Однажды в лесу
- Как ты могла ее упустить, - брат, с громким чавканьем вытаскивая при каждом шаге сапоги из грязи, шел чуть впереди меня. Он нервничал, его голос периодически срывался на истеричный визг, а световой пульсар в ладони мигал и потрескивал. – Что я буду говорить отцу? Хм, вопрос, скорее всего, был риторическим. Ну что ты ему скажешь? Скажешь, что во всем опять виновата я: и в том, что не уследила, и в том, что, не сказав никому, пошла в одиночку искать ее в лесу. Да, то, что ты, заметив из окна меня, выбегающую за ворота, решил пошпионить за неблагонадежной сестренкой, тоже виновата я. И, конечно же, апофеоз моей вины – солнце село, а ты завернул не на тот поворот тропы. - Я предлагала прекратить поиск еще два часа назад, но разве ты меня послушал? «Принцесса не сможет сама в лесу, она испугается. Папа возлагает на нее такие надежды», теперь в лесу боишься ты, и на надежды отца тебе, в общем-то, глубоко наср... - Прекрати! Оставь солдафонские замашки для своей военной академии и вспомни, как должны вести себя леди! - Мне нет нужды вспоминать, достаточно посмотреть на тебя. И может, ты все же перестанешь орать в глухом лесу, на ночь глядя. Ты не помнишь, сегодня случаем не полнолуние? Лабберт, вздрогнув, посмотрел вверх, но за частыми верхушками деревьев не открывался даже маленький кусочек неба: - Н-не-еет... не помню. Это все ты... ты виновата, что я оказался в Древнем, ночью... - Да ладно, не паникуй. Говорят, всех оборотней давно отловили, последнего четвертовали на площади лет пять тому... - и как - будто специально в противовес моим словам, где-то слева, в непроглядном переплетении ветвей, протяжно завыло. Рука инстинктивно потянулась к перевязи с кинжалами, а пальцы уверенно обхватили рукоять над выступами гарды. Мы с братом, не сговариваясь, попятились в другую сторону. Так и продолжая пятиться, мы отходили все дальше от вызывающего опасения места и настороженно ждали, вдруг вой повторится. Теперь уже и я была готова присоединиться к общине паникеров имени Лабберта. Неожиданно брат, прятавшийся за спиной, резко дернул за рукав моего плаща: - Мэйдд, смотри, - он кивком головы указал на ближайший куст - там, зацепившись за одну из веток, на ветру трепетала лента. Даже в слабом свете пульсара был виден ее розовый цвет. – Это ее ленточка, точно. Ну вот, видишь, мы все-таки на верном пути, а ты говорила, что я не туда свернул. – И брат самодовольно усмехнулся, будто последние два с лишним часа были изначально запланированы им, как легкая, познавательная экскурсия по Древнему. - Ага, - кивнула я, - Ты как всегда прав и поэтому я предоставляю тебе право первым лезть сквозь эти кусты. – Лабберт, демонстративно расправив плечи и встряхнув челкой, принялся протискиваться сквозь растительную преграду, раздирая об дикий шиповник тонкий бархат камзола. Правда потрескивание пульсара выдавало его с головой, указывая на то, что храбрится и пытается сохранить спокойствие он явственно из последних сил. Использовать брата в качестве первопроходца оказалось на диво выгодным делом. Когда я вывалилась вслед за ним из непролазной чащобы, мой внешний вид оказался относительно нетронутым, в отличие от лаббертового. Это я смогла оценить, когда он повернул ко мне свое исцарапанное лицо, и тихим, с обреченными интонациями, голосом прошептал: - Могилы... Я огляделась, вокруг нас возвышались потертые могильные плиты. - Ну, слава Единоверному, монастырское гробовище, - вздохнула я с облегчением, - где-то рядом должен быть монастырь Единого, а от него до замка рукой подать. До рассвета мы будем дома. - Фы-ф, а я уж решил, что мы на нечистый жальник наткнулись. Думаю, даже поседел со страху, - и явно обрадованный тем, что ошибся с выводами, брат с комфортом устроился на близлежащем холмике, закинув ногу на согнутое колено. Да, учитывая, что сегодняшней ночью основными эмоциями Лабберта был страх, то домой он рискует попасть абсолютно белым, хотя здраво рассуждая, расстраиваться он будет не долго, ведь в этом сезоне белокурые юноши очевидно в моде, если припомнить нынешнего фаворита императрицы. Мои здравомыслящие рассуждение были довольно резко прерваны видом удивленно распахнувшихся глаз брата и хрустом веток, под явно тяжелой поступью, за моей спиной. Развернуться я успела лишь наполовину. Лезвие клинка прочертило воздух всего в паре миллиметров от мохнатой шеи, когда тяжелые лапы, обрушившиеся на плечи, повалили меня наземь. Испуганный крик брата «Стой полоумная» запоздал, я и сама уже видела какую непоправимую ошибку чуть не совершила. Уворачиваясь от мокрого языка, вылизывающего моё лицо с неподдельной любовью, я только и могла шептать севшим от припоздавшего испуга голосом: - Принцесса, девочка наша... нашлась... плохая собака... хорошая... девочка... моя.
|