Заговор судьбы

Возьми моё сердце,

Возьми мою душу,

Я так одинок в этот час,

Что хочу умереть.

Мне некуда деться,

Свой мир я разрушил,

По мне плачет только свеча

На холодной заре.

Ария «Возьми мое сердце»

Январь 2009

В комнате пахло сосной и чем-то терпким. Так обычно пахнут дорогие дома, и пусть никто не в состоянии объяснить, как именно, но этот аромат несомненно знаком каждому. Другой, чужой, одновременно волнующий и непривычно-экзотичный.

Не для угловатой девочки-подростка, замершей в стороне.

Она уже давно свыклась с запахом кожи и дерева – мягкой мебели и итальянского гарнитура, но в эту пору его, как обычно, разбавляли ель и апельсины.

Украшенная яркими игрушками и новогодними гирляндами, лесная красавица отражалась в блеске паркета и огромных потемневших окнах. Высокая и стройная, только она была под стать этому старому купеческому дому и ни на миг не давала усомниться в торжественности грядущего события. Маленькая девочка попросту затерялась на фоне такого великолепия.

Она стояла у массивного деревянного стола, убранного нарядной скатертью, и следила за действиями своей матери. Лишь время от времени о чем-то эмоционально переговаривалась с ней, сжимая кулаки. Но это никак не повлияло на неспешные приготовления к праздничному ужину.

– Мама, папа, ну пожалуйста! – снова возмутилась девочка-подросток и едва не топнула ногой от нетерпения, да только это было бы совсем по-детски, а потому не стала.

– Там холодно, еще подхватишь воспаление легких, – обыденно ответила мать.– И вообще-то, гадают в полночь. – Она стояла напротив итальянского буфета, сосредоточенно вглядываясь в его содержимое. – Саша, скажи ей, – попросила, наконец, чувствуя, как взгляд дочери буквально сверлит ее затылок.

– Алина, слушай маму, – подал голос отец. Он поклялся взять полноценный выходной и наконец побыть с семьей, а потому сидел в кресле и иногда наблюдал за приготовлениями к ужину. Мужчина перевернул страницу «Правительственного курьера» и, не отрываясь от газеты, продолжил: – Идите лучше почитайте, в куклы поиграйте – займите себя чем-нибудь полезным.

Девочка на миг приуныла: «Какие куклы в двенадцать лет?!»

Она вообще рассчитывала на настоящее рождественское веселье: выбежать на улицу и, наевшись снега, забросать друг друга снежками, нещадно хохоча. Но, даже мысленно смирившись с неисполнимостью желаний и привычным праздничным ужином, девочка снова понадеялась, что это Рождество будет другим, когда появилась Оля. Из-за домашних приготовлений подружку на несколько часов привезли к Алине, но девочки планировали заполнить их массой занятий.

– Вы же не выпустите на улицу в полночь, – догадалась она.

– Конечно, нет, – отозвалась мать, после того как отец промолчал, полностью поглощенный газетой, продолжила доставать из горки праздничный сервиз. Часть его уже красовалась на столе.

– Это несправедливо! – Вместо обычного послушания в девочке снова проснулось упрямство.

– Алина. – Тон матери отрицал любую попытку спора.

– Оля никогда не оставалась у нас допоздна, – искренне недоумевала та. – Ну, почему нам нельзя выйти?

– Алина! – повторила мать. – Мы и так делаем все, о чем ты только не попросишь. – Она со звоном вернула одну из тарелок на место и посмотрела на дочь. – Если тебе говорят: «Иди в комнату», – значит, ты должна идти туда. Все.

Девочка поняла, что спорить, а тем более отвлекать мать от приготовлений к празднику бесполезно, и, понурив голову, пошла к лестнице на второй этаж.

Хуже всего было то, что подруга Оля все это время стояла в пролете и стала молчаливой свидетельницей ее позора.

«Делаем все, о чем ты только не просишь», – мысленно возмущалась Алина. Все, что касалось покупок, подарков, игрушек, но никогда и ничего из того, чего ей действительно хотелось. А ей хотелось быть как все. Лазить по деревьям, ходить босиком по лужам, выбегать под дождь в одном лишь свитере... Только Алине никогда не позволяли того, что считалось нормой для других детей. Именно поэтому она с трепетом ожидала праздника и до сих пор пребывала в ожидании чуда.

В этом году у нее впервые пошли месячные, и этот факт вызвал такой внутренний подъем, что она наивно полагала, будто теперь ее жизнь изменится. Алина до сих пор помнила, как испугалась, заметив странные выделения. Быстро переоделась, вымылась и несколько часов бродила по дому, боясь сообщить об этом матери. Девочка думала, что больна какой-то неизлечимой болезнью, и это окончательно добьет родителей, которые и так тратили целое состояние на ее оздоровление. Она знала о месячных, но в тот конкретный момент вообще не задумалась о них, ведь даже самые «продвинутые» девчонки в классе не могли этим похвастать. Но мама развеяла все сомнения и с улыбкой успокоила, разъяснив причину. Потом прижала к себе и поцеловала в висок, погладив по спине и сказав:

– Теперь ты у меня такая взрослая...

В этот миг Алина впервые поняла, что стала девушкой. И начала лелеять эту мысль в надежде, что теперь выборет право на большую самостоятельность у родителей. Да и вообще станет более привлекательной.

Но месяцы шли, а солнце сияло все так же и мальчишки по-прежнему не обращали на нее внимания. Даже родители не смягчились и не признали в ней равную себе. Вот и сегодняшний вечер стал тому подтверждением. Оставалось провести последний час из отведенного им с Олей времени в набившей оскомину комнате. Но стоило подняться по лестнице – и им навстречу вышла бабушка Алины, Анастасия Петровна.

– Ласточка моя, чего хмуришься? – Она обняла внучку и провела ладонью по ее вьющимся локонам. – Башмачок, небось, бросить хотели?

Наверное, бабушка тоже слышала короткую перепалку в гостиной и без особого труда догадалась о ее причине.

– Именно, – пробурчала Алина, еще не успев толком остыть, и совершенно искренне пожаловалась: – Всего-то пять минут дела: бросить по ботинку!

Казалось, пожилая женщина на миг задумалась, как вдруг озорная улыбка осветила ее лицо.

– Я вас прикрою. – Пообещала она и подмигнула, поторапливая подружек со сборами.

Спустя считанные минуты все трое стояли во дворе, а мороз обжигал их лица, с паром вырывая дыхание. Алина зябко ежилась, пытаясь согреть руки, а легкий едва ощутимый снежок медленно оседал на ее волосах. Самый настоящий рождественский снег!

Тревоги вмиг развеялись, стоило только увидеть застеленные пушистым белым покрывалом улицы, почувствовать талую воду на губах. Ночные фонари придавали сугробам желтоватый оттенок, но не могли перебить изредка искрящееся в них бриллиантовое сияние. Несмотря на ранний вечер, небо уже по-зимнему стемнело. Остывшая земля поднимала клубы пара вдоль сливов у тротуара. Алина могла видеть их сквозь просветы решетчатого забора. На улице было немноголюдно, хотя где-то неподалеку раздавались веселые окрики. В тихий рождественский вечер и под редкий для города снегопад сам Бог велел выйти на улицу. И заняться кому снеговиками, а кому – гаданием.

– Чего ждете? – Голос бабушки вывел Алину из раздумий. – Ну, же, давайте глянем, с какой стороны ждать ваших женихов!

И подружки вмиг зарделись оттого, что кто-то выведал самое главное их на данный момент желание.

Они вместе подошли к воротам и встали к ним спиной. Почти одновременно сняли по ботинку под тихие подсказки Анастасии Петровны. Алина слегка смутилась, ведь выучила гадание наизусть, а теперь не могла вспомнить ничего о том, как правильно действовать.

Наконец она забыла обо всех тревогах и попыталась полностью сосредоточиться на своем желании. Так надоело быть одной... Знать бы, что есть где-то человек, который ждет ее. Тот самый принц. Ну, или не принц, не столь важно. Человек, для которого она будет самой красивой, самой интересной, самой лучшей.

Ботинок улетел высоко за ворота. За ним последовал и второй – от Оли.

Подружки испуганно переглянулись, решив, что закинули обувь слишком далеко, возможно, даже на проезжую часть, и поспешили выйти со двора.

«Глупое гадание, – вдруг решила Алина, минуя ворота и при этом забавно припрыгивая на одной ноге. – Понятно же, что жених придет в дом с улицы, ведь ботинок бросаем именно туда! Какое еще направление?»

– Ха-ха, это еще что за гусыни? – Звонкий мальчишеский голос раздался откуда-то сбоку, стоило лишь подружкам застыть на улице, ища глазами потерянную обувь.

– Чего так прыгаете? – донесся другой, и, обернувшись, Алина узнала Андрея и Витю. Своих соседей, ровесников и самых настоящих вредителей, которые доставали ее еще с первого класса.

– Вы не видели наших ботинок? – спросила Оля, прежде чем девочка успела предупредить, чтобы та молчала.

Подружка жила в другом районе, и виделись они нечасто, а потому Оля не знала, сколько вреда могут принести эти двое.

– Ботинок? – Судя по его веснушчатому лицу, Витя не сразу понял сути вопроса.

– Че, обе одновременно потеряли? – съязвил Андрей, окидывая девочек ехидным недоверчивым взглядом. И Алина поняла, что, судя по его нахальству, он все-таки узнал ее.

Но мальчик тут же застыл в удивлении, когда увидел, что подружки действительно потеряли свои ботинки. Одновременно обе. И для левой ноги. Проследив за его взглядом, Витя тоже замер в недоумении.

Судя по лицам, освещенным придорожными фонарями, никто из мальчишек понятия не имел о гадании на башмачке, и это на миг успокоило Алину. Значит, никому не расскажут и ее не высмеют. Но повернув голову к дому, она увидела, что бабушка все еще кряхтела, только приближаясь к воротам. Ребята же стояли у самой дороги.

– Этот? – раздался голос Андрея, и, обернувшись, Алина с ужасом обнаружила свой ботинок у него в руке. Мальчишка стоял на обочине справа от ее дома.

– Верни! – громко потребовала она и тут же добавила уже просительно: – Верни, пожалуйста!

– Ха-ха, уже! – Он только рассмеялся, видя, как сильно ей нужен башмачок.

Девочки рассеянно переглянулись. Оля была в панике, потому что Витя принялся воодушевленно осматривать тротуар в поисках ее ботинка, наверняка желая повторить подвиг друга.

– Андрей, пожалуйста, отдай мне мой ботинок. – Алина снова повернулась к мальчишке и указала на свою ногу, которую уже порядком устала держать на весу. – Ты видишь, как мне тяжело?

– Тебе нужно – сама и забирай, – хохотнул тот.

Девочка уже знала, чем это обычно заканчивается. Эх, как не вовремя эти два балбеса свалились на ее голову! И все-таки она сделала несколько прыжков, чтобы приблизиться к Андрею: вдруг в этот раз повезет? Но, видимо, мальчику было безразлично Рождество, и он не собирался делать ей подарок, потому что быстро отошел на те три шага, которые с таким трудом преодолела Алина.

– Андрей, ну хватит! – Она начинала злиться. – Верни ботинок, это не смешно!

– А то что? Бабушке нажалуешься? – Он засмеялся, указывая на появившуюся в воротах Анастасию Петровну, и девочку залила краска стыда.

Если даже повезет и бабушка не вмешается, то родители точно начнут искать виновных. Как всегда, вмешаются, а одноклассники ее за это на смех поднимут. А потом Алина вдруг разозлилась: да как он смеет смеяться над ее бабушкой? Она рванула к обидчику, пытаясь взять его наскоком, но он словно только и ждал этого. Мальчишка увернулся и даже показал язык, а затем бросил:

– Золушка-неудачница! – И с легкостью побежал вниз по улице, протаптывая дорожку из следов на белом тротуаре.

Алина забыла об обуви и холоде, пустившись следом за обидчиком. Хотела только поймать и наказать его, отдубасить собственными кулаками, доказать, что ей не нужна никакая родительская опека, чтоб знал, чего только стоит дразнить ее! И даже окрик бабушки не остановил ее.

Чем дальше убегала Алина, тем реже появлялись фонари. Уже в конце улицы стало совсем темно, но девочка знала это место и все еще видела перед собой мелькающую серую куртку Андрея. И вообще не боялась, считая, что всегда сможет вернуться домой, идя на свет.

Вот только, наглотавшись холодного воздуха, она вдруг почувствовала, как заболело горло. Глотать стало труднее, и оно распухло, словно в нем застыл настоящий снежный ком. Уши и нос замерзли в одно мгновенье. Вышла ведь из дому налегке: без шапки или шарфа, в одной лишь наспех наброшенной куртке. Кто ж знал, что придется бежать? Разутую ногу, окоченевшую от пропитавшего носки снега, как и собственных ладоней, девочка вообще не чувствовала. Словно они онемели.

Какое-то время она все еще бежала за Андреем из чистого упрямства и несмотря на проснувшийся страх. Но постепенно замедлялась и замедлялась, пока вообще не остановилась в темном закоулке.

Наконец, оглядевшись, она удивилась царившему вокруг мраку. И испугалась, почувствовав, как сердце мимо воли заколотилось, словно пойманная птица. Впереди и сзади вдоль улице горели фонари, но в этом конкретном месте было черным-черно. Перед Алиной вырисовался старый каменный забор. Местами он развалился, и из-за него торчали заросли непонятных кустов, а то и сломанных веток, обрубки деревьев топорщились сверху. Сам дом практически невозможно было рассмотреть, но Алина знала это место: старый купеческий особняк. Несколько раз они порывались с подружками пролезть в него, но не осмеливались. Сейчас же в ночной мгле и тишине девочке вообще стало страшно находиться рядом.

Она снова огляделась в поисках хоть кого-то, и, словно прочтя ее мысли, впереди показался Андрей. Все это время он не отходил далеко и, очевидно, расстроился из-за того, что его веселая шутка так быстро закончилась. Мальчик выглядел совершенно серьезным и сосредоточенным, когда подходил к Алине, и по-прежнему сжимал в руке одинокий ботинок. Наконец он встал рядом и тоже начал всматриваться в особняк.

– Говорят, в этом доме есть призрак, – тихо прошептал он, и у Алины мурашки пробежали по коже.

– Это призрак убийцы, – продолжал мальчик едва слышно, не отрывая взгляд от особняка. – Убитого убийцы, сожженного заживо, – подчеркнул он, и девочка сглотнула от страха. Казалось, мороз пробрал ее до самых костей.

– Еще при жизни он отлавливал молоденьких девушек и убивал их,– мальчик посмотрел на нее и продолжил тихо, словно делился с ней некой тайной. – Говорят, долго и мучительно, пока у них не выдерживало сердце. А сейчас, ровно один раз в год... – Андрей вдруг замер и указал на дом: – Ты это видела?

– Ч-что в-видела? – Алина в ужасе вцепилась в его руку, словно ища спасения, и вгляделась в темноту перед глазами.

– Там был свет. Клянусь, я видел свет, – быстро прошептал он, и девочка почувствовала, как у нее от страха задрожали колени.

– Анд-дрей... Пожалуйста, п-пойдем отсюда, – просила она, пятясь назад и не чувствуя ни рук, ни ног.

Но мальчик тихо стоял и какое-то время тщательно всматривался в особняк, словно ища что-то, пока облегченно не выдохнул:

– Показалось.

Он все же развернулся к Алине и повел ее мелкими шажками в сторону от черного дома, позволяя держаться за себя, словно и не были они врагами всего минуту назад.

– Так вот... – продолжал он, найдя в ее лице благодарного слушателя. – И сейчас, раз в год, его душа приходит в наш мир, чтобы продолжить свое черное дело.

У Алины зуб на зуб не попадал то ли от холода, то ли от леденящего душу ужаса, но она продолжала слушать не в силах совладать с любопытством.

– Он продолжает искать новых жертв. – Андрей говорил так, словно боялся, что их кто-то услышит и то и дело оборачивался в сторону заброшенного дома неподалеку. – Но поскольку он призрак, то зазывает их обманом. Обещает исполнение любых желаний, уговаривает долго, пока они не согласятся уйти с ним, а в конце говорит... – Андрей перешел на шепот, и девочка в суеверном страхе и любопытстве прижалась к нему сильнее, пока мальчик громко не выкрикнул: – Отдай свое сердце!

Алина дернулась как ударенная и чуть не упала в снежный сугроб. Андрей же скорчился от смеха и хохотал до слез, глядя на испуг в ее глазах. Девочке понадобилось целых несколько секунд, чтобы понять: ее одурачили. Напугали как самую обычную пятилетнюю девчонку, а она и рада верить! Сама дала себя надуть, и этот негодяй еще смел смеяться и дирижировать себе ботинком!

Алина резко направилась в сторону обидчика, но тот лишь попятился, не в силах совладать с собственным смехом. Она даже смогла вцепиться в его волосы. Завязалась нешуточная борьба. Во всяком случае, ей она казалась таковой, его же по-прежнему только веселила. Когда же мальчик понял, что не справится, то кинул ботинок в сторону старого особняка. Тот перелетел забор и скрылся в темноте под треск ломающихся веток. Увидев это, Алина окончательно рассвирепела, но стоило лишь раз стукнуть Андрея кулаком – и он отскочил от нее на безопасное расстояние:

– Лови, Золушка-неудачница! – хохотнул, пользуясь ее беспомощностью и злостью, и с чувством полного удовлетворения пошел прочь. Обрывки его голоса все еще долетали до девочки, пока не затихли вовсе и Алина не осталась одна...

Она бросила взгляд на черный заброшенный дом, хотя и так прекрасно знала, что за ботинком не полезет: уж больно страшно. Только не этот страх волновал ее как прежде.

Мягкий снежок продолжал срываться с неба и таять в ее волосах, а Алина просто рухнула в ближайший сугроб и, кусая губы, обняла себя за плечи. Она чувствовала себя обманутой, брошенной. Хотела чуда – и на те, получила! Андрей превзошел ее самые смелые мечты, «сделал» весь праздник. И не какой-нибудь, а Рождество. Правы были родители: нужно было сидеть дома и не высовываться. Хотела приключений? Вот и сидит теперь в снегу, холодная и голодная. Босая, всеми брошенная. В темноте под забором у старого развалившегося дома с привидениями. Одна.

И неважно, что до родного дома с праздничными огнями и гирляндами рукой подать. В этот момент Алине казалось, что весь мир был против нее.

Все у нее не как у людей! Показал бы башмачок на юг – она бы и знала, откуда ждать хороших вестей. А так получалось, что никто ее не полюбит. Так и останется никому ненужной, неинтересной. Серой молью!

И потому горькие слезы катились по ее щекам.

Горячие ручейки были так непохожи на ласковые поцелуи тающих снежинок...

А потом был жар. И все Рождество Алина провела в постели с высокой, ничем не сбиваемой температурой. Мать все время дежурила рядом и причитала, что, дескать, дочь опять свалилась с простудой. Отчитывала ее за безрассудное поведение и тут же с волнением прикладывалась губами к ее лбу, и без того видя, что лучше той не стало.

Алина понимала ее волнение, сама уже сто раз мысленно отругала себя за глупый поступок. Но это случалось редко, потому что, выныривая из горячечного сна, девочка морщилась от яркого света и хотела как можно скорее вернуться обратно. В такие моменты она только и могла, что просить воды или слабо качать головой в ответ, пока заново не отключалась.

Теперь Алина сожалела, что выскочила на улицу и пустилась вдогонку за Андреем. И без того постоянно болела то гриппом, то простудой. Должна была беречь себя, а вместо этого опять слегла. Просто понадеялась на рождественское чудо, а оно вылилось в лежание в больнице...

Тем не менее, девочка смутно понимала причины беспокойства взрослых. Они так часто пугали ее диагнозом «воспаление легких», что он стал привычным и совсем не удивил, воплотившись в реальность.

Только слабое отопление в больнице волновало ее еще больше. И даже привезенный отцом обогреватель не был в состоянии добраться до пробиравшего до самых костей холода.

Зато в отплату за свое рождественское безрассудство Алина стоически выдерживала все лечение, в том числе и ненавистные уколы.

Решила, что больше никогда не ослушается родителей и перестанет верить во всякую чепуху.

И так и не пошла искать потерянный ботинок. Второй же потерялся в больничной суматохе.

Январь 2015

Полумрак и замершая в темноте толпа. Только сцена освещена софитами, и затишье резко обрывается, когда музыка ударяет по ушам. Ее рваный, бешеный ритм захлестывает толпу, сливаясь с ней в едином порыве неконтролируемой нирваны. Красные и желтые огни озаряют сцену дьявольскими вспышками.

На крошечном пятачке это смотрится так же дешево, как и сам ночной клуб, чьи стены сейчас сотрясаются от звуков музыки, но Алине все происходящее кажется нереальным, ее захлестнуло чистое удовольствие. И пусть она не надрывается и не беснуется в толпе, как остальные, зато чувствует себя ее неотъемлемой частью. Возносится с волной сумасшедшей энергетики куда-то к небесам. Ощущает, как электрические заряды пронзают ее тело с головы до пят, делая свободнее, увереннее. Сильнее.

Но эйфория проходит так же, как и началась. Это последняя песня.

«Death’s Killers» еще далеко до статуса мегапопулярной группы: толпа не ревет, не носит на руках и не поет выученные наизусть тексты. Но музыканты довольны, довольны и слушатели. Одна Алина в растерянности.

Вот Майкл (на самом деле его зовут Миша, но на это имя он не откликается) спускается со сцены и обменивается приветствиями с друзьями, столпившимися внизу. Алина видит каждый его жест, наслаждается улыбкой и сияющим взглядом, хотя их разделяет десяток метров, а расходящиеся зрители больно задевают то одно, то другое плечо.

Подойти и попросить автограф? Но он не знаменитость. Просто подойти? Решит, что клеится. Алина так и стояла, замерев, словно приросла к полу, и наконец решилась сделать первый шаг, когда вдруг увидела, как на Майкла налетела какая-то блондинка. Обхватив его ногами за талию, она повисла на парне, буквально пожирая поцелуем. Да и он особо не сопротивлялся. По большому счету, кто будет сопротивляться собственной девушке?..

Окончательно разочаровавшись, Алина развернулась, чтобы уйти, и наткнулась на фигуру Геннадия, для нее – дяди Гены: водителя и в каком-то смысле охранника. По всей видимости, он все это время стоял у нее за спиной.

– Чего нос повесила? – подмигнул мужчина. – Пойдем, шабаш закончился.

Она не стала спорить и тем более отчитывать его за иронию, даже улыбнулась забавному сравнению – так уж сложилось, что с этим человеком Алина общалась чаще, чем с отцом, и позволяла ему любые высказывания. Впрочем, даже сейчас дядя Гена выразился несколько грубо не с целью обидеть ее, а чтобы отвлечь.

В очередной раз поцокав и покачав головой при виде разодетых, как он любил говорить, от слова «раздеть» и в боевом раскрасе девушек, мужчина накинул на Алину шубку и пропустил к выходу. Вскоре они уже ехали по ночному городу в абсолютной тишине.

– Ваша жена не обиделась из-за сегодняшнего вечера? – мягко поинтересовалась девушка.

– Что ты! – отмахнулся Геннадий. – Думаю, ее уже достала моя вечно мелькающая физиономия, а меня, по правде говоря, – оливье. Только если вдруг увидишь ее – чур, не говори.

В этом человеке всегда было столько позитива и искренности, что Алина мимо воли улыбнулась:

– Я – и сдам вас? Да ни за что в жизни. Третий день оливье – это та еще пытка! – подколола девушка.

– О, моя школа! – Улыбнулся Геннадий и тут же оживился: – Только баба она ревнивая... Эх, что тут недавно вытворила! Все забываю тебе рассказать. Ей какая-то клуша, – он произнес последнее слово так, словно это было ругательство, – наболтала, что видели меня в машине с какой-то молодой девахой. То-то был скандал! – хохотнул он. – Пока не докопалась, что машина рабочая, а красотка – ты. Но ревнует старуха, ревнует... – Он на миг задумался о чем-то, а потом выдал с еще большим оптимизмом: – Зато теперь могу вдоволь ездить с любыми молодухами – не прикопается.

– Дядя Гена, тогда я уже вас сдам! – шутливо пригрозила Алина.

– Эх, ты... – протянул он, делая вид, что поверил и пригорюнился. – Меня – и ей? Женская солидарность... – деланно проворчал мужчина, хотя девушка знала: никогда за всю свою шестидесятилетнюю жизнь не стал бы изменять жене.

От этого человека с белой седой головой всегда веяло теплом и уютом. С тех пор как он стал ее водителем четыре года назад, все время ассоциировался у Алины с Дедом Морозом. Бороды не носил, да и стрижка у мужчины была короткая, но даже его голубые глаза светились теплом домашнего очага.

– Дядя Гена... – начала девушка неловко, и он только промычал:

– Угу? – давая понять, что весь внимание, хотя не отрывал глаз от дороги.

– Как вы думаете, я симпатичная?

– Конечно! – фыркнул мужчина как само собой разумеющееся. – Тебе б только поправиться немного, а так красавица! И с чего это вдруг спрашиваешь, а?

– Да так... – отмахнулась девушка.

Вечно ей говорили, что нужно поправиться... Алина долго пыталась следовать услышанному, пока не выросла и не поняла, что на самом деле это значит. Родители шутили: «Не в коня корм» – а бабушка лишь многозначительно качала головой и была права в своих мыслях.

Алина родилась с пороком сердца. Но со временем, как это часто бывало у новорожденных, он устранился естественным путем. И лишь по какому-то стечению обстоятельств перенесенное в детстве воспаление легких возобновило сердечную недостаточность. Хотя чем больше Алина думала об этом, тем сильнее сомневалась в случайности событий. После перенесенного в ее младенчестве опыта родители боялись всего на свете: и лишних проблем с сердцем, и вообще любых заболеваний, которые могли к этим проблемам привести. А потому запрещали буквально все: физические нагрузки, прогулки в морозы и купание поздней весной – устранили факторы, которые могли повлечь беду. И все срабатывало почти идеально, пока не приключился случай на Рождество... Приключился именно в подростковом возрасте, когда перестройка организма была самой непредсказуемой, а сердечная деятельность нуждалась в тщательном контроле. И организм Алины оказался совершенно не готов к свалившейся на него инфекции. Словно злой рок навис над девушкой, объединив все составляющие диагноза в единую цепь событий, чьи звенья Алина различила уже позже на основании разговоров родителей и докторов.

В этом же году ей исполнилось восемнадцать, а проблема осталась, и на семейном совете все чаще всплывал вопрос об операции... Алина уже была согласна на все, лишь бы наконец избавиться от статуса хрустальной принцессы и не чувствовать себя, как спящая красавица перед уколом веретеном. Слабое сердце не давало о себе знать каким-то особым образом, зато отразилось на всей ее жизни. Неестественная бледность и слабость стали постоянными спутниками. И если девчонки в школе мечтали получить справку и «откосить физру», Алина отдала бы все, чтобы, наоборот, ею заниматься. Иногда она думала, что часто упоминаемая слабость как раз таки стала следствием нулевой физической нагрузки.

С самого детства девушка росла худенькой и тоненькой, словно тростинка. Вот и сейчас скорее походила на мешок с костями, ну или модель, если кому-то от такого звания становилось легче. При этом одногруппницы завидовали ей, жалуясь на недостаточную стройность и сидя на диетах, да только парней «модельность» отчего-то не привлекала. И девушка даже знала, почему. В тренде были веселые раскрепощенные красавицы. Такие, как та смуглая блондинка, которая встречалась с Майклом. Алина же мало того, что была полной противоположностью современных канонов красоты, так еще и вела себя крайне закомплексованно.

Постоянные запреты, отслеживание каждого ее шага, указания на ошибки и неправильность вылились в то, что девушка просто перестала быть собой. Прекратила отстаивать себя и свое «я». Она знала, чего от нее ожидали, знала, что было хорошо, а что – плохо и даже не пыталась сделать шаг в сторону от выбранной для нее родителями судьбы. Окружающих все устраивало, а, значит, было правильным. Лишь в мечтах девушка становилась свободной и самостоятельной, способной выбрать собственный путь в жизни и парня своей мечты. Реальность же была далека от фантазий. И, каждый раз глядя в зеркало, Алина понимала, что не в силах что-либо изменить.

Мраморная, неестественно белая кожа, какая редко встречалась даже у огненно-рыжих. Светлые, почти льняного оттенка волосы и светло-серые бесцветные глаза. А еще худоба, из-за которой можно было даже вены разглядеть. Алина ненавидела эту внешность. И никакие заверения в собственной красоте и ее аристократизме не могли убедить в обратном. Девушка ощущала себя персонажем из «Трупа невесты». Белой вороной, бесцветной инфузорией-туфелькой, попросту молью – со своей неестественной бледностью и болезненной худобой. Она воспринимала любую бледность как болезнь, а худобу как тщедушность. Ведь в моде были спорт и пляж, солярий и автозагар, а в этом сезоне, как назло, еще и брюнетки. Но любые модификации с внешностью превращали Алину в существо из ночных кошмаров. Словно та стала гипсовым слепком, удерживающим девушку в рамках дозволенного, как посмертная маска удерживает лик покойника от разложения. Отчасти Алина сама воспринимала себя давно умершей, а потому смирилась. Старалась даже не реагировать на окружающих и абстрагироваться от внешнего мира.

Она знала, что ее считали холодной и иногда даже высокомерной, а все потому, что не умела быть «своей». И вроде заставляла себя смеяться над простенькими шутками одногруппников, а получалось неестественно. Люди подсознательно чувствовали ложь. Еще она была другой или немного не такой, как все. С иголочки одетая и с идеальной прической – со всеми атрибутами девушки из высшего общества, каковой ее видела мать: красавицы с кукольной внешностью. Алина больше любила джинсы и обычные ветровки, но они шли вразрез с требованиями образа, а потому девушка позволила выстругать из себя все лишнее и залить остаток толстым слоем лака. Для пущего глянца и лучшей сохранности. И люди опять подсознательно чувствовали фальшь в выставленной на всеобщее обозрение женской фигурке. А ведь когда-то девушка думала, что другие смогут принять ее, если она поведет себя иначе. Но даже свойственные ей педантичность, пунктуальность и забота о мелочах считались проявлением заносчивости избалованной богачки. И девушка поняла, что не сможет никого убедить в обратном. Несколько раз пыталась. Заводила дружбу с людьми, ради которых шла на все, но которым, как оказалось, хотелось ближе подобраться к ее влиятельной семье. А потому Алина оставила в друзьях только тех, кто помнил ее еще маленькой взбалмошной девочкой... Так и разуверилась в себе и других, позволяя истинным желаниям проявляться только в мечтах. И музыке.

Воплощением мечты стал Майкл. Веселый обаятельный парень, душа компании и фронтмен местной рок-группы. В нем для Алины соединилось все, что она так ценила, чего хотела и боялась: свобода, харизма, индивидуальность. Майкл также был связан с музыкой, ставшей единственной отдушиной девушки, что превратило парня в идеал, практически небожителя в ее глазах. И пусть мысленно Алина уже не первый месяц тайно воздыхала по Мише из соседнего двора, Майкл-рок-исполнитель казался ей недостижимым, как звезды. И пойти на отчаянный шаг для сближения с ним девушка также не осмеливалась.

– Чего это ты так пригорюнилась? – вклинился в ее мысли дядя Гена. – Неужто по тому хлыщу грустишь?

Алина замерла от удивления, но сразу же догадалась, кого именно имел в виду водитель.

– Дядя Гена, вы что? – только и выдавила она. С долей негодования за то, что он осмелился попрать ее идеал, но больше из смущения за легкость, с какой разгадал ее мысли.

– А что «что»? – перекривлял ее тот, оставаясь совершенно серьезным и по-отечески суровым. – Сложно, что ли, догадаться, почему ты на второе выступление этой так называемой группы идешь? Аля, да только посмотри на него со стороны. Парню двадцать три года. Ни кола ни двора, ни машины, ни учебы, ни работы – ничего. Что ж это за мужик?

– Дядя Гена, – попыталась заступиться Алина. – Он учится в моем университете...

– И на кого? На музыканта, что ль?

Алина молча кивнула, решив не говорить, что еще и на втором курсе в свои двадцать три. Но, наверное, дядя Гена и так знал об этом. Неспроста же даже возраст Майкла упомянул...

– Тоже мне профессия, – продолжал водитель. – И вообще, эта ваша мода... – пробурчал он. – Джинсы в дырах, волосы прилизанные, серьги в ушах... Самый настоящий хлыщ. Это ж баба какая-то, а не мужик! В мое время таких за порог не пускали, не то что на сцену... Про университет вообще молчу, – махнул он рукой.

Отчасти Алина понимала, что водитель прав, но в то же время не могла объяснить ему нормальность всего перечисленного в современном мире. Человек из старого поколения не понял бы – вот и он не понимал. Девушка уже старалась по возможности модернизировать своего главного советчика, но даже о Кипелове тот сказал что-то в духе «Тоска и смерть. И так тошно жить, а тут наслушаешься – и хоть за веревкой с мылом». Поэтому сейчас Алина тоже молчала.

Отчасти ей была приятна забота дяди Гены, отчасти казалась бессмысленной. Какая разница, кто ей нравится? Родители эти отношения не одобрят, да и сам Майкл на нее даже не взглянет. Оставалось только мечтать...

Именно в эту ночь Алина тихо проскользнула в свою комнату, приняла душ и долго лежала, глядя в потолок, с плеером в ушах. Мало кто знал, что рок был ее отдушиной. Девушке «с иголочки» обычно приписывали любое другое направление музыки, только не это. Алина же все чаще замечала, что интересные ей собеседники слушали то же, что и она: от классики в стиле «Скорпионс» и «Металлики» до «Гадсмэк» и Мэнсона на разогрев, – но непременно рок.

Ее больше интересовали спокойные композиции, достаточно гармоничные и плавные, с ноткой мистицизма, и сейчас, прислушавшись к строчкам любимых песен, Алина поняла, что в чем-то дядя Гена был прав: во всех них фигурировала смерть. Смерть как выход, отдушина, избавление, освобождение. Девушка не относила себя к готам и не видела в чем-то подобном красоты или романтики, более того – считала самоубийство высшей глупостью и проявлением слабости, но, наверное, неспроста слушала композиции с суицидальным уклоном и отдавала себе в этом отчет. Возможно, переживаемый посредством музыки опыт приносил очищение и становился заменой настоящей смерти. Помогал Алине держаться подальше от дамы с косой в реальности. Зато там, в фантазиях, на волнах струн души, девушка становилась свободной...

Первая и последняя самостоятельная вылазка в ночной клуб стала единственной родительской поблажкой как аванс за примерное поведение на «Зимнем балу». Такое вычурное и немного чудаковатое для местной публики название дал своему торжественному приему Андрей Новиков. Народный депутат последнего созыва закончил ремонт старинного особняка и собирался открыть его двери для местной элиты, чтобы поразить обилием роскоши. На деле же тридцатитрехлетний политик и бизнесмен оставался холостым, поэтому устраиваемый им маскарад был воспринят ратующими родителями как смотрины будущей супруги. Родители Алины не стали исключением.

– Дорогая, он, должно быть, очень богат,– объясняла мама. – Можешь себе представить, сколько он вложил в ту развалину? Да и вообще, выборы тоже недешевы. И тридцатый номер в партийном списке! Новиков подает большие надежды... Заполучи его – и сможешь уехать из этой дыры и зажить, как королева.

– Если он не собирается жить в этой «дыре», – подчеркнула Алина,– то зачем выкупил особняк?

В ответ мать лишь пожала плечами, но решила:

– Ностальгия, наверное. Он же родом из этого города... – И тут же вернулась к интересующей ее теме: – И наверняка, чтобы найти хорошую, неизбалованную супругу. Алина, слушай маму: я плохого не посоветую. Молодой, состоятельный, холостой – мечта. Не веришь – поищи о нем информацию в интернете.

Но у Алины не было ни малейшего желания узнавать что-либо об этом человеке. Никто из окружения отца не вызывал у нее доверия. Уж слишком часто тот любил повторять: «Человек человеку – волк».

Политики, бизнесмены, общественные деятели – все они были для Алины одного сорта. И слова матери не могли заставить переменить мнение о новом депутате.

Жену можно было вполне отыскать и в столице, причем не хуже, чем в провинции. Если Андрей Новиков хотел именно тихую и неизбалованную, скромную, то по какой причине? Что он сам из себя представлял? В голову так и напрашивался образ домашнего тирана. Да и приобретение старинного особняка и его обустройство казались странными для человека, который собирался жить в столице. Уж не в опале ли он?.. Но все подозрения Алины разом померкли, когда в голове всплыло другое.

С того самого неудачного гадания она обходила заброшенный особняк десятой дорогой, считая его виновником своих проблем. И никакие доводы о том, что пробежка по морозу другим бы не закончилась, не срабатывали. Алина долго расспрашивала бабушку об этом доме, словно надеясь услышать продолжение истории. Узнать, что душа убийцы покинула этот мир или успокоилась. Но и та была категорична в своей версии.

– Особняк выстроил некий барин,– рассказывала Анастасия Петровна зимним вечером, когда Алину уже выписали из больницы и она лежала в своей постели. – Поговаривали, побывал в странах невиданных и имел столько денег, что хоть в землю зарывай. Столько радости было в этом городишке от его приезда. Молодой, богатый, красавец! Высок, черняв! – Бабушка резко понизила голос. – Да только держался он особняком. Порой вместо слова доброго одаривал взглядом аки камень. Глаза его были изо льда. Ни разу не устроил бал али прием да отгородился от соседей высокими стенами. И никого подле себя не оставил, окромя слуги, что с ним прибыл. – Анастасия Петровна замолчала и спустя паузу продолжила, медленно гладя Алину по волосам. – Люди начали судачить, что дескать странный барин. Молод – и не весел, красив – да неженат, богат – да в глушь уехал. Вскоре и экипаж (али карета, уж я в том не сильна), в общем, кто-то странный к нему зачастил. Экипаж был весь черный, виды видавший, да только лошади в нем – дюже хорошие, местные это сразу заприметили. И слуга барина был как пес настороже. Едва экипаж появился – а он уже тут как тут, встречает важного гостя, укутанного в черные одежды. И кто то был — никто не ведал, и рассмотреть не мог, и смотреть опасался. Да только еще до рассвета уезжал экипаж туда, откуда и взялся, а приезжал непременно к ночи. – Бабушка печально вздохнула и продолжила: – Нехорошие пошли толки. Чего только не придумывали, чтоб объяснить странности барина. Да как-то пара молодых ребяток пробралась ночью в особняк, чтобы углядеть, в чем дело-то. Пошли на свет в одном оконце, подошли, как глядь! – От этих ее слов Алина вздрогнула, но бабушка обняла и с улыбкой призвала успокоиться. – А там непотребство какое... – продолжила Анастасия Петровна. – Люди – не люди, звери – не звери. И в центре хозяин дома восседает с лицом из чистого золота. А рядом дева дивная, вся в масть ему, словно солнце. И дьявольское пламя в доме том, и свет, и шум, и сатанинский бал правят. – Пожилая женщина снова вернулась к более плавному стилю повествованию. – Сорвалась ребятня – и со всех ног домой бросились, рассказали, что да как. Дождались утра – тут и взялись мужики за вилы да баре за ножи, и схватили барина врасплох. И пытался он сбежать со своими прихвостнями, да только деву не сберег. – Анастасия Петровна замолчала и продолжила уже с легкой грустью на пронизанном морщинами лице: – С тех пор хозяина дома никто не видел и уж думать о нем забыл, как началось... То скотину мор скосит, то колодец бураном засорит. А потом и девы молодые стали пропадать, и челядь, в погроме участвовавшая... И только лишь дочери да жены тех, кто гнал бесовское семя. И не простые, а дорогие сердцу. Так и поняли люди, что не избавились от нечистого – вот мщение и творит. Да только уберечь никого не могли: говорили, убиенные сами за ним шли аки ягнята на заклание, и ни одного тела их так и не нашли. Будто и не было их в мире этом. – Бабушка пожала плечами, и Алина немного расслабилась, предчувствуя скорую развязку. – Что только не перепробовали – ничего не помогало, словно заговорен был. Пока не пришел черед одного боярина Горскага, чья семья бед еще не знала.

– Погоди, бабушка, – прервала ее Алина. – Звучит как «Горского»?

– Если ты имеешь в виду, что это наша фамилия, так всяко может быть. – Пожала плечами Анастасия Петровна. – Но сколько людей носит ее, и как знать, та ли? Не бери в голову, золотко. – Она погладила внучку по макушке и продолжила еще тише: – И предложил тот дом обыскать, авось убийца там. Собрались снова мужики да так и поступили. Днем пошли. И что застали? Барина того с телом дочери Горскага. Потом говорили, дева пропала сразу после того, как отец на поиски убийцы отправился. Последней она была из семей, чинивших самосуд. Говорили, и что сердце ее еще билось в руках убийцы, да сама дева уже была мертва... И горе отца пределов не знало. Изничтожили тогда убийцу на месте. Иногда говоришь «камня на камне не оставили», так и там «плоть на плоти»... Забрали тело дочери боярской, а убийцу так и оставили тлеть на месте за грехи его... – Анастасия Петровна вздохнула. – Но как бы то ни было, с тех пор в поселке наступил покой... Лишь иногда говорят, будто особняк по-прежнему посещает душа его хозяина. Люди, бывало, видят в нем свет и думают, что там по-прежнему правят бал...

В комнате повисла напряженная тишина, и бабушка повела плечом, на котором разместилась Алина, выводя внучку из задумчивости.

– Чего притихла? – мягко попеняла Анастасия Петровна. – Испугалась чего?

– Может, душа его бродит, потому что тело не похоронили? – При этих словах глаза девочки стали большими, как блюдца, и она приподнялась на локте.

– Да был потом пожар в том доме, – поясняла бабушка. – И люд когда тушил, решил тело и найти, похоронить, да только не нашли. Видать, к тому времени уже нечего было искать...

И снова наступило молчание, которое Алина не решалась нарушить.

– Бабуль, – наконец, выдавила она. – А может, он действительно был какой-то нечистью? И тело не нашли, потому что он... Живой? – Сказала – и еще сильнее испугалась.

Анастасия Петровна посмотрела на внучку как на наивную девочку, которой та и была.

– Чего я только не слышала по этому поводу, – рассмеялась она. – И что тот барин продал душу дьяволу, и что пил кровь невинно убиенных, и что на самом деле был из преисподней, но знаешь, что я думаю?

Алина подтянулась, чтобы быть поближе к бабушке.

– Я думаю, он был обычным человеком, которого по недоразумению или незнанию назвали нечистью. Может, и с женщиной той убитой встречались тайно от большой любви. Как знать? Красота в глазах смотрящего...

Вспомнив эти слова, Алина решила, что в душе была далеко не красавицей, ведь так долго снились ей потом в кошмарах глаза изо льда! Но все забылось, кануло в Лету, будто и не было. До сегодняшнего дня.

Алина вспомнила, как гадала когда-то в канун Рождества и туфелька привела ее к заброшенному дому, а нашел ее соседский мальчик по имени Андрей. Вот и сейчас приближалось Рождество, после которого ее ожидал Зимний бал в том самом особняке с владельцем Андреем. Пусть и не бывшим соседом...

И сам особняк был странным, и владелец его вызывал подозрения... Озноб прошиб Алину, но она тут же махнула головой, отгоняя непрошенные мысли. Разве можно верить детскому гаданию? И глупым сказкам, которые бабушка почему-то считала нужным передавать из поколения в поколение? Сколько подобной ереси Алина уже выслушала! Только все равно в глубине души у нее уже зародились страхи и сомнения...

Девушка включила компьютер и занялась поисками депутата. Ей была безразлична его биография, интересовало только фото. Одно такое сразу же всплыло на мониторе. На вид обычный мужчина, достаточно молодой, чуть старше тридцати. Светлые кротко стриженые волосы пшеничного оттенка. Яркие, насыщенного цвета, голубые глаза. Они особенно четко выделялись на синем фоне паспортного фото. Такой же синий костюм, синий галстук. Смуглая кожа, немного одутловатое лицо. Возможно, любил выпить, потому что оно казалось отекшим. А вообще – никакой, решила Алина про себя. Безликий, с грубыми чертами. На вид обычный колхозник, которому только свиней разводить. Явно страдал полнотой, и ни обрезанная нижняя часть фото, ни строгий деловой костюм не могли этого скрыть. Однозначно не тот кандидат, которому Алина была бы рада. Девушка быстро нажала на крестик, закрывая фото. Теперь она была убеждена, что никогда в жизни не захочет привлечь Новикова, а уж тем более выйти за него замуж... Но зато успокоилась, не найдя в его внешности никакого сходства с персонажем легенды. Чернявым, с глазами изо льда.

Вереница межпраздничных будней тянулась ровно до тех пор, пока не грянуло Рождество. Алина осознала это только потому, что мать, верная своей привычке, отпустила прислугу и самолично занялась приготовлениями к ужину. Будто бы отец собирался это оценить. Между родителями давно не было тепла, и девушка отчасти жалела мать.

Лишь став взрослой, Алина перестала видеть в ее жесте признак семейного единства, скорее это была дань традиции. Алина вообще смутно представляла, почему рождественский ужин должен был символизировать праздник, который состоял в богослужении, а не чревоугодии. Ее семья никогда не бывала в церкви в этот день, предпочитая мирские радости, но ощущение праздника все равно не покидало девушку. Где-то в глубине души она по-прежнему верила в волшебство и с радостью пересматривала «Рождественскую историю». Правда, в этот раз отец нарушил традицию, вызвав ее к себе для разговора.

Девушка напряглась, но проследовала в кабинет, чувствуя словно вместе с дверьми за ней закрылись врата Ада.

– Проходи, моя красавица.

Он указал на кресло у своего стола, не отрывая глаз от бумаг. Отец уже давно не следовал требованиям матери о выходном на Рождество, и Алина подозревала, что неспроста. При этом ей очень хотелось верить, что причина крылась в желании просто насолить той, а не романе с какой-то консультантшей, слухи о которой дошли даже до семьи.

– Ну вот...

Отец отложил бумаги и посмотрел на Алину, замершую в кресле. Он улыбался, но девушке почему-то стало холодно от его улыбки. Хищной и леденящей, словно мужчина собирался иметь дело с очередным «лохом», а не собственной дочерью.

– Ты у меня уже выросла, стала настоящей красавицей. – Отец окинул ее оценивающим взглядом и вроде бы остался доволен. – В восемнадцать человек считается уже зрелым и самостоятельным, пускается в свободный полет, свободное плаванье. – Отчего-то слово «свободный» в его устах звучало как «клетка». – Но эта зрелость всего лишь видимость. На самом деле, ты еще не можешь принимать по-настоящему мудрых решений.

Теперь Алина была практически уверена в том, к чему клонился весь разговор. Еще минуту отец довольно пространно рассуждал о философских темах, а она смотрела на него и понимала, почему его бизнес процветал, а сам он получал все, чего хотел. Говорил мягко и вкрадчиво, но выглядел при этом так, словно уже загнал добычу и только решал, когда ее прикончить. Даже у нее, его дочери, создавалось впечатление, что отказ этому человеку был равносилен смерти. И судя по тому, как боялись его их соседи, оно имело под собой основания.

– Мать сказала, ты стала какой-то замкнутой, – перешел он к главному. – Равнодушна к развлечениям, равнодушна к Зимнему балу и даже отказываешься ездить на примерки.

– Уже езжу, – поспешила вставить Алина, и отец на миг замолчал, сканируя ее взглядом. Затем отодвинул папку с бумагами и снова посмотрел на нее с улыбкой: – Значит, все прекрасно, и она зря волнуется?

Девушка лишь кивнула, отчетливо представляя, как нечто подобное он уже говорил когда-то своим конкурентам.

– Я знал, что ты у меня послушная девочка и, конечно же, последуешь советам любящей мамы.

Алине показалось, что последнее слово он произнес с иронией. Неужели мать больше совсем ничего для него не значила? Неужели и Алина значила не больше?

– И будешь ты жить долго и счастливо, – заключил отец певучим голосом. – Прямо как в сказке, моя принцесса. Да?

– Да... – выдавила Алина не в состоянии сразу вынести себе приговор.

– Прости, не услышал? – уточнил отец.

– Да, – громче сказала она, и он удовлетворенно кивнул:

– Я знал, что ты у меня умная девочка. Молодец. Теперь можешь идти готовиться к ужину.

Алина кивнула и, молча встав, направилась в сторону выхода.

Закат уже окрашивал окно кровавым заревом, а в кабинете проступили только тени. Словно все кричало ей об опасности. Комната девушки находилась выше и также была заслонена от света высокими деревьями. Отчего-то Алине казалось, что теперь даже там она не будет чувствовать себя в безопасности.

– Алина, – остановил ее у самой двери голос отца, и девушка замерла.

– Даже не думай совершить какую-то глупость, – предупредил он.

Семейный ужин прошел в почти полной тишине, лишь изредка разрезаемой репликами матери. Она не была глупой и понимала бесполезность своих попыток разрядить обстановку, просто как обычно старалась создавать видимость нормальности.

Алина же с трудом дождалась, пока отец первым не выйдет из-за стола, чтобы сбежать от его давящей ауры в комнату. Стоило закрыть за собой дверь, как девушка включила «Я свободен». И слушала, слушала... Вторя словам песни словно молитве, убеждая себя будто они помогут уйти от реальности. при этом держала громкость на гораздо более низком уровне, чем хотела бы, потому что отец не принимал ее пристрастий в музыке... Отец. Одно это слово, промелькнувшее в мыслях, заставило Алину вздрогнуть.

Он открыто намекал, чтобы она согласилась со всем, о чем говорила мать, буквально требовал «покорить» Новикова. Мало того, что депутат был просто уродлив, и девушка не хотела иметь с ним ничего общего, она еще чувствовала себя так, словно ее помоями окатили. Алину Горскую превращали в продажную девку, подстилку. И не кто-то посторонний, а собственный отец. Девушка сразу поняла, что мать была всего лишь инструментом: она пыталась выполнить предписания супруга так, чтобы на дочь не пришлось давить. Но разве можно использовать родную кровь как средство платежа? Алина задала себе этот вопрос и тут же попеняла на свою наивность. Конечно, можно. Она сама в этом убедилась... Ее последней надеждой было то, что отец не мог влюбить в нее Новикова, но легче от этого не становилось...

В очередной проигрыш компьютер завис, и после долгих манипуляций мышкой и даже пинка по системному блоку залился «System of a down» «Such a lonely day», отчего нервы у Алины не выдержали. Она опустилась рядом со столом и, обняв себя за плечи, уставилась в зеркало шкафа напротив. Хотела бы выплакаться, и песня была подходящей, но не могла. Так и вперилась взглядом в свое ненавистное отражение. Мысленно ругала себя: «Допрыгалась? Выполнила все, что они требовали, как всегда выполняла, – и получила?!»

Теперь Алину раздирали злость и ярость. Из зеркала на нее смотрело обессиленное безжизненное существо, едва не призрак в человеческой оболочке. И этот призрак сам позволил другим превратить себя в тлен.

Девушка подскочила и несколько раз прошлась по комнате, не зная, куда себя деть и как выплеснуть накопившуюся злость. И потому не сразу заметила, что ночь уже вступила в свои права, а осознав, упрямо бродила в темноте, освещенной лишь экраном монитора. Словно это могло отсрочить ее личный крах.

Включив настольную лампу, Алина, наконец, сдалась и поняла, что бессильна. Что не сможет ни сбежать, ни отстоять свое право на независимость. Без родителей она никто и ничто, ноль. Декоративное растение, место которому на свалке. Словно в насмешку проигрыватель начал воспроизводить «Сплин» «Выхода нет». Но несмотря на мрачное название, сама песня придала Алине сил.

Девушке захотелось найти-таки нужный ключ, повернуть и улететь ко всем чертям из этого отвратительного дома! Но сделать это в буквальном смысле она опасалась. Неужели ей стоило смириться и приготовиться к роли супруги, а то и любовницы Новикова: пешки в отцовских интригах? Должен был быть другой путь, но какой?

Алина ломала голову над тем, от кого получить совет. Бабушка – единственный по-настоящему близкий ей человек – умерла накануне восемнадцатилетия внучки, но всегда учила доверять своей интуиции. Девушка так и поступила: прислушалась к себе, да только внутренний голос молчал. Ее также поглотили беспокойство и неопределенность. Взгляд Алины невольно зацепился за опостылевшее отражение в зеркале плательного шкафа, и безумная мысль пришла ей в голову.

В двенадцать лет она тоже обратилась к гаданию в поисках выхода. Стало только хуже. Но девушка по-прежнему верила в чудо, пусть не так явно, как тогда. И разум твердил, что это глупая затея, и сердце сжималось в суеверном страхе, а Алина уже отбросила все доводы. Хуже не будет, так стоит ли сопротивляться порыву души?
Часы показывали начало двенадцатого, но девушка не верила в магию времени. Традиционное для гаданий «ровно в полночь» было призвано лишь защитить ее покой от вмешательства домашних. Алина же все больше склонялась к тому, что соблюдение гадательных ритуалов не имело особого смысла. Ведь если детская забава с башмачком сработала, то ее жених должен был прибыть из старого особняка. И – удивительное совпадение - его нынешнего владельца, Новикова, звали точно также, как и мальчика, который первым нашел ее башмачок тогда...
Андрей. Это имя ворвалось в голову, вызвав шквал непрошенных мыслей. Девушка тряхнула головой, избавляясь от них, и принялась за гадание. Даже не искала «рецептов» в Интернете, сразу взялась за самое радикальное и страшное — с зеркалом — и делала все по памяти и какому-то внутреннему наитию.
Приняла душ и захватила с собой две свечи, а также зеркало из ванной. Придя в комнату, выдвинула дверцу плательного шкафа так, чтобы в его зеркале с человеческий рост отражался компьютерный стол. Установила второе, захваченное из ванной, напротив, как раз перекрыв ним монитор, и поставила перед его отражающей поверхностью свечи. Это были небольшие восковые розочки, которые хорошо держались на воде и не предназначались для нормального освещения, но ведь они были свечами, а, значит, условию гадания соответствовали. Алина отправила компьютер в режим сна и, дождавшись, когда монитор погас, а музыка стихла, впервые задержалась. Оставалось лишь зажечь свечи и погасить свет, но девушке отчего-то стало страшно. Она помнила, что главным в этом гадании было вовремя прогнать «жениха», поэтому проверила выключатель на настольной лампе и сделала все, чтобы дотянуться до него в два счета. На всякий случай проверила и другие источники света. Наконец, успокоившись и попеняв себя за суеверие, зажгла свечи и погасила лампу. 

В комнате мгновенно стало темно. Свечки для ванной давали совсем мало света, и несколько минут глаза Алины привыкали к мраку, но, даже научившись четко различать предметы, она все еще была напугана. Девушка начинала понимать, почему это гадание считалось самым страшным.

Тишина и темнота давили на нервы, неровные блики свечей бросали пугающие ползучие тени. Даже ветки деревьев за окном казались чьими-то черными щупальцами, так и норовившими пробраться в комнату. Иногда они особенно пугающе постукивали под карнизу и стеклам словно посланники потусторонних миров. И даже блики фонарей или фар проезжающих мимо дома машин казались Алине подозрительными. Но каждый звук: и скрип половиц, и завывание ветра – и каждый предмет были до боли знакомы. Девушка убеждала себя, что находится в собственной комнате, которую знает до мелочей. Только большое зеркало сзади продолжало вызывать двойственные чувства. Алина не любила сидеть спиной к открытым дверям и пространствам, а сейчас ее накрывало ощущение уязвимости.

Прошло еще какое-то время, и девушка словила себя на мысли, что так и не произнесла никаких заклинаний или нужных слов. Они крутились в голове, но озвучить их Алина так и не осмелилась. И не могла не признать, что чувствовала себя так в большей безопасности: ведь без заклинаний никто не придет? Только перед мысленным взором то и дело представало фото Андрея Новикова – подсознательное искало выход. «Он ли моя судьба?» – спрашивала Алина в пустоту про себя и не находила ответа.

Время шло, но ничего не менялось, а девушка вспоминала, что еще сделала не так для гадания. По одной из версий нужно было запереться в бане или ванной и непременно обнаженной. На такой авантюрный шаг Алина пойти не решилась, остановив выбор на симпатичной ночной сорочке с ажурным верхом и тонкими лямками. По другой версии «суженого» нужно было задобрить какими-то подарками. Алина ничего не приготовила, зато, бросив взгляд на стол, нашла заколку для волос и решила убрать их с лица. Все-таки рядом находились свечи, и одно неловкое движение могло окончится не так, как планировалось. Закалывая волосы наверх, она вспомнила, что по третьей версии приходил не сам жених, а какой-то демон в его обличье, от чего мороз прошел по коже. Тема показалась слишком щекотливой для насмешек над тем, могут ли вообще земные «подарки» задобрить такого «гостя», а уж тем более над особо интересными версиями того, что такой «гость» мог и сам принести...

Алина метнула взгляд в зеркало, пытаясь унять внутреннюю дрожь. «Не хочу никого, не хочу, чтобы кто-то приходил, – мысленно закляла она. Рука потянулась к выключателю, но почему-то замерла, когда пальцы уже взялись за кнопку. – Еще минуту. Ничего же не поменяется за какую-то минуту?» Так Алина и сидела минуту, две, три... Время тянулось бесконечно долго, но в ночной тишине так всегда казалось. Девушка не могла сказать точно, пробыла она в этом состоянии минуту или час. Да только маленьким свечкам осталось недолго гореть.

Их пламя то и дело колебалось, когда горячий воск каплями стекал вниз. Сейчас его язычки дрожали так, словно готовы были погаснуть, хотя запас фитиля еще имелся. Убедившись в этом, Алина подняла глаза к зеркалу и замерла: всего на миг ей показалось, будто в темном коридоре искаженных теней сформировалось темное пятно. Но, присмотревшись, она ничего не обнаружила. Пламя дрожало, как и прежде, и никаких подозрительных отражений не было. Только еще через несколько секунд ситуация повторилась. Алина испугалась, но и сама не заметила, как приблизилась вплотную к зеркалу и начала тщательно всматриваться в коридор за собственным отражением. И снова появилась невнятная тень. В этот раз она не исчезла, а замерла неровной массой где-то вдали, словно давая время привыкнуть к себе. Алина смотрела на нее, боясь пошевелиться и даже вдохнуть. Она так и сидела, немигающим взглядом провожая вырастающую прямо на глазах фигуру, которая начала постепенно приближаться.

Внутри все кричало от страха и ужаса, кожа покрылась мурашкам, а тело била мелкая дрожь. Пальцы, вцепившиеся в кнопку выключателя, окоченели, но не нажимали ее. Словно Алина по-прежнему не верила в то, что видела. Ощущение нереальности захлестнуло ее, мешая принимать решения и вообще рассуждать. Не могла же эта могучая тень вырастать прямо сейчас за ее спиной? Такая огромная и пугающая. Алина казалась крошечным светлым пятнышком на ее фоне. Но тень была настоящей и, судя по очертаниям, принадлежала мужчине...

Алина резко обернулась, но за спиной никого не было. Не было и в зеркале, в плательном шкафу. Не было и в зеркале перед ней, когда девушка повернула голову обратно. Все почудилось? Алина все же не могла поверить в это. Она не чувствовала страха и опасности, как это было вначале, но и до покоя ей было далеко. Сердце в груди трепыхалось как сумасшедшее, и даже жилка на шее билась в такт бешеному ритму. Девушка закрыла глаза и глубоко вдохнула, приводя себя в чувства.

Прохладный воздух коснулся кожи, заставляя мелко дрожать. Теперь Алина явственно ощущала, как едва ощутимый ветерок проходил вдоль спины. Коснувшись шеи, он заставил короткие завитки волос из тех, что не могли быть заколоты, наэлектризоваться. Странное ощущение сродни щекотке, смущающее и приятное. Но вот прохлада сменилась теплом словно... кто-то обдавал ее своим дыханием? Паника захлестнула Алину, и она отпрянула подальше от спинки стула, поближе к зеркалу и остановила свой порыв, только ощутив тепло свечей у груди. «Мне все кажется, – повторяла девушка про себя. – Сейчас открою глаза – и там никого не будет». На деле же она по-прежнему боялась сделать это, боялась убедиться в обратном и увидеть что-то, чего – она знала – видеть не должна была.

Почувствовав легкое, едва ощутимое касание вдоль позвоночника, Алина запаниковала. Теперь ее била крупная дрожь. И била достаточно долго, пока девушка вдруг не поняла, что воображаемая ласка – не что иное, как капелька пота, скатившаяся по ее спине от напряжения. Похожие ощущения окутали и левое плечо: снова теплое «дыхание» опаляло его, вызывая странные ощущения в контрасте с прохладным воздухом. Девушке даже почудилось, будто лямка ее ночной сорочки медленно поползла вниз – ощущение столь же незаметное, как если бы по ее коже полз муравей. «Снова капля пота?» – посетовала девушка и, раздраженная собственными страхами, резко распахнула глаза. От увиденного крик застыл у нее в горле, и сама она машинально отпрянула, едва не врезавшись в ночного «гостя».

Алина готова была поклясться, что прежде ощущала именно его дыхание, его касания – вот и лямка ночной сорочки была приспущена как доказательство того, что ей не почудилось. Губы незнакомца находились почти вплотную к ее плечу, чем он и воспользовался, запечатлев едва ощутимый поцелуй на белоснежной коже. Алина дернулась словно от огня и резко развернулась на стуле. С ужасом повернула голову, но не обнаружила рядом совершенно никого. Лишь снова взглянув в зеркало, она столкнулась со взглядом адских глаз, где танцевали огненные черти.

«Я буду ждать тебя», – беззвучно произнес посетитель. В этот самый момент свечи задрожали в своей предсмертной пляске, и блики света и теней замелькали на его улыбке, касаясь изогнутых губ словно крылышки мотыльков.

Большего Алина выдержать не могла: она включила свет и, как оказалось, в тот самый момент, как погасли свечи. Все еще ощущая присутствие ночного посетителя, девушка подскочила со стула, но не расслабилась, не обнаружив его ни рядом, ни в зеркале за спиной. Подбежала к другому выключателю и зажгла весь доступный свет. И несколько секунд на расстоянии смотрела на зеркало перед монитором, словно на гремучую змею. Наконец осмелилась подойти ближе и заглянуть в него, но отражение показало лишь смертельно бледную ее. Алина резко опустила его отражающую поверхность вниз, и компьютер разорвался припевом «Deftones» «I watched a change in you...» Девушка вздрогнула от неестественно громкой в полной тишине музыки и опустилась на пол. «Все в порядке, – успокаивала она себя. – Все нормально». Алина не помнила, чтобы ставила проигрыватель на паузу. Наверное, задела мышку, когда опускала зеркало, и вывела компьютер из «сна». Но все эти объяснения не срабатывали для другого... При одной мысли о случившемся внутри девушки снова поднималась дрожь. Ужас, неприятие и ощущение ненормальности произошедшего.

Ей почудилось, наверняка просто почудилось. Но кровь прилила к лицу, заставляя кожу пылать, а сердце по-прежнему неслось галопом. Алина не могла бы объяснить, что именно ее испугало, что именно поразило. Что нечто явилось на ее зов? Что вело себя так по-свойски? Что ужас где-то внутри перекликался с чем-то совсем другим? Надеждой, желанием? Алина тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли, и вздрогнула, избавляясь от фантомов ощущений того, как капля пота снова скатывалась по спине, а муравей полз по коже, хотя знала, что все это просто почудилось.

«Все это призрачно, все не по-настоящему», – убеждала себя девушка, мотая головой и вздрагивая всем телом. Она знала только, что не могла прочесть послание по губам ночного гостя, но прочла. А еще при все желании не смогла бы описать его внешность, но знала только одно: это точно был не Новиков.

От дома, в котором намечался бал-маскарад, Горских отделяла десятиминутная прогулка, но глава семьи не мог ударить в грязь лицом и пойти туда пешком, тем более в дождливую погоду.

Несмотря на холодное время года, Алина отправилась на бал прямо в туфлях, надеясь «перебежать» короткий путь из машины в дом. Мать предусмотрительно захватила для нее запасную пару, и это неприятно кольнуло девушку. Не приносил удовольствия и слишком яркий наряд, и вычурное норковое манто, призванное подчеркнуть ее статус. Алина вообще чувствовала себя жертвенной овцой, которую украшают в угоду грозному божеству, хотя не могла не признать, что в этот день выглядела замечательно, из-за чего внутренние тревоги на миг уступили место легкому оптимизму.

С самого гадания она была замкнута в себе и дергалась от каждого резкого звука. K зеркалам вообще боялась подходить. А еще ждала грядущего Зимнего бала с ощущением неизбежной беды... Но в этот конкретный момент отчего-то успокоилась, не испытывая прежнего страха перед особняком.

Машина остановилась во внутреннем дворе, и вся семья прошла по ступеням крыльца, укрытого красным ковром. Алине даже не дали времени осмотреться в саду, «чтобы не подцепила простуду».

У входа их встречал самый настоящий швейцар, повсюду мелькал другой персонал, одетый в одинаковые бордовые костюмы, расшитые золотом. Слуги были учтивы и одаривали гостей приятными улыбками. От атмосферы бала так и веяло элитарностью, реконструкция былого казалась идеальной, а о грандиозности ее задумки оставалось только догадываться. Алина видела по отцу, что тот доволен организацией и ставит это в плюс потенциальному партнеру (а то и зятю), мать же просто окидывала глазами огромную прихожую, оценивая финансовые возможности оного.

Все стены просторного зала были покрыты резными деревянными панелями. Массивная лестница вела на второй этаж и также усиливала ощущение добротности дома. При этом планировщик умудрился вставить колонны в дверных проемах и украсить потолок лепниной в нескольких местах. Там же поместили роспись с ангелами и амурами. Алина обнаружила две большие скульптуры у основания лестницы, еще масса статуэток и просто дорогих аксессуаров стояла на полках шкафов со стеклянными дверцами. Словно в музее. Стены были буквально увешаны картинами.

«Зачем все это?» – так и хотела спросить Алина, но решила оставить все мысли при себе. Разве ее мать не будет как и остальные «счастливчики», удостоившиеся чести побывать здесь, рассказывать подругам, что «там было все, просто все!», перечисляя богатства дома? Самой же Алине стало неприятно осознавать это.

Неудобство доставлял и контраст температур помещения, где было невыносимо жарко, с прохладой улицы. Воздух внутри казался спертым по сравнению с ее морозной свежестью. Ароматы духов смешивались с запахами закусок, выставленных по периметру вместе с напитками. Все помещение было заполнено людьми, и шум их голосов и пестрота нарядов сбивали с толку, вызывая головокружение.

– Надень маску, – тихо сказала мать, и Алина подчинилась.

Горские проследовали в зал, чтобы не задерживаться у входа. И там лавировали, разыскивая знакомых и расспрашивая о хозяине дома.

Девушка то и дело ловила на себе взгляды, которые казались тем более пугающими, что их обладатели скрывались за масками. Сверкающие в прорезях глаза, обрамленные стразами и перьями; образы, дополненные клювами диковинных птиц или крокодильей и змеиной кожей, казалось, принадлежали кому угодно, но не людям. Алина чувствовала себя чужой на этом празднике жизни. В каждом взгляде то и дело чудилось неодобрение и зависть, а то и пугающая жажда обладания, и девушка искренне сожалела о том, что бал был устроен по принципу маскарада. Все же улыбка, даже искусственная, могла смягчить любое выражение лица, создать иллюзию радушия. Сейчас Алину лишили и этого.

Она уже догадалась о банальности причины повышенного внимания к собственной персоне: мало кто среди присутствующих мог превзойти ее сегодняшний образ. Мать называла его Сокровищем, Алине было ближе Солнце. В то время как многие гости обошлись обычными бальными или вечерними платьями, сосредоточившись на красоте масок, ее наряд был произведением искусства, олицетворяющим ослепительный блеск золота или – как она предпочитала думать – свет горящей звезды. И девушка сияла подобно экзотической птице, от носков туфель до золотой сетки в волосах, которые в мягком свете ламп приобрели такой же оттенок.

Алина знала, что ей шло вечернее освещение. Как и отблеск свечей оно придавало ее мраморной коже золотистый освежающий оттенок. Отблеск свечей... От воспоминания о последних она вздрогнула и обернулась словно кто-то мог разгадать причину ее реакции. Но людям вокруг было все равно. В ней видели лишь вычурную если не красавицу (маска помогала скрыть почти половину лица), то представительницу «золотой молодежи» – образ, к которому Алине было не привыкать.

Все люди вокруг слились в одну пеструю, но безликую в своих одинаково вычурных масках и нарядах толпу. Лишь мужчины сновали в черных элегантных костюмах, но и те казались кляксами, портившими приторно-радужный узор. Искусственность красоты и роскоши вокруг просто удушала.

– Молодец, – тихо похвалил отец, и Алина не сразу догадалась, что удостоилась редкого теплого слова за горделивую осанку и способность выдержать на себе все, включая самые уничижительные, взгляды.

Вскоре он отошел, а они с матерью примкнули к кругу знакомых.

– Потрясающе, просто потрясающе, – доносились до Алины обрывки разговора.

– А музыка? Вы оценили музыку?

В самом деле в зале располагался живой оркестр, чья игра скрашивала досуг гостей. Самым ужасным испытанием для Алины казался вальс. Она неплохо овладела шагами и различала его типы, но полученных наспех уроков явно не хватало для того, чтобы стать звездой вечера. Впрочем, она вообще не понимала, зачем это было нужно самому Новикову: вряд ли он был прекрасным танцором с его-то комплекцией... Хотя с его деньгами можно было просто сидеть на троне посреди зала и заказывать танец любого из присутствующих. Хоть лезгинку.

– Да, мы уже встречались с ним, – докладывала подруга матери.– Безумно обаятельный тип.

– Душка, просто душка, – вставила другая. – На эфирах производит такое грузное впечатление, а в жизни...

– Очаровательный молодой человек, – поддержала первая и обратилась к Алине. – Дорогая, на твоем месте я бы задумалась.

Девушка едва не скривилась. Сколько таких обращений она уже слышала? И все об одном и том же. Можно ли вообще воспринимать всерьез советы людей, который считают одновременное украшение деревянных панелей и резьбой, и позолотой красивым?

Обсуждение прервал появившийся отец, который отвел Алину с матерью в сторону и тихо доложил:

– Маски снимать не будут до самого окончания вечера, представлять друг другу – тоже. – Он перевел взгляд на Алину. – Он не узнает, что ты – Горская, так что заставь всех говорить о себе.

Девушка сжалась под его суровым взглядом и смогла лишь едва заметно кивнуть. Неужели отец не понимал, как сильно втоптал ее в грязь одной только фразой? Хуже того – он был недоволен обстоятельствами, на которые не рассчитывал, и явно ощущал ее нежелание участвовать в этом фарсе под названием «Соблазни холостяка».

Алина имела все козыри на руках для того, чтобы держаться подальше от Новикова, но похолодела внутри, когда по виду отца поняла, что непослушания тот не простит.

– Никто якобы не знает, в каком он костюме, – продолжал он. – Но мне шепнули, что в черном, закрытом, с золотой маской на все лицо.

Мать покачала головой и тихо сказала:

– Такого еще не видели.

– Вроде как его невозможно не заметить.

Семья разделилась, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания и заодно оставить приманку – то есть Алину – в полной власти хозяина дома. От осознания того, что Новиков мог предпочитать кого-то беззащитного, девушке стало не по себе, но она больше удивилась собственной реакции на слова отца, чем его поведению. Отчего-то его стремление свести ее с депутатом больше не волновало Алину как раньше, скорее раздражало. Девушка также мысленно поблагодарила хозяина мероприятия за отмену представлений. В конце концов, она точно не похожа на роковую соблазнительницу и отец не сможет в буквальном смысле убить ее за провал. Алина надеялась, что не сможет...

Какой-то мужчина в обычном смокинге и без маски объявился распорядителем и назначил первый танец, прервав ее мрачные мысли.

Девушка не совсем разбиралась в ситуации, но получив приглашение от стоявшего рядом незнакомца, согласилась, чтобы опробовать себя в новой роли. К собственному удовольствию, она не нарушила построение вальса и почти нормально, насколько могла судить, справилась с танцем. В строй влилось еще несколько пар, и возникла небольшая суматоха. Повернувшись, чтобы взглянуть на ее причины, Алина заметила среди новоприбывших мужчину в странно черном костюме и золотой маске. Сердце в груди тревожно забилось. Еще несколько раз бросив на него взгляд, девушка лишь сильнее убедилась, что он идеально подходил под описание отца, вот только судить о том, был ли это Новиков, не представлялось возможным. Тем более что партнер все время пытался вывести ее на откровенный разговор, но ни одна его попытка угадать ее личность не увенчалась успехом. Зато вел он спокойно, ровно и явно был более опытен в танцах, чем Алина.

Девушка же с тревогой следила за человеком в золотой маске, молясь, чтобы он не был Новиковым. Приглядевшись, она пришла к выводу, что мужчина скользил по паркету слишком легко для нарисованного ее воображением образа депутата, и постаралась утешить себя этим. Разглядеть его комплекцию не представлялось возможным, так как «маску» скрывал плащ.

Наконец танец закончился, и партнер, огорченный несговорчивостью Алины, ретировался. Ему на смену тут же пришел другой, явно моложе и стройнее.

Маска пригласил другую девушку, и, казалось, ему не отказала бы любая.

Активизация женской половины и более обильные перешептывания стали очевидным для Алины, и она смутилась. Неужели это все-таки Новиков?

Танец снова закружил в своих объятьях, и девушка на миг отвлеклась от наблюдения. Она чувствовала себя одновременно окрыленной и растоптанной, ведь не смогла устоять перед всеобщей игрой под названием «Найди Новикова». А игра захватила. Как ни старалась Алина вызвать в себе отвращение к общему квесту, сама же последовала примеру тех, кого не любила за такие глупые розыгрыши.

В этот момент она случайно столкнулась с отцом взглядом. Его глаза светились таким неодобрением, что девушка на миг сбилась с шага. Партнер помог справиться с ритмом и даже сказал что-то забавное, но Алина была слишком поглощена собственными переживаниями, чтобы оценить его шутку.

Отец резко кивнул в сторону паркета словно это должно было сообщить ей о причинах его недовольства, и девушка машинально повернулась в ту сторону, хотя и сама догадалась обо всем.

Золотая маска был Новиковым, и уже второй вальс он танцевал с кем угодно, но не с Алиной Горской.

Девушка снова отвернулась, чувствуя, как в горле встал ком. Она не хотела идти на поводу у семьи. Не хотела иметь ничего общего с этим незнакомцем и уж тем более предлагать ему себя как новогоднюю фаршированную гуску.

Танец окончился, и очередной партнер покинул рассеянную девушку. В былое время она бы расстроилась, не сумев увлечь беседой уже второго кавалера, но сейчас была слишком поглощена своими проблемами.

– Позволите? – Кто-то вывел ее из раздумий, взяв за руку, и, не дожидаясь на то разрешения, повел в танце.

Алина подняла голову и едва не замерла, столкнувшись лицом к лицу с золотой маской.

Кошмар сбывался наяву.

Ее худшие опасения стали реальностью.

Теперь нельзя было увильнуть от ответственности. Нельзя сослаться на волю случая.

И зачем только он пригласил ее на танец, разрушив все планы? Зачем?!

Алина едва сдержалась, чтобы не высказать все это ему в лицо. А он вел так легко и спокойно словно не знал, какие неприятности принес ей своим существованием. Словно бал действительно веселил его и приносил удовольствие. Неужели это все-таки Новиков?

Алина бы простила безмятежность любому человеку, но только не тому, кому, по воле родителей, должна была продаться. Еще и якобы по собственной инициативе. Заметив их в толпе, она быстрее отвернулась, чтобы не видеть, какие надежды – нет, требования – на нее возлагались.

Девушка молилась, чтобы это не был Новиков и ей не пришлось держать ответ перед своей семьей. Когда способность рассуждать более здраво вернулась к ней, Алина осмелилась пристально оглядеть мужчину в поисках сходства во внешности с фотографией. Однако маскарадный костюм не оставлял для этого ни малейшей возможности.

Черный плащ был заколот таким образом, что почти полностью окутывал фигуру мужчины и лишь изредка обнажал костюм, но слишком неявно, чтобы превратить складки ткани в что-то более очертаемое, чем облако драпировки. Прекрасный способ скрыть полноту.

Одна рука незнакомца лежала на талии Алина, и та не могла рассмотреть ее, вторую же обтягивала черная перчатка. Ни один участок кожи Новикова не остался открытым. Такая же черная ткань выглядывала из-под плаща и поднималась вдоль горла, обрываемая литой маской золотого цвета.⁵ Эта маска во все лицо с едва уловимой улыбкой смотрелась как насмешка над всеми попытками окружающих разглядеть внешность ее обладателя. И Алины в том числе.

Глядя на то, как капюшон скрывает последнюю надежду на опознание, девушка начала понимать причины чрезмерной предосторожности Новикова: пшеничный оттенок его волос был слишком редким, чтобы его не узнали. Но разве депутат смог сохранить анонимность, если все, даже ее отец, и так знали, в каком наряде он сегодня был?

– Вам не по нраву мой костюм? – поинтересовался незнакомец (ей все же больше нравилось мысленно называть его так), и Алина на миг смутилась, огорченная тем, что ее мысли были такими очевидными.

– Вы прилагаете слишком много усилий, чтобы скрыть свою личность.– Она не знала, как вести себя с ним: не хотела ни нравиться, ни вызывать отторжение – совершенно не определилась со своим отношением к этому человеку и оттого решила быть достаточно честной: людям редко нравится слышать правду о себе.

– Я могу сказать то же самое о вас, – ответил Новиков, и Алина не сразу уловила смысл его слов. Ее костюм явно не походил на тот, что позволял скрыться, правда, сама она мечтала стать невидимой каждый раз, когда ловила на себе чужие взгляды.

Девушка подняла глаза на незнакомца и пристально всмотрелась в его собственные. Она не столкнулась с яркой голубизной, которую ожидала по фото, но и оттенок рассмотреть не удалось. Глаза напротив горели в отблеске огней, а контраст золота маски и черного одеяния делал их еще более темными.

Алина отвернулась не в силах выдержать ответный испытующий взгляд. Наверное, золотую маску забавляли ее попытки доказать, что он был именно тем, кем являлся на самом деле.

– Бросьте, – примирительно заключил партнер. – Неужели вы по-прежнему не знаете, с кем имеете дело? – Словно в доказательство он обвел зал глазами.

Этот человек слишком часто задавал вопросы, что смущало Алину и ставило в невыгодное положение, вынуждая искать ответы. Тем более ей не хотелось становиться предметом его насмешек, если таковые будут неправильными.

– С Андреем Новиковым, – тихо пробурчала она, стараясь сделать голос как можно менее враждебным. – Депутатом партии «Воля» и хозяином вечера. – И снова направила взгляд на человека напротив, чтобы увидеть, как он отреагирует на ее слова.

Мужчина казался спокойным и ни капли не задетым. Алина с запозданием поняла, что вряд ли могла обидеть его упоминанием статуса и политической принадлежности. Статус был предметом гордости, а меркантильность девушки вроде нее вполне обычным явлением. Наконец, Новиков повернул голову к ней:

– Смотрите глубже. – Его глаза обожгли не то яростью, не то затаенной обидой, но явно не тем, к чему Алина была готова.

– В суть. – Последние слова он произнес так тихо, что девушка едва расслышала их.

И долго думала, уж не почудились ли они, тем более что видеть лицо незнакомца и читать по его губам она не могла.

Губы... Шепот.

Алина метнула взгляд на Новикова, но он смотрел куда-то в сторону, и уловить темный блеск его глаз не удалось.

Темный блеск... Голубых глаз?

Девушка посетовала на себя сначала за чрезмерную подозрительность, затем за попытку доказать, что перед ней был именно Новиков, которым он ей отчего-то перестал казаться.

Она снова огляделась вокруг и увидела десятки, сотни глаз, обращённых к ним. Оценивающих, недобрых и просто любопытных. Глаз, которые были уверены в том, что она танцевала с тем самым депутатом.

Здесь были люди, знавшие его давно. И эти люди убедили ее отца в личности этого человека.

«Смотрите глубже. В суть».

Будь этот мужчина кем-то другим, то не сказал бы этих слов.

И все же сердце Алины тревожно забилось... И грозилось выскочить из горла с каждой новой мыслью, которая проносилась в голове. Напряжение последних дней выплескивалось в самую настоящую истерику, и только на дне ее еще таилась смесь странного волнующего тепла.

Лица вокруг превратились в неровную яркую массу словно размытая акварель. Звуки музыки казались отдаленными и больше напоминали марш, чем вальс. Голова кружилась, и единственное, в истинности чего Алина была уверена, – так это твердость ведущей ее руки.

От нее и пугающей маски хотелось бежать.

За ней и пугающей маской хотелось следовать.

В этот момент рука в черной перчатке крепче сжала ладонь Алины, призывая подчиниться. Пара замерла, и лишь спустя секунду девушка поняла, что танец окончен. И снова не сразу осознала, радоваться этому или расстраиваться.

– По главной лестнице, – тихо сказал человек напротив. – Направо. И вниз. – И добавил еще тише: – Я буду ждать.

Алина не помнила, как он оставил ее и переключился на кого-то другого. Словно это происходило во сне. Все мысли улетучились, остались только ощущения: фонтан, бившийся в груди. Бурление, давящее и разрывающее одновременно.

Девушка не стала идти к родителям. Не хотела расспросов и указаний, не хотела давления. Она сбежала в главный холл и нашла дорогу в дамскую комнату, но даже прохладная вода не принесла желаемого облегчения.

«Неужели не Новиков?» – так и крутилось в голове. Но ответ не приходил.

«Неужели Новиков?» И снова тишина в мыслях...

Алина пристально всматривалась в собственное отражение, потеряв счет времени. Отчего-то в этот раз зеркало не пугало ее. Впервые с того времени, как... Девушка вздрогнула от воспоминаний, но не отвела взгляд от отражающей поверхности. Чему быть, того не миновать. И есть только один способ узнать правду о собственной судьбе...

Выйдя из ванной комнаты, Алина столкнулась с основанием той самой, упомянутой незнакомцем, главной лестницы. Но конструкция вела наверх и никак не вниз. В былое время девушка восприняла бы это как чью-то злую шутку, однако сейчас благоговейно обошла лестницу справа и словно в доказательство собственной веры обнаружила новый виток, ведущий вниз.

«Лестница под лестницей. Странная конструкция», – мысленно решила Алина, но, поддавшись любопытству, начала спускаться.

Где-то бродили люди и раздавалась музыка, а девушке на пути не встретилась ни одна живая душа. Словно время остановилось в этот миг с одной лишь целью: дать ей уйти незамеченной.

Спустившись наконец, Алина обнаружила небольшую площадку, окруженную деревянными панелями. У одной из них стоял мужчина, которого девушка уже видела сегодня. Но прежде чем она успела задать хоть один вопрос, распорядитель поклонился и открыл перед ней панель, которая оказалась замаскированной дверью:

– Входите. Хозяин ждет.

Алина сама не могла объяснить, почему решилась на этот шаг.

Сердце девушки снова выпрыгивало из груди, а полумрак манил и затягивал, грозясь лишить путей к отступлению, стоило лишь оказаться внутри комнаты. Ее атмосфера была сродни той, что царила в отцовском кабинете, воспоминания о котором вызывали не самые радостные ассоциации. Даже дверь за Алиной закрылась с таким же негромким звуком, только спиной к ней стоял другой человек, и, услышав, что девушка вошла, он повернулся, демонстрируя золотую маску:

– Я рад.

Застывшая в металле улыбка слилась с облегчением, прозвучавшим в его голосе, но Алина все еще была слишком напряжена, чтобы верить собственным ощущениям и тем более доверять этому незнакомцу.

– Кто вы? – требовательно спросила она, пока не передумала. Пока не уступила собственным страхам, голос не начал дрожать, а колени подгибаться.

Мужчина напротив замер, словно задумавшись.

– Вы знаете, кто я, – сказал он наконец и начал медленно приближаться. – Вы все еще боитесь, но знаете, что эта встреча неизбежна.

– Не знаю. – Алина покачала головой и сделала шаг назад; столкнувшись с дверью, потребовала: – Не подходите ко мне. Оставайтесь на месте.

Мужчина замер.

– Я не причиню вам вреда, – тихо заметил он. – Я здесь по велению судьбы и... Надеюсь, вашему желанию...

Алина растерялась. Его слова о не причинении вреда казались правдой, вот только последнее замечание смутило девушку. Она хотела бы сказать, что не желает его видеть и знать не знает, кто он такой, но отчего-то это признание показалось ей глупостью, если не ложью. Слишком много мыслей и догадок пронеслось в голове, но Алина была уверена лишь в одном: никаких желаний по поводу появления этого незнакомца она не загадывала.

– Снимите маску, – мягко, но настойчиво попросила девушка.

Незнакомец лишь едва заметно качнул головой и сделал еще один шаг навстречу.

– Зачем? – спросил он, приближаясь. – Почему вы так привязаны к маске?

Еще один.

– Неужели полагаете, будто моя внешность даст ответы на ваши вопросы?

«Прекратите говорить загадками!» – мысленно потребовала Алина, но не решилась быть такой же смелой с этим человеком. Отчего-то его слова о внешности неприятно задели ее.

– Тогда зачем вы позвали меня? Зачем хотели видеть? – все-таки спросила она.

– А зачем вы пришли? – в тон ей ответил мужчина и остановился напротив.

Алина замерла в нерешительности, от прежнего ее запала не осталось и следа, a незнакомец, наоборот, продолжал давить.

– Вы думаете, внешность раскрывает суть? – Легкая ирония прозвучала в его голосе. – Думаете, ваша внешность – свидетельство ваших страданий? – Звук под маской стал глубже, и мужчина подошел почти вплотную. – О нет.

Он протянул руку и медленно снял с Алины ее собственную:

– Я вижу чистую красоту. Холимую, лелеемую, – перечислил незнакомец и тут же одернул себя: – Любимую.

Отбросил маску Алины в сторону:

– Другую. Красоту, жертвенность которой стоит слез. Вам бы хотелось, чтобы вас оплакивали, не так ли?

Алина вздрогнула и отпрянула, столкнувшись с дверью за спиной.

Слова незнакомца пугали ее больше его близости. Слова чистой правды, которые намеренно подавались с чрезмерной жестокостью.

Теперь девушке не хотелось ничьей жалости и слез, эта перспектива ужасала, а человек напротив ниточку за ниточкой вытаскивал наружу те ее ощущения, в которых Алина сама себе боялась признаться.

– Нет, – твердо решила она.

– Вы уверены? – Человек напротив пугал и восхищал одновременно.

– Посмотрите мне в лицо и узнаете ответ. – Алина удивилась собственной храбрости, но выдержала его пронизывающий взгляд.

В освещенном тусклым отблеском единственного окна кабинете глаза незнакомца казались темными. Но в них не осталось прежнего неестественного сияния. Отражающие свойства золотой маски потеряли свою силу вместе с исчезнувшими красками бала, которые делали эти глаза воплощением огня. Сейчас они виделись Алине холодными и оттого светлыми. Странно-светлыми. «Глаза изо льда» – промелькнуло в голове у девушки, отчего у нее перехватило дыхание.

– Я ненавидел красоту, – признался мужчина и провел рукой по ее лицу, однако Алина даже не вздрогнула. Она не могла ощущать прикосновений его пальцев, скрытых тканью перчатки, но не считала их неприятными. Словно он имел на это право, а ее внутренний голос не кричал об опасности.

– Красота – причина зависти, разве вы не знали? Причина различий. – Мужчина убрал руку, и его голос потускнел. – Люди всегда боятся того, что отличается от их общих представлений. Но, увы, я понял это не сразу... А когда понял, – он на миг замолчал, – то было уже слишком поздно.

Незнакомец отошел на шаг и продолжил свой рассказ более отстраненно:

– Красота вошла и благословила мою жизнь, сделав слепцом. Стала моей спутницей и погубила нас обоих. За что я ее возненавидел... Всю, кроме одной-единственной. – Он поднял глаза на Алину, и сердце девушки заколотилось словно пойманная птица. – Кроме той, что стала моим сердцем. Моим светом... Лишив ее, меня лишили всего. – Его взгляд снова помрачнел. – И дали вольную на то, чтобы отнимать это у других.

Алина вспомнила. История особняка разом воскресла в ее памяти, и рождественские гадания приобрели совершенно другой смысл.

Девушка не понимала только одного.

– Вы забрали любимую дочь Горского, – решила она. – Вы отомстили всем.

– Не ту... Дочь, – подвел черту незнакомец. – Не всем. И не себе. – Он снова метнул на нее пронизывающий взгляд, и Алина едва не вздрогнула.

Она не считала себя любимой дочерью отца, просто была единственной... И теперь окончательно убедилась в том, что конец близок, но не чувствовала в себе сил для борьбы. Никто из гостей и не услышал бы ее криков о помощи, но она и не хотела кричать.

И никто в целом мире, включая ее саму, не смог бы объяснить Алине, почему она спустилась вниз по лестнице. Почему отправилась на встречу с судьбой.

– Теперь мой черед? – догадалась девушка.

– О нет. – Золотая маска снова провел рукой по ее лицу. – Ваш черед настал в рождении. Ваше сердце предназначалось мне, но... – Его рука замерла, и мужчина убрал ее, слегка отстранившись.

Алина снова видела свое детство, только со стороны. Видела, с каким трепетом и восторгом смотрела в сторону старого особняка, стоило лишь проехать мимо, как тянула туда подруг каждый раз, как только получала возможность выбраться из душного дома. Какой глупой она должна была быть, чтобы согласиться с доводами взрослых и поверить будто за ней никто не следит! Вот же, сейчас она видела каждый свой шаг. Каждое разочарование и каждый успех. Видела, как доктора возвращали ей жизнь, но чья-то другая – не их – рука тянула нить дальше, разматывая запутанный клубок и спаивая разваливающиеся волокна. Ощущала, как захлестывает ревность при виде неумелых ухаживаний первых поклонников, трогательных объятий и еще детских поцелуев. После которых не будет ничего, и никто больше не посмеет приблизиться к ней. Ее ли ревность?..

Алина встрепенулась и снова очутилась в настоящем. В настоящем, заполненном незнакомым человеком, которого, как выяснилось, она знала всю свою жизнь.

– Мне мало мести, – признался он, глядя в ее глаза.– Мне нужен смысл этого проклятого существования. Душа, потерянная в безвременье так же, как и моя. Душа, способная остановить круговорот вражды, замкнуть цикл мести. Последняя жертва. – Он взял Алину за ладонь. – И если... – он наконец подобрал слово, – ты... возненавидишь меня, я отправлюсь в ад. Оставлю тебя сиять там, где твое истинное место. – Он на миг запнулся. – Только не обрекай на муки холодного одиночества. Подари один-единственный шанс на солнце...

Единственный шанс на солнце.

Последний шанс, догадалась Алина.

Для человека, чье проклятье преследовало ее род годами. Человека одинокого и потерянного, возненавидевшего самого себя и искупившего свою вину ценой тотального самоуничтожения. Человека, который оберегал и защищал ее всю ее осознанную жизнь. Человека, который отказался от личной мести в угоду маленькой девочке.

Разве не достоин он того, чтобы получить, наконец, частицу света?

Разве не может Алина стать той самой девой-солнцем для человека с лицом из чистого золота?

Она крепче сжала руку мужчин и искренне пообещала:

– Я постараюсь.

А дальше осталось сделать всего лишь один шаг. Последний шаг навстречу судьбе.

Я слышу утренний колокол –

Он славит праздник,

И сыпет медью и золотом,

Ты теперь в царстве вечного сна.

Я слышу утренний колокол –

Он бесов дразнит,

И звоном небо расколото,

На земле я любил лишь тебя.

Ария «Возьми мое сердце»