|
Я ищу тебя, вдохновение, Я зову тебя ночью и днем. Ты порадуй меня пробуждением, С тобой за руку вместе пойдем.
Заварив черный чай, взяв печенье, Сядем мы за компьютерный стол. Пролетят часы словно мгновение, Здесь наш мир и наш личный атолл.
А устав, исчерпав вдохновение, Вновь пойду тебя звать и искать. Будешь ты моим сном, наваждением, Новой встречи желаю опять.
Пусть терзают тревоги, сомнения, Ты приходишь - и хочется жить, Находить в песнях, столпотворении, Не терять, а беречь и любить.
Он был ее музой. Глупо звучит, но в том факт. На сердце тягостным грузом Оставался прощальный взгляд.
Он был ее первой любовью. Он был лучшим из всех мужчин. И их тайну унес с собою, Все знал только он один.
А потом приходил каждой ночью. Дарил рифму, цветные сны. В любви клялся каждой строчкой А поутру таял, как дым.
Ведра слез приняла подушка Безутешной девы тогда. Ведь была ее лучшей подружкой, Все про всех знала она.
Так текли дни за днями, Наполняя тоскою глаза. Слезы в строки ложились ручьями, Стирая черты его образа.
Но однажды яркое солнце Заглянуло в ее окно. Согрело продрогшее сердце, И в душе вновь стало светло.
Она вышла навстречу ветру, Снова счастьем горели глаза, Улыбнулась радостно свету: - Я к тебе не вернусь никогда.
Ты был для меня лишь музом, Лишь утопией был моей. Но этот жанр мне не нужен, Я хочу быть песней. - Но чьей?
- Да не важно, лишь не с тобою. Не хочу я тебя делить. Я стану другого женою, Вместе будем мы в небе парить.
Мы напишем счастливые строки, Много песен споем в унисон. В неге нежности непорочной Разрастется любви бутон.
А ты искусаешь локти, Не забудешь прощальный взгляд, На сердце тягостным грузом То, чего не вернуть назад.
Изысканные акварели Напомнили былые дни. Мы с вами, друг мой, постарели... А впрочем, и не мы одни.
Взмывали старые качели В саду почти под небеса, В кустах сирени птицы пели, Звучали наши голоса.
Вы так загадочно смотрели, Как мне казалось – свысока, И на мольберты акварели Крепила твердая рука.
Перетекали краски плавно, Прозрачным становился слой. Ах, как нам было вместе славно, Мой непридуманный герой.
Акценты, мелкие детали Кисть нанесла. Пейзаж готов! От вас (вы это, право, знали) Я так ждала заветных слов.
Любовь – смешенье разных красок, Но на палитру наших чувств Накинули мы пару масок Изобразительных искусств.
Вы мне признаться не посмели. Зачахла белая сирень... Мои и ваши акварели Пылятся в папке по сей день.
"Джоконда так долго живет на свете, что уже сама выбирает, кому нравиться, а кому нет". Фаина Раневская К черту все известные сентенции! Насторожен взгляд, как у гепарда. Где в уютной солнечной Флоренции Мог ее увидеть Леонардо?
Чем же так художника прельстила Мрачная жена купца Джокондо? В чем ее неведомая сила С неподвижным взглядом анаконды?
Смотрит Лиза сумрачно с плакатов, На авто изображенья даже. Нарисован в технике сфумато Задний план размытого пейзажа:
Горы и деревья как в тумане. А улыбка, будто через силу, Кисти рук на самом первом плане. И иконой холст провозгласили!
Дам прекрасных воспевали толпы. Сотни две Мадонн у Рафаэля! Только оказались все без толку Я об этом очень сожалею.
Или та же "Дама с горностаем": Томно смотрит вдаль аристократка. Никогда мы правду не узнаем, В чем Джоконды главная загадка?
И сидит она немного криво, Может, даже маленького роста. Применил Маэстро перспективу, Что потом назвали контрпосто.
А она следит с холста очами, От чего не холодно, не жарко. Очень равнодушна и печальна Из Фиренцы гордая товарка.
Но она не спорила с судьбою, А сидела тихо у мольберта. И возил маэстро за собою Знаменитый холст до самой смерти
У ее портрета я не млела, Но кому важны мои сужденья? Время сквозь века преодолела Главная картина Возрожденья.
Пять веков эксперты, дилетанты Обсуждают тайны Леонардо, Человек немыслимых талантов, Он - родоначальник авангарда!
То быль иль небыль – не сказать. Под сень златых палат К красивой деве - замуж звать - Три рыцаря спешат.
Полцарства лишь одно за ней, Не выйти ей за всех. И вот все трое у дверей Столкнулись, как на грех.
Тут вспыхнул между ними спор, Кто больше деве мил. Она ж, услышав разговор, Решила сбить их пыл.
- Прекрасны вы все трое. Я Замечу всё ж: верней Того возьму себе в мужья, По вкусу дар мне чей.
Что вы, мессиры, принесли? Но не ищу я благ. Скучны мне ваши кошели - Богата я и так.
Меня сумейте удивить, Хоть это нелегко. А свар тут нечего чинить - Претит мне звон клинков.
Вот первый робко подошел, Вручил ее портрет. Второй красавице прочел Написанный сонет.
А третий смело подступил, Сказал: «Со мной станцуй»,- А после в губы ей влепил Горячий поцелуй.
И дева, пискнув, подалась К охальнику на грудь, Румянцем жарким залилась, Боится и вздохнуть.
Речёт с алеющим лицом: «Тут спору и конец. Я с этим бравым молодцом Отправлюсь под венец».
Хоть претендента целых три. Мил наглый ей жених... Вот и поди их разбери, Красавиц молодых!
Знаю точно, Настанет момент: Мое ровно стучащее сердце Треснет вдоль от любви, Как под острым ножом переспелый арбуз. Зазвучит она хором звеняще-воздушных октав или терций В миг, когда на тебя я в толпе зачарованно вдруг оглянусь.
Ты в ответ вскинешь брови забавно, Всплеснув удивленно руками, И воскликнешь: «Привет! Это ты? Как же долго тебя я ждала!» Мы замрем ошарашено, Сразу забыв, куда шли, что искали, И обнимемся, Глядя друг другу в глаза жадно, как в зеркала.
Время быстро летит, И однажды наступит еще одно завтра - То, которое всё же приходит счастливые дни завершить. Будет всё, как всегда. Но, встряхнув волосами, ты скажешь внезапно: «Ну пока. Я пошла. Больше мне не звони и, прошу, не пиши».
Ты посмотришь с тоскою в окно, Обнимая свои зябко плечи, Скажешь: «Нам же не больно, ведь правда? Ты тоже меня не любил». Я, пытаясь запомнить тебя навсегда, Еле слышно отвечу: «Слишком поздно. Прости. Я в обратном случайно себя убедил».
А потом... А что будет потом, я пока, если честно, не знаю. Я еще не решался заглядывать в тот черный день далеко. Может, там оборвется неловко моей странной жизни кривая? Или вновь позмеится вперед Равнодушно и даже легко?
А сейчас я беру карандаш и листок, Торопливо рисую - Проступает набросок дорожками тонкими линий скупых. Я твой образ спешу ухватить, Пока помню тебя, Вот такую, Чтобы после, Когда час придет, Распознать среди шумной толпы.
Море ладонями пенными гладит Берег Шотландии милой, лаская. Люди, впустите меня Христа ради! Я вам за это спою и сыграю.
Многие годы брожу по дорогам - Гонят тоска и нужда менестреля. Вам благодарен я был бы премного, Коль накормили б меня и согрели.
Старость теперь моей спутницей стала. Тронула плечи – спина искривилась. Походя волосы мне приласкала - И седина на висках появилась.
Здесь уж бывал я когда-то: мир тесен! Нынче к вам скуку явился нарушить. Знаю я много преданий и песен - Их к очагу собирайтесь послушать.
Арфу я трону рукою неспешно, И отзовутся покорные струны, Сопровождая мелодией нежной Повесть мою о красавице юной... *** В этих краях подрастала девица В домике скромном, в семье небогатой. К ней иль посвататься, иль подивиться Многие горцы съезжались когда-то.
Цвета фиалки глаза, косы вьются, Стан ее жадно мужской взгляд ласкает, Алы уста. Но кому достаются? Кто с них украдкой лобзанья срывает?
Ради кого отвергает Давина Всех женихов – холодна, непреклонна? В сердце ее лишь один есть мужчина – Это отцовский батрак Нил Макдоннан.
Но, видно, мужем ей стать он не сможет: Жадный отец на мольбу не сдается - Дочь свою хочет продать подороже, Раз уж вокруг богачей столько вьется.
Жалкий поденщик? Еще не хватало! Коль небогат, к чему с нищим родниться? Гнать его в шею! «Проваливай, малый! Сватает дочку купец из столицы!»
Только батрак не бросает затею. Смотрит орлом, держит прямо он спину: «Коли возьму я и разбогатею, То за меня ты отдашь ли Давину?»
Тут только хитрость, наверно, поможет. «Да, обещаю, коль ты раздобудешь Тыщу дукатов. Тогда уж, ну что же, Свадьбу сыграем, и зятем мне будешь».
Эдакий куш бедняку и не снился. Так-то! Исчез из селенья Нил вскоре. Кто говорил: с горя он утопился, Кто говорил, что уплыл он за море...
Год пролетел... Гордо споря с волною, Мчался корабль, паруса надувая, В тучах играл ветер в прятки с луною, Что-то негромко в снастях напевая.
Тихо на палубе. Лишь у фальшборта*, Облокотясь о планширь*, Нил Макдоннан Замер в раздумьях в кольчуге потертой, Глядя в лицо морской глуби бездонной,
Время от времени взор устремляя Вдаль, где видны уж знакомые скалы... Близко Шотландия, сердцу родная! Горцу для счастья ведь нужно так мало:
Сила, свобода, меч верный и ветер, Вереска запах несущий и хлеба, Преданный конь, самый быстрый на свете, Звуки волынки да родины небо.
Только вот мрачная тайна хранилась В стылой душе и в устах крепко сжатых - Память о том, когда року на милость Сдался Макдоннан, продавшись в солдаты.
В битвах чужих и с чужими врагами Кровь проливал за неправое дело, И покрывались жестоко рубцами Верное сердце да сильное тело.
Щедро злодейство оплачено златом, Продана совесть не раз подороже. И не одну – десять тысяч дукатов Нил за Давину отдать теперь может.
Нынче богат он и шхуной владеет. В трюме добра, что добыл он, - без счета. Но почему сердце так холодеет, Тяжким предчувствием гложет забота?
Дом уже близко, и счастье уж рядом... Чу! Показалось? Его окликают? Смотрит за борт удивленным он взглядом И цепенеет. Нет. Так не бывает.
В вОлнах морская наяда в привете Вскинула руки: «Приди, Нил, ко мне ты!» И чешуя на хвосте в лунном свете Переливается, словно монеты.
О наважденье! Лицо той русалки Странно знакомо чертами родными. Эти глаза цвета дикой фиалки Не перепутать ни с чьими другими.
«Боже! Давина! Не лгут ли мне очи?» - «Нет, мой любимый, не морок, не тень я». - «Может, уснул я среди темной ночи, Грежу тобою?» – Нил молвит в смятенье.
«Нет, я не сон. Вот такой теперь стала После того, как в разлуке с тобою С кручи обрыва упала на скалы В волнах ревущего громко прибоя.
Замуж отец против воли сосватал. Ты – далеко. Не придешь, не поможешь. Застит глаза отцу выкуп богатый... Но не взошла я на брачное ложе.
Свадебный пир был в разгаре бурливом, Я же, скользнув меж гостями хмельными, Тихо прокралась на берег залива И утопилась, шепча твое имя».
Нил застонал и упал на колени, В муке смертельной за грудь ухватился: «Ждал я отцовских зачем дозволений? Выкрасть тебя почему не решился?
Ты убежать мне тогда предлагала И обещала моей стать невестой. Ты говорила, нам нужно так мало, Счастливы будем и в хижине тесной.
Я же мечтал тебя видеть в муарах, Шею твою украшало чтоб злато. Втайне боялся: вдруг скажешь, не пара Первой красавице смерд небогатый.
Как я был слеп! Думал, деньги всесильны - Купят и руку твою мне, и душу. Отнял тебя мрак холодный могильный. Нынче имущ я, но мир мой разрушен».
«Нет, не потеряно счастье, мой милый! Помнишь, клялись мы друг другу до гроба Верными быть? Сможем и за могилой Быть неразлучными вечно мы оба.
Сделай лишь шаг через борт ты без страха! В жарком объятье сольемся мы снова. - Вскинулись руки из вод легким взмахом. – Стать навсегда я твоею готова».
Нил потянулся навстречу, но замер В мрачную бездну взглянув: там свинцовый Волн хоровод пляшет перед глазами. Пена – как саван, пловцу уж готовый.
Тянутся нежные руки Давины, Глаз свет фиалковый воли лишает. Только под зыбью холодной пучины Хвост в чешуе то и дело мелькает.
«Нет. Не моя ты Давина уж боле! Кто б ни была ты, сгинь, темная сила! Милой оплачу я смерть в чистом поле, Раз у нее даже нету могилы.
Ветру и небу поверю я горе, Грудь раздеру, на луну я завою. Но не зови в неприютное море! Нет, я не прыгну туда за тобою!»
Гнев исказил лик прекрасный наяды. «Нашу любовь не сумела предать я. Только тебе той любви и не надо – Так получай же русалки проклятье!
Коль на меня и смотреть ты не хочешь, Коль позабыл, как ласкал до рассвета, Пусть на других никогда твои очи Больше не взглянут. Да сбудется это!»
В злобе ударив хвостом, вглубь нырнула, След за собою оставив лишь пенный. Молния в небе тотчас же блеснула, Шторм разыгрался необыкновенный.
Море безжалостно шхуну швыряло, Словно играясь, кренило, крутило, В щепки корабль разбило о скалы, Вместе с нажитым добром проглотило,
После, внезапно свой пыл поубавив, Вынесло Нила на берег песчаный, Только одно лишь богатство оставив – Жизнь, остальное забрав ураганом.
Еле дыша, Нил глаза открывает, Но темноту слепо зрит пред собою И о проклятии вдруг вспоминает, В гневе наложенном девой морскою...
Больше с того дня не видел он света. К делу негож, слишком юн для могилы. Участь одна – менестреля-поэта - Лишь и осталась, покуда есть силы.
Нынче всё бродит от дома он к дому, Жив кое-как на подачки людские. Только ночами всё снятся слепому Цвета фиалки глаза колдовские. *** Стих перебор сладкогласый струн жильных, Бард поклонился: допето сказанье. Но пошатнулся внезапно бессильно, Вырвалось глухо, из сердца, рыданье.
Слепо повел вкруг он взглядом незрячим, Несколько слез затерялось в морщинах, И раздалось то ли стоном, то ль плачем: - Сможешь простить ли меня, о Давина?
*Фальшборт - ограждение по краям наружной палубы корабля представляющее собой сплошную стенку без вырезов или со специальными вырезами для стока воды. *Планширь - деревянные перила поверх фальшборта.
Я жизнь свою рисую то красками, то кровью, От первых поцелуев и до косынки вдовьей. Я розовым без меры все детство рисовала, Потом горела красным - не раз, и так бывало, Любовь другого цвета не может быть, поверьте, Потом все стало белым. И кольца на конверте. А вслед немного крови - родились мои дети, Штрихи, мазки и кляксы, и красок многоцветье. Но вдруг погасли краски - я сильно заболела. И лица в белых масках, один скелет от тела. Но муж плеснул цветами, весной и страстью к жизни, И я пошла за мужем – за тем, кто самый близкий. Опять горела красным, как в юности любила, И меры я не знала, мешала желтый с синим, Я радугу вплетала в лазурь небес и моря... Пока вдруг черной краской не смазало все горе. Коричневый и серый – земля и дождь унылый, И я в платочке вдовьем иду за гробом с милым. Но внуков смех и радость развеяли цвет ночи, И я опять рисую. И цвет у жизни сочен.
Ложится нить на белую канву, Бежит игла налево и направо. Я третий месяц грежу наяву: Цветущий луг и скошенные травы Меня пленили прелестью своей, И на станке рождается картина. Сюжет ее простой, но тем милей. Родной пейзаж - широкая равнина, Где змейкой вьётся вдалеке река, А васильки как небо голубые. И каждый вечер тянется рука: Стежок к стежку, и узелки витые, Прозрачной лентой вышиты цветы, И переливы цвета так прекрасны! Среди людской привычной суеты Я вышивать люблю безумно, страстно...
Моя стихия – рукодельный мир, Там места нет унынию и скуке. И я творю, как уличный факир, Покоя нет. Есть творческие муки! |
Мне понравилось!