|
Все было покрыто снегом. Белое покрывало словно укутало землю в этот предрассветный час. На улицы еще не вышли дворники, не засуетился народ, спеша, кто на работу, а кто просто по своим делам, поэтому на дорогах не было ни одного следа человеческого присутствия. Земля казалась девственно чистой и такой обновленной, что трудно было представить, будто через каких-то пару часов больше не будет этой снежной красоты, что белоснежное покрывало превратится в месиво грязи смешанное с разной пакостью, и что тишину, эту благословенную тишину, нарушат грубые голоса человеческих детей.
Такие, и подобные таковым, мысли быстро проносились в сознание маленькой снежинки, медленно парящей над землей. Она не торопилась падать на землю, не торопилась расстаться со своей такой короткой, но такой счастливой и чистой жизнью, какую она непременно вела все эти несколько минут полета, после чего снова и снова возвращаясь в объятья облаков для того, что бы через некоторое время заново опуститься на землю. Но сегодня снежинка хотела изменить привычный порядок вещей, как делали это и другие ее сестры, как делала она пару раз раньше. Сегодня она хотела вновь спуститься на Землю, и почему-то ей казалось непременно важным спуститься именно здесь, в этой, такой сдержанной, части планеты.
Но вернемся немного назад, что бы полностью объяснить ход таких поспешных сейчас, но не тогда, событий. Не далее как поздним вечером 24 декабря, за сутки до рождества, некоему джентльмену по имени сэр Робертс пришла в голову приотличнейшая мысль. Он решил съесть ореховый пирог, посчитав его самым лучшим средством от всей хандры, да и вообще от всех отрицательных эмоций вместе взятых. Так он и сказал своему ближайшему родственнику, горячо любимому сыну, Джэймсу. - Да, да, сын мой, - говорил сэр Робертс, - ореховый пирог миссис Фэлтон, самое лучшее средство от всего, что может быть плохого в этот радостный день великого празднества, - и немного подумав, добавил. – И не только в этот день, сын, но и во все последующие и предыдущие. – Старик весело засмеялся, видимо нашедшей немалую долю юмора, и иронии одновременно, в своей последней реплике. Но чему удивляться, когда его слова были удивительным парадоксом, возможной и невозможной вещью в одно и тоже время, что он не преминул заметить. – Последующие и предыдущие, - повторил сэр Робертс, сидя в большом кресле возле горящего камина. Ноги его были заботливо укутаны пледом, в руке он держал книгу не столь интересного, сколь популярного автора на тот момент, но спроси его кто-нибудь, что он читает, какого автора и про что сама книга, сэр Робертс врятли нашелся бы с ответом. – Слышал сын? Разве не поразительно сказать подобное? Ведь последующее дни будут вскорости и предыдущими. – Сказав это, он хлопнул себя по колену, как бы поражаясь своему открытию. - Да, отец, весьма поразительно. – Отвечал ему сын. Сэра Джэймса Робертса не поразило сие открытие, что наверняка понял бы любой человек, окажись кто свидетелем данного разговора, но его отцу и такого замечания было достаточно. Джэймс сказал «поразительно», значит, так оно и есть. Сэр Уолтер Робертс никогда не славился умением распознавать человеческие эмоции по их лицам, нет, он всегда руководствовался только ихними же словами и заверениями. Ежели ему кто скажет, будто бы чувствует себя превосходно в компании, которая не вызвала бы даже чувство простого успокоения, он бы поверил незамедлительно, ведь эта персона высказалась так, а не иначе. И в этом был весь сэр Уолтер, всегда принимавший все за чистую моменту, и веривший людям беззаветно. - Так вот, - продолжил тем временем отец, следя за своим единственным сыном, наследником его состояния, и просто за очень сдержанным человеком. - Миссис Фэлтон живет на Уоллинг-стрит, что напротив бывшей типографии, и я желал бы, что бы ты сию минуту же отправлялся к ней, с просьбами испечь для нашего стола пару, а то и тройку (здесь сэр Робертс хитро улыбнулся) ореховых пирогов. – Молчание. Сэр Джэймс Роберт до того чинно сидевший в кресле, расположение которого было прямо напротив отцовского, и, попивая коньяк, выдержки не меньше как десяти лет, неожиданно вздрогнул.
- Нет, нет и нет. Отправляйся тотчас же, не хочу и минуты промедления. Что если на завтра ты не застанешь ее дома? – Воспрашал его сэр Робертс. – Или она будет занята другими делами? А сейчас ты так или иначе застанешь ее дома и свободной ото всяких дел. – Заявлял его отец. «И неудивительно – вздыхал Джэймс – в одиннадцатом часу-то быть занятой или не быть дома весьма маловероятно». Но намерения свои не изменил, и, в конце концов, ему удалось-таки убедить отца отсрочить его задание, и слава всевышнему, ибо, если он этого не добился бы, пришлось бы Джэймсу наперекор всем правилам приличия идти к миссис Фэлтон в столь неурочный час и просить о приготовление пирогов для его невыносимого (но этого он, разумеется, никогда вслух не признает, поскольку не смотря ни на что любил его) родителя. Желания отца уже давно стали негласными законами для сына, старавшегося облегчить его одинокую старческую жизнь. Мать его, леди Робертс, скончалась в позапрошлом году, и после этого, и раньше не отличавшийся терпением и моральными рамками, сэр Робертс распоясался вовсе. Видит бог, родитель его горячо любил свою покойную Элинор, и без нее стал совсем отбиваться от рук. Все началось с малого, но завершиться могло отнюдь не таковым. То он решил взять покровительство над детьми своего управляющего, стал одаривать их самыми немыслимыми подарками, чем они не преминули воспользоваться, и стали просить все больше и больше, пока сам Джэймс не вмешался в это гнусное вымогательство и не прекратил его раз и навсегда. В следующий раз отец захотел облагодетельствовать не просто некоторых выборочных, но практически всех, и стал задаром отдавать прекрасных скакунов, великолепную мебель, фарфор, хрусталь, словом все то, «что ни в коем разе не могло не понадобиться крестьянам», - как говаривал потом со смехом, его друг, сэр Олденбэк. И на этот раз Джэймс вмешался, прекращая весь этот балаган, запрещая отцу, со всей твердостью и непреклонностью, вообще подходить к каким бы то ни было предметам, находящимся в доме, или на территории поместья. Не приведи господь, он решит и землю раздарить, - думал его сын. Отец же, в свою очередь, ничуть не каялся в своих поступках. Наоборот, он был вполне уверен, что поступал, как ни есть правильно и должно. - Что есть все эти блага, дорогой мой сын, - отвечал он на высокомерные укоры Джэймса, - когда Любовь оставила этот мир, и больше не озаряет его своим блаженным светом? И тут-то «дорогой сын» понял (хотя надо заметить, не прямо сразу, лишь через какой-то промежуток времени, за который его родитель успел натворить еще не одну выходку), что его отцу не хватает любви, и что он вытворяет все эти глупости лишь по одной простой причине – желание привлечь внимание его, Джэймса. Ведь лишившись Элинор, его любимой Элинор, у него осталась всего одна поистине ценная радость, и эта радость звалась Джэймсом Робертсом. Сын сэра Уолтера Робертса, сын и наследник. Единственная связывающая нить с его покойной женой. Здесь все стало ясно, сэр Робертс и раньше не хотел быть обузой. Он никогда никому не навязывался, и хоть он и любил общество и общение, и был рад любой веселой (а то и невеселой, ведь всегда он и сам мог развеселить кого угодно) компании, все же навязывать свое общество он никому не собирался. Под «никому» понимался также и его горячо любимый сын. Смекнув все это, Джэймс, как бы невзначай, предложил отцу переехать в Лондон, поближе к нему. Ведь все же, как бы горячо в ответ сын не любил отца, все-таки взрослому мужчине в тридцать лет хочется жить самому, без наставления родителей. Но он (после согласия отца, которое, надо заметить, было дано с поспешным радушием, из чего следовало, что только этого тот и ждал) выбрал дом, как можно ближе к своему собственному, и проводил с ним дни и вечера, как можно чаще. А иногда даже оставался у него погостить, что некоторым казалось весьма странным, ведь его собственный дом всего в квартале от отцовского. Но ни сын, ни отец предпочитали не говорить об этом. Первый, потому что делал это только ради отца, но, не желая ранить его чувствительную гордость (ведь тогда он непременно разгневается на него, упрекнув за столь деликатное и вовсе ненужно обращение с ним, будто бы он ребенок), говорил, что здесь приятнее виды из окна. Второй же знал, что Первый делает все это только для того, что бы угодить ему (в противном случае, уже нашел бы себе занятие поинтереснее, чем обхаживать старика), но, тем не менее, ему было приятно внимание сына. Сэру Робертсу так не хватало задушевных бесед с Элинор, но поскольку этому уже не бывать, во всяком случае, пока, он был рад и слушателю-сыну. Да, Джэймс был весьма неразговорчив, но зато внимательный и чуткий слушатель, - успокаивал себя сэр Уолтер. Он знал, что в обществе его называют самым высокомерным и бесчувственным джентльменом, которого только можно сыскать. Холоден, неразговорчив, но сэр Уолтер так же знал, что все это по его вине, будучи слишком развеселым, он видимо как-то навредил сыну, быть может, Джэймс поначалу просто стыдился такого невежественного, в некоторой степени, родителя, а потом и вовсе закрылся, боясь стать таким же бездумным и чересчур вольным человеком, как и он сам. А сейчас Джэймсу приходилось еще тяжелее, стараясь проводить с отцом больше времени, он незаметно черствел еще больше, увеличивая и подчеркивая разницу между ихними поведениями. Видя это, сэр Уолтер Робертс сильно огорчался, он хотел сделать нечто хорошее для сына, и не просто хорошее, он хотел, что бы его сын, наконец, понял, что нет ничего страшного в том, что бы иногда (конечно, не так часто как сам сэр Уолтер) хорошенько повеселиться. Он искренне от души желал, что бы Джэймс встретил наконец-таки барышню, которую смог бы назвать своей женою, которая растрясла бы его черствую натуру, и растопила бы лед в его душе. А после чего, они могли бы подумать и о детишках, об очаровательных внуках и внучках, коих так не хватало эксцентричному старику.
Большие напольные часы, что стояли недалеко от камина, в котором все еще весело потрескивал огонь, пробудившись от своего сна, пробили двенадцать ударов. - Ужель так поздно? – совсем не удивившись, спросил сэр Робертс. – Что же, пора и честь знать, - засмеялся он. – Пора на отдых, - Джэймс тут же оказался возле отца, с намерением помочь ему подняться, но тот его остановил. – Полноте, полно, я еще не так стар, чтобы не смочь подняться к себе в спальню, или ты не того же мнения? – пристальный взгляд отца заставил сына отойти. - Конечно, нет, вы знаете, что я всегда был самого высокого мнения о ваших способностях. – Усмехнулся Джэймс. - Все шутишь, шутишь, - пробормотал старик, ловко поднимаясь из кресла. – Но так помни обещание, сын. Добрых снов. – Сказав это, он быстро скрылся в темном проеме, выходящем в холл, где располагалась лестница, ведущая в покои на вторых этажах. Оставшись один, Джэймс, уже не в первый раз, тяжело вздохнул. Он помнил, помнил это обещание, данное отцу, лишь бы отсрочить визит к миссис Фэлтон. А обещание состояло в том, что бы быть на Уоллинг-стрит еще до того, как она встанет. Это обещание он сдержит, лишь визит немного задержит, решил он. И отец тогда ничего не сможет поставить ему в вину. На этом порешив, Джэймс допил коньяк, и тоже отправился спать, как ни как ему надо поспать, завтра много дел, а на сон практически не остается времени.
Таким вот образом оказавшись в рассветные часы на Уоллинг-стрит в здании, расположенном по соседству с домом миссис Фэлтон, Джэймс Робертс и стал свидетелем невероятного события. Молодой мужчина, как раз, кутался в свое теплое соболье пальто, ибо немного подмерзал, так как здание сие совсем не отапливалось. Когда-то давно здесь располагалась пекарня, но мистер Норис, владелец оной, несколько лет назад решил переехать в Бат, поближе к дочке, что «так удачно вышла замуж», как любил говаривать он. Помещение же он так и не смог продать, а может, и не захотел, вообщем-то это никому известно не было, да никто и не задумывался над этим вопросом. Так или иначе, здание пустовало уже, как минимум, год или около того, и Джэймс решил, что это отличное место, чтобы подождать подходящего времени для визита. Очень обрадованный своей хитростью (ведь он действительно был на Уоллинг-стрит «еще до того», как встала миссис Фэлтон), Джэймс бессознательно следил за веселым хороводом снежинок, кружащихся за грязным окном здания. Он не то, что бы думал о красоте природы, что вы, этого он не позволит. Во всяком случаен, никто не узнает об этом, или его репутации «холодного джентльмена» придет конец. Но, тем не менее, младший Робертс, так же, как и первая участница нашей истории, с восхищением думал о том, что снег окутал землю, словно белое пушистое покрывало, и с грустью о том, что вся эта красота исчезнет через каких-то несколько часов, когда народ высыпит на улицы с разного рода делами и поручениями. Тут-то он и заметил, как одна маленькая снежинка, хотя она и была крупнее своих сестер, ловко нырнула за угол типографии, перед этим попарив немного в воздухе. Естественно молодой мужчина принял это за игру воображения, рисованную его подмерзшим мозгом. Однако через несколько минут (после того, как он отошел от окна, потер руки, снова подошел к окну, внимательно посмотрел на угол, еще раз отошел, и так несколько раз), он все-таки решил проверить, мало ли что. Он не знал, что именно собирался отыскать там, и что это за «мало ли» могло быть, так как не мог даже вообразить, что такое крохотное и сверкающее могло само перемещаться. Однако, что-то двигало его вперед, быть может любопытство, которое он уже давно подавил в себе, а быть может и легкомысленная, азартная натура, которая примечает все необычное..., хотя нет, эту натура он подавил в себе еще раньше, чем любопытство. Но, тем не менее, он вышел из здания (как ни странно, оно не было заперто. Скорее всего, думал потом Джэймс, это бродяги открыли его, даб;;ы хоть немного согреться, но, поняв затем, что внутри так же холодно, как и снаружи, покинули его, не потрудившись закрыть), и направился прямехонько на Дублин-стрит, где и расположилось здание бывшей типографии. Быстро преодолев небольшое расстояние, Джэймс свернул за угол и не поверил своим глазам.
Перед ним предстала очаровательная белокурая особа. На ней было дорожное платье светло-кремового цвета (не новое, но очень качественное – отметил он), волосы струились по спине, и это совсем не придавало ей вид неухоженности, наоборот, она выглядела лучше, чем все леди, с самыми изысканными прическами вместе взятые, так думал Джэймс пока его взгляд скользил по тонкой девичьей талии, аристократическим чертам лица, нежным рукам, с тонкими изящными запястьями, и снова к лицу. Оно было божественно, большие голубые глаза, словно излучали какое-то сияние, губы, которые она нервно покусывала, были светло-розовые, нежные, к ним так и хотелось... «Нет, - одернул себя младший Робертс. – Так негоже думать, совсем негоже». - Утро доброе, сударыня. – Произнес он, в конце концов, приветствие, и слегка поклонился, не отводя при этом пристального взгляда от девушки.
(А по тому, как он смотрел на ее руку, она сообразила, что именно этот жест и стал неправильном, девушка мгновенно опустила руку). Но Джэймс опередил ее, поймав пальца на доли секунды. Это было, как удар грома среди ясного немного. Пульс у Джэймса мгновенно участился, сердце, сначала замерев, пустилось в бешенный скач. Он тут же отступил назад, слега (а может и больше) опешив от такой острой реакции на прикосновение незнакомки. «Хотя, - секунду спустя, заметил он про себя, - в этом нет ничего удивительного. Ее пальцы были морозно-ледеными, само собой разумеется, что такова реакция на холод». Холод... - Да вы замерзли! – Воскликнул он, тут же обратив внимание, что дама не выглядела замершей, лишь удивленной и растерянной, в немом изумлении уставившись на свою изящную ручку. Но Джэймс не стал придавать этому значение, он подумает об этом позже, а пока девушку непременно надо укутать, на улице очень холодно, а она всего лишь в платье, пусть и не из особо легкой ткани, но все же это платье, а не шубка. – Вот, возьмите. – Джэймс в один момент расстался со своим пальто, и протянула его девушке. Она перевела взгляд (все еще удивленных глаз) на пальто, и слегка нахмурилась. - Мне вовсе не... - Вам должно быть холодно, сударыня. У вас ледяные пальцы, – перебил ее сэр Робертс, сам, поразившись этому. Он никогда в жизни никого не перебивал. Но эта девушка хотела сказать, что не мерзнет, он это знал, и не мог допустить, что бы она закончила фразу. Надо же, в таком наряде, с ледяными руками, и не мерзнет, да она же может заболеть и умереть из-за своей гордости. Джэймс не знал, почему для него так важно знать, что девушка находится в тепле и комфорте, но он и не думал над мотивами своего поведения. Без лишних слов, уже не думая о приличиях, он сам подошел и накинул на нее пальто. Девушка выпрямилась как струна, взгляд ее глаз уже не был удивленным, он был обиженным, и Джэймс нахмурился, не понимая причину сей обиды. - Вас куда-нибудь подвести? Может послать за вашими родственниками? – решил он перейти к более важным вопросам. - Нет у меня родственников, - довольно дерзко ответила девушка, и вызывающе подняла подбородок, - во всяком случае, здесь нет. – Она сделала ударение на слове «здесь», и Джэймс сам сделал вывод – она у кого-то гостит. - Где вы остановились? – Тут же спросил он. - Послушайте, сударь, - отвернувшись, девушка, пошла к выходу на, уже оживленную, улицу.
– Не знаю с чего вы решили, что мне необходима помощь, а уж, тем более, что эту помощь можете предоставить мне вы, но это абсолютно лишнее. Я прекрасно обойдусь своими силами. – Джэймс шел следом за ней, слушая ее (но, по-видимому, не обращая внимания), потому как, остановившись, сказал: - Погодите, мне необходимо сделать одно важное дело, но я непременно должен вас проводить хотя бы. – Девушка резко остановилась. - Вы что меня совсем не слушали? – ее глаза грозно сверкнули. Сейчас они находились как раз напротив дома миссис Фэлтон, в окнах уже горел свет, и Джэймс то и дело поглядывал в их сторону. - Мисс...- он запнулся, и через короткую паузу спросил. – Как вы представились, простите? – Девушка усмехнулась. - Я не представлялась. – Джэймс это знал, но не думал, что она ответит ему столь очевидно. Он ждал. Она молчала. Молодой мужчина был весьма поражен, и не меньше удивлен. Совсем ведь недавно она казалась бедным брошенным ребенком, стоя там, в переулке, с закусанной губкой, протягивая ему руку, а сейчас была похожа на высокомерную особо самых голубых крове;;;й. Будто это она удостоила его чести помочь ей, а не он, исключительно по доброте душевной (хотя многие и сомневались, есть ли она в нем, и это касалось как доброты, так и души), решил помочь бедной девушке. Ведь если бы он не отправился посмотреть на... На что? Джэймс нахмурился, вспомнив, что забыл отыскать «нечто», но это простительно, - решил молодой мужчина, - ведь он был столь обескуражен появлением этой очаровательно незнакомки, что забыл обо всем на свете. - Я вас чем-то обидел? – спросил Джэймс, догадавшись, что он наверняка высказал нечто неосторожное, что и привело его спутницу к такому настроению, и, вспомнив, что именно он сказал, после чего ее поведение изменилось, он решил высказать догадку. – Я заметил, что вы не можете не мерзнуть, и что у вас ледяные руки, - девушка отвела глаза, но Джэймс успел заметить вспышку новой обиды, и слегка обрадовался пониманию, что идет в правильном направление, хотя радоваться-то было особо не чему. – Но это правда. Почему вы обижаетесь, сударыня? – Джэймс и правда был удивлен. – Может вы не привыкли, что вам указывают на то, что вы должны и не должны чувствовать? – Такие разговоры совсем не входили в число популярных тем для разговоров с барышнями, однако, решив, что девушка не совсем обычная барышня, он решил попробовать и такой маневр. И, похоже, сработало, она посмотрела ему прямо в глаза, и они уже не излучали обиду, но было немного грустными. Джэймс решил не обращать на это внимание, он разберется с причиной ее грусти позже, а пока главное то, что она больше не злится. И следующие ее слова подтверждали это.
- Сэр Джэймс Робертс, - поклонился молодой мужчина. – А ваша фамилия, мисс? - Зовите меня просто София, - девушка слегка зарделась, - или мисс София, если вам так привычнее. – Она отвернулась в сторону, но легкий стук заставил ее снова обратить свое внимание на джентльмена, что так усердно пытался ей услужить. Стук издавали его зубы, и тут София совсем смутилась, как она может, ей же совсем не холодно, а она все еще стоит, кутавшись в его пальто (которое, надо заметить, пахло невообразимо хорошо. Собственно, именно из-за этого она и решила принять его помощь, хоть и не нуждалась в ней, но девушке, до той поры, не интересовавшееся теплом, было приятно оказаться в теплом коконе его одеянья, источавшего запах света и тепла, так ей казалось, во всяком случае), когда он на таком морозе, безусловно, мерзнет. И стук его зубов явственно свидетельствовал об этом. – О, простите, - девушка моментально решила исправить допущенную оплошность. – Я забрала ваше пальто, и вам теперь холодно. Мне так неловко. – И она попыталась снять то, с чем совсем не хотелось расставаться. - Нет, что вы, - поспешно произнес мужчина, чему она в тайне порадовалась. – Со мной все в порядке, - как странно это бы ни звучало, но до недавнего времени, Джэймс и правда совсем забыл о холоде, все его внимание было обращено к этому светлому божеству, с ликом ангела. – Прошу вас, оставьте пальто. Вам оно нужнее. – Добавил он твердо. На самом деле, девушка могла и поспорить на сей счет, но не стала, решив, что лучше отправить его в тепло поскорее, а сомой отправиться на поиски развлечений и новых, для себя, открытий, ведь у нее так мало времени. Всего лишь сутки и в рождественскую утро, когда все начнут открывать свои подарки, она отправится к своим дорогим сестрам, что бы снова занять место в непрерывном круге жизни – вверх к облакам, наполняясь спокойствием, вниз к людям, даря красоту. - Вы говорили о каком-то важном деле? – решила она сменить тему, что бы поскорее расстаться с ним. Он тут же снова перевел взгляд на, что-то слева, София проследила за его взглядом – Дом. – Там вас ждет дело? – спросила она через секунду. - Да, - кивнул Джэймс, - Мне необходимо заказать несколько пирогов для отца. – И поддавшись какому-то неизъяснимому порыву, добавил. – Вам есть, где отметить Рождество? Быть может, вы согласились бы отужинать с нами? – Джэймс был поражен своими словами, за это утро он сделал столько необдуманных поступков, что впору говорить о том, что все его старания не походить на отца, развеиваются прахом. И все из-за этой особы, а ведь он даже не знает ее полного имени. И все-таки, он не жалел, что спросил. Почему-то она казалась ему, хоть он и знает о ней всего ничего, чем-то близкой и очень родной. Будто родственная душа, - тьфу ты, скривился молодой Робертс, еще чуть-чуть и он заговорит о любви с первого взгляда, во что никогда не верил, ибо искренне полагал, что любовь строится на ряде необходимых элементов, таких как доверие, уважение, долгое знакомство, и ни в коем разе, нельзя полюбить, видя человека впервые. Однако он с нетерпением ждал ее ответа, снова позабыв о холоде и поручении отца. Девушка сначала удивилась, округлила глаза, посмотрела на него как-то оценивающе, перевела взгляд на улицу, уже почти заполнившуюся людьми, и, по-видимому, что-то решив, согласно кивнула. - Хорошо, я с удовольствие отужинаю с вами и вашим батюшкой, полагаю? - Да, - кивнул Джэймс. Еще вчера он планировал пригласить на обед своего друга и наперсника Гарри Олденбэка, хотел зайти к нему сегодня, еще до завтрака, побеседовать с ним об охоте, которую они пла;нировали на следующие выходные, а заодно и пригласить на обед, но сейчас, именно в ту минуту, как она кивнула, он понял, что на ужине не будет посторонних личностей. – Я весьма польщен, сударыня. – Произнося это, Джэймс заметил, что из его рта идет густой пар, на улице становилось холоднее, или ему самому становилось холоднее, трудно было судить без пальто. – Вот, - он мгновенно решил, что быстренько сходит к миссис Фэлтон, а потом отвезет ее в дом, лучше сразу, а то еще передумает. – Садитесь в мой экипаж, я мигом. – Он взял ее под локоть и бережно, хоть и весьма настойчиво препроводил к карете, что стояла в нескольких метрах от них. - Постойте, - девушка резко остановилась. Ей, конечно, было любопытно это человеческое средство передвижения, но она все-таки больше хотела посмотреть на Землю. – Я хотела бы прогуляться, на улице не так уж и холодно. Если хотите, я отдам вам пальто. – Ее голос звучал столь по-королевски снисходительно, особенно на последнем предложении, что ему тут же представилась картина, с изображением мисс Софии в королевском одеянье, его – в оборванных лохмотьях, и то, как она своим аристократическим пальчиком указывает сначала на него, а затем, величественно снимая шубу со своего царского плеча, покровительственно жалует ему. Джэймс встряхнул головой, отгоняя столь абсурдные картины. - Нет, не надо. Давайте сделаем следующим образом, - ответил он. – Я сейчас закончу свое дело, после чего мы заедим ко мне, я возьму другое пальто и тогда покажу вам город, коли вы так решительно настроены его осмотреть. - Замечательно, - барышня слегка хлопнуло в ладоши, что привлекло его внимания, рождая разные мысли в голове, но ни о чем таком, не догадываясь, София села в экипаж. Этот план устраивал ее, как нельзя лучше, она проедет в этом чудном изобретение, посмотрит на человеческий дом, внутри которого никогда раньше ей не приходилось бывать, а затем рассмотрит, как следует и город, в котором ей, как раз-таки сейчас, довелось оказаться. Джэймс закрыл за ней дверцу. - Я скоро вернусь. – Улыбнулся он и, развернувшись, быстрым шагом направился в дом миссис Фэлтон, которая наверняка уже не только поднялась, но и успела чем-то занять себя. Но Джэймс не терял надежды, он был уверен, что для кого как, а для него уж миссис Фэлтон сделает исключение. Уж она никогда не считала его и не чересчур холодным и не чересчур сдержанным. Он всегда был для нее «милым мальчиком», и этим-то Джэймс и решил сейчас воспользоваться. Постучав в дверь, ему тут же открыли. В дверях стояла сама миссис Фэлтон, одетая, по-видимому, уже собиравшаяся выходить куда. Но, увидев его, она лучезарно улыбнулась, и пропела своим звонким голосом:
- Доброе утро, миссис Фэлтон... - начал он, но задорная мадам не дала ему времени продолжить. - Да вы же совсем околели. – Воскликнула она с материнской заботой. – Заходите скорее в дом. - Нет, я... - Не медля, сэр. – Грозно произнесла она, и, взяв под руку, завела в холл. Здесь Джэймс понял, что он успеет и попросить об одолжении ее, и что она, разумеется, не сможет ему отказать. Тем временем, София, следившая за этой сценой из экипажа, видела, как дверь за ними закрылась, после чего она откинулась на подушки сиденья, и с наслаждением подумала, что это вполне удобное и практичное средство передвижения. Она провела ладошкой по дорогой отделке, которая оказалась очень мягкой, но слегка прохладной, чего девушка, конечно, не замечала, так как и самая грозная стужа, ей была ни почем. Взгляд ее, доселе скользивший по сиденью, остановился на ладони и она с грустью отняла пальчики от мягкой ткани, чинно положив руку поверх пальто. Нет, он не хотел ее обидеть, он лишь произнес то, что было ясно каждому, но, тем не менее, его грубые слова задели девушку. « - Вам должно быть холодно, сударыня. У вас ледяные пальцы». – Сказал он, и она явственно услышала обвинение в его тоне. «...должно быть...», «...ледяные пальцы...». – Раньше на такое замечание она даже и внимания не обратила бы. Уж сколько раз она спускалась посмотреть на людей в той или иной части света (правда не так много, как некоторые из ее сестриц. До этого раза она видела лишь Францию, да Север Шотландии, но, с другой стороны, ей никогда особо и не хотелось встречаться с людьми, они ничем ее не привлекали, и потому было еще страннее осознавать, что пренебрежение этого мужчины, его явный намек, хоть он и не подозревал об этом, на то, что они различны, причиняло ей боль). Они спускались всегда под рождество, ибо это единственный промежуток времени, когда любое, самое заветно желание, может исполниться. «В этот раз все по-другому. – Сказала она сама себе – В этот раз ей нравится человек». София закусила губу, это чувство было таким странным, таким новым д;;ля нее. Она не была настолько недалекой, что бы не понимать очевидного, поэтому понадеялась про себя, что чувство это не станет глубже к концу дня, а для этого ей бы надо избежать общества столь изысканного нового знакомца. Но она предпочла легкомысленно закрыть на это глаза, так не хотелось ей расставаться со столь интересной личностью по имени Джэймс. Джэймс. Он был весьма красив. Высок, строен, щеголеватая одежда лишь подчеркивала его стойкость и мужественность. Глаза стального цвета, лишь иногда, сияли почти такой же голубизной, как и у нее. А черные, словно смоль, волосы, доходящие до шее слегка вьющимися кончиками, были настолько густы, что девушке так и хотелось запустить туда свои пальчики, проверив на столько ли они густы и мягки, как кажутся. Особенно этому желанию было трудно противостоять, когда посредине их длительного разговора, сестрички ее вдруг начали игриво кружиться, шепча ей разные слова, и оседая на его, таких манящих, волосах. Ладошка Софии так и тянулась стряхнуть ее несносных сестричек, но она стойко подавила в себе подобное желание. Особенно если учитывать еще и то, что всего некоторое время назад ее протянутая рука чуть ли не лишила его дара речи, то она даже представить боялась, что будет, если она самовольно вдруг решит прикоснуться к его волосам. - Не скучали, сударыня? – Девушка от неожиданности даже подпрыгнула на сиденье, что заставило Джэймса улыбнуться. – Как вижу, нет, вы были заняты своими мыслями, верно? – София улыбнулась, но отвечать не стала, и он решил немного подразнивать ее. – Надеюсь, ваши мысли были приятны вам, ибо мне бы очень не хотелось, что бы вы огорчались в этот необычный день. - Необычный? – удивилась она. - Да, - подтвердил Джэймс, усаживаясь напротив. Он легко ударил по крыше салона, и экипаж двинулся вперед. - Согласитесь, не каждый день, нам выпадает честь, - продолжал он с обворожительной улыбкой, - встретить на улице юную прекрасную барышню, да еще совсем одну. Мое джентльменское начало требует оберегать вашу честь, посему я искренне надеюсь, что мысли ваши занимал не другой мужчина, способный стать мне соперником на избранном мной пути сбережения вашего духовного благосостояния. - Нет, что вы, - тут же поспешила заверить его девушка, слегка удивленная от столь откровенного вопроса, но, мгновенно заметив хитрый блеск его серых (сейчас с голубоватым всполохом) глаз, успокоилась, догадавшись о его намерениях. – Вы дразните меня, сэр, – с легкой укоризной в голосе отвечала она, вместо заверения о том, что никаким другим мужчиной ее мысли не были полны. - Что вы, сударыня, как я могу? – Но тихий смешок все же сорвался с его губ, и девушка улыбнулась, хотя через пару минут ей было уже не до веселья. Средство передвижения, коему совсем недавно была отдана самая лестная оценка, которую только могла бы придумать снежная барышня, сейчас казалось Софии настоящим орудием пыток. Все эти покачивания и раскачивания, начинали не на шутку тревожить девушку, в связи с чем, она тихонько поинтересовалась.
- Простите? - Я хочу сказать, должен ли этот, - она тут же, хоть и с некоторым трудом, припомнила название, - экипаж так двигаться? - Конечно, - кивнул сэр Робертс, и замолчал, а девушка решила прекратить расспросы, поскольку ей вдруг стало так плохо, что казалось, будто еще чуть-чуть, и она лишится чувств. Никогда прежде не ездившей в столь странной повозке Софии было трудно приспособиться к этим резким переменам. Раньше она лишь скользила сквозь воздух, плавно покачиваясь из стороны в сторону, это ее успокаивало. Когда же она приобретала человеческий вид, в первый раз, не было ничего подобного, во второй же, ее больше интересовали другие вещи. И потом, никто не предлагал ей прокатиться в этом большом ящике. Сейчас же она отдала бы все на свете за возможность снова почувствовать воздух вокруг себя, или, в крайнем случае, хоть землю под ногами. - Вам не хорошо? – Вопрос прозвучал будто бы издалека, но София все-таки нашла в себе силы твердо сказать. - Со мной все хорошо. – Правда убежден он не был, так как ее вид бледного лица, плотно сжатых губ, и закрытых век, явственно говорил об обратном. Однако думать было некогда, они уже подъехали к дому, благо он жил недалеко, что он не преминул отметить. - Мы уже на месте. - О, слава Всевышнему, - слишком поспешно пробормотала девушка, и как только экипаж остановился, тут же выпорхнула из него, неудосужившись даже подождать пока он выйдет и сам не поможет ей выйти из экипажа. Но Джэймс лишь пожал плечами, их знакомство итак нельзя было назвать обычным, так чего уж удивляться пренебрежением правил, когда само их общение уже не только пренебрежение, но и попрание всяких моральных устоев высшего общества. Выйдя, за девушкой, Джэймс обратил внимание, что с наслаждением вдыхает морозный воздух, и сердце его наполнилось каким-то странн;ым теплом, доселе ему неизвестным. Он улыбнулся, и направился к той, что так усердно сейчас сжимала решетку забора. «Видимо, - решил он, - мисс София никогда не ездила в экипажах». И хоть он и не представлял, как такое может быть, все же не мог не признать своей правоты, ибо уж слишком странно девушка реагировала на движение экипажа. - Все хорошо? – отчего-то еще раз решил поинтересоваться Джэймс. Девушка кивнула, и, подняв на него взгляд своих небесно чистых глаз, благодарно улыбнулась. - Спасибо, что живете столь близко. – Этого уж он точно ожидать никак не мог, а потому громко рассмеялся, чего не делал никогда в своей взрослой жизни (которая началась аж на одиннадцатом году его существования), а уж тем более не смеялся на улице, где так много ходило его знакомцев. Девушка тоже засмеялась, правда намного тише и слабее своего кавалера. - Всегда готов услужить, сударыня, - отвечал ей Джэймс с широкой улыбкой, отсмеявшись вволю. – Ну, а теперь пойдемте, я угощу вас чаем, а потом уж покажу и город. - С этими словами, не дожидаясь согласия, он подхватил ее под локоть и повел в дом. Но девушка и не думала сопротивляться, чая она тоже еще не пробовала, и сейчас, идя с ним, рука об руку, гадала, зачем же вообще ей понадобилась спускаться на землю в предыдущие несколько раз, когда она так ничего не успела ни попробовать, ни испытать, ни прочувствовать. При этом последнем слове, она быстро глянула на Джэймса (ибо в уме своем уже называла его просто по имени, ведь для нее не существовали все эти условности, что люди придумали для себя, и, тем не менее, подчиняясь их правилам, она всегда вела себя в соответствии с ними). - С удовольствием выпью чая, - произнесла девушка, когда он уже заводил ее в роскошный, по меркам человека, и просто славный, по ее собственным меркам, дом.
Спустя час, после того, как она, напившись чая (показавшегося ей просто восхитительным напитком, с ароматом, подобно которому она никогда прежде не ощущала), и, наевшись пироженных, София решила, что им пора отправляться на прогулку. Джэймс в этот момент как раз отправил записку своему отцу, извещающую его о том, что на праздничный ужин к ним приедет молодая леди. - Я так готов уже давно, сударыня, - ответил ей Джэймс, когда она оповестила его о своем решении. - Понимаю, простите, я задержала вас. – Девушка скромно потупилась. - Что вы! Я сказал это вовсе не с укором, сегодняшний день весь принадлежит вам, моя дорогая. – Великодушно заметил молодой Робертс. И что только с ним происходит, недоумевал он. Однако, девушка, не заметила ничего кроме слов «моя дорогая», которые прозвучали для нее словно тихий свист ветерка, проходящего сквозь ее изящное существо. Глаза ее ярко сверкнули, когда она быстро на него взглянула, и на минуту, Джэймс даже потерял дар речи, так она была прекрасна в эту минуту. Но тут, девушка неожиданно бодро встала и быстро затараторила.
- Мисс София, постойте, не торопитесь. – Джэймс наблюдал, как она металась по комнате, то подойдя к окну, то к креслу. В оконце, она неожиданно чинно остановилась возле камина. - Простите, я снова веду себя не совсем дозволенно. - Мисс София, мое время сегодня принадлежит только вам, - торжественно произнес он. – И, поверьте, я об этом вовсе не жалею, и уж тем более о том, что мы сегодня, так негаданно, познакомились. – Девушка улыбнулась ему улыбкой, ради которой он мог сказать куда более ласковые слова, например «я люблю вас», «вы самое очаровательное и нежное, тонкое и утонченное существо, которые только встречалось на моем пути», «вы нужны мне», «выходите за меня замуж», но сказал следующее. – Пойдемте, я проведу вас по самым красивым местам, где вам только приходилось бывать. – Он тепло улыбнулся ей, а София в этот момент подумала, что бывала во многих местах, даже в таких, о которых он и слухом не слыхивал, но самое прекрасное место нашла именно здесь. И самого прекрасного человека тоже. Взяв его под руку, они вышли в холл, где Джэймс помог ей надеть пальто (то самое, в котором она пришла сюда), и сам надел другое, после чего они вышли на улицу, всю залитую теплым светом солнечных лучей. В течение последующего времени пара только и делала, что веселилась и смеялась. Для обоих это было крайне, как необычно. Оба не привыкли в своей жизни открыто выражать радость, у обоих внутри (д;;;о сегодняшнего дна, разумеется) существо было наполнено льдом, причем у Софии так в прямом смысле. Но сегодня все, что они знали и по каким законам жил;и раньше, было отринуто. Сегодня они просто жили, наслаждаясь таким погожим и таким радостным днем. Делали самые невообразимые вещи. И сделать они успели не мало. Они грызли «сладких петушков», пили горячий и ароматный шоколад (и сей напиток, как ни странно, сразу был признан девушкой неописуемо лучше чая). Они гуляли по улицам, на одной из которых за ними увязался щенок, он был таким смешным, что девушка не смогла удержаться, и принялась мать его, целовать в нос, тискать, кормить какими-то, купленными специально для пса, булочками. Щенок, естественно, польщенный таким вниманием, сразу же влюбился в свою новую знакомку, и когда ей пришлось поставить его на землю, что бы отправиться своей дорогой, он смотрел на нее такими печальными глазами, будто не верил, что дама, которой он отдал свое сердце, может обойтись с ним столь жестоко, и оставить под каким-то серым фонарем. Увидев его взгляд, София не удержалась, и, показывая, что на самом деле пес прав, и она не так жестока, посмотрела (точь в точь таким же взглядом) на Джэймса, моля его сама не зная о чем. Тем не менее, младший Робертс понял ее «тонкий» намек, и, подозвав кэб, он попросил отвезти щенка по указанному адресу (предварительно озвучив этот адрес) и передать его Прайсу, дворецкому сего дома (как позже выяснилось, адрес дома, на котором теперь должен был жить юный питомец, принадлежал отцу сэра Робертса, старшему Робертсу). Сразу после этой забавной истории они отправились на Палмер-стрит, где, как знавал Джэймс, располагался каток. Самому ему там никогда не доводилось присутствовать, да никогда и не хотелось, даже в детстве. Особенно в детстве.
Однако сегодня, как уже было замечено ранее, прошлое было забыто, и он смело повел свою спутницу на это чудь изо льда, ибо был уверен, что ей там непременно понравится. И не прогадал. Софие очень понравилась эта забава, даже не смотря на то, что падала она с поразительной частотой. Однако это, казалось, только смешило ее, и после того как сильные руки Джэймса поднимали ее (надо отметить, что было это довольно проблематично, ибо сам сэр Джэймс падал не меньше, если еще и не больше, раз), она пускалась на лед с неугасающем рвением. При этом, звонко хохоча, и размахивая руками так, будто сейчас воспарит и унесется к облакам. Джэймс смотрел на нее, и на душе у него становилось теплее, сейчас он даже и вообразить не мог, как жил все эти годы раньше, до того, как встретил эту невероятную девушку. Наблюдая за ней, сидя на лавке, одной из окружающих ледяное плато, он видел не только ее красивое лицо, слышал не только ее чарующий смех, смешанный с веселыми и звонкими извинениями, предназначенными случайным проезжающим парам, которых ей, к несчастью, удалось сбить, но также, он чувствовал нечто удивительно цельное. Что-то, что связывало его с этой барышней, будто невидимая, но такая ощутимая, нить, протянувшись между ними, обвила их своими концами, крепко привязывая друг к другу. Навсегда. Даже странно, что это слово, доселе столь ненавистное ему (ведь не зря он все еще не был женат), сейчас не вызывало никакого негодования или отрицания, наоборот, ему оно даже нравилось, хотелось произносить его снова и снова. Он и Софияа, навсегда. Девушка снова упала, потянув за собой еще нескольких человек, и это снова ее нисколько не расстроило, громко засмеявшись, она опять принялась извиняться, но потерпевшие только улыбались, подпадая под обаяние барышни, что так некстати стала причиной их падения. Джэймс улыбнулся, его даже не интересовало ее прошлое. «Что прошлое, - думал он, - когда перед ними открыто будущее». София наконец отсмеявшись, оглянулась на него, в ожидании, что он поднимет ее. Спохватившись, Джэймс тут же сорвался с места, что делать, разумеется, не следовало бы, если сегодня первый день твоего восхождения на коньки. Но, тем не менее, как и следовало ожидать, Джэймс упал, растянувшись плашмя на сверкающем покрывале льда.
- Очень больно? – послышался ему мелодичный голос его юной подруги, и он открыл глаза, перед ним и правда сидела она, София, и приветливо улыбалась. - Сколько вам лет? – вдруг спросил Джэймс, и хотя его больше интересовал вопрос, как смогла она так быстро к нему добраться, все же он решил, что задаст его позже. А девушка, тем временем, даже опешила, округлив глаза, но через пару секунду снова взяла себя в руки, звонко засмеявшись. - Вы неподражаемы, мой друг. – Ответила она, помогая ему встать, Джэймс хотел было воспротивиться, сказать, что они сейчас снова упадут, но нет, оказалось, что он лежал на одной из лавок, а его голова покоилась на коленях у его барышни. После этого он было уже хотел снова начать протестовать, но сразу понял, как жалки будут его уверения в больной голове, поэтому решил, что лучше вспомнить хоть немного из моральных правил и сесть на небольшое расстояние от девушки. Так он и поступил, значительно сузив понятое «небольшое». – Провалявшись полчаса в беспамятстве, первым делом вы спрашиваете о моем возрасте. - Полчаса? – удивился мужчина. - Да, полчаса, - кивнула девушка, хитро улыбнувшись. – Мне помогли перетащить вас на лавку. Я так испугалась, когда вы не поднялись, - призналась девушки, и щечки ее сильно заалели, красноречивее всяких слов, говоря, что девушка и впрямь очень волновалась. Джеймсу такое беспокойство о его персоне весьма польстило, что он естественно и выразил, сказав, что прежде о нем никто не волновался, и про себя добавил, мол, все просто знали – он, сэр Джэймс Робертс никогда не окажется в ситуацию, в связи с которой за него придется волноваться. - Но я хочу, чтобы вы знали, - продолжал он, беря ее ладошку в свои руки. – Для меня очень много значит то, что за меня волнуетесь именно вы. – Он заглянул ей прямо в глаза, читая в них, что ей приятно, и она весьма польщена. - Думаю, нам пора на ужин. – С грустью заметила девушка через какое-то время, высвобождая свои пальчики из кокона его теплых рук. – Ваш батюшка уже ждет нас. - Да, - кивнул Джэймс, не совсем понимающий перемену в ее настроении. – Пора. – И им действительно было пора, ибо прошел уже целый день, и на дворе стоял вечер, седьмой час, к которому им надлежало уже быть на пороге у его отца. День прошел так незаметно, что ему стало грустно из-за того, что все завершилось, и скоро им придется расстаться, но, посмотрев на Софию, он подумал, что она грустит, быть может, тоже по этой же причине, и ему сразу стало легче. Улыбнувшись, он встал, замечая, что снова находится в своих черных ботфортах.
- Камердинером. - Простите? – переспросила девушка, вкладывая свою ручку в его протянутую руку, и грациозно поднимаясь. В свете фонарей ее волосы светились божественным светом, и Джэймс выждал минуту перед ответом, дабы перевести дыхание и быть уверенным, что его голос не сорвется. - Вы сказали «камердином» в то время как правильно это слово произносится, как «камердинер». – Объяснил он и похвалил себя за спокойный тон. - Понятно. – Улыбнулась девушка, ничем не показывая, что ее обидело столь прямое указание на ее ошибку. – И в чем эта должность состоит? – С любопытством спросила девушка, следую за своим спутником к экипажу, поджидавшему их возле тротуара. - Что вы, сударыня. Ни в коем разе не поверю, что вы не слыхивали об этой должности. – Засмеялась сэр Робертс. Девушка молчала, и он продолжил. – Неужели, не слыхивали? – Мисс София качнула головой. – Что же, давайте я расскажу вам об это как-нибудь в другой, более прозаичный, день? – Заметил сэр Джэймс, помогая ей сесть в экипаж, к которому они уже успели подойти. - Хорошо, - согласилась Хэла (и снова в ее голосе он распознал нотки грусти), уверенная в том, что другого раза не будет. Джэймс сел следом за ней, и постучав по крыше, они двинулись в путь. На ужин к старшему сэру Робертсу.
Крофорд-стрит был очень миленьким кварталом, дома здесь, как и во всей верхней части города, располагалась один против другого. Все они были элегантные, ухоженные, и, надо полагать, очень чистенькие внутри. Улица была прелестной, особенно сейчас, когда ее покрывал белый и пушистый снег, сестрички ее поутихли на время, но она знала, что скоро они опять заведут свой извечный хоровод. Но только сейчас София ждала его больше с печалью, нежели радостью, ибо сегодня они должны были забрать ее туда, где раньше было так хорошо, и где сейчас, ей совсем не хотелось находиться. София тяжело вздохнула, взгляд ее бесцельно бродил по проплывающим мимо окна домам. Джэймс тоже притих, она не знала о чем он думает, но очень надеялась, что о том, как бы ему задержать ее подольше. Девушка улыбнулась. Она, во всяком случае, только об этом и думала.
- Приехали, - звук его голоса теплом прошелся по всему ее телу, заставляя мурашки бегать по коже, и сердце биться в два разе чаще. Экипаж остановился перед домом номер 43. Дом был такой же красивый, как и все предыдущие, виденные ею сегодня. Однако к этому она сразу прониклась теплотой и участием, ведь это был дом его отца, а значит, не мог быть не лучше других. Зайдя внутрь, она сразу огляделась в поисках... Из соседней комнаты послышалось звонкое тявканье, и в следующую минуту в холл ворвался маленький комочек шерсти. - Вот ты где, малыш. – Приветствие девушки привело его в абсолютнейший восторг. А когда она подхватив его на руки, зарылась в его теплую шкурку, он , казалось, вот-вот лишится чувств. – Да ты, кажется, подрос, - улыбнулась она. – Во всяком случае, весишь точно больше. – Глаза ее лукаво сверкнули, а щенок, обидевшись на такое заявления, спрыгнул на пол, и гордо потопал в комнату, из которой появился. – Надо думать за новой порцией съестного, - ни чуть не обидевшись, в свою очередь, сказала ему вслед девушка. - А я думал, что он тебе нравится. – Улыбался Джэймс, они уже успели снять с себя польта, и он повел ее в ту самую комнату, где находился юный и обиженный пес. - Нравится, - согласилась она, - но не подразнить его я просто не могу. Комната, в которую он ее провел, была очень теплой, и не только из-за того, что в камине весело потрескивал огонь, но и из-за самого убранства. На полу расстилался мягкий и плотный ковер цвета темного, заваренного крема. Возле камина стояло два больших кресла, которые казалось, так и манили сесть и откинуться в их теплые медвежьи объятья. Кушетка у окна, занавешенного светло-коричневым тюлем с бордовой окаймовкой, перед которой стоял небольшой столик, в стиле чипиндейл. В другом конце комнаты стоял стол (уже сервированный тремя приборами) куда побольше, дерево было выкрашено в вишневый цвет, что весьма гармонировало с цветом камина, возле которого, как она сейчас заметила, стоял пожилой джентльмен, он был худощав и очень похожим на Джэймса (хотя, скорее наоборот, и это Джэймс был похож на данного джентльмена). «Но не так стар, - отметила девушка, - чтобы иметь такого взрослого, сына. Хотя, - в следующую минуту решила она, - быть может, он хорошо сохранился, быть может, он из тех, о ком люди говорят «с возрастом лишь молодеют». Старший сэр Робертс (а она решила, что это именно он) улыбнулся ей самой открытой улыбкой, которую только можно изобразить, и, покланявшись, сказал. - Сэр Уолтер Роберст, сударыня, к вашим услугам. - Мисс София, - кивнула девушка в ответ. Мужчина улыбнулся, казалось, еще шире. - Уверен, вы простите, что я решил избрать в качестве нашего место пребывания, эту небольшую комнату, но в виду того, что нас несколько мало, я решил, что будет лучше сделать наш вечер немного приватный. - Что вы, - поспешила заверить его София, - меня нисколько не смущает данное обстоятельство, скорее наоборот, - улыбнулась девушка. - Вот и славно, дорогая, - кивнул сэр Робертс старший, жестом приглашая их к столу. – Полагаю, уже можно начать ужин, все ведь уже в сборе. – Хохотнул он, кидая быстрый взгляд на сына. – Добрый вечер, тебе сын, - как бы, между прочим, произнес сэр Робертс усаживаясь сам, и следя, как Джэймс отодвигает стул для молодой леди. - Ты очень хорошо выполнил мое поручение. Пироги уже доставлены и дожидаются своей очереди. - Замечательно, - ответил Джэймс, устраиваясь напротив него, но взгляд его по-прежнему был направлен на девушку. Сэр Робертс заметил это, но виду не подал. Вместо этого он заговорила о том, как добра и великодушна миссис Фэлтон, ведь у нее и самой забот не впроворот, а тут еще и они свалились ей на голову, как гром среди ясного неба. И, тем не менее, она со всей добротой своего большого сердца не замедлила согласиться испечь пирог и для них, и не один, а целых три. - Да, да, он просто не мог бы быть другим, - соглашался Уолтер, один лишь Джэймс хранил тягостное молчание, уже только изредка бросая на девушку грустные взгляды. София, казалось, и не придавала этому значения, она была весела, быть может, даже чересчур, и то и дело посмеивалась над той или иной вещью. - Это самый вкусный ужин, который мне только доводилось пробовать, - похвалила девушка стряпню, когда они все устроились возле камина, попивая теплый ликер. Софию усадили в одно кресло, сэр Уолтер устроился в другом, а Джэймс встал напротив, облокотившись на каминную полку, с превеликим вниманием рассматривая нечто в огне. Он не принимал участие в оживленной беседе, которую завели между собой София и его отец. Девушка даже сомневалась, что он вообще слышит их, но, тем не менее, когда она все же пыталась втянуть его в разговор (или же, наоборот, уличить его в невнимании, она точно не знала, чего ей хотелось больше), он отвечал без запинки и с вежливой улыбкой, опровергая тем самым все ее опасения. И, все же, даже, когда только что подружившаяся пара вста;;ла, намериваясь осмотреть дом, и зовя его с собой, он лишь рассеяно кивнул, что-то пробормотав на тему того, что в дом;е он уже бывал, а посему не видит смысла его и осматривать. Вместо этого, устроившись в одном из кресел (том самом, где сидела девушка), он стал думать и анализировать. С Софией он был знаком всего день, но казалось, что знает ее, уже целую вечность. В ней было все, что ему нужно. «Нет, не так – поправил себя Джэймс. – ОНА была всем, что ему нужно». Признаться, он даже и представить себе не мог, как будет дальше жить без нее. Как будет вести свои дела, общаться с друзьями и знакомыми, ходить на званые приемы и ужины. Так же? Как и до встречи с ней, Софией? Нет, он не сможет вновь отстраниться, не сможет снова стать бесстрастным наблюдателем в жизни, как раньше. Теперь он хочет жить. И не просто жить, а жить вместе с этой невероятной и удивительной девушкой, которую встретил столь случайно, и полюбил столь беззаветно. Да, он не знал о ней ровным счетом ничего, даже ее возраста, она ушла от ответа (вспомнил Джэймс) весьма и весьма ловко. Джэймс тихо засмеялся. У Софии был невероятный талант избегать ответов на вопросы, которые ей не очень хотелось-таки и давать. Она не лгала, просто не отвечала, заставляла забыть собеседника о своем вопросе, переходила на другие темы. И так хитро, что через какое-то время ты понимаешь, что знаешь ее так хорошо, и в тоже время совсем не знаешь. И Джэймсу нравилось в ней даже эта ее изворотливость, хотя раньше он не любил хитрых особ. Но София была другой, милая, приятная, она, как ребенок, радовалась сегодня буквально всему. - Словно видит землю в первый раз, - тихо пробормотал Джэймс, делая очередной глоток ликера. И то ли ликер, то ли его настроение, то ли просто уходящее время, но что-то подстегнула его мысли, и словно корабль во тьме, увидевший яркий свет маяка, он, Джэймс увидел выход из создавшейся ситуации, и сразу по сердцу и в душе разлилось умиротворение. - Невероятное окончание невероятно дня, - с улыбкой заключил молодой мужчина, ставя стакан, и отправляясь на поиски своей будущей жены.
Тем временем, гуляя по верхним этажам и осматривая очередную комнату, сэр Уолтер Робертс нежданно-негаданно вдруг привел девушку в сильное замешательство. - В какой вы, значит, раз на Земле, сударыня? – Девушка споткнулась, и удивленно взглянула на своего спутника, но выпрямившись, она отвела взгляд. - Я не понимаю. – Четко произнесла девушка, отходя к окну. На улице было очень темно, но горевшие фонари создавали эффект защищенности, и было видно как все блестит и сверкает в этом желтоватом искусственном свете. Софие стало грустно, снег еще не шел, но она чувствовала его приближение. Скоро они заберут ее, если только.... - Полно вам, барышня. – Услышала она тихий голос за спиной, и различила слабое отражение в стекле, позади себя. – Зачем скрываться передо мной? Я лишь хочу помочь вам. – Девушка грустно вздохнула, а сэр Уолтер продолжил. – Вы знакомы с Элинор? – София быстро развернулась, но голос ее звучал настороженно. - С кем? - Элинор. – Просто ответил мужчина. Девушка отвела взгляд и закусила губу, она не знала, что ответить этому мужчине, со столь пронзительным взглядом. Какую Элинор он имел ввиду? Человеческую женщину? Но с чего ему думать, будто она ее знает? А если их Элинор? Ту, что первая отправилась на Землю в канун Рождества? Но откуда тогда ее знает он? - О, не скажите, сударыня, - посмеиваясь, ответил мужчина. – Думаю, мы говорим как раз об одной и той же знакомой нам особе. После чего сэр Уолтер Робертс, усадив предварительно девушку в кресло, стоящее неподалеку, поведал ей историю своей жизни. И как встретил ее, Элинор, возле дома миссис Фэлтон, и как они затем провели вместе целый день. И ее вечернее обещанья. То, что она его выполнила, и то, что пару лет назад скоропостижно скончалась, но, не умерев полностью, а лишь вернувшись обратно, и что сейчас, он уверен, она ждет его так же предано, как и он ждал ее тогда. - Я знала, что это возможно. Вернее, слышала, но не верила до конца. – С придыханием произнесла София, когда сэр Робертс окончил свой рассказ. - Вот вы где. А я уж думал, не сбежали ли. - Мне кажется, ты был где-то так далеко, что и не заметил бы, сбеги мы на самом деле. – Укоризненно произнес старший Робертс. - Понял. – Поднимая руки вверх, произнес его сын. – Моя ошибка. Да, я и правда очень задумался, - согласился он, кидая мельком взгляд на девушку, она тоже смотрела на него. – Что же, - уже открыто поворачиваясь к молодой леди, сказал он. – Я намерен загладить свой ужасный поступок проводив мисс Софию по остальной части дома. Например, можно зайти в оранжерею. - Ну и чудно, - кивнул сэр Уолтер, поднимаясь с дивана, на который успел сесть за время своего рассказа. - А я, пожалуй, спущусь, да выпью еще стаканчик ликерчика на ночь. - Мы скоро тоже присоединимся к тебе, отец. – Сказал Джэймс, помогая Софии встать. Она оперлась на его руку, заметив, что его отец уже скрылся в дверном проеме. - Очаровательный у вас батюшка. - Да, - усмехнулся Джэймс, - весьма. – Он развернулся в противоположное от двери направление, и провел ее сквозь еще несколько комнат и зал. - Уверен, вам понравится в оранжерее. Отец специально перевез ее сюда из нашего старого дома. Он не хотел оставлять ее на попечение прислуги, поэтому сам ухаживает за цветами. – Поведал ей Джэймс. - Он так сильно любит цветы? - Скорее, он так сильно любил, и все еще любит, мою мать, Элинор. – Ответил Джэймс. – Это ее оранжерея, они сама посадила там каждый цветок. А затем холила и лелеяла, - с губ его сорвался тихий смех. – Сколько я себя помню, ее всегда интересовали растения. Даже любимый цвет у нее был зеленый. Представляете? - Да, - кивнула девушка. – Могу представить. – И тут она поняла, почему его глаза казались ей такими знакомыми иногда. Они тоже сияли голубоватым светом, как у всех снежных созданий, но лишь иногда, так как он был им только наполовину, и на вторую половину – человек. Джэймс открыл дверь, и девушка, забыв обо всем на свете, потеряла дар речи. 
Это было невероятно, она никогда раньше не видела растений, во всяком случае, так много и сразу. Столько зелени, у нее даже голова закружилась, раньше она видела все это лишь на картинках, а сейчас вживую. Да еще чувствуя их запах. У Софии прямо руки чесались потрогать их, узнать каково это прикоснуться к такому зеленому, живому растению,. Она могла это сделат. Девушка самозабвенно рассмеялась. Всю комнату буквально наполнял великолепный аромат цветов, и что самое удивительное, смешиваясь, он вовсе не портился, и не создавал ощущения чрезмерности. Потолок был стеклянным, и через него можно было видеть небо, сплошь усеянное звездами сейчас, и голубое-голубое по утрам. - Да, - также благоговейно прошептал Джэймс, только смотря вовсе не цветок, а на прекраснейшую девушку перед собой. Почувствовав видимо, что-то в его голосе София обернулась и заглянула ему в глаза. Джэймс стоял непозволительно близко, но она вовсе не собиралась ему указывать на это. – Вы восхитительны, София. – Он назвал ее по имени! Все существо девушки в этот момент готово было запеть. - Спасибо, - вместо этого, скромно произнесла она. - Давайте прогуляемся по терассе, сейчас уже не так холодно, а свежий воздух мне не помешает. – София тотчас согласилась, ей было грустно так скоро оставлять цветы, но она не могла противиться и желанию вдохнуть свежий морозный воздух. - Я знаю, что мы еще не достаточно хорошо знаем друг друга, - поспешно начал Джэймс, когда они вышли в маленький садик, раскинувшийся на свежем воздухе. – Но, поверьте, лучше вас я еще не знал никого. – Девушка зарделась. – Нет, я говорю совершенно искренне, вам нечего смущаться. – София нахмурилась, ей были приятны его слова, и она вовсе не собиралась краснеть, и тут она почувствовала, как крохотная снежинка, плавно опустившись, растаяла на ее щеке, – пошел снег. Глаза ее расширились, пальцы сжались. Неужели уже пора? – Я понимаю, вы удивлены, и немного напуганы, - услышала она как будто издалека. – Но я хочу просить вас стать моей женой, София. Я люблю вас, и не могу отпустить. – Твердо закончил он. На глаза девушки навернулись слезы. - Год? – Удивился Джэймс. – Но почему? Что такого серьезного может держат вас год? - Это очень серьезное, можно сказать, - подбирая слова, София все крепче сжимала его пальцы, он чувствовал холод ее рук, и не понимал, почему ей холодно, когда сама она не дрожит, да и на улице не так морозно. – Это моя семья. Да, - казалось, что-то решив, подтвердила София, - семья. Понимаете Джэймс, моей семье нужно время, чтобы решить, отпускать меня или нет. Она была так невероятно трогательна в эту минуту, и Джэймс просто не смог бы отказать ей, даже если бы и хотел, а он не хотел, и потому со всей серьезностью пообещал дождаться, сколько бы ни прошло времени, он будет ждать. Принесите мне, пожалуйста, пальто, если вам не трудно, я немного замерзла. – Голос ее был спокойным, и все же он смог различить в них тихую нотку печали, и оставляя ее на трассе, молча наблюдавшей за хороводом белоснежных «звездочек», он боялся не найти ее там по возвращению.
Проснувшись утром, Джэймс сразу вспомнил, что его опасение сбылось, когда он вернулся на терассу, София уже исчезла, не оставив ничего, но забрав с собой его сердце. Снег перестал идти, и на улицу опустилась мерная тишина, изредка нарушаемая лишь стуком копыт. Оглядевшись, он не стал искать девушка, ибо знал, что не найдет. Куда бы она ни ушла, он не сможет ее вернуть. Она сама должна была вернуться. Ему лишь стоит подождать. Подождать. Это слово отдавалась в его душе и болью и надеждой. Ведь она сказала, что семья должна решить, отпускать ее или нет. «Что если они решат не отпускать ее? – с ужасом думал Джэймс». Одеваясь, он даже забыл, что сегодня Рождество, а ведь это был его любимый праздник, ведь не важно, что случалось за этот год, в Рождество во всех сердцах человечества оживала надежда, даже у тех, кто вообще переставал верить и надеяться. Рождество – великое чудо, когда все человечество празднует приход Спасителя в этот мир. Когда люди объединяются, становятся добрее. И надеются. Надеются на лучшее для других, для себя. Ведь Надежда – это такое же чудо, как и Рождество. И где-то в глубине души, она есть у всех, и именно благодаря ей, люди не опускают рук, когда, казалось, больше нечего ждать. И именно благодаря ей, он сейчас спустится вниз и поговорит с отцом, как просила его София. А потом, неважно, что скажет ему отец, он будет надеяться на лучшее. Надеяться, что семья Софии отпустит ее через год, надеяться, что она вернется, что снова будет с ним. Он будет надеяться.
Собственно так он и сделал. Джэймс места себе не находил из-за беспокойства. Подумать только еще чуть-чуть и его надежда либо увенчается успехом, либо разобьется миллионом хрустальный осколков. Сегодня последнее часы – Рождественское утро. Год назад, когда София, так скоропостижно исчезла, он-таки поговорил с отцом на ее счет, и узнал много интересного, особенно, что касалось его появления на Земле. Именно сегодня, по рассказам его отца, София должна была вновь «возродиться». Джэймс немного смущался сначала, чувствуя неловкость из-за столь деликатного вопроса, но через несколько минут (когда понял, что сэр Робертс старший знает куда больше него самого) совершенно оправился от неловкости, и стал засыпать его все новыми и новыми вопросами. Сначала он, естественно, не поверил в рассказ о волшебном чуде, происходящим со снежинками. Но мало-помалу, это история, казалось ему, имела смысл. В конце концов, это Рождество, а чего только не случается в этот удивительный день. Рассказ же о его матери, которая, как оказалось, так же была существом вовсе не из ихнего мира, привел Джэймса в еще большее недоумение. - Почему же я раньше этого не знал? - Спрашивал он у своего родителя. На это Джэймс ответить ничего не мог, ибо признавал справедливость отцовского замечания. Элинор было образцом благородства и великодушия. Как и София. Смирившись с этим, Джэймс стал выспрашивать, как же получилось так, что она была с ними все эти года. - Возвращаться они могут лишь на Рождество, - отвечал сэр Уолтер. - Один волшебный день. Но, если встретят того, без которого прожить никак не могут, может случиться чудо, - Уолтер засмеялся. - К;;;ак же иначе назвать это, как ни чудом, верно? Но, как бы там ни было, - продолжал он. - Что-то, может быть Бог, дает им возможность начать все сначала, в обличие человека, но для этого необходимо хранить в своем сердце глубокую веру, сильную надежду, и непоколебимую любовь и уверенность в том, что это именно то, чего ты хочешь. - Я уверен. - Тут же заверил его Джэймс. - Нет, сын, ты не меня должен убеждать, - грустно улыбнулся сэр Уолтер. - Просто верь и надейся, как и она. Тогда все получится, и она вернется к тебе следующим Рождеством. - Джэймс серьезно кивнул. - Как я узнаю, что она придет навсегда, а не на какое-то время? - Задал он вопрос, который снова вызвал смех у его благородного родителя. - Она придет не навсегда, сын, - улыбаясь говорил он. – София и придет на "какое-то" время. На то смертное время, что отмеряется каждому из нас. Вот моя милая Элинор все равно ушла без меня, - покачал он головой. – Теперь ей приходится меня ждать. - И снова улыбка его была полна грусти. – Но, как видишь, я еще держусь за эту жизнь. - Почему? - Потому что я еще нужен здесь. - Просто ответил Уолтер, и Джэймс понял, что он хотел сказать: - "Потому что я еще нужен тебе".
Прошел год с такого разговора, и в течение этого года они больше не поднимали этой темы. Джэймс просто верил, надеялся и ждал. Он услышал все, ну или почти все, что нужно. Не понял лишь, как он все-таки поймет, пришла ли она к нему или просто на Землю. Но он решил оставить это на волю случая. Уолтер в этом году немного захворал, но это его не пугало, а наоборот, даже радовало. И целыми днями пролеживая в кровати, он ждал, когда же придет ЕГО снегопад. Джэймс посмотрел на свои золотые часы – три часа. "Сколько же можно? - думал он. - Где же снегопад?" Ночь была спокойная и тихая, на дорогах лежал снег, как и в ту ночь, ковром покрывая брусчатку, заставляя ее сверкать и сиять в желтоватом свете фонарей. Джэймс вздохнул, он так нервничал, и в голову уже начинали пробираться грустные мысли, которые он поспешно гнал. Минул еще час, но Джэймс даже не думал уходить, его вера была непоколебима, а надежда крепка. Он не уйдет отсюда без нее. Твердо решил Джэймс, сжимая пальцы в кулак. И в этот момент на щеку ему упала первая снежинка, слезой растаяв, прокатившись до губ. Затем еще и еще, все больше снежинок стало падать с небес, и вот уже целый хоровод кружился в этом сверкающем танце снежных кристалликов. Джэймс стоял, замерев, и не зная, что ему делать, ведь то, что пошел снег еще ничего не значит. Но в глубине души надежда уже пустила свои толстые корни, и Джэймс начинал верить, что это пришла она, его София вновь вернулась в его жизнь. В следующее мгновенье, он кинулся через дорогу, в тот самый переулок, где встретил ее в первый раз. Такую хрупкую и такую изящную, словно статуэтку. Завернув за угол, Джэймс никого не обнаружил, и сердце его сжалось, но не поддалось панике. "Еще есть время, - убеждал он себя. - Еще есть время". Прошло еще полчаса, а ее все не было. Джэймсу стало не по себе, не может быть, что бы она ни вернулась. Он ведь так верил. Так надеялся. Развернувшись, он побрел из переулка на улицу, снег уже почти перестал идти. И только редкие снежинка все еще кружились в воздухе. Он подхватил одну пальцем, и она тут же растаяла, согретая его теплом. Что-то кольнуло у него в сердце, и, надев перчатки, он зашагал в сторону дома. - Разве надежда умирает не последней? - Мелодичный голос буквально пригвоздил его к месту. Джэймс резко обернулся. На тротуаре, всего в нескольких метрах от него, стояла она. София. Все так же изящная, хрупкая, и очень-очень красивая. Они смотрели друг на друга, казалось всего миг и целую вечность, одновременно. Затем, сдавленно прошептав "София", он быстро преодолел эти несколько метров, и схватил ее за руки. Тонкие маленькие пальчики тут же сплелись с его длинными пальцами. - Да, - прошептала девушка в ответ. Больше ей не удалось сказать, ибо Джэймс наклонившись, поцеловал ее со всей неистовой страстью, на которую только был способен. В этом поцелуе смешалось все: любовь, которую он питал к ней, вера, которая не оставляла его весь этот год, боль, от того, что она тогда оставила его. Но самое главное, в этом поцелуе была надежда, которую он до сих пор питал, надежда на то, что она пришла, что бы разделить его жизнь. София тоже, отвечая на поцелуй, вкладывала в него все свои чувства и эмоции. Она ловко высвободила свои руки из его пальцев, и крепко обвила ими его за шею, притягивая голову ближе. Ее пальцы были такими теплыми, а губы такими горячими, что ему просто не верилось в это. И тут он понял, она была теплая, потому что пришла для того, что бы остаться (остаться с ним), и, осознав это, его поцелуй стал еще глубже, еще решительнее. София не была против, и лишь сильнее прижилась к нему, становясь еще ближе. Слова больше не были нужны, они успеют наговориться позже, сейчас было важно только присутствие и то, что они рядом.
А на небе уже занимался рассвет, принося с собой очередной снегопад, только на этот раз он был уже не таким игривым и веселым, как прежде. Снежные хлопья, кружась в медленном танце, тихо оседали на поверхность Земли. Это продолжалось недолго, всего несколько минут, и с завершением снегопада в это Рождественское утро увенчалась еще одна долгая надежда – Сэр Уолтер Робертс наконец вознаградил ожидание Элинор.
|
Никто бы не заметил, как одна крохотная точка, задержавшись на миг (а именно мига было достаточно, что бы принять такое важное решение) в воздухе, быстро свернула влево и, скрывшись за поворотом некоего серого объекта, растворилась в воздухе. Никто, если бы вздорному и чересчур решительному старику не пришло в голову отужинать за рождественским столом именно ореховым пирогом, что так славно готовила миссис Фелтон, жившая по Уолинг-стрит, улице, что располагалась напротив как раз того «некоего серого объекта» (на деле оказавшимся бывшей типографией), за чьим поворотом скрылась снежинка. 
Мне понравилось!