Сокровища нации. ЛитератураАвтор статьи: Алюль

Бард Каледонии

Обновлено: 12.02.11 22:41 Убрать стили оформления

 

       
   Портрет Р. Бёрнса

Любители чтения, несомненно, знакомы со стихами Роберта Бёрнса. Те, кто интересуется кинематографом, тоже знакомы с ними, потому что слышали их в любимых фильмах. И почитателям музыки знакомы его стихи, потому что они так и просят положить их на музыку, а музыканты им в этом не отказывают. И это в нашей стране, хотя Бёрнс – поэт шотландский, и писал на шотландском и английском языках.

 

Родился Поэт 25 января 1759 года в глинобитном домике под соломенной крышей с остеклёнными окнами (большая редкость по тем временам!), построенном руками его отца, Вильяма Бёрнса, садовника и фермера, фермерского сына, выходца с севера Шотландии. Этот домик с мощённым булыжником двориком сохранился в деревушке Аллоуэй неподалеку от города Эйра в западной Шотландии до наших дней. Теперь там находится музей поэта и его семьи.   

 

 
 

Дом Бёрнсов

Дом-музей Р. Бёрнса в Аллоуэй

 

Семья Бёрнсов

Семья Бёрнса (экспозиция музея)

 
         
 

       В ночь, когда родился поэт, ветер сорвал крышу с домика, и Агнес Бёрнс с новорожденным сыном пришлось спасаться у соседей. Большеглазый мальчик походил на мать: смуглый, темноглазый, с ямочкой на подбородке. Только кудри у него были тёмными, а не рыжими. Вильям сам починил крышу, и она цела до сих пор, хотя и прошло уже более 250 лет. Вот как написал о своём рождении сам Поэт:

 

В деревне парень был рожден,

Но день, когда родился он,

В календари не занесён.

Кому был нужен Робин?..

 

Зато отметил календарь,

Что был такой-то государь,

И в щели дома дул январь,

Когда родился Робин.

 

Разжав младенческий кулак,

Гадалка говорила так:

– Мальчишка будет не дурак.

Пускай зовётся Робин!

 

Немало ждёт его обид,

Но сердцем все он победит.

Парнишка будет знаменит,

Семью прославит Робин...

 

Быть фермерами – такая судьба ждала Роберта и его брата Гилберта, который был всего на год моложе. И судьба эта была нелегка. Бедные каменистые почвы, суровый климат, тяжкий труд, вечное балансирование на грани выживания. Нищие в нищей, разорённой войной и фактически оккупированной стране. Дети с малых лет начали работать с отцом на ферме. Вместе они пахали, сеяли, собирали скудные урожаи. По вечерам мать пела им песни на шотландском наречии (у неё был чудесный голос) и рассказывала страшные сказки про ведьм и оборотней.

 

Но Вильям Бёрнс, который говорил и одевался не по-деревенски, был грамотным человеком: он умел читать (и читал много), писать, считать, и прекрасно понимал, что образования ему не хватает, поэтому мечтал, что его дети будут более образованными людьми. В своём  новом доме он сделал полку для книг, а по вечерам писал для своих детей записки, названные им «Наставление в вере и благочестии». Когда Роберту исполнилось семь лет, отец сумел организовать односельчан на открытие школы для детей.

 

Учителем пригласили молодого семинариста, Джона Мэрдока, который в свои неполные 18 лет был очень серьёзным, начитанным юношей с широким кругозором и наилучшими рекомендациями. Этот юноша оказался прекрасным учителем, и на многие годы стал добрым другом семьи Бёрнсов. Он обладал красивым голосом, отличной дикцией и выразительной манерой чтения. А маленький Роберт старательно подражал ему, поражая всех великолепной памятью: он заучивал наизусть целые страницы из Шекспира и на разные голоса читал монологи благородного Антония, несчастного Лира и властолюбивого Макбета.

 

В «личной библиотеке» Роберта были две книги: «Жизнь Ганнибала» и «История сэра Уильяма Уоллеса». Уильям Уоллес навсегда остался любимым героем Роберта. Шекспировскую трагедию «Тит Андроник», которую хотел подарить ему Мэрдок, уезжавший на некоторое время «для совершенствования в науках», рыдающий мальчик не захотел оставить себе, поскольку нашёл её чересчур жестокой. Тогда же Бёрнсы арендовали неподалеку ферму Маунт Олифант и переехали на новое место жительства. Им пришлось проделать титанический труд, поднимая каменистую целину, на которой располагалась ферма.

 

Возвращение Мэрдока было с восторгом встречено всей семьёй. Тяжёлый физический труд не лучшим образом сказывался на учёбе. И тогда Мэрдок попросил отца отпустить Роберта к нему на пару месяцев, рассчитывая за это время усовершенствовать и расширить его познания в науках. И действительно, мальчик повеселел, окреп и делал поразительные успехи в учёбе. Всего через неделю он уже в совершенстве знал грамматику английского языка, стал красивей писать, начал изучать французский язык, а через пару недель уже пытался читать по-французски «Приключения Телемаха». Но передышка длилась недолго: на ферме без него не справлялись, и Роберту пришлось вернуться.

 

Впрочем, год был урожайным, Бёрнсы даже пригласили помощников с соседних ферм. Роберту в пару досталась хорошенькая чистенькая девочка – Нелли Килпатрик. Ему шёл пятнадцатый год. И он впервые влюбился, и сочинил свои первые стихи. Позже, когда ему было 28 лет, он писал своему старшему другу, доктору Муру:

 

«...Трудно подобрать о ней слова на литературном английском языке, но у нас, в Шотландии, про таких говорят: «хорошая, пригожая да ласковая». Короче говоря, она, сама того не зная, впервые пробудила в моем сердце ту пленительную страсть, которую я и по сей день, несмотря на едкие разочарования, опасливую житейскую мудрость и книжную философию, считаю самой светлой из человеческих радостей, самой дорогой нашей усладой на земле. Как эта «болесть» пристала также и к ней, я сказать не могу. Вы, медикусы, часто говорите, что инфекция передается через воздух, который вместе вдыхаешь, через прикосновение и так далее. Но я никогда не говорил ей прямо, что люблю её. Да и мне самому было непонятно, почему я так охотно отставал вместе с нею от других, когда мы возвращались вечером с работы, почему при звуках её голоса моё сердце трепетало, как струна Эоловой арфы, и почему у меня так бешено стучала кровь в висках, когда я касался её руки, чтобы вытащить колючки или злую занозу. Многое в ней могло вызвать любовь, и притом она ещё чудесно пела. На её любимый напев я и попытался впервые выразить свои чувства в рифмах. Разумеется, я не был столь самонадеян, чтобы воображать, будто я могу писать стихи, какие печатают в книгах; я знал, что их сочиняют люди, владеющие греческим и латынью. Но моя девушка пела песню, которую будто бы сочинил сын одного землевладельца, влюблённый в работницу с отцовской фермы, и я не видел причины, почему бы и мне не рифмовать, как рифмует он, тем более что он был не учёнее меня.

Так для меня начались Любовь и Поэзия...»

   

Вообще Роберт Бёрнс много и охотно переписывался с друзьями. Письма его великолепны! Они рассказывают о Поэте куда больше и правдивее, чем любые биографы. В них так ярко отражается его нежная, страстная, гордая и свободолюбивая натура, что прочитав даже отдельные фрагменты из них, невозможно поверить в ту клевету, которую распространяли о нём недоброжелатели. Широта его кругозора, его любовь к родному краю, знание фольклора, остроумие и поэтический талант видны в каждом написанном им слове. Мне кажется, что его письма – такое же литературное наследие, как и его поэзия. Поклонники настоящей литературы должны быть благодарны профессору из Оксфорда Джону Деланси Фергюссону, сумевшему собрать, проверить и издать в 1931 году два тома уцелевших писем Поэта и написать строго документированную научную его биографию. Но вернёмся к нашему герою.

 

Непосильный труд основательно подорвал здоровье Роберта. Он стал угрюмым, нелюдимым, по ночам страдал от костно-мышечной и головной боли, вызывавших бессонницу. Отец с тревогой смотрел на сына, а к осени, когда основные работы были закончены, решил отправить его в землемерную школу Роджерса в рыбачий посёлок Кэркосвальд, где жил двоюродный брат его жены. Жизнь в Кэркосвальде показалась Роберту другим миром. Там было столько нового и неизведанного! Даже его почтенный дядюшка не гнушался общением с контрабандистами и торговлей контрабандным товаром, для чего специально ездил в Глазго. Эти люди за ночь зарабатывали столько, сколько семья его отца не могла заработать и за год, добывая свой хлеб по библейскому завету «в поте лица своего».

 

В школе, благодаря своей исключительной памяти, молодой Бёрнс делал большие успехи, причём ему ничего не приходилось зубрить. Он быстро овладел начатками землемерных наук, быстрее всех решал задачи по геометрии и тригонометрии. Но ему уже почти 17, а его горячее, страстное сердце, такое чувствительное к любой красоте, не может остаться равнодушным и при виде женской красоты. Он влюбляется в свою соседку, Пегги Томсон. И снова пишет стихи, уже не такие детские и наивные, какие он писал два года назад, они уже вмещают в себя целый мир:

 

А ведь такой кругом покой.

Стрижей кружится стая,

И нива никнет за рекой

Зелёно-золотая.

 

Давай пойдём бродить вдвоём

И насладимся вволю

Красой плодов в глуши садов

И спелой рожью в поле.

 

Так хорошо идти-брести

По скошенному лугу

И встретить месяц на пути,

Тесней прильнув друг к другу.

 

Это была последняя неделя его пребывания в школе Роджерса. По возвращению домой осенью 1775 года Роберт ведёт обширную переписку с друзьями по школе, а его настольной книгой становится толстая и потрёпанная книга «Переписка лучших умов времён королевы Анны». Продолжается, правда, такая жизнь недолго, потому что новые владельцы Маунт Олифант выгоняют своих арендаторов, даже не дав им подготовиться к переезду.

 

И Бёрнсы с семью детьми, из которых Роберт – старший, срочно арендуют другую ферму, Лохли, где их опять ждёт каторжный труд, потому что земли там тоже целинные, только почвы не каменистые, а заболоченные. Зато всего на расстоянии мили находится окружной центр, село Тарболтон. Там по воскресеньям в таверне устраивают танцы для молодёжи, и даже работает школа танцев, в которой Роберт учится танцевать, проделывая старомодные па и реверансы. Правда, потом  учитель разрешает танцевать старые шотландские «рийлз» – нечто среднее между кадрилью и джигой. Процитирую Р. Райт-Ковалёву, биографа Р. Бёрнса:

 

Ветхая скрипка, только что выводившая тягучие каденции, заливается звонкой и четкой плясовой. Под неё сами ходят ноги, и сами складываются в рифму слова. Напротив Роберта танцует хорошенькая девочка, рядом – другая. Он не решается с ними заговорить, но за него поют стихи:

 

О Мэри, выгляни в окно,

Я жду тебя в заветный час...

 

Каблуки отбивают ритм, поёт скрипка, и в голове отчётливо чеканятся строчки. У воображаемой героини уже появляется имя – звучное, милое имя – Мэри Моррисон: оно легко входит в песню:

 

Тум-тум-та-ра – счастливый сон,

Моей наградой будешь ты,

Красотка Мэри Моррисон...

 

Старинная народная мелодия, ей в такт бьётся сердце, пульсирует кровь во всем теле, и в такт сердцу, в такт музыке рождаются слова... Роберт Бёрнс ещё не знает, что так будут приходить к нему лучшие его песни, но он уже счастлив оттого, что они приходят.

 

И хотя он по-прежнему много читал и любил в одиночестве побродить по лесу или вдоль быстрого ручья, размышляя о цели и смысле жизни, в компании ровесников Роберт был самым остроумным, весёлым и находчивым. Он был высок, хорош собой, великолепно сложён, обладал большой физической силой – он мог поднять тяжёлый мешок одной рукой. Его длинные тёмные волнистые волосы были перевязаны сзади лентой, тогда как другие коротко стриглись, глаза буквально пылали тёмным огнём (это отмечали все, кто был с ним знаком, в том числе и видевший его юный Вальтер Скотт). Но и в работе ему не было равных!

 

А ещё они с друзьями организовали клуб холостяков. Предоставлю слово Р. Райт-Ковалёвой:

 

В тесной, убогой комнатке, на втором этаже тарболтонской таверны, собралось шестнадцать молодых ребят. Хозяин отдаёт им эту комнатку раз в месяц за несколько пенсов. Небогато и угощение: тратить более трёх пенсов запрещено уставом.

Да, перед вами не просто друзья, собравшиеся в таверне: это Тарболтонский клуб холостяков. У него есть устав из десяти пунктов, с регламентом заседаний, с точными указаниями, как вести собрания, кого и как выбирать председателем.

Устав написан Робертом Бёрнсом – главным основателем клуба. В первом пункте говорится, что «клуб собирается каждый четвертый понедельник, вечером, для обсуждения любой предложенной темы, за исключением спорных вопросов религии». Дальше устанавливается, как выбирать тему, как рассаживаться для дискуссии. «Те, кто защищает одно мнение, – садятся по правую руку председателя, противники – по левую его руку».

Регламент строг: оратора нельзя прерывать, иначе – штраф, но каждый имеет право высказаться. Строжайше воспрещается «всякое сквернословие и богохульство, особливо всяческие непристойные и нечистые разговоры...».

О заседаниях клуба и о его делах, как говорится в пункте седьмом, никому разбалтывать нельзя. А если кто-либо из членов клуба разгласит дела клуба «с целью высмеять или унизить кого-либо из сочленов», виновник подвергается «вечному изгнанию» и остальные члены клуба должны избегать какого бы то ни было общения с ним.

Но самым главным пунктом устава был десятый, последний пункт:

«Каждый, кто избирается в это общество, должен обладать честным, искренним и открытым сердцем, стоять выше всяческой грязи и подлости и, не таясь, быть поклонником одной или нескольких представительниц прекрасного пола. Ни один высокомерный, самодовольный человек, мнящий себя выше остальных членов клуба, и особенно ни один из тех низких душой суетных смертных, чьё единственное желание наживать деньги, ни под каким видом в члены клуба допущен не будет. Иначе говоря, самый подходящий кандидат для этого содружества – жизнерадостный, чистый сердцем малый, тот, кто, имея верного друга и добрую подругу и обладая средствами, при которых можно прилично сводить концы с концами, считает себя самым счастливым человеком на свете».

 

Осенью 1781 года отец отослал Роберта в город Ирвин, чтобы тот научился чесать и трепать лён, ведь можно было бы завести небольшую льночесалку и ткать льняные холсты, которые так поднялись в цене! В этом портовом городе Роберт видел иностранных моряков, экзотические фрукты, удивительных животных... Здесь он приобрёл хорошего друга, моряка Ричарда Брауна. Вот как он писал о нём доктору Муру:

 

«Поворотным событием моей жизни была дружба с одним молодым моряком. Я впервые встретил столь исключительного человека, который претерпел бы такие удары судьбы. Мой новый друг был человеком независимого, гордого ума и великодушного сердца. Я полюбил его, я восхищался им до самозабвения и, конечно, во всём усердно подражал ему... По натуре я всегда был горд, но он научил меня владеть своей гордостью и направлять её. Жизнь он знал много лучше меня, и я сделался его внимательным учеником».

 

И ещё здесь в руки Роберта Бёрнса попала небольшая, отпечатанная на серой бумаге книга стихов молодого, умершего в 23 года, выдающегося шотландского поэта Роберта Фергюссона. Эта книга буквально совершила переворот в его сознании. Он был потрясён тем, что на его родном шотландском наречии можно писать прекрасные стихи, хотя «настоящие» поэты пишут теперь на английском языке. Размышляя о судьбе так рано и страшно погибшего поэта, он написал:

 

Проклятье тем, кто, наслаждаясь песней,

Дал с голоду поэту умереть.

О старший брат мой по судьбе суровой,

Намного старший по служенью музам,

Я горько плачу, вспомнив твой удел.

Зачем певец, лишённый в жизни места,

Так чувствует всю прелесть этой жизни?

 

Ричарду Брауну первому прочитал он эти стихи. И не только их. Ведь уже тогда была написана, например, баллада о Джоне Ячменное Зерно. И Браун заставил Бёрнса поверить в себя как в поэта. Всего через два дня Ричард уходит на корабле в плавание к берегам Южной Америки, а Роберт возвращается домой. Много позже, сам став знаменитым поэтом, Бёрнс поставит на могиле Фергюссона гранитную плиту с высеченными на ней своими строками:

 

Ни урны, ни торжественного слова,

Ни статуи в его ограде нет,

Лишь голый камень говорит сурово:

Шотландия! Под камнем – твой поэт!

 

Дома он начинает вести... нет, не дневник, а «записную книжку», в которой пишет о том, что его волнует: философские вопросы, разбор своих стихов, мысли о том, что такое хорошие и плохие люди. И не могу устоять, не процитировав Райт-Ковалёву:

 

Со страниц этой записной книжки на нас умными, строгими глазами смотрит человек незаурядного ума, редких способностей и необычайной душевной чуткости.

Больше всего на свете он ненавидит фальшь и притворство. 

 

А знаете ли вы, что Роберт Бёрнс был членом «Братства вольных каменщиков»? Да, да! В 1783 году он знакомится с адвокатом Гевином Гамильтоном, которому доводилось читать его рукописные стихи. Именно Гамильтон первым поддержал кандидатуру Бёрнса, когда встал вопрос о его приёме в члены масонской ложи св. Давида. Чем могла привлечь Поэта такая организация? Вероятно, знакомством с новыми интересными людьми, умными собеседниками, возможностью обсудить самые разнообразные темы. Кроме того, в уставе масонских лож было одно правило, которое отвечало внутренней убеждённости Поэта: «Все члены братства равны, независимо от их происхождения, положения в обществе, чинов, титулов и званий».

 

Для него вопрос о неравенстве людей, рожденных в разных слоях общества, всегда был больным местом. Он писал в своих записных книжках: «За какие заслуги в прошлой жизни они родились с готовым богатством в кулачонках? Какая лежит на мне вина, что меня выкинули в жизнь им на потеху?»

 

Кроме того, мелкие провинциальные ложи того времени совсем не походили на столичные, где плелись интриги и решались судьбы правительств. Напротив, они больше походили на общества взаимной помощи, где могли собирать средства для нуждающихся членов общества, а иногда и «вразумляли заблудших братьев», и даже старались провести в жизнь масонское правило о всеобщем равенстве.

 

В феврале 1784 года умер отец Роберта, Вильям Бёрнс. В нескольких милях от арендуемой семьёй фермы Лохли, ближе к городу Мохлин, располагалась небольшая ферма Моссгил, принадлежавшая Гамильтону. Он-то и предложил братьям Бёрнсам – Роберту и Гилберту – взять у него эту ферму в аренду. И вскоре всё семейство перебралось на новое место.

 

Неожиданно для всех в мае 1785 года 26-летний холостяк Роберт оказывается отцом очаровательной малютки Бесс, которую родила ему служанка, помогавшая его матери по дому. Девочка осталась на ферме Бёрнсов с отцом, а мать вышла замуж за другого. Роберт не представлял себе, как можно отречься от своей плоти и крови, он любил этого ребёнка (как, впрочем, и все его домашние) и вынес ради него много неприятностей от церковного совета – скандал, сидение на позорной «покаянной» скамье, нотации местного священника, осуждение соседей... Это не помешало ему посвящать ей замечательные стихи:

 

...Я с матерью твоей кольцом

Не обменялся под венцом,

Но буду нежным я отцом

Тебе, родная

Расти весёлым деревцом,

Забот не зная...

 

А о ханжах и лицемерах, осуждавших его и его товарищей, он пишет острые сатирические стихи, вызывающие бурный восторг в кругу его читателей, состоящем пока только из друзей и знакомых.

 

Летом того же года в мохлинском «танцзале» Бёрнс знакомится с 17-летней Джин Армор, темноглазой чернокудрой дочерью богатого подрядчика. И хотя девушка слышала от родителей, что он смутьян и безбожник, а женщины шептались насчёт его незаконнорожденной дочери, она охотно танцевала с ним, а потом заговаривала с ним при встрече. И Роберт передавал ей записки со стихами, которые прекрасно ложились на мелодии тех песен, что она так замечательно пела:

 

Ты свистни – тебя не заставлю я ждать,

Ты свистни – тебя не заставлю я ждать

Пусть будут браниться отец мой и мать,

Ты свистни – тебя не заставлю я ждать!

 

В это лето Поэт написал, возможно, свои лучшие песни и стихи – о холмах, лугах, покрытых вереском, нежных песнях малиновок, своих друзьях и любимой девушке. При этом он прекрасно понимал, что Армор не захочет выдать дочь за бедного фермера. А друзья пока не задумывались над тем, что Роб из Моссгила – великий поэт, а они в его стихах обретают частичку бессмертия.

 

Год выдался неурожайным, а, значит, нечего и надеяться жениться на любимой. И тогда Роберт и Джин заключают тайный брак по старинному шотландскому обычаю, подписав «брачный контракт», в котором оба «навеки признают себя мужем и женой». Но тёплые дни закончились, им всё сложнее встречаться... А в феврале испуганная Джин украдкой сообщила ему, что ждёт ребёнка. Роберт, пытаясь найти способ заработать деньги, всерьёз задумывается над отъездом на Ямайку. А его друзья пытаются найти способ опубликовать его стихи и не дать ему уехать. И они нашли такой способ, организовав издание книги стихов Бёрнса «по подписке». Проспект на подписку должен был выйти в апреле 1786 года. Роберт хотел дождаться его выхода. Корабль ушёл на Ямайку без него.

 

А в это время родители Джин нашли и отобрали у неё «брачный контракт», устроив жуткий скандал. Её отослали к тётке в Пэйли, запретив поддерживать любые контакты со своим «мужем» под угрозой подать на него в суд, а контракт уничтожили, вырезав из него имена и подписи. Об этом Бёрнсу рассказал младший брат Джин. Роберт был потрясён: он посчитал уничтожение контракта и отъезд несчастной запуганной девушки предательством и клятвопреступлением, переживая их очень тяжело. Он пишет одному из своих друзей в Глазго:

 

«Вы знаете все подробности этой истории – истории достаточно мрачной. Я не знаю, что Джин думает сейчас о своём поведении, но ясно лишь одно: из-за неё я окончательно стал несчастным. Никогда человек так не любил, вернее – не обожал женщину, как я любил её, и должен сказать правду, совершенно между нами, что я всё ещё люблю её, люблю отчаянно, несмотря на всё; но ей я ни слова не скажу, даже если мы увидимся, хотя этого я не хочу. Бедная моя, милая, несчастная Джин! Как счастлив был я в её объятиях! И горюю я не оттого, что я её потерял, больше всего я страдаю за неё. Я предвижу, что она на пути – боюсь выговорить – к вечной погибели. И те, кто поднял шум и выказал такое недовольство при мысли, что она станет моей женой, может быть, когда-нибудь увидят её в обстоятельствах, которые будут для них причиной истинного горя. Разумеется, я ей этого не желаю: пусть всемогущий господь простит ей неблагодарность и предательство по отношению ко мне, как прощаю от всей души и я, и пусть не оставит он её милостью и благостью своей во всю её будущую жизнь!.. <...> Осталось одно лекарство: скоро вернётся домой корабль, который увезет меня на Ямайку, и тогда – прощай, милая старая Шотландия, и прощай, милая неблагодарная Джин, никогда, никогда больше мне не видеть вас!

Вы, наверно, слышали, что я собираюсь выступить в печати как поэт. Завтра мои стихи идут в набор. Это последний безумный поступок, какой я собираюсь совершить, а затем я стану умнеть как можно быстрее...»

 

И вот 31 июля 1786 года в маленькой типографии Вильсона были напечатаны 612 экземпляров небольших книжек, ценой 3 шиллинга (довольно большая сумма по тем временам). 350 экземпляров разошлись по подписке, 250 – ушли в свободную продажу, несколько экземпляров было выдано на руки автору.

 

Книги были раскуплены мгновенно. Даже бедняки, зарабатывающие не больше 15 шиллингов в год, покупали их в складчину. Они расшивали книжку по листкам, каждый участник складчины брал свой листок и переписывал, а затем листками обменивались. Попали книги и к владелице замка Дэнлоп, ведущей свой род от Уильяма Уоллеса, которая немедленно пишет письмо поэту. Ей было под шестьдесят, у неё было пять сыновей и шесть дочерей, недавно умер горячо любимый муж, но она сразу поняла, что перед ней выдающийся поэт. Это письмо стало началом их многолетней дружбы.

 

Бёрнс был также приглашён в имение профессора философии Эдинбургского университета доктора Дугальда Стюарта, где познакомился с молодым лордом Бэзилем Дэйром,  восторженным юношей, полным благородных планов «преобразования человечества на основах всеобщего равенства и братства». Их поразили незаурядные знания Поэта в области литературы и истории, его прекрасные манеры, речь, спокойная сдержанность. И совсем не понравилась мысль об отъезде на Ямайку.

 

Он вернулся в Моссгил 1 сентября. Джин тоже вернулась домой некоторое время назад, и 3 сентября 1876 года родила близнецов – девочку и мальчика. Роберт был счастлив. Ему даже удалось повидать Джин и малышей, а придя домой, он кинулся писать восторженные письма своим друзьям: «Боже, благослови дорогих крошек!». И приложил стихи, сочинённые по дороге домой:

 

Растет камыш среди реки,

Он зелен, прям и тонок.

Я в жизни лучшие деньки

Провел среди девчонок...

 

...Пускай я буду осужден

Судьей в ослиной коже,

Но старый, мудрый Соломон

Любил девчонок тоже!..

 

Арморы так и не смягчили своё отношение к Поэту, и в конце ноября он уезжает в Эдинбург, поддавшись на уговоры адвоката Гамильтона и других друзей.

 

В столице его принимают радушно, но смотрят как на экзотическое явление, пока на ежегодном балу Каледонского охотничьего общества с ним не знакомится эксцентричная герцогиня Гордон. Герцогиня, поражённая непринуждёнными манерами, безукоризненно правильной речью, французским языком, умением слушать собеседника и замечательной внешностью Бёрнса, протанцевала с ним всю ночь (что было достаточно неприлично), а прощаясь громко сказала лорду Гленкерну: «Ваш пахарь совсем вскружил мне голову!» И высший свет столицы настежь распахнул двери перед Робертом Бёрнсом.

 

Но среди балов, визитов, прогулок по городу он находил время побывать в библиотеке, архивах, провести переговоры о новом издании своих стихов. И буквально в один из первых дней он попытался найти на кладбище при кэннонгейтской церкви место, где был похоронен Роберт Фергюссон. Он расспрашивал сторожей, но никто не смог указать на могилу его тёзки. И только в феврале, проведя настоящее расследование, ему удастся это сделать. И тогда он напишет письмо церковным старостам и казначеям кэннонгейтской церкви:

 

«Джентльмены, с грустью я узнал, что на вашем кладбище, в заброшенной и забытой могиле, покоятся останки Роберта Фергюссона – поэта, справедливо прославленного, чей талант в веках будет украшением Шотландии. Прошу вас, джентльмены, разрешить мне воздвигнуть простой надгробный камень над дорогим прахом, дабы сохранить нетленную память о бессмертной славе поэта».

 

13 января Бёрнса пригласили на торжественную ассамблею Великой шотландской ложи, где присутствовали члены всех многочисленных масонских лож Эдинбурга. Поэт выступил с речью, а Великий магистр торжественно провозгласил здравицу «За Каледонию и за Барда Каледонии, брата Бёрнса». Все подхватила этот возглас, сопровождая его приветственными восклицаниями. Бёрнс был растроган почти до слёз.

 

В середине апреля 1787 года вышло эдинбургское издание стихов Бёрнса. На этот раз полторы тысячи экземпляров разошлись по подписке, а остальные пятьсот были распроданы в два дня. Получив на руки 300 фунтов – остальные деньги издатель будет ему должен, причём почти всю оставшуюся жизнь, – Бёрнс половину отсылает брату Гилберту в Моссгил, а сам отправляется в своё первое небольшое путешествие по югу Шотландии. Поездка была замечательной. О ней осталось много записей в дневниках Поэта. Но вот что пишет Р. Райт-Ковалёва:

 

Все ближе подходил день, когда надо было возвращаться в Мохлин, все чаще приходили неотвязные мысли о судьбе его семьи. Под конец поездки сказалось и «свирепое гостеприимство» поклонников: Бёрнс плохо переносил неумеренные возлияния, и по ночам его мучили припадки тоски, бессонница, необъяснимые страхи, так хорошо знакомые всем людям с больным сердцем.

Однажды ночью ему стало так плохо, что слуга в таверне просидел до утра у его постели.

В двадцать восемь лет, при необычайной физической силе и выносливости, Бёрнс страдал тем недугом, который омрачил последние годы его жизни, – застарелым ревматизмом и ревматическим эндокардитом. Сказались тяжкий труд, вечное недоедание и недосыпание. Сказались пылкий, неукротимый нрав, безудержная жажда жизни, мятежная душа, неумение беречь себя, свои силы...

 

И он вернулся домой 8 июня 1787 года. Вернулся знаменитым поэтом, и даже почти богатым. И тогда Арморы сами прислали к нему свою дочь. Роберт был счастлив её увидеть, он любил её по-прежнему, но простить до конца не мог. И не сделал нового предложения выйти за него замуж. Джин вернулась домой, а Роберт отправился в путешествие по горной Шотландии. Его везде встречали триумфально. В это лето он почти не писал стихов.

 

Но, возвращаясь домой, он опять приходил под окна Джин и вызывал её на свидание свистом. Любовь не проходила, но и рана, нанесённая её «предательством», не заживала.

 

Зиму Бёрнс провёл в Эдинбурге. Там, среди прочих, он познакомился с очаровательной женщиной, Нэнси Мак-Лиоз. Она была «соломенной вдовой», но помнила о долге замужней женщины. И всё же, познакомившись со стихами Бёрнса, она уже давно была влюблена в него заочно. Вскоре после очного знакомства Роберт повредил ногу и не смог выходить «в свет» Тогда они стали переписываться. Она называла его в письмах Сильвандером, а себя просила называть Клариндой. Письма писались каждый день, а то и дважды в день, по 10-15 страниц. Бёрнс опять начинает писать стихи. «Кларинда» знает о Джин, о детях, и не забывает напомнить, что она сама замужем. Он отвечает ей, что они  «не переступают границ дозволенного». Но переписка продолжается, потом возобновляются и встречи. Сильвандер клянётся Кларинде в вечной и нерушимой любви...

 

А в это время Арморы узнают, что Джин опять ждёт ребёнка. Да ещё и не сумела женить на себе Роберта! И они выгоняют её из дома – пусть живёт, как знает. Хорошо, что нашлись добрые люди, приютившие бедняжку. Роберту написали об этом из дома. И он обращается за помощью к друзьям, понимая, что игры закончились, наступил решающий момент, и он обязан позаботиться о своей семье.

    

Друзья не подвели. Буквально через несколько дней Бёрнс получил разрешение пройти курс инструктажа по акцизному делу и обещание дать ему должность по месту жительства, когда представится возможность. Из Эдинбурга он уехал 18 февраля 1788 года, увозя с собой официальную бумагу из акцизного управления, приглашение мистера Миллера ещё раз посмотреть его ферму в Дамфризе, медальон, в который был вделан портрет Кларинды и локон её волос, и тревогу за Джин, брошенную на произвол судьбы.

 

Джин он застал в ужасном состоянии – исхудавшую, затравленную, с погасшими глазами. Ему даже показалось, что она не рада его видеть, не верит ему. Старые обиды и непонимание вспыхнули с новой силой. Он даже попытался уйти. Навсегда. Даже написал письмо своей дорогой Кларинде. Но потом решил хотя бы попробовать начать всё сначала.

 

Он временно снял комнату, забрал туда повеселевшую Джин и настоятельно просил миссис Армор приглядеть за его беременной женой, пока та не родит, поскольку он берёт в аренду ферму Эллисленд в сорока шести милях от Моссгила, где хочет устроить образцовую молочную ферму. А потом Джин уедет вместе с ним. Моссгил он оставлял своему брату Гилберту.

 

В марте Джин родила девочек-двойняшек, но, к сожалению, они умерли, не прожив даже месяца. В апреле она переехала в Моссгил, где её все любили и учили вести фермерское домашнее хозяйство. Она старалась, и у неё всё получалось просто замечательно: она оказалась великолепной хозяйкой. А вот новая ферма, Эллисленд, оказалась неудачной. Чернозём там лежал тонким слоем на каменистой почве. Его смыло во время первого же ливня. Ну что ж, значит, опять предстояло много работать. Этим Роберта было не удивить.

 

Одновременно с подготовкой переезда на новое место жительства Бёрнс прошёл инструктаж у акцизного инспектора, звали которого Джон Финдлей. Это был молодой, добросовестный, но крайне немногословный человек, который так же упорно и молчаливо, как делал всё, пытался ухаживать за одной местной красавицей. А ведь мы с вами тоже знакомы с ним по забавным стихам Бёрнса:

 

– Кто там стучится в поздний час?

«Конечно, я – Финдлей!»

– Ступай домой. Все спят у нас!

«Не все!» – сказал Финдлей.

 

– Как ты прийти ко мне посмел?

«Посмел!» – сказал Финдлей.

– Небось наделаешь ты дел.

«Могу!» – сказал Финдлей.

 

– Тебе калитку отвори...

«А ну!» – сказал Финдлей.

– Ты спать не дашь мне до зари!

«Не дам!» – сказал Финдлей.

 

– Попробуй в дом тебя впустить..

«Впусти!» – сказал Финдлей.

– Всю ночь ты можешь прогостить.

«Всю ночь!» – сказал Финдлей.

 

– С тобою ночь одну побудь...

«Побудь!» – сказал Финдлей.

– Ко мне опять найдешь ты путь.

«Найду!» – сказал Финдлей.

 

О том, что буду я с тобой...

«Со мной!» – сказал Финдлей.

– Молчи до крышки гробовой!

«Идет!» – сказал Финдлей.

 

В обязанности акцизного чиновника входили проверка патентов, сбор налогов и пошлины, обследования ферм на предмет незаконного пивоварения на продажу, писание длинных-предлинных отчётов и тому подобное. Но это гарантировало доход фунтов 50 в год, а также фунтов 20 премиальных. Если повезёт.

 

А каким Бёрнс был акцизным? Он и в этой должности не изменил себе. Он успевал предупредить о грядущей проверке то многодетную вдову, то какого-нибудь бедняка, мечтавших подзаработать пару шиллингов на продаже эля, что грозило обернуться для них штрафом в несколько фунтов, а, значит, голодной зимой. И во всей округе никто не отозвался бы плохо о новом акцизном. Сам он относился к своей работе добросовестно, но без излишнего пиетета. И позже даже сочинит песенку, посвящённую акцизным:

 

Со скрипкой чёрт пустился в пляс

И в ад умчал акцизного,

И все кричали: – В добрый час!

Он не вернётся сызнова!

 

Мы варим пива лучший сорт

И пьём, справляя тризну.

Спасибо, чёрт, любезный чёрт, –

К нам не придет акцизный!..

 

Жизнь шла своим чередом. Брак Роберта и Джин церковь признала действительным и законным. Джин расцвела, она снова пела песни своим ангельским голосом. Роберт проводил много времени на строительстве нового дома, и Джин специально научилась писать красивым почерком, чтобы писать ему письма, а его письма она заучивала наизусть.

 

Зимой 1789 года Бёрнс по делам ездил в Эдинбург, впервые он не был там счастлив, мечтая вернуться домой. «Кларинда» была в Эдинбурге, и даже прислала ему любовное письмо, но ответил он ей только спустя неделю после возвращения домой, предлагая дружбу. Кроме того, он мягко выговорил ей за то, что она посчитала его брак излишним, не видя его моральных обязательств перед Джин. Кларинда пришла в ярость и ответила в довольно оскорбительном тоне. Вот и ещё одна иллюзия разбилась. А осенью жена родила тридцатилетнему Поэту ещё одного черноглазого мальчика.

 

Мне кажется, что Роберту вполне повезло с женой. Он понимал это и ценил, хотя не мог не замечать у других женщин других достоинств. Джин любила его, и гордилась им. Она понимала его иногда даже лучше, чем он сам понимал себя. Она знала все его стихи наизусть и пела песни с его словами, когда он по вечерам играл на старой скрипке. Она прекрасно вела хозяйство, рожала и растила всех его детей. И практически никогда не высказывала своего недовольства. Думаю, что её характер может обрисовать такая история.

 

Летом Джин с мальчиками уехала из Эллисленда в Мохлин, погостить у родных. Роберт проводил одинокие вечера в Дамфризе, в таверне «Глобус», иногда оставаясь там ночевать. Молодая племянница хозяев, златокудрая Анна, была очарована красивым, приветливым гостем и не упускала возможности выказать ему свою симпатию, а то и просто повиснуть на шее. Бёрнс держался стойко, честно рассказав ей про Джин и детей, но девушка была очень настойчива, молода и красива, а сердце поэта было не из камня... Когда Джин вернулась, ей, разумеется, обо всём доложили «доброжелатели». Она не сказала мужу ни слова, была с ним ласкова и терпелива. В апреле, когда она кормила грудного ребёнка, ещё одного сына Роберта, он рассказал ей, что Анна умерла от родов, а у её родственников осталась девочка, темноглазая и темноволосая, как все дети Бёрнса. Джин помолчала, глядя мужу в глаза, и сказала: «Привези её мне, я выкормлю их обоих...». И она вырастила эту девочку, умницу и красавицу, удачно выдала её замуж за хорошего человека, а та, в свою очередь, говорила о Джин одному из биографов Бёрнса: «Добрей и ласковей её не было человека на свете...»

 

Осенью 1791 года Бёрнс понял, что напрасно растрачивает силы, пытаясь достойно содержать Эллисленд. Он продал инвентарь, скот и урожай, попрощался с фермой Эллисленд и переехал с женой и детьми в Дамфриз, где ему как акцизному чиновнику предложили новое, более выгодное место: инспектора «третьего района» города Дамфриза. А ещё Бёрнс простился со своей старой подругой – «Клариндой», которая уехала на Ямайку к своему «блудному» мужу. Расставание было мучительным. Он посвятил ей стихи, одни из лучших:

 

Поцелуй – и до могилы

Мы простимся, друг мой милый.

Ропот сердца отовсюду

Посылать к тебе я буду...

 

Не любить бы нам так нежно,

Безрассудно, безнадежно,

Не сходиться, не прощаться,

 Нам бы с горем не встречаться!

 

Будь же ты благословенна,

Друг мой первый, друг бесценный,

Да сияет над тобою

Солнце счастья и покоя...

 

Очень удачно для Поэта начался 1792 год. Он получил повышение по службе: его назначили одним из инспекторов дамфризского порта с окладом 70 фунтов в год. В этой должности он скоро отличился при захвате таможенниками контрабандистской шхуны, первым ворвавшись на корабль, севший на мель, во главе отряда драгун, с саблей наголо. Контрабандисты оказали вооружённое сопротивление, Бёрнс чудом избежал ранения. Судно, оружие и товары были проданы с аукциона, где Поэт купил четыре мортиры по 1 фунту стерлингов за каждую (этот факт подтвеждён документально).

 

Сохранилось предание, что он отправил их во Францию, в подарок французскому революционному народу, и даже написал письмо французскому конвенту. Мортиры во Францию не попали, их задержали на границе, но в декабре того же года руководство акцизного управления получило длинный донос на Бёрнса, в котором помимо вольнодумства, запрещённой литературы и прочих прегрешений, поминались и эти самые мортиры. И Совету акцизного управления было поручено «проверить лояльность Роберта Бёрнса». Между тем, по всей Шотландии шли аресты вольнодумцев - ведь Англия была в состоянии войны с Францией. Бёрнсу повезло: проверяющие относились к нему хорошо, они попросили его вести себя потише, никуда не ввязываться, а иначе не миновать ему ссылки в Ботани-Бэй. А это означало бы, что Джин и пятеро его детей останутся без кормильца, а дети станут детьми каторжника. Впервые в жизни Бёрнс был напуган. Но всё равно он пишет «крамольные» стихи и песни:

 

Мой горец – парень удалой,

Широкоплеч, высок, силён.

Но не вернётся он домой –

Он на изгнанье осуждён.

 

Как мне его вернуть?

О, как его вернуть?

Я все бы горы отдала,

Чтоб горца вновь домой вернуть!..

 

Ах, знаю, знаю я, кого

Повесить надо на сосне,

Чтоб горца - друга моего -

Вернуть горам, лесам и мне!

 

А на окне таверны «Глобус» он написал алмазным карандашом (подарком лорда Гленкерна):

 

К политике будь слеп и глух,

Коль ходишь ты в заплатах.

Запомни: зрение и слух –

Удел одних богатых!

 

Но про историю-то писать не запрещали! Всё связанное с историей Шотландии, с борьбой за независимость было дорого Бёрнсу. Даже лиловые шапки татарника были для поэта не просто бурьяном:

 

Я при уборке ячменя

Щадил татарник в поле.

Он был эмблемой для меня

Шотландской древней воли...

 

 

 
         
  Чертополох     Дом Р. Бёрнса в Дамфризе  
  Чертополох - символ Шотландии, "шотландская роза"    Дом Р. Бёрнса в Дамфризе   
         
 

Весной 1793 года Бёрнсы переехали в хороший двухэтажный дом из красноватого кирпича с небольшим садиком при доме, которому Джин была очень рада: теперь детям было, где погулять. Роберта избрали почётным гражданином Дамфриза, предоставили привилегию бесплатного обучения сыновей в лучшей школе города, выбрали членом правления городской библиотеки и освободили от всяких взносов. Жизнь стала легче и спокойнее, а у Джин даже появилась помощница – Джесси Льюарс, пятнадцатилетняя сестрёнка одного из лучших сослуживцев Роберта. Бёрнс иногда издавал свои произведения, но никогда не помышлял зарабатывать на жизнь творчеством.

 

В 1794 году Бёрнс получает приглашение работать в лондонской газете. Какие перспективы! Появится возможность писать, встречаться с самыми выдающимися людьми столицы, с писателями и поэтами. Можно будет бросить тягостную работу в акцизе, больше читать, бывать в театрах, слушать хороших музыкантов, читать все новые газеты и журналы... Но через три месяца Джин опять должна родить. Невозможно отказаться от постоянной службы и вступить на опасный путь политической журналистики, да и переезд в Лондон с малыми детьми... И он вынужден отказаться. Но он много пишет – и острых политических, и сатирических, и лирических стихов.

Например, помните ли вы эти строки:

 

Давно ли цвёл зеленый дол,

Лес шелестел листвой,

И каждый лист был свеж и чист

От влаги дождевой?

 

Где этот летний рай?

Лесная глушь мертва...

Но снова май придет в наш край –

И зашумит листва...

 

Конец 1795 года и начало 1796 года принесли Бёрнсу тяжелые испытания. В Моссгиле умерла его младшая дочь, а ведь туда её отправили, чтобы она окрепла на свежем деревенском воздухе. Роберт сильно простудился, и его свалил тяжелый сердечный приступ. Он много дней лежал без сознания, бредил, и Джин с Джесси Льюарс по очереди дежурили у его постели. Наступила весна, ему стало немного лучше, но он никак не мог вернуться к своим служебным обязанностям, а это грозило потерей половины жалования (полная катастрофа!). Но нашёлся добрый друг, Адам Стобби. Этот бескорыстный человек всю весну, не жалея времени и не взяв ни гроша за лишнюю работу, выполнял обязанности Бёрнса, давая тому возможность получать полный оклад.

 

Но всё же настал день, когда Роберт вновь начал сочинять стихи. Он спросил у Джесси, какую мелодию та любит больше всего, и написал для неё новые слова:

 

В полях, под снегом и дождём,

Мой милый друг,

Мой верный друг,

Тебя укрыл бы я плащом

От зимних вьюг,

От зимних вьюг.

 

А если мука суждена

Тебе судьбой,

Тебе судьбой,

Готов я скорбь твою до дна

Делить с тобой,

Делить с тобой...

 

У Р. Райт-Ковалёвой я нашла такую информацию:

 

Больше чем через полвека после того, как были написаны эти стихи, у подножья памятника Бёрнсу схоронили на семьдесят восьмом году жизни почтенную мать семейства – миссис Томпсон, урождённую Джесси Льюарс. Как-то прохожие заметили, что по счастливой случайности плита над могилой Джесси даже в самый сильный дождь оставалась сухой.

Мраморный Бёрнс укрывал от непогоды своего верного друга, как когда-то хотел укрыть живой...

 

В этот тяжёлый год Бёрнс, чуть оправившись, начинает работать над сборником шотландских песен, пишет знаменитый «Ночлег в пути»:

 

Меня в горах застигла тьма,

Январский ветер, колкий снег.

Закрылись наглухо дома,

И я не мог найти ночлег.

 

По счастью, девушка одна

Со мною встретилась в пути,

И предложила мне она

В её укромный дом войти...

 

Летом одному из своих друзей он пишет в письме:

 

«Тяжело лежит на мне рука горя, болезни и заботы. Личные и семейные несчастья почти совсем уничтожили ту жизнерадостную готовность, с какой я, бывало, волочился за сельской музой Шотландии. Давайте же покамест хотя бы закончим то, что мы так славно начали».

 

И дальше: 

 

«Боюсь, мой вечно дорогой друг, что эта затяжная, ползучая, изнурительная болезнь, одолевшая меня, остановит мое сердце... Впрочем, надежда – целебное снадобье для человеческого сердца, и я стараюсь питаться ею, как только могу».

 

По настоянию старого знакомого, доктора Максвелла, 4 июля 1796 года Бёрнс приехал в маленький рыбачий посёлок Брау, считавшийся курортным местечком с целебным источником и морскими купаниями. Доктор считал, что Бёрнсу полезно лечить застарелый суставный ревматизм и больное сердце холодным купаньем, верховой ездой и стаканом портвейна «для размягчения суставов». Злосчастный доктор называл болезнь Бернса «летучей подагрой» и даже не подозревал, что просто убивает своего друга. Бёрнс очень тяжело переносил такое «лечение».

 

Поэт с печалью думал о своей семье – каково-то будет им, когда его не станет? Джин опять ждала ребёнка. Эта озабоченность сквозила во всех написанных им в это время письмах. Он просил брата позаботиться о его жене и детях, передавая ему небольшую сумму денег для этой цели. В последнее время они с Гилбертом мало общались и плохо понимали друг друга. Помнил ли брат о долге, ведь Роберт отдал ему приличную сумму денег после выхода своей книги в Эдинбурге и никогда не напоминал об этом? И вспомнит ли, когда Джин останется одна? Бёрнс никогда не лгал ни другим, ни себе: жить ему оставалось недолго. Тяжело об этом писать... И вряд ли мне удастся сказать лучше, чем его биографу Р. Райт-Ковалёвой:

 

Как прекрасна жизнь и как трудно жить!.. Но он никогда не ныл, не жаловался. Никогда не думал о будущем как о туманной розовой дали, которая, может быть, даст людям блаженное отдохновение. Нет, он точно и уверенно предсказывал: «Настанет день, и час пробьёт, когда уму и чести на всей земле придёт черёд стоять на первом месте».

Он сделал для народа всё что мог. Он старался сохранить его язык, его песню, рассказать о его земле и о его лучших сыновьях и дочерях – о тех, кто эту землю бережёт, кто на ней работает.

«Тот, кто делает всё, что может, когда-нибудь сделает ещё больше», – писал он когда-то.

Он мог бы сделать ещё гораздо больше, если бы ему помогли, если бы его поддержали, ободрили.

 

18 июля Бёрнс вернулся домой. Джин и Джесси едва узнали его – так он изменился. Они сразу уложили его в постель, он тут же потерял сознание. Прибежали доктор Максвелл, хозяин квартиры, брат Джесси – Джон Льюарс... Когда Роберт очнулся, он написал письмо отцу Джин, умоляя его не оставлять её одну – она вот-вот должна была родить. Джин ни на минуту не отходила от его постели.

 

Перед рассветом 21 июля она попросила Джесси привести детей, проститься с отцом. В пять утра его не стало. Ему было всего 37 лет. Джин сама закрыла ему глаза. Не смотря ни на что, она знала, что у неё было только две настоящие соперницы. Его Родина и его Муза.

 

Похороны прошли 25 июля, очень торжественно, с участием регулярных войск, с оружейным салютом... Джин не могла проводить мужа, потому что именно в этот момент она родила ему ещё одного сына. В доме не было ни пенни в самом буквальном смысле этого слова, и перед возвращением Гилберта в Моссгил она попросила у брата своего мужа немного денег взаймы. Тот подал ей один шиллинг, сердечно попрощался и записал в разграфлённой книжечке: «Один шиллинг – в долг вдове брата».

 

Друзья Бёрнса немедленно организовали по подписке сбор средств для семьи поэта, сумма собралась значительная, и Джин никогда больше не пришлось просить денег в долг.  

 

 

  

 

 
         
  Мавзолей Р. Бёрнса    Монумент Р. Бёрнса в Дамфризе   
 

 Мавзолей Р. Бёрнса в Дамфризе

 

Монумент Р. Бёрнсу в центре Дамфриза (скульптор Амелия Хилл) 

 
         
 

 

Монумент Р. Бёрнсу в Лэйсе

 
  Монумент Р. Бёрнсу в Стерлинге   Монумент Р. Бёрнсу на Бернард-стрит в Лэйсе (скульптор Д. В. Стивенсон)  
     
 

 

 
 

Мне хотелось бы отметить, что о Бёрнсе было написано много. Его жизнь начали описывать сразу же после его смерти. И что же? Во всех вариантах XIX века он представал пьяницей и повесой. Никто не написал, каким он был тружеником, какая тяжёлая у него была жизнь, какая тонкая страстная душа, какое ценное литературное наследие он оставил. И только настоящим учёным, таким как профессор Джон Деланси Фергюссон, уже в XX веке удалось открыть миру настоящего Бёрнса. Сравните: По мнению биографов XIX-го века – одной из причин ранней смерти Бёрнса было неумеренное употребление алкоголя. Историки XX-го века считают, что Бёрнс скончался от последствий тяжёлого физического труда в молодости и врождённого ревмокардита, который в 1796 году был усугублён перенесённой им дифтерией. Ещё при жизни поэт боялся именно такого предвзятого подхода.

 

На русском языке было написано несколько неплохих биографических очерков, но только одна подробная биография, опиравшаяся в первую очередь на письма и документы, а также на труд Дж. Д. Фергюссона, Это так охотно цитируемая мной книга Р. Райт-Ковалёвой, вышедшая в серии ЖЗЛ.

 

Отдельно следует сказать о русских переводах стихов поэта. Его переводили достаточно много. Но Тургенев, большой поклонник Поэта, считал, что ни один перевод не передаёт поэтического совершенства Бёрнса. «Своего» переводчика в России Поэту пришлось ждать почти 100 лет. Им стал С. Я. Маршак. Именно благодаря ему Бёрнс оказался любимым поэтом советских читателей. И сегодня его переводы радуют наши сердца, хотя Маршак не следовал дословно за оригиналом – он сумел найти эквивалент самому духу поэзии Бёрнса. Не все специалисты довольны таким приёмом, но именно в этих переводах Бёрнс сразу и навсегда вошел в нашу жизнь.

 

Александр Твардовский писал: «Маршак сделал Бёрнса русским, оставив его шотландцем».   

 

 
         
 

 

 

Использованные источники: 

  1.  Рита Яковлевна Райт-Ковалёва «Роберт Бёрнс»: Молодая гвардия; Москва; 1965, Жизнь замечательных людей, выпуск 297.
  2.  Роберт Бёрнс в переводах С. Маршака разных изданий.
  3. Wikipedia.
  4. Wikimedia
 
         


Комментарии:
Поделитесь с друзьями ссылкой на эту статью:

Оцените и выскажите своё мнение о данной статье
Для отправки мнения необходимо зарегистрироваться или выполнить вход.  Ваша оценка:  


Всего отзывов: 4 в т.ч. с оценками: 4 Сред.балл: 5

Другие мнения о данной статье:


Мирна [22.02.2011 12:21] Мирна 5 5
Алюль, как интересно ты пишешь! Спасибо тебе огромное за твой труд. Мне очень понравилось, просто замечательный очерк.

Оксаночка [23.02.2011 14:48] Оксаночка 5 5
Спасибо за прекрасную возможность открыть для себя русского шотландца Бернса))))

whiterose [28.02.2011 09:41] whiterose 5 5
Алюль, ты прирожденный биограф! Браво!

Ирэна [19.10.2011 20:34] Ирэна 5 5
Алюль, это изумительная статья...Перечитывала - в третий раз, все с тем же удовольствием.Спасибо!

"Зачем певец, лишённый в жизни места,

Так чувствует всю прелесть этой жизни?"
Это же можно с полным правом сказать и о самом Бернсе.

Список статей в рубрике:
01.11.23 00:11  Джеймс Макферсон: гений национального возрождения или гениальный мошенник?   Комментариев: 7
28.01.22 10:23  ШОТЛАНДСКИЕ СКАЗКИ И ЛЕГЕНДЫ. Томас-Рифмач и Королева фей   Комментариев: 5
11.10.20 08:03  Джонни Армстронг и коварство короля   Комментариев: 4
11.10.20 07:58  Песни на стихи Роберта Бернса   Комментариев: 6
18.07.20 16:17  Кинмонт Вилли и Смелый Баклю   Комментариев: 3
02.11.18 08:39  ШОТЛАНДСКИЕ СКАЗКИ И ЛЕГЕНДЫ. Морег и водяной конь   Комментариев: 11
20.11.13 20:35  ШОТЛАНДСКИЕ СКАЗКИ И ЛЕГЕНДЫ. Ох уж эти Родерики…   Комментариев: 3
04.06.12 02:25  Катти Сарк и Тэм О`Шентер   Комментариев: 4
24.01.12 12:19  МакБет - не злодей   Комментариев: 5
30.11.11 10:53  ШОТЛАНДСКИЕ СКАЗКИ И ЛЕГЕНДЫ. Принц и дочь великана   Комментариев: 5
21.11.11 12:46  Алюль: "В него нельзя не влюбиться"   Комментариев: 7
13.07.11 15:41  ШОТЛАНДСКИЕ СКАЗКИ И ЛЕГЕНДЫ. Золотое Деревце и Серебряное Деревце   Комментариев: 7
16.02.11 09:43  Бернс. Первая рецензия   Комментариев: 1
13.02.11 19:26  Музыка его стихов...   Комментариев: 4
12.02.11 22:41  Бард Каледонии   Комментариев: 4
12.07.11 19:00  Бернс и его любимые женщины   Комментариев: 2
17.10.10 16:45  Крошка Вили Винки   Комментариев: 1
27.05.10 20:48  Аласдер Грэй - жизнь в потоке сознания   Комментариев: 5
20.05.10 18:06  Певец Шотландской истории (часть третья)   Комментариев: 7
19.05.10 04:35  Певец Шотландской истории (часть вторая)   Комментариев: 5
17.05.10 12:38  Певец Шотландской истории (часть первая)   Комментариев: 5
07.05.10 22:36  Ветер, ивы, мужская психология и мечты   Комментариев: 5
21.01.10 14:31  Несколько слов о современной литературе   Комментариев: 1
Добавить статью | Little Scotland (Маленькая Шотландия) | Форум | Клуб | Журналы | Дамский Клуб LADY

Если Вы обнаружили на этой странице нарушение авторских прав, ошибку или хотите дополнить информацию, отправьте нам сообщение.
Если перед нажатием на ссылку выделить на странице мышкой какой-либо текст, он автоматически подставится в сообщение