Стервь Сколько мы с Ксю знакомы, мне всегда хотелось её пожалеть. Пусть не прижать к груди и поплакать, так хотя бы заварить чернушный чай и дружно взахлёб упиться разными вкусностями без оглядки на отложения. Но она никогда не давала повода глубоко подушевничать, у неё постоянно всё было хорошо: и одежда, и причёска, и здоровье, и дом, и муж, и сын Егорка, и работа в мужниной рекламной фирме. Мы с Ксю вместе ходили на кружок по живописи плюс по музеям и выставкам, и всю дорогу почти всё у ней было лучше, чем у меня. Первый по-крупному несчастный случай с Ксю приключился, когда её небедный муж, Дмитрий Палыч, вдруг ушёл к молоденькой секретутке. Но Ксю не стала его проклинать – во всяком случае, при мне, – не стала ставить на себе крест и посвящать остаток жизни сыну. Констатировав: «сама виновата, раз такого выбрала», она уволилась и предалась свободному творчеству. Палыч-то всем подряд рассказывал, будто она им давно не интересуется. Ан нет, определённый интерес с её стороны точно был и, видимо, принёс немало компромата, поскольку Ксю, не судясь, чисто по взаимной договоренности получила в руки квартиру и немаленькие отступные. На этом старый муж скатился с неё как с гуся вода. И да, года не прошло, как она завела нового спутника жизни, Матвея, – не такого упакованного, зато помоложе и пооборотистей. Они сошлись на том, что Матвей взялся продвигать программу, которую Ксю написала в первые месяцы брошенкой. Мне её изделие казалось просто развлекаловкой, вроде картин, что мы малевали на живописи, только краской не пахнет. Но Матвей смог выручить за ту программу большие деньги, продавая как сервисное приложение для смартфона. То самое приложение, которое перерисовывает любую фотографию в стиле какого-нибудь известного художника. Ксю, сменив старого мужчину на молодого, и сама завидно помолодела, но не бросила ходить со мной на кружок и по музеям. Правда, теперь она подолгу рассматривала картины через лупу, сосредотачиваясь не на общем впечатлении, а на технике мазков. Знаю, что Ксю с сыном и Матвей организовали фирму при равном партнёрстве, но подробностей их бизнеса она мне не рассказывала, только изредка демонстрировала примеры применения новых художественных стилей. А где-то через год Матвей с Егором спелись и большинством голосов приговорили фирму продать. В общем-то, мысль была здравой: и конкуренты подтянулись, и цена на пике, но Ксю их решением так огорчилась, что Матвея выгнала напрочь, а сыну предложила съехать и жить своим умом. Нет, с деньгами они её не кинули, а вот мнением насчет продажи даже не поинтересовались. Понимали, наверное, что услышат твердое «нет». И кто они после такого?! Едва Ксю позвала, я тут же бросилась к ней с тортиком, чтобы утешить. Думаете, она рыдала по своему детищу? Вопила про продажность мужчин? Предавалась самоуничижению, раз ни партнёр, ни сын ни во что не поставили? Именно этого я и ждала, но, когда пришла, застала её за установкой специального принтера, который красками печатает картины. Программирование многослойных изображений – вот чем она теперь отводила душу. Навещая довольно часто, я могла следить за её успехами. Представляете, Ксю научилась создавать картины, меняющиеся при приближении, и, даже если смотреть сбоку, слои не смешивались, как на стерео-варио календарях. Издалека видишь девушку, а чем ближе подходишь, тем старше она становится. Вот такой портрет она сделала мне в подарок на базе пяти моих фотографий. А в основном Ксю отпечатывала многослойные историчные виды разных памятных мест и великих строек, которые пользовались устойчивым спросом. Без толкача Матвея заказы были штучными, но приносили хорошую прибавку к уже скопившимся депозитам. Жизнь Ксю снова улеглась, она даже стала обсуждать со мной знакомых мужчин, принимать приглашения в театр. И Егор стал к ней частенько захаживать: помогал по мере надобности, интересовался, как дела. Материнское сердце отходчиво, и Ксю его простила, правда обратно переехать не позвала. Вот как-то раз зашли мы к ней после выставки Левитана чайку попить, а ноутбука нет, и жёстких дисков нет, и флешек, и прочих запоминающих устройств. Даже старые архивы на CD- и DVD-дисках подчистую выметены. Первой моей мыслью было: «Ай да Егор!» А потом я стала внимательно следить, как Ксю отреагирует, готовая обнять и утереть слёзы. Но нет, она не заплакала, а только замерла ненадолго, потом вздохнула, ещё прошлась по квартире и с прямой спиной присела на диван. Её внешнее спокойствие кололо меня, как иголкой, и я попробовала её растормошить: «Почему молчишь-то? Ты что, нарочно злобу внутри себя копишь, наружу совсем не выпускаешь? Она тебе нужна как заряд, чтобы что-то новое придумать?» Ксю слабо улыбнулась и наконец заговорила, глядя куда-то сквозь меня. Ну, её «сама Егорку таким вырастила» после истории с Палычем меня не удивило, а вот дальше она сказала что-то потрясающее: «Нет, я не злюсь и со зла ничего не придумываю. Но когда мне становится совсем горько, понимаешь, словно ангел гладит меня по голове, и вдруг возникает какая-то мысль. Я и хватаюсь за неё, как за соломинку... Понимаешь?» Я не поняла, но отчего-то сразу поверила. И прониклась. Мы ещё пооткровенничали до позднего вечера, а на следующий день Ксю собралась и уехала. Её квартиру я потом сдала по доверенности. Почти два года Ксю не подавала о себе вестей, а вчера я получила от неё посылку. С пригласительным письмом и обалденной фирменной сумкой из тиснёной кожи с голографическим принтом. Вот, значит, до чего она на этот раз додумалась. Что ж, собираю чемоданы. Почему бы не проветриться? В моём возрасте хорошее случается всё реже, а горькое – всё чаще. Я уже не однажды по её рецепту сдерживала в себе своё горе и ждала, что прилетит ангел и погладит меня по голове, но ничего похожего так и не почувствовала. Может, горе было недостаточным, а может, голова у меня под ангельское утешение не подходит. И да, нельзя исключать, что Ксю за мои бесцеремонные расспросы надо мной просто издевнулась, но тогда она, выходит, натуральная стервь.
|