Локомотив несет вагоны, и под стук колес приходят воспоминания. Возвращаясь, они сжимают, заставляя сбиться с ритма, сердце. Движением, ставшим уже привычным, достал из внутреннего кармана пиджака баночку с нитроглицерином, чуть подрагивающими пальцами открыл крышку и, положив шарик под язык, закрыл глаза. «Сейчас все пройдет. Надо немного потерпеть». Боль постепенно отступает, и сердце снова привычно ровно стучит в такт с несущимся по рельсам составом.

 

С каждым годом привычная дорога кажется все дольше и тяжелее. Громкие голоса попутчиков вызывают стойкое ощущение неприязни. «Нужно уснуть. Во сне все происходит быстрее. Даже смерть». Последняя мысль заставляет пальцы похолодеть. Нет, он не боится, но понимание, что ничего не изменится, вызывает протест и ощущение вселенской несправедливости, заставляющее душу леденеть. Все так же будут ездить поезда, люди будут спешить по своим делам, трава зеленеть и земля ни на мгновенье не замедлит свое движение. Вот только его уже не будет. Зажмурившись до цветных кругов перед глазами, считает до ста, потом до двухсот. Вместо ожидаемого покоя наступает полусон, полуявь, состояние, в котором невозможно разобраться, где ты и что происходит.

 

Грохот разрывает барабанные перепонки, комья разлетающейся фонтаном земли бьют в лицо и грудь. Крик рвет горло, и надо бежать туда, откуда со свистом летят смертоносные жала. С жутким свистом падая на землю, они оставляют глубокие воронки. В какой-то миг становится все равно, а звуки боя исчезают; может, не выдерживает слух. Как в замедленной съемке рядом опускаются люди. Распахнутые в беззвучном крике рты, кровь, проступившая на форме, кажется черной, и страха нет. Сейчас, в это мгновение, нет ничего. Азарт боя повышает адреналин, и он с каждым ударом сердца наполняет кровь. Бежать. Быстрее. Надо успеть. Земля, взвившись вверх, ударяет в лицо.

 

Вздрогнув, открывает глаза и вглядывается в темноту вагона. Каждый год под перестук колес один и тот же уже ставший привычным кошмар. Дрожащей рукой утерев испарину со лба, выдыхает. Пора вставать, надо успеть, пока не проснулись попутчики. Перекинув через плечо полотенце, шаркающей походкой, покачиваясь и хватаясь за стенку, когда вагон покачивается на стыках, дошел до двери. Мягкий свет и привычный звук электробритвы, борющейся с выросшей за ночь щетиной. Вода смывает с лица испарину сна, и, подняв взгляд, улыбается, увидев в гладкой поверхности зеркала отражение. Снова память возвращает на сорок лет назад, когда первый раз ехал на встречу. Почти ничего не изменилось, разве что морщин стало больше, и они, пересекая лицо, рисуют причудливый, похожий на горный рельеф. Но разве это важно.

 

Привычный утренний ритуал давно завершен, чай выпит, а вещи сложены. Положив руки на поверхность стола, смотрит в окно. Перелески, полустанки и все ближе встреча. Радостное нетерпение, слегка кружа голову, вызывает легкую улыбку. В проснувшемся вагоне гомон и толчея в коридоре, но ни на кого не обращает внимания. Все мысли уже в парке. Всегда приходя первым, устраивается на скамейке и, вглядываясь вдаль, ждет. Постепенно подходят остальные. Приветствия, объятия, улыбки проходящих мимо людей, поздравления и горечь, что с каждым разом их все меньше. В прошлом году было трое. Сколько придет в этом? Вдруг он остался один? Сердце, предательски сжавшись, пропускает удар. Не может быть.

Солнце, разорвав облака, блестит на мокром от ночного дождя перроне, скользит по орденским планкам пиджака, а колесики чемодана постукивают по асфальту. Подземка приглашающе распахивает прохладное нутро, состав бежит сквозь туннель, и нетерпение все сильнее. Вокруг улыбающиеся люди, и он улыбается им. В морщинистой, покрытой пигментными пятнами руке зажаты купленные на вокзале гвоздики. Подъем на эскалаторе как испытание на прочность: хочется, перепрыгивая через ступеньки, побежать вверх, но сердце колотится, не позволяя даже думать об этом. Приходится, перехватив чемодан, положить ещё одну таблетку под язык.

 

Шаг за шагом. Быстрее. Вот заветная скамейка. Она пустая, но это не страшно. Народу в парке немного, но постепенно его становится больше. То тут, то там раздаются радостные приветствия. Поправив фуражку, до рези в глазах вглядывается вдаль, выискивая в толпе тех, ради встречи с которыми из года в год проделывает этот путь. Каждая фигура с орденскими планками на груди вызывает волну радости, а потом укол разочарования. Нет, не они.

 

Положенные на чемодан гвоздики под ярким весенним солнцем потихоньку вянут. Взгляд на часы, и налетает волна замешанной на страхе грусти. «Сейчас уже идет парад». Вздох рвется из груди, но надежда ещё теплится. Вдруг поменяли расписание поездов. Стрелки медленно ползут по циферблату, отмеряя часы ожидания. Радостный гомон вокруг все громче, а в душе медленно разрастается чернота. То, чего боялся больше всего на свете, случилось. Никто не пришел. Вот и все. Теплый солнечный день кажется мрачным и промозглым. Поежившись, поднимает воротник пиджака. Один. Даже поговорить не с кем. На глаза накатывают предательские слезы, и мир, расплываясь, меняет очертания. Зашарив по карманам в поисках платка, неловко дернулся и сбил цветы на землю.

 

– Дедушка, что вам плохо? – Ребенок, оглянувшись на молодую занятую разговором женщину, поднимает гвоздики, возвращая их на чемодан.

– Все хорошо, спасибо. – Украдкой промокнув глаза, засуетился.

– Это вам. – Мальчик, достав из кармана шоколадку, протягивает: – С праздником.

– Спасибо. – Машинально взял сладость. – И тебя с праздником.

– А вы расскажете, как воевали? – Во взгляде просьба: – Пожалуйста.

– Конечно. – Похлопав ладонью по скамейке рядом с собой, ждет, пока ребенок устроится, и начинает рассказ.

 

Доверчивый детский взгляд и сто вопросов обо всем. Можно вспомнить, что было и всех, кто был рядом. Одиночество, разжав холодные щупальца, отпускает душу, и день снова обретает краски. Солнце светит, настроение становится праздничным. Время ни на мгновенье не замедляет свой бег, и сумерки опускаются на нарядно украшенный парк. Набережная вспыхивает иллюминацией, и мальчика зовут.

 

– Мне пора. – Поднявшись, доверчиво обнимает за шею. – Ты... Ой! То есть вы... придете завтра?

– Нет. – На мгновенье прижимает ребенка и, услышав обиженное сопение, отпускает. – Возьми.

Протянув цветы, вздыхает:

– Не обижайся, но смогу приехать только через год.

– Договорились. – Важно кивнув, сжимает в кулачке гвоздики и, развернувшись, бежит к матери. На полдороге замерев, поворачивается, и серьезно посмотрев в глаза, произносит: – Буду ждать тебя.

Последние слова эхом звучат в голове. Проводив взглядом маленькую фигурку, шепчет вслед:

– Обязательно приду.

 

Подняв взгляд, смотрит в высокое чистое небо. Его будут ждать, он нужен, а это значит, что вернется сюда, чего бы ему это ни стоило. По морщинистой щеке бежит слеза, но она сладкая из-за ощущения всеобъемлющего счастья.

Автор статьи: Marinohka