим, по дате которого пришли к консенсусу: с тридцать первого на первое. Дальше шел разнобой, придававший жизни некоторое разнообразие из-за появившегося у народа права выбора. Лизавета, естественно, задумалась, какому из них стоило бы отдать предпочтение на этот раз. Ну, для разнообразия, раз уж оно предлагается.
Осознав свободу, Лизавета воспрянула духом. Как хочу – так и праздную, - подумала она, - и когда хочу! Третий вариант, - с кем хочу, - даже не возник в голове, потому что давно уже было не с кем. Перевалив за сорокалетний рубеж, дважды разведенная женщина может остаться одинокой, хотя для этого надо особенно постараться. Лизавета, наоборот, не приложила к этому никаких стараний: обе ее старинные подруги, раньше составлявшие праздничную компанию, отсеялись поочередно, выбрав между ней, Лизаветой, и ее первым, а затем и вторым мужем соответственно, - ее мужей. Она осталась одна в однокомнатной квартирке, выделенной от щедрот вторым бывшим мужем, с телевизором, цветами на подоконнике, полосатой кошкой Шебой и старым любимым креслом. В зеркало смотреть не хотелось, потому что хотелось видеть там Джулию Робертс, но ее там не было, а смотреть на начавшую полнеть стареющую тетку с унылым лицом – кому ж охота! Лизавета посмотрела на вспыхнувшие огни рождественской рекламы в телевизоре, и осознала, что тоже достойна праздника. Праздника и сказки.
Поставив перед собой задачу создать праздник, Лизавета получила необходимый толчок к действию. Чтобы не ждать долго, праздновать нужно первое, что подвернется. Первым было западное Рождество, сегодня уже двадцать третье, оставался один день. Сочельник – всплыло в памяти, постный день, копченая рыба, покупка подарков, установка и украшение елки, что б было подо что их положить. А с первой звездой - Рождество. Праздник к нам приходит, - опять замурлыкала Лизавета бодро, делая смотр столовому белью и посуде: все должно быть, как на картинке. Скатерть нашлась, но не особо нарядная. Надо завтра подсуетиться с украшениями. И елку купить, и закуску, и рождественского гуся, за которого с успехом сойдет курица. Лизавета занялась поисками старой книжки с кулинарными рецептами, которые собирала, будучи замужем первый раз. Саша любил вкусно поесть и поощрял ее желание создать ему уютный домашний мирок, из которого не захотелось бы уходить. Люська абсолютно не умела готовить, но виртуозно умела украшать себя косметикой, парфюмерией, модной одеждой. Лизавета впервые засмеялась, вспоминая измену и первый развод. Кто ж тебя теперь кормит, милый! За что боролся, на то и напоролся. Вот он, рецепт: курица фаршированная из журнала «Бурда». Ее-то мы и сделаем гусем программы.
Весь следующий день был истинно предпраздничным, то есть прошел в приятных хлопотах. В обеденный перерыв был совершен марш-бросок по магазинам, где закуплены давно не использованные в меню деликатесы: авокадо, креветки, испанский виноград и все по рецепту для курицы. К столу нашлись чудесные салфетки с новогодним рисунком и даже свечки в форме елочек и снеговиков. С елкой повезло еще больше. В цветочный магазин только что привезли из Голландии чудные живые елочки в горшках. Такая простоит свеженькой до Старого Нового года. Понравится – можно праздновать еще двадцать дней. Нагруженная покупками Лизавета взяла такси, уж праздник – так праздник! С тех пор, как второй муж, Дмитрий, ушел к Ларисе, она лишилась не только отличной работы бухгалтера в его фирме, но и ставшего привычным автомобиля. Теперь на работу она ездила на метро. Ну, да черт с ним!
Итак, все хлопоты завершены. Стол получился как в кино, елочка украшена гирляндой лампочек и нитями золотого и серебряного дождика, струящегося от золоченного ангела на верхушке, бутылка шампанского, что ждет в холодильнике, установлена в медное старинное кашпо, которое прекрасно сошло за ведерко для льда, накрытое белоснежной крахмальной салфеткой. «Гусь» покрывается румяной корочкой в духовке. Пора переходить к следующему этапу праздника – украсить себя. Лизавета включила в ванной воду и достала из сумки флакон, на который ухлопала баснословные деньги. Французская пена для ванны с ароматом зимних фиалок. Наверное, тех самых, за которыми посылали падчерицу в зимний лес. Вот и начинается настоящая сказка! Лизавета плеснула щедрой рукой и взбила пену. Можно блаженствовать, сколько влезет, никто торопить не будет. Никто не спросит в сотый раз, придет ли Дедушка Мороз, не забыл ли он их адрес, не потерял ли мешок с подарками. Это обстоятельство было под запретом, и думать о нем Лизавета раз и навсегда себе запретила. Вот и сейчас в голову не пришли сожаления об отсутствии в ее жизни детишек. Все уже отплакано, и слезы давно высохли. Пятый десяток разменян, пора привыкнуть. Сегодня генеральная репетиция новой жизни.
Разомлевшая от фиалок и теплой воды Лизавета потеряла бдительность и дальше сделала все наоборот: вылезла из ванной, накинула старенький махровый халат, ну никак не соответствующий новому образу красивой жизни, вынула пробку из ванны, включила воду, чтобы сполоснуть ее, но вдруг решила сначала привести себя в порядок и включила фен, подсушить волосы. Тут, как всегда некстати, резко прозвучал телефонный звонок. Непонятно, почему неожиданные звонки так действуют на нервы? Вот и теперь она вздрогнула, потому что в такое время ей давно уже не звонили. Она вздрогнула и уронила фен. Он с плеском упал в воду, и тут же погас свет. От неожиданности Лизавета уронила и полотенце, которым только что вытирала волосы. Громко выругавшись, она вышла в прихожую к телефону.
«Здравствуйте. Мы проводим социальный опрос населения. Вы могли бы ответить на наши вопросы?» Было темно, в ванной шумела вода, но она ведь вынула пробку, так что все в порядке. Так почему бы и нет? «С удовольствием, - сказала Лизавета, удобно устраиваясь на стуле у телефона, - что вас интересует?» Лизавета не отказывалась участвовать в опросах, потому что это создавало впечатление ее значимости, нужности ее мнения в решении всяких важных вопросов. Вот и теперь она высказалась по поводу изменений в законе о выборах. Обсудить, покритиковать, не со всем, но согласиться – это ее гражданский долг, так ведь? В пятницу вечером вряд ли найдется еще одна такая активная дамочка из тех, кому за сорок.
Ее еще благодарили за любезность и потраченное на благо социологии время, а во входную дверь начинали колотить равномерными сильными ударами. Что бы это могло быть? – подумала Лизавета, попрощалась с социологом и подошла к двери. «Ну, и кто там так старается разбить мою дверь?» - попыталась перекричать шум она. Стук прекратился, но послышалась невнятная ругань и требование открыть чертову дверь. «А зачем я буду это делать? Может, вы бандиты! И даже наверняка. Я сейчас спущу собаку» Такую угрозу Лизавета слышала в одном фильме. Изобретение одиноких женщин. Но бандит за дверью повел себя не адекватно. «Да хоть стаю! – заорал он и опять грохнул кулаком по двери, - вы меня заливаете, черт возьми!» От неожиданности Лизавета, не думая о последствиях, распахнула дверь. Лестничная площадка была ярко освещена, и она зажмурилась, но потом быстренько открыла глаза успеть посмотреть на бандита, пока он не стукнул ее в челюсть или по голове, чтобы она отключилась и не смогла запомнить и описать нападающего. Она внимательно его рассмотрела: ей отлично было видно и лицо, и костюм, и... На бандита он не был похож, хотя кто их теперь знает. Это был представительный мужчина в отличном костюме, седеющие виски и разгневанное лицо напоминали какого-то голливудского актера. Но Лизавета после второго развода на такие галлюцинации не покупалась. Она спокойно затянула поясок халата и подняла вопросительно бровь: «Ну, и что за шум?»
- Почему у вас темно? – агрессивно приступил к переговорам незнакомец, - И вы слышите, у вас течет вода, а у меня с потолка капает, скоро посыплется штукатурка. У вас авария?
- Это у вас авария, а у меня все в порядке. Через два часа наступает Рождество, я его встречу и без электричества, при свечах. Так что у меня все окей. Желаю и вам...
Но мужчина отодвинул ее в сторону и вошел в темную квартиру. Лизавета успела отметить себе, что не отпихнул, а деликатно отодвинул. Поэтому, догнав его, она доброжелательно предложила: «Погодите, я могу зажечь свечу» и пошла в комнату шарить в темноте по столу. Свеча-снеговик попалась под руку после того, как опрокинулся и разбился бокал для шампанского. Лизавета это не увидела, но по звуку предположила самое худшее. Так ведь всегда бывает, когда сначала все идет слишком хорошо.
- Вот, зажигайте! – запыхавшись, выскочила она в коридор.
- Чем? – раздраженно буркнул он, теряя терпение.
- А у вас разве нет зажигалки?
- Я не курю, зачем она мне?
- Мне – тем более. Курить я бросила вместе со вторым мужем. У меня даже кухонная зажигалка электрическая.
- Так может, у вашего мужа, хоть он и не курит, припасены спички?
- Вы не поняли. Муж брошен вместе с сигаретами, - мрачно пояснила Лизавета, осознавая, что отделаться от непрошенного «бандита» будет нелегко, - Стойте здесь, я зажгу свечу от газовой горелки на кухне.
- Идем вместе, - решительно заявил незнакомец, - нужно скорее перекрыть воду.
- Моя вода как течет, так и вытекает, - обиженно заявила Лизавета, которую переставало развлекать развитие сценария. По программе уже должно было наступать праздничное рождественское веселье с музыкой и шампанским, а она еще соленой семги не поела, чтобы проводить сочельник в нарядной блузке. Впотьмах за руку ведя мужчину на кухню, Лизавета пошлепала по коридору... стоп! А откуда здесь вода?
- Господи, и у меня вода потекла! От вас, наверное, - бормотала она растерянно, переставая сопротивляться нахлынувшему разочарованию: пропал праздник! Столько стараний – и все коту под хвост!
- От меня – снизу вверх? Вы, голубушка, на Нобелевскую премию замахнулись! - ехидно заметил он, но опомнившись, рявкнул, - Зажигайте скорее! Будем разбираться.
Свеча затеплилась слабым огоньком, потом разгорелась, создавая вокруг них подобие светового круга в кромешной тьме. Это уж совсем ей не понравилось, интим из этого дома был давно и решительно изгнан. Лизавета отключила на всякий случай духовку, чтобы не испортить хотя бы курицу, и пошлепала в промокших тапочках обратно к ванной. Из-под двери растекалась большая лужа. Мужчина ринулся к ванне, но она вцепилась в его пиджак, пытаясь удержать от попытки сунуть руки в ванну.
- Все под током, это самоубийство – лезть в воду!
- Где вы тут в темноте видите ток! Тока вообще нет, - он оттолкнул Лизавету с дороги и начал закручивать краны.
Уже поскользнувшись и падая в лужу, Лизавета разочарованно всхлипнула: не удержался на пьедестале мужик, сорвался, как и все остальные! Додумать эту малоутешительную мысль о сущности мужчин она не успела, ощутимо приложившись головой о край ванны. Пришла она в себя через минуту (она так надеялась, потому что очень хотелось хоть раз упасть в обморок по-настоящему, потерять сознание, а может – и память, как все приличные героини романов), ощущая, как стекает по лицу вода и прилип к телу мокрый халат. Призрачно-тусклый свет тенями метался по ванной, делая ее неузнаваемо-чужой. Боже, что с ней такое? Снится все?
- Я что, в ванну свалилась? – с надеждой спросила она.
- На пол. Это я, должно быть, вас толкнул. Извините.
- Да что вы, не за что, - пробормотала она, борясь с истерикой, - Уж если к нам приходит праздник, то веселье по полной программе. К ночи соберу воду, протру пол, а потом выпью шампанского...
- А потом пойдете вытирать воду в моей квартире. До шампанского. Мастера завтра придут отчитываться за ремонт, а я их обрадую повторным ремонтом. Потолки в ванной и коридоре в хлам. Вашими стараниями, спасибо вам большое!
Лизавета прислушалась к себе, решая, стоит ли снова попытаться потерять сознание, но поняла, что не сумеет. Ёжкин свет!!!!
- Но послушайте, при чем тут я! Я ведь достала пробку из ванны перед тем, как фен упал в воду и свет отключился, - слабым голосом запротестовала она.
- Правильно, но после этого вы заткнули слив полотенцем. Вот этим, - он двумя пальцами приподнял лежащее на ее лбу полотенце, слабо пахнувшее фиалками.
Лизавета обреченно застонала.
Она привычно ловко орудовала тряпкой, собирая воду в ведро, когда в дверь опять заколотили. Шмякнув мокрую тряпку об пол, Лизавета распахнула дверь, даже не спросив, кто там. Хуже этого уже не будет, кто бы там не ворвался в ее дом, еще час назад сиявший чистотой, уютный и пахнувший хвоей и жаренной курицей. И фиалками. Этого Лизавете было жаль больше всего. Интересно, если бы ей не пришло в голову встречать Рождество 25 декабря, случился бы этот кошмар, или все прошло бы спокойно и заурядно? На пороге стоял все тот же мужчина, который продолжал выглядеть как голливудский актер, то есть представительно, дорого и аккуратно одетым.
- Ну? –безрадостным голосом спросила она и нагнулась за тряпкой.
- Почему вы опять без света?
- Я все еще без света. В понедельник вызову электрика.
- У вас нет знакомых мужчин, чтобы ввернуть пробки?
- Вы за мной? – проигнорировав вопрос о мужчинах, перешла к следующему Лизавета, - Сейчас закончу и приду.
- Можете не спешить, у меня, оказывается, дверь захлопнулась.
- Ну, что ж, не ко мне одной сегодня праздник в дом пришел, - обрадовалась Лизавета.
- Где у вас пробки можно посмотреть? А потом мне позвонить надо.
- Пробки – там, телефон – здесь, - лаконично ткнула пальцем Лизавета и понесла выливать ведро.
Закончила она уборку при свете. Мужчина, представившийся Александром Георгиевичем, в прихожей звонил по телефону, должно быть своим мастерам, обрадовать. Лизавета, не торопясь, заново принимала ванну с фиалками. Услышав, как зовут мужчину, она сначала не поняла, что это тот же Саша, но потом сразу решила, что из-за всяких там Сашек снова ущемлять свои интересы, как при первом муже, было бы идиотизмом. И так жизнь из-за одного из них наполовину поломана, так что ж, и Рождество встречать, вымокнув в луже? Не дождетесь! Лизавета, не торопясь, вымыла и уложила волосы, надела наконец свою нарядную блузку, даже новые колготки и выходные туфли. Кто как хочет, а она все ж отметит Рождество, а завтра вымоет ему квартиру. Из ванной она вышла, преображенная надеждой, что вечер испорчен не до конца. Может быть.
Лизавета включила подогреть курицу, которая получилась очень удачно, с золотистой корочкой, а с брусничным вареньем будет просто изысканной, достала из холодильника шампанское, поставила его в лед. Так, салатик, рыбка, фрукты, потом курица под видом рождественского гуся... А ведь получается неплохо, даже можно сказать, что по-королевски. Дождаться, пока посторонние покинут квартиру, - и можно приступать. Но Александр Георгиевич все еще топтался у телефона, похоже, переговоры его затягивались. Лизавета соорудила Рождественский Кошачий пир Шебе, которая всю катастрофу спокойно проспала в своем кошачьем домике, заменила разбитый фужер на другой, передвинула свечку-елочку, чтобы скрыть брешь в сервировке, и выжидательно уставилась на спину Александра Георгиевича, все еще не выпускавшего из рук телефонную трубку. Интересно, не мужчины ли пустили слух, что болтать по телефону любят женщины, чтобы отвести от себя обвинения? Ага, идет. Ну, на какого же артиста он похож, черт его возьми! Однако выглядел Александр Георгиевич невесело. Наверное, с мастерами поругался.
- Вы случайно ничего не знаете про кесарево сечение?
Лизавета, едва удержавшись на ногах от внезапной слабости, уставилась на него.
- Что? Случайно? Про что? – она попыталась удержать дрожь в голосе.
- Про кесарево сечение. Это опасно? – похоже, что ее дрожь не шла ни в какое сравнение с дрожью, колотившей его.
Мужики всегда так реагируют на подробности обычных женских дел. Но Лизавете стало его жалко: неизвестное всегда страшит вдвойне, особенно впечатлительных мужчин.
- Кесарево сечение – это операция вроде удаления аппендикса, - бодрым голосом экскурсовода начала она утешения, - делают его довольно часто, поэтому вашей жене ничего не грозит.
- Дочери, - сквозь стиснутые зубы процедил он, - Дочку увезли по скорой, ей рожать еще через две недели. Я вот квартиру им подарил, чтобы с внуком прямо из роддома – сюда. А сейчас дома на автоответчике сообщение от Сережки, мужа ее. Ну, что увезли.
- Почему?
- Ей стало плохо. Понимаешь, - он как-то незаметно перешел на «ты», словно в этой ситуации можно было говорить лишь с близким человеком, а Лизавета оказалась ближе всех, потому что была единственной, кто находился рядом, - Сережка сам толком не знал ничего, когда первый раз звонил. Это когда я из квартиры сюда ушел, и он меня разыскивал, - пояснил он, - Следующее сообщение – про кесарево. Оно вдруг оборвалось, наверное - его мобильник разрядился. Я пытался дозвониться до него, но он уже не отвечал. А мой телефон в квартире заперт. Вместе с ключами, бумажником... о, черт, черт, черт!!!
- Где она лежит? Может, поехать и все узнать самому?
- Куда? Куда поехать-то? Сережка с перепугу не сказал, куда ее повезли. А кесарево – это долго?
- Разрезать, достать, зашить, - Александр Георгиевич побледнел , хотя куда еще? Лизавета заспешила, - Минут двадцать. Полчаса. Вряд ли больше. Не волнуйтесь. Сейчас будем звонить.
Лизавета ободряюще похлопала бедного мужика по руке и пошла к телефону. Конечно, к ночи в субботу получить сведения сложнее, народ хочет покоя, надоели звонки от ополоумевших папаш, ждущих, когда жена разродится, а тут еще дед с вопросами... Но от Лизаветы не так просто было отмахнуться. Она таки их достала. «У мамочки все в порядке. Ребенок здоров, вес три семьсот пятьдесят, рост пятьдесят два сантиметра» - услышала она скороговорку и заорала в ответ: «А кесарево?». «Какое кесарево, она сама разродилась». Трубку бросили, но пока больше ничего и не важно. Новоявленный дед дергал ее за рукав, еще не зная, что в Рождество все обязано заканчиваться счастливо.
- С рождением вас! Мать в порядке, ребенок здоров. И никаких кесаревых. Три семьсот пятьдесят – это много или мало? А пятьдесят два сантиметра? Вы не знаете?
- А вы? Вы-то должны знать! – улыбка Александра Георгиевича ширилась, пока он хватал Лизавету в охапку и начинал ее целовать, а она отбивалась. Но он, похоже, обезумел от облегчения и счастья, поэтому считал себя обязанным поделиться им с ней. А вот хотела ли она, чтобы с ней им делились так энергично? Лизавета задумалась, упуская момент, когда уместно было бы закончить все классической пощечиной.
- Пармские фиалки, - шепнул он между поцелуями, -У меня теперь радость всегда будет ассоциироваться с запахом твоего тела.
- Лучше выпить шампанского, - пробормотала смутившаяся Лизавета, - Открывай. И вообще пора поесть. Рождество наступило!..
...Совещание было коротким. Ангел трепыхнул крыльями, но был вынужден согласиться, что невыполнение этого заказа нанесет стойкую психическую травму клиенту, который может в итоге разувериться в существовании ангелов вообще. Грех в целях спасения души подопечного не в счет. Старший распорядитель взмахнул крылом: «Ныне отпускаю...»
На краю сияющего света, переходящего постепенно в туманную завесу облаков, ему встретились два деловито спешивших ангела, которые вдруг уставились на постепенно темнеющую, уплотняющуюся фигуру в джинсах и куртке, поблескивающей застежками и заклепками. Такое они видели всего несколько раз. Сдержав любопытство, лаконично спросили:
- Вниз? – он кивнул, - Надолго?
- Да нет, - чисто человеческим жестом он пожал плечами, - Лет на пятьдесят...
...Лера проснулась как от толчка. Слегка кружилась голова, но после шампанского у нее всегда она кружилась. Хорошо, что отказалась пить водку, которую подливал сосед по столу. Когда веселье достигло апогея и перешло в буйные пляски, она тихо смылась домой, прихватив полупустую бутылку Чинзано, оставшуюся недопитой случайно: кто-то поставил ее на подоконник за штору. Кто-то будет разочарован, если к утру вспомнит про тайник, - подумала тогда Лера и усмехнулась, наливая себе рюмочку любимого вермута. Теперь, проснувшись дома на своем собственном диване, Лера пыталась сообразить, сколько таких рюмочек она выпила в одиночестве перед телевизором, приглушенно изображавшим безудержное веселье. И отчего ей было так тоскливо, хотя она впервые за долгое время осталась одна. Она прислушалась к себе – тоска отступила, сменившись странным ощущением. Совершенно непонятным ощущением.
Лера села и охнула, разглядев смутный силуэт на фоне светлеющего окна. Не дожидаясь ее истерического вопля, мужчина мягко улыбнулся и спросил: «У тебя есть кофе? Я заварю нам по чашечке» Ошеломленная Лера молча кивнула и махнула в сторону кухни. Думать, откуда взялся незнакомец, не хотелось. Хотелось лежать на диване перед телевизором и ждать, когда мужчина впервые в жизни, вместо окриков и тычков, сам принесет ей на подносе чашечку кофе в постель. Лера перестала думать о фантастическом неправдоподобии происходящего, а просто зажмурилась от удовольствия и даже замурлыкала засевшую в голове популярную песенку: «Ангелы здесь больше не живут. А-а-ангелы здесь бо-о-льше не...»
Он тихо вошел с подносом, на котором стояли две чашки из парадного бабушкиного сервиза. Странно было видеть парня под метр девяносто, шагающего к ней так мягко, что не звякнут чашки на подносе. Божественный аромат кофе защекотал ноздри.
- Никогда не пой при мне эту песню, хорошо? – сказал он просительно, - Я теперь с тобой.
P.S. Я немного смухлевала, когда сочиняла эту историю: картинки у меня лежали давно. Они мне нравились. Когда я начала писать, ангел и его крылья, повисшие на 50 лет на гвоздике, стояли у меня перед глазами. Ради чего он мог снять крылья? Только ради женщины. Ради любви. Но до описания любви дело не дошло, потому что подглядывать за Ангелом неприлично...
Мне понравилось!