Джулия рыдала перед зеркалом. Всхлипывала, давилась, шмыгала носом. Ей было жалко себя.

Снова все повторяется. Чертово тело. Как плохо на нем заживали царапины и синяки. Сейчас вместе с новыми легко было различить старые отметины. Они розоватые, неровные. Новые же красные и глубокие. Точные. В некоторых местах видны дорожки крови. Джулия не трогала их, не кричала «Как же так? Что случилось?», а совсем неприлично вытерла ладонью нос и взяла вату. Привычно намочила ее под краном и по очереди прижала к местам, где была кровь.

Она проснулась, когда «кровотечение» уже закончилось, поэтому воды хватило, использовать какой-нибудь высокоградусный напиток не потребовалось.

Закончив, Джулия надела лифчик и взяла ножницы. Сунула пальцы в кольца и развела их. Рыдания закончились, глаза жгло, но на мозг жар вроде бы не распространился.

– Меня просто пугает неизвестность и все... Если бы это был кот, или я сама царапала себя ногтями... Это было бы так здорово, – глаза защипало ещё больше, и Джулия закрыла их, чтобы не расходовать соленую жидкость – слезы. Попытки убедить себя не принесли успеха, поэтому девушка продолжила:

– И если бы я ночью ходила, царапалась о косяки... Или о кровать, когда ворочаюсь.. Боже, это было бы просто замечательно, – Джулия смотрела на ножницы и пыталась понять, зачем взяла их.

А потом, переполняемая страхом, отчаянием и уверенностью, что все пройдет, порезала себе волосы. Слез не удалось сдержать, как и мыслей о том, что «она все равно хотела сходить в парикмахерскую».

Миссис N, старушка из соседнего дома, остановила Джулию, когда та выходила из супермаркета с кучей тяжелых пакетов. Лицо от переносимой тяжести покрылось багровыми пятнами, пот тек, как холодная вода из крана. Руки болели, спина тоже. А ещё Джулия боялась поскользнуться.

– Милая Джулия! Привет, дорогуша! – Казалось, что на лице Миссис N испытывали разные виды косметики.

– О, дорогая Миссис N, как поживаете? – Джулия на секунду закрыла глаза, а когда открыла, то миру явилась добрая и понимающая женщина, которая никуда не спешит и вообще чувствует себя прекрасно.

– А как может поживать такая девушка, как я? Конечно, прекрасно! – Старушка расхохоталась. А потом, увидев, как Джулия скалится в ответ, всполошилась: – Детка, что-то не так? Тебе не тяжело?

– Конечно, нет, – мило ответила Джулия и мысленно попрощалась с руками. Также представила, как будет звать на помощь, просить прохожих довести ее до родителей, которые окажут ей помощь.

– Ты слышала, что молодой Патрик пригласил Лидию в театр?...

...Когда они закончили, Джулия повернулась, не веря, что ещё может это делать, и сказала:

– Старая карга.

В спину девушки миссис N проворковала:

– Ты что-то сказала, милая?

– Доброго дня, – Джулия обернулась и улыбнулась.

Быть хорошей девочкой – значит, быть в шлеме, броне и с самым мощным оружием в руках. Ты спокойная, послушная, интеллигентная, всегда в углу, на тебя никто никогда не подумает ничего плохого. Ты пуленепробиваема и свободна, ибо на тебя махнут рукой со словами «она не сделает ничего плохого». Джулия любила опровергать эти слова. Естественно, ее близкие об этом не знали. Они продолжали верить «хорошей девочке».

В жизни, как в карточной игре, никогда не бери лишних карт, рискуй, только тогда ты сможешь получить своего козырного короля. (Джулия Мэтисон)

Когда Джулия оказалась с Заком, то с сожалением вспомнила о Миссис N, разговоре с ней и супермаркете за спиной девушки-старушки. Там бы она смогла приобрести красную помаду, которая вот в эту чертову минуту очень помогла бы. Придала уверенность, ведь всем женщинам воск и эмоленты помогают казаться крутыми и независимыми. Или же помадой Джулия написала бы на животе что-то вроде «Невинна. Не трогать. Не отдаваться». Для себя, чтобы не потерять голову. Потому что, черт возьми, Мэтисон очень беспокоилась насчет своих намерений относительно Зака. Он не такой, как остальные.

Он лучше. Его взгляд... Такой, от которого в животе бушевали бабочки-мутанты, а трусики напоминали о себе (если вообще были).

О, Джулия прекрасно разбиралась в таких взглядах мужчин. Именно после появления в ее жизни их обладателей ее баланс целомудрия тела и разума оказывался под серьезной угрозой.

Заку нравилась Джулия, а Мэтисон хотела беглого заключенного в этот Рождественский день. Ее желание обладать им подразумевало все те чувства, которыми располагает влюбленная женщина: она восхищалась его личностью (насколько смогла узнать), испытывала симпатию, страх перед его моральной и физической силой. Она была готова совершить тот шаг, который все ее подруги и знакомые давно сделали. Вы совершенно не знаете Джулию, если подумали, что она отдалась бы парню, имевшему всего пару кубиков пресса на животе, к которым хотелось присосаться, как к сладкому леденцу. Джулия такой не была.

– Ты ведь не собираешься больше в тюрьму, Зак? – Джулия в белом девственном платье была похожа на ангела. Ангелом падшим делали Мэтисон ее желания и недобрый блеск глаз.

– Джулия, помолчи, – мужчина, которому несколько лет подружкой служила рука, смотрел на прекрасную женщину и не мог поверить, что она – взглядами и жестами – уже дала разрешение на то, что делается ночью, в темноте, в кровати, с тем человеком, о котором оповещено государство. Джулия с Заком нарушали все правила секса. Зак поморщился, когда в мыслях промелькнуло это слово, оно категорически не подходило к Джулии. «Любовь, занятия любовью» – да, это то, что стоит употреблять.

– Я не собираюсь молчать в свой первый раз!

– ...?!

Глядя на реакцию Зака, Джулия отметила, что, несмотря на все беседы, которые они пережили с Бенедиктом, сейчас в воздухе витает неловкость и страх.

– Так и собираешься стоять? Знаешь, меня раздражают эти моменты в любовных романах. Мужчины ведут себя как...

– Джулия, – Зак говорил тихо и проникновенно, как ребенок, восторг которого выразился в криках и сейчас он шепчет от переизбытка эмоций, – Это будет лучший подарок в моей жизни. Я прошу тебя дать мне возможность сделать это праздником и для тебя.

Мэтисон поняла все правильно, поэтому отвечать не стала, что уже стало согласием с просьбой Бенедикта. Она, не отрываясь от его лица, расстегнула молнию сбоку платья, и оно съехало по женственному телу на пол. На девушке, встретившей, наконец, достойного мужчину, остались только духи – ноты жасмина, сандала и ванили.

Глазами Зак смаковал Джулию медленно, как праздничный обед от любимой жены. Сначала во взгляде любовника читалось восхищение и желание, а потом он увидел царапины. Джулия ждала этого.

– У моей кошки началась течка, а я не выпустила ее на улицу.

Бенедикт следовал принципу «Теперь она со мной – с ней ничего не случится», поэтому Мэтисон не подверглась дурацким вопросам. Зак снял штаны и рубашку, в отличие от Джулии он носил нижнее белье.

Молодая учительница закрыла глаза, представив, как это великолепное тело будет принадлежать ей. И лучше бы она этого не делала. Перед глазами возник образ мужчины, которого она сотни раз видела во снах. Он обитал в ее голове и не собирался менять место жительства. Он был рассержен. Нет, он был чертовски зол. Джулия никогда его таким не видела, обычно его глаза были голубыми, как небо после дождя, сейчас же они метали красные молнии.

Мэтисон отогнала от себя этот бессмысленный образ, она не позволит какому-то выдуманному мужчине помешать ей лишиться девственности.

Зак подошел и опустил Джулию на шкуру перед камином. Он страстно, с языком целовал ее шею, оставлял влажные дорожки. Он облизал каждый сантиметр ее груди, накрыл губами соски и чуть прикусил их, добавляя обязательный ингредиент в их грешный коктейль – боль. Когда он развел ее ноги и добрался до живота, наполнил впадинку живота языком, Джулия ощутила резкую боль и вскрикнула. Зак подумал, что это от наслаждения. Ему нравилось доминировать, приносить удовольствие обоим партнерам. Он хотел поцеловать

прекрасную Мэтисон там, где никто никогда не бывал, и он уже начал спускаться... Но внезапно крепкая хватка пальцев Джулии на его плечах остановила его. Зак не стал настаивать и послушно поднялся, расположив таз на одном уровне с цветком страсти Мэтисон.

Когда пальцы и язык Зака перестали пребывать в пугающей близости с подтверждением девственности Джулии, боль отпустила девушку, и она смогла выдохнуть. Тупая, тупая боль!

Джулия разозлилась, что она с Заком в шаге от конца спектакля, хоть Бенедикт даже не подозревает об этом. К глазам подступали слезы, она снова не может. В голове девушки начали доминировать мысли о ее недееспособности, фригидности, бесполезности... Она начала сомневаться, все ли мужчины, «с которыми не получилось», были такими недостойными и плохими, как говорила себе Джулия? Все дело в ней.

Нет.

«С Заком все получится, либо я умру» – решила Джулия и шире расставила ноги.

– Зак, прошу! Скорее, сделай это.

Мужчина оторвался от шеи учительницы и, тяжело дыша, одной рукой начал лишать свое тело ткани, создающей преграду для секса. Заку он нужен был как глоток свежего воздуха, а если честно, то он не хотел думать над причинами – ему просто хотелось. Джулии же ждала самоутверждения от предстоящего спаривания.

Настало время «основного действия».

Вступление кончено, начинается новый уровень. Девушка, чье тело не переставала рвать нитка накаляющейся боли, почувствовала твердый, горячий член у влагалища:

– Не бойся, Джулия...

Зак не успел ничего сделать. Джулия закричала. Так, что от бокалов оставались лишь осколки, а Зак закрыл уши и инстинктивно старался как можно дальше оказаться от разрывающего звука.

Человек не мог видеть, как вместе с криком тело Джулии исчезает. Теряет материальность, растворяется. Этот мир лишался его.

Зато приобретал другой мир, тот, к которому изначально принадлежала Джулия. Он потерял ее на несколько тысяч лет, хотя сама Джулия охарактеризовала это время как «двадцать шесть лет». Столько она пробыла в заключении у Земли. И просить, умолять вернуться в него было невозможно. Не все зависит от наших желаний.

Уже не Мэтисон, Джулия, открыла глаза и увидела Ареса. Женщина расправила плечи и осмотрела себя, приказав появиться платью на голом теле. Ей нужно было знать, какое обличье она приняла после перемещения. Она осталась такой же, какой была в мире людей и их предрассудков, с тем различием, что теперь она богиня. По праву и рождению.

– Оставь мою память, не старайся стереть ее! – Арес заработал рассерженной взгляд и тон, не терпящий возражений. Это могла позволить себе только Джулия, спутница Бога войны.

– Афро! – видимо, Арес отвык от такого обращения. То, что его пара все вспомнила и расставила по полкам, его не удивляло – сознание и возможности Джулии были приуменьшены только в человеческом теле.

– Называй меня Джулия, – девушка подняла брови и усмехнулась. Она дома. Интриги, родные, даже Арес – она ужасно соскучилась. Хоть именно он и наказал Джулию: заключил ее в тело человека.

– Именно поэтому я сотру твою память! – даже вечные войны и сражения не выводили Ареса из себя так, как Афро, – Ты забудешь позор, которому подверглась. Ты не будешь помнить свою человеческую жизнь, – когда речь зашла о людях Арес презрительно усмехнулся.

– Но забудешь ли ты, Арес, как жестоко наказал меня? Твоя гордыня была так сильна, что твоей любви не хватило сил, чтобы спасти меня. А твоего могущества не хватит на то, чтобы снова вернуть мое доверие. – Джулия попыталась вспомнить лица Джеймса и Мэри, братьев, но перед глазами возникали лишь смутные образы. Арес, чертов ревнивец.

– Ты перешла все границы, позволив себе умолчать о твоем будущем, в котором ты изменила мне с человеком, – Бог войны казался собранным и спокойным, как и подобает быть мужчине, чье могущество, что бы ни говорила Джулия, поистине неограниченно, – Я хотел убедиться, что ты была бы мне верна, даже ничего не помня обо мне. Я ошибался.

– Зачем ты напоминал мне о себе – оставлял царапины и являлся в те моменты, когда я могла разорвать нашу связь? – Джулия сбавила тон и подумала, что правила в Верхнем мире ни к черту – все выяснения отношений, разговоры проходят после наказания.

Ответа не последовало. Боги не говорят о любви вслух.

– Арес, – Джулия обошла Ареса и прикоснулась к напряженной спине, – Прости меня... Такова моя натура. И я нужна тебе такой. Ты любишь войны, сражения, противостояния, я твоя личная война, мой бог.

– Афро, – утверждение. Она рядом. Он ждал ее тысячи лет.

– Да, твоя Афро, – Джулия закрыла глаза и попрощалась с Заком – Арес забирал у нее его образ, она прощалась с людьми, которых знала, и своим временным именем. Арес оставит ей только память о том, что она была наказана, ничего больше.

В этом мире не нужно быть хорошей девочкой, чтобы выжить... Хм, «хорошая девочка» – откуда ей пришло это словосочетание?..